Вмиг стало легче, а извне словно полился поток бодрости и силы. В какую-то секунду даже показалось, что он ласково провёл ладонью по моим волосам, однако я тут же тряхнула головой. Нет, этого просто не может быть.
— Спасибо, — непослушными губами прошептала, упорно глядя в пол.
Городовой не ответил. Ладони исчезли. Комментировать произошедшее он, кажется, не торопился. Это и радовало, и заставляло напрячься. В конце концов, я не выдержала:
— Что это было?
— Хотел бы я знать.
Ответ привёл меня в ступор. То есть, как… хотел бы? То есть… не знает?
Я всё же подняла голову и внимательно на него посмотрела. Однако Городовой даже и не думал насмехаться. Его вид был предельно серьёзен. Это удивило ещё больше.
За окном ударил гром. Ослепительная молния рассекла небо пополам. Повисшая тишина вдруг начала давить физически. Я вздохнула.
— Спросишь у Азова, — внезапно резко сказал Городовой. — Это пришло оттуда. В городе таких существ нет.
Я нахмурилась. Как-то с Азовом видеться не особо и хотелось. Хотя, пожалуй, другого выхода не было. Если эта гадость действительно вышла из моря, то…. Я передёрнула плечами. Не хочу об этом думать. Ненавижу море.
— Вы пришли среди ночи же не для того, чтобы спасти меня от неведомого гостя? — произнесла я куда резче, чем планировала.
Губы Городового внезапно тронула едва заметная улыбка.
— О, да.
Я сразу даже не поверила услышанному. Неужели проскочили довольные нотки? Однако стоило только на него глянуть, и сразу стало ясно: все шуточки закончены. Сейчас будет серьёзный разговор.
— Самочувствие ничего? — лениво бросил он и тут же продолжил, не дожидаясь ответа: — Пора взяться за работу. Сегодняшняя ночь для многих оказалась последней. А поскольку этот бездельник Грабар укатил, то придётся общаться напрямую.
— Не такой уж и бездельник, — буркнула я, защищая напарника и собираясь с мыслями.
Кстати, занятное дело. Городовой мог незлобно ругать Грабара, но никогда и словом не обмолвился о его буйной родственнице-одесситке. Интересно, это неспроста или как?
— Что произошло?
— Пять смертей во сне, — сухо сообщил он. — Пошли, слушать землю и держать шаги — твоя работа.
— Я… — начала было, но от меня только отмахнулись.
— Не промокнешь.
И он подошёл к балконной двери. Распахнул её настежь, потом посмотрел на меня и чуть криво улыбнулся. Сделал приглашающий жест рукой.
Ничего не оставалось, как встать, гордо расправить плечи и принять приглашение. Кстати, с запозданием я отметила, что моё обычное желание придушить эту заразу сейчас находится где-то в самом тёмном уголке сознания.
Внезапно образовался узкий тоннель, словно кто-то поставил огромную пластиковую трубу, которую огибали капли дождя, не смея просочиться внутрь.
«Ишь ты, пижон, — подумала я. — Не хочешь ножечки промочить! Ну и… всё остальное тоже».
Городовой двинулся вперёд. Я — следом. Глянула вниз, и сердце на мгновение замерло. Всё же… Ночь… Спящая улица Суворова. Листва, вымытая дождём. И холодный ветер, пробирающий до костей.
Я бросила на Городового злобный взгляд. Сволочь. Мог бы дать пару минут накинуть рубашку. Всё же все уже умерли, а мне как-то утром встать с заложенным носом не улыбается.
Мой взгляд не остался незамеченным. Это ощущалось буквально кожей. Городовой с невозмутимым видом шагал рядом, сложив руки за спиной. Светлые волосы едва-едва шевелил ветер.
— Ты меня так ненавидишь, что прям немного неловко. Откуда столько страсти, Колесник? — ровно прозвучал его голос, однако показалось, что меня ударили кулаком в солнечное сплетение.
Я задохнулась. Но потом взяла себя в руки. Ничего особенного. Просто штучки Городового. Проверяет. Смотрит. Играет. Ухмыляется.
— Мне не за что вас любить, — прямо сказала я, глядя себе под ноги.
Невероятно, ступни парили в нескольких метрах над бетонами плитами, клумбами и скамейками.
— Это нормально, — ни капли не смутился Городовой. — Хоть и обременительно.
Я подозрительно покосилась на него. Как пить дать — издевается. А у меня даже сейчас нет ни сил, ни желания вцепиться в него и вытрясти всю душу. Грабар бы сказал, что холодный разум наконец-то восторжествовал над моими неуёмными эмоциями. Однако я чувствовала, что это не так. И всё же…
— Первая жертва — студент кораблестроительного университета, — вдруг резко перевёл он тему, и дождь усиленнее застучал по крышам домов.
Меня окутал холод, а внутри цепкими пальцами всё сжал страх.
Внизу пробегала серая прямая дорога. Машины, вздымая море брызг, проносились вперёд, сверкая жёлтыми фарами. Внезапно. Ночь, а люди не спят.
— Девятнадцать лет, — продолжил Городовой. — Евгений Столярский. Первый курс, факультета кораблей и океанотехники.
Мы миновали Морскую академию. Памятник Фёдору Фёдоровичу Ушакову на миг шевельнулся, проводил нас тёмным взглядом. У меня по спине невольно пробежала дрожь. Пришлось сделать глубокий вдох. Ушаков — не моя парафия. Тут уж местные чувствуют его лучше. Моё — это Суворов. Кто смотрит на твой дом, тот и руководит душой.
— В комнате он был один. Дежурный клянется, что никого на этаже не было, — глухим голосом продолжил Городовой.
Мы прошли над площадью Свободы. На мгновение я задержалась, залюбовавшись ночной подсветкой возле здания облгосадминистрации. Но тут же поспешила за Городовым. Тот явно ждать не будет.
— Как же его нашли? — тихо спросила я.
— Сосед зашёл в комнату, — хмуро ответил Городовой. — Он же и поднял шум. Столярский лежал на спине, сложив руки на груди. В пальцах была зажата карта.
Я приподняла бровь:
— Карта?
В пространстве едва различимым серебристым светом замерцали ступени. Мы спустились по ним прямо к деревянным дверям кораблестроительного университета. Хотя, если быть точнее, то в Херсоне находился филиал Николаевского Университета Кораблестроения. Однако в просторечии его именовали «корабелкой» и не особо вдавались в подробности.
Рука Городового легла на ручку двери: большую и вытянутую, с конусообразными набалдашниками. Ветер рванул кроны деревьев, раскачал, словно в безумном танце.
Я нахмурилась:
— Зачем в университет? Сейчас приедет полиция. К чему задерживаться?
— Полиция уже там, — ровно ответил он и, открыв дверь, нырнул внутрь. — Идём.
Возражения явно слушать не собирались. А у меня как-то не оставалось желания торчать под дождём. Ведь стоило только Городовому оказаться в холле университета, как исчез защитный купол, и все прелести ливня я ощутила от и до.
В университете было тихо. Темно. Кто станет сидеть ночью в августе в учебном заведении? Во всяком случае, сейчас, когда в общежитии все стоят на ушах.
— Слушай, — коротко бросил он.
Я замерла. Почему-то возражать не появилось никакого желания. Чувствовалось, что Городовой знает, как лучше. И сейчас стоит слушаться, а не строить из себя звезду танцпола.
Я пустила в землю прощупывающие импульсы. Они ушли, будто в песок. Нахмурилась, послала импульс посильнее, так, что аж свело сжатые кулаки. И тут же что-то негромко щёлкнуло, а пол под ногами загудел.
Пространство вокруг задрожало, пошло рябью, как вода тихого озера, по которой вдруг пустили несколько камешков детской рукой. Место, где я стояла, стало ярко-красным, ступни обожгло. В воздухе появились аквамариново-голубые разводы — извилистые, непостоянные, струящиеся словно вода. Появился запах соли, смешанный с какой-то гнилью.
Кто бы здесь ни проходил, следы он оставил. Явно не человек. Возможно, существо, сходное с тем, что было у меня в квартире. Однако я тут же заколебалась: стоит ли такое говорить? Может, после произошедшего мне это только кажется? Всё же впечатлило неслабо.
Городовой взмахнул рукой. Его ладонь прошла горизонтально над полом, словно рассекая воздух. Миг — меня ухватил чудовищный водоворот и утянул прямо в себя. Перед глазами замелькали картинки: вечер, включенная настольная лампа, разбросанные мелкие красные бусинки. Чуть поодаль — кровать, на которой, укутавшись в плед, лежит женщина.
Вдох. Смена картинки — подъезд, разбитая лампочка, запах сырости. Лежащий на спине человек. Мужчина. Только не разобрать какого возраста. Щелчок — мальчишка лет девяти. В детской комнате на полу рассыпались игрушки, а их хозяин лежит прямо на коврике, так и не добравшись до кроватки. И ещё — хрупкая девушка в кружевном бельё. Прямо на кровати, только та почему-то не расстелена. Кажется, просто не успели.
Аквамариновые змеящиеся линии прочертили пространство и метнулись влево по коридору — к общежитию. Следы существа звали, манили за собой. Я сделала маленький шажок. Городовой остался за спиной. Руку он так и не опустил. Словно удерживал рассечённое пространство и не давал ему схлопнуться.
Я оказалась в тёмной комнатке. Две кровати, тумбочка, большое окно. На подоконнике зарядка от телефона. На тумбочке возле кровати — ноутбук. Сквозь меня вдруг прошла туманная фигура человека в полицейской форме. Послышались приглушённые голоса.
Я сообразила, что Городовой наложил одну реальность на другую, давая возможность мне увидеть жертву, но без вмешательства в дела полиции.
Жертва. Темноволосый мальчик в одних джинсах. Руки сложены на груди. Пальцы окровавлены. Между ними зажата карта. Хм, больше игральной, уж ближе к Таро. Я присмотрелась. Нет, это всё только кажется. На самом деле всё не так.
У карты рубашка — фиолетово-чёрная, с россыпью звёздной пыли. И пусть другие не замечают, но я вижу это вязкое мерцание, потустороннее. А ещё прекрасно помню руки, которые держали подобные этой карте несколько лет подряд.
Мне стало дурно. Карта была из колоды Грабара.
I got shot with the sweetest gun
I have it all, all in one
No broken hearts, no bad romance
Why should I love when I can have fun
With my ladyboy.
Lindemann «Ladyboy»
Грабар сидел в кафе возле Оперного театра.
Ветер пробирал до костей, однако уходить с летней площадки не хотелось. Слева умиротворяюще журчал фонтанчик. Рядом за столиком сидела дородная дама в синем платье и пыталась угомонить расшалившихся близнецов, кажется, ещё не достигших и пятилетнего возраста. При этом не отрывая от уха руки с мобильником. Дети слушались с переменным успехом и шумно гоняли вокруг дамы в кошки-мышки.
Настроение у Грабара было отвратнейшим. Он приехал к ночи, тётушка вывалила ворох ненужной информации, закормила до одури и отправила спать. Снилось что-то странное, только вспомнить не получалось. Кто-то плакал — тихо, отчаянно, безысходно. Во сне от этого плача по коже бежали мурашки. Но стоило только проснуться — и всё забылось. Лишь осталось мерзкое настроение. Такое же, как и тогда, когда приснилась Тиргатао, входившая в море и просившая помощь у Азова.
Весь день Грабар прозанимался бумажной волокитой, помогая неуёмной родственнице и про себя костеря всех бюрократов.
После работы тётя Сара, окинув Олега внимательным взглядом, поправила очки и сообщила, что его бледный вид делает ей головную боль. Поэтому стоит прогуляться и подышать свежим воздухом.
Грабар не спорил. Одессу он любил. Правда, сегодня что-то было всё не в радость. В связи с этим на столике перед ним стояла стопка холодной водки и стакан сока. Мультивитамин, поц его за ногу. Совершенно некуртуазно и неподобающе статусу. Однако ничего другого не хотелось.
И есть тоже, кстати.
Плач всё ещё стоял в ушах. Казалось, преследовал везде. Но вот понять почему — никак не выходило.
В небе громыхнуло. Грабар поднял голову и посмотрел на затягивающееся тучами небо. Да уж. Ещё под ливень не хватало попасть. Однако всеобъемлющее безразличие и какое-то непонятное оцепенение не давали даже шевельнуться.
Олег вздохнул. Внезапно сильно захотелось домой. Сам не понял почему. Изнутри грызло нехорошее предчувствие, что вот-вот произойдёт что-то очень плохое.
«Надо было в провидцы подаваться, а не в Читающие Сны», — отстранённо подумал Грабар и тут же тряхнул головой, отгоняя странную мысль.
В небе снова громыхнуло.
— Добрый вечер, Олег Олегович, — вкрадчиво прозвучало рядом.
Хриплый низкий голос, от которого вмиг перехватило дыхание.
«Не может быть», — проскочила паническая мысль.
Грабар медленно поднял голову и встретился с задумчивым взглядом карих глаз поверх прямоугольных стильных очков без оправы. Воздух в лёгких неожиданно закончился. Уж кого-кого, а этого человека он встретить тут не ожидал. Точнее, не человека.
— Добрый, — проинёс Грабар натдреснутым тихим голосом, не в силах отвести глаз.
Чех сел напротив. Весь в чёрном: футболка, брюки, туфли. Даже короткий чёрный зонт, висевший на запястье. Ишь, какой предусмотрительный. Хотя дождь мог и не пойти. Всё же город большой. Тут есть, там — нет.
Он выразительно посмотрел на водку, потом снова на Грабара.
— С чего бы это? — спросил лениво, почти безразлично, словно надо было просто что-то сказать. Однако от Олега не ускользнул ни огонёк, зажёгшийся в карих глазах, ни едва заметно поджатые губы.
Но в нынешнем состоянии Грабару было откровенно плевать, что подумает о нём влиятельный господин Следящий.
— Бывает, — неопределённо пожал он плечами. — Рад вас видеть, Эммануил Борисович.
— Врёте, — припечатал Чех, и Грабар вздрогнул.
Самое гадкое было то, что он действительно врал. Видеть Следящего, когда ты к этому не готов, удовольствие ещё то. Вмиг стало стыдно и немного страшновато. Видит насквозь, зараза. И вот что делать?
Грабар глубоко вздохнул, уставился на стакан с соком. Во рту резко появилась непонятная горечь. Говорить не хотелось, а молчать было невежливо.
— Не надо страдать — я не кусаюсь, — неожиданно усмехнулся Чех. — Особенно не собираюсь приближаться к тому, что уже понадкусывала дражайшая Сара Абрамовна.
Грабар оценил шутку, но улыбнуться не получилось.
— Боитесь отравиться? — всё же поинтересовался он.
— Именно, — кивнул Чех и тут же резко перевёл тему: — Что вы знаете о сновиях, Олег?
Отчество отбросил за ненадобностью. Всё же не тот возраст. Да и вообще… словно почувствовал, что Грабар не очень любил такое обращение. Отца он не знал, матери — тоже. Воспитывался бабушкой, а после её смерти — некоторое время жил у дальней родственницы. И только потом — познакомился с Сарой Абрамовной, которая, по сути, была не совсем уж и тёткой. Только пока это не всем следует знать. Особенно, Яне.
Только спустя несколько секунд до него дошло, что поставили вопрос.
— Сновии? — переспросил Олег, словно пытаясь удостовериться, что не ослышался.
Чех кивнул. Значит, не показалось и надо отвечать.
— Сущности на Тропе Снов, — ответил Грабар. — Мерзкие. Только зазеваешься — утянут за милую душу. При этом после знакомства с ними рискуешь не проснуться вообще. Если работать с картами, то опасаться сновиев нужно постоянно. Чуть эмоционально нестабилен — и всё, прибегут мгновенно и будут тянуть силы.
Чех задумчиво постучал кончиками пальцев по крышке стола. Получилось неожиданно гулко и звучно. Грабар подозрительно покосился на него, лишь чуть приподняв бровь, и спросил:
— А что?
Как-то совершенно не верилось, что Следящий не в курсе, кто такие сновии. Однако судя по виду Чеха, он всё же знал недостаточно. Или же удачно прикидывался несведущим.
— Да так… — пространно ответил тот. — А способны ли сновии убить человека? В реальности.
— Что? — Грабару показалось, что он ослышался.
— Спасибо, — непослушными губами прошептала, упорно глядя в пол.
Городовой не ответил. Ладони исчезли. Комментировать произошедшее он, кажется, не торопился. Это и радовало, и заставляло напрячься. В конце концов, я не выдержала:
— Что это было?
— Хотел бы я знать.
Ответ привёл меня в ступор. То есть, как… хотел бы? То есть… не знает?
Я всё же подняла голову и внимательно на него посмотрела. Однако Городовой даже и не думал насмехаться. Его вид был предельно серьёзен. Это удивило ещё больше.
За окном ударил гром. Ослепительная молния рассекла небо пополам. Повисшая тишина вдруг начала давить физически. Я вздохнула.
— Спросишь у Азова, — внезапно резко сказал Городовой. — Это пришло оттуда. В городе таких существ нет.
Я нахмурилась. Как-то с Азовом видеться не особо и хотелось. Хотя, пожалуй, другого выхода не было. Если эта гадость действительно вышла из моря, то…. Я передёрнула плечами. Не хочу об этом думать. Ненавижу море.
— Вы пришли среди ночи же не для того, чтобы спасти меня от неведомого гостя? — произнесла я куда резче, чем планировала.
Губы Городового внезапно тронула едва заметная улыбка.
— О, да.
Я сразу даже не поверила услышанному. Неужели проскочили довольные нотки? Однако стоило только на него глянуть, и сразу стало ясно: все шуточки закончены. Сейчас будет серьёзный разговор.
— Самочувствие ничего? — лениво бросил он и тут же продолжил, не дожидаясь ответа: — Пора взяться за работу. Сегодняшняя ночь для многих оказалась последней. А поскольку этот бездельник Грабар укатил, то придётся общаться напрямую.
— Не такой уж и бездельник, — буркнула я, защищая напарника и собираясь с мыслями.
Кстати, занятное дело. Городовой мог незлобно ругать Грабара, но никогда и словом не обмолвился о его буйной родственнице-одесситке. Интересно, это неспроста или как?
— Что произошло?
— Пять смертей во сне, — сухо сообщил он. — Пошли, слушать землю и держать шаги — твоя работа.
— Я… — начала было, но от меня только отмахнулись.
— Не промокнешь.
И он подошёл к балконной двери. Распахнул её настежь, потом посмотрел на меня и чуть криво улыбнулся. Сделал приглашающий жест рукой.
Ничего не оставалось, как встать, гордо расправить плечи и принять приглашение. Кстати, с запозданием я отметила, что моё обычное желание придушить эту заразу сейчас находится где-то в самом тёмном уголке сознания.
Внезапно образовался узкий тоннель, словно кто-то поставил огромную пластиковую трубу, которую огибали капли дождя, не смея просочиться внутрь.
«Ишь ты, пижон, — подумала я. — Не хочешь ножечки промочить! Ну и… всё остальное тоже».
Городовой двинулся вперёд. Я — следом. Глянула вниз, и сердце на мгновение замерло. Всё же… Ночь… Спящая улица Суворова. Листва, вымытая дождём. И холодный ветер, пробирающий до костей.
Я бросила на Городового злобный взгляд. Сволочь. Мог бы дать пару минут накинуть рубашку. Всё же все уже умерли, а мне как-то утром встать с заложенным носом не улыбается.
Мой взгляд не остался незамеченным. Это ощущалось буквально кожей. Городовой с невозмутимым видом шагал рядом, сложив руки за спиной. Светлые волосы едва-едва шевелил ветер.
— Ты меня так ненавидишь, что прям немного неловко. Откуда столько страсти, Колесник? — ровно прозвучал его голос, однако показалось, что меня ударили кулаком в солнечное сплетение.
Я задохнулась. Но потом взяла себя в руки. Ничего особенного. Просто штучки Городового. Проверяет. Смотрит. Играет. Ухмыляется.
— Мне не за что вас любить, — прямо сказала я, глядя себе под ноги.
Невероятно, ступни парили в нескольких метрах над бетонами плитами, клумбами и скамейками.
— Это нормально, — ни капли не смутился Городовой. — Хоть и обременительно.
Я подозрительно покосилась на него. Как пить дать — издевается. А у меня даже сейчас нет ни сил, ни желания вцепиться в него и вытрясти всю душу. Грабар бы сказал, что холодный разум наконец-то восторжествовал над моими неуёмными эмоциями. Однако я чувствовала, что это не так. И всё же…
— Первая жертва — студент кораблестроительного университета, — вдруг резко перевёл он тему, и дождь усиленнее застучал по крышам домов.
Меня окутал холод, а внутри цепкими пальцами всё сжал страх.
Внизу пробегала серая прямая дорога. Машины, вздымая море брызг, проносились вперёд, сверкая жёлтыми фарами. Внезапно. Ночь, а люди не спят.
— Девятнадцать лет, — продолжил Городовой. — Евгений Столярский. Первый курс, факультета кораблей и океанотехники.
Мы миновали Морскую академию. Памятник Фёдору Фёдоровичу Ушакову на миг шевельнулся, проводил нас тёмным взглядом. У меня по спине невольно пробежала дрожь. Пришлось сделать глубокий вдох. Ушаков — не моя парафия. Тут уж местные чувствуют его лучше. Моё — это Суворов. Кто смотрит на твой дом, тот и руководит душой.
— В комнате он был один. Дежурный клянется, что никого на этаже не было, — глухим голосом продолжил Городовой.
Мы прошли над площадью Свободы. На мгновение я задержалась, залюбовавшись ночной подсветкой возле здания облгосадминистрации. Но тут же поспешила за Городовым. Тот явно ждать не будет.
— Как же его нашли? — тихо спросила я.
— Сосед зашёл в комнату, — хмуро ответил Городовой. — Он же и поднял шум. Столярский лежал на спине, сложив руки на груди. В пальцах была зажата карта.
Я приподняла бровь:
— Карта?
В пространстве едва различимым серебристым светом замерцали ступени. Мы спустились по ним прямо к деревянным дверям кораблестроительного университета. Хотя, если быть точнее, то в Херсоне находился филиал Николаевского Университета Кораблестроения. Однако в просторечии его именовали «корабелкой» и не особо вдавались в подробности.
Рука Городового легла на ручку двери: большую и вытянутую, с конусообразными набалдашниками. Ветер рванул кроны деревьев, раскачал, словно в безумном танце.
Я нахмурилась:
— Зачем в университет? Сейчас приедет полиция. К чему задерживаться?
— Полиция уже там, — ровно ответил он и, открыв дверь, нырнул внутрь. — Идём.
Возражения явно слушать не собирались. А у меня как-то не оставалось желания торчать под дождём. Ведь стоило только Городовому оказаться в холле университета, как исчез защитный купол, и все прелести ливня я ощутила от и до.
В университете было тихо. Темно. Кто станет сидеть ночью в августе в учебном заведении? Во всяком случае, сейчас, когда в общежитии все стоят на ушах.
— Слушай, — коротко бросил он.
Я замерла. Почему-то возражать не появилось никакого желания. Чувствовалось, что Городовой знает, как лучше. И сейчас стоит слушаться, а не строить из себя звезду танцпола.
Я пустила в землю прощупывающие импульсы. Они ушли, будто в песок. Нахмурилась, послала импульс посильнее, так, что аж свело сжатые кулаки. И тут же что-то негромко щёлкнуло, а пол под ногами загудел.
Пространство вокруг задрожало, пошло рябью, как вода тихого озера, по которой вдруг пустили несколько камешков детской рукой. Место, где я стояла, стало ярко-красным, ступни обожгло. В воздухе появились аквамариново-голубые разводы — извилистые, непостоянные, струящиеся словно вода. Появился запах соли, смешанный с какой-то гнилью.
Кто бы здесь ни проходил, следы он оставил. Явно не человек. Возможно, существо, сходное с тем, что было у меня в квартире. Однако я тут же заколебалась: стоит ли такое говорить? Может, после произошедшего мне это только кажется? Всё же впечатлило неслабо.
Городовой взмахнул рукой. Его ладонь прошла горизонтально над полом, словно рассекая воздух. Миг — меня ухватил чудовищный водоворот и утянул прямо в себя. Перед глазами замелькали картинки: вечер, включенная настольная лампа, разбросанные мелкие красные бусинки. Чуть поодаль — кровать, на которой, укутавшись в плед, лежит женщина.
Вдох. Смена картинки — подъезд, разбитая лампочка, запах сырости. Лежащий на спине человек. Мужчина. Только не разобрать какого возраста. Щелчок — мальчишка лет девяти. В детской комнате на полу рассыпались игрушки, а их хозяин лежит прямо на коврике, так и не добравшись до кроватки. И ещё — хрупкая девушка в кружевном бельё. Прямо на кровати, только та почему-то не расстелена. Кажется, просто не успели.
Аквамариновые змеящиеся линии прочертили пространство и метнулись влево по коридору — к общежитию. Следы существа звали, манили за собой. Я сделала маленький шажок. Городовой остался за спиной. Руку он так и не опустил. Словно удерживал рассечённое пространство и не давал ему схлопнуться.
Я оказалась в тёмной комнатке. Две кровати, тумбочка, большое окно. На подоконнике зарядка от телефона. На тумбочке возле кровати — ноутбук. Сквозь меня вдруг прошла туманная фигура человека в полицейской форме. Послышались приглушённые голоса.
Я сообразила, что Городовой наложил одну реальность на другую, давая возможность мне увидеть жертву, но без вмешательства в дела полиции.
Жертва. Темноволосый мальчик в одних джинсах. Руки сложены на груди. Пальцы окровавлены. Между ними зажата карта. Хм, больше игральной, уж ближе к Таро. Я присмотрелась. Нет, это всё только кажется. На самом деле всё не так.
У карты рубашка — фиолетово-чёрная, с россыпью звёздной пыли. И пусть другие не замечают, но я вижу это вязкое мерцание, потустороннее. А ещё прекрасно помню руки, которые держали подобные этой карте несколько лет подряд.
Мне стало дурно. Карта была из колоды Грабара.
Глава 3. Ледибой
I got shot with the sweetest gun
I have it all, all in one
No broken hearts, no bad romance
Why should I love when I can have fun
With my ladyboy.
Lindemann «Ladyboy»
Грабар сидел в кафе возле Оперного театра.
Ветер пробирал до костей, однако уходить с летней площадки не хотелось. Слева умиротворяюще журчал фонтанчик. Рядом за столиком сидела дородная дама в синем платье и пыталась угомонить расшалившихся близнецов, кажется, ещё не достигших и пятилетнего возраста. При этом не отрывая от уха руки с мобильником. Дети слушались с переменным успехом и шумно гоняли вокруг дамы в кошки-мышки.
Настроение у Грабара было отвратнейшим. Он приехал к ночи, тётушка вывалила ворох ненужной информации, закормила до одури и отправила спать. Снилось что-то странное, только вспомнить не получалось. Кто-то плакал — тихо, отчаянно, безысходно. Во сне от этого плача по коже бежали мурашки. Но стоило только проснуться — и всё забылось. Лишь осталось мерзкое настроение. Такое же, как и тогда, когда приснилась Тиргатао, входившая в море и просившая помощь у Азова.
Весь день Грабар прозанимался бумажной волокитой, помогая неуёмной родственнице и про себя костеря всех бюрократов.
После работы тётя Сара, окинув Олега внимательным взглядом, поправила очки и сообщила, что его бледный вид делает ей головную боль. Поэтому стоит прогуляться и подышать свежим воздухом.
Грабар не спорил. Одессу он любил. Правда, сегодня что-то было всё не в радость. В связи с этим на столике перед ним стояла стопка холодной водки и стакан сока. Мультивитамин, поц его за ногу. Совершенно некуртуазно и неподобающе статусу. Однако ничего другого не хотелось.
И есть тоже, кстати.
Плач всё ещё стоял в ушах. Казалось, преследовал везде. Но вот понять почему — никак не выходило.
В небе громыхнуло. Грабар поднял голову и посмотрел на затягивающееся тучами небо. Да уж. Ещё под ливень не хватало попасть. Однако всеобъемлющее безразличие и какое-то непонятное оцепенение не давали даже шевельнуться.
Олег вздохнул. Внезапно сильно захотелось домой. Сам не понял почему. Изнутри грызло нехорошее предчувствие, что вот-вот произойдёт что-то очень плохое.
«Надо было в провидцы подаваться, а не в Читающие Сны», — отстранённо подумал Грабар и тут же тряхнул головой, отгоняя странную мысль.
В небе снова громыхнуло.
— Добрый вечер, Олег Олегович, — вкрадчиво прозвучало рядом.
Хриплый низкий голос, от которого вмиг перехватило дыхание.
«Не может быть», — проскочила паническая мысль.
Грабар медленно поднял голову и встретился с задумчивым взглядом карих глаз поверх прямоугольных стильных очков без оправы. Воздух в лёгких неожиданно закончился. Уж кого-кого, а этого человека он встретить тут не ожидал. Точнее, не человека.
— Добрый, — проинёс Грабар натдреснутым тихим голосом, не в силах отвести глаз.
Чех сел напротив. Весь в чёрном: футболка, брюки, туфли. Даже короткий чёрный зонт, висевший на запястье. Ишь, какой предусмотрительный. Хотя дождь мог и не пойти. Всё же город большой. Тут есть, там — нет.
Он выразительно посмотрел на водку, потом снова на Грабара.
— С чего бы это? — спросил лениво, почти безразлично, словно надо было просто что-то сказать. Однако от Олега не ускользнул ни огонёк, зажёгшийся в карих глазах, ни едва заметно поджатые губы.
Но в нынешнем состоянии Грабару было откровенно плевать, что подумает о нём влиятельный господин Следящий.
— Бывает, — неопределённо пожал он плечами. — Рад вас видеть, Эммануил Борисович.
— Врёте, — припечатал Чех, и Грабар вздрогнул.
Самое гадкое было то, что он действительно врал. Видеть Следящего, когда ты к этому не готов, удовольствие ещё то. Вмиг стало стыдно и немного страшновато. Видит насквозь, зараза. И вот что делать?
Грабар глубоко вздохнул, уставился на стакан с соком. Во рту резко появилась непонятная горечь. Говорить не хотелось, а молчать было невежливо.
— Не надо страдать — я не кусаюсь, — неожиданно усмехнулся Чех. — Особенно не собираюсь приближаться к тому, что уже понадкусывала дражайшая Сара Абрамовна.
Грабар оценил шутку, но улыбнуться не получилось.
— Боитесь отравиться? — всё же поинтересовался он.
— Именно, — кивнул Чех и тут же резко перевёл тему: — Что вы знаете о сновиях, Олег?
Отчество отбросил за ненадобностью. Всё же не тот возраст. Да и вообще… словно почувствовал, что Грабар не очень любил такое обращение. Отца он не знал, матери — тоже. Воспитывался бабушкой, а после её смерти — некоторое время жил у дальней родственницы. И только потом — познакомился с Сарой Абрамовной, которая, по сути, была не совсем уж и тёткой. Только пока это не всем следует знать. Особенно, Яне.
Только спустя несколько секунд до него дошло, что поставили вопрос.
— Сновии? — переспросил Олег, словно пытаясь удостовериться, что не ослышался.
Чех кивнул. Значит, не показалось и надо отвечать.
— Сущности на Тропе Снов, — ответил Грабар. — Мерзкие. Только зазеваешься — утянут за милую душу. При этом после знакомства с ними рискуешь не проснуться вообще. Если работать с картами, то опасаться сновиев нужно постоянно. Чуть эмоционально нестабилен — и всё, прибегут мгновенно и будут тянуть силы.
Чех задумчиво постучал кончиками пальцев по крышке стола. Получилось неожиданно гулко и звучно. Грабар подозрительно покосился на него, лишь чуть приподняв бровь, и спросил:
— А что?
Как-то совершенно не верилось, что Следящий не в курсе, кто такие сновии. Однако судя по виду Чеха, он всё же знал недостаточно. Или же удачно прикидывался несведущим.
— Да так… — пространно ответил тот. — А способны ли сновии убить человека? В реальности.
— Что? — Грабару показалось, что он ослышался.
