Вот уже четыре ритуала Дирлы пропустил, потому что не знал, как к новой иррам отнесётся Моран. Может быть, примет, как родную ану, или отвергнет, никогда не обняв и даже не посмотрев в её сторону. Впервые маг осознал, что чего-то боится. Он байсар, бесстрашный воин, который не знает жалости и идёт вперёд, как бы ни было тяжело. Но сейчас… забота о ньине легла на плечи Турна, и он не собирался отдаляться от него. Даже если этим отдалением станет брачный ритуал и новые дети.
О ритуале помазания ардиец старался вообще не думать. Одна мысль о том, что юноша может не очнуться, вызывала в груди волну непреодолимого ужаса. Снова придётся разжигать погребальный костёр и смотреть, как пламя пожирает тело дорогого арди. Из этого безумия Турн выйти не сможет никогда. И Киросе на сей раз придётся убить его.
Кровать скрипнула, и мужчина резко обернулся. Моран перелёг на бок, крепче укутавшись в одеяло. Он что-то пробормотал, а потом затих, вновь отдавшись на волю хозяину снов. Торай улыбнулся и вышел из комнаты в главное помещение. Сел за стол и вытянул ноги. Тут же наткнулся на небольшую, но достаточно тяжёлую вещь и распластался по скамье, заглянув под низ. Оказалось, что Моран забыл разобрать свою дорожную сумку. Вытащив её за длинный ремень, мужчина принялся выкладывать содержимое на столешницу.
- Как всегда, ты заботишься обо мне, а про себя постоянно забываешь, - тихо прошептал Турн с улыбкой.
Он выудил из сумки пару обменянных на целебные настойки безделушек, четыре книги с толстым переплётом и красивым витиеватым рисунком, одежду на шесть смен, оставшиеся пузырьки с травами и мазями, один свиток, завёрнутый в листья лантала хлеб, браслет из радужного камня (а это ему зачем?) и принялся всё раскладывать по полкам, бродя из комнаты в комнату. Книги и свиток положил на полки в спальне Морана, одежду отправил в шкаф, пузырьки забросил в карман, подсохшие корки сложил на угловом столике, решив поутру раскрошить птицам, а браслет оставил на подоконнике рядом с кроватью ньина. Вдруг будет искать?
Ардиец сделал себе чай с пряностями, выпил его в прикуску с парой ломтей вяленого мяса и отправился отдыхать. Только его голова коснулась подушки, тут же начали собираться в один клубок мысли и соединяться в единое видение, которое растворилось в темноте усталости и долгого сна.
Буря-Мать долго властвовала в Туариме. Горизонт медленно светлел, однако гроза и проливной дождь утихать не желали. Молнии били в землю через каждый эген , освещая пространство и рождая чёрные пятна тлеющей травы. Вдалеке раздался рёв Д`хара и призрачные взмахи кожистых крыльев разогнали остатки урагана, который скрывал яркие звёзды на чёрном полотне небосвода.
Лун не было, однако горизонт по-прежнему светлел, хотя и Илсаян не вступал в свои права, рассекая стыдливо розовеющий купол яркими всполохами. Полнейшая тишина. Не пели птицы, не ревели и не выли звери, скотина не билась в загонах. Турн вертелся на месте. Он находился в бескрайней степи, вдалеке от поселений, однако слышал голоса арди, один перебивающий другой.
От места, где стоял Турн, начинала кругами расползаться чернота. Трава жухла, а земля трескалась. И из мелких трещин росли колючие кусты. Чёрные бутоны кармильных румий распускались быстро, губительные заросли расстилались далеко за горизонт. С острых шипов капала ярко-голубая кровь, она заливала землю, впитывалась подобно воде и из тягучей грязной жижи поднимались новые цветы.
До слуха донеслись мучительные крики. На мгновение Турн увидел, как убивают друг друга арди, женщины корчатся от боли, дёргаясь в агонии, а дети задыхаются от смертельного аромата, источаемого бутонами. И когда не осталось никого в живых, на ногах стоял только Моран. Он смотрел прямо на Турна, но во взгляде не было ни доброты, ни жалости.
Юноша шёл вперёд. Он касался пальцами бутонов, и они отмирали, падали за землю и превращались в пепел, который развеивался по ветру. Стебли гнили и загорались, они становились погребальными кострами, пламя их жадно пожирало трупы. А Моран всё приближался. От его шагов за спиной вздыбливалась земля, целые пласты поднимались вверх и оседали чёрной пылью, создавая образ призрачных сиреневых крыльев.
Ньин прошептал слова на древнем языке, и тьма разверзлась, явив Врата. Огромные кованые створки накрепко стянуты цепями, скреплёнными печатями Вахди, изнутри пыталось выбраться Зло и ворота постоянно содрогались, звеня внушительными оковами. Моран окрикнул отца и указал на границу, за которой мучается Падший. Он неустанно показывал на ворота, касался чёрного тумана, что сочился с массивных петель.
Турн сделал два шага навстречу, но ньин начал отдаляться и вскоре Торай остался один посреди безродного, усыпанного пеплом поля. Руки стали влажными, а по телу разлился холод. Мужчина посмотрел на свои ладони, они были окровавленными по локоть. Из груди торчало лезвие клинка, от него по рубахе растекалось синее пятно.
Боль остервенело вгрызлась в плоть. Холод стали ощущался так явно, словно всё происходило в реальности. В какой-то миг захотелось проснуться. Но из сна в сон арди возвращался на то же место и снова чувствовал скорую смерть. В разуме промелькнула уверенная мысль, что всё кончено и пора отправиться за Грань. Но душа заметалась внутри, только усиливая мучения.
Турн рухнул на колени и закричал, но собственного голоса не услышал. Его охватила паника, он не мог даже вздохнуть…
Торай Земли проснулся с мучительными криками. Он ожесточённо замахал руками и резко подскочил на постели. Запутавшись в одеяле, мужчина ещё больше испугался. Простыня, мокрая от пота, облепила тело и было похоже, что Турна завернули в погребальное полотно и облили маслом. Яркая вспышка рассвета расчертила яркой полосой пол комнаты и ардийца. Ему показалось, что кто-то подносит факел ближе и пламя вот-вот начнёт пожирать плоть и кости. Когда удалось выбраться из кокона, Турн вдохнул прохладный воздух и встал с кровати.
Во рту невероятно сушило. Арди бросился в главную комнату, зачерпнул воды ковшом и выпил всё до дна. Оскома одолела зубы. Неприятные ощущения заставили поморщиться. Торай выдохнул, окатил лицо водой, зачерпнув ладонью из чана, и сел на скамью за стол. Кошмар не давал покоя. Ни разу мужчина так не боялся, как сейчас. Каждый маленький испуг был незначительным по сравнению с тем, что Турн видел во сне. Странное видение атаковало даже наяву, преподнося образы, ужаснее которых не сыскать.
Немного придя в себя, Торай отправился в комнату ньина. Тот крепко спал, закутавшись полностью в пушистое одеяло. Только чёрная макушка виднелась на белой перине. Сначала арди захотел разбудить Морана, он даже потянулся рукой к голове. Но отпрянул, решив, что юноша должен как следует выспаться после длинного путешествия и ночной продолжительной работы по дому.
Ещё слишком рано, чтобы открывать загоны. Скотина мигом разбредётся по всем полям и собрать её до вечера будет невозможно. А к обедне нужно завалить пару быков, выпотрошить их и обменять на солому, фрукты и овощи, доски. Дел невпроворот. Вот только как всё успеть?
Одеваясь и собираясь в сад, Турн настолько загрузил себя мыслями о труде, что напрочь позабыл о своём кошмаре. Не стоит придавать значение снам сейчас. Они несут в себе знания, которые нужны для понимания своего будущего, однако сидеть без дела после приезда ни в коем случае не стоит. Иначе придётся всю знойную пору есть только свою скотину и садовые плоды, жить в обветшалой лачуге, не латавшейся уже два годичных цикла, и сетовать на судьбу, которую сам себе уготовил.
Моран поморщился от яркого света и полностью закрыл голову одеялом. Тут же стало тяжело дышать, но вставать совершенно не хотелось. Тело всё ныло при каждом движении, а в висках стучало от головной боли.
Впервые за долгое время удалось поспать без кошмаров и не просыпаться с криками и в холодном поту. Парень даже почувствовал себя отдохнувшим в какой-то мере. Боль быстро стала приятной. Длительная поездка по землям Руатай, осёдлая жизнь в Пербосе некоторое время и нахождение на родине Даллы и матери, возвращение на Ардос – каждое воспоминание вызывало у Морана довольную улыбку. Он медленно встал с постели, полностью распахнул ставни и прикрыл глаза. Наконец-то дома. Нет приятнее момента, чем возвращение в родовое гнездо. Многие годичные циклы оно было для парня чужим и даже опасным, потому что именно здесь умерла его мать, которую он никогда не видел.
Но теперь всё иначе. Моран по-другому смотрел на семейный дом, с радостью готов был жить здесь до скончания рарон. Это его родина, несмотря на то, что сам он является в большей степени руат, нежели арди. Хотелось зайти в гости ко всем: к мудрому Ородону и повидать молчаливую Хейланту, а особенно к Киросе, чтобы поблагодарить её за такой чудный подарок – интересные книги из цитадели. Все, кроме одной, он обменял на руатские фолианты. В ней была удивительная закладка, а пергамент, надёжно сшитый между собой и прикреплённый к корешку, так приятно пах, что не хотелось расставаться с ней. Он и не расстался. Хотя давали за неё много: целого юнима, которого руат называли козлом, двух добротных коров и даже дом на окраине Пербоса.
Такая дороговизна вызвала удивление у Морана. И ещё больше подогрела интерес.
Он оделся и тут же осмотрелся. Книги и свиток лежали на полках. На подоконнике мерцал яркими бликами браслет из радужного камня, деревянные статуэтки и погремушки, как и вещи – видимо, в шкафу. Сам Моран не помнил, чтобы разбирал сумку, наверное, это сделал оин. Он всегда заботится, чтобы парень находил каждый предмет на своих законных местах.
Моран заправил постель и вышел на улицу. Илсаян находился в зените. Он палил так, что нагревал и без того густой воздух. Голова немного закружилась, а потом стало тяжело идти, словно мешки нагрузили на плечи и спину в несколько рядов. Оин предупреждал об этом: гравитация немного отличается на Руатай. Она чуточку меньше, да и климат иной. Несколько ликов будет ещё лихорадить.
Из сарая донеслось мучительное мычание туяра, потом ещё одно, а позже скотина начала волноваться. Две ашуры встали на дыбы в стойлах, сморы повылетали из постройки, юнимы принялись пробивать рогами дверцы и перегородки.
Дверь сарая распахнулась, и отец медленно спустился по помосту. Он едва справлялся с тяжёлым туяром, который оставлял кровавый след на деревянном спуске и на траве. Сразу же вернулся и выволок ещё одну тушу. Острый нож всунул в ножны на поясе, взял топор и принялся обрубать прямые трубчатые рога, отбрасывая их в сторону.
- Светлого дня, оин, - поприветствовал Моран, приложив руку к груди и склонив голову.
Отец выпрямился и обернулся. Он выглядел, как разъярённый зверь в порыве ярости. Нет, лицо его было спокойным и даже приветливым, но кровь залила штаны и жилет, руки все были в подтёках и мазках, на серебряном лице блестели несколько густеющих капель. От пота слиплись волосы, а в глазах поселилась усталость.
- Светлейшего, - улыбнулся Турн. – Не стал тебя будить с рассветом. Решил, что управлюсь сам. Но работы так много, что только к обедни добрался до загонов с туярами. Поможешь мне?
Отец достал нож и протянул Морану рукояткой вперёд. Он выжидающе смотрел, терпеливо стоя на месте. Парень окинул взглядом две грузные туши. Он нервно сглотнул. От вида мёртвых животных стало нехорошо. Никогда не доводилось разделывать быков. Только птицу щипать и потрошить.
- Не медли, бери, - по-доброму предложил Турн. – Шкуру можешь не снимать, я сам уж расправлюсь, если боишься попортить, - добавил он, кивнув на одного туяра. – Потроха только отнесёшь на границу бора, хорошо?
Моран несмело кивнул и снова посмотрел на внушительную безрогую голову с окровавленным носом и полураскрытым ртом, по трёхрядным серым зубам которого ещё сочилась кровь. Он несмело принял орудие из руки отца и выдохнул: рано или поздно всему приходится учиться. Арди до помазания никогда такого не делают, они находятся на полном обеспечении семьи, хотя им любопытства не занимать. Однако оин учил его, как руат, что Морану несомненно нравилось, хотя сейчас было как никогда страшно вспарывать брюхо и смотреть на небьющееся проткнутое сердце, потроха, желудок, наверняка уже полный… Тем временем Турн уже подточил лезвие топора, присел на корточки рядом со своей тушей и быстро разрезал шерсть, а потом и тонкий слой жира с мясом, откинул топор в сторону и сунул руки в быка, рывком вытаскивая внутренности.
Моран выдохнул и принялся за дело. Он надеялся, что у него всё получится.
Вскоре всё было сделано. Отец запряг ашуров, загрузил коробки с мясом, рогами и шкурами в телегу. Он прикрепил на каждую из них по одному кристаллу, напитал магией и, попрощавшись, отправился в Курукан, чтобы переночевать на рыночной стоянке и поутру обменять у приезжих торговцев и местных на то, что ему нужно.
Однако расслабляться парень и не думал. Он проводил отца, а сам принялся трудиться во дворе. Закидал песком и соломой кровавые следы в загонах и на помосте, собрал потроха, копыта и головы в одну тележку и отправился к Туаримскому бору. Там в просеке вывалил внутренности, раскидал их, чтобы быстрее учуяли каарши и птицы. Вернувшись обратно, он вернул на место ножи и топор, накормил и загнал уже уставшую скотину, срезал немного ягод и плодов для вечери, натаскал воды с ключа. С третьего раза удалось разжечь камин, благо что отец напитал магией кристаллы вокруг дома.
Отмывшись как следует от крови и уличной пыли, он отвечерял и отправился в свою комнату. Взял с полки самую красивую книгу с ардийскими иероглифами и раскрыл в нужном месте. Проводить ночь в одиночестве невероятно скучно и даже немножечко боязно. Оин часто говорил, что нужно уметь себя занять и никогда не поддаваться собственным страхам. Так Моран и сделал. Он завалился на постель, прикрыл ставни на оконном проёме и начал читать.
Когда звёзды, как стадо юнимов, разбрелись по небосводу, охраняемые пастухами-лунами, ардиец уже добрался почти до конца истории. Она была занимательной и довольно весёлой. Пролистав последние страницы, он закрыл фолиант и поднялся с кровати. Сон приходить не спешил, Моран даже не чувствовал усталости, несмотря на то, что уже стояла глубокая ночь. Он поставил подарок Киросы обратно, а на смену ему взял руатскую книгу.
Парень немного понимал язык Руатай, но всё равно это были лишь начальные знания, которых мало для полноценного чтения. Буквы (именно буквы) написаны витиеватым ровным и довольно мелким шрифтом, сбоку в строки вклинивались квадраты с приятными и интересными рисунками. А как пахла бумага… она жёстче, чем ардийский пергамент, и аромат у неё другой. Листы пожелтевшие, немного шероховатые, но они хорошо держат чернила и краски, что Моран не мог не оценить. Он медленно перелистывал страницу за страницей одной рукой, тогда как во второй вертел ссохшийся цветок со сморщившимися белёсыми лепестками по краям и с живыми, нежными в сердцевине. Эта закладка была в подаренной Вахди книге.
Описание необычного растения Моран не смог найти ни в одном свитке, который попадал ему в руки. Не зря Кироса говорила, что румия очень редкий и удивительный цветок. Хоть и опасный. В злых руках лепестки чернели и источали губительный аромат, который убивал всё живое. Но он уже был чёрным внутри, так что страшиться было нечего.
О ритуале помазания ардиец старался вообще не думать. Одна мысль о том, что юноша может не очнуться, вызывала в груди волну непреодолимого ужаса. Снова придётся разжигать погребальный костёр и смотреть, как пламя пожирает тело дорогого арди. Из этого безумия Турн выйти не сможет никогда. И Киросе на сей раз придётся убить его.
Кровать скрипнула, и мужчина резко обернулся. Моран перелёг на бок, крепче укутавшись в одеяло. Он что-то пробормотал, а потом затих, вновь отдавшись на волю хозяину снов. Торай улыбнулся и вышел из комнаты в главное помещение. Сел за стол и вытянул ноги. Тут же наткнулся на небольшую, но достаточно тяжёлую вещь и распластался по скамье, заглянув под низ. Оказалось, что Моран забыл разобрать свою дорожную сумку. Вытащив её за длинный ремень, мужчина принялся выкладывать содержимое на столешницу.
- Как всегда, ты заботишься обо мне, а про себя постоянно забываешь, - тихо прошептал Турн с улыбкой.
Он выудил из сумки пару обменянных на целебные настойки безделушек, четыре книги с толстым переплётом и красивым витиеватым рисунком, одежду на шесть смен, оставшиеся пузырьки с травами и мазями, один свиток, завёрнутый в листья лантала хлеб, браслет из радужного камня (а это ему зачем?) и принялся всё раскладывать по полкам, бродя из комнаты в комнату. Книги и свиток положил на полки в спальне Морана, одежду отправил в шкаф, пузырьки забросил в карман, подсохшие корки сложил на угловом столике, решив поутру раскрошить птицам, а браслет оставил на подоконнике рядом с кроватью ньина. Вдруг будет искать?
Ардиец сделал себе чай с пряностями, выпил его в прикуску с парой ломтей вяленого мяса и отправился отдыхать. Только его голова коснулась подушки, тут же начали собираться в один клубок мысли и соединяться в единое видение, которое растворилось в темноте усталости и долгого сна.
Буря-Мать долго властвовала в Туариме. Горизонт медленно светлел, однако гроза и проливной дождь утихать не желали. Молнии били в землю через каждый эген , освещая пространство и рождая чёрные пятна тлеющей травы. Вдалеке раздался рёв Д`хара и призрачные взмахи кожистых крыльев разогнали остатки урагана, который скрывал яркие звёзды на чёрном полотне небосвода.
Лун не было, однако горизонт по-прежнему светлел, хотя и Илсаян не вступал в свои права, рассекая стыдливо розовеющий купол яркими всполохами. Полнейшая тишина. Не пели птицы, не ревели и не выли звери, скотина не билась в загонах. Турн вертелся на месте. Он находился в бескрайней степи, вдалеке от поселений, однако слышал голоса арди, один перебивающий другой.
От места, где стоял Турн, начинала кругами расползаться чернота. Трава жухла, а земля трескалась. И из мелких трещин росли колючие кусты. Чёрные бутоны кармильных румий распускались быстро, губительные заросли расстилались далеко за горизонт. С острых шипов капала ярко-голубая кровь, она заливала землю, впитывалась подобно воде и из тягучей грязной жижи поднимались новые цветы.
До слуха донеслись мучительные крики. На мгновение Турн увидел, как убивают друг друга арди, женщины корчатся от боли, дёргаясь в агонии, а дети задыхаются от смертельного аромата, источаемого бутонами. И когда не осталось никого в живых, на ногах стоял только Моран. Он смотрел прямо на Турна, но во взгляде не было ни доброты, ни жалости.
Юноша шёл вперёд. Он касался пальцами бутонов, и они отмирали, падали за землю и превращались в пепел, который развеивался по ветру. Стебли гнили и загорались, они становились погребальными кострами, пламя их жадно пожирало трупы. А Моран всё приближался. От его шагов за спиной вздыбливалась земля, целые пласты поднимались вверх и оседали чёрной пылью, создавая образ призрачных сиреневых крыльев.
Ньин прошептал слова на древнем языке, и тьма разверзлась, явив Врата. Огромные кованые створки накрепко стянуты цепями, скреплёнными печатями Вахди, изнутри пыталось выбраться Зло и ворота постоянно содрогались, звеня внушительными оковами. Моран окрикнул отца и указал на границу, за которой мучается Падший. Он неустанно показывал на ворота, касался чёрного тумана, что сочился с массивных петель.
Турн сделал два шага навстречу, но ньин начал отдаляться и вскоре Торай остался один посреди безродного, усыпанного пеплом поля. Руки стали влажными, а по телу разлился холод. Мужчина посмотрел на свои ладони, они были окровавленными по локоть. Из груди торчало лезвие клинка, от него по рубахе растекалось синее пятно.
Боль остервенело вгрызлась в плоть. Холод стали ощущался так явно, словно всё происходило в реальности. В какой-то миг захотелось проснуться. Но из сна в сон арди возвращался на то же место и снова чувствовал скорую смерть. В разуме промелькнула уверенная мысль, что всё кончено и пора отправиться за Грань. Но душа заметалась внутри, только усиливая мучения.
Турн рухнул на колени и закричал, но собственного голоса не услышал. Его охватила паника, он не мог даже вздохнуть…
Торай Земли проснулся с мучительными криками. Он ожесточённо замахал руками и резко подскочил на постели. Запутавшись в одеяле, мужчина ещё больше испугался. Простыня, мокрая от пота, облепила тело и было похоже, что Турна завернули в погребальное полотно и облили маслом. Яркая вспышка рассвета расчертила яркой полосой пол комнаты и ардийца. Ему показалось, что кто-то подносит факел ближе и пламя вот-вот начнёт пожирать плоть и кости. Когда удалось выбраться из кокона, Турн вдохнул прохладный воздух и встал с кровати.
Во рту невероятно сушило. Арди бросился в главную комнату, зачерпнул воды ковшом и выпил всё до дна. Оскома одолела зубы. Неприятные ощущения заставили поморщиться. Торай выдохнул, окатил лицо водой, зачерпнув ладонью из чана, и сел на скамью за стол. Кошмар не давал покоя. Ни разу мужчина так не боялся, как сейчас. Каждый маленький испуг был незначительным по сравнению с тем, что Турн видел во сне. Странное видение атаковало даже наяву, преподнося образы, ужаснее которых не сыскать.
Немного придя в себя, Торай отправился в комнату ньина. Тот крепко спал, закутавшись полностью в пушистое одеяло. Только чёрная макушка виднелась на белой перине. Сначала арди захотел разбудить Морана, он даже потянулся рукой к голове. Но отпрянул, решив, что юноша должен как следует выспаться после длинного путешествия и ночной продолжительной работы по дому.
Ещё слишком рано, чтобы открывать загоны. Скотина мигом разбредётся по всем полям и собрать её до вечера будет невозможно. А к обедне нужно завалить пару быков, выпотрошить их и обменять на солому, фрукты и овощи, доски. Дел невпроворот. Вот только как всё успеть?
Одеваясь и собираясь в сад, Турн настолько загрузил себя мыслями о труде, что напрочь позабыл о своём кошмаре. Не стоит придавать значение снам сейчас. Они несут в себе знания, которые нужны для понимания своего будущего, однако сидеть без дела после приезда ни в коем случае не стоит. Иначе придётся всю знойную пору есть только свою скотину и садовые плоды, жить в обветшалой лачуге, не латавшейся уже два годичных цикла, и сетовать на судьбу, которую сам себе уготовил.
***
Моран поморщился от яркого света и полностью закрыл голову одеялом. Тут же стало тяжело дышать, но вставать совершенно не хотелось. Тело всё ныло при каждом движении, а в висках стучало от головной боли.
Впервые за долгое время удалось поспать без кошмаров и не просыпаться с криками и в холодном поту. Парень даже почувствовал себя отдохнувшим в какой-то мере. Боль быстро стала приятной. Длительная поездка по землям Руатай, осёдлая жизнь в Пербосе некоторое время и нахождение на родине Даллы и матери, возвращение на Ардос – каждое воспоминание вызывало у Морана довольную улыбку. Он медленно встал с постели, полностью распахнул ставни и прикрыл глаза. Наконец-то дома. Нет приятнее момента, чем возвращение в родовое гнездо. Многие годичные циклы оно было для парня чужим и даже опасным, потому что именно здесь умерла его мать, которую он никогда не видел.
Но теперь всё иначе. Моран по-другому смотрел на семейный дом, с радостью готов был жить здесь до скончания рарон. Это его родина, несмотря на то, что сам он является в большей степени руат, нежели арди. Хотелось зайти в гости ко всем: к мудрому Ородону и повидать молчаливую Хейланту, а особенно к Киросе, чтобы поблагодарить её за такой чудный подарок – интересные книги из цитадели. Все, кроме одной, он обменял на руатские фолианты. В ней была удивительная закладка, а пергамент, надёжно сшитый между собой и прикреплённый к корешку, так приятно пах, что не хотелось расставаться с ней. Он и не расстался. Хотя давали за неё много: целого юнима, которого руат называли козлом, двух добротных коров и даже дом на окраине Пербоса.
Такая дороговизна вызвала удивление у Морана. И ещё больше подогрела интерес.
Он оделся и тут же осмотрелся. Книги и свиток лежали на полках. На подоконнике мерцал яркими бликами браслет из радужного камня, деревянные статуэтки и погремушки, как и вещи – видимо, в шкафу. Сам Моран не помнил, чтобы разбирал сумку, наверное, это сделал оин. Он всегда заботится, чтобы парень находил каждый предмет на своих законных местах.
Моран заправил постель и вышел на улицу. Илсаян находился в зените. Он палил так, что нагревал и без того густой воздух. Голова немного закружилась, а потом стало тяжело идти, словно мешки нагрузили на плечи и спину в несколько рядов. Оин предупреждал об этом: гравитация немного отличается на Руатай. Она чуточку меньше, да и климат иной. Несколько ликов будет ещё лихорадить.
Из сарая донеслось мучительное мычание туяра, потом ещё одно, а позже скотина начала волноваться. Две ашуры встали на дыбы в стойлах, сморы повылетали из постройки, юнимы принялись пробивать рогами дверцы и перегородки.
Дверь сарая распахнулась, и отец медленно спустился по помосту. Он едва справлялся с тяжёлым туяром, который оставлял кровавый след на деревянном спуске и на траве. Сразу же вернулся и выволок ещё одну тушу. Острый нож всунул в ножны на поясе, взял топор и принялся обрубать прямые трубчатые рога, отбрасывая их в сторону.
- Светлого дня, оин, - поприветствовал Моран, приложив руку к груди и склонив голову.
Отец выпрямился и обернулся. Он выглядел, как разъярённый зверь в порыве ярости. Нет, лицо его было спокойным и даже приветливым, но кровь залила штаны и жилет, руки все были в подтёках и мазках, на серебряном лице блестели несколько густеющих капель. От пота слиплись волосы, а в глазах поселилась усталость.
- Светлейшего, - улыбнулся Турн. – Не стал тебя будить с рассветом. Решил, что управлюсь сам. Но работы так много, что только к обедни добрался до загонов с туярами. Поможешь мне?
Отец достал нож и протянул Морану рукояткой вперёд. Он выжидающе смотрел, терпеливо стоя на месте. Парень окинул взглядом две грузные туши. Он нервно сглотнул. От вида мёртвых животных стало нехорошо. Никогда не доводилось разделывать быков. Только птицу щипать и потрошить.
- Не медли, бери, - по-доброму предложил Турн. – Шкуру можешь не снимать, я сам уж расправлюсь, если боишься попортить, - добавил он, кивнув на одного туяра. – Потроха только отнесёшь на границу бора, хорошо?
Моран несмело кивнул и снова посмотрел на внушительную безрогую голову с окровавленным носом и полураскрытым ртом, по трёхрядным серым зубам которого ещё сочилась кровь. Он несмело принял орудие из руки отца и выдохнул: рано или поздно всему приходится учиться. Арди до помазания никогда такого не делают, они находятся на полном обеспечении семьи, хотя им любопытства не занимать. Однако оин учил его, как руат, что Морану несомненно нравилось, хотя сейчас было как никогда страшно вспарывать брюхо и смотреть на небьющееся проткнутое сердце, потроха, желудок, наверняка уже полный… Тем временем Турн уже подточил лезвие топора, присел на корточки рядом со своей тушей и быстро разрезал шерсть, а потом и тонкий слой жира с мясом, откинул топор в сторону и сунул руки в быка, рывком вытаскивая внутренности.
Моран выдохнул и принялся за дело. Он надеялся, что у него всё получится.
Вскоре всё было сделано. Отец запряг ашуров, загрузил коробки с мясом, рогами и шкурами в телегу. Он прикрепил на каждую из них по одному кристаллу, напитал магией и, попрощавшись, отправился в Курукан, чтобы переночевать на рыночной стоянке и поутру обменять у приезжих торговцев и местных на то, что ему нужно.
Однако расслабляться парень и не думал. Он проводил отца, а сам принялся трудиться во дворе. Закидал песком и соломой кровавые следы в загонах и на помосте, собрал потроха, копыта и головы в одну тележку и отправился к Туаримскому бору. Там в просеке вывалил внутренности, раскидал их, чтобы быстрее учуяли каарши и птицы. Вернувшись обратно, он вернул на место ножи и топор, накормил и загнал уже уставшую скотину, срезал немного ягод и плодов для вечери, натаскал воды с ключа. С третьего раза удалось разжечь камин, благо что отец напитал магией кристаллы вокруг дома.
Отмывшись как следует от крови и уличной пыли, он отвечерял и отправился в свою комнату. Взял с полки самую красивую книгу с ардийскими иероглифами и раскрыл в нужном месте. Проводить ночь в одиночестве невероятно скучно и даже немножечко боязно. Оин часто говорил, что нужно уметь себя занять и никогда не поддаваться собственным страхам. Так Моран и сделал. Он завалился на постель, прикрыл ставни на оконном проёме и начал читать.
Когда звёзды, как стадо юнимов, разбрелись по небосводу, охраняемые пастухами-лунами, ардиец уже добрался почти до конца истории. Она была занимательной и довольно весёлой. Пролистав последние страницы, он закрыл фолиант и поднялся с кровати. Сон приходить не спешил, Моран даже не чувствовал усталости, несмотря на то, что уже стояла глубокая ночь. Он поставил подарок Киросы обратно, а на смену ему взял руатскую книгу.
Парень немного понимал язык Руатай, но всё равно это были лишь начальные знания, которых мало для полноценного чтения. Буквы (именно буквы) написаны витиеватым ровным и довольно мелким шрифтом, сбоку в строки вклинивались квадраты с приятными и интересными рисунками. А как пахла бумага… она жёстче, чем ардийский пергамент, и аромат у неё другой. Листы пожелтевшие, немного шероховатые, но они хорошо держат чернила и краски, что Моран не мог не оценить. Он медленно перелистывал страницу за страницей одной рукой, тогда как во второй вертел ссохшийся цветок со сморщившимися белёсыми лепестками по краям и с живыми, нежными в сердцевине. Эта закладка была в подаренной Вахди книге.
Описание необычного растения Моран не смог найти ни в одном свитке, который попадал ему в руки. Не зря Кироса говорила, что румия очень редкий и удивительный цветок. Хоть и опасный. В злых руках лепестки чернели и источали губительный аромат, который убивал всё живое. Но он уже был чёрным внутри, так что страшиться было нечего.
