Приладила ости крыльев, осмотрела… Да… Крылья тоже закончу завтра при хорошем освещении. Но сперва нужно сшить наряд чудовищу, и лишь потом приделывать крылья.
На фресках энфиры были в первозданном виде, без каких-либо одежд и доспехов. Их тело защищали мощные кожистые пластины, шипастые наросты и жесткие перья. Но мой энфир был полуобращенный и игрушечный. Поэтому я сшила ему длинный черный бархатный жилет, почти до середины бедра, и тунику из черного шелка, смастерила кожаный ремень.
И он стал еще больше похож на герцога…
А утром я очнулась в своей кровати полностью одетой и даже обутой в обнимку с незаконченной куклой.
- Правильно, иди на свежем воздухе побудь. – сказала мне Сташа, когда я после завтрака собрала мешочек с рукоделием и незаконченную куклу и направилась в лес. – И малинки свежей для пирога собери.
Первая малина хорошо спела на дальних пригорках, что возвышались за березняком, растущим вдоль широкого тракта, ведущего в столицу. Набрать полное лукошко было не сложно. Уже через час на большом пне стояло полное лукошко свежей ягоды.
А потом я увлеклась сбором перьев. В березняке гнездовалось несколько вороньих семей, и сейчас, когда молодые вороны учились летать, я легко находила жесткие черные перья для крыльев энфира. Но мне все время было мало!
Неожиданно до моего слуха донесся детский плач. Я стала пробираться на звук сквозь малинник и чуть не упала в овраг, когда заросли внезапно закончились.
На дне оврага сидела девочка лет восьми и плакала.
- Эй! – окликнула я ребенка. – Как ты туда попала?
Девочка обернулась на мой голос, но потом опять спрятала зареванное личико за распустившимися черными волосами. Спрашивать все ли с ней в порядке не было никакого смысла. И так все ясно: она заблудилась и напугана.
Выбрав наиболее пологий склон, я начала спускаться в овраг, держась за колючие ветви малины.
- Привет! – я наконец-то добралась до ребенка. – У тебя ничего не болит?
Девочка посмотрела на меня исподлобья и отрицательно помотала головой.
- Это хорошо. А то мало ли, с такой высоты падать опасно.
- Я не упала. – она почти перестала плакать и теперь лишь хлюпала носом. – Я скатилась. Вон оттуда. – и она показала рукой в сторону довольно крутого склона.
- Давай выбираться! Овраг не самое лучшее место для маленьких девочек. Да и вообще для девочек.
- Мне нельзя ходить с незнакомыми. – буркнула она.
- Хорошо. – я вздохнула, последние годы работы в театре научили меня терпению при общении с детьми. – Меня зовут Маша. Я собирала малину вон там у полян и услышала тебя. А тебя как зовут.
- Эванджелина. – полным достоинства голосом проговорила девочка.
Ну ничего себе! Девочка была не так проста… Только теперь я заметила, что помятое, измазанное землей и травой платье было очень дорогим. Как и туфли, явно непредназначенные для прогулки по лесу.
- Ты должна показать мне лицо. – приказала девочка. – Вдруг ты нечисть.
- Я не нечисть. – такого поворота я не ожидала. – Тебе не кажется, что разговаривать таким тоном с людьми, которые хотят тебе помочь, не вежливо? – от моих слов девочка немного стушевалась. – А лицо я прячу, потому что некрасива. Идем!
В этот раз она взяла протянутую руку и пошла за мной.
Из оврага мы вылезали долго. Я изранила ладонь о колючий малинник, не выпуская руку девочки, упорно карабкалась наверх, следя, чтоб малышка не оступилась на каком-нибудь камне. Уже на поляне я осмотрела девочку тщательнее, никаких ран и ушибов действительно не было, так, царапины.
- Давай я тебя причешу? – Эванджелина кивнула в ответ и царственно опустилась на пенек.
Я достала из кармана гребень и стала распутывать длинные черные волосы, оказавшиеся на удивление мягкими.
- Где твои родные? Давай я отведу тебя в город.
- Я не из города. – буркнула малышка. – Мы с братом ехали в гости к дяде. Арми не поверил мне, я обиделась и убежала.
- Он, наверное, очень переживает и ищет тебя? Помнишь, где вы были, когда ты сбежала?
- Мы остановились напоить лошадей у ручья.
Я стала припоминать лес и окрестности. Ручей, где можно было напоить лошадей, не сворачивая с тракта, был километрах в трех отсюда. Далековато…
- Я боюсь возвращаться! – Эванджелина неожиданно заплакала. – Он мне не верит! Мне никто не верит! А мне страшно…
Я обняла ребенка в попытке успокоить, чувствовала, как девочка всхлипывает, как вздрагивают ее хрупкие плечики.
- Оно приходило ночью, смотрело на меня и пугало. А мне никто не верил.
- Кто оно?
- Существо. Серое и непонятное. А потом оно забрало маму…
Девочка опять заплакала.
- Но разве в незнакомом лесу не страшнее, чем дома?
- Лес живой. В нем спокойнее. А в наш дом оно приходит все чаще и чаще.
- Но ведь вы с братом оттуда уехали! Существо не найдет вас так далеко.
- А вдруг найдет? – Эванджелина все еще боялась.
- Знаешь, а я знаю, как тебе помочь.
Девочка тут же перестала плакать и посмотрела на меня большущими черными глазами.
- Я подарю тебе оберег.
Я взяла с пенька законченного энфира, звонко чмокнула куклу в носик и протянула девочке.
- Держи! Теперь он будет тебя охранять. Ты же знаешь, что энфиры – хранители этого мира? – девочка как-то скептически хмыкнула на мои слова, но я не придала этому значения. – Вот, у тебя теперь свой собственный энфир. Давай придумаем ему имя.
- Вермон! – воскликнула Эванджелина, вертя в руках и рассматривая энфира, как завороженная.
- Не стоит! Так зовут нашего герцога. Лучше придумать какое-нибудь другое имя. – сразу же возразила я, но поймав полный протеста взгляд, сразу добавила. – Впрочем, называй как хочешь. Он ведь об этом и не узнает… А теперь я тебя провожу до ручья.
Мы выбрались на хорошо проезженный тракт и пошли искать брата Эванджелины. Ржание лошадей и голоса я услышала еще издалека, но большую компанию, расположившуюся на вынужденный привал у ручья, заметила только обогнув поросший ежевичником холм.
Здесь было много людей и лошадей, и дорогих карет, вокруг которых прогуливались роскошно одетые дамы. Эва сразу приободрилась. Ошибки быть не могло – она путешествовала с этими людьми.
Мне стало не по себе из-за своего скромного домашнего наряда, красного плаща, а еще больше из-за того, что под ним скрывалось. От людей веяло тем самым миром, который некогда меня жестоко отверг. «Мне туда не надо!» - упрямо вертелось в голове.
- Вот мы и пришли! – сказала я девочке. – Теперь ты и сама доберешься до своих, а мне пора! Прощай, Эванджелина. И запомни, никто тебя больше не будет пугать. А если осмелится, то во сне к нему приду я и так напугаю, что заикой останется до конца своих дней!
Эванджелина улыбнулась. Ничего не сказала, просто прижалась ко мне и обняла, а потом развернулась и побежала к своим.
Я спряталась за куст и немного понаблюдала за тем, как Эванджелина забралась в карету, как затрубил рог, провозглашая окончания поисков, а из леса стали возвращаться хорошо одетые вооруженные мужчины. Компания стала собираться в путь, а я, никем незамеченная, свернула на неприметную лесную тропку.
Вот и еще одна моя кукла нашла свою хозяйку…
Второй час я ворочалась с боку на бок в тщетной попытке уснуть. Сперва мне в голову лезли странные мысли, воспоминания о доме, о семье. Да дома-то как такового у меня никогда не было… И семьи…
- Подумай о семье, эгоистка! – кричала мама в телефонную трубку, когда я, выписавшись из реабилитационного центра, находилась в санатории. – Если уж твоя карьера загублена, то помоги хотя бы брату. Ему сейчас нужно начинать сольные выступления!
Да-да, у моей мамы все должны были быть звездами. Дочь – модель и актриса, сын – известный певец. А сейчас мама жаждала устроить ему большую пиар-компанию на первом канале, как безутешному брату безвинно пострадавшей девушки, который всячески ее поддерживает и требует наказать виновных.
Одна передача уже вышла в эфир. Без моего участия, конечно же. А теперь для рейтингов на телевидение хотели пригласить меня и показать стране «во всей красе».
А я этого не хотела… Да что там! Для меня это было равносильно мучительной смерти. Опять пережить те мгновенья боли, когда что-то непонятное сжигает мое лицо… Я не смогу!
- Неблагодарная! – продолжала мама. – Я угробила на тебя свои лучшие годы! И так ты мне теперь хочешь отплатить? Твоя карьера все равно закончена. Хоть о нас подумай!
Я отстранила от уха телефон, но даже на расстоянии вытянутой руки из трубки отчетливо слышался мамин голос. Который совсем не успокаивал. Хотелось завизжать, забиться в угол, свернувшись в клубок, закрыть ладонями уши…
Но я терпела. Ее надо было выслушать. Все. Все, что она решила сказать. Иначе будет только хуже. Я это прекрасно помнила с детства.
Эта передача вышла в эфир без участия меня-неблагодарной…
А вот когда я спустя неделю возвращалась из санатория, в подъезде моего дома меня ждал сюрприз. Съемочная группа. Я метнулась назад к люфту – но и там били журналисты.
Камеры, софиты, какие-то вопросы и мое невнятное бормотание в ответ… я никак не могу пробраться к двери в квартиру… я совсем не помню, где мой чемодан… пятнадцать минут агонии до заветных слов «Стоп. Снято.»
Помню, как сидела одна в пустой квартире двое суток, боялась зажечь свет. А потом мне позвонила Таня.
- С тобой все в порядке? – услышала я в трубке встревоженный голос одногруппницы. – Я видела передачу…
Все сразу встало на свои места.
- Привези мне что-нибудь поесть. – пролепетала я в трубку осипшим чужим голосом. – Я боюсь выходить.
Таня приехала через два часа почти ночью, так как жила в противоположном конце Москвы. Привезла какие-то консервы, булку хлеба и две пачки «Доширака».
- Я сама еще не ужинала. – сказала она, ставя чайник. – Где тут у тебя заварка? Хм? Такой здоровый холодильник и пустой! – восклицала Таня, хозяйничая на моей кухне. Огромной кухне, спланированной и обставленной профессиональным дизайнером и укомплектованной самой навороченной техникой, которой я не умела пользоваться. Ну, разве что кофе-машиной.
Доширак показался мне очень вкусным, на ровне с высокой кухней лучших ресторанов столицы. Таня меня ни о чем не расспрашивала, болтала без умолку на отвлеченные темы. И это начало меня успокаивать.
Уснули мы уже за полночь в гостиной на большом диване за просмотром н-ной серии «Ну, погоди!».
А на следующий день, найдя в сети инструкцию, я села шить своего первого мишку, из плюшевой шубки от «Дольчегаббана»… Промучившись пол дня, снова села за ноутбук и записалась на курсы шитья.
Мама позвонила через неделю. Снова счастливая. Сообщила, что уезжает в Грецию на съемки клипа для новой песни Германа. Теперь она – менеджер восходящей звезды эстрады.
Выслушав весь поток, я пожала плечами и села дорезать несчастную шубку… Мишка выходил кривенький, но я была упорна!
Я спрятала голову под подушку. Уснуть никак не получалось – к печальным воспоминаниям добавился дружный медвежий храп. А ведь если бы не он, Потапчуки были бы идеальной нелюдью!
- Когда выйдем на пасеку, ты сперва постой в сторонке. Там, где я тебя оставлю! И подожди меня. – наставлял меня Мишаня всю дорогу. – Лунные пчелы, они самые нежные и чувствительные к посторонним. Сперва я обойду пасеку, а батя распылит специальную пыльцу. И только после этого на луг, где установлены ульи, могут ступить посторонние. Поняла?
Я кивнула. Что тут было не понятного? Главное – действовать по правилам, слушаться Мишаню и господина Потапчука. И ни какой импровизации!
Из леса мы вышли недалеко от реки. Перед нами раскинулись пестрые от цветущего разнотравья луга, уставленные ульями, выкрашенными белой краской.
- Стой здесь! – скомандовал Мишаня и направился к полной фигуре Тадеуша, устанавливающего новый улей на дальнем конце пасеки.
Я послушно замерла на месте, только головой вертела, рассматривая пейзаж, полный спокойствия и умиротворения.Потапчуки о чем-то недолго беседовали, затем Мишаня начал обходить пасеку по периметру, смешно размахивая поднятыми в верх ручищами. Тадеуш же напротив, встал в центре луга и достал какую-то круглую банку, из которой через пару мгновений повалил легкий золотистый дымок. Звонкое гудение в ульях начало стихать.
Засыпают, что ли? Вот бы мне выспаться!
За последние дни я так и не нашла подходящего материала, чтобы сделать беруши или наушники для сна. Неожиданно в памяти всплыл тот момент из «Одиссеи», где хитроумный Одиссей велит своей команде залепить уши воском, чтобы проплыть мимо острова сладкоголосых серен…
Воск? А это мысль!
- Пошли, что ль?
Я и не заметила, как Мишаня, закончив свой чудной обход, вернулся ко мне. Парень взял меня за руку и потянул за собой. Тадеуш снова вернулся к своим повседневным делам и больше на нас не отвлекался.
- Лунные пчелы необычайны тем, что активны не только днем, но и большую часть ночи. Часть нектара для своего меда они собирают с цветов, которые распускаются только ночью под светом голубой луны. Отсюда и пошло название – «Лунные пчелы». – начал рассказ детинушка. – Мед Лунных пчел особенно ценен, так как его используют для приготовления целебных снадобий. Это самый полезный для здоровья мед! А одомашнить Лунных пчел получилось только у нас.
Я с интересом слушала медового монополиста, рассматривая белые домики внутри которых наступила полная тишина.
- А воск Лунных пчел имеет необычайный молочно-белый оттенок с голубоватым мерцанием. Свечи, изготавливаемые из такого воска, практически в полном объеме, поставляются к императорскому двору. На оставшуюся часть продукции у нас очередь и запись на год вперед.
Дальше Мишаня перечислял полезные свойства и виды снадобий, которые нельзя было приготовить без маточного молочка Лунных пчел. Я слушала в пол уха, наблюдая, как Тадеуш, подняв и аккуратно поставив сбоку крышку улья, достает соты, просто сочащиеся медом, нежно смахивает огромной ладонью пару-тройку сонных пчелок и опускает соты в большой деревянный ушат. Затем подманил жестом нас поближе, указал сыну на какую-то деревянную штуковину.
Я наблюдала, как они вдвоем аккуратно устанавливают в пазы улья пустую деревянную планку, тихо, чтобы не потревожить очень крупных сонных пчёл. В ушате лежали соты с медом. Соты из воска!
- А можно мне чуть-чуть воска? – я повернулась к побледневшим и замершим Потапчукам. – Совсем немного, только беруши сделать…
И тут до меня дошло, почему Тадеушь с сыном побледнели… Странный шум, возникший вокруг нас, начал перерастать в гул. Пчелы проснулись.
- К реке! – крикнул Тадеуш и первым бросился прочь.
Мишаня отставал от отца совсем чуть-чуть. А вот мне потребовался допинг в виде пары пчелиных укусов, чтобы заняться спринтерским бегом.
- Нельзя. Говорить. Рядом. – Мишаня пытался кричать на меня на бегу. – С открытым. Ульем!
- Ты не сказал мне об этом! – возразила я и чуть не поперхнулась пчелой, залетевшей мне в рот.
Сплюнула, но пчелка все же успела ужалить мой язык. Яд! Как же Мишаня забыл упомянуть такой важный лечебный продукт! Я чувствовала, как прямо на бегу приобщаюсь к гомеопатии… или чему там еще, природному и лечебному… жалоукалыванию…
Тадеушь уже вбежал в реку с крутого берега и нырнул, поднимая в воздух фонтан брызг.
- Надо переждать под водой минут тридцать! – крикнул он, снова ныряя. – Потом пчелы успокоятся и можно будет выходить!
На фресках энфиры были в первозданном виде, без каких-либо одежд и доспехов. Их тело защищали мощные кожистые пластины, шипастые наросты и жесткие перья. Но мой энфир был полуобращенный и игрушечный. Поэтому я сшила ему длинный черный бархатный жилет, почти до середины бедра, и тунику из черного шелка, смастерила кожаный ремень.
И он стал еще больше похож на герцога…
А утром я очнулась в своей кровати полностью одетой и даже обутой в обнимку с незаконченной куклой.
- Правильно, иди на свежем воздухе побудь. – сказала мне Сташа, когда я после завтрака собрала мешочек с рукоделием и незаконченную куклу и направилась в лес. – И малинки свежей для пирога собери.
Первая малина хорошо спела на дальних пригорках, что возвышались за березняком, растущим вдоль широкого тракта, ведущего в столицу. Набрать полное лукошко было не сложно. Уже через час на большом пне стояло полное лукошко свежей ягоды.
А потом я увлеклась сбором перьев. В березняке гнездовалось несколько вороньих семей, и сейчас, когда молодые вороны учились летать, я легко находила жесткие черные перья для крыльев энфира. Но мне все время было мало!
Неожиданно до моего слуха донесся детский плач. Я стала пробираться на звук сквозь малинник и чуть не упала в овраг, когда заросли внезапно закончились.
На дне оврага сидела девочка лет восьми и плакала.
- Эй! – окликнула я ребенка. – Как ты туда попала?
Девочка обернулась на мой голос, но потом опять спрятала зареванное личико за распустившимися черными волосами. Спрашивать все ли с ней в порядке не было никакого смысла. И так все ясно: она заблудилась и напугана.
Выбрав наиболее пологий склон, я начала спускаться в овраг, держась за колючие ветви малины.
- Привет! – я наконец-то добралась до ребенка. – У тебя ничего не болит?
Девочка посмотрела на меня исподлобья и отрицательно помотала головой.
- Это хорошо. А то мало ли, с такой высоты падать опасно.
- Я не упала. – она почти перестала плакать и теперь лишь хлюпала носом. – Я скатилась. Вон оттуда. – и она показала рукой в сторону довольно крутого склона.
- Давай выбираться! Овраг не самое лучшее место для маленьких девочек. Да и вообще для девочек.
- Мне нельзя ходить с незнакомыми. – буркнула она.
- Хорошо. – я вздохнула, последние годы работы в театре научили меня терпению при общении с детьми. – Меня зовут Маша. Я собирала малину вон там у полян и услышала тебя. А тебя как зовут.
- Эванджелина. – полным достоинства голосом проговорила девочка.
Ну ничего себе! Девочка была не так проста… Только теперь я заметила, что помятое, измазанное землей и травой платье было очень дорогим. Как и туфли, явно непредназначенные для прогулки по лесу.
- Ты должна показать мне лицо. – приказала девочка. – Вдруг ты нечисть.
- Я не нечисть. – такого поворота я не ожидала. – Тебе не кажется, что разговаривать таким тоном с людьми, которые хотят тебе помочь, не вежливо? – от моих слов девочка немного стушевалась. – А лицо я прячу, потому что некрасива. Идем!
В этот раз она взяла протянутую руку и пошла за мной.
Из оврага мы вылезали долго. Я изранила ладонь о колючий малинник, не выпуская руку девочки, упорно карабкалась наверх, следя, чтоб малышка не оступилась на каком-нибудь камне. Уже на поляне я осмотрела девочку тщательнее, никаких ран и ушибов действительно не было, так, царапины.
- Давай я тебя причешу? – Эванджелина кивнула в ответ и царственно опустилась на пенек.
Я достала из кармана гребень и стала распутывать длинные черные волосы, оказавшиеся на удивление мягкими.
- Где твои родные? Давай я отведу тебя в город.
- Я не из города. – буркнула малышка. – Мы с братом ехали в гости к дяде. Арми не поверил мне, я обиделась и убежала.
- Он, наверное, очень переживает и ищет тебя? Помнишь, где вы были, когда ты сбежала?
- Мы остановились напоить лошадей у ручья.
Я стала припоминать лес и окрестности. Ручей, где можно было напоить лошадей, не сворачивая с тракта, был километрах в трех отсюда. Далековато…
- Я боюсь возвращаться! – Эванджелина неожиданно заплакала. – Он мне не верит! Мне никто не верит! А мне страшно…
Я обняла ребенка в попытке успокоить, чувствовала, как девочка всхлипывает, как вздрагивают ее хрупкие плечики.
- Оно приходило ночью, смотрело на меня и пугало. А мне никто не верил.
- Кто оно?
- Существо. Серое и непонятное. А потом оно забрало маму…
Девочка опять заплакала.
- Но разве в незнакомом лесу не страшнее, чем дома?
- Лес живой. В нем спокойнее. А в наш дом оно приходит все чаще и чаще.
- Но ведь вы с братом оттуда уехали! Существо не найдет вас так далеко.
- А вдруг найдет? – Эванджелина все еще боялась.
- Знаешь, а я знаю, как тебе помочь.
Девочка тут же перестала плакать и посмотрела на меня большущими черными глазами.
- Я подарю тебе оберег.
Я взяла с пенька законченного энфира, звонко чмокнула куклу в носик и протянула девочке.
- Держи! Теперь он будет тебя охранять. Ты же знаешь, что энфиры – хранители этого мира? – девочка как-то скептически хмыкнула на мои слова, но я не придала этому значения. – Вот, у тебя теперь свой собственный энфир. Давай придумаем ему имя.
- Вермон! – воскликнула Эванджелина, вертя в руках и рассматривая энфира, как завороженная.
- Не стоит! Так зовут нашего герцога. Лучше придумать какое-нибудь другое имя. – сразу же возразила я, но поймав полный протеста взгляд, сразу добавила. – Впрочем, называй как хочешь. Он ведь об этом и не узнает… А теперь я тебя провожу до ручья.
Мы выбрались на хорошо проезженный тракт и пошли искать брата Эванджелины. Ржание лошадей и голоса я услышала еще издалека, но большую компанию, расположившуюся на вынужденный привал у ручья, заметила только обогнув поросший ежевичником холм.
Здесь было много людей и лошадей, и дорогих карет, вокруг которых прогуливались роскошно одетые дамы. Эва сразу приободрилась. Ошибки быть не могло – она путешествовала с этими людьми.
Мне стало не по себе из-за своего скромного домашнего наряда, красного плаща, а еще больше из-за того, что под ним скрывалось. От людей веяло тем самым миром, который некогда меня жестоко отверг. «Мне туда не надо!» - упрямо вертелось в голове.
- Вот мы и пришли! – сказала я девочке. – Теперь ты и сама доберешься до своих, а мне пора! Прощай, Эванджелина. И запомни, никто тебя больше не будет пугать. А если осмелится, то во сне к нему приду я и так напугаю, что заикой останется до конца своих дней!
Эванджелина улыбнулась. Ничего не сказала, просто прижалась ко мне и обняла, а потом развернулась и побежала к своим.
Я спряталась за куст и немного понаблюдала за тем, как Эванджелина забралась в карету, как затрубил рог, провозглашая окончания поисков, а из леса стали возвращаться хорошо одетые вооруженные мужчины. Компания стала собираться в путь, а я, никем незамеченная, свернула на неприметную лесную тропку.
Вот и еще одна моя кукла нашла свою хозяйку…
Глава тринадцатая. Основы лунного пчеловодства.
Второй час я ворочалась с боку на бок в тщетной попытке уснуть. Сперва мне в голову лезли странные мысли, воспоминания о доме, о семье. Да дома-то как такового у меня никогда не было… И семьи…
- Подумай о семье, эгоистка! – кричала мама в телефонную трубку, когда я, выписавшись из реабилитационного центра, находилась в санатории. – Если уж твоя карьера загублена, то помоги хотя бы брату. Ему сейчас нужно начинать сольные выступления!
Да-да, у моей мамы все должны были быть звездами. Дочь – модель и актриса, сын – известный певец. А сейчас мама жаждала устроить ему большую пиар-компанию на первом канале, как безутешному брату безвинно пострадавшей девушки, который всячески ее поддерживает и требует наказать виновных.
Одна передача уже вышла в эфир. Без моего участия, конечно же. А теперь для рейтингов на телевидение хотели пригласить меня и показать стране «во всей красе».
А я этого не хотела… Да что там! Для меня это было равносильно мучительной смерти. Опять пережить те мгновенья боли, когда что-то непонятное сжигает мое лицо… Я не смогу!
- Неблагодарная! – продолжала мама. – Я угробила на тебя свои лучшие годы! И так ты мне теперь хочешь отплатить? Твоя карьера все равно закончена. Хоть о нас подумай!
Я отстранила от уха телефон, но даже на расстоянии вытянутой руки из трубки отчетливо слышался мамин голос. Который совсем не успокаивал. Хотелось завизжать, забиться в угол, свернувшись в клубок, закрыть ладонями уши…
Но я терпела. Ее надо было выслушать. Все. Все, что она решила сказать. Иначе будет только хуже. Я это прекрасно помнила с детства.
Эта передача вышла в эфир без участия меня-неблагодарной…
А вот когда я спустя неделю возвращалась из санатория, в подъезде моего дома меня ждал сюрприз. Съемочная группа. Я метнулась назад к люфту – но и там били журналисты.
Камеры, софиты, какие-то вопросы и мое невнятное бормотание в ответ… я никак не могу пробраться к двери в квартиру… я совсем не помню, где мой чемодан… пятнадцать минут агонии до заветных слов «Стоп. Снято.»
Помню, как сидела одна в пустой квартире двое суток, боялась зажечь свет. А потом мне позвонила Таня.
- С тобой все в порядке? – услышала я в трубке встревоженный голос одногруппницы. – Я видела передачу…
Все сразу встало на свои места.
- Привези мне что-нибудь поесть. – пролепетала я в трубку осипшим чужим голосом. – Я боюсь выходить.
Таня приехала через два часа почти ночью, так как жила в противоположном конце Москвы. Привезла какие-то консервы, булку хлеба и две пачки «Доширака».
- Я сама еще не ужинала. – сказала она, ставя чайник. – Где тут у тебя заварка? Хм? Такой здоровый холодильник и пустой! – восклицала Таня, хозяйничая на моей кухне. Огромной кухне, спланированной и обставленной профессиональным дизайнером и укомплектованной самой навороченной техникой, которой я не умела пользоваться. Ну, разве что кофе-машиной.
Доширак показался мне очень вкусным, на ровне с высокой кухней лучших ресторанов столицы. Таня меня ни о чем не расспрашивала, болтала без умолку на отвлеченные темы. И это начало меня успокаивать.
Уснули мы уже за полночь в гостиной на большом диване за просмотром н-ной серии «Ну, погоди!».
А на следующий день, найдя в сети инструкцию, я села шить своего первого мишку, из плюшевой шубки от «Дольчегаббана»… Промучившись пол дня, снова села за ноутбук и записалась на курсы шитья.
Мама позвонила через неделю. Снова счастливая. Сообщила, что уезжает в Грецию на съемки клипа для новой песни Германа. Теперь она – менеджер восходящей звезды эстрады.
Выслушав весь поток, я пожала плечами и села дорезать несчастную шубку… Мишка выходил кривенький, но я была упорна!
Я спрятала голову под подушку. Уснуть никак не получалось – к печальным воспоминаниям добавился дружный медвежий храп. А ведь если бы не он, Потапчуки были бы идеальной нелюдью!
***
- Когда выйдем на пасеку, ты сперва постой в сторонке. Там, где я тебя оставлю! И подожди меня. – наставлял меня Мишаня всю дорогу. – Лунные пчелы, они самые нежные и чувствительные к посторонним. Сперва я обойду пасеку, а батя распылит специальную пыльцу. И только после этого на луг, где установлены ульи, могут ступить посторонние. Поняла?
Я кивнула. Что тут было не понятного? Главное – действовать по правилам, слушаться Мишаню и господина Потапчука. И ни какой импровизации!
Из леса мы вышли недалеко от реки. Перед нами раскинулись пестрые от цветущего разнотравья луга, уставленные ульями, выкрашенными белой краской.
- Стой здесь! – скомандовал Мишаня и направился к полной фигуре Тадеуша, устанавливающего новый улей на дальнем конце пасеки.
Я послушно замерла на месте, только головой вертела, рассматривая пейзаж, полный спокойствия и умиротворения.Потапчуки о чем-то недолго беседовали, затем Мишаня начал обходить пасеку по периметру, смешно размахивая поднятыми в верх ручищами. Тадеуш же напротив, встал в центре луга и достал какую-то круглую банку, из которой через пару мгновений повалил легкий золотистый дымок. Звонкое гудение в ульях начало стихать.
Засыпают, что ли? Вот бы мне выспаться!
За последние дни я так и не нашла подходящего материала, чтобы сделать беруши или наушники для сна. Неожиданно в памяти всплыл тот момент из «Одиссеи», где хитроумный Одиссей велит своей команде залепить уши воском, чтобы проплыть мимо острова сладкоголосых серен…
Воск? А это мысль!
- Пошли, что ль?
Я и не заметила, как Мишаня, закончив свой чудной обход, вернулся ко мне. Парень взял меня за руку и потянул за собой. Тадеуш снова вернулся к своим повседневным делам и больше на нас не отвлекался.
- Лунные пчелы необычайны тем, что активны не только днем, но и большую часть ночи. Часть нектара для своего меда они собирают с цветов, которые распускаются только ночью под светом голубой луны. Отсюда и пошло название – «Лунные пчелы». – начал рассказ детинушка. – Мед Лунных пчел особенно ценен, так как его используют для приготовления целебных снадобий. Это самый полезный для здоровья мед! А одомашнить Лунных пчел получилось только у нас.
Я с интересом слушала медового монополиста, рассматривая белые домики внутри которых наступила полная тишина.
- А воск Лунных пчел имеет необычайный молочно-белый оттенок с голубоватым мерцанием. Свечи, изготавливаемые из такого воска, практически в полном объеме, поставляются к императорскому двору. На оставшуюся часть продукции у нас очередь и запись на год вперед.
Дальше Мишаня перечислял полезные свойства и виды снадобий, которые нельзя было приготовить без маточного молочка Лунных пчел. Я слушала в пол уха, наблюдая, как Тадеуш, подняв и аккуратно поставив сбоку крышку улья, достает соты, просто сочащиеся медом, нежно смахивает огромной ладонью пару-тройку сонных пчелок и опускает соты в большой деревянный ушат. Затем подманил жестом нас поближе, указал сыну на какую-то деревянную штуковину.
Я наблюдала, как они вдвоем аккуратно устанавливают в пазы улья пустую деревянную планку, тихо, чтобы не потревожить очень крупных сонных пчёл. В ушате лежали соты с медом. Соты из воска!
- А можно мне чуть-чуть воска? – я повернулась к побледневшим и замершим Потапчукам. – Совсем немного, только беруши сделать…
И тут до меня дошло, почему Тадеушь с сыном побледнели… Странный шум, возникший вокруг нас, начал перерастать в гул. Пчелы проснулись.
- К реке! – крикнул Тадеуш и первым бросился прочь.
Мишаня отставал от отца совсем чуть-чуть. А вот мне потребовался допинг в виде пары пчелиных укусов, чтобы заняться спринтерским бегом.
- Нельзя. Говорить. Рядом. – Мишаня пытался кричать на меня на бегу. – С открытым. Ульем!
- Ты не сказал мне об этом! – возразила я и чуть не поперхнулась пчелой, залетевшей мне в рот.
Сплюнула, но пчелка все же успела ужалить мой язык. Яд! Как же Мишаня забыл упомянуть такой важный лечебный продукт! Я чувствовала, как прямо на бегу приобщаюсь к гомеопатии… или чему там еще, природному и лечебному… жалоукалыванию…
Тадеушь уже вбежал в реку с крутого берега и нырнул, поднимая в воздух фонтан брызг.
- Надо переждать под водой минут тридцать! – крикнул он, снова ныряя. – Потом пчелы успокоятся и можно будет выходить!
