Мы вошли в дом и уже на кухне, усадив гостью за стол, не сдержалась:
- Теть Варь, о чем это она? О какой сестре? Бабушка же единственный ребенок в семье. Разве нет? – не столько спрашивая, сколько констатируя.
Сколько себя помнила ни о каких родственниках со стороны бабушки речи не шло. Разве что о дедовских, да и те седьмая вода на киселе – никогда не виделись. А еще была родословная составленная Владимиром, где черным по белому значилось – кроме дочери Раисы иных детей у прабабки не было.
Варвара Ильинична тяжело вздохнула.
- Запомнила, значит.
- Безусловно! Как не запомнить? Речь о моей семье, - удивилась я, ставя чайник на огонь.
- А что ж тогда про внучек не спрашиваешь?
- Про внучек? – возвращаясь к столу. – А что про внучек? Мы с Ольгой выросли вместе. Все друг о друге знаем.
- Ой ли…
Бабушкина подруга сосредоточенно выкладывала румяные плюшки из запотевшего пакета на тарелку. Где только взяла горячие?
Повисла пауза. Я ждала продолжения, но меня как будто бы не понимали. Пришлось брать инициативу в свои руки.
- Теть Варь, объясните, пожалуйста, о чем вы? Я не понимаю…
- Да нечего объяснять, Ярочка. Пустое все… Говорят же – чужая душа потемки, вот и сболтнула не подумав, - Варвара Ильинична виновато заулыбалась. – Не обращай внимания на старуху. И Катерину тоже не слушай. Не было у Раечки никого дороже вас – кровинушки родной. А злые языки на то и длинные, всякого наплести могут.
Я ответом не удовлетворилась и собиралась возразить, но хлопнула входная дверь, и в «теплую» вошел Владимир, невероятно скоро обернувшийся из больницы – всего-то за час с небольшим.
- А меня к столу пригласят? – поздоровавшись с тетей Варей. – Я свежими булочками разжился и домашней сметанкой.
- Сметаной? Ты на базаре был? – Вот уж точно сто верст не крюк! – А в больнице? С врачом разговаривал? – после подтверждающего мычания.
Не ответив, он скрылся в «проходной» - переодевался, а по возвращении отрапортовал:
- И с врачом, и с заведующим, и даже в палату наведался. С чего начать?
- С главного. – Выключив засвистевший чайник, я на всякий случай присела.
- Хм… С главного, так с главного. – Вовка также устроился за столом и, окинув нас поочередно беглым взглядом, принялся рассказывать. – Отравление бытовым газом имело место быть, только не критическое. На состояние, конечно, повлияло, но причина комы - рак головного мозга. Прогрессирующая, неоперабельная глиобластома. Диагностировали год назад в Саратове. От лечения баба Дуся отказалась. Вот такие дела.
- А я-то все думала, что за Кабысдох такой знакомый. Не признала сразу, что Дуськин. Все Катерина, вестимо. Сбила с толку, - сетовала бабушкина подруга, грея в руках и без того горячую чашку с чаем. – Откуда он у тебя-то?
Мы обе еще не отошли от вываленной на нас информации. Переливали из пустого в порожнее, и только Вовка не принимал участие диалоге. Молчал и хмурил брови, не обращая на нас внимания.
- Сам пришел. Не гнать же, - отозвалась я, бросив взгляд через плечо. Зубок вновь утроился перед будкой.
- Не знай, не знай… Может, лучше и погнать. - Варвара Ильинична никогда собак не жаловала, а после того, как пострадала от бесхозной, окончательно разлюбила. – Смотри, как бы ни кинулся.
- Не кинется, - с убежденностью. – Он только на вид страшный.
Бабушкина подруга покачала головой и переключилась обратно на Евдокию Петровну.
- Жаль, Дуську. Хорошая она баба, хоть и нелюдимая. Да и не ее вина-то, если по сути. Бельмо все. Сломало жизнь девке. С молоду чурались, а уж к старости…
Тетя Варя смолкла, не договорив, а я досадливо поморщилась от напоминания – жестокость человеческая не знает границ.
Мы вновь приуныли в установившемся безмолвии. Варвара Ильинична уткнулась в чашку – не пила, но и не ставила. Вовка пялился в окно.
Я не выдержала:
- Можно тебя на минуточку? – поднявшись. – Теть Варь, простите нас? Отойдем ненадолго.
- Да-да, конечно. Идите, - отстранено.
Отложив булочку с чуть приглаженным ломтем сметаны поверх – в настоящую домашнюю ложку воткни – стоит, Владимир последовал моему примеру. Мы удалились в жилую часть дома и там, на пороге «общей», у меня поинтересовались:
- Что-то не так, Яр?
- Вот и я хотела спросить… Ты точно все рассказал? - я обернулась, чтобы видеть его глаза.
- Естественно. С чего вопрос?
- Выглядишь так, только кроссворд разгадываешь.
- В некотором роде…
- Вов?! – невольно повысив голос.
Чувствовала, что не договаривает!
- Нормально все. – Он улыбнулся. – По идее радоваться надо.
- Чему радоваться? – в растерянности. - Не вижу причин. Баба Дуся в коме. Неизвестно, чем все это закончится. Очнется? Нет? В общем, еще один гигантский плюс к уже имеющимся проблемам.
- Это с какой стороны посмотреть.
- Объяснишь?
Он на мгновенье прижал руку к лицу.
- Господи, Яр, это ведь очевидно. Неужели не понимаешь?! Глиобластома!
- Глиобластома… И?
Я сцепила пальцы в замок – попытка держать себя в руках. Отчего-то разнервничалась.
- Все, Яр, все! - он точно комнату обнял. – Баба Дуся себе не хозяйка. Ты знаешь, что такое рак? Рак мозга? Здесь помню, там нет. Адекватность, провал - попеременно. Правда, выдумка – все одно. Она не отвечала за свои слова! Не могла. В принципе!
- Так ли это?
- Ярочка, солнце, ее рассказам нельзя верить. На ее слова нельзя опираться, - Владимир положил руки мне на плечи. Сжал. – Все, над чем мы ломаем голову, выеденного яйца не стоит! Фантазия больного разума – не более!
- Уверен? – Меня пробрала дрожь. Родилась где-то в груди и расползлась по конечностям.
Вовка, видимо, почувствовал:
- Яр?..
- Так ты уверен? – с еще большим нажимом.
- Разумеется. Я такого насмотрелся, пока мать в онкологии лежала – Боже упаси!
- Спасибо, что открыл глаза.
Я все же заставила его напрячься. Поняла по усилившейся хватке.
- Зачем ты так?
- Как? С издевкой? – попытавшись высвободиться из его рук, но мне не позволили.
- Яра, да ты подумай! Это самое логичное объяснение!
- А то, что я вижу, Вов? Чувствую? Все это не в счет?! – я также окончательно повысила голос. - Может, и у меня рак?! Неоперабельный?! И у тебя тоже?! И никаких убийств не было?!
- Яра…
- Что «Яра»? Что?! – во мне проснулась злость. – Ты забыл о моих снах?! – вновь рванувшись прочь, на этот раз успешно. – Каким образом они укладываются в твою концепцию? Просветишь?
Мы уставились друг на друга тяжелыми взглядами. Владимир больше не выглядел довольным жизнью. Брови сошлись над переносицей, между ними залегла глубокая морщинка – свидетельство раздумий.
- Забыл, да? Конечно… это же не тебя мучили, не тебя оскопили, прежде чем убить. Иначе помнил бы.
На место злости пришла апатия. Я обошла его. Аккуратно, чтобы не задеть. А на полпути к двери оглянулась:
- Уезжай домой, Вов. Тебя, наверное, заждались. Зачем тратить время на ту, которую все равно не слушаешь?
Если он и намеревался что-то ответить, я ждать не собиралась. Спешно миновала «проходную» и, уже выйдя в теплую, вспомнила об оставленной на кухне гостье. Точнее увидела. Бабушкина подруга тяжело опиралась на стол и прижимала руку к горлу – так выглядело со спины. Мысленно охнув, я устремилась к ней.
- Теть Варь, что-то случилось? – приобняла, чтобы поддержать. – Вам нехорошо? – усадив обратно на табурет.
- Нет-Нет, Ярочка. Ничего страшного. Разнервничалась просто, вот и давление скакнуло. Пойду я, пожалуй.
- Давление? Так, давайте, смеряем. В аптечке тонометр есть – бабушкин еще.
- Ненужно, Ярочка, лишнее. Лучше уже, - заново поднявшись. – В другой раз зайду, тогда и поболтаем. Или ты в гости заглядывай. Порадуешь старуху.
- Обязательно, теть Варь. Обязательно зайду, - пообещала я. – А сейчас провожу. Вы посидите еще немножко, я переоденусь?
- Да зачем ты? Сама дойду. Привычная,- принялась отказываться Варвара Ильинична. – Мы же – старухи как? Здесь присели поболтали, там постояли поговорили, а, вот уж глядишь и дом.
- Даже не спорьте! Одну я вас не отпущу!
- Я могу проводить, если хотите.
К нам присоединился Владимир. Все еще смурной. К кому конкретно обращался - непонятно. Я ответила за себя:
- Не стоит. Справлюсь. Пора привыкать решать проблемы самостоятельно, - глянув исподлобья.
Но мое завуалированное обвинение проигнорировали.
- К тому же так и так собирался уходить – у меня встреча. Ну и по пути.
Тетя Варя закивала.
- Коли по пути, тогда можно. А ты, Ярочка, не переживай. Это все Катерина, да новости ваши. Полежу маленько – пройдет.
Мне ничего не оставалось, как согласиться. Не препираться же на глазах у Варвары Ильиничны!
Я сопроводила бабушкину подругу до калитки. Еще раз пообещала проведать на днях, а потом смотрела, как они медленно бредут по тропинке вдоль домов. Смотрела, смотрела, пока вдруг не поняла, что у самого конца асфальтового покрытия вновь припаркован белый автомобиль. В груди екнуло.
Сложно сказать, чего я ожидала. Нового наезда? Возможно. Но ничего подобного не произошло. Парочка благополучно скрылась из вида, а машина продолжала стоять на месте. И, судя по всему, в ней никого не было.
Помявшись некоторое время возле калитки, я вернулась в дом, чтобы взглянуть на недоеденную булочку Владимира и понять – злость окончательно отступила. Ей на смену пришло сожаление. Собственная реакция теперь казалась неоправданно острой – разве сама немногим ранее не занималась поиском логического обоснования происходящего? А брошенные в запале слова не только жестокими, но и глупыми. Ведь на самом деле не хотела, чтобы он уезжал. И вряд ли смогу пережить, если решит последовать моему совету.
- Вот и добавила себе головной боли, - сквозь оконное стекло пожаловалась я растянувшемуся на улице Зубку и, тяжело вздохнув, стала наводить порядок.
Убрала сметану в холодильник, сложила кексы и булочки с пакет, составила посуду в мойку, в процессе ударившись коленкой о табурет – следовало сперва задвинуть под стол, но не подумала. Пришлось заняться устранением оплошности. Именно тогда взгляд мой зацепился за валяющуюся на полу сумку - тетя Варя забыла. Видимо, не заметила, как та слетела со стола. Или просто не до нее было, когда уходила.
Я подняла находку и принялась сворачивать, раздумывая над тем, куда пристроить, чтобы на глазах была. А сложив в четверо, увидела латку, и задохнулась, отброшенная в прошлое воспоминанием. Кадр за кадром - дом у озера, я на чердаке, грохот, бег, лестница, падение и лоскут ткани, трепещущий на гвозде перед глазами – идеальный прямоугольник! Теперь я, кажется, знала, кто в тот день подставил мне ведро с кровью – Варвара Ильинична!
***
Трель входного звонка точно первый удар в колокол – оглушает. Совершенно не задумываясь над тем, кто за ней, я открыла дверь и даже не удивилась, увидев топчущегося на крыльце отца Полины: имени я не помнила.
На сегодня лимит исчерпан! Предстань передо мной хоть черт лысый в красной клоунской шапке восприняла бы как должное.
Вместо этого задалась вопросом, почему Зубок не дал знак о госте? Он представлялся мне хорошим сторожем, но пса видно не было.
- Ярослава, позволите войти? Нам нужно поговорить, - подал голос неожиданный визитер, и я, без раздумий, отступила вглубь холодной, освобождая для него проход.
- На кухню, пожалуйста, - когда мужчина разулся. Приглашать совершенно чужого человека в жилую часть дома я не собиралась.
- Так о чем вы хотели поговорить? - стоило гостю устроиться за столом.
Пока он собирался с мыслями, я уселась напротив, не совсем понимая, как следует вести себя. Предложить чаю? Вроде бы ни друзья и даже не знакомые. Не предложить – нарушить бабушкины законы гостеприимства. Или пусть?
К тому моменту, когда мужчина заговорил, я так и не определилась, а после стало не до того. Сказанное повергло в шок.
- Евдокия Петровна сказала, вы знаете убийц моей дочери. Я пришел узнать, кто это сделал.
- Что, простите? – Ошарашенная я уставила на него во все глаза.
Оказывается еще не все! Предел не достигнут! Мое удивление не знало границ.
- Не нужно, пожалуйста! Не делайте такое лицо! Я знаю, что это правда! Старуха никогда не ошибается! Просто скажите – кто, и я уйду!
Он в нетерпении подался вперед, словно хотел дотянуться до меня через стол. Я же наоборот отпрянула, бормоча.
- Но… но я не знаю… Честное слово, не знаю. Поверьте!
Видимо, что-то в моей лице (маловероятно, что слова) заставило его усомниться. Мужчина нахмурился, а через мгновенье зарядил кулаком по столу:
- А ведь я говорил ей! Говорил!..
Он вскочил на ноги, снова присел, еще раз проверил стол на прочность, опять поднялся. Кинулся прочь из кухни и тут же вернулся.
Я испуганно молчала, вжав голову в плечи, и слушала поток обвинений, слетающих с мужского языка. Досталось всем – бабе Дусе, Тоньке – дуре, женщинам в целом, ему – доверчивому идиоту, прежде чем совершенно опустошенный взрывом мужчина, рухнув на табурет, уронил голову на скрещенные руки и затих.
Я же, напротив, нашла в себе силы заговорить. Испуг прошел. Стало бесконечно жаль разочарованного отца. Разве можно пройти мимо такой боли!
- Простите… Не помню, как вас по имени-отчеству, - немного заикаясь от волнения.
Он отозвался глухо, не поднимая головы.
- Валерий… Валерий Павлович.
- Валерий Павлович, я бы очень хотела вам помочь. Правда! Я бы все отдала, но… но не видела их лиц, - решившись.
К конце концов, с кем еще быть откровенной, если не с тем, кто потерял дочь? Уж он точно не имеет отношения к секте! Единственное, что смущало, как отнесется к моим словам. Не сочтет ли за полоумную?
- Что значит «не видела их лиц»?
Он моментально собрался. Сел прямо и теперь смотрел на меня требовательным взглядом сощуренных, карих глаз.
Сжигая мосты, я сделала глубокий вдох:
- Они были в масках.
- То есть? Вы присутствовали при убийстве Полины?
- Не совсем, - лихорадочно соображая, как объяснить. – Я видела момент убийства, но не присутствовала, физически. Это было во сне. Я нечто вроде ясновидящей, - зачастила, заметив искру сомнения во взгляде. – Но видения приходят ко мне во сне. Так я стала свидетелем мучений вашей дочери и того парня, что нашли на пляже.
- Постойте… Вы хотите сказать, что это сделали одни и те же люди? В полиции считают иначе. – По голосу понятно, скепсис перевешивает.
Мой долг переубедить!
- Вашу дочь некоторое время держали в темном, влажном помещении. Ее привязывали на распятие. Наносили порезы, а потом прижигали их. Незадолго до смерти ее изнасиловали. Судя по ощущениям, их было несколько. Сколько точно, сказать не могу…
- Теть Варь, о чем это она? О какой сестре? Бабушка же единственный ребенок в семье. Разве нет? – не столько спрашивая, сколько констатируя.
Сколько себя помнила ни о каких родственниках со стороны бабушки речи не шло. Разве что о дедовских, да и те седьмая вода на киселе – никогда не виделись. А еще была родословная составленная Владимиром, где черным по белому значилось – кроме дочери Раисы иных детей у прабабки не было.
Варвара Ильинична тяжело вздохнула.
- Запомнила, значит.
- Безусловно! Как не запомнить? Речь о моей семье, - удивилась я, ставя чайник на огонь.
- А что ж тогда про внучек не спрашиваешь?
- Про внучек? – возвращаясь к столу. – А что про внучек? Мы с Ольгой выросли вместе. Все друг о друге знаем.
- Ой ли…
Бабушкина подруга сосредоточенно выкладывала румяные плюшки из запотевшего пакета на тарелку. Где только взяла горячие?
Повисла пауза. Я ждала продолжения, но меня как будто бы не понимали. Пришлось брать инициативу в свои руки.
- Теть Варь, объясните, пожалуйста, о чем вы? Я не понимаю…
- Да нечего объяснять, Ярочка. Пустое все… Говорят же – чужая душа потемки, вот и сболтнула не подумав, - Варвара Ильинична виновато заулыбалась. – Не обращай внимания на старуху. И Катерину тоже не слушай. Не было у Раечки никого дороже вас – кровинушки родной. А злые языки на то и длинные, всякого наплести могут.
Я ответом не удовлетворилась и собиралась возразить, но хлопнула входная дверь, и в «теплую» вошел Владимир, невероятно скоро обернувшийся из больницы – всего-то за час с небольшим.
- А меня к столу пригласят? – поздоровавшись с тетей Варей. – Я свежими булочками разжился и домашней сметанкой.
- Сметаной? Ты на базаре был? – Вот уж точно сто верст не крюк! – А в больнице? С врачом разговаривал? – после подтверждающего мычания.
Не ответив, он скрылся в «проходной» - переодевался, а по возвращении отрапортовал:
- И с врачом, и с заведующим, и даже в палату наведался. С чего начать?
- С главного. – Выключив засвистевший чайник, я на всякий случай присела.
- Хм… С главного, так с главного. – Вовка также устроился за столом и, окинув нас поочередно беглым взглядом, принялся рассказывать. – Отравление бытовым газом имело место быть, только не критическое. На состояние, конечно, повлияло, но причина комы - рак головного мозга. Прогрессирующая, неоперабельная глиобластома. Диагностировали год назад в Саратове. От лечения баба Дуся отказалась. Вот такие дела.
Глава 21
- А я-то все думала, что за Кабысдох такой знакомый. Не признала сразу, что Дуськин. Все Катерина, вестимо. Сбила с толку, - сетовала бабушкина подруга, грея в руках и без того горячую чашку с чаем. – Откуда он у тебя-то?
Мы обе еще не отошли от вываленной на нас информации. Переливали из пустого в порожнее, и только Вовка не принимал участие диалоге. Молчал и хмурил брови, не обращая на нас внимания.
- Сам пришел. Не гнать же, - отозвалась я, бросив взгляд через плечо. Зубок вновь утроился перед будкой.
- Не знай, не знай… Может, лучше и погнать. - Варвара Ильинична никогда собак не жаловала, а после того, как пострадала от бесхозной, окончательно разлюбила. – Смотри, как бы ни кинулся.
- Не кинется, - с убежденностью. – Он только на вид страшный.
Бабушкина подруга покачала головой и переключилась обратно на Евдокию Петровну.
- Жаль, Дуську. Хорошая она баба, хоть и нелюдимая. Да и не ее вина-то, если по сути. Бельмо все. Сломало жизнь девке. С молоду чурались, а уж к старости…
Тетя Варя смолкла, не договорив, а я досадливо поморщилась от напоминания – жестокость человеческая не знает границ.
Мы вновь приуныли в установившемся безмолвии. Варвара Ильинична уткнулась в чашку – не пила, но и не ставила. Вовка пялился в окно.
Я не выдержала:
- Можно тебя на минуточку? – поднявшись. – Теть Варь, простите нас? Отойдем ненадолго.
- Да-да, конечно. Идите, - отстранено.
Отложив булочку с чуть приглаженным ломтем сметаны поверх – в настоящую домашнюю ложку воткни – стоит, Владимир последовал моему примеру. Мы удалились в жилую часть дома и там, на пороге «общей», у меня поинтересовались:
- Что-то не так, Яр?
- Вот и я хотела спросить… Ты точно все рассказал? - я обернулась, чтобы видеть его глаза.
- Естественно. С чего вопрос?
- Выглядишь так, только кроссворд разгадываешь.
- В некотором роде…
- Вов?! – невольно повысив голос.
Чувствовала, что не договаривает!
- Нормально все. – Он улыбнулся. – По идее радоваться надо.
- Чему радоваться? – в растерянности. - Не вижу причин. Баба Дуся в коме. Неизвестно, чем все это закончится. Очнется? Нет? В общем, еще один гигантский плюс к уже имеющимся проблемам.
- Это с какой стороны посмотреть.
- Объяснишь?
Он на мгновенье прижал руку к лицу.
- Господи, Яр, это ведь очевидно. Неужели не понимаешь?! Глиобластома!
- Глиобластома… И?
Я сцепила пальцы в замок – попытка держать себя в руках. Отчего-то разнервничалась.
- Все, Яр, все! - он точно комнату обнял. – Баба Дуся себе не хозяйка. Ты знаешь, что такое рак? Рак мозга? Здесь помню, там нет. Адекватность, провал - попеременно. Правда, выдумка – все одно. Она не отвечала за свои слова! Не могла. В принципе!
- Так ли это?
- Ярочка, солнце, ее рассказам нельзя верить. На ее слова нельзя опираться, - Владимир положил руки мне на плечи. Сжал. – Все, над чем мы ломаем голову, выеденного яйца не стоит! Фантазия больного разума – не более!
- Уверен? – Меня пробрала дрожь. Родилась где-то в груди и расползлась по конечностям.
Вовка, видимо, почувствовал:
- Яр?..
- Так ты уверен? – с еще большим нажимом.
- Разумеется. Я такого насмотрелся, пока мать в онкологии лежала – Боже упаси!
- Спасибо, что открыл глаза.
Я все же заставила его напрячься. Поняла по усилившейся хватке.
- Зачем ты так?
- Как? С издевкой? – попытавшись высвободиться из его рук, но мне не позволили.
- Яра, да ты подумай! Это самое логичное объяснение!
- А то, что я вижу, Вов? Чувствую? Все это не в счет?! – я также окончательно повысила голос. - Может, и у меня рак?! Неоперабельный?! И у тебя тоже?! И никаких убийств не было?!
- Яра…
- Что «Яра»? Что?! – во мне проснулась злость. – Ты забыл о моих снах?! – вновь рванувшись прочь, на этот раз успешно. – Каким образом они укладываются в твою концепцию? Просветишь?
Мы уставились друг на друга тяжелыми взглядами. Владимир больше не выглядел довольным жизнью. Брови сошлись над переносицей, между ними залегла глубокая морщинка – свидетельство раздумий.
- Забыл, да? Конечно… это же не тебя мучили, не тебя оскопили, прежде чем убить. Иначе помнил бы.
На место злости пришла апатия. Я обошла его. Аккуратно, чтобы не задеть. А на полпути к двери оглянулась:
- Уезжай домой, Вов. Тебя, наверное, заждались. Зачем тратить время на ту, которую все равно не слушаешь?
Если он и намеревался что-то ответить, я ждать не собиралась. Спешно миновала «проходную» и, уже выйдя в теплую, вспомнила об оставленной на кухне гостье. Точнее увидела. Бабушкина подруга тяжело опиралась на стол и прижимала руку к горлу – так выглядело со спины. Мысленно охнув, я устремилась к ней.
- Теть Варь, что-то случилось? – приобняла, чтобы поддержать. – Вам нехорошо? – усадив обратно на табурет.
- Нет-Нет, Ярочка. Ничего страшного. Разнервничалась просто, вот и давление скакнуло. Пойду я, пожалуй.
- Давление? Так, давайте, смеряем. В аптечке тонометр есть – бабушкин еще.
- Ненужно, Ярочка, лишнее. Лучше уже, - заново поднявшись. – В другой раз зайду, тогда и поболтаем. Или ты в гости заглядывай. Порадуешь старуху.
- Обязательно, теть Варь. Обязательно зайду, - пообещала я. – А сейчас провожу. Вы посидите еще немножко, я переоденусь?
- Да зачем ты? Сама дойду. Привычная,- принялась отказываться Варвара Ильинична. – Мы же – старухи как? Здесь присели поболтали, там постояли поговорили, а, вот уж глядишь и дом.
- Даже не спорьте! Одну я вас не отпущу!
- Я могу проводить, если хотите.
К нам присоединился Владимир. Все еще смурной. К кому конкретно обращался - непонятно. Я ответила за себя:
- Не стоит. Справлюсь. Пора привыкать решать проблемы самостоятельно, - глянув исподлобья.
Но мое завуалированное обвинение проигнорировали.
- К тому же так и так собирался уходить – у меня встреча. Ну и по пути.
Тетя Варя закивала.
- Коли по пути, тогда можно. А ты, Ярочка, не переживай. Это все Катерина, да новости ваши. Полежу маленько – пройдет.
Мне ничего не оставалось, как согласиться. Не препираться же на глазах у Варвары Ильиничны!
Я сопроводила бабушкину подругу до калитки. Еще раз пообещала проведать на днях, а потом смотрела, как они медленно бредут по тропинке вдоль домов. Смотрела, смотрела, пока вдруг не поняла, что у самого конца асфальтового покрытия вновь припаркован белый автомобиль. В груди екнуло.
Сложно сказать, чего я ожидала. Нового наезда? Возможно. Но ничего подобного не произошло. Парочка благополучно скрылась из вида, а машина продолжала стоять на месте. И, судя по всему, в ней никого не было.
Помявшись некоторое время возле калитки, я вернулась в дом, чтобы взглянуть на недоеденную булочку Владимира и понять – злость окончательно отступила. Ей на смену пришло сожаление. Собственная реакция теперь казалась неоправданно острой – разве сама немногим ранее не занималась поиском логического обоснования происходящего? А брошенные в запале слова не только жестокими, но и глупыми. Ведь на самом деле не хотела, чтобы он уезжал. И вряд ли смогу пережить, если решит последовать моему совету.
- Вот и добавила себе головной боли, - сквозь оконное стекло пожаловалась я растянувшемуся на улице Зубку и, тяжело вздохнув, стала наводить порядок.
Убрала сметану в холодильник, сложила кексы и булочки с пакет, составила посуду в мойку, в процессе ударившись коленкой о табурет – следовало сперва задвинуть под стол, но не подумала. Пришлось заняться устранением оплошности. Именно тогда взгляд мой зацепился за валяющуюся на полу сумку - тетя Варя забыла. Видимо, не заметила, как та слетела со стола. Или просто не до нее было, когда уходила.
Я подняла находку и принялась сворачивать, раздумывая над тем, куда пристроить, чтобы на глазах была. А сложив в четверо, увидела латку, и задохнулась, отброшенная в прошлое воспоминанием. Кадр за кадром - дом у озера, я на чердаке, грохот, бег, лестница, падение и лоскут ткани, трепещущий на гвозде перед глазами – идеальный прямоугольник! Теперь я, кажется, знала, кто в тот день подставил мне ведро с кровью – Варвара Ильинична!
***
Трель входного звонка точно первый удар в колокол – оглушает. Совершенно не задумываясь над тем, кто за ней, я открыла дверь и даже не удивилась, увидев топчущегося на крыльце отца Полины: имени я не помнила.
На сегодня лимит исчерпан! Предстань передо мной хоть черт лысый в красной клоунской шапке восприняла бы как должное.
Вместо этого задалась вопросом, почему Зубок не дал знак о госте? Он представлялся мне хорошим сторожем, но пса видно не было.
- Ярослава, позволите войти? Нам нужно поговорить, - подал голос неожиданный визитер, и я, без раздумий, отступила вглубь холодной, освобождая для него проход.
- На кухню, пожалуйста, - когда мужчина разулся. Приглашать совершенно чужого человека в жилую часть дома я не собиралась.
- Так о чем вы хотели поговорить? - стоило гостю устроиться за столом.
Пока он собирался с мыслями, я уселась напротив, не совсем понимая, как следует вести себя. Предложить чаю? Вроде бы ни друзья и даже не знакомые. Не предложить – нарушить бабушкины законы гостеприимства. Или пусть?
К тому моменту, когда мужчина заговорил, я так и не определилась, а после стало не до того. Сказанное повергло в шок.
- Евдокия Петровна сказала, вы знаете убийц моей дочери. Я пришел узнать, кто это сделал.
- Что, простите? – Ошарашенная я уставила на него во все глаза.
Оказывается еще не все! Предел не достигнут! Мое удивление не знало границ.
- Не нужно, пожалуйста! Не делайте такое лицо! Я знаю, что это правда! Старуха никогда не ошибается! Просто скажите – кто, и я уйду!
Он в нетерпении подался вперед, словно хотел дотянуться до меня через стол. Я же наоборот отпрянула, бормоча.
- Но… но я не знаю… Честное слово, не знаю. Поверьте!
Видимо, что-то в моей лице (маловероятно, что слова) заставило его усомниться. Мужчина нахмурился, а через мгновенье зарядил кулаком по столу:
- А ведь я говорил ей! Говорил!..
Он вскочил на ноги, снова присел, еще раз проверил стол на прочность, опять поднялся. Кинулся прочь из кухни и тут же вернулся.
Я испуганно молчала, вжав голову в плечи, и слушала поток обвинений, слетающих с мужского языка. Досталось всем – бабе Дусе, Тоньке – дуре, женщинам в целом, ему – доверчивому идиоту, прежде чем совершенно опустошенный взрывом мужчина, рухнув на табурет, уронил голову на скрещенные руки и затих.
Я же, напротив, нашла в себе силы заговорить. Испуг прошел. Стало бесконечно жаль разочарованного отца. Разве можно пройти мимо такой боли!
- Простите… Не помню, как вас по имени-отчеству, - немного заикаясь от волнения.
Он отозвался глухо, не поднимая головы.
- Валерий… Валерий Павлович.
- Валерий Павлович, я бы очень хотела вам помочь. Правда! Я бы все отдала, но… но не видела их лиц, - решившись.
К конце концов, с кем еще быть откровенной, если не с тем, кто потерял дочь? Уж он точно не имеет отношения к секте! Единственное, что смущало, как отнесется к моим словам. Не сочтет ли за полоумную?
- Что значит «не видела их лиц»?
Он моментально собрался. Сел прямо и теперь смотрел на меня требовательным взглядом сощуренных, карих глаз.
Сжигая мосты, я сделала глубокий вдох:
- Они были в масках.
- То есть? Вы присутствовали при убийстве Полины?
- Не совсем, - лихорадочно соображая, как объяснить. – Я видела момент убийства, но не присутствовала, физически. Это было во сне. Я нечто вроде ясновидящей, - зачастила, заметив искру сомнения во взгляде. – Но видения приходят ко мне во сне. Так я стала свидетелем мучений вашей дочери и того парня, что нашли на пляже.
- Постойте… Вы хотите сказать, что это сделали одни и те же люди? В полиции считают иначе. – По голосу понятно, скепсис перевешивает.
Мой долг переубедить!
- Вашу дочь некоторое время держали в темном, влажном помещении. Ее привязывали на распятие. Наносили порезы, а потом прижигали их. Незадолго до смерти ее изнасиловали. Судя по ощущениям, их было несколько. Сколько точно, сказать не могу…
