Не думай, я не пугаю и пока держу слово, как ты можешь видеть. Таирия находится в Эргастении и имеет указание выбрать себе мужа из твоих племянников. Но учти, если отродье нашей сестрицы заявится в Антэлу, не видать твоему роственнику геральдической цепи, даже будь он мужем моей дочери, ибо Лураса встанет за сына, и народ ее поддержит.
Так что подумай, Милуани, чем ты еще можешь мне помочь.
По последним сведениям Тарген направился в сторону Артаунского перевала. О чем это говорит, объяснять, надеюсь, не стоит.
Матерн
И еще. Вчера ночью она очнулась».
Руки Таирии немилосердно тряслись, когда по второму кругу перечитывала ошеломляющие строчки. В голове не укладывалось – у тетушки есть сын?! И отец попросил сестру избавиться от него?! И тетя Милуани согласилась?! С одной стороны это казалось абсурдом, и в то же время слишком многое объясняло.
- Уехала, наше солнышко. Так тихо без нее. Никто цветов не принесет, не посидит с тобой, - ворчала себе под нос женщина, методично проводя гребнем по волосам молочной дочери. - Бедная девочка… Уж не свезло с отцом, так не свезло. Натерпелась всякого… А теперь еще и из родного дома сослал.
- Зря ты так, Гарья. Матерн не плохой человек. Он просто ошибся, запутался… - не согласилась Лураса, поймав взор кормилицы в зеркале.
Та головой покачала.
- Может и запутался, да только распутываться не спешит. Тебе жизнь испортил, а теперь и за дочь взялся, изверг.
Раса печально вздохнула, поняв, что спорить бесполезно, и все же добавила.
- Если бы не он, что стало с Тэлой?
- Что бы ни стало, всяко не хуже, - отозвалась Гарья, вновь принявшись орудовать гребнем.
Лураса еще раз печально вздохнула.
- Скажи лучше – передала? – сочтя за лучшее оставить неприятную тему.
- Где уж тут? С порога погнали, точно чумную! - ни дать ни взять пылая праведным гневом. – Но я с девочками договорилась. В дороге отдадут.
- Точно?
- Куда уж точнее! – уверенно. – Тилька мне, что внучка. Коль попросила – выполнит!
Раса невольно улыбнулась. Насколько помнила, Тилька осиротела рано. И в этом вся Гарья - привечает обиженных и обездоленных на своей груди. Вон с ней – всю жизнь носится. И продолжит носиться по гроб, сомневаться в этом не приходилось. Лишь одного Лураса предположить не могла – кто из них первой отправится к цветущим берегам Инаирга.
Мысли приняли иной поворот, и улыбка сошла с женского лица.
- Знаешь, Гарья… Ноет здесь. – Она приложила руку к сердцу. – Ждет чего-то. Сильно так ждет, что сил нет.
- Ну, что ты милая…
- Никогда так не было. Ни разу, а сейчас будто кольнуло чем-то, - перебила кормилицу Лураса, ища в зеркале ее глаза, но нянька упорно отводила взгляд, пряча от своей любимицы повисшие на ресницах слезы.
Уж сколько выплакала она их за свою жизнь - за родную дочь, за названную, за маленького пострела, что засыпал на ее руках. Целое море слез пролила, а они все не заканчивались. Смахнула украдкой.
- Цветочек мой, - закрепив косу, Гарья обняла Лурасу за плечи. – Хватит уже, столько времени прошло. Сколько ждать-то?
Говорила, а у самой сердце разрывалось. Но, даже несмотря на это, женщина искренне считала, что ее девочке пора смириться и перестать надеяться. Более двадцати лет прошло с тех пор, как мальчик пропал. Она уже не верила в его возможное возвращение, по себе зная, что судьба жестока и, отобрав однажды, не вернет назад. А после стольких лет и подавно.
- Жив он, Гарья. Жив, - не согласилась Лураса, в отрицании качнув головой. – Пока он жив, и я жива, а не станет, так и мне незачем, - чуть слышно прошептала женщина, проглотив подкативший к горлу ком. – За ним пойду.
Она посмотрела на свое отражение в зеркале, вспоминая бездонные синие глаза, будто заглядывающие душу, и тихие слова Антаргина: «Как бы далеко мы не находились друг от друга, в сердце я всегда с вами. Помни об этом. Не будет вас, и оно перестанет биться».
- Я люблю тебя, - одними губами Лураса повторила признание, которым ответила тогда. И сейчас оно было настолько же правдиво, как и много лет назад.
- У тебя глаза матери, - услышал Лутарг, когда с завтраком было покончено, и он устал задаваться вопросом, почему Перворожденный время от времени бросает на него глубоко задумчивые взгляды.
- Глаза матери? – недоуменно переспросил молодой человек.
Подобное утверждение могло показаться издевкой, если бы не серьезность без труда читаемая на лице Антаргина.
Отец кивнул.
- Такие же дымчато-серые с легким оттенком зелени.
Недоумения прибавилось. Пусть Лутарг и не любил своего отражения, пусть предпочитал лишний раз не видеть его - да и видел от силы раза три-четыре, кому, как ни ему знать, что ни о какой дымчато-серой зелени речи идти не может.
- Ты шутишь? – все, на что оказался способен.
- Ничуть. Посмотри сам.
Антаргин грустно улыбнулся. Поднялся. Лутарг обескуражено наблюдал за ним, пока тот не вернулся обратно.
- Вот… - Перед ним положили окаймленное кованой оправой зеркало.
Лутарг некоторое время с сомнением изучал предмет заветной мечты любой из эргастенских шлюх, чтобы в итоге решиться, взяться за ручку и увидеть в отражающей поверхности ничем не примечательного мужика с черной взъерошенной гривой на голове, густыми бровями, с носом горбинкой, кривящимися вправо губами, тяжелым подбородком и чуть раскосыми серыми глазами. Шок? Не то слово!
- Как? Почему? – когда оторопь отступила, и вернулась способность связно говорить.
Перворожденный неопределенно повел плечом.
- Не без помощи Рианы, я думаю. Или потому, что ты окончательно принял духа, а дух принял тебя.
- Окончательно принял духа? Что это значит? – бросив еще один короткий взгляд в зеркало. Осознать, что это он, пока не получалось.
Отец вновь улыбнулся, на этот раз без оттенка грусти.
- Разве не чувствуешь? Мы рядом, ты ошарашен, взволнован… И?
Лутарг задумался. Стараясь разобраться, о чем речь, прислушался к себе, и ничего. Ощущение не проходящего бурления внутри, преследовавшее его с момента пробуждения в Саришэ, исчезло. Несмотря на то, что порядком озадачен, даже взволнован, рьястора не слышно. Нет нужды ни с кем бороться, никого не нужно успокаивать, представлять спящим, и вообще задумываться о его постоянном присутствии.
Взгляд, адресованный отцу, выразительнее всяких слов. Тот все также зримо доволен.
- Идем, попробуем кое-что. Я не совсем уверен, но думаю должно получиться.
Лутарг не стал задавать вопросов, просто подчинился. И они покинули замок. Ушли достаточно далеко, так что каменные стены окончательно скрылись из вида. А после началась война с самим собой и с рьястором. Отец стал учить тому, как правильно призывать духа.
И с этим возникли проблемы. Если дух и принял его, то подчиняться совершенно точно не собирался. Лутаргу, не без труда, но удавалось вытянуть его вовне, а стоило Антаргину хоть на мгновение ослабить свой собственный контроль, рьястор начинал метаться, валить деревья, искать неизвестно что.
Чем дольше это продолжалось, тем сильнее заводился Лутарг, тем сложнее становилось концентрироваться на духе, тем больше деревьев оказывалось порушено на один раз.
Наконец, Перворожденный предложил остановиться.
- Все. Хватит на сегодня. Так мы весь ельник выведем, - с улыбкой.
- Еще раз, - стиснув зубы, отклонил предложение Лутарг, намереваясь, во что бы то ни стало, добиться от рьястора послушания.
- Завтра продолжим, - попробовал настоять на своем Антаргин.
- Нет. Еще раз.
- Вот упрямый, - расслышал Лутарг и, несмотря на отвратительное настроение, позволил себе улыбнуться, вспомнив Сарина, и подумав о поразительном единстве мнений. Эти двое понравились бы друг другу!
- Последний, - предложил молодой человек, надеясь, что в этот раз справится.
Отец молчал некоторое время, но в итоге согласился.
- Хорошо, - вздохнул Антаргин, готовясь в случае необходимости призвать рьястора обратно. – Давай еще раз.
Лутарг закрыл глаза, усмиряя дыхание, делая его размеренным и глубоким. Успел понять, что когда злится или на взводе, дух сам рвется из него, а в моменты спокойствия прячется так глубоко, что добраться до его пристанища практически нереально. Каждая попытка начиналась с усмирения эмоций и долгих поисков рьястора, по мере которых молодой человек все больше заводился, и в итоге это заканчивалось неконтролируемым выбросом, с последствиями которого разбирался Антаргин.
«У меня получится», - мысленно настраивал себя Лутарг, вдыхая пропитанный хвоей воздух. Сейчас, благодаря рьястору, этот аромат был особенно силен.
Решив, что готов, молодой человек заглянул в себя, ища что-то вроде сгустка энергии. Он блуждал по лабиринтам собственной души, стремясь выявить ту часть ее, что являлась основой духа, скрывала его в себе. Осознав, что вновь начинает раздражаться, уцепился за воспоминание о мальчике, учившемся пробуждать духа, и постепенно, следуя за ним, нащупал тонкую, хранящуюся в себе нить. Легонько потянув, ощутил, как она подчинилась и постепенно разгорающимся ручьем выскользнула наружу. Тогда Лутарг позволил себе открыть глаза.
Искрясь энергией, рьястор стоял перед ним мерцающей кошкой. Нереальная синева его глаз светилась пламенем, но дух был спокоен. Он не рвался в бой, лишь оценивал, проверяя на прочность, и молодой человек разрешил себе улыбнуться ему.
Наблюдая за сыном, Антаргин удовлетворенно кивнул. Получилось! Ослабил удерживающие рьястора путы, полностью передавая контроль в руки сына. И ничего не случилось. Дух все также спокойно стоял, пылая и поочередно изучая их.
Мужчины обрадовано переглянулись.
- Попробуй подозвать его, - предложил Перворожденный.
Лутарг кивнул, показывая, что понял, и мысленно приказал рьястору приблизиться. Дух колебался недолго – мерцающее тело пришло в движение, постепенно сокращая разделяющее их расстояние. Молодой человек вновь улыбнулся, расценив происходящее, как успех.
Отец что-то сказал, но Лутарг не только не понял, практически не услышал, все свое внимание сосредоточив на удивительном звере. Казалось, если отвлечется, моргнет – утратит контроль.
Между ними оставалось каких-то несколько шагов, когда рьястор внезапно остановился, раздраженно махнул хвостом и подозрительно ощерился. Вслед за духом, Лутарг повернул голову вправо, чтобы увидеть испуганно замершую на месте Литаурэль.
Он не успел задаться вопросом, откуда она здесь. Не успел подумать о том, что следует вернуть духа. Ничего не успел! Миг – и девушка мчится со всех ног в противоположную от них сторону, то и дело роняя что-то по пути, а пытающий рьястор несется на выгнувшую спину, вздыбившую шерсть, скалящуюся тагьери, и намерения его не вызывают сомнений.
Вопль протеста сорвался с его губ, когда молодой человек бросился вслед за духом. Бросился, не имея понятия, что будет делать. Не представляя, каким образом станет останавливать? И сможет ли остановить? А уже на бегу увидел, как полыхнуло синим, взорвалось, рассыпалось на частицы гибкое тело, чтобы заново собраться уже за тагьери и Литаурэль. Перед Литаурэль. Собраться не самим собой – таким, как прежде, а пламенеющим, багрово-красным волком.
Держась на почтительном расстоянии - настолько далеком, насколько это вообще возможно без утраты видимости, он наблюдал за Перворожденным и его сыном. И чем дольше смотрел, тем глубже становились прорезавшие лоб морщины. Кто бы мог подумать, что помесь тресаира и смертной, окажется способна призывать духа!
Его удивлению не имелось предела, когда рьястор в воздухе сменил облик. Это было по-настоящему неожиданно. Настолько неожиданно, что впору лишиться дара речи! Каждый Истинный знал, что с момента первого проявления в тресаире дух устойчив в своей форме. Даже Повелитель стихий, в разное время способный подстраиваться под предпочтения конкретного носителя!
Сколько он себя помнил, при Антаргине рьястор никогда не менялся. Они слишком многое прошли вместе, чтобы усомниться в этом.
И вдруг такое! Неужели влияние отца и сына на духа равнозначно?
Открытие настолько поразительное, что сразу и не поймешь, что с ним делать. И что оно может означать для него и его планов?
- Что ты здесь делаешь? – потребовал ответа Антаргин, когда рьястор оказался надежно заперт, и все отчасти пришли в себя.
В голосе отца лед и металл. Лутарг уже слышал нечто подобное в самый первый день, когда отец выставлял собирателей из комнаты, и не мог не пожалеть девушку.
- Как можно быть настолько безрассудной? Здесь все пышет энергией призыва?!
- Прости, - прошептала Литаурэль, виновато пряча взгляд и нервно теребя пальцы.
- Прости? Все? О чем ты думала, Лита?!
Она еще ниже склонила голову, точно за ширмой спрятавшись за распущенными волосами.
- Я задумалась, - совсем тихо и нерешительно.
- Задумалась?!
Более неподходящего ответа, даже по мнению Лутарга, придумать сложно. Если до этого отец сохранял видимость спокойствия, только словами хлестал, то сейчас вполне заметно побагровел. В глазах Перворожденного вспыхнул недобрый огонек, весьма однозначно заявляющий о степени его раздражения.
- Марш к себе! И чтобы ни шагу из замка. Узнаю – пеняй на себя. Сальмира не слушаешь – меня услышишь!
Лутаргу показалось, что девушка вздрогнула, но вмешиваться не стал. Не ему устанавливать правила. Да и отцу лучше знать, кто и за что здесь заслуживает наказания.
Отвернувшись, он отошел, чтобы подобрать оброненные ею вещи, а когда вернулся, девушки след простыл.
- Продолжим? – передавая отцу стопку рисунков и коробку с угольками. – Это ее…
Перворожденный покачал головой.
- На сегодня хватит. Продолжим завтра.
После хмуро глянул на верхний рисунок.
- Мне нужно поговорить с Сальмиром, а ты… Если хочешь Тримс покажет тебе границу.
Лутарг также глянул на черно-белую зарисовку - стремящийся в небеса горный пик, круглый диск солнца над ним. Осмотрелся, пытаясь определиться - откуда такой вид.
- Она далеко? – не справившись с задачей.
Отец на мгновенье поджал губы.
- Ближе чем хотелось бы. Верхом к вечеру вернетесь.
Лутарг также нахмурился, вынуждено признаваясь:
- Я не силен в верховой езде. Не доводилось.
Их взгляды встретились. Что-то похожее на сочувствие зажглось во взоре отца и моментально угасло.
- С этим проблем не возникнет. Вороные безоговорочно примут тебя.
- Не уверен.
Антаргин не согласен.
- Я уверен. Ты мой сын. К тому же не попробуешь – не узнаешь.
Так что подумай, Милуани, чем ты еще можешь мне помочь.
По последним сведениям Тарген направился в сторону Артаунского перевала. О чем это говорит, объяснять, надеюсь, не стоит.
Матерн
И еще. Вчера ночью она очнулась».
Руки Таирии немилосердно тряслись, когда по второму кругу перечитывала ошеломляющие строчки. В голове не укладывалось – у тетушки есть сын?! И отец попросил сестру избавиться от него?! И тетя Милуани согласилась?! С одной стороны это казалось абсурдом, и в то же время слишком многое объясняло.
ГЛАВА 20
- Уехала, наше солнышко. Так тихо без нее. Никто цветов не принесет, не посидит с тобой, - ворчала себе под нос женщина, методично проводя гребнем по волосам молочной дочери. - Бедная девочка… Уж не свезло с отцом, так не свезло. Натерпелась всякого… А теперь еще и из родного дома сослал.
- Зря ты так, Гарья. Матерн не плохой человек. Он просто ошибся, запутался… - не согласилась Лураса, поймав взор кормилицы в зеркале.
Та головой покачала.
- Может и запутался, да только распутываться не спешит. Тебе жизнь испортил, а теперь и за дочь взялся, изверг.
Раса печально вздохнула, поняв, что спорить бесполезно, и все же добавила.
- Если бы не он, что стало с Тэлой?
- Что бы ни стало, всяко не хуже, - отозвалась Гарья, вновь принявшись орудовать гребнем.
Лураса еще раз печально вздохнула.
- Скажи лучше – передала? – сочтя за лучшее оставить неприятную тему.
- Где уж тут? С порога погнали, точно чумную! - ни дать ни взять пылая праведным гневом. – Но я с девочками договорилась. В дороге отдадут.
- Точно?
- Куда уж точнее! – уверенно. – Тилька мне, что внучка. Коль попросила – выполнит!
Раса невольно улыбнулась. Насколько помнила, Тилька осиротела рано. И в этом вся Гарья - привечает обиженных и обездоленных на своей груди. Вон с ней – всю жизнь носится. И продолжит носиться по гроб, сомневаться в этом не приходилось. Лишь одного Лураса предположить не могла – кто из них первой отправится к цветущим берегам Инаирга.
Мысли приняли иной поворот, и улыбка сошла с женского лица.
- Знаешь, Гарья… Ноет здесь. – Она приложила руку к сердцу. – Ждет чего-то. Сильно так ждет, что сил нет.
- Ну, что ты милая…
- Никогда так не было. Ни разу, а сейчас будто кольнуло чем-то, - перебила кормилицу Лураса, ища в зеркале ее глаза, но нянька упорно отводила взгляд, пряча от своей любимицы повисшие на ресницах слезы.
Уж сколько выплакала она их за свою жизнь - за родную дочь, за названную, за маленького пострела, что засыпал на ее руках. Целое море слез пролила, а они все не заканчивались. Смахнула украдкой.
- Цветочек мой, - закрепив косу, Гарья обняла Лурасу за плечи. – Хватит уже, столько времени прошло. Сколько ждать-то?
Говорила, а у самой сердце разрывалось. Но, даже несмотря на это, женщина искренне считала, что ее девочке пора смириться и перестать надеяться. Более двадцати лет прошло с тех пор, как мальчик пропал. Она уже не верила в его возможное возвращение, по себе зная, что судьба жестока и, отобрав однажды, не вернет назад. А после стольких лет и подавно.
- Жив он, Гарья. Жив, - не согласилась Лураса, в отрицании качнув головой. – Пока он жив, и я жива, а не станет, так и мне незачем, - чуть слышно прошептала женщина, проглотив подкативший к горлу ком. – За ним пойду.
Она посмотрела на свое отражение в зеркале, вспоминая бездонные синие глаза, будто заглядывающие душу, и тихие слова Антаргина: «Как бы далеко мы не находились друг от друга, в сердце я всегда с вами. Помни об этом. Не будет вас, и оно перестанет биться».
- Я люблю тебя, - одними губами Лураса повторила признание, которым ответила тогда. И сейчас оно было настолько же правдиво, как и много лет назад.
***
- У тебя глаза матери, - услышал Лутарг, когда с завтраком было покончено, и он устал задаваться вопросом, почему Перворожденный время от времени бросает на него глубоко задумчивые взгляды.
- Глаза матери? – недоуменно переспросил молодой человек.
Подобное утверждение могло показаться издевкой, если бы не серьезность без труда читаемая на лице Антаргина.
Отец кивнул.
- Такие же дымчато-серые с легким оттенком зелени.
Недоумения прибавилось. Пусть Лутарг и не любил своего отражения, пусть предпочитал лишний раз не видеть его - да и видел от силы раза три-четыре, кому, как ни ему знать, что ни о какой дымчато-серой зелени речи идти не может.
- Ты шутишь? – все, на что оказался способен.
- Ничуть. Посмотри сам.
Антаргин грустно улыбнулся. Поднялся. Лутарг обескуражено наблюдал за ним, пока тот не вернулся обратно.
- Вот… - Перед ним положили окаймленное кованой оправой зеркало.
Лутарг некоторое время с сомнением изучал предмет заветной мечты любой из эргастенских шлюх, чтобы в итоге решиться, взяться за ручку и увидеть в отражающей поверхности ничем не примечательного мужика с черной взъерошенной гривой на голове, густыми бровями, с носом горбинкой, кривящимися вправо губами, тяжелым подбородком и чуть раскосыми серыми глазами. Шок? Не то слово!
- Как? Почему? – когда оторопь отступила, и вернулась способность связно говорить.
Перворожденный неопределенно повел плечом.
- Не без помощи Рианы, я думаю. Или потому, что ты окончательно принял духа, а дух принял тебя.
- Окончательно принял духа? Что это значит? – бросив еще один короткий взгляд в зеркало. Осознать, что это он, пока не получалось.
Отец вновь улыбнулся, на этот раз без оттенка грусти.
- Разве не чувствуешь? Мы рядом, ты ошарашен, взволнован… И?
Лутарг задумался. Стараясь разобраться, о чем речь, прислушался к себе, и ничего. Ощущение не проходящего бурления внутри, преследовавшее его с момента пробуждения в Саришэ, исчезло. Несмотря на то, что порядком озадачен, даже взволнован, рьястора не слышно. Нет нужды ни с кем бороться, никого не нужно успокаивать, представлять спящим, и вообще задумываться о его постоянном присутствии.
Взгляд, адресованный отцу, выразительнее всяких слов. Тот все также зримо доволен.
- Идем, попробуем кое-что. Я не совсем уверен, но думаю должно получиться.
Лутарг не стал задавать вопросов, просто подчинился. И они покинули замок. Ушли достаточно далеко, так что каменные стены окончательно скрылись из вида. А после началась война с самим собой и с рьястором. Отец стал учить тому, как правильно призывать духа.
И с этим возникли проблемы. Если дух и принял его, то подчиняться совершенно точно не собирался. Лутаргу, не без труда, но удавалось вытянуть его вовне, а стоило Антаргину хоть на мгновение ослабить свой собственный контроль, рьястор начинал метаться, валить деревья, искать неизвестно что.
Чем дольше это продолжалось, тем сильнее заводился Лутарг, тем сложнее становилось концентрироваться на духе, тем больше деревьев оказывалось порушено на один раз.
Наконец, Перворожденный предложил остановиться.
- Все. Хватит на сегодня. Так мы весь ельник выведем, - с улыбкой.
- Еще раз, - стиснув зубы, отклонил предложение Лутарг, намереваясь, во что бы то ни стало, добиться от рьястора послушания.
- Завтра продолжим, - попробовал настоять на своем Антаргин.
- Нет. Еще раз.
- Вот упрямый, - расслышал Лутарг и, несмотря на отвратительное настроение, позволил себе улыбнуться, вспомнив Сарина, и подумав о поразительном единстве мнений. Эти двое понравились бы друг другу!
- Последний, - предложил молодой человек, надеясь, что в этот раз справится.
Отец молчал некоторое время, но в итоге согласился.
- Хорошо, - вздохнул Антаргин, готовясь в случае необходимости призвать рьястора обратно. – Давай еще раз.
Лутарг закрыл глаза, усмиряя дыхание, делая его размеренным и глубоким. Успел понять, что когда злится или на взводе, дух сам рвется из него, а в моменты спокойствия прячется так глубоко, что добраться до его пристанища практически нереально. Каждая попытка начиналась с усмирения эмоций и долгих поисков рьястора, по мере которых молодой человек все больше заводился, и в итоге это заканчивалось неконтролируемым выбросом, с последствиями которого разбирался Антаргин.
«У меня получится», - мысленно настраивал себя Лутарг, вдыхая пропитанный хвоей воздух. Сейчас, благодаря рьястору, этот аромат был особенно силен.
Решив, что готов, молодой человек заглянул в себя, ища что-то вроде сгустка энергии. Он блуждал по лабиринтам собственной души, стремясь выявить ту часть ее, что являлась основой духа, скрывала его в себе. Осознав, что вновь начинает раздражаться, уцепился за воспоминание о мальчике, учившемся пробуждать духа, и постепенно, следуя за ним, нащупал тонкую, хранящуюся в себе нить. Легонько потянув, ощутил, как она подчинилась и постепенно разгорающимся ручьем выскользнула наружу. Тогда Лутарг позволил себе открыть глаза.
Искрясь энергией, рьястор стоял перед ним мерцающей кошкой. Нереальная синева его глаз светилась пламенем, но дух был спокоен. Он не рвался в бой, лишь оценивал, проверяя на прочность, и молодой человек разрешил себе улыбнуться ему.
Наблюдая за сыном, Антаргин удовлетворенно кивнул. Получилось! Ослабил удерживающие рьястора путы, полностью передавая контроль в руки сына. И ничего не случилось. Дух все также спокойно стоял, пылая и поочередно изучая их.
Мужчины обрадовано переглянулись.
- Попробуй подозвать его, - предложил Перворожденный.
Лутарг кивнул, показывая, что понял, и мысленно приказал рьястору приблизиться. Дух колебался недолго – мерцающее тело пришло в движение, постепенно сокращая разделяющее их расстояние. Молодой человек вновь улыбнулся, расценив происходящее, как успех.
Отец что-то сказал, но Лутарг не только не понял, практически не услышал, все свое внимание сосредоточив на удивительном звере. Казалось, если отвлечется, моргнет – утратит контроль.
Между ними оставалось каких-то несколько шагов, когда рьястор внезапно остановился, раздраженно махнул хвостом и подозрительно ощерился. Вслед за духом, Лутарг повернул голову вправо, чтобы увидеть испуганно замершую на месте Литаурэль.
Он не успел задаться вопросом, откуда она здесь. Не успел подумать о том, что следует вернуть духа. Ничего не успел! Миг – и девушка мчится со всех ног в противоположную от них сторону, то и дело роняя что-то по пути, а пытающий рьястор несется на выгнувшую спину, вздыбившую шерсть, скалящуюся тагьери, и намерения его не вызывают сомнений.
Вопль протеста сорвался с его губ, когда молодой человек бросился вслед за духом. Бросился, не имея понятия, что будет делать. Не представляя, каким образом станет останавливать? И сможет ли остановить? А уже на бегу увидел, как полыхнуло синим, взорвалось, рассыпалось на частицы гибкое тело, чтобы заново собраться уже за тагьери и Литаурэль. Перед Литаурэль. Собраться не самим собой – таким, как прежде, а пламенеющим, багрово-красным волком.
***
Держась на почтительном расстоянии - настолько далеком, насколько это вообще возможно без утраты видимости, он наблюдал за Перворожденным и его сыном. И чем дольше смотрел, тем глубже становились прорезавшие лоб морщины. Кто бы мог подумать, что помесь тресаира и смертной, окажется способна призывать духа!
Его удивлению не имелось предела, когда рьястор в воздухе сменил облик. Это было по-настоящему неожиданно. Настолько неожиданно, что впору лишиться дара речи! Каждый Истинный знал, что с момента первого проявления в тресаире дух устойчив в своей форме. Даже Повелитель стихий, в разное время способный подстраиваться под предпочтения конкретного носителя!
Сколько он себя помнил, при Антаргине рьястор никогда не менялся. Они слишком многое прошли вместе, чтобы усомниться в этом.
И вдруг такое! Неужели влияние отца и сына на духа равнозначно?
Открытие настолько поразительное, что сразу и не поймешь, что с ним делать. И что оно может означать для него и его планов?
***
- Что ты здесь делаешь? – потребовал ответа Антаргин, когда рьястор оказался надежно заперт, и все отчасти пришли в себя.
В голосе отца лед и металл. Лутарг уже слышал нечто подобное в самый первый день, когда отец выставлял собирателей из комнаты, и не мог не пожалеть девушку.
- Как можно быть настолько безрассудной? Здесь все пышет энергией призыва?!
- Прости, - прошептала Литаурэль, виновато пряча взгляд и нервно теребя пальцы.
- Прости? Все? О чем ты думала, Лита?!
Она еще ниже склонила голову, точно за ширмой спрятавшись за распущенными волосами.
- Я задумалась, - совсем тихо и нерешительно.
- Задумалась?!
Более неподходящего ответа, даже по мнению Лутарга, придумать сложно. Если до этого отец сохранял видимость спокойствия, только словами хлестал, то сейчас вполне заметно побагровел. В глазах Перворожденного вспыхнул недобрый огонек, весьма однозначно заявляющий о степени его раздражения.
- Марш к себе! И чтобы ни шагу из замка. Узнаю – пеняй на себя. Сальмира не слушаешь – меня услышишь!
Лутаргу показалось, что девушка вздрогнула, но вмешиваться не стал. Не ему устанавливать правила. Да и отцу лучше знать, кто и за что здесь заслуживает наказания.
Отвернувшись, он отошел, чтобы подобрать оброненные ею вещи, а когда вернулся, девушки след простыл.
- Продолжим? – передавая отцу стопку рисунков и коробку с угольками. – Это ее…
Перворожденный покачал головой.
- На сегодня хватит. Продолжим завтра.
После хмуро глянул на верхний рисунок.
- Мне нужно поговорить с Сальмиром, а ты… Если хочешь Тримс покажет тебе границу.
Лутарг также глянул на черно-белую зарисовку - стремящийся в небеса горный пик, круглый диск солнца над ним. Осмотрелся, пытаясь определиться - откуда такой вид.
- Она далеко? – не справившись с задачей.
Отец на мгновенье поджал губы.
- Ближе чем хотелось бы. Верхом к вечеру вернетесь.
Лутарг также нахмурился, вынуждено признаваясь:
- Я не силен в верховой езде. Не доводилось.
Их взгляды встретились. Что-то похожее на сочувствие зажглось во взоре отца и моментально угасло.
- С этим проблем не возникнет. Вороные безоговорочно примут тебя.
- Не уверен.
Антаргин не согласен.
- Я уверен. Ты мой сын. К тому же не попробуешь – не узнаешь.
