Сама не понимая того, Литаурэль продолжала пятиться, практически не слыша слов Лиамира, отказываясь вникать в их смысл, отрицая сказанное. Дыхание хрипом рвалось из легких, а что-то внутри настойчиво требовало умчаться прочь. Сорваться с места и броситься, куда глаза глядят – подальше от пленивших ее тресаиров, их взглядов, планов. Всего этого!
В конце концов, уперлась спиной в древесный ствол, и что-то надломилось. Надломилось в ней самой. Хрустнуло и превратилось в щепки.
Литаурэль дернулась, точно от удара, и сорвалась с места, предварительно, что было сил, отпихнув Лиамира от себя. Она не видела, как тот, не удержавшись на ногах, покатился по земле. Не слышала криков Туигара. Неслась, не разбирая дороги, мечтая только об одном, раствориться, исчезнуть среди скал и ущелий, затеряться среди вековых сосен, чтобы никто не смог найти ее. Никто и никогда не смог найти!
Как долго длился этот марафон отчаяния, Литаурэль сказать не могла. Только в один прекрасный момент бежать стало некуда. Почти отвесной стеной перед ней возвышалась лишенная растительности скала, и Лита закричала. Закричала надсадно, истошно, отдавая последние силы этому крику-проклятью. В груди невыносимо жгло и болело, сердце стучало в висках, оглушало, убивало. Привкус крови во рту смешивался с каплями непонятно откуда взявшегося дождя и горькими слезами, что туманили взор, превращая безучастный к ее горю камень в нечто эфемерное, лишенное плотности, не настоящее.
Риан посмотрел на девушку, ожидающую возле постели. Он выбрал ее на эту ночь. Отослал из купален с наказом приготовиться и ждать его возвращения, но сейчас, увидев рядом со своим ложем, засомневался – а то ли это, что ему нужно?
Юная – вероятно, даже слишком, впервые удостоившаяся чести привлечь его внимание, она рвано, с надрывом дышала и тряслась, точно тростинка, зажатая меж пальцев немощного старика, но не плакала. Он терпеть не мог, когда они плачут! За каждую пролитую слезинку им приходилось платить. Он так хотел! Так решил! А его решения в этом мире не оспаривались.
Эти прерывистые вздохи действовали на нервы, вызывали отторжение, граничащее с брезгливым отвращением. Желание прикасаться к ней исчезло, так же как и приподнятое настроение немногим ранее, но мужчина все же приказал:
- Подойди.
Она заметно вздрогнула, чем прибавила раздражения, но Риан смолчал, внешне бесстрастно наблюдая за ее приближением.
Темноволосая, светлокожая, с в меру пышными формами и пухлыми губами – все, как он любит. И, тем не менее, желание обладать не проснулось. Должно было, но не проснулось.
- Смотри на меня, - последовал еще один приказ, когда замерев в шагах двух, она смиренно склонила голову.
В ее медовых глазах покорность и глубоко запрятанный страх. Лицезреть его не хочется, и Риан недовольно пождал губы.
- Повернись.
Она послушно развернулась на месте, открыв его взору хрупкость спины, изящную линию позвоночника, упругость ягодиц с соблазнительными ямочками над ними, но желание прикоснуться так и не возникло.
- На пол. Снизу, - резко бросил он, в равной мере злясь на них обоих.
Она незамедлительно подчинилась и опустилась на колени.
- Распусти волосы!
Темное покрывало рассыпалось по плечам, и все равно не то! Не та!
Риан досадливо поиграл желваками.
- Приступай!
Одолеть самого себя стало необходимостью. Одолеть и изгнать образ той, что в последнее время вновь принялась терзать его. Спустя многие годы, опять стала наваждением!
Он отвернулся к окну, позволяя прислужнице раздевать себя, чтобы спустя несколько мгновений явственно осознать – поставленная задача невыполнима. Она не отпустит!
Придушенный всхлип, ставший реакцией на отсутствие видимого возбуждения, окончательно поставил точку. Схватив девушку за волосы, Риан намотал темные кудри на кулак и заставил запрокинуть голову. Лунный свет упал на бледное лицо, осветив широко распахнутые испуганные глаза и приоткрытые в немом вскрике губы. Его передернуло от отвращения.
- Вон отсюда! Ползком!– прорычал мужчина, отбрасывая в сторону безвольное тело.
Если немедленно не исчезнет, пополнит число тех, кого с позором выдворили из храма! И она понимала это: послушно и быстро устремилась к двери. Он не смотрел, мысленно вернувшись к той, что хотел видеть рядом. Той единственной, которую когда-либо хотел по-настоящему.
Только она вызывала в нем непреодолимое желание прикоснуться. Лишь она рождала в нем стремление к неразрывному единению. Лишь ей он отдавался целиком – без остатка.
Именно этого он никогда не прощал им! За это заставлял платить! За это причинял боль!
Они - не она! И никогда не станут ею! Не смогут заменить!
Закончив начатое прислужницей, он скинул мантию с плеч. Привалился к стене, разгоряченной кожей ощущая прохладу. Рука коснулась внезапно ожившей плоти.
Он медленно ласкал себя, воскрешая в памяти знакомые черты, намного более нежные и мягкие, нежели его. Истинно женственные, желанные. Вспоминал ее затуманенный взор, когда она лежала под ним. Ее руки на своей пояснице. Ее встречные движения, чтобы вобрать в себя еще глубже. Еще полнее. Их дикие, безрассудные слияния, наполненные агонией страсти. Их жажду получить частицу друг друга.
Шаг за шагом он доставал из недр памяти, какой она становилась в его руках. То, как растворялась в объятьях, получив дар его тела. То, как собиралась вновь, чтобы хриплым шепотом произнести его имя.
Это было больно – думать о ней. Вспоминать ее такой - ненавистно! Так же, как простить предательство. Забыть о нем!
Риан знал, что смог бы тогда. Согласился бы оставить все. Отказаться от своих планов ради нее. Если бы она только попросила! Если бы предпочла остаться здесь с ним!
Но нет! Она перешагнула через него! Через них обоих! Она выбрала других! Не только их сына - обычных мужчин! Никчемных человеческих мужчин, которыми он намеревался править!
Застарелая боль подстегнула развязку. С именем сестры на устах, Риан принял освобождение. Даже будучи недосягаемой, она вновь оставила его опустошенным. Опустошенным и обессиленным. Целиком и полностью принадлежащим ей одной.
С изрядной долей неверия калерат собирателей тел всматривался в обманчиво бескрайнюю лазурную даль, невольно задаваясь вопросом, увидит ли его снова – небо Саришэ.
С того памятного дня, когда Нерожденная открыла Антаргину правду о рождении рьястора, сегодня впервые было ясно. По-настоящему ясно – ни единого облачка. В то, что Перворожденный внезапно смирился и принял наследие своего духа, а Риана успокоилась, Сальмир не верил. Эти двое впервые столкнулись столь жестко и бескомпромиссно, что о прощении речи не шло. Во всяком случае, скором прощении. А страдали от этого остальные тресаиры. Именно им приходилось терпеть буйство непогоды и проводить взаперти свои, вполне вероятно, последние дни.
- Готов?
Антаргин подошел незаметно и положил руку на плечо.
- Готов, - Сальмир кивнул.
- Где Тримс?
- Скоро будет, - продолжая всматриваться в небесную глубину, где черной точкой кружила хищная птица. – Хороший день, чтобы умереть.
Слова пришли внезапно и сорвались нежданно, даже для него.
- Хороший, - на удивление согласился Антаргин, после добавив: – но еще поживем.
Сальмир промолчал. Что толку рассуждать о жизни и смерти? Время рассудит.
- Как ты? – развернувшись к другу.
Тот бледен, и только глаза горят лихорадочным огнем – яростным и жестким.
- Я знаю, где Лутарг, и как найти его, - оставив вопрос без ответа. – Риана отведет вас.
- Риана? Ты виделся с Нерожденной? – сдержать удивление не получилось.
Неужели он ошибся? Неужели Антаргин все-таки смирился?
Вместо слов отрывистый кивок.
- Если нам повезет, вы успеете раньше, чем он снимется с места.
- А если нет?
- Если нет – последуете за ним.
- Как?
Он не хуже друга знал, что единственный, кто без труда отыщет Лутарга за пределами Саришэ – сам Антаргин. Вот только пройти по тропе и держать ее открытой с определенных пор ему не по силам.
- Пока не знаю.
Некоторое время они молча всматривались в глаза друг друга. Сальмир не знал, что видел в его Антаргин, а в глазах друга отчетливо читалась обреченность. Он готовил себя к худшему.
- Если поиски затянутся, ты не выдержишь.
- Ты сомневаешься во мне, Сальмир? – с толикой вызова.
- Нет, - ничуть не покривив душой. – Я знаю, ты отдашь все до последней капли, но этого может не хватить.
- Вот и проверим.
- Проверим, - согласился Сальмир.
Между ними вновь повисло скорбное молчание, в конце концов, нарушенное появлением Тримса.
- Все в сборе, - озвучил очевидное Сальмир, послав еще один прощальный взгляд чистому небу.
Вот бы стать птицей и затеряться в его синих просторах! Долететь до солнца и сгореть в его обжигающих лучах!
- Возьми, - Антаргин протянул обвязанный бечевкой сверток. – Передашь ей.
- Кому? – не сообразил калерат. – Что это?
Перворожденный как-то по особенному улыбнулся.
- Скажи, что я всегда помнил, и что теперь прошу ее забыть.
Сальмир вновь посмотрел на сверток, внезапно осознав, что в нем.
- Так вот почему Риана? Она поведет нас к ней?
Антаргин кивнул, утратив налет ностальгической грусти. Во взгляде вновь решимость с ожесточением, и еще что-то неуловимое. Что-то напомнившее о страхе. Вот только перед чем? Или скорее за кого? За сына? То, что собственные выживание и благополучие Перворожденный ставит на последнее место, неоспоримый и не вызывающий сомнений факт.
Сальмир внутренне напрягся.
- Я видел их вместе. Лутарг не оставит мать одну, пока не убедится, что она в безопасности. Седлай вороных Тримс. Мы теряем время.
- Что-то случилось? Что-то с Лурасой.
Антаргин не ответил.
Уже на выходе из конюшен, Сальмир придержал друга.
- Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уйти одному? Ведь ты мог… И сейчас можешь… Не так ли?
Перворожденный никогда не поднимал эту тему, не заикался о подобной возможности, но что-то всегда наталкивало Сальмира на мысль о наличие не обрисованных остальным тресаирам подводных камней. Особенно после года, с легкостью проведенного Антаргином за пределами Саришэ. Слишком сильно он мучился по возвращении, для человека лишенного выбора. Чересчур яростно сдерживал разрывающие душу эмоции, которые так и не смог до конца скрыть.
- Могу, - согласился Перворожденный, провожая взглядом спину ведущего жеребцов Тримса.
- Тогда почему? Для чего? – так и не сумев найти иных слов.
Одно дело предполагать – другое знать наверняка! И узнать вот так просто, точно о чем-то вовсе не заслуживающим внимания.
- А ты как думаешь? – с отчетливой злостью в голосе. – Оставить вас здесь и жить дальше? Такого ты обо мне мнения, друг?!
- Нет, - досадливо поморщившись.
Он не хотел обидеть. Хотел понять, где взять силы, чтобы отказаться от свободы, всего того, что хочешь, что можешь иметь? От тех, кого любишь?
Антаргин перестал злиться.
- Окажись ты на моем месте, потупил бы также, - примирительно. – А теперь идем, еще раз попробуем все изменить. И выше нос, калерат! Не стоит прибавлять себе лишних недостатков, ты и так не идеален.
Осознание, что за ней если и гонятся, то не догоняют, пришло вместе с сумерками. Дождь давно прекратился, но редкие капли продолжали срываться с деревьев, колоть иголками. Вымокшая насквозь, Литаурэль брела куда-то, с трудом переставляя непослушные ноги. В груди пустота. В мыслях тоже. Хочется одного – упасть и отключиться, но что-то внутри толкает идти, не останавливаться.
Она не понимала, где находится, и как быть дальше. Незнакомая местность закружила вихрем однотипных стволов, мхов, кустарников. Запутала однообразием. Легко считать себя следопытом, когда миллион раз ходишь одними и теми же дорогами.
А еще ей не хватало тагьери. Не хватало до дрожи, стона, боли.
Всю дорогу от Антэлы, каждый день этого проклятого пути Литаурэль беспомощно наблюдала за тем, как крепчает удерживающая духа клетка. Как мечется в ней саблезубая кошка и не может найти выход. Уже тогда это знание разъедало изнутри, ломало в ней что-то, а теперь в буквальном смысле убивало.
Как никогда ранее Литаурэль нуждалась в этой части самой себя. Неотъемлемой части! Ей требовались силы духа, чтобы восстановить собственные. Бесконечно хотелось заглянуть в горящие зеленые глаза, увидеть в них уверенность, твердость, несокрушимость. Положиться на ее умение видеть в кромешной темноте, позволить ей вести себя, вверить ей свою жизнь, но… Это невозможно!
В бессилии рванув ненавистный ошейник, девушка повалилась на колени. Кровоточащие пальцы соскользнули с него, но тот успел впиться в кожу, безжалостно напомнив, что вырвать духа из темницы не удастся. Что ключ от нее у Нерожденного, от которого она столь стремительно убегала. Что его не заполучить, а своими силами ей не справиться! Что выбор уже сделан!
Беспомощность и бессилие неподъемным грузом опустились на плечи. Литаурэль согнулась под их тяжестью. Поддалась им.
Сломанной куклой девушка повалилась на сырую землю, устремив взгляд на кусок грязного, серого неба, цепляющегося за кроны деревьев. Неодолимое ранее стремление идти дальше отпустило. А вместе с ним ушло и желание жить. Растаяло, точно снежинка на горячей ладони, не оставив после себя даже капли.
Во всяком случае, она умрет свободной. Умрет и освободит тагьери, чтобы та смогла возродиться в другом тресаире. Главное, чтобы Лутарг не подвел. Чтобы сделал то, для чего рожден. Чтобы успел!
- Освободи их… Верни в мир Истинных, - потрескавшимися губами прошептала она, прежде чем смежить веки. – Я люблю тебя, - жалея, что он этого никогда не услышит. – Я очень сильно тебя люблю…
Кто ты? Что ты такое?
Вопросы коменданта Аэтэлы, заданные на опустевшей площади, у самой кромки выжженной огнем земли, в окружении тел поверженных гвардейцев и умерщвленного палача, следовали за Лутаргом попятам. Он слышал их, когда нес лишившуюся чувств мать до конюшен, где оставил Исата. Слышал, покуда мертвецки бледный Истарг седлал для них лошадей и собирал все необходимое. Они звучали в его голове, когда никем не задерживаемые они покидали ставший негостеприимным город. И после отправились следом, когда взяв курс на столицу тэланских земель, он пришпоривал вернувшего подкову вороного, отчасти убегая от самого себя и того, что сотворил.
- Мы должны остановиться. Лураса вымотана, устала. Ей нужно отдохнуть, - предпринял попытку вразумить Сарин, когда Лутарг придержал коня, чтобы напиться самому и напоить мать. – Никто не станет гнаться за нами. Не посмеют.
Вместо сына ответила Лураса.
- Не нужно, Сарин. Я справлюсь. Все хорошо. Правда.
Прозвучало настолько жалобно и натужно, что поверит только безумец.
Старец нахмурился, а вслед за ним еще сильнее посуровел Лутарг.
- Скоро, - стало его ответом им обоим.
«Скоро» наступило, когда первые предвестники приближающихся сумерек застелились по земле, удлиняя косматые тени. Лутарг свернул с тракта и довольно быстро определился с местом – неподалеку от весело журчащего ручья.
- Здесь, - проинформировал он, помогая матери спуститься на землю. – Истарг, займись лошадьми. Я за едой.
Он ушел так быстро, что никто из оставшихся не успел окликнуть, попросить задержаться, как-то возразить.
В конце концов, уперлась спиной в древесный ствол, и что-то надломилось. Надломилось в ней самой. Хрустнуло и превратилось в щепки.
Литаурэль дернулась, точно от удара, и сорвалась с места, предварительно, что было сил, отпихнув Лиамира от себя. Она не видела, как тот, не удержавшись на ногах, покатился по земле. Не слышала криков Туигара. Неслась, не разбирая дороги, мечтая только об одном, раствориться, исчезнуть среди скал и ущелий, затеряться среди вековых сосен, чтобы никто не смог найти ее. Никто и никогда не смог найти!
Как долго длился этот марафон отчаяния, Литаурэль сказать не могла. Только в один прекрасный момент бежать стало некуда. Почти отвесной стеной перед ней возвышалась лишенная растительности скала, и Лита закричала. Закричала надсадно, истошно, отдавая последние силы этому крику-проклятью. В груди невыносимо жгло и болело, сердце стучало в висках, оглушало, убивало. Привкус крови во рту смешивался с каплями непонятно откуда взявшегося дождя и горькими слезами, что туманили взор, превращая безучастный к ее горю камень в нечто эфемерное, лишенное плотности, не настоящее.
ГЛАВА 13
Риан посмотрел на девушку, ожидающую возле постели. Он выбрал ее на эту ночь. Отослал из купален с наказом приготовиться и ждать его возвращения, но сейчас, увидев рядом со своим ложем, засомневался – а то ли это, что ему нужно?
Юная – вероятно, даже слишком, впервые удостоившаяся чести привлечь его внимание, она рвано, с надрывом дышала и тряслась, точно тростинка, зажатая меж пальцев немощного старика, но не плакала. Он терпеть не мог, когда они плачут! За каждую пролитую слезинку им приходилось платить. Он так хотел! Так решил! А его решения в этом мире не оспаривались.
Эти прерывистые вздохи действовали на нервы, вызывали отторжение, граничащее с брезгливым отвращением. Желание прикасаться к ней исчезло, так же как и приподнятое настроение немногим ранее, но мужчина все же приказал:
- Подойди.
Она заметно вздрогнула, чем прибавила раздражения, но Риан смолчал, внешне бесстрастно наблюдая за ее приближением.
Темноволосая, светлокожая, с в меру пышными формами и пухлыми губами – все, как он любит. И, тем не менее, желание обладать не проснулось. Должно было, но не проснулось.
- Смотри на меня, - последовал еще один приказ, когда замерев в шагах двух, она смиренно склонила голову.
В ее медовых глазах покорность и глубоко запрятанный страх. Лицезреть его не хочется, и Риан недовольно пождал губы.
- Повернись.
Она послушно развернулась на месте, открыв его взору хрупкость спины, изящную линию позвоночника, упругость ягодиц с соблазнительными ямочками над ними, но желание прикоснуться так и не возникло.
- На пол. Снизу, - резко бросил он, в равной мере злясь на них обоих.
Она незамедлительно подчинилась и опустилась на колени.
- Распусти волосы!
Темное покрывало рассыпалось по плечам, и все равно не то! Не та!
Риан досадливо поиграл желваками.
- Приступай!
Одолеть самого себя стало необходимостью. Одолеть и изгнать образ той, что в последнее время вновь принялась терзать его. Спустя многие годы, опять стала наваждением!
Он отвернулся к окну, позволяя прислужнице раздевать себя, чтобы спустя несколько мгновений явственно осознать – поставленная задача невыполнима. Она не отпустит!
Придушенный всхлип, ставший реакцией на отсутствие видимого возбуждения, окончательно поставил точку. Схватив девушку за волосы, Риан намотал темные кудри на кулак и заставил запрокинуть голову. Лунный свет упал на бледное лицо, осветив широко распахнутые испуганные глаза и приоткрытые в немом вскрике губы. Его передернуло от отвращения.
- Вон отсюда! Ползком!– прорычал мужчина, отбрасывая в сторону безвольное тело.
Если немедленно не исчезнет, пополнит число тех, кого с позором выдворили из храма! И она понимала это: послушно и быстро устремилась к двери. Он не смотрел, мысленно вернувшись к той, что хотел видеть рядом. Той единственной, которую когда-либо хотел по-настоящему.
Только она вызывала в нем непреодолимое желание прикоснуться. Лишь она рождала в нем стремление к неразрывному единению. Лишь ей он отдавался целиком – без остатка.
Именно этого он никогда не прощал им! За это заставлял платить! За это причинял боль!
Они - не она! И никогда не станут ею! Не смогут заменить!
Закончив начатое прислужницей, он скинул мантию с плеч. Привалился к стене, разгоряченной кожей ощущая прохладу. Рука коснулась внезапно ожившей плоти.
Он медленно ласкал себя, воскрешая в памяти знакомые черты, намного более нежные и мягкие, нежели его. Истинно женственные, желанные. Вспоминал ее затуманенный взор, когда она лежала под ним. Ее руки на своей пояснице. Ее встречные движения, чтобы вобрать в себя еще глубже. Еще полнее. Их дикие, безрассудные слияния, наполненные агонией страсти. Их жажду получить частицу друг друга.
Шаг за шагом он доставал из недр памяти, какой она становилась в его руках. То, как растворялась в объятьях, получив дар его тела. То, как собиралась вновь, чтобы хриплым шепотом произнести его имя.
Это было больно – думать о ней. Вспоминать ее такой - ненавистно! Так же, как простить предательство. Забыть о нем!
Риан знал, что смог бы тогда. Согласился бы оставить все. Отказаться от своих планов ради нее. Если бы она только попросила! Если бы предпочла остаться здесь с ним!
Но нет! Она перешагнула через него! Через них обоих! Она выбрала других! Не только их сына - обычных мужчин! Никчемных человеческих мужчин, которыми он намеревался править!
Застарелая боль подстегнула развязку. С именем сестры на устах, Риан принял освобождение. Даже будучи недосягаемой, она вновь оставила его опустошенным. Опустошенным и обессиленным. Целиком и полностью принадлежащим ей одной.
***
С изрядной долей неверия калерат собирателей тел всматривался в обманчиво бескрайнюю лазурную даль, невольно задаваясь вопросом, увидит ли его снова – небо Саришэ.
С того памятного дня, когда Нерожденная открыла Антаргину правду о рождении рьястора, сегодня впервые было ясно. По-настоящему ясно – ни единого облачка. В то, что Перворожденный внезапно смирился и принял наследие своего духа, а Риана успокоилась, Сальмир не верил. Эти двое впервые столкнулись столь жестко и бескомпромиссно, что о прощении речи не шло. Во всяком случае, скором прощении. А страдали от этого остальные тресаиры. Именно им приходилось терпеть буйство непогоды и проводить взаперти свои, вполне вероятно, последние дни.
- Готов?
Антаргин подошел незаметно и положил руку на плечо.
- Готов, - Сальмир кивнул.
- Где Тримс?
- Скоро будет, - продолжая всматриваться в небесную глубину, где черной точкой кружила хищная птица. – Хороший день, чтобы умереть.
Слова пришли внезапно и сорвались нежданно, даже для него.
- Хороший, - на удивление согласился Антаргин, после добавив: – но еще поживем.
Сальмир промолчал. Что толку рассуждать о жизни и смерти? Время рассудит.
- Как ты? – развернувшись к другу.
Тот бледен, и только глаза горят лихорадочным огнем – яростным и жестким.
- Я знаю, где Лутарг, и как найти его, - оставив вопрос без ответа. – Риана отведет вас.
- Риана? Ты виделся с Нерожденной? – сдержать удивление не получилось.
Неужели он ошибся? Неужели Антаргин все-таки смирился?
Вместо слов отрывистый кивок.
- Если нам повезет, вы успеете раньше, чем он снимется с места.
- А если нет?
- Если нет – последуете за ним.
- Как?
Он не хуже друга знал, что единственный, кто без труда отыщет Лутарга за пределами Саришэ – сам Антаргин. Вот только пройти по тропе и держать ее открытой с определенных пор ему не по силам.
- Пока не знаю.
Некоторое время они молча всматривались в глаза друг друга. Сальмир не знал, что видел в его Антаргин, а в глазах друга отчетливо читалась обреченность. Он готовил себя к худшему.
- Если поиски затянутся, ты не выдержишь.
- Ты сомневаешься во мне, Сальмир? – с толикой вызова.
- Нет, - ничуть не покривив душой. – Я знаю, ты отдашь все до последней капли, но этого может не хватить.
- Вот и проверим.
- Проверим, - согласился Сальмир.
Между ними вновь повисло скорбное молчание, в конце концов, нарушенное появлением Тримса.
- Все в сборе, - озвучил очевидное Сальмир, послав еще один прощальный взгляд чистому небу.
Вот бы стать птицей и затеряться в его синих просторах! Долететь до солнца и сгореть в его обжигающих лучах!
- Возьми, - Антаргин протянул обвязанный бечевкой сверток. – Передашь ей.
- Кому? – не сообразил калерат. – Что это?
Перворожденный как-то по особенному улыбнулся.
- Скажи, что я всегда помнил, и что теперь прошу ее забыть.
Сальмир вновь посмотрел на сверток, внезапно осознав, что в нем.
- Так вот почему Риана? Она поведет нас к ней?
Антаргин кивнул, утратив налет ностальгической грусти. Во взгляде вновь решимость с ожесточением, и еще что-то неуловимое. Что-то напомнившее о страхе. Вот только перед чем? Или скорее за кого? За сына? То, что собственные выживание и благополучие Перворожденный ставит на последнее место, неоспоримый и не вызывающий сомнений факт.
Сальмир внутренне напрягся.
- Я видел их вместе. Лутарг не оставит мать одну, пока не убедится, что она в безопасности. Седлай вороных Тримс. Мы теряем время.
- Что-то случилось? Что-то с Лурасой.
Антаргин не ответил.
Уже на выходе из конюшен, Сальмир придержал друга.
- Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уйти одному? Ведь ты мог… И сейчас можешь… Не так ли?
Перворожденный никогда не поднимал эту тему, не заикался о подобной возможности, но что-то всегда наталкивало Сальмира на мысль о наличие не обрисованных остальным тресаирам подводных камней. Особенно после года, с легкостью проведенного Антаргином за пределами Саришэ. Слишком сильно он мучился по возвращении, для человека лишенного выбора. Чересчур яростно сдерживал разрывающие душу эмоции, которые так и не смог до конца скрыть.
- Могу, - согласился Перворожденный, провожая взглядом спину ведущего жеребцов Тримса.
- Тогда почему? Для чего? – так и не сумев найти иных слов.
Одно дело предполагать – другое знать наверняка! И узнать вот так просто, точно о чем-то вовсе не заслуживающим внимания.
- А ты как думаешь? – с отчетливой злостью в голосе. – Оставить вас здесь и жить дальше? Такого ты обо мне мнения, друг?!
- Нет, - досадливо поморщившись.
Он не хотел обидеть. Хотел понять, где взять силы, чтобы отказаться от свободы, всего того, что хочешь, что можешь иметь? От тех, кого любишь?
Антаргин перестал злиться.
- Окажись ты на моем месте, потупил бы также, - примирительно. – А теперь идем, еще раз попробуем все изменить. И выше нос, калерат! Не стоит прибавлять себе лишних недостатков, ты и так не идеален.
***
Осознание, что за ней если и гонятся, то не догоняют, пришло вместе с сумерками. Дождь давно прекратился, но редкие капли продолжали срываться с деревьев, колоть иголками. Вымокшая насквозь, Литаурэль брела куда-то, с трудом переставляя непослушные ноги. В груди пустота. В мыслях тоже. Хочется одного – упасть и отключиться, но что-то внутри толкает идти, не останавливаться.
Она не понимала, где находится, и как быть дальше. Незнакомая местность закружила вихрем однотипных стволов, мхов, кустарников. Запутала однообразием. Легко считать себя следопытом, когда миллион раз ходишь одними и теми же дорогами.
А еще ей не хватало тагьери. Не хватало до дрожи, стона, боли.
Всю дорогу от Антэлы, каждый день этого проклятого пути Литаурэль беспомощно наблюдала за тем, как крепчает удерживающая духа клетка. Как мечется в ней саблезубая кошка и не может найти выход. Уже тогда это знание разъедало изнутри, ломало в ней что-то, а теперь в буквальном смысле убивало.
Как никогда ранее Литаурэль нуждалась в этой части самой себя. Неотъемлемой части! Ей требовались силы духа, чтобы восстановить собственные. Бесконечно хотелось заглянуть в горящие зеленые глаза, увидеть в них уверенность, твердость, несокрушимость. Положиться на ее умение видеть в кромешной темноте, позволить ей вести себя, вверить ей свою жизнь, но… Это невозможно!
В бессилии рванув ненавистный ошейник, девушка повалилась на колени. Кровоточащие пальцы соскользнули с него, но тот успел впиться в кожу, безжалостно напомнив, что вырвать духа из темницы не удастся. Что ключ от нее у Нерожденного, от которого она столь стремительно убегала. Что его не заполучить, а своими силами ей не справиться! Что выбор уже сделан!
Беспомощность и бессилие неподъемным грузом опустились на плечи. Литаурэль согнулась под их тяжестью. Поддалась им.
Сломанной куклой девушка повалилась на сырую землю, устремив взгляд на кусок грязного, серого неба, цепляющегося за кроны деревьев. Неодолимое ранее стремление идти дальше отпустило. А вместе с ним ушло и желание жить. Растаяло, точно снежинка на горячей ладони, не оставив после себя даже капли.
Во всяком случае, она умрет свободной. Умрет и освободит тагьери, чтобы та смогла возродиться в другом тресаире. Главное, чтобы Лутарг не подвел. Чтобы сделал то, для чего рожден. Чтобы успел!
- Освободи их… Верни в мир Истинных, - потрескавшимися губами прошептала она, прежде чем смежить веки. – Я люблю тебя, - жалея, что он этого никогда не услышит. – Я очень сильно тебя люблю…
ГЛАВА 14
Кто ты? Что ты такое?
Вопросы коменданта Аэтэлы, заданные на опустевшей площади, у самой кромки выжженной огнем земли, в окружении тел поверженных гвардейцев и умерщвленного палача, следовали за Лутаргом попятам. Он слышал их, когда нес лишившуюся чувств мать до конюшен, где оставил Исата. Слышал, покуда мертвецки бледный Истарг седлал для них лошадей и собирал все необходимое. Они звучали в его голове, когда никем не задерживаемые они покидали ставший негостеприимным город. И после отправились следом, когда взяв курс на столицу тэланских земель, он пришпоривал вернувшего подкову вороного, отчасти убегая от самого себя и того, что сотворил.
- Мы должны остановиться. Лураса вымотана, устала. Ей нужно отдохнуть, - предпринял попытку вразумить Сарин, когда Лутарг придержал коня, чтобы напиться самому и напоить мать. – Никто не станет гнаться за нами. Не посмеют.
Вместо сына ответила Лураса.
- Не нужно, Сарин. Я справлюсь. Все хорошо. Правда.
Прозвучало настолько жалобно и натужно, что поверит только безумец.
Старец нахмурился, а вслед за ним еще сильнее посуровел Лутарг.
- Скоро, - стало его ответом им обоим.
«Скоро» наступило, когда первые предвестники приближающихся сумерек застелились по земле, удлиняя косматые тени. Лутарг свернул с тракта и довольно быстро определился с местом – неподалеку от весело журчащего ручья.
- Здесь, - проинформировал он, помогая матери спуститься на землю. – Истарг, займись лошадьми. Я за едой.
Он ушел так быстро, что никто из оставшихся не успел окликнуть, попросить задержаться, как-то возразить.
