Но и этот огненный воин уже вернул себе человеческий облик. В тревоге перевела взгляд на девушку, испугавшись, какие увечья могла она получить, укрытая настоящими пылающими крыльями, ведь я сама прочувствовала испепеляющий жар. Но чудо, она оказалась в полном порядке, если не считать того, что, пытаясь подняться с колен, едва не упала. Мужчина, стоявший над ней и отдававший приказы, резко склонился и подхватил ее на руки.
А на другой дороге, широкой и наезженной, ведущей прямиком к видневшемуся поодаль лагерю, показались повозки. И вокруг все пришло движение. Нас стали куда-то то ли сгонять, то ли направлять. Я едва успела отделиться от общего потока, чтобы повернуть назад и вновь предпринять попытку съехать с обратной стороны кручи. Но стоило лишь попробовать, как за запястье перехватила чужая рука.
— В другую сторону, Зоя.
Арриен тен Лоран смотрел теперь знакомо спокойно и равнодушно, прежде замеченное выражение совсем исчезло из его глаз.
— Все еще помните меня? — я сглотнула подступивший к горлу комок и опустила ресницы, скрывая слезы в глазах.
— Я вас помню, — повторил он давнюю фразу.
— Там у подножия холма, — не предпринимая попыток забрать руку, по опыту зная, что бесполезно идти против силы защитника, лишь качнула головой вниз, — был скорп, он утащил ариса Нейтона в свою нору. Я хотела...
Закончить фразу не удалось, комок снова подступил к горлу, но Арриен кивнул.
— Я позабочусь. Идите с остальными.
Он отпустил меня и слегка подтолкнул в спину, разворачивая вслед нашей группе. И я послушно пошла. Сделала один шаг, второй и только затем упала.
В сознание приходила очень тяжело. Дыхание было затруднено и ощущались последствия обморока: противная тошнота, выпрыгивающее из груди сердце и лед, сковавший ладони и ступни. Отдаленный запах пустыни, а еще каких-то трав смешивался с горьковатыми нотками лекарств. И вкус озона в воздухе ощущался кончиком языка. Он исходил от шара-стерилизатора, знакомого с детства, когда часть времени проводила в приютском лазарете после очередной неудачной шутки кого-то из детей. Этот аромат вызвал в сознании первую здравую мысль: меня тоже отнесли к пострадавшим.
Столь неудачное возвращение в пустыни едва ли было хорошим предзнаменованием.
Из-за плохого самочувствия я слабо реагировала на прикосновения, однако могла их услышать, как и ощутить чужое присутствие. Вот шорохом осыпавшегося с одежды песка прошлись по мне чьи-то ладони. И грудная клетка раскрылась с тихим вздохом, а тяжесть ушла. Тошнота отступила, и тепло проникло под кожу. Вместе с ним тело окутала дрема, только негромкий голос, подобный звону колокольчиков, мелодично вплелся в подступавшие сновидения. «Нужно сделать перевязку?» Ответом послужило легкое движение. Тот, кто стоял надо мной, вероятно, отрицательно качнул головой. Но ни слов, ни голоса я не услышала. Зато боль в груди отступила. Мне становилось так невыразимо хорошо, как может быть только после изнуряющей муки, когда та уходит и делается очень легко. Захотелось воспользоваться этой благостной передышкой и позволить сну забрать меня на короткое время туда, где царствовал покой и где столь редко доводилось бывать. Но эту попытку убежать от реальности снова разбил тихий звон колокольчиков. Словно шурша раскатились песчинки, желтыми горошинами умоляюще прошелестев звуки имени: «Эсташ».
От прозвучавшей в нежном голосе муки мне вновь стало горько, и она же разрушила навеянный сон. Я приоткрыла глаза и увидела удаляющуюся широкую спину высокого мужчины. Над головой слегка колыхался светлый тент палатки, в которой оказалась не одна. Внутри стояли кушетки, а на них спали по меньшей мере еще шесть одногруппников. Лиц я не видела, узнавая по общей для всей экспедиции одежде.
Чуть повернув голову, проводила взглядом мужчину и заметила неподалеку ту самую девушку с длинной темной косой, частично укрытой повязанной поверх белоснежной косынкой. Наша спасительница сидела вполоборота и тоже наблюдала за перемещающимся среди кушеток человеком.
— Ступай отдохни в палатке, — впервые услышала его голос, показавшийся мне ужасно приятным и успокаивающим.
— Я в порядке.
— У тебя упадок сил.
— Хочу сперва помочь, а затем отдыхать.
Девушка осторожно поднялась со стула, но горечь сквозила буквально в каждом ее движении, поскольку мужчина ничего не ответил. Она повернулась к висящему в воздухе голубому шару с инструментами и протянула к нему ладонь, а затем вдруг быстро отдернула руку и спрятала за спину. Вновь обернувшись лицом к мужчине, на ощупь схватила со стола одну из марлевых салфеток, после чего крепко сжала ее в ладони. Все это без малейшего звука и даже лишнего шороха, однако человек, продолжавший осмотр и стоявший к нам спиной, негромко сказал:
— Серьезных ранений немного, и ты не в том состоянии, чтобы браться за хирургические инструменты. Даже для обычной стерилизации.
Человек повернулся лицом. Я как зачарованная уставилась сквозь ресницы на мужчину, чья внешность поразительно напоминала хорошо знакомый идеально красивый облик. Пронзительные глаза, светлые волосы, та же спокойная сила и уверенность в движениях. Но одновременно особая стать облеченного не только властью, но и большой ответственностью человека, привыкшего принимать на себя груз чужих проблем.
— Покажи, — прозвучало спокойно.
У меня же возникло странное чувство, будто подглядываю за непредназначенной для чужих глаз сценой. Не потому, что в ней было нечто особенное, а скорее из-за разлившихся в воздухе эмоций и связанных с ними чувственных ассоциаций, которые сложно поддавались описанию.
Девушка со вздохом вытянула руку из-за спины и убрала с нее салфетку.
— Пустяковая царапина, рука дрогнула.
Он взял ее ладонь.
— Эсташ, — ее голос звучал жалобно.
— Что?
— Я лишь выжидала момент, когда скорпы окажутся ближе, чтобы перенести щит с людей на себя. Я успевала защититься.
— Хорошо.
Его голос не отражал чувств, а вот девушка, казалось, едва не плачет.
— Иногда хочется, чтобы ты просто отругал, — вдруг заявила она и попыталась забрать руку, но вмиг замерла, когда он склонил голову и прижал ее ладонь к своим губам.
У меня лицо запылало, а кожа, как обычно во время сильнейшего смущения, пошла красными пятнами от совершенно простого, но необычайного нежного жеста. Отвернувшись, закрыла глаза, пытаясь отгородиться от всех эмоций разом. Однако неожиданно громко хлопнувший полог едва не заставил вздрогнуть. Зачарованную тишину всколыхнул резкий, показавшийся невозможно грубым голос: «Энсгар! В приемном покое просят вас подойти».
— Сейчас буду. — Мужчина отстранился от девушки и направился к выходу, возле входа на мгновение обернувшись.
— Отдыхай, — повторил он и ушел.
Я вновь чуть повернула голову и наблюдала, как она смотрит на захлопнувшийся полог. Плечи опущены, а рука, к которой он прикасался, крепко прижата к груди. Потом вдруг резко оттолкнулась от стола, и в этот момент ее повело. Более не скрываемая слабость проявила себя во всей красе, и девушка резко упала на стул, пробормотав: «Не думала, что выложилась настолько». Потом откинула голову назад, прислонившись затылком к краю стола, и прикрыла ладонью лицо. А на меня вдруг снова накатила сонливость, и глаза закрылись сами собой.
Над пустыней занимался рассвет. В воздухе веяло теплом после ночной прохлады. Я прошла за палатками и взобралась на один из каменных постаментов, на которые в обычное время водружали бочки с водой или провизией. Прижала колени к груди и вытянула из-за пазухи пачку листов и карандаши. Вчера из-за навеянного сна пропустила все основные события, не знала толком, кто, где и как устроился. Я проснулась все в той же палатке, но поднялась раньше всех и тихонько вышла, никого не побеспокоив.
Понимаю, почему энсгар Альберги предпочел погрузить нас в целительный сон, не знаю только, какого количества сил ему это стоило. Хотя может защитникам и подобный поворот событий не в тягость? Организовать спасение людей, а затем еще и вылечить всех. Наверное, вчера здесь царила суматоха, но я все пропустила. Пока же искала для себя укромное местечко, лагерь начал просыпаться. То тут, то там раздавались голоса, с новым рассветом начиналась и новая жизнь.
Я положила тетрадь на колени и принялась выводить карандашом первые линии, обозначая приплюснутую морду, оскаленные зубы, длинный хвост и плотную чешую на теле. Не знаю, сколько прошло времени в этом моем почти медитативном состоянии, прежде чем кто-то позвал по имени:
— Зоя.
Подняв голову, увидела неподалеку Ирэн. Она стояла, сжав возле груди руки, и смотрела на меня с несчастным выражением лица.
— А я искала тебя. Как ты?
Пожала плечами и снова опустила голову, пытаясь вернуться в то состояние, что владело мной секунду назад.
— Зоя, — она подошла совсем близко, коснулась моей руки тонкими холодными пальцами, останавливая движения карандаша по бумаге, — мне ужасно, ужасно жаль. Пускай он был таким глупым и рассеянным, таким несостоятельным человеком, пускай подверг всех опасности, но он был нашим учителем.
Я услышала слезы в ее голосе. Она всхлипнула и отерла рукой глаза.
— Зоя.
Я молчала.
— Чем ты занимаешься? — чуть недоуменно пробормотала Ирэн, так и не встретив с моей стороны никакой реакции.
Слезы все еще блестели на ее ресницах, когда она слегка склонилась вперед, заглядывая в листок, и отшатнулась.
— Какая мерзость! Ты их еще и рисуешь? У нас учитель погиб, а ты! Просто сидишь здесь и рисуешь?
Она резко развернулась и поспешно зашагала прочь.
Я проводила ее взглядом, положив руку с карандашом поверх наполовину изрисованного листа. Настроение словно испарилось безвозвратно, теперь пальцы отказывались пошевелиться, чтобы закончить начатое. Изящный силуэт девушки мелькнул между палатками. Мне видно было, как она почти выбежала в широкий проход среди светлых тентов. Замерла, потом позвала кого-то. Я видела, как к ней подошел высокий светловолосый мужчина. Ирэн что-то проговорила ему, затем опустила голову и прижала к глазам ладони, а он, помедлив немного, крепко ее обнял. Даже с такого расстояния я узнала Арриена тен Лоран, безошибочно отличив его от брата, и снова склонилась над листком, отводя от молодых людей взгляд. Нужно будет спросить его потом, как... как он выполнил обещание обо всем позаботиться. Потом. Чуть позже. Сперва закончу рисунок.
— Здравствуй.
Я снова вскинула голову, узнав знакомое звучание серебряных колокольчиков нежного тона. Темноволосая магичка стояла неподалеку, перекинув через плечо густую косу с вплетенной в нее светлой лентой. Теперь голова не была укрыта белой косынкой, а одежду, напоминавшую наряд медсестры из госпиталя, она сменила на свободные светлые штаны и рубашку с длинным рукавом. Обычная форма Альберги, нам выдали похожую.
— Хочешь побыть одна? — спросила она вдруг.
Пожала плечами, как и при вопросе Ирэн.
— Я уйду, если желаешь.
— Можешь остаться, — ответила негромко и снова взялась за карандаш.
Удивительная девушка подошла ближе, затем и вовсе забралась на валун и села рядом со мной.
— А можно посмотреть? — она не стала заглядывать в мои рисунки, как сделала Ирэн, зачем-то сперва спросила разрешения.
— Смотри.
Открыла ей лист, ожидая той же реакции, но девушка лишь негромко вздохнула.
— Скорп выглядит жутко. И поза у него такая, словно тащит кого-то... — она резко прервалась. — Знаешь, они ведь не самые страшные из монстров, но у тебя получился действительно впечатляющий образ. А можно посмотреть другие?
Молча протянула ей тетрадь. На самом деле, в ней было не так уж много зарисовок чудовищ — всего две. Обычно я изображала их на отдельных листах, по просьбе ариса Нейтона.
Девушка бережно открыла тетрадь и улыбнулась, обнаружив мои зарисовки крыльев. Она легонько провела пальцем вдоль плавной линии, пока я придирчиво рассматривала собственное творение, понимая теперь, что все эти схематические изображения и вполовину не передают настоящей красоты истинных крыльев. Девушка пролистнула несколько страниц и остановилась на еще одной зарисовке чудовища, застывшего в прыжке с оскаленными зубами, и чуть передернула плечами. А потом быстро пролистала до страницы со скорпом и стала рассматривать этих чудовищ, словно сравнивая друг с другом.
— Возьми, — она закрыла тетрадь.
— Жутко? — спросила я, забирая свое сокровище обратно.
— Не то слово. Скорпы и лагары в жизни не выглядят и вполовину так страшно, как у тебя здесь.
— Лагары?
— Тот монстр в прыжке, — она помолчала. — Они практически перевелись. Удивительно увидеть его на твоих рисунках.
Мы затихли на некоторое время, пока вдруг девушка не коснулась легонько моего плеча, задав неожиданный вопрос:
— А кого погубило первое чудовище?
— Маму. — Отчего я отвечала ей? Зачем позволяла вновь всколыхнуть давние болезненные воспоминания? Все дело было в ее располагающем отношении? Или после произошедшего вчера просто невозможно было и дальше молчать?
— Я не так хорошо помню родителей, зато чудовище запомнила отлично. Только зачем мы шли через пустыню? Ведь переходили целым отрядом. Странные люди в платках на голове, повязанных так, — я изобразила ладонью нечто объемное вокруг макушки, — вроде тюльпана. А еще там был человек с татуировкой крыльев на плече. Только он не умел летать или создавать огонь. Иначе чудовища не растерзали бы его.
Перевела дух на секунду, уже не отдавая себе отчета, что продолжаю выплескивать наболевшее вслух.
— Не люблю пустыни! Они тоже за что-то невзлюбили меня, каждый раз забирая самое ценное. Я бы не возвращалась сюда вновь, но арис Нейтон был одержим этой идеей. Он мечтал добраться до архивов Альберги, пообщаться с первопроходцами , составить самый полный справочник. А главной мечтой было доехать до Дальери, единственного места, где обитают разнообразные виды чудовищ. Взглянуть на него хотя бы издали.
— В пустынях часто гибнут люди. — Я вздрогнула от ее голоса, поскольку глубоко погрузилась в собственные мысли и воспоминания, даже позабыла о присутствии другого человека, привычно разговаривая сама с собой. Как ни странно, эта девушка не ощущалась чужой или неприятной. Ее присутствие настолько не тяготило меня, что позволила себе проявление одной из собственных странностей, которую прежде довольно удачно контролировала. Мысли вслух, по мнению большинства, считались отклонением от нормы.
— Не скажу, что к этому можно привыкнуть. Вероятно, частично отгородиться от эмоций, но всегда, всегда ужасно жаль. А к пещерам Дальери не рискует подобраться никто из первопроходцев и исследователей. Будь возможность взглянуть на чудовищ, прячущихся там, хоть издали, со стороны пустынь, кто-то бы уже отважился. Но это чревато неожиданным нападением. Монстров в пещерах слишком много, и, по примерным оценкам, количество ходов огромное. Норы создают настоящий лабиринт, и отверстия узкие, так что группой не проникнуть, только поодиночке. А это отличный шанс для чудовищ напасть со всех сторон, из других тайных проходов. Если же они не нападают, то сбегают и прячутся, чувствуя приближение огня. Не горы, целый муравейник.
— А откуда ты знаешь, если исследователи туда не добирались?
— Защитники предпринимали попытки изучить Дальери.
А на другой дороге, широкой и наезженной, ведущей прямиком к видневшемуся поодаль лагерю, показались повозки. И вокруг все пришло движение. Нас стали куда-то то ли сгонять, то ли направлять. Я едва успела отделиться от общего потока, чтобы повернуть назад и вновь предпринять попытку съехать с обратной стороны кручи. Но стоило лишь попробовать, как за запястье перехватила чужая рука.
— В другую сторону, Зоя.
Арриен тен Лоран смотрел теперь знакомо спокойно и равнодушно, прежде замеченное выражение совсем исчезло из его глаз.
— Все еще помните меня? — я сглотнула подступивший к горлу комок и опустила ресницы, скрывая слезы в глазах.
— Я вас помню, — повторил он давнюю фразу.
— Там у подножия холма, — не предпринимая попыток забрать руку, по опыту зная, что бесполезно идти против силы защитника, лишь качнула головой вниз, — был скорп, он утащил ариса Нейтона в свою нору. Я хотела...
Закончить фразу не удалось, комок снова подступил к горлу, но Арриен кивнул.
— Я позабочусь. Идите с остальными.
Он отпустил меня и слегка подтолкнул в спину, разворачивая вслед нашей группе. И я послушно пошла. Сделала один шаг, второй и только затем упала.
ГЛАВА 8.
В сознание приходила очень тяжело. Дыхание было затруднено и ощущались последствия обморока: противная тошнота, выпрыгивающее из груди сердце и лед, сковавший ладони и ступни. Отдаленный запах пустыни, а еще каких-то трав смешивался с горьковатыми нотками лекарств. И вкус озона в воздухе ощущался кончиком языка. Он исходил от шара-стерилизатора, знакомого с детства, когда часть времени проводила в приютском лазарете после очередной неудачной шутки кого-то из детей. Этот аромат вызвал в сознании первую здравую мысль: меня тоже отнесли к пострадавшим.
Столь неудачное возвращение в пустыни едва ли было хорошим предзнаменованием.
Из-за плохого самочувствия я слабо реагировала на прикосновения, однако могла их услышать, как и ощутить чужое присутствие. Вот шорохом осыпавшегося с одежды песка прошлись по мне чьи-то ладони. И грудная клетка раскрылась с тихим вздохом, а тяжесть ушла. Тошнота отступила, и тепло проникло под кожу. Вместе с ним тело окутала дрема, только негромкий голос, подобный звону колокольчиков, мелодично вплелся в подступавшие сновидения. «Нужно сделать перевязку?» Ответом послужило легкое движение. Тот, кто стоял надо мной, вероятно, отрицательно качнул головой. Но ни слов, ни голоса я не услышала. Зато боль в груди отступила. Мне становилось так невыразимо хорошо, как может быть только после изнуряющей муки, когда та уходит и делается очень легко. Захотелось воспользоваться этой благостной передышкой и позволить сну забрать меня на короткое время туда, где царствовал покой и где столь редко доводилось бывать. Но эту попытку убежать от реальности снова разбил тихий звон колокольчиков. Словно шурша раскатились песчинки, желтыми горошинами умоляюще прошелестев звуки имени: «Эсташ».
От прозвучавшей в нежном голосе муки мне вновь стало горько, и она же разрушила навеянный сон. Я приоткрыла глаза и увидела удаляющуюся широкую спину высокого мужчины. Над головой слегка колыхался светлый тент палатки, в которой оказалась не одна. Внутри стояли кушетки, а на них спали по меньшей мере еще шесть одногруппников. Лиц я не видела, узнавая по общей для всей экспедиции одежде.
Чуть повернув голову, проводила взглядом мужчину и заметила неподалеку ту самую девушку с длинной темной косой, частично укрытой повязанной поверх белоснежной косынкой. Наша спасительница сидела вполоборота и тоже наблюдала за перемещающимся среди кушеток человеком.
— Ступай отдохни в палатке, — впервые услышала его голос, показавшийся мне ужасно приятным и успокаивающим.
— Я в порядке.
— У тебя упадок сил.
— Хочу сперва помочь, а затем отдыхать.
Девушка осторожно поднялась со стула, но горечь сквозила буквально в каждом ее движении, поскольку мужчина ничего не ответил. Она повернулась к висящему в воздухе голубому шару с инструментами и протянула к нему ладонь, а затем вдруг быстро отдернула руку и спрятала за спину. Вновь обернувшись лицом к мужчине, на ощупь схватила со стола одну из марлевых салфеток, после чего крепко сжала ее в ладони. Все это без малейшего звука и даже лишнего шороха, однако человек, продолжавший осмотр и стоявший к нам спиной, негромко сказал:
— Серьезных ранений немного, и ты не в том состоянии, чтобы браться за хирургические инструменты. Даже для обычной стерилизации.
Человек повернулся лицом. Я как зачарованная уставилась сквозь ресницы на мужчину, чья внешность поразительно напоминала хорошо знакомый идеально красивый облик. Пронзительные глаза, светлые волосы, та же спокойная сила и уверенность в движениях. Но одновременно особая стать облеченного не только властью, но и большой ответственностью человека, привыкшего принимать на себя груз чужих проблем.
— Покажи, — прозвучало спокойно.
У меня же возникло странное чувство, будто подглядываю за непредназначенной для чужих глаз сценой. Не потому, что в ней было нечто особенное, а скорее из-за разлившихся в воздухе эмоций и связанных с ними чувственных ассоциаций, которые сложно поддавались описанию.
Девушка со вздохом вытянула руку из-за спины и убрала с нее салфетку.
— Пустяковая царапина, рука дрогнула.
Он взял ее ладонь.
— Эсташ, — ее голос звучал жалобно.
— Что?
— Я лишь выжидала момент, когда скорпы окажутся ближе, чтобы перенести щит с людей на себя. Я успевала защититься.
— Хорошо.
Его голос не отражал чувств, а вот девушка, казалось, едва не плачет.
— Иногда хочется, чтобы ты просто отругал, — вдруг заявила она и попыталась забрать руку, но вмиг замерла, когда он склонил голову и прижал ее ладонь к своим губам.
У меня лицо запылало, а кожа, как обычно во время сильнейшего смущения, пошла красными пятнами от совершенно простого, но необычайного нежного жеста. Отвернувшись, закрыла глаза, пытаясь отгородиться от всех эмоций разом. Однако неожиданно громко хлопнувший полог едва не заставил вздрогнуть. Зачарованную тишину всколыхнул резкий, показавшийся невозможно грубым голос: «Энсгар! В приемном покое просят вас подойти».
— Сейчас буду. — Мужчина отстранился от девушки и направился к выходу, возле входа на мгновение обернувшись.
— Отдыхай, — повторил он и ушел.
Я вновь чуть повернула голову и наблюдала, как она смотрит на захлопнувшийся полог. Плечи опущены, а рука, к которой он прикасался, крепко прижата к груди. Потом вдруг резко оттолкнулась от стола, и в этот момент ее повело. Более не скрываемая слабость проявила себя во всей красе, и девушка резко упала на стул, пробормотав: «Не думала, что выложилась настолько». Потом откинула голову назад, прислонившись затылком к краю стола, и прикрыла ладонью лицо. А на меня вдруг снова накатила сонливость, и глаза закрылись сами собой.
Над пустыней занимался рассвет. В воздухе веяло теплом после ночной прохлады. Я прошла за палатками и взобралась на один из каменных постаментов, на которые в обычное время водружали бочки с водой или провизией. Прижала колени к груди и вытянула из-за пазухи пачку листов и карандаши. Вчера из-за навеянного сна пропустила все основные события, не знала толком, кто, где и как устроился. Я проснулась все в той же палатке, но поднялась раньше всех и тихонько вышла, никого не побеспокоив.
Понимаю, почему энсгар Альберги предпочел погрузить нас в целительный сон, не знаю только, какого количества сил ему это стоило. Хотя может защитникам и подобный поворот событий не в тягость? Организовать спасение людей, а затем еще и вылечить всех. Наверное, вчера здесь царила суматоха, но я все пропустила. Пока же искала для себя укромное местечко, лагерь начал просыпаться. То тут, то там раздавались голоса, с новым рассветом начиналась и новая жизнь.
Я положила тетрадь на колени и принялась выводить карандашом первые линии, обозначая приплюснутую морду, оскаленные зубы, длинный хвост и плотную чешую на теле. Не знаю, сколько прошло времени в этом моем почти медитативном состоянии, прежде чем кто-то позвал по имени:
— Зоя.
Подняв голову, увидела неподалеку Ирэн. Она стояла, сжав возле груди руки, и смотрела на меня с несчастным выражением лица.
— А я искала тебя. Как ты?
Пожала плечами и снова опустила голову, пытаясь вернуться в то состояние, что владело мной секунду назад.
— Зоя, — она подошла совсем близко, коснулась моей руки тонкими холодными пальцами, останавливая движения карандаша по бумаге, — мне ужасно, ужасно жаль. Пускай он был таким глупым и рассеянным, таким несостоятельным человеком, пускай подверг всех опасности, но он был нашим учителем.
Я услышала слезы в ее голосе. Она всхлипнула и отерла рукой глаза.
— Зоя.
Я молчала.
— Чем ты занимаешься? — чуть недоуменно пробормотала Ирэн, так и не встретив с моей стороны никакой реакции.
Слезы все еще блестели на ее ресницах, когда она слегка склонилась вперед, заглядывая в листок, и отшатнулась.
— Какая мерзость! Ты их еще и рисуешь? У нас учитель погиб, а ты! Просто сидишь здесь и рисуешь?
Она резко развернулась и поспешно зашагала прочь.
Я проводила ее взглядом, положив руку с карандашом поверх наполовину изрисованного листа. Настроение словно испарилось безвозвратно, теперь пальцы отказывались пошевелиться, чтобы закончить начатое. Изящный силуэт девушки мелькнул между палатками. Мне видно было, как она почти выбежала в широкий проход среди светлых тентов. Замерла, потом позвала кого-то. Я видела, как к ней подошел высокий светловолосый мужчина. Ирэн что-то проговорила ему, затем опустила голову и прижала к глазам ладони, а он, помедлив немного, крепко ее обнял. Даже с такого расстояния я узнала Арриена тен Лоран, безошибочно отличив его от брата, и снова склонилась над листком, отводя от молодых людей взгляд. Нужно будет спросить его потом, как... как он выполнил обещание обо всем позаботиться. Потом. Чуть позже. Сперва закончу рисунок.
— Здравствуй.
Я снова вскинула голову, узнав знакомое звучание серебряных колокольчиков нежного тона. Темноволосая магичка стояла неподалеку, перекинув через плечо густую косу с вплетенной в нее светлой лентой. Теперь голова не была укрыта белой косынкой, а одежду, напоминавшую наряд медсестры из госпиталя, она сменила на свободные светлые штаны и рубашку с длинным рукавом. Обычная форма Альберги, нам выдали похожую.
— Хочешь побыть одна? — спросила она вдруг.
Пожала плечами, как и при вопросе Ирэн.
— Я уйду, если желаешь.
— Можешь остаться, — ответила негромко и снова взялась за карандаш.
Удивительная девушка подошла ближе, затем и вовсе забралась на валун и села рядом со мной.
— А можно посмотреть? — она не стала заглядывать в мои рисунки, как сделала Ирэн, зачем-то сперва спросила разрешения.
— Смотри.
Открыла ей лист, ожидая той же реакции, но девушка лишь негромко вздохнула.
— Скорп выглядит жутко. И поза у него такая, словно тащит кого-то... — она резко прервалась. — Знаешь, они ведь не самые страшные из монстров, но у тебя получился действительно впечатляющий образ. А можно посмотреть другие?
Молча протянула ей тетрадь. На самом деле, в ней было не так уж много зарисовок чудовищ — всего две. Обычно я изображала их на отдельных листах, по просьбе ариса Нейтона.
Девушка бережно открыла тетрадь и улыбнулась, обнаружив мои зарисовки крыльев. Она легонько провела пальцем вдоль плавной линии, пока я придирчиво рассматривала собственное творение, понимая теперь, что все эти схематические изображения и вполовину не передают настоящей красоты истинных крыльев. Девушка пролистнула несколько страниц и остановилась на еще одной зарисовке чудовища, застывшего в прыжке с оскаленными зубами, и чуть передернула плечами. А потом быстро пролистала до страницы со скорпом и стала рассматривать этих чудовищ, словно сравнивая друг с другом.
— Возьми, — она закрыла тетрадь.
— Жутко? — спросила я, забирая свое сокровище обратно.
— Не то слово. Скорпы и лагары в жизни не выглядят и вполовину так страшно, как у тебя здесь.
— Лагары?
— Тот монстр в прыжке, — она помолчала. — Они практически перевелись. Удивительно увидеть его на твоих рисунках.
Мы затихли на некоторое время, пока вдруг девушка не коснулась легонько моего плеча, задав неожиданный вопрос:
— А кого погубило первое чудовище?
— Маму. — Отчего я отвечала ей? Зачем позволяла вновь всколыхнуть давние болезненные воспоминания? Все дело было в ее располагающем отношении? Или после произошедшего вчера просто невозможно было и дальше молчать?
— Я не так хорошо помню родителей, зато чудовище запомнила отлично. Только зачем мы шли через пустыню? Ведь переходили целым отрядом. Странные люди в платках на голове, повязанных так, — я изобразила ладонью нечто объемное вокруг макушки, — вроде тюльпана. А еще там был человек с татуировкой крыльев на плече. Только он не умел летать или создавать огонь. Иначе чудовища не растерзали бы его.
Перевела дух на секунду, уже не отдавая себе отчета, что продолжаю выплескивать наболевшее вслух.
— Не люблю пустыни! Они тоже за что-то невзлюбили меня, каждый раз забирая самое ценное. Я бы не возвращалась сюда вновь, но арис Нейтон был одержим этой идеей. Он мечтал добраться до архивов Альберги, пообщаться с первопроходцами , составить самый полный справочник. А главной мечтой было доехать до Дальери, единственного места, где обитают разнообразные виды чудовищ. Взглянуть на него хотя бы издали.
— В пустынях часто гибнут люди. — Я вздрогнула от ее голоса, поскольку глубоко погрузилась в собственные мысли и воспоминания, даже позабыла о присутствии другого человека, привычно разговаривая сама с собой. Как ни странно, эта девушка не ощущалась чужой или неприятной. Ее присутствие настолько не тяготило меня, что позволила себе проявление одной из собственных странностей, которую прежде довольно удачно контролировала. Мысли вслух, по мнению большинства, считались отклонением от нормы.
— Не скажу, что к этому можно привыкнуть. Вероятно, частично отгородиться от эмоций, но всегда, всегда ужасно жаль. А к пещерам Дальери не рискует подобраться никто из первопроходцев и исследователей. Будь возможность взглянуть на чудовищ, прячущихся там, хоть издали, со стороны пустынь, кто-то бы уже отважился. Но это чревато неожиданным нападением. Монстров в пещерах слишком много, и, по примерным оценкам, количество ходов огромное. Норы создают настоящий лабиринт, и отверстия узкие, так что группой не проникнуть, только поодиночке. А это отличный шанс для чудовищ напасть со всех сторон, из других тайных проходов. Если же они не нападают, то сбегают и прячутся, чувствуя приближение огня. Не горы, целый муравейник.
— А откуда ты знаешь, если исследователи туда не добирались?
— Защитники предпринимали попытки изучить Дальери.
