Полковник закатил глаза и простонал:
— Да успокойтесь же, я вас прошу! Жив ваш Андрей! — Он с небольшим раздражением набрал в псифоне какой-то идентификатор и, когда ему ответили, сказал: — Арден, мой друг! Я буквально на пару слов... Тут к нам пришёл один человек и спрашивает... Нет-нет, ничего пока не случилось... Так... спокойно! Повторяю: тут к нам пришёл один паренёк и ищет Андрея. Да, именно Андрея. Можешь сегодня связаться со старшими, чтобы они передали Андрею привет от Искандера? Что ты говоришь? Он рядом с тобой? — Полковник подмигнул покрасневшему от напряжения молодому человеку. — Ну, отлично. Дай ему, пожалуйста, свой пси-браслет.
Полковник завершил вызов и с хитринкой посмотрел на парня.
— Ну вот, ждите. Можете поговорить с ним прямо в моём кабинете.
Парень, ошалев, смотрел на полковника, пытаясь сообразить. Наконец, он выдавил и себя:
— Вы так просто сейчас общались с ним... Вы что, действительно лично знакомы, и он работает в вашем Управлении? — Парень заметно повеселел.
— Он тебе сам всё расскажет, — загадочно проговорил полковник. — Если захочет.
Полковник встал, подошёл к молодому человеку и, с силой нажав руками на плечи, снова усадил его в кресло.
* * * *
Синички на деревьях щебетали уже давно, а снегири прилетели, как только выпал первый снег. Кругленькие и важные, они краснели грудками на ветках среди такой же покрытой снегом красной рябины и создавали невиданное моему глазу зрелище. Я мог, затаив дыхание, стоять, наблюдая за их движениями – мне было все в диковинку. Чтобы почаще видеть их, я соорудил для них кормушку и повесил на дереве перед своим окном, и теперь подкармливал их разными ягодами. Так мы и дарим друг другу удовольствие: они с наслаждением клюют мой корм, а я с наслаждением наблюдаю за этим процессом. Всё время вспоминаю наш разговор с Питиримом о втором законе термодинамики и восхищаюсь славой и величием Конструктора.
В Вознесенке у каждого было какое-то дело. Вспомнив мой интерес к коровам, Питирим предложил мне поработать на ферме. Тогда же я туда и напросился, а теперь заделался знатным животноводом. Тут снова сплошное удовольствие: я обожаю коров, а коровы обожают меня. Милки и Зорьки поворачивают ко мне свои не по-человечески добрые морды, как только я вхожу в коровник, встречают протяжным низким инопланетным мычанием и норовят языком вылизать из карманов то вкусненькое, с чем я к ним пришёл.
Сегодня коровы доились хорошо. А всё из-за того, что я сменил репертуар. Сёстры упрямо утверждали, что коровы лучше доятся под «Реквием» Моцарта, а я им отвечал, что, если бы я был коровой, то от «Реквиема» Моцарта давал бы молоко скупое и горькое, как мужская слеза. Но сёстры соглашались сменить репертуар только на Баха или Бетховена, может быть, на Вивальди, и больше ни на что.
И сегодня я всем доказал: коровы любят джаз! Я, притоптывая в такт музыке, наблюдал, как бурёнки с повеселевшими – как мне показалось – мордами обильно изливали в аппарат машинного доения литры молока, пока резервуар с пометкой «максимум» не переполнился. Я с предвкушением ждал, когда войдет сестра Нина, чтобы с гордостью сказать ей, что я был прав, поэтому очень удивился, когда в коровник вошёл брат Арден.
— Брат Андрей, — со странным лицом сказал он. — Ты знаешь такого человека с именем Искандер?..
— Санька?! — вскричал я. — Что с ним?! Вам что-то известно?! Он погиб?!!
— Нет-нет, — успокоил меня Арден. — Он очень хочет с тобой поговорить.
И протянул мне пси-браслет.
Санька... как же мне было стыдно, что я про него почти забыл. Да-да... я же так увлёкся своей новой жизнью, так упивался собственным счастьем, что совсем забыл... Но он должен был демобилизоваться только весной... Почему он ищет меня сейчас?
Я надел пси-браслет, нашёл в столичном банке данных нужный идентификатор и, когда услышал знакомый голос, выкрикнул:
— Санька! Санька!!! Беги ко мне в пси-отношения, я так хочу тебя обнять!
Санек засмеялся и вошел в пси-отношения. Я почувствовал кожей и костями, как он меня давит в объятиях, и обнял так же крепко и его.
— О-о-ох, — застонал Санёк, — смотри, меня не раздави! Я же теперь весь штопанный, могу развалиться.
— Где ты, дружище? — спросил я.
— Гораздо важнее вопрос, где ты, — вредным голосом проговорил он. — Я приехал домой, а тебя нет! А до этого я тебе и звонил, и писал! Дома у тебя двери закрыты, с работы ты уволился. И самое страшное – псифон не отвечает! И как это понимать? Твои последние слова были, что ты хочешь узнать смысл жизни. И после этого исчез. И что я мог подумать об этом?! Я все больницы и морги исходил, искал твой труп, пока не хакнул твоё письмо из полицейского Управления. Сейчас я здесь.
— Как... ты в мегаполисе? — обмер от радости я. — Где же ты остановился?
— Да нигде. У меня билет на утренний магнепоезд обратно в столицу, я переночую на вокзале.
— Так. Не надо тебе ни на каком вокзале ночевать, — взбудоражено сказал я. — Мы сейчас всё устроим!
— Кто это мы? – неуверенно переспросил Санёк.
— Жди! — я отключил псифон.
Во время разговора Арден стоял рядом, лицо его выражало озабоченность.
— Это Санька, мой друг! — радостно пояснил я. — Мы с ним дружим со школы! Мы даже в армию хотели вмести пойти, но меня забраковали: у меня повышенная шкала справедливости. Он в последний раз был со мной на связи в мой день рождения, когда я нашёл Питирима! Я понял, что Пётр удивительный человек и, отправляясь с ним в путешествие, в котором я обрету смысл моей никчемной жизни. И я его нашёл! Как же я хочу поделиться этой радостью с ним! — Арден молчал, как будто о чём-то напряжённо раздумывал. И я решился его попросить: — Можно я приглашу его в Вознесенку? Я покажу, как мы тут живём: как трапезничаем и как молимся! Я покажу, где теперь работаю! Я расскажу ему о Евангелии, которое читаю каждый день, и провожу часы в размышлении о Слове Божьем! Я расскажу ему о мудрости и глубине писаний, я поделюсь с ним радостью жизни в общине, с братьями и сёстрами во Христе! Я познакомлю его с Питиримом, с отцом Александром... с Настенькой!.. И... может быть, он захочет остаться с нами?..
Я мечтательно вздохнул, предвкушая счастье. Какое же это счастье, когда твой друг станет твоим братом во Христе! Я буду счастлив так же, как отец Александр со своим боевым товарищем – Саввой. О-о-о, моё счастье станет безграничным!
Арден тихо кивнул.
— Хорошо. Прямо сейчас мы обсудим это с Советом братства.
Пока он общался по псифону, я напряженно умолял Господа сделать так, чтобы всё сложилось. И когда услышал, что Совет братства дал мне «добро», подпрыгнул на месте от счастья и пошёл по коровнику раздавать каждой бурёнке по поцелую. Мне хотелось расцеловать весь мир, но обстоятельства были таковы, что рядом со мною были только эти Божьи твари. Успокоившись, я спсифонился с Санькой и дал ему координаты Вознесенки и почти вприпрыжку по снежку поскакал на парковку встречать его.
— Куда ты такой весёлый? — спросила сестра Иоанна, увидев меня, летящего на крыльях радости почти над землёй.
— Ко мне едет мой друг! — выкрикнул я. — Представляешь! Прямо сюда! едет! мой друг!
— Слава Господу! — улыбнулась сестра. — Какая радость!
— Да! — уже издалека крикнул я ей. — Радость! Радость!!!
Я стоял на парковке и считал секунды, ожидая прибытия магнекара, и когда тот блеснул серебром на фоне приступающего к Вознесенке леса, от восторга запрыгал на месте. Когда магнекар причалил, я бросился к нему, открыл дверь и буквально выволок Саньку с сидения, обнимал так, что отрывал его ноги от земли.
— Ого! — рассмеялся Санёк. — Окреп ты, окреп! — Он оглянулся на окружающие нас заснеженные дома и удивлённо спросил: — Ты что, теперь тут живешь?
— Да! — Я схватил его за локоть и потащил за собой. — Я тебе сейчас всё-всё покажу!
И начал экскурсию по Вознесенке. Сначала я показал ему нашу крепость и рассказал, как мы играли и штурмовали её, и чем это закончилось. Показал катапульты, которые теперь стояли, укрытые шапками снега, показал пробоину в стене, которую залатали дети. Потом я повёл его по дорожкам и показал нашу больницу, наш храм, наш коровник, мой дом, а потом повёл в нашу трапезную, чтобы ему немного подкрепиться.
Сёстры с радостью приняли нас, налили отменного борща. Санька уплетал так, что, по словам нашего шеф-повара Марины, «мышки за ушами пищали». Ему налили добавки, и я с радостью наблюдал, как он объедается борщом, закатывая от удовольствия глаза. Набив живот вторыми блюдами, мы налили себе чайку с пирожными и стали разговаривать.
— Ну, как тебе тут? — с нетерпением спросил я.
— Прекрасно, — немного смущённо кивнул он. — Я, честно говоря, сильно потрясён. Совсем не ожидал, что ты, столичный житель, растворишься в деревенской жизни. Тут, конечно, хорошо... но, разве тебе не скучно? На тебе даже псифона нет. Как же ты тут живёшь без развлечений?
— Развлечения? — удивился я. — Да на них просто нет времени. Вокруг столько интересного, что даже и развлекаться некогда. Да и, собственно, зачем нужны эти развлечения? Это когда делать нечего, когда дохнешь со скуки, тогда и нужны развлечения. Понимаешь? Они ведь — глушилки пустоты!
— Ну, когда с утра до вечера тяжёлый физический труд, соглашусь, тут не до развлечений, — саркастически заметил Санёк. — После коровника вряд ли уже чего захочется. Наверное, приходишь домой и, не раздевшись, падаешь в кровать? Не до виртуалок и не до баб? Хотя бы и виртуальных?
— Вот ещё! — расстроился таким его выводам я. — Не нужно теперь это мне...
— Как так? — удивился Санёк. — Как же ты тут без девок живешь?
— Ну, девушка у меня есть, — признался я. — Настенька зовут.
— Ну, ты меня успокоил, — выдохнул Санёк. — Так это же здорово! Круче всякой виртуалки. Ты её уже пялил на сеновале?
Что-то мерзкое и давно забытое, словно слизь прошлого, просочилось в его словах и капнуло в мою душу. Мне стало холодно и мерзко, когда я понял, что когда-то сам говорил такие мерзкие слова. Как контрастно это прозвучало здесь, на святой земле Вознесенки.
Я пришёл в себя от потрясения и сказал:
— Упаси Боже, Санёк... Мы просто встречаемся и проходим вместе катехизацию. Я намерен сделать ей предложение после нашего воцерковления, когда нас благословит владыка Питирим.
Санёк замер с открытым ртом. Наконец, он потряс головой, как будто был в наваждении и теперь пытался избавиться от него, и пробормотал:
— Я ничего не понял. Повтори, пожалуйста, всё, что ты сейчас сказал, ещё раз.
Я вздохнул, так как понял, что придётся всё рассказывать. Всё с самого сначала. И я начал свой рассказ с самого первого момента, когда обнаружил в парке измученного умирающего человека и до вчерашнего дня, когда закончил читать Евангелие от Матфея и принялся за Евангелие от Марка. Санька всё время сидел почти в одной позе, не проронив ни звука, только побледнел во время эпизода, как нас расстреливали во внедорожнике и мы падали в реку, и как на скале нас чуть не убил капеллан Александр. Во время рассказа о братстве и о гонениях, он, наоборот, часто и с волнением дышал, сжимая свою кружку с остывшим чаем, оглядывался по сторонам и задумчиво упирался взглядом в стену.
От переизбытка радости, я рассказывал так долго, что за окнами уже стемнело, а братья и сёстры стали потихоньку собираться и уходить на вечернее богослужение.
— А теперь я покажу тебе братство, — сказал я, радостный тем, что могу подтвердить каждое своё слово, и чтобы он не подумал, что я лгу или приукрашиваю. — Пойдем, я тебе покажу наше богослужение! Я познакомлю тебя с братским епископом Питиримом и с отцом Александром, и с бывшими послушниками обители военных капелланов Максимом и Савватием! Может быть, сегодня придёт и брат Серафим! Ты увидишь, какие они сильные и классные, и поймешь, что от таких головорезов только Бог мог спасти!
Саня вдруг резко встал и закрыл лицо руками.
— Санёк, ты чего? — удивился я.
— Погоди... — сдавлено в ладони сказал он. — Оставь меня на пару минут... Не трогай меня...
У меня всё сжалось внутри. Я растерянно смотрел на друга. С ним происходило что-то странное. Его пальцы вонзились в лоб, оставляя на нём белые пятна, и немного дрожали. Когда он отнял руки от лица, его глаза были полны слёз, а взгляд стал неистовым.
— Погоди, — с полушипением выдавил из себя он. — Андрей... Ты... в секте? Тот подозрительный человек оказался сектантским епископом, и он тебя завлёк в свою секту?
— Санька... — с горьким ужасом пролепетал я.
— И вы затащили в секту и сломали жизнь лучшим военным капелланам обители? Теперь их ждёт бетатрин? – Саня в гневе сверкнул глазами и вскричал: — Твой владыка Питирим – преступник! Он не имел права ломать жизнь людей! Ведь и тебя теперь, если поймают, ждёт бетатрин!
— Санька, — я готов был заплакать от его недопонимания, и ещё раз сделал попытку всё ему объяснить. – Но их же обманывали в обители! Они же хотели служить Христу, но их заставляли проповедовать войну и убивать людей! Их делали бездушными подонками через пси-режим!
— Андрей! — Голос Сани звенел металлом. — Они спасали на войне людей! У нас в роте был военный капеллан, мне оторвало руку, и я выжил благодаря ему! Он вынес меня из-под огня, прикрывая собой, как живым щитом! Кому твои капелланы служат здесь? В этом малиннике? Они бросили поле боя, где ежедневно течёт кровь, и растворились в забытьи всяких ваших богослужений? Борщ жрут за обе щёки, когда в горячей точке паёк солдатский – протеиновый батончик да энергетик в день? Свежим воздухом дышат, когда на поле боя их братья – другие капелланы – теряют сознание в противогазах? Вы заставили их предать своих! Какая же это подлость!
Он задохнулся от возмущения.
Вот это поворот... Я был в шоке и не знал, что ему сказать, и что делать. Санёк со страданием взглянул на меня и заговорил, сдерживая слёзы:
— Андрей... – Он в гневе опёрся кулаком о стол и склонился надо мной. — Андрей, от тебя же всегда пахло дорогими одеколонами с феромонами! Ты носил только модную одежду! Ты переспал со всеми своими коллегами! — Санёк ткнул мне в лицо пальцем: — Посмотри на себя, во что ты превратился? От тебя пахнет навозом! Ты только про коров своих мне и рассказываешь. Тоже мне, открытие – у коровы горячие рога! Ты через виртуальные миры открывал для себя целые планеты! И ты теперь проникся отжившими ещё в прошлом предрассудками и собираешься жениться на бывшей проститутке, даже предварительно не трахнув её? С первой брачной ночью после венчания? — Он отшатнулся и выдохнул: — Ты рехнулся.
Мне стало плохо. Так плохо, как будто меня избили дубиной, обмотанной тряпкой, пропитанной экскрементами. Я тоже поднялся на дрожащие ноги и, запинаясь, проговорил:
— Саня... я тебя не узнаю... С тобой что-то в армии сделали... Тебе снимали проекцию личности?
— Это я тебя не узнаю, — страшным голосом сквозь зубы проскрежетал Санька. — Как ты мог уехать и предать нашу дружбу? Как тебя угораздило начать читать Евангелие?! Тебя заставили? И что, ты теперь будешь добреньким и всем зады лизать? – Он вдруг открытой ладонью врезал мне по щеке. От сильного удара у меня всё потемнело в глазах, я понял, что у него вместо руки протез. — Ну, давай же! Если тебя ударили по левой щеке, подставляй правую!
Он другой рукой ударил меня по правой щеке, затем снова по левой, затем снова по правой... Я не выдержал, упал на стул и заплакал, закрыв лицо руками... Я не мог поверить... Мой друг Санька...
— Да успокойтесь же, я вас прошу! Жив ваш Андрей! — Он с небольшим раздражением набрал в псифоне какой-то идентификатор и, когда ему ответили, сказал: — Арден, мой друг! Я буквально на пару слов... Тут к нам пришёл один человек и спрашивает... Нет-нет, ничего пока не случилось... Так... спокойно! Повторяю: тут к нам пришёл один паренёк и ищет Андрея. Да, именно Андрея. Можешь сегодня связаться со старшими, чтобы они передали Андрею привет от Искандера? Что ты говоришь? Он рядом с тобой? — Полковник подмигнул покрасневшему от напряжения молодому человеку. — Ну, отлично. Дай ему, пожалуйста, свой пси-браслет.
Полковник завершил вызов и с хитринкой посмотрел на парня.
— Ну вот, ждите. Можете поговорить с ним прямо в моём кабинете.
Парень, ошалев, смотрел на полковника, пытаясь сообразить. Наконец, он выдавил и себя:
— Вы так просто сейчас общались с ним... Вы что, действительно лично знакомы, и он работает в вашем Управлении? — Парень заметно повеселел.
— Он тебе сам всё расскажет, — загадочно проговорил полковник. — Если захочет.
Полковник встал, подошёл к молодому человеку и, с силой нажав руками на плечи, снова усадил его в кресло.
* * * *
Синички на деревьях щебетали уже давно, а снегири прилетели, как только выпал первый снег. Кругленькие и важные, они краснели грудками на ветках среди такой же покрытой снегом красной рябины и создавали невиданное моему глазу зрелище. Я мог, затаив дыхание, стоять, наблюдая за их движениями – мне было все в диковинку. Чтобы почаще видеть их, я соорудил для них кормушку и повесил на дереве перед своим окном, и теперь подкармливал их разными ягодами. Так мы и дарим друг другу удовольствие: они с наслаждением клюют мой корм, а я с наслаждением наблюдаю за этим процессом. Всё время вспоминаю наш разговор с Питиримом о втором законе термодинамики и восхищаюсь славой и величием Конструктора.
В Вознесенке у каждого было какое-то дело. Вспомнив мой интерес к коровам, Питирим предложил мне поработать на ферме. Тогда же я туда и напросился, а теперь заделался знатным животноводом. Тут снова сплошное удовольствие: я обожаю коров, а коровы обожают меня. Милки и Зорьки поворачивают ко мне свои не по-человечески добрые морды, как только я вхожу в коровник, встречают протяжным низким инопланетным мычанием и норовят языком вылизать из карманов то вкусненькое, с чем я к ним пришёл.
Сегодня коровы доились хорошо. А всё из-за того, что я сменил репертуар. Сёстры упрямо утверждали, что коровы лучше доятся под «Реквием» Моцарта, а я им отвечал, что, если бы я был коровой, то от «Реквиема» Моцарта давал бы молоко скупое и горькое, как мужская слеза. Но сёстры соглашались сменить репертуар только на Баха или Бетховена, может быть, на Вивальди, и больше ни на что.
И сегодня я всем доказал: коровы любят джаз! Я, притоптывая в такт музыке, наблюдал, как бурёнки с повеселевшими – как мне показалось – мордами обильно изливали в аппарат машинного доения литры молока, пока резервуар с пометкой «максимум» не переполнился. Я с предвкушением ждал, когда войдет сестра Нина, чтобы с гордостью сказать ей, что я был прав, поэтому очень удивился, когда в коровник вошёл брат Арден.
— Брат Андрей, — со странным лицом сказал он. — Ты знаешь такого человека с именем Искандер?..
— Санька?! — вскричал я. — Что с ним?! Вам что-то известно?! Он погиб?!!
— Нет-нет, — успокоил меня Арден. — Он очень хочет с тобой поговорить.
И протянул мне пси-браслет.
Санька... как же мне было стыдно, что я про него почти забыл. Да-да... я же так увлёкся своей новой жизнью, так упивался собственным счастьем, что совсем забыл... Но он должен был демобилизоваться только весной... Почему он ищет меня сейчас?
Я надел пси-браслет, нашёл в столичном банке данных нужный идентификатор и, когда услышал знакомый голос, выкрикнул:
— Санька! Санька!!! Беги ко мне в пси-отношения, я так хочу тебя обнять!
Санек засмеялся и вошел в пси-отношения. Я почувствовал кожей и костями, как он меня давит в объятиях, и обнял так же крепко и его.
— О-о-ох, — застонал Санёк, — смотри, меня не раздави! Я же теперь весь штопанный, могу развалиться.
— Где ты, дружище? — спросил я.
— Гораздо важнее вопрос, где ты, — вредным голосом проговорил он. — Я приехал домой, а тебя нет! А до этого я тебе и звонил, и писал! Дома у тебя двери закрыты, с работы ты уволился. И самое страшное – псифон не отвечает! И как это понимать? Твои последние слова были, что ты хочешь узнать смысл жизни. И после этого исчез. И что я мог подумать об этом?! Я все больницы и морги исходил, искал твой труп, пока не хакнул твоё письмо из полицейского Управления. Сейчас я здесь.
— Как... ты в мегаполисе? — обмер от радости я. — Где же ты остановился?
— Да нигде. У меня билет на утренний магнепоезд обратно в столицу, я переночую на вокзале.
— Так. Не надо тебе ни на каком вокзале ночевать, — взбудоражено сказал я. — Мы сейчас всё устроим!
— Кто это мы? – неуверенно переспросил Санёк.
— Жди! — я отключил псифон.
Во время разговора Арден стоял рядом, лицо его выражало озабоченность.
— Это Санька, мой друг! — радостно пояснил я. — Мы с ним дружим со школы! Мы даже в армию хотели вмести пойти, но меня забраковали: у меня повышенная шкала справедливости. Он в последний раз был со мной на связи в мой день рождения, когда я нашёл Питирима! Я понял, что Пётр удивительный человек и, отправляясь с ним в путешествие, в котором я обрету смысл моей никчемной жизни. И я его нашёл! Как же я хочу поделиться этой радостью с ним! — Арден молчал, как будто о чём-то напряжённо раздумывал. И я решился его попросить: — Можно я приглашу его в Вознесенку? Я покажу, как мы тут живём: как трапезничаем и как молимся! Я покажу, где теперь работаю! Я расскажу ему о Евангелии, которое читаю каждый день, и провожу часы в размышлении о Слове Божьем! Я расскажу ему о мудрости и глубине писаний, я поделюсь с ним радостью жизни в общине, с братьями и сёстрами во Христе! Я познакомлю его с Питиримом, с отцом Александром... с Настенькой!.. И... может быть, он захочет остаться с нами?..
Я мечтательно вздохнул, предвкушая счастье. Какое же это счастье, когда твой друг станет твоим братом во Христе! Я буду счастлив так же, как отец Александр со своим боевым товарищем – Саввой. О-о-о, моё счастье станет безграничным!
Арден тихо кивнул.
— Хорошо. Прямо сейчас мы обсудим это с Советом братства.
Пока он общался по псифону, я напряженно умолял Господа сделать так, чтобы всё сложилось. И когда услышал, что Совет братства дал мне «добро», подпрыгнул на месте от счастья и пошёл по коровнику раздавать каждой бурёнке по поцелую. Мне хотелось расцеловать весь мир, но обстоятельства были таковы, что рядом со мною были только эти Божьи твари. Успокоившись, я спсифонился с Санькой и дал ему координаты Вознесенки и почти вприпрыжку по снежку поскакал на парковку встречать его.
— Куда ты такой весёлый? — спросила сестра Иоанна, увидев меня, летящего на крыльях радости почти над землёй.
— Ко мне едет мой друг! — выкрикнул я. — Представляешь! Прямо сюда! едет! мой друг!
— Слава Господу! — улыбнулась сестра. — Какая радость!
— Да! — уже издалека крикнул я ей. — Радость! Радость!!!
Я стоял на парковке и считал секунды, ожидая прибытия магнекара, и когда тот блеснул серебром на фоне приступающего к Вознесенке леса, от восторга запрыгал на месте. Когда магнекар причалил, я бросился к нему, открыл дверь и буквально выволок Саньку с сидения, обнимал так, что отрывал его ноги от земли.
— Ого! — рассмеялся Санёк. — Окреп ты, окреп! — Он оглянулся на окружающие нас заснеженные дома и удивлённо спросил: — Ты что, теперь тут живешь?
— Да! — Я схватил его за локоть и потащил за собой. — Я тебе сейчас всё-всё покажу!
И начал экскурсию по Вознесенке. Сначала я показал ему нашу крепость и рассказал, как мы играли и штурмовали её, и чем это закончилось. Показал катапульты, которые теперь стояли, укрытые шапками снега, показал пробоину в стене, которую залатали дети. Потом я повёл его по дорожкам и показал нашу больницу, наш храм, наш коровник, мой дом, а потом повёл в нашу трапезную, чтобы ему немного подкрепиться.
Сёстры с радостью приняли нас, налили отменного борща. Санька уплетал так, что, по словам нашего шеф-повара Марины, «мышки за ушами пищали». Ему налили добавки, и я с радостью наблюдал, как он объедается борщом, закатывая от удовольствия глаза. Набив живот вторыми блюдами, мы налили себе чайку с пирожными и стали разговаривать.
— Ну, как тебе тут? — с нетерпением спросил я.
— Прекрасно, — немного смущённо кивнул он. — Я, честно говоря, сильно потрясён. Совсем не ожидал, что ты, столичный житель, растворишься в деревенской жизни. Тут, конечно, хорошо... но, разве тебе не скучно? На тебе даже псифона нет. Как же ты тут живёшь без развлечений?
— Развлечения? — удивился я. — Да на них просто нет времени. Вокруг столько интересного, что даже и развлекаться некогда. Да и, собственно, зачем нужны эти развлечения? Это когда делать нечего, когда дохнешь со скуки, тогда и нужны развлечения. Понимаешь? Они ведь — глушилки пустоты!
— Ну, когда с утра до вечера тяжёлый физический труд, соглашусь, тут не до развлечений, — саркастически заметил Санёк. — После коровника вряд ли уже чего захочется. Наверное, приходишь домой и, не раздевшись, падаешь в кровать? Не до виртуалок и не до баб? Хотя бы и виртуальных?
— Вот ещё! — расстроился таким его выводам я. — Не нужно теперь это мне...
— Как так? — удивился Санёк. — Как же ты тут без девок живешь?
— Ну, девушка у меня есть, — признался я. — Настенька зовут.
— Ну, ты меня успокоил, — выдохнул Санёк. — Так это же здорово! Круче всякой виртуалки. Ты её уже пялил на сеновале?
Что-то мерзкое и давно забытое, словно слизь прошлого, просочилось в его словах и капнуло в мою душу. Мне стало холодно и мерзко, когда я понял, что когда-то сам говорил такие мерзкие слова. Как контрастно это прозвучало здесь, на святой земле Вознесенки.
Я пришёл в себя от потрясения и сказал:
— Упаси Боже, Санёк... Мы просто встречаемся и проходим вместе катехизацию. Я намерен сделать ей предложение после нашего воцерковления, когда нас благословит владыка Питирим.
Санёк замер с открытым ртом. Наконец, он потряс головой, как будто был в наваждении и теперь пытался избавиться от него, и пробормотал:
— Я ничего не понял. Повтори, пожалуйста, всё, что ты сейчас сказал, ещё раз.
Я вздохнул, так как понял, что придётся всё рассказывать. Всё с самого сначала. И я начал свой рассказ с самого первого момента, когда обнаружил в парке измученного умирающего человека и до вчерашнего дня, когда закончил читать Евангелие от Матфея и принялся за Евангелие от Марка. Санька всё время сидел почти в одной позе, не проронив ни звука, только побледнел во время эпизода, как нас расстреливали во внедорожнике и мы падали в реку, и как на скале нас чуть не убил капеллан Александр. Во время рассказа о братстве и о гонениях, он, наоборот, часто и с волнением дышал, сжимая свою кружку с остывшим чаем, оглядывался по сторонам и задумчиво упирался взглядом в стену.
От переизбытка радости, я рассказывал так долго, что за окнами уже стемнело, а братья и сёстры стали потихоньку собираться и уходить на вечернее богослужение.
— А теперь я покажу тебе братство, — сказал я, радостный тем, что могу подтвердить каждое своё слово, и чтобы он не подумал, что я лгу или приукрашиваю. — Пойдем, я тебе покажу наше богослужение! Я познакомлю тебя с братским епископом Питиримом и с отцом Александром, и с бывшими послушниками обители военных капелланов Максимом и Савватием! Может быть, сегодня придёт и брат Серафим! Ты увидишь, какие они сильные и классные, и поймешь, что от таких головорезов только Бог мог спасти!
Саня вдруг резко встал и закрыл лицо руками.
— Санёк, ты чего? — удивился я.
— Погоди... — сдавлено в ладони сказал он. — Оставь меня на пару минут... Не трогай меня...
У меня всё сжалось внутри. Я растерянно смотрел на друга. С ним происходило что-то странное. Его пальцы вонзились в лоб, оставляя на нём белые пятна, и немного дрожали. Когда он отнял руки от лица, его глаза были полны слёз, а взгляд стал неистовым.
— Погоди, — с полушипением выдавил из себя он. — Андрей... Ты... в секте? Тот подозрительный человек оказался сектантским епископом, и он тебя завлёк в свою секту?
— Санька... — с горьким ужасом пролепетал я.
— И вы затащили в секту и сломали жизнь лучшим военным капелланам обители? Теперь их ждёт бетатрин? – Саня в гневе сверкнул глазами и вскричал: — Твой владыка Питирим – преступник! Он не имел права ломать жизнь людей! Ведь и тебя теперь, если поймают, ждёт бетатрин!
— Санька, — я готов был заплакать от его недопонимания, и ещё раз сделал попытку всё ему объяснить. – Но их же обманывали в обители! Они же хотели служить Христу, но их заставляли проповедовать войну и убивать людей! Их делали бездушными подонками через пси-режим!
— Андрей! — Голос Сани звенел металлом. — Они спасали на войне людей! У нас в роте был военный капеллан, мне оторвало руку, и я выжил благодаря ему! Он вынес меня из-под огня, прикрывая собой, как живым щитом! Кому твои капелланы служат здесь? В этом малиннике? Они бросили поле боя, где ежедневно течёт кровь, и растворились в забытьи всяких ваших богослужений? Борщ жрут за обе щёки, когда в горячей точке паёк солдатский – протеиновый батончик да энергетик в день? Свежим воздухом дышат, когда на поле боя их братья – другие капелланы – теряют сознание в противогазах? Вы заставили их предать своих! Какая же это подлость!
Он задохнулся от возмущения.
Вот это поворот... Я был в шоке и не знал, что ему сказать, и что делать. Санёк со страданием взглянул на меня и заговорил, сдерживая слёзы:
— Андрей... – Он в гневе опёрся кулаком о стол и склонился надо мной. — Андрей, от тебя же всегда пахло дорогими одеколонами с феромонами! Ты носил только модную одежду! Ты переспал со всеми своими коллегами! — Санёк ткнул мне в лицо пальцем: — Посмотри на себя, во что ты превратился? От тебя пахнет навозом! Ты только про коров своих мне и рассказываешь. Тоже мне, открытие – у коровы горячие рога! Ты через виртуальные миры открывал для себя целые планеты! И ты теперь проникся отжившими ещё в прошлом предрассудками и собираешься жениться на бывшей проститутке, даже предварительно не трахнув её? С первой брачной ночью после венчания? — Он отшатнулся и выдохнул: — Ты рехнулся.
Мне стало плохо. Так плохо, как будто меня избили дубиной, обмотанной тряпкой, пропитанной экскрементами. Я тоже поднялся на дрожащие ноги и, запинаясь, проговорил:
— Саня... я тебя не узнаю... С тобой что-то в армии сделали... Тебе снимали проекцию личности?
— Это я тебя не узнаю, — страшным голосом сквозь зубы проскрежетал Санька. — Как ты мог уехать и предать нашу дружбу? Как тебя угораздило начать читать Евангелие?! Тебя заставили? И что, ты теперь будешь добреньким и всем зады лизать? – Он вдруг открытой ладонью врезал мне по щеке. От сильного удара у меня всё потемнело в глазах, я понял, что у него вместо руки протез. — Ну, давай же! Если тебя ударили по левой щеке, подставляй правую!
Он другой рукой ударил меня по правой щеке, затем снова по левой, затем снова по правой... Я не выдержал, упал на стул и заплакал, закрыв лицо руками... Я не мог поверить... Мой друг Санька...
