Полицейские, которые ухаживали в своё свободное время за больными, стали звездами национального псинета, а сбор средств полицейскими на улицах полиса на закупку противопролёжневых матрасов и коек с электроприводом для тяжёлых больных так умилила сердца людей, что мои ребята возвращаются с дежурства с цветами в стволах карабинов и с губной помадой на забралах шлемов!
— Слава тебе Господи…
Серафим облегчённо выдохнул, перекрестился и стёр испарину со лба.
— Надо же, я и не знал, как может быть выгодно милосердие!
Он взял предложенную чашечку кофе – от дрожи в его руках она немного застучала о блюдце – и стал маленькими аккуратными глоточками пить горячий напиток и, как обычно, жмуриться от удовольствия, а полковник смотрел на всяческие её проявления и нахваливал:
— Ай да Серафимушка! Посланник Небес в наше захудалое провинциальное Управление! Не знаю, как благодарить тебя, ангел ты наш расчудесный! И отправить тебя к журналистам за минутой твоей заслуженной славы не могу, нелегал ты наш божественный, придётся мне опять всё бремя твоей славы понести на своей усталой спине... эх... ну, что ж. Не привыкать. Но подарочек у меня для тебя все-таки есть. Вот, держи, проставься ребятам!
И полковник вручил Серафиму огромную стопку коробок с пиццей и две бутылки шампанского.
— Маловато шампанского-то на всех, — заметил Серафим.
— Скажи спасибо, что разрешил вам пьянствовать на рабочем месте, — усмехнулся полковник.
Серафим, нагруженный коробками, зажал под мышками по бутылке шампанского, вышел в открытую полковником дверь, и быстренько прошмыгнул между журналистами к элеватору.
* * * *
Капеллан Антоний стоял в зале полицейского участка. Левой рукой он прижимал к груди бэкбэг, а правой – держал за руку Олю, которая испугалась вида множества полицейских и приникла к нему бочком. Понадеявшись на спецотдел в подкладке верховика, он прошёл сканнер и оглянулся на экран. Детектор не заметил пистолета. Капеллан перевёл дух: он только что совершил противозаконное действие и не попался на этом.
Пространство, наполненное гулом и суетой, сковало его. Превозмогая охватившую его робость, Антоний шагнул в центр гудящего роя.
— Я ищу следователя Альберта Василевского, — пробормотал он проходящему мимо полицейскому, и тот махнул ему рукой на один из столов.
Капеллан сощурился, издалека изучая полицейского, и спросил Олю:
— Это он?
— Аха. Он! — мстительно прошептала Оля и так же как капеллан сощурила глаза.
Антоний двинулся вперёд. Оля вцепилась обеими руками за его руку и мелкими шажками посеменила вслед за ним.
Альберт поднял глаза на человека, который подошёл и встал у его стола, странно глядя на него. За руку он держал девочку, росточком чуть выше его пояса.
Он узнал её.
— День добрый, — вежливо поздоровался он, и замолчал, пронзённый взглядом мужчины. Кто это? Её отец? — Простите, моя смена закончилась. Но вы можете взять талон, встать в очередь и пообщаться с любым полицейским по вашему вопросу.
Секунда растерянного взгляда, брошенного полицейским на Олю, не укрылась от опытного взгляда капеллана. Этот полицейский точно что-то знал.
— Альберт, — фамильярно обратился к нему Антоний, и тот внутренне вздрогнул от того, что услышал в его голосе. — Мне нужно с вами поговорить.
Альберт быстро скользил взглядом по его лицу, пытаясь что-либо по нему определить. Стоящий перед полицейским человек на вид был сильным, высоким, держащий себя прямо и несогбенно, с лицом мускулистым и нездоровым: странный блеск в умных глазах, сероватая подвальная бледность, грубый широкий шрам от виска до подбородка. Сложения этот человек был атлетического, в его душе сдерживалась значительная сила. Возраста ему нельзя было дать и сорока, но в выстриженных висках был уже сед. Глаза его были большие, серо-зелёные, сияющие. Одет он был в тонкий, не обтягивающий термоверховик болотного цвета с откинутым капюшоном, в брюки с плотно прошитыми вставками на коленях, удобные зимние ботинки.
Что-то знакомое показалось Альберту в его внешности. Он вспомнил. Именно такое же впечатление оставил в их первую встречу Серафим. Чтобы проверить свою догадку, он скользнул взглядом по его левой руке, и увидел на запястье псифон, потом перевёл взгляд на правую руку и даже сам себе ободряюще кивнул: правое запястье мужчины обвивали чётки.
Значит, перед ним стоял капеллан.
Альберт посмотрел на девочку, не понимая, какая может быть связь между ними, и осторожно сказал:
— Конечно, поговорим. Только у меня не так много времени.
Капеллан растянул губы во что-то, наподобие улыбки, отчего его лицо стало хищным, как у зверя.
— Я надолго вас не задержу. Разрешите где-нибудь присесть?
Альберт небольшим движением ладони указал ему на стул перед своим столом.
— Пожалуйста. Слушаю вас.
Антоний уселся, поставил девочку рядом с собой и представился:
— Я – капеллан патриотической армии Антоний, наставник-катехизатор обители Архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных. Эта девочка – моя подопечная. Она обратилась ко мне в момент тяжелой жизненной ситуации, и я принял на себя заботу о её духовно-нравственном попечении.
Альберт с безразличным видом продолжал смотреть на него ничего не выражающим взглядом, обдумывая эти внезапные слова.
— Девочка жаловалась на ваше грубое обращение с ней, и я хотел бы узнать, чем оно было вызвано.
— Вы ошибаетесь, святой отец, — проговорил Альберт, наконец, начиная что-то понимать. — В отношении вашей подопечной с моей стороны не предпринималось никаких силовых воздействий.
— Но угрозы тоже являются методом силового воздействия.
— Угрозы? — Альберт перевёл холодный взгляд на Олю. — Девочка, разве я тебе чем-то угрожал?
Этот сержант держал себя самоуверенно. Капеллан отметил про себя, что Оля насчёт его личности оказалась права.
— Аха! — храбро выпалила Оля, и для уверенности сильно стиснула ладонь Антония. — Ты ухрожал нам убивством! Ты заставлял нас заткнуццо! Ты сказал: иле вы – могила, иле вас – ф могилу! Ухрожал! Ухрожал!
— Дорогая моя, я тебе не угрожал, а предупреждал, — сентенциозно сказал Альберт, с усмешкой глянул на капеллана и пошёл ва-банк: — Но, судя по твоей компании, ты не вняла моим предупреждениям.
Атака полицейского привела Антония в замешательство и вывела из себя. Он вспыхнул глазами и сдвинул брови. Воспользовавшись паузой, Альберт небрежно посмотрел на часы и начал вставать. Поражённый неожиданной наглостью служителя закона, Антоний резким ударом треснул раскрытой ладонью по его руке и прижал её к столу, не давая ему встать.
Губы полицейского скривились от боли, но затем на них появилась усмешка. Он вопросительно вскинул брови и учтиво спросил:
— У вас есть ко мне ещё какие-нибудь претензии? Если да – то напишите заявление, и будет назначено служебное расследование правомерности моих действий.
— Альберт...— проговорил Антоний, и мягкость интонации его голоса не сходилась с силой, с которой он держал руку полицейского, и с его выражением лица. — Я ищу капеллана Александра и его трёх послушников: Максима, Савватия и Серафима. И эта девочка видела двоих из них в Калтайских горах, откуда вы забрали её и Серафима, после чего отвезли в этот участок к полковнику Проханову. Бессмысленно вам отрицать, что вы непричастны к дальнейшей судьбе моих братьев, иначе вы не стали бы предостерегать эту девочку от попыток поведать обо всём капелланам обители.
Сказав это, Антоний с вынужденной мольбой впился взглядом в глаза Альберта. Сразу открыв цель своего приезда, он тоже поставил на карту всё. Альберт, как Титан небеса, еле держал его взгляд, своего же упорно не отводил, но часто моргал.
— Послушайте, Альберт... Что вам надо от моих братьев? Зачем вы применили силовое задержание, если до этого с ними сотрудничали?
Следователь, глядя прямо ему в глаза, молчал, его лицо было лишено каких-либо эмоций.
— Понимаю, — гипнотическим голосом проговорил Антоний, всё глубже проникая Альберту глазами в душу, — вы всё знаете, но боитесь мне говорить, потому что боитесь навредить себе! Может быть, их задержание было незаконным?! Может быть, вы удерживаете служителей церкви в тюрьме, не ставя в известность правящего епископа?
Антоний увидел, что лицо Альберта еле заметно дрогнуло, как будто на миг выразило удивление, но полицейский тут же взял свои эмоции под контроль. Антоний этот знак принял по-своему. Он убедился, что на правильном пути, и ту же принялся разрабатывать найденную золотоносную жилу:
— Задержание полицией послушника обители без последующего уведомления архиепископии? И свидетелем этого стала беззащитная девочка... Что же потом? Бесследное исчезновением всей группы капеллана Александра! Высшая законность – это высшее беззаконие 1? Вы что, так уверены в своей безнаказанности, что совсем не боитесь последствий?
Антоний увидел, что следователь чуть приоткрыл рот, его лицо сделалось ошалевшим. Он будто впал в ступор. Подумав, что слегка перегнул, чтобы выровнять эмоциональный фон полицейского, Антоний тут же применил тактику открытой сопричастности и вынуждено изобразил на лице сочувствие:
— Но, может быть, я ошибаюсь, и вы боитесь за них так же, как боюсь за них и я? Может быть, вы не хотите им навредить? Капеллан Александр – мой близкий друг. Я тоже не хочу ему навредить. Мне нужно только увидеться с ним, чтобы убедиться, что он живой. Понимаете? Просто убедиться, что он жив! Мне нужно с ним поговорить.
Оля со страхом наблюдала за ними, уже совсем не понимая, что происходит.
В этом внутреннем армрестлинге Альберт первым начал терять силы. Он холодно улыбнулся и сказал:
— Я вас понял. Вы можете отпустить мою руку.
Антоний, словно очнувшись, разжал пальцы и убрал руку, а Альберт, делая вид, что потирает затёкшее запястье, включил перманентный режим пси.
Он почувствовал сразу всех, кроме Серафима. Опять, когда нужно, этот парень не в пси-отношениях! Тогда Альберт передал всем всю свою тревогу, в надежде, что его бойцы предупредят Серафима, чтобы он даже близко не появлялся здесь.
Этого опасного гостя необходимо было срочно выпроводить. Но Альберт сомневался, что он просто так уйдет. Поэтому Альберт принял позу услужливого внимания – сложил руки на столе перед собой, подался немного вперёд – и, как будто ничего не случилось, сказал:
— Мне так и не стало понятно, на каком основании вы решили, что Управление может чем-то вам помочь в этом деле? В нашей стране церковь отделена от государства и полиция не вмешивается в дела церкви. Но и церковь просим воздать нам взаимностью и не вмешиваться в дела полиции.
— Вы не вмешиваетесь в дела церкви? С какого момента вы перестали это делать? — усмехнулся Антоний, и пошёл на блеф, выдав то немногое, что он знал: — А как же ваше сотрудничество с группой капеллана Александра в деле сектантской деревни?
Альберт растерянно промолчал. В каком смысле высказался капеллан о сотрудничестве полиции и архиепископии? До какого-то определённого момента - да, пока сотрудники полиции не поняли цель их преступной миссии. И вдруг он отчётливо понял: прибывший капеллан ничего не знает и, скорее всего, не является представителем епископа. Это надо было проверить, и Альберт с подчеркнутым равнодушием произнёс:
— Ну что ж, если вам кажется, что вы недостаточно осведомлены насчёт этого дела, то могу посоветовать вам обратиться к вашему епископу за более полным разъяснением.
Антоний с унынием понял, что проиграл. У него не было никакой информации, чтобы прижать этого вёрткого полицейского. То, что он узнал от Оли – слишком мелкая карта, чтобы блефовать, и Альберт даже небольшим козырем побил её. Капеллан с грустью опустил голову, с отчаянной сердечной молитвой.
Альберт не торопил его, осторожно разглядывая, всем сердцем желая, чтобы капеллан сделал правильные выводы. И вдруг он увидел Серафима. Тот сходил с элеватора, неся в руках несколько коробок с пиццей, придерживая их подбородком, и пару бутылок шампанского. Альберт страшным взглядом попытался его остановить, но Серафим так ни разу не взглянул на него. Он подошёл к своему столу, всего в паре метров за спиной сидящего перед Альбертом капеллана, аккуратно поставил коробки и, невзирая на посетителей в зале, громко заявил:
— Коллеги, ну-ка гляньте, чего я вам тут принёс!
— Ну, ничего себе! С чего бы это?
— А ты догадайся!
— У тебя День рождения?
— А вот и нет! Поощрение от начальства получил! Проставляюсь – налетай!
— О-о-о, можно мне этот кусочек с копчённой колбаской и помидорами!
— Мужики, руки прочь от этой коробки!
— Это почему ж? Ты что, собрался сожрать всю пиццу «Двенадцать сыров»?! Харя не треснет?
— Сожру и не треснет! Она у меня растяжимая.
— А мне вон тот с курочкой и ананасами, м-м-м!
— Держи-ка вот этот кусок с салом!
— Нет-нет, спасибо, мне с салом никак нельзя. Смотри! У меня уже двойной подбородок! А от такого количества калорий станет тройной!
— Ну, вот и отлично, дружок: ты ничего не потеряешь, только приобретешь!
— А кто не пьёт шампанского?
— Я не пью, мне в ночную смену сегодня.
— Ты бы лучше пивка к пицце проставил, трезвенник ты наш недогадливый. Зачем это пойло бабское притащил?
— Баламут, оставь его! Ты разбираешься в напитках, как попрошайка – в помоях! Шампанское – напиток победы и любви!
Антоний раздосадовано молчал, сжавшись от ненавистной суеты у него за спиной. Оля нервно оборачивалась, провожая голодными глазами полицейских, расходящихся каждый со своей тарелкой, на которой лежало по несколько кусочков пиццы.
Похоже, пиццы действительно было много, и виновник кутежа начал её по столам разносить. Те полицейские, которые были вынуждены только издали наблюдать за пиром, от всего сердца его благодарили. По треугольничку пиццы доставалось даже всем желающим посетителям.
— А для тебя, брат, я припас твою любимую! С ветчиной и моцареллой! — Серафим немного отстранил девчушку, которая стояла рядом с посетителем Альберта, чтобы дотянуться до стола. — Извините, уважаемый господа, я ненадолго прерву вас!
Серафим элегантно опустил тарелку с пиццей перед застывшим с каким-то ненормальным взглядом Альбертом, и повернулся к напряженным посетителям, чтобы спросить, стоит ли им что-нибудь принести. И остолбенел.
— Наставник Антоний?.. — прошептал он и взглянул на девочку рядом с ним. — Олик?
Отчаянный взгляд Альберта транслировал ему чувства полицейского, не хуже пси-режима. Серафим вдруг вспомнил – перманентные отношения! Он быстро включил псифон и сразу почувствовал безумную тревогу. Капеллан поднял голову и встретился с взглядом Серафима. От неожиданности, он не сразу узнал его в полицейской форме: отросшие пшеничного цвета волосы послушника топорщились неухоженной копной и слегка вьющейся прядью падали на лицо. Антоний потерял дар речи. Он окинул взглядом его здоровенную фигуру, задержался взглядом на предплечье с закатанным до локтя рукавом; на бледном шраме от сведённой татуировки, который своим рваным контуром напоминала сердце, проткнутое мечом.
— Боже мой...— Антоний медленно поднял наполненные влагой глаза. — Брат Серафим…
Увидев послушника отца Александра, Антоний, суровый и недоверчивый человек, нахмурился, но не смог удержать некоторого внутреннего чувства: он поднялся со стула и по-отечески запустил руку в его отросшие волосы и прижал головой к своему плечу.
— Слава тебе Господи…
Серафим облегчённо выдохнул, перекрестился и стёр испарину со лба.
— Надо же, я и не знал, как может быть выгодно милосердие!
Он взял предложенную чашечку кофе – от дрожи в его руках она немного застучала о блюдце – и стал маленькими аккуратными глоточками пить горячий напиток и, как обычно, жмуриться от удовольствия, а полковник смотрел на всяческие её проявления и нахваливал:
— Ай да Серафимушка! Посланник Небес в наше захудалое провинциальное Управление! Не знаю, как благодарить тебя, ангел ты наш расчудесный! И отправить тебя к журналистам за минутой твоей заслуженной славы не могу, нелегал ты наш божественный, придётся мне опять всё бремя твоей славы понести на своей усталой спине... эх... ну, что ж. Не привыкать. Но подарочек у меня для тебя все-таки есть. Вот, держи, проставься ребятам!
И полковник вручил Серафиму огромную стопку коробок с пиццей и две бутылки шампанского.
— Маловато шампанского-то на всех, — заметил Серафим.
— Скажи спасибо, что разрешил вам пьянствовать на рабочем месте, — усмехнулся полковник.
Серафим, нагруженный коробками, зажал под мышками по бутылке шампанского, вышел в открытую полковником дверь, и быстренько прошмыгнул между журналистами к элеватору.
* * * *
Капеллан Антоний стоял в зале полицейского участка. Левой рукой он прижимал к груди бэкбэг, а правой – держал за руку Олю, которая испугалась вида множества полицейских и приникла к нему бочком. Понадеявшись на спецотдел в подкладке верховика, он прошёл сканнер и оглянулся на экран. Детектор не заметил пистолета. Капеллан перевёл дух: он только что совершил противозаконное действие и не попался на этом.
Пространство, наполненное гулом и суетой, сковало его. Превозмогая охватившую его робость, Антоний шагнул в центр гудящего роя.
— Я ищу следователя Альберта Василевского, — пробормотал он проходящему мимо полицейскому, и тот махнул ему рукой на один из столов.
Капеллан сощурился, издалека изучая полицейского, и спросил Олю:
— Это он?
— Аха. Он! — мстительно прошептала Оля и так же как капеллан сощурила глаза.
Антоний двинулся вперёд. Оля вцепилась обеими руками за его руку и мелкими шажками посеменила вслед за ним.
Альберт поднял глаза на человека, который подошёл и встал у его стола, странно глядя на него. За руку он держал девочку, росточком чуть выше его пояса.
Он узнал её.
— День добрый, — вежливо поздоровался он, и замолчал, пронзённый взглядом мужчины. Кто это? Её отец? — Простите, моя смена закончилась. Но вы можете взять талон, встать в очередь и пообщаться с любым полицейским по вашему вопросу.
Секунда растерянного взгляда, брошенного полицейским на Олю, не укрылась от опытного взгляда капеллана. Этот полицейский точно что-то знал.
— Альберт, — фамильярно обратился к нему Антоний, и тот внутренне вздрогнул от того, что услышал в его голосе. — Мне нужно с вами поговорить.
Альберт быстро скользил взглядом по его лицу, пытаясь что-либо по нему определить. Стоящий перед полицейским человек на вид был сильным, высоким, держащий себя прямо и несогбенно, с лицом мускулистым и нездоровым: странный блеск в умных глазах, сероватая подвальная бледность, грубый широкий шрам от виска до подбородка. Сложения этот человек был атлетического, в его душе сдерживалась значительная сила. Возраста ему нельзя было дать и сорока, но в выстриженных висках был уже сед. Глаза его были большие, серо-зелёные, сияющие. Одет он был в тонкий, не обтягивающий термоверховик болотного цвета с откинутым капюшоном, в брюки с плотно прошитыми вставками на коленях, удобные зимние ботинки.
Что-то знакомое показалось Альберту в его внешности. Он вспомнил. Именно такое же впечатление оставил в их первую встречу Серафим. Чтобы проверить свою догадку, он скользнул взглядом по его левой руке, и увидел на запястье псифон, потом перевёл взгляд на правую руку и даже сам себе ободряюще кивнул: правое запястье мужчины обвивали чётки.
Значит, перед ним стоял капеллан.
Альберт посмотрел на девочку, не понимая, какая может быть связь между ними, и осторожно сказал:
— Конечно, поговорим. Только у меня не так много времени.
Капеллан растянул губы во что-то, наподобие улыбки, отчего его лицо стало хищным, как у зверя.
— Я надолго вас не задержу. Разрешите где-нибудь присесть?
Альберт небольшим движением ладони указал ему на стул перед своим столом.
— Пожалуйста. Слушаю вас.
Антоний уселся, поставил девочку рядом с собой и представился:
— Я – капеллан патриотической армии Антоний, наставник-катехизатор обители Архистратига Михаила и прочих небесных сил бесплотных. Эта девочка – моя подопечная. Она обратилась ко мне в момент тяжелой жизненной ситуации, и я принял на себя заботу о её духовно-нравственном попечении.
Альберт с безразличным видом продолжал смотреть на него ничего не выражающим взглядом, обдумывая эти внезапные слова.
— Девочка жаловалась на ваше грубое обращение с ней, и я хотел бы узнать, чем оно было вызвано.
— Вы ошибаетесь, святой отец, — проговорил Альберт, наконец, начиная что-то понимать. — В отношении вашей подопечной с моей стороны не предпринималось никаких силовых воздействий.
— Но угрозы тоже являются методом силового воздействия.
— Угрозы? — Альберт перевёл холодный взгляд на Олю. — Девочка, разве я тебе чем-то угрожал?
Этот сержант держал себя самоуверенно. Капеллан отметил про себя, что Оля насчёт его личности оказалась права.
— Аха! — храбро выпалила Оля, и для уверенности сильно стиснула ладонь Антония. — Ты ухрожал нам убивством! Ты заставлял нас заткнуццо! Ты сказал: иле вы – могила, иле вас – ф могилу! Ухрожал! Ухрожал!
— Дорогая моя, я тебе не угрожал, а предупреждал, — сентенциозно сказал Альберт, с усмешкой глянул на капеллана и пошёл ва-банк: — Но, судя по твоей компании, ты не вняла моим предупреждениям.
Атака полицейского привела Антония в замешательство и вывела из себя. Он вспыхнул глазами и сдвинул брови. Воспользовавшись паузой, Альберт небрежно посмотрел на часы и начал вставать. Поражённый неожиданной наглостью служителя закона, Антоний резким ударом треснул раскрытой ладонью по его руке и прижал её к столу, не давая ему встать.
Губы полицейского скривились от боли, но затем на них появилась усмешка. Он вопросительно вскинул брови и учтиво спросил:
— У вас есть ко мне ещё какие-нибудь претензии? Если да – то напишите заявление, и будет назначено служебное расследование правомерности моих действий.
— Альберт...— проговорил Антоний, и мягкость интонации его голоса не сходилась с силой, с которой он держал руку полицейского, и с его выражением лица. — Я ищу капеллана Александра и его трёх послушников: Максима, Савватия и Серафима. И эта девочка видела двоих из них в Калтайских горах, откуда вы забрали её и Серафима, после чего отвезли в этот участок к полковнику Проханову. Бессмысленно вам отрицать, что вы непричастны к дальнейшей судьбе моих братьев, иначе вы не стали бы предостерегать эту девочку от попыток поведать обо всём капелланам обители.
Сказав это, Антоний с вынужденной мольбой впился взглядом в глаза Альберта. Сразу открыв цель своего приезда, он тоже поставил на карту всё. Альберт, как Титан небеса, еле держал его взгляд, своего же упорно не отводил, но часто моргал.
— Послушайте, Альберт... Что вам надо от моих братьев? Зачем вы применили силовое задержание, если до этого с ними сотрудничали?
Следователь, глядя прямо ему в глаза, молчал, его лицо было лишено каких-либо эмоций.
— Понимаю, — гипнотическим голосом проговорил Антоний, всё глубже проникая Альберту глазами в душу, — вы всё знаете, но боитесь мне говорить, потому что боитесь навредить себе! Может быть, их задержание было незаконным?! Может быть, вы удерживаете служителей церкви в тюрьме, не ставя в известность правящего епископа?
Антоний увидел, что лицо Альберта еле заметно дрогнуло, как будто на миг выразило удивление, но полицейский тут же взял свои эмоции под контроль. Антоний этот знак принял по-своему. Он убедился, что на правильном пути, и ту же принялся разрабатывать найденную золотоносную жилу:
— Задержание полицией послушника обители без последующего уведомления архиепископии? И свидетелем этого стала беззащитная девочка... Что же потом? Бесследное исчезновением всей группы капеллана Александра! Высшая законность – это высшее беззаконие 1? Вы что, так уверены в своей безнаказанности, что совсем не боитесь последствий?
Антоний увидел, что следователь чуть приоткрыл рот, его лицо сделалось ошалевшим. Он будто впал в ступор. Подумав, что слегка перегнул, чтобы выровнять эмоциональный фон полицейского, Антоний тут же применил тактику открытой сопричастности и вынуждено изобразил на лице сочувствие:
— Но, может быть, я ошибаюсь, и вы боитесь за них так же, как боюсь за них и я? Может быть, вы не хотите им навредить? Капеллан Александр – мой близкий друг. Я тоже не хочу ему навредить. Мне нужно только увидеться с ним, чтобы убедиться, что он живой. Понимаете? Просто убедиться, что он жив! Мне нужно с ним поговорить.
Оля со страхом наблюдала за ними, уже совсем не понимая, что происходит.
В этом внутреннем армрестлинге Альберт первым начал терять силы. Он холодно улыбнулся и сказал:
— Я вас понял. Вы можете отпустить мою руку.
Антоний, словно очнувшись, разжал пальцы и убрал руку, а Альберт, делая вид, что потирает затёкшее запястье, включил перманентный режим пси.
Он почувствовал сразу всех, кроме Серафима. Опять, когда нужно, этот парень не в пси-отношениях! Тогда Альберт передал всем всю свою тревогу, в надежде, что его бойцы предупредят Серафима, чтобы он даже близко не появлялся здесь.
Этого опасного гостя необходимо было срочно выпроводить. Но Альберт сомневался, что он просто так уйдет. Поэтому Альберт принял позу услужливого внимания – сложил руки на столе перед собой, подался немного вперёд – и, как будто ничего не случилось, сказал:
— Мне так и не стало понятно, на каком основании вы решили, что Управление может чем-то вам помочь в этом деле? В нашей стране церковь отделена от государства и полиция не вмешивается в дела церкви. Но и церковь просим воздать нам взаимностью и не вмешиваться в дела полиции.
— Вы не вмешиваетесь в дела церкви? С какого момента вы перестали это делать? — усмехнулся Антоний, и пошёл на блеф, выдав то немногое, что он знал: — А как же ваше сотрудничество с группой капеллана Александра в деле сектантской деревни?
Альберт растерянно промолчал. В каком смысле высказался капеллан о сотрудничестве полиции и архиепископии? До какого-то определённого момента - да, пока сотрудники полиции не поняли цель их преступной миссии. И вдруг он отчётливо понял: прибывший капеллан ничего не знает и, скорее всего, не является представителем епископа. Это надо было проверить, и Альберт с подчеркнутым равнодушием произнёс:
— Ну что ж, если вам кажется, что вы недостаточно осведомлены насчёт этого дела, то могу посоветовать вам обратиться к вашему епископу за более полным разъяснением.
Антоний с унынием понял, что проиграл. У него не было никакой информации, чтобы прижать этого вёрткого полицейского. То, что он узнал от Оли – слишком мелкая карта, чтобы блефовать, и Альберт даже небольшим козырем побил её. Капеллан с грустью опустил голову, с отчаянной сердечной молитвой.
Альберт не торопил его, осторожно разглядывая, всем сердцем желая, чтобы капеллан сделал правильные выводы. И вдруг он увидел Серафима. Тот сходил с элеватора, неся в руках несколько коробок с пиццей, придерживая их подбородком, и пару бутылок шампанского. Альберт страшным взглядом попытался его остановить, но Серафим так ни разу не взглянул на него. Он подошёл к своему столу, всего в паре метров за спиной сидящего перед Альбертом капеллана, аккуратно поставил коробки и, невзирая на посетителей в зале, громко заявил:
— Коллеги, ну-ка гляньте, чего я вам тут принёс!
— Ну, ничего себе! С чего бы это?
— А ты догадайся!
— У тебя День рождения?
— А вот и нет! Поощрение от начальства получил! Проставляюсь – налетай!
— О-о-о, можно мне этот кусочек с копчённой колбаской и помидорами!
— Мужики, руки прочь от этой коробки!
— Это почему ж? Ты что, собрался сожрать всю пиццу «Двенадцать сыров»?! Харя не треснет?
— Сожру и не треснет! Она у меня растяжимая.
— А мне вон тот с курочкой и ананасами, м-м-м!
— Держи-ка вот этот кусок с салом!
— Нет-нет, спасибо, мне с салом никак нельзя. Смотри! У меня уже двойной подбородок! А от такого количества калорий станет тройной!
— Ну, вот и отлично, дружок: ты ничего не потеряешь, только приобретешь!
— А кто не пьёт шампанского?
— Я не пью, мне в ночную смену сегодня.
— Ты бы лучше пивка к пицце проставил, трезвенник ты наш недогадливый. Зачем это пойло бабское притащил?
— Баламут, оставь его! Ты разбираешься в напитках, как попрошайка – в помоях! Шампанское – напиток победы и любви!
Антоний раздосадовано молчал, сжавшись от ненавистной суеты у него за спиной. Оля нервно оборачивалась, провожая голодными глазами полицейских, расходящихся каждый со своей тарелкой, на которой лежало по несколько кусочков пиццы.
Похоже, пиццы действительно было много, и виновник кутежа начал её по столам разносить. Те полицейские, которые были вынуждены только издали наблюдать за пиром, от всего сердца его благодарили. По треугольничку пиццы доставалось даже всем желающим посетителям.
— А для тебя, брат, я припас твою любимую! С ветчиной и моцареллой! — Серафим немного отстранил девчушку, которая стояла рядом с посетителем Альберта, чтобы дотянуться до стола. — Извините, уважаемый господа, я ненадолго прерву вас!
Серафим элегантно опустил тарелку с пиццей перед застывшим с каким-то ненормальным взглядом Альбертом, и повернулся к напряженным посетителям, чтобы спросить, стоит ли им что-нибудь принести. И остолбенел.
— Наставник Антоний?.. — прошептал он и взглянул на девочку рядом с ним. — Олик?
Отчаянный взгляд Альберта транслировал ему чувства полицейского, не хуже пси-режима. Серафим вдруг вспомнил – перманентные отношения! Он быстро включил псифон и сразу почувствовал безумную тревогу. Капеллан поднял голову и встретился с взглядом Серафима. От неожиданности, он не сразу узнал его в полицейской форме: отросшие пшеничного цвета волосы послушника топорщились неухоженной копной и слегка вьющейся прядью падали на лицо. Антоний потерял дар речи. Он окинул взглядом его здоровенную фигуру, задержался взглядом на предплечье с закатанным до локтя рукавом; на бледном шраме от сведённой татуировки, который своим рваным контуром напоминала сердце, проткнутое мечом.
— Боже мой...— Антоний медленно поднял наполненные влагой глаза. — Брат Серафим…
Увидев послушника отца Александра, Антоний, суровый и недоверчивый человек, нахмурился, но не смог удержать некоторого внутреннего чувства: он поднялся со стула и по-отечески запустил руку в его отросшие волосы и прижал головой к своему плечу.
