Время шло. Тёмная воронка тревожного сна стала засасывать его водоворотом пережитого и странных видений. Он крался по лестничным пролётам вниз, зажав в руках пистолет, но не находил дверей. Откуда-то сверху белым снегом падали лепестки цветущей вишни и тихо уплывали вниз, в темноту. Вдруг нога не ощутила под собой ступеньку. Он оступился, дёрнулся и проснулся.
Сильно колотилось сердце. Антоний приподнял голову, быстро огляделся, увидел рядом Олю и, вспомнив, где находится, с облегчением выдохнул и повалился головой в подушку. И вдруг на стене он ясно увидел точку от лазерного прицела. Он повернулся и через окно на террасе заметил какие-то тени. Сердце заколотилось ещё сильнее. Он резко вскочил.
— Чё случи…
Оля не успела договорить. Капеллан быстро прижал её к себе и зажал рот рукой. Раздался тонкий вибрирующий звук и точка на стене поползла делать круг. Он понял - это был не прицел, а лазерный резак.
— Уходим, — быстро шепнул и стал помогать девочке одевать верховик. После тихо вывел в прихожую, быстро надел ботинки, схватил свой верховик и осторожно открыл дверь во внутренний коридор гостиницы. Они вышли на балкон – «второй свет» – сделали пару шагов и вдруг…
— Я конечно вызывал не полицию, а опекуна девочки, но я очень рад, что вы так быстро пришли.
— Произошло убийство, свидетели произошедшего утверждают, что убийца проживает в вашей гостинице…
— Вот как! Этот извращенец ещё и убийца! Вот куда он на ночь глядя ходил!
— Этот убийца ещё и извращенец?!
— Да! Этот педофил снял номер на двоих с малолетней девочкой!
— Почему же вы ему номер сдали, а не сразу обратились в полицию?
Голос спрашивающего ему был знаком. Капеллан через перила балкона посмотрел вниз и увидел двух человек в полицейской форме. Одним из них был Альберт, другой – Серафим. Выход отрезан. Он снова попятился в номер.
Отверстие в стекле уже вырезали, и рука в перчатке шарила, чтобы нащупать ручку створки дверцы.
Капеллан быстро схватил Олю и, оставив открытой входную дверь, вошёл в ванную комнату и заперся изнутри. Девочка вся тряслась и начала тихо плакать. Антоний приложил палец к губам. Это не помогло, тогда, капеллан обнял её.
— Оля, спокойно. Всё будет хорошо. Никто не причинит тебе вреда, — утешал голосом заклинателя.
— А тибе? — тихо прошептала девочка.
— Ни тебе, ни мне, — заверил Антоний и быстро надел свой верховик.
Ручка двери повернулась. Кто-то попытался её открыть.
— Они не ушли, говорю тебе! Дверь в ванную заперта изнутри!
— Тогда ломай. Кончай с ним.
Антоний похолодел. Он узнал голос Романа. Но и Оля узнала голос своего дяди. Её глаза наполнились ужасом, она стукнула кулачками по груди Антония и заплакала:
— Ты миня обманул! Ты зачем ходил к ниму, я же просила!!!
В дверь стали сильно быть. Тонкая перегородка не была предназначена, чтобы держать такие удары. Антоний вытащил пистолет и направил на дверь.
— Ни убивай его! Это мамкин брат! — закричала Оля и повисла у него на руке, в которой он держал пистолет.
— Хорошо, — согласился Антоний. — Но тогда нам с тобой кое-что предстоит. Ты доверяешь мне?
— Я доверяла тибе, а ты пошёл к ниму!
— Оля, если ты ещё хоть сколько-нибудь веришь мне – держись за меня крепче!
— Чиво?
Он подхватил её на руки, быстро вошёл в душевую кабину, несколькими выстрелами разбил арочное окно, и рукоятью пистолета расчистил его от острых осколков.
— Ты веришь мне? — в последний раз спросил он её.
Оля всё поняла. Она сильно прижалась к его груди и с дрожью прошептала:
— Д-да…
Антоний обхватил девочку обеими руками, прикрыл её голову ладонью, прижал к своей груди. Дверь от удара разлетелась. Он на миг оглянулся и выпрыгнул в окно. Оля завизжала. Упал на чуть согнутые ноги в сугроб под окном, перекатился через бок, бережно удерживая девочку, словно скорлупа – ядро ореха, тут же выхватил пистолет и направил на окно.
— Стоять! Это полиция! — заорал сбоку сильный низкий голос.
Антоний узнал Серафима.
Предатель...
— Стоять – это глагол, послушник Серафим! — Сквозь зубы произнёс капеллан, быстро вскочил с земли, дернул за руку Олю и бросился с ней бежать.
— Наставник Антоний? — удивлённо проговорил Серафим и закричал вслед: — Подождите же! Куда вы?
Из разбитого окна выглянул человек.
— Ты это видал? Он сиганул с твоей девкой со второго этажа и ничё не сломал себе! — Человек разглядел Серафима, встретился с ним взглядом и заорал: — Валим, быстро! Тут менты!
Серафим заметался в мучительном выборе, кого преследовать, но Альберт через пси-отношения почувствовал это и дал приказ брать нападавших на капеллана. Из припаркованного магнекара вылетели трое полицейских и бросились к гостинице.
Антоний бежал так, словно на лопатках у него выросли крылья. Оля закричала и упала, тогда он подхватил её на руки и снова бросился бежать.
Через квартал он остановился в тени высотного здания и обернулся. Погони не было. Но появление полицейских, которые, очевидно, вели его с са?мого мегаполиса, больше не позволяло ему расслабиться. Отсутствие визуальной информации не означало отсутствие слежки. Они могут это делать незаметно. Надо срочно искать укрытие и следить, чтобы не было «хвоста».
Но где теперь найти? Его идентификатор с данными поддельной личности теперь известен полицейским, в гостинице остановиться он не может. Любая попытка воспользоваться псифоном для оплаты тут же будет зафиксирована.
Антоний горячо молился и тревожно озирался по сторонам. Он напряжённо думал, что же теперь делать и куда идти. Наконец, присел рядом с Олей, которая после прыжка из окна всё ещё пребывала в шоке, потёр сильными пальцами её плечи. Девочка немного расслабилась и глубоко вздохнула.
— Дорогая Оля, ты не ушиблась?
Она отрицательно помотала головой.
— Испугалась?
Оля кивнула.
Убедившись, что осознанная реакция присутствует, Антоний сразу спросил:
–— Ты знаешь место, где можно остановиться в сателлите, чтобы нас не нашли?
— Угу, — прошептала она, — на теплатрассе...
— Отлично! — Антоний сразу воспрял. — Где это, далеко?
Оля махнула рукой и также безжизненным шёпотом произнесла:
— Тама... Но долго итти... Лучше паедем...
Капеллан вздохнул и грустно сказал:
— Оля... мы теперь не сможем поехать. Нам придётся идти...
Оля подняла на него наполненные горем и безысходностью глаза.
— Совсем-совсем? Мы теперь... отщепенцы?
— Какие такие отщепенцы? — поинтересовался Антоний.
— Ну, у каво сациальник на ноле... Ани нихде ни живут, не мохут ничё купить и не ездют на пенденотах... Мы типерь, как ани?
Антоний нахмурился.
— Лгать тебе не буду. Ты хоть и маленькая, но уже взрослая девочка. Некоторое время нам придется пожить так.
— Это не навсегда?
— Нет. Не навсегда. Это закончится, когда я найду своих.
— И они нам помогут? — В глазах Оли затеплилась надежда.
Антоний помрачнел и промолчал. Если он убедится, что братья предали веру, то они ему станут, как язычники. А от отступников никакой помощи он не примет.
— Пойдём, — наконец, справился с собой Антоний, — показывай дорогу.
Шли они действительно тяжело и долго. Усталая Оля буквально валилась с ног, зябко грела дыханием руки. Капеллан держался только внутренней молитвой. Под утро они добрели до промышленной зоны и нашли в её сердце техническое сооружение, обнесённое сеткой ячеистого забора c колючей проволокой. Место освещалось двумя прожекторами, благодаря которым были видны технические постройки с железными лестницами и горы строительного мусора, припорошенные снегом. Оля махнула рукой и первой пошла вокруг забора, пока, наконец, не остановилась около одного из столбов, к которому крепилась сетка, и отогнула её.
Дыра была совсем маленькая, для Оли как раз, а Антонию – никак не пролезть. Он придержал сетку, чтобы Оля пробралась внутрь, а сам с силой рванул за край. Сетка поддалась, дыра расширилась. Антоний лёг на спину и, стараясь не пораниться и не порвать о проволоку одежду, упёрся ногами в заледенелую землю и протиснулся на территорию теплотрассы.
Оля привела к широкой трубе, которая тут выходила из земли и тянулась на невысоких опорах к камере, сложенной из кирпича, где, очевидно, был какой-то узел теплоснабжения, быстро огляделась по сторонам и прошептала:
— Тута нычка известная, народ могёт быть. — И осторожно толкнула какую-то железную дверь.
Антоний с сомнением скривил губы, но дверь поддалась.
— Мы из общака сторожихе на руку отбашляем, штоба дверку не запирала, — объяснила Оля, и Антонию ничего не оставалась, как с удивлением последовать за ней.
Действительно, они были не одни. Антоний рассмотрел ещё пару скрюченных фигур на полу и на сочленениях труб. Камера была большой, многоуровневой, и Оля повела его на нижний уровень, где вместо пола был сухой песок, застланный довольно чистым пенным пластиком.
— Эта маё место... — совсем тихо сказала она и шмыгнула носом. — Ты, типа, у миня ф гастях... Типа, велкам.
Она готова была разреветься.
Положение надо было спасать. Антоний одними уголками губ улыбнулся и сказал:
— Спасибо за приглашение. Уютно тут у тебя. И главное – тепло. Ты замёрзла?
Слёзы уже лились вовсю из Олиных глаз. Тогда капеллан чуть склонился над ней, взял её озябшие руки в свои и стал осторожно растирать. Оля снизу вверх смотрела на него во все глаза и немного вздрагивала плечиками. Она как будто хотела что-то спросить, но не решалась. Антоний это заметил и сам предложил начать разговор:
— Дорогое чадо Оля, ты, как и прежде, можешь мне всё рассказать и обо всём спросить.
Но Оля вдруг робко на него взглянула и сильно покраснела. Капеллан это заметил и, хоть был неопытен в женских переживаниях, но умел делать логические выводы.
— Ты, наверное, скучаешь по Максиму? — легонько подтолкнул он на откровение.
Оля вздрогнула и посмотрела на него так, как будто снова увидела привидение со светящимися глазками.
— Ты чё, крутой такой, шо, и мыслишки в башке читаешь?
Антоний поблагодарил Господа за то, что открыл ему сердце девочки. Об этом надо с ней поговорить, чтобы лишить глупого упования и надежды. У Максима было только два пути: либо он будет найден невиновным и возвращен в обитель, либо – церковный суд или снова национальный трибунал, а затем – тюрьма или исправительный монастырь. В обоих случаях он – лишь вспыхнувшая и погасшая искра в костре судьбы этой девочки.
С этими мыслями Антоний стал устраиваться на ложе из пенного пластика. Когда он разлёгся, то махнул Оле, приглашая лечь рядом с ним.
Оля сделалась совсем пунцовой, опустилась рядом на колени, робко и со страхом посмотрела в лицо капеллана и потянулась рукой к его паху. Выражение ужаса исказило лицо Антония. Он больно ударил её по руке и строго проговорил:
— Оля, ты что? Зачем?
— А тибе нинада? — совершенно бесцветным голосом спросила она, потирая ушибленную руку. — Ты ж миня кармил и бабла за миня платил...
Антоний посмотрел в её опустошённые глаза и решил разговор о Максиме отложить. В девочке совсем не было жизни. Она вдруг напомнила ему похожих друг на друга женщин в одном из поселений, устроенных террористами, которых они видели, когда возвращались к конвертоплану после зачистки. Одни в бессмысленном отупении сидели у развалин своих домов, другие держали на руках детей, третьи – прикрывали собой тела убитых мужей от проходящих мимо солдат.
В девочку совершенно необходимо вселить хоть какую-то надежду, поддержать животворящим словом, и Антоний тогда заговорил:
— Оля... ты, как любой человек, ищешь опору в жизни, а как женщина, хоть ещё и маленькая, ищешь опору в мужчине. Могу предположить, что, встретив меня, ты решила, что опора – во мне. Но ты ошиблась. — Антоний взял её за руки, потянул к себе и положил головой на грудь. — И я тоже – зыбкий песок, дюна, которая перемещается со временем и с ветром. Я сам ищу опору. Но я её нашёл. Это – мой Господь. Это мой Бог и Бог Максима, это Бог многих, кто поверил Ему, попробовал опереться на Него, и вдруг, к своему удивлению понял, что Он – держит. — Оля приподняла голову и посмотрела на него, а он отвёл глаза, понимая, какие горькие слова приходится говорить сейчас ей. — Не могу я тебе дать ни мужского тепла, ни любви. Но я могу дать гораздо больше – шанс быть счастливой с Богом каждый день, несмотря на обстоятельства, какие бы ни были они в твоей жизни.
Оля не понимала его слова, но от того, что сказал Антоний, ей стало грустно.
— Кто твой дядя? — вдруг тихо спросил Антоний. — Кто его друзья? Чем он зарабатывает? Как живёт?
Оля вздохнула и, почти засыпая, проговорила:
— Та... барыжит трансами... Элите фпариваит олимпоин.
— Олимпоин... — прошептал Антоний. — Наркотик, который позволяет почувствовать себя богом. — Он еле заметно усмехнулся. – Дар божественного достоинства, который Бог абсолютно бесплатно предлагает человеку. Дар божественной силы, за бесценок подаваемый любящим Господа. Бог-Творец сказал сотворённому своему созданию-человеку: «Вы – боги» и дал власть над землёй и над всем, что на ней... Дьявол лжёт человеку, что он – грязь и червь, и предлагает обрести достоинство, которое и так принадлежит человеку... но за немалые деньги! Дьявольская ложь и насмешка над людьми! О, человек! Когда же ты, как блудный сын, вернёшься к своему любящему Отцу и примешь на палец царственный перстень, облечёшь ноги в царскую обувь, покроешь плечи плащом из пурпура? Когда ты прекратишь верить своему убийце – дьяволу? Когда же, дорогая Ольга?
Но Ольга не ответила. Ровное дыхание девочки на его груди означало, что она уже крепко спит. Антоний надел капюшон, откинул голову назад и провалился в сон.
* * * *
Чёрный дрон, размером с муху, висящий над их убежищем, вдруг пришёл в движение, сделал круг над огороженной территорией и улетел в темноту.
Олю разбудил какой-то шёпот. Она приподняла голову и осторожно посмотрела на совершенно бледное лицо Антония. Он дышал со стоном и что-то шептал во сне. Сначала она прислушалась, но ничего так и не смогла понять. Капеллан, хоть и перевернулся со спины на бок, но всё ещё удерживал её в своих объятиях. Оля зажмурилась и вздохнула, представляя на его месте Максима, потом осторожно, чтобы не разбудить, плавно вытекла из тесных объятий, на четвереньках отползла подальше и встала. Тут она оправила одежду и огляделась.
Вокруг было пыльно и душно. Не чувствовалось ни малейшего движения воздуха, разогретого от жара труб, которые хоть и были упакованы в теплоизолирующий материал, но всё равно сильно грели. Очень хотелось глотка свежего воздуха, и Оля уже хотела подняться по лестнице, чтобы выйти из камеры и подышать, как вдруг услышала, что кто-то спускается вниз.
— Есть тут кто-нибудь? — Человек остановился, не пройдя до конца лестницы пары ступеней, и зажёг фонарик на псифоне.
Сон резко покинул Антония. Он молниеносно выхватил пистолет и направил его на вошедшего, часто моргая, чтобы быстрее привыкнуть к свету. Человек от страха выронил из рук небольшой свёрток, и тот с глухим стуком шлёпнулся о металл ступеньки и скатился в песок.
— Руки за голову! — приказал капеллан. Голос со сна прохрипел грубо.
Оля вскрикнула, а вошедший тут же заложил за голову руки, луч света упёрся в потолок.
Наконец, взгляд Антония прояснился, и он разглядел нежданного гостя. Перед ним стоял долговязый щуплый паренёк в простой полисной одежде, и он не был похож на тех, кто напали на него в блок-хаусе.
Сильно колотилось сердце. Антоний приподнял голову, быстро огляделся, увидел рядом Олю и, вспомнив, где находится, с облегчением выдохнул и повалился головой в подушку. И вдруг на стене он ясно увидел точку от лазерного прицела. Он повернулся и через окно на террасе заметил какие-то тени. Сердце заколотилось ещё сильнее. Он резко вскочил.
— Чё случи…
Оля не успела договорить. Капеллан быстро прижал её к себе и зажал рот рукой. Раздался тонкий вибрирующий звук и точка на стене поползла делать круг. Он понял - это был не прицел, а лазерный резак.
— Уходим, — быстро шепнул и стал помогать девочке одевать верховик. После тихо вывел в прихожую, быстро надел ботинки, схватил свой верховик и осторожно открыл дверь во внутренний коридор гостиницы. Они вышли на балкон – «второй свет» – сделали пару шагов и вдруг…
— Я конечно вызывал не полицию, а опекуна девочки, но я очень рад, что вы так быстро пришли.
— Произошло убийство, свидетели произошедшего утверждают, что убийца проживает в вашей гостинице…
— Вот как! Этот извращенец ещё и убийца! Вот куда он на ночь глядя ходил!
— Этот убийца ещё и извращенец?!
— Да! Этот педофил снял номер на двоих с малолетней девочкой!
— Почему же вы ему номер сдали, а не сразу обратились в полицию?
Голос спрашивающего ему был знаком. Капеллан через перила балкона посмотрел вниз и увидел двух человек в полицейской форме. Одним из них был Альберт, другой – Серафим. Выход отрезан. Он снова попятился в номер.
Отверстие в стекле уже вырезали, и рука в перчатке шарила, чтобы нащупать ручку створки дверцы.
Капеллан быстро схватил Олю и, оставив открытой входную дверь, вошёл в ванную комнату и заперся изнутри. Девочка вся тряслась и начала тихо плакать. Антоний приложил палец к губам. Это не помогло, тогда, капеллан обнял её.
— Оля, спокойно. Всё будет хорошо. Никто не причинит тебе вреда, — утешал голосом заклинателя.
— А тибе? — тихо прошептала девочка.
— Ни тебе, ни мне, — заверил Антоний и быстро надел свой верховик.
Ручка двери повернулась. Кто-то попытался её открыть.
— Они не ушли, говорю тебе! Дверь в ванную заперта изнутри!
— Тогда ломай. Кончай с ним.
Антоний похолодел. Он узнал голос Романа. Но и Оля узнала голос своего дяди. Её глаза наполнились ужасом, она стукнула кулачками по груди Антония и заплакала:
— Ты миня обманул! Ты зачем ходил к ниму, я же просила!!!
В дверь стали сильно быть. Тонкая перегородка не была предназначена, чтобы держать такие удары. Антоний вытащил пистолет и направил на дверь.
— Ни убивай его! Это мамкин брат! — закричала Оля и повисла у него на руке, в которой он держал пистолет.
— Хорошо, — согласился Антоний. — Но тогда нам с тобой кое-что предстоит. Ты доверяешь мне?
— Я доверяла тибе, а ты пошёл к ниму!
— Оля, если ты ещё хоть сколько-нибудь веришь мне – держись за меня крепче!
— Чиво?
Он подхватил её на руки, быстро вошёл в душевую кабину, несколькими выстрелами разбил арочное окно, и рукоятью пистолета расчистил его от острых осколков.
— Ты веришь мне? — в последний раз спросил он её.
Оля всё поняла. Она сильно прижалась к его груди и с дрожью прошептала:
— Д-да…
Антоний обхватил девочку обеими руками, прикрыл её голову ладонью, прижал к своей груди. Дверь от удара разлетелась. Он на миг оглянулся и выпрыгнул в окно. Оля завизжала. Упал на чуть согнутые ноги в сугроб под окном, перекатился через бок, бережно удерживая девочку, словно скорлупа – ядро ореха, тут же выхватил пистолет и направил на окно.
— Стоять! Это полиция! — заорал сбоку сильный низкий голос.
Антоний узнал Серафима.
Предатель...
— Стоять – это глагол, послушник Серафим! — Сквозь зубы произнёс капеллан, быстро вскочил с земли, дернул за руку Олю и бросился с ней бежать.
— Наставник Антоний? — удивлённо проговорил Серафим и закричал вслед: — Подождите же! Куда вы?
Из разбитого окна выглянул человек.
— Ты это видал? Он сиганул с твоей девкой со второго этажа и ничё не сломал себе! — Человек разглядел Серафима, встретился с ним взглядом и заорал: — Валим, быстро! Тут менты!
Серафим заметался в мучительном выборе, кого преследовать, но Альберт через пси-отношения почувствовал это и дал приказ брать нападавших на капеллана. Из припаркованного магнекара вылетели трое полицейских и бросились к гостинице.
Глава 5. Дети теплотрассы
Антоний бежал так, словно на лопатках у него выросли крылья. Оля закричала и упала, тогда он подхватил её на руки и снова бросился бежать.
Через квартал он остановился в тени высотного здания и обернулся. Погони не было. Но появление полицейских, которые, очевидно, вели его с са?мого мегаполиса, больше не позволяло ему расслабиться. Отсутствие визуальной информации не означало отсутствие слежки. Они могут это делать незаметно. Надо срочно искать укрытие и следить, чтобы не было «хвоста».
Но где теперь найти? Его идентификатор с данными поддельной личности теперь известен полицейским, в гостинице остановиться он не может. Любая попытка воспользоваться псифоном для оплаты тут же будет зафиксирована.
Антоний горячо молился и тревожно озирался по сторонам. Он напряжённо думал, что же теперь делать и куда идти. Наконец, присел рядом с Олей, которая после прыжка из окна всё ещё пребывала в шоке, потёр сильными пальцами её плечи. Девочка немного расслабилась и глубоко вздохнула.
— Дорогая Оля, ты не ушиблась?
Она отрицательно помотала головой.
— Испугалась?
Оля кивнула.
Убедившись, что осознанная реакция присутствует, Антоний сразу спросил:
–— Ты знаешь место, где можно остановиться в сателлите, чтобы нас не нашли?
— Угу, — прошептала она, — на теплатрассе...
— Отлично! — Антоний сразу воспрял. — Где это, далеко?
Оля махнула рукой и также безжизненным шёпотом произнесла:
— Тама... Но долго итти... Лучше паедем...
Капеллан вздохнул и грустно сказал:
— Оля... мы теперь не сможем поехать. Нам придётся идти...
Оля подняла на него наполненные горем и безысходностью глаза.
— Совсем-совсем? Мы теперь... отщепенцы?
— Какие такие отщепенцы? — поинтересовался Антоний.
— Ну, у каво сациальник на ноле... Ани нихде ни живут, не мохут ничё купить и не ездют на пенденотах... Мы типерь, как ани?
Антоний нахмурился.
— Лгать тебе не буду. Ты хоть и маленькая, но уже взрослая девочка. Некоторое время нам придется пожить так.
— Это не навсегда?
— Нет. Не навсегда. Это закончится, когда я найду своих.
— И они нам помогут? — В глазах Оли затеплилась надежда.
Антоний помрачнел и промолчал. Если он убедится, что братья предали веру, то они ему станут, как язычники. А от отступников никакой помощи он не примет.
— Пойдём, — наконец, справился с собой Антоний, — показывай дорогу.
Шли они действительно тяжело и долго. Усталая Оля буквально валилась с ног, зябко грела дыханием руки. Капеллан держался только внутренней молитвой. Под утро они добрели до промышленной зоны и нашли в её сердце техническое сооружение, обнесённое сеткой ячеистого забора c колючей проволокой. Место освещалось двумя прожекторами, благодаря которым были видны технические постройки с железными лестницами и горы строительного мусора, припорошенные снегом. Оля махнула рукой и первой пошла вокруг забора, пока, наконец, не остановилась около одного из столбов, к которому крепилась сетка, и отогнула её.
Дыра была совсем маленькая, для Оли как раз, а Антонию – никак не пролезть. Он придержал сетку, чтобы Оля пробралась внутрь, а сам с силой рванул за край. Сетка поддалась, дыра расширилась. Антоний лёг на спину и, стараясь не пораниться и не порвать о проволоку одежду, упёрся ногами в заледенелую землю и протиснулся на территорию теплотрассы.
Оля привела к широкой трубе, которая тут выходила из земли и тянулась на невысоких опорах к камере, сложенной из кирпича, где, очевидно, был какой-то узел теплоснабжения, быстро огляделась по сторонам и прошептала:
— Тута нычка известная, народ могёт быть. — И осторожно толкнула какую-то железную дверь.
Антоний с сомнением скривил губы, но дверь поддалась.
— Мы из общака сторожихе на руку отбашляем, штоба дверку не запирала, — объяснила Оля, и Антонию ничего не оставалась, как с удивлением последовать за ней.
Действительно, они были не одни. Антоний рассмотрел ещё пару скрюченных фигур на полу и на сочленениях труб. Камера была большой, многоуровневой, и Оля повела его на нижний уровень, где вместо пола был сухой песок, застланный довольно чистым пенным пластиком.
— Эта маё место... — совсем тихо сказала она и шмыгнула носом. — Ты, типа, у миня ф гастях... Типа, велкам.
Она готова была разреветься.
Положение надо было спасать. Антоний одними уголками губ улыбнулся и сказал:
— Спасибо за приглашение. Уютно тут у тебя. И главное – тепло. Ты замёрзла?
Слёзы уже лились вовсю из Олиных глаз. Тогда капеллан чуть склонился над ней, взял её озябшие руки в свои и стал осторожно растирать. Оля снизу вверх смотрела на него во все глаза и немного вздрагивала плечиками. Она как будто хотела что-то спросить, но не решалась. Антоний это заметил и сам предложил начать разговор:
— Дорогое чадо Оля, ты, как и прежде, можешь мне всё рассказать и обо всём спросить.
Но Оля вдруг робко на него взглянула и сильно покраснела. Капеллан это заметил и, хоть был неопытен в женских переживаниях, но умел делать логические выводы.
— Ты, наверное, скучаешь по Максиму? — легонько подтолкнул он на откровение.
Оля вздрогнула и посмотрела на него так, как будто снова увидела привидение со светящимися глазками.
— Ты чё, крутой такой, шо, и мыслишки в башке читаешь?
Антоний поблагодарил Господа за то, что открыл ему сердце девочки. Об этом надо с ней поговорить, чтобы лишить глупого упования и надежды. У Максима было только два пути: либо он будет найден невиновным и возвращен в обитель, либо – церковный суд или снова национальный трибунал, а затем – тюрьма или исправительный монастырь. В обоих случаях он – лишь вспыхнувшая и погасшая искра в костре судьбы этой девочки.
С этими мыслями Антоний стал устраиваться на ложе из пенного пластика. Когда он разлёгся, то махнул Оле, приглашая лечь рядом с ним.
Оля сделалась совсем пунцовой, опустилась рядом на колени, робко и со страхом посмотрела в лицо капеллана и потянулась рукой к его паху. Выражение ужаса исказило лицо Антония. Он больно ударил её по руке и строго проговорил:
— Оля, ты что? Зачем?
— А тибе нинада? — совершенно бесцветным голосом спросила она, потирая ушибленную руку. — Ты ж миня кармил и бабла за миня платил...
Антоний посмотрел в её опустошённые глаза и решил разговор о Максиме отложить. В девочке совсем не было жизни. Она вдруг напомнила ему похожих друг на друга женщин в одном из поселений, устроенных террористами, которых они видели, когда возвращались к конвертоплану после зачистки. Одни в бессмысленном отупении сидели у развалин своих домов, другие держали на руках детей, третьи – прикрывали собой тела убитых мужей от проходящих мимо солдат.
В девочку совершенно необходимо вселить хоть какую-то надежду, поддержать животворящим словом, и Антоний тогда заговорил:
— Оля... ты, как любой человек, ищешь опору в жизни, а как женщина, хоть ещё и маленькая, ищешь опору в мужчине. Могу предположить, что, встретив меня, ты решила, что опора – во мне. Но ты ошиблась. — Антоний взял её за руки, потянул к себе и положил головой на грудь. — И я тоже – зыбкий песок, дюна, которая перемещается со временем и с ветром. Я сам ищу опору. Но я её нашёл. Это – мой Господь. Это мой Бог и Бог Максима, это Бог многих, кто поверил Ему, попробовал опереться на Него, и вдруг, к своему удивлению понял, что Он – держит. — Оля приподняла голову и посмотрела на него, а он отвёл глаза, понимая, какие горькие слова приходится говорить сейчас ей. — Не могу я тебе дать ни мужского тепла, ни любви. Но я могу дать гораздо больше – шанс быть счастливой с Богом каждый день, несмотря на обстоятельства, какие бы ни были они в твоей жизни.
Оля не понимала его слова, но от того, что сказал Антоний, ей стало грустно.
— Кто твой дядя? — вдруг тихо спросил Антоний. — Кто его друзья? Чем он зарабатывает? Как живёт?
Оля вздохнула и, почти засыпая, проговорила:
— Та... барыжит трансами... Элите фпариваит олимпоин.
— Олимпоин... — прошептал Антоний. — Наркотик, который позволяет почувствовать себя богом. — Он еле заметно усмехнулся. – Дар божественного достоинства, который Бог абсолютно бесплатно предлагает человеку. Дар божественной силы, за бесценок подаваемый любящим Господа. Бог-Творец сказал сотворённому своему созданию-человеку: «Вы – боги» и дал власть над землёй и над всем, что на ней... Дьявол лжёт человеку, что он – грязь и червь, и предлагает обрести достоинство, которое и так принадлежит человеку... но за немалые деньги! Дьявольская ложь и насмешка над людьми! О, человек! Когда же ты, как блудный сын, вернёшься к своему любящему Отцу и примешь на палец царственный перстень, облечёшь ноги в царскую обувь, покроешь плечи плащом из пурпура? Когда ты прекратишь верить своему убийце – дьяволу? Когда же, дорогая Ольга?
Но Ольга не ответила. Ровное дыхание девочки на его груди означало, что она уже крепко спит. Антоний надел капюшон, откинул голову назад и провалился в сон.
* * * *
Чёрный дрон, размером с муху, висящий над их убежищем, вдруг пришёл в движение, сделал круг над огороженной территорией и улетел в темноту.
Глава 6. Грех наставника
Олю разбудил какой-то шёпот. Она приподняла голову и осторожно посмотрела на совершенно бледное лицо Антония. Он дышал со стоном и что-то шептал во сне. Сначала она прислушалась, но ничего так и не смогла понять. Капеллан, хоть и перевернулся со спины на бок, но всё ещё удерживал её в своих объятиях. Оля зажмурилась и вздохнула, представляя на его месте Максима, потом осторожно, чтобы не разбудить, плавно вытекла из тесных объятий, на четвереньках отползла подальше и встала. Тут она оправила одежду и огляделась.
Вокруг было пыльно и душно. Не чувствовалось ни малейшего движения воздуха, разогретого от жара труб, которые хоть и были упакованы в теплоизолирующий материал, но всё равно сильно грели. Очень хотелось глотка свежего воздуха, и Оля уже хотела подняться по лестнице, чтобы выйти из камеры и подышать, как вдруг услышала, что кто-то спускается вниз.
— Есть тут кто-нибудь? — Человек остановился, не пройдя до конца лестницы пары ступеней, и зажёг фонарик на псифоне.
Сон резко покинул Антония. Он молниеносно выхватил пистолет и направил его на вошедшего, часто моргая, чтобы быстрее привыкнуть к свету. Человек от страха выронил из рук небольшой свёрток, и тот с глухим стуком шлёпнулся о металл ступеньки и скатился в песок.
— Руки за голову! — приказал капеллан. Голос со сна прохрипел грубо.
Оля вскрикнула, а вошедший тут же заложил за голову руки, луч света упёрся в потолок.
Наконец, взгляд Антония прояснился, и он разглядел нежданного гостя. Перед ним стоял долговязый щуплый паренёк в простой полисной одежде, и он не был похож на тех, кто напали на него в блок-хаусе.
