федералов? Потом ты освобождаешь из тюрьмы сержанта, в группе которого работал послушник Серафим! Что ты скрываешь от меня? Не задумал ли ты, как и отец Александр, предать Истинную церковь? Променять послушание на самоволие?»
— Что Вы такое говорите, Преосвященнейший владыка?! — побледнев от испуга, пролепетал Вианор. — Клянусь Богом: я остаюсь вашим верным чадом и верноподданным Истинной церкви, и всё, что я делаю, я обращаю к Вашему благу и к благу святой церкви! Простите... простите, что допустил не точность в донесении!
«Нет, сын мой. Ты не просто допустил неточность в донесении. Ты его, как и Зен, исказил. Исказить информацию во время выполнения благословленного задания... о, сын мой, это смертный грех! Ты что, собрался разделить судьбу своего послушника Зена? Но ты её не разделишь: мы не наказываем наставников бичеванием. Уврачевание твоих грехов тебе предстоит свершить в Козеозёрском монастыре. Возвращайся и прими наказание. Ты услышал меня?»
Вианора мутило, волны тошноты подкатывали к горлу, как будто его подводил вестибулярный аппарат, голова болела, спазмами дергалось лицо. Хоть он стоял к Серафиму спиной, но тому не надо было видеть его, чтобы догадаться, что с капелланом происходит. Когда-то он сам соприкасался с душой владыки и знал, каково это, на собственной шкуре.
— Я услышал, владыка, — теряя силы, проговорил Вианор, — но мне нельзя оказаться в монастыре... Я приму любое другое наказание, но... мне нельзя оказаться в монастыре! Потому что, пока я буду в монастыре, настоятель Никон...
«А что Никон? Причём тут Никон? — как-то отчуждённо переспросил епископ. — Неужели ты считаешь, что настоятель Никон задумал против тебя какую-то мерзость? Испытуй своё сердце: не говорит ли в тебе зависть к его положению после твоего позора на Арене?»
Вианору было так плохо, что он уже ничего не соображал. Он понял только одно: он проиграл. Никон полностью завладел доверием архиепископа, и Вианор не может без доказательств его вины вернуться в обитель.
Арсений же, анализируя его чувства, транслируемые пси-режимом, продолжал:
«Что ж... Своим дерзновением к покаянию ты смягчил мне сердце. И только по моему к тебе доверию и моей к тебе любви даю тебе и другую возможность искупить свой грех: благословляю тебя на пост во изнеможение плоти, пока не найдёшь отца Антония и не вернёшь его в обитель. Принимаешь ли ты его?»
— Нет! Нет, Вианор! Не слушай его! Ничего не отвечай ему! — закричал Серафим и бросился со спины на капеллана, схватил за запястье, не давая ему говорить.
— Что ты творишь?! — закричал Вианор и попытался вырваться. — Если я не отвечу, что подумает обо мне благословенный отец?!
— Он тебе – не благословенный отец! Он – дьявол! Он уже сейчас зомбирует тебя, пленяет твою душу!
— Что ты несёшь?! — выкрикнул в ответ Вианор и попытался оттолкнуть Серафима, но тот схватил его за обе руки и повалил на спину, распластав на снегу.
— Что ты делаешь? — хрипел Вианор, сопротивляясь. — Я убью тебя... я убью тебя, мерзавец...
Серафим же навалился на него всем весом и крепко держал его руки по обе стороны от его головы. Из дверей выскочил Дорофей и приставил пистолет Серафиму к затылку.
— Отпусти Наставника!.. — от волнения голос послушника сорвался. — Отпусти Наставника, или я...
— Или ты что? — ответил, не оборачиваясь Серафим. — Выстрелишь мне в голову, чтобы одной пулей пристрелить меня и своего Наставника?
Понимая, что это правда, Дорофей убрал пистолет, вынул из-за спины нож и приставил его к горлу Серафима, нажатием лезвия приподняв ему голову. И тогда Серафим криком обратился к лежащему под ним капеллану:
— Наставник Вианор, выслушай меня! В твоей проекции личности, как и в моей, как и в проекции всех насельников обители при бетатриновой перезагрузке добавлены утилиты, через которые нами пользуются в обители! И владыка Арсений только что собирался активировать в тебе одну из них! Это программа на самоуничтожение! Он уже делал это со мной и с отцом Александром, он сейчас это делает и с тобой! Сними немедленно пси-браслет! Сними пси-браслет!!
— Что за бред? Ты лжёшь, отступник Серафим!
Видя ярость Вианора, Серафим испугался, что всё уже поздно – владыка активировал червя, и Вианор ни за что не снимет пси-браслет. И тогда с отчаянием, обжигая горло острой сталью ножа, Серафим сам сорвал браслет с запястья Вианора, ломая электронику.
Капеллана сразу внутри отпустило. Тошнота ушла, прошла какая-то вязкая муть перед глазами. Серафим почувствовал, как ослабело сопротивление его рук, и ощутил его глубокий вздох облегчения.
— Что это... что со мной было? — растерянно спросил Вианор, глядя на Серафима мутными глазами.
Серафим понял, что капеллан полностью в себе, отпустил его и устало сел рядом на снег, положив руки на согнутые колени. Дорофей отступил, не зная, что теперь делать, убрал нож. Вианор чуть приподнялся, помогая себе локтями, и потряс головой, приходя в чувство.
— Владыка почувствовал, что ты что-то делаешь втайне от него, и захотел перехватить управление тобой, как боевым роботом. Я не дал ему это сделать, — тихо пояснил Серафим, утирая льющую из пореза кровь. — Я знаю, о чём говорю. Он уже делал это со мной и с Наставником Александром. Это всё пси... Этот чёртов пси-контроль...
Он протянул руку и подал Вианору его сломанный пси-браслет. Вианор сел на снег и потерянно взял его.
Вдруг на запястье у Дорофея подал сигнал его пси-браслет.
— Это владыка Арсений... — с ужасом в глазах пролепетал Дорофей. — Что... что нам теперь делать?
Вианор молчал, ещё судорожно глотая воздух после липкого болота, в которое погрузил его во время пси-отношений голос владыки. Незамысловатый сигнал псифона набатом звучал, наполняя пространство тревогой. Серафим смотрел на Вианора и так горячо о нём молился, что пламя духа обливало колотящееся сердце.
И Вианор сделал выбор. Он решительно поднялся, подошёл к Дорофею, сорвал с его руки псифон и протянул Серафиму.
— Сотри его в труху.
Серафим с радостью раздавил его в кулаке. После Вианор сказал Дорофею:
— Быстро собирай еду для всех. Жду тебя в магнекаре.
Снова повернулся к Серафиму и севшим голосом проговорил:
— Спасибо. Ты спас меня, брат Серафим... — Вианор помрачнел. — Во время двусторонних пси-отношений я тоже кое-что узнал о владыке. В нашем деле появляются новые фигуранты. Я подозревал, что архиепископ косвенно замешан в убийстве Зена. Оказывается, он сам санкционировал его. Поэтому мне придётся добавить его в наш блэк-лист.
Уже совсем рассвело. Вианор отвернулся и, пошатываясь, направился по двору к воротам забора и далее – к магнекару. Серафим, поражаясь его какой-то холодной решимости, озадаченно последовал за ним. Первым делом капеллан потребовал, чтобы Евангел также снял свой пси-браслет, и под изумленным взглядом своего послушника, девушки и полицейского, передал его Серафиму, чтобы тот его раздавил. Потом обошёл магнекар, открыл дверь пассажира и снял наручники с Альберта.
— Что такое случилось с капелланом Вианором, Серафим? — спросил сержант, растирая затёкшие запястья.
— Отец Вианор перешёл от религиозно-нравственной оценки к религиозно-мистическим прозрениям, — ответил Серафим и в глубокой задумчивости поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с капелланом над серебряной крышей мегнекара.
— Ты поджёг храм своих убеждений, — сказал Серафим Вианору. — Когда он окончательно рухнет, ты увидишь огромное, необъятное небо.
Вианор выслушал его в каком-то оцепенении. Потом молча сел в магнекар и уставился в точку перед собой, куда-то между двумя передними сидениями. Прибежал Дорофей и раздал всем еду.
Все поели. Серафим быстро уплёл свою порцию, потом привычно усадил Валерию себе на колени, и они снова тронулись в путь.
* * *
— Они больше не в пси... Святой Боже, они больше не в пси... — сжавшись в кресле, повторял Арсений, глядя в темноту расширенными зрачками. — Что за проклятье? Все, кого я отправляю для урегулирования этого дела, исчезают за порогом обители, выходят из пси! Александр... Антоний... а теперь и Вианор! Все, все сгорают в огне дерзости непослушания, как воск или трава, закалаются в жертву какой-то необузданной свободе! Не устрашаются гнева Господнего, низвергаются из святости в ничтожество, предпочитают свиные рожки на чужбине дому отцовскому и вечному нетлению!
— Увы, свобода начинается с сомнений, а за стенами обители их полно, — рассуждал собеседник. — Я понимаю Ваше расстройство и возмущение. Но – хватит! Давайте поговорим по существу. Если хотите, пойдём от противного и хоть на минуточку допустим: всё, что знает капеллан Антоний про Александра и Никона – это чистая правда. Внезапно, ваш Александр оказался сластолюбцем...
— Нет... я не хочу даже допускать этого, я не хочу...
— Успокойтесь! Конечно же, это невозможно, учитывая его идиоплазму 33 и пренатальную диагностику 34. Но даже если бы и так! Всё бы ничего, да вот Вианор не успокоится, пока не притащит Антония, чтобы доказать, что Зен был прав. Он потребует суда. И будет суд, и Антоний засвидетельствует эту правду на суде. Как же после этого вы рукоположите отца Александра в епископа?
Арсений не отвечал и монотонно что-то бормотал, раскачиваясь в кресле, обхватив голову тонкими иссушенными пальцами. Собеседник продолжал:
— Доводить это дело до суда нельзя. Не кажется ли вам, что отцу Антонию лучше было бы где-нибудь сгинуть, чтобы больше никогда не появляться в обители? А вместе с ним и группе капеллана Вианора?
— Кажется! Да! Лучше бы ему сгинуть! — вдруг очнулся владыка. — Но тогда... как мне расправиться с этой лисицей – настоятелем Никоном?
Арсений затряс головой, сверкнул глазами.
— Не-е-ет... Пусть Вианор вернётся, пусть приведёт мне капеллана Антония! Хоть полумёртвого, хоть полуживого! Я разберу его сознание по психонейронным кластерам, по кирпичикам! В его проекции личности я найду неопровержимые доказательства подпороговой стимуляции 35 с несанкционированным применением акустического кода Вейсхаупта 36! Под пытками я вытяну из Никона: как он узнал его, когда и где его применил!
— Я всегда восхищался Вами, владыка! Ведь вам удаётся то, что подчас не удавалось мне! Хотя в изолированной обители вы имеете более широкие возможности: тут вы идеально наладили социально-духовное управление эволюцией человека, создали стабильность и предсказуемость. А предсказуемость является следствием предписанности, нормирования, стандартизации, дисциплинирования. Вместе с хаосом и случайностью вы исключили в обители спонтанность и творчество, уникальность и свободу воли. С одной стороны, в таких условиях субъектов привлекает возможность владеть пси-программированием, управлять объектами, событиями и людьми, с другой стороны, отталкивает возможность самому оказаться в роли объекта программирования. Имея такие возможности, на месте Никона так поступил бы каждый.
Арсения покинула вязкая трясина страха, и гнев овладел им, придавая силы. Он медленно поднялся, сотрясаясь от захвативших его эмоций. Собеседник умолк, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Я расчищу дорогу Александру, — решительно заявил владыка. — Я устраню всех, кто посмеет встать на моём пути! Боже, собери раскалённые угли на головы врагов Твоих! Утопи в боли и страданиях! Да будут прокляты они! А-на-фе-ма!!!
-------------
ПРИМЕЧЕНИЕ
32 — ??? ?? ???? — Эпи то авто (др.-греч.) — Буквально: «все на одно», «общее дело», евангельский принцип (Деян. 2:47)
33 — Идиоплазма — (от др.греч. idios — особый, своеобразный и плазма), — гипотетическая материальная субстанция клеток организмов, определяющая их наследственные свойства. Термин предложен К. Негели в 1884 году, позже использовался сторонниками евгеники в Англии, США и нацисткой Германии, с целью выведения улучшенной породы человека.
34 — Пренатальная диагностика — дородовая диагностика эмбриона с целью выявления патологий.
35 — Подпороговая стимуляция (воздействие) (subliminal influence) — использование убеждающих тактик, реализуемых на уровне ниже порога осознания.
36 — Вейсхаупт, Адам — основатель ордена иллюминатов, противник независимости мысли и суждений, провозглашаемых Иммануилом Кантом, менял имена членов общества на классические античные, аналогичным образом, географические названия и названия месяцев.
Я очень боялся федералов, поэтому, когда к нам подошёл какой-то человек в верховике серо-зелёного цвета, пряча лицо в тени капюшона, из-под которого тускло светились пси-очки, я подумал: может, это кто-то из наших? Вечерняя служба с крещением закончилась поздно, ещё не все разъехались, а я из других общин толком-то никого не знаю. Просто покраснел, что меня застукали в момент эйфории, когда я страстно целовал податливые губы Настеньки, прижимая её к стеночке в тени, но совсем не испугался.
А вот зря.
Он быстрым шагом приблизился ко мне со спины, дёрнул за капюшон и прямо вырвал из объятий Настеньки, потом прижал к себе какой-то палкой под подбородок.
Настя завизжала и вцепилась в него, но он, не отпуская меня, что-то сделал ей такое, что она вдруг вскрикнула и упала в снег.
— Не бей её! — заорал я с хрипом, потому что палка давила на горло. — Кто ты такой??
Но он ничего не ответил и молча поволок меня куда-то в темноту.
Настенька плакала и звала меня по имени. Я вцепился в палку обеими руками, чтобы отжать её от горла, упирался, вырывался, но человек тащил меня уверенно, как паук тащит муху в свою паучью нору. Настеньке всё же удалось встать, и она пошла за нами, припадая на левую ножку.
— Ты стукнул её, да? Стукнул? — извиваясь, кричал я. — Зачем ты обидел её? Как ты посмел ударить девушку?!
— Девушку? — вдруг мрачно спросил он и странно засмеялся, но больше не сказал ничего.
Его голос показался мне знакомым. Голос-то знакомый, а вот интонация незнакомая. Хотя и интонация-то тоже мне знакома, вот только она никогда не звучала вместе с этим голосом. Как это было мучительно и непонятно: кто же этот человек, кто?
Судя по всему, тащил он меня на парковку. Мысли испуганно метались в моей голове, я совсем не понимал, что происходит. И вдруг я увидел много военных, которые походили на космодесантников из-за чёрной формы и шлемов, и всё понял.
Федералы! На нас снова напали!!
Человек подтащил меня к одному из них, стоявшему в сторонке, ударил сзади под колени и швырнул ему в ноги.
Господи... Какое же это было унижение! Я приподнялся на локтях и с обидой обернулся на захватившего меня, чтобы презрительным взглядом уничтожить его, но он наступил мне ботинком на ухо, вдавил в колючий снег и сказал:
— Этот парень – Андрей Скребников. Прошу с ним полегче. Уверен: он здесь чисто случайно. Сильно не бейте. Просто спустите с небес на землю.
— Но я не хочу спускаться с небес на землю, мне и тут хорошо! — завопил я под его каблуком, но рифлёная подошва плющила мне щёку, и получалось как-то невнятно.
Но федерал не обнадёжил моего захватчика:
— Давайте вы будете заниматься своим делом, а мы – своим. Мы тут и без вас разберёмся, как нам и что делать. Забирайте его.
Меня подняли, потащили, бросили в какую-то кучу людей, и я не сразу сообразил, что это мои братья.
— Руки за голову! — сразу заорали надо мной, и пока я неуклюже поднимался с живота, вдруг зашипела энергоплеть и ударила меня по спине и рукам. Я взвизгнул от боли:
— Что Вы такое говорите, Преосвященнейший владыка?! — побледнев от испуга, пролепетал Вианор. — Клянусь Богом: я остаюсь вашим верным чадом и верноподданным Истинной церкви, и всё, что я делаю, я обращаю к Вашему благу и к благу святой церкви! Простите... простите, что допустил не точность в донесении!
«Нет, сын мой. Ты не просто допустил неточность в донесении. Ты его, как и Зен, исказил. Исказить информацию во время выполнения благословленного задания... о, сын мой, это смертный грех! Ты что, собрался разделить судьбу своего послушника Зена? Но ты её не разделишь: мы не наказываем наставников бичеванием. Уврачевание твоих грехов тебе предстоит свершить в Козеозёрском монастыре. Возвращайся и прими наказание. Ты услышал меня?»
Вианора мутило, волны тошноты подкатывали к горлу, как будто его подводил вестибулярный аппарат, голова болела, спазмами дергалось лицо. Хоть он стоял к Серафиму спиной, но тому не надо было видеть его, чтобы догадаться, что с капелланом происходит. Когда-то он сам соприкасался с душой владыки и знал, каково это, на собственной шкуре.
— Я услышал, владыка, — теряя силы, проговорил Вианор, — но мне нельзя оказаться в монастыре... Я приму любое другое наказание, но... мне нельзя оказаться в монастыре! Потому что, пока я буду в монастыре, настоятель Никон...
«А что Никон? Причём тут Никон? — как-то отчуждённо переспросил епископ. — Неужели ты считаешь, что настоятель Никон задумал против тебя какую-то мерзость? Испытуй своё сердце: не говорит ли в тебе зависть к его положению после твоего позора на Арене?»
Вианору было так плохо, что он уже ничего не соображал. Он понял только одно: он проиграл. Никон полностью завладел доверием архиепископа, и Вианор не может без доказательств его вины вернуться в обитель.
Арсений же, анализируя его чувства, транслируемые пси-режимом, продолжал:
«Что ж... Своим дерзновением к покаянию ты смягчил мне сердце. И только по моему к тебе доверию и моей к тебе любви даю тебе и другую возможность искупить свой грех: благословляю тебя на пост во изнеможение плоти, пока не найдёшь отца Антония и не вернёшь его в обитель. Принимаешь ли ты его?»
— Нет! Нет, Вианор! Не слушай его! Ничего не отвечай ему! — закричал Серафим и бросился со спины на капеллана, схватил за запястье, не давая ему говорить.
— Что ты творишь?! — закричал Вианор и попытался вырваться. — Если я не отвечу, что подумает обо мне благословенный отец?!
— Он тебе – не благословенный отец! Он – дьявол! Он уже сейчас зомбирует тебя, пленяет твою душу!
— Что ты несёшь?! — выкрикнул в ответ Вианор и попытался оттолкнуть Серафима, но тот схватил его за обе руки и повалил на спину, распластав на снегу.
— Что ты делаешь? — хрипел Вианор, сопротивляясь. — Я убью тебя... я убью тебя, мерзавец...
Серафим же навалился на него всем весом и крепко держал его руки по обе стороны от его головы. Из дверей выскочил Дорофей и приставил пистолет Серафиму к затылку.
— Отпусти Наставника!.. — от волнения голос послушника сорвался. — Отпусти Наставника, или я...
— Или ты что? — ответил, не оборачиваясь Серафим. — Выстрелишь мне в голову, чтобы одной пулей пристрелить меня и своего Наставника?
Понимая, что это правда, Дорофей убрал пистолет, вынул из-за спины нож и приставил его к горлу Серафима, нажатием лезвия приподняв ему голову. И тогда Серафим криком обратился к лежащему под ним капеллану:
— Наставник Вианор, выслушай меня! В твоей проекции личности, как и в моей, как и в проекции всех насельников обители при бетатриновой перезагрузке добавлены утилиты, через которые нами пользуются в обители! И владыка Арсений только что собирался активировать в тебе одну из них! Это программа на самоуничтожение! Он уже делал это со мной и с отцом Александром, он сейчас это делает и с тобой! Сними немедленно пси-браслет! Сними пси-браслет!!
— Что за бред? Ты лжёшь, отступник Серафим!
Видя ярость Вианора, Серафим испугался, что всё уже поздно – владыка активировал червя, и Вианор ни за что не снимет пси-браслет. И тогда с отчаянием, обжигая горло острой сталью ножа, Серафим сам сорвал браслет с запястья Вианора, ломая электронику.
Капеллана сразу внутри отпустило. Тошнота ушла, прошла какая-то вязкая муть перед глазами. Серафим почувствовал, как ослабело сопротивление его рук, и ощутил его глубокий вздох облегчения.
— Что это... что со мной было? — растерянно спросил Вианор, глядя на Серафима мутными глазами.
Серафим понял, что капеллан полностью в себе, отпустил его и устало сел рядом на снег, положив руки на согнутые колени. Дорофей отступил, не зная, что теперь делать, убрал нож. Вианор чуть приподнялся, помогая себе локтями, и потряс головой, приходя в чувство.
— Владыка почувствовал, что ты что-то делаешь втайне от него, и захотел перехватить управление тобой, как боевым роботом. Я не дал ему это сделать, — тихо пояснил Серафим, утирая льющую из пореза кровь. — Я знаю, о чём говорю. Он уже делал это со мной и с Наставником Александром. Это всё пси... Этот чёртов пси-контроль...
Он протянул руку и подал Вианору его сломанный пси-браслет. Вианор сел на снег и потерянно взял его.
Вдруг на запястье у Дорофея подал сигнал его пси-браслет.
— Это владыка Арсений... — с ужасом в глазах пролепетал Дорофей. — Что... что нам теперь делать?
Вианор молчал, ещё судорожно глотая воздух после липкого болота, в которое погрузил его во время пси-отношений голос владыки. Незамысловатый сигнал псифона набатом звучал, наполняя пространство тревогой. Серафим смотрел на Вианора и так горячо о нём молился, что пламя духа обливало колотящееся сердце.
И Вианор сделал выбор. Он решительно поднялся, подошёл к Дорофею, сорвал с его руки псифон и протянул Серафиму.
— Сотри его в труху.
Серафим с радостью раздавил его в кулаке. После Вианор сказал Дорофею:
— Быстро собирай еду для всех. Жду тебя в магнекаре.
Снова повернулся к Серафиму и севшим голосом проговорил:
— Спасибо. Ты спас меня, брат Серафим... — Вианор помрачнел. — Во время двусторонних пси-отношений я тоже кое-что узнал о владыке. В нашем деле появляются новые фигуранты. Я подозревал, что архиепископ косвенно замешан в убийстве Зена. Оказывается, он сам санкционировал его. Поэтому мне придётся добавить его в наш блэк-лист.
Уже совсем рассвело. Вианор отвернулся и, пошатываясь, направился по двору к воротам забора и далее – к магнекару. Серафим, поражаясь его какой-то холодной решимости, озадаченно последовал за ним. Первым делом капеллан потребовал, чтобы Евангел также снял свой пси-браслет, и под изумленным взглядом своего послушника, девушки и полицейского, передал его Серафиму, чтобы тот его раздавил. Потом обошёл магнекар, открыл дверь пассажира и снял наручники с Альберта.
— Что такое случилось с капелланом Вианором, Серафим? — спросил сержант, растирая затёкшие запястья.
— Отец Вианор перешёл от религиозно-нравственной оценки к религиозно-мистическим прозрениям, — ответил Серафим и в глубокой задумчивости поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с капелланом над серебряной крышей мегнекара.
— Ты поджёг храм своих убеждений, — сказал Серафим Вианору. — Когда он окончательно рухнет, ты увидишь огромное, необъятное небо.
Вианор выслушал его в каком-то оцепенении. Потом молча сел в магнекар и уставился в точку перед собой, куда-то между двумя передними сидениями. Прибежал Дорофей и раздал всем еду.
Все поели. Серафим быстро уплёл свою порцию, потом привычно усадил Валерию себе на колени, и они снова тронулись в путь.
* * *
— Они больше не в пси... Святой Боже, они больше не в пси... — сжавшись в кресле, повторял Арсений, глядя в темноту расширенными зрачками. — Что за проклятье? Все, кого я отправляю для урегулирования этого дела, исчезают за порогом обители, выходят из пси! Александр... Антоний... а теперь и Вианор! Все, все сгорают в огне дерзости непослушания, как воск или трава, закалаются в жертву какой-то необузданной свободе! Не устрашаются гнева Господнего, низвергаются из святости в ничтожество, предпочитают свиные рожки на чужбине дому отцовскому и вечному нетлению!
— Увы, свобода начинается с сомнений, а за стенами обители их полно, — рассуждал собеседник. — Я понимаю Ваше расстройство и возмущение. Но – хватит! Давайте поговорим по существу. Если хотите, пойдём от противного и хоть на минуточку допустим: всё, что знает капеллан Антоний про Александра и Никона – это чистая правда. Внезапно, ваш Александр оказался сластолюбцем...
— Нет... я не хочу даже допускать этого, я не хочу...
— Успокойтесь! Конечно же, это невозможно, учитывая его идиоплазму 33 и пренатальную диагностику 34. Но даже если бы и так! Всё бы ничего, да вот Вианор не успокоится, пока не притащит Антония, чтобы доказать, что Зен был прав. Он потребует суда. И будет суд, и Антоний засвидетельствует эту правду на суде. Как же после этого вы рукоположите отца Александра в епископа?
Арсений не отвечал и монотонно что-то бормотал, раскачиваясь в кресле, обхватив голову тонкими иссушенными пальцами. Собеседник продолжал:
— Доводить это дело до суда нельзя. Не кажется ли вам, что отцу Антонию лучше было бы где-нибудь сгинуть, чтобы больше никогда не появляться в обители? А вместе с ним и группе капеллана Вианора?
— Кажется! Да! Лучше бы ему сгинуть! — вдруг очнулся владыка. — Но тогда... как мне расправиться с этой лисицей – настоятелем Никоном?
Арсений затряс головой, сверкнул глазами.
— Не-е-ет... Пусть Вианор вернётся, пусть приведёт мне капеллана Антония! Хоть полумёртвого, хоть полуживого! Я разберу его сознание по психонейронным кластерам, по кирпичикам! В его проекции личности я найду неопровержимые доказательства подпороговой стимуляции 35 с несанкционированным применением акустического кода Вейсхаупта 36! Под пытками я вытяну из Никона: как он узнал его, когда и где его применил!
— Я всегда восхищался Вами, владыка! Ведь вам удаётся то, что подчас не удавалось мне! Хотя в изолированной обители вы имеете более широкие возможности: тут вы идеально наладили социально-духовное управление эволюцией человека, создали стабильность и предсказуемость. А предсказуемость является следствием предписанности, нормирования, стандартизации, дисциплинирования. Вместе с хаосом и случайностью вы исключили в обители спонтанность и творчество, уникальность и свободу воли. С одной стороны, в таких условиях субъектов привлекает возможность владеть пси-программированием, управлять объектами, событиями и людьми, с другой стороны, отталкивает возможность самому оказаться в роли объекта программирования. Имея такие возможности, на месте Никона так поступил бы каждый.
Арсения покинула вязкая трясина страха, и гнев овладел им, придавая силы. Он медленно поднялся, сотрясаясь от захвативших его эмоций. Собеседник умолк, наслаждаясь произведенным эффектом.
— Я расчищу дорогу Александру, — решительно заявил владыка. — Я устраню всех, кто посмеет встать на моём пути! Боже, собери раскалённые угли на головы врагов Твоих! Утопи в боли и страданиях! Да будут прокляты они! А-на-фе-ма!!!
-------------
ПРИМЕЧЕНИЕ
32 — ??? ?? ???? — Эпи то авто (др.-греч.) — Буквально: «все на одно», «общее дело», евангельский принцип (Деян. 2:47)
33 — Идиоплазма — (от др.греч. idios — особый, своеобразный и плазма), — гипотетическая материальная субстанция клеток организмов, определяющая их наследственные свойства. Термин предложен К. Негели в 1884 году, позже использовался сторонниками евгеники в Англии, США и нацисткой Германии, с целью выведения улучшенной породы человека.
34 — Пренатальная диагностика — дородовая диагностика эмбриона с целью выявления патологий.
35 — Подпороговая стимуляция (воздействие) (subliminal influence) — использование убеждающих тактик, реализуемых на уровне ниже порога осознания.
36 — Вейсхаупт, Адам — основатель ордена иллюминатов, противник независимости мысли и суждений, провозглашаемых Иммануилом Кантом, менял имена членов общества на классические античные, аналогичным образом, географические названия и названия месяцев.
Глава 12. Мужайся, любовь
Я очень боялся федералов, поэтому, когда к нам подошёл какой-то человек в верховике серо-зелёного цвета, пряча лицо в тени капюшона, из-под которого тускло светились пси-очки, я подумал: может, это кто-то из наших? Вечерняя служба с крещением закончилась поздно, ещё не все разъехались, а я из других общин толком-то никого не знаю. Просто покраснел, что меня застукали в момент эйфории, когда я страстно целовал податливые губы Настеньки, прижимая её к стеночке в тени, но совсем не испугался.
А вот зря.
Он быстрым шагом приблизился ко мне со спины, дёрнул за капюшон и прямо вырвал из объятий Настеньки, потом прижал к себе какой-то палкой под подбородок.
Настя завизжала и вцепилась в него, но он, не отпуская меня, что-то сделал ей такое, что она вдруг вскрикнула и упала в снег.
— Не бей её! — заорал я с хрипом, потому что палка давила на горло. — Кто ты такой??
Но он ничего не ответил и молча поволок меня куда-то в темноту.
Настенька плакала и звала меня по имени. Я вцепился в палку обеими руками, чтобы отжать её от горла, упирался, вырывался, но человек тащил меня уверенно, как паук тащит муху в свою паучью нору. Настеньке всё же удалось встать, и она пошла за нами, припадая на левую ножку.
— Ты стукнул её, да? Стукнул? — извиваясь, кричал я. — Зачем ты обидел её? Как ты посмел ударить девушку?!
— Девушку? — вдруг мрачно спросил он и странно засмеялся, но больше не сказал ничего.
Его голос показался мне знакомым. Голос-то знакомый, а вот интонация незнакомая. Хотя и интонация-то тоже мне знакома, вот только она никогда не звучала вместе с этим голосом. Как это было мучительно и непонятно: кто же этот человек, кто?
Судя по всему, тащил он меня на парковку. Мысли испуганно метались в моей голове, я совсем не понимал, что происходит. И вдруг я увидел много военных, которые походили на космодесантников из-за чёрной формы и шлемов, и всё понял.
Федералы! На нас снова напали!!
Человек подтащил меня к одному из них, стоявшему в сторонке, ударил сзади под колени и швырнул ему в ноги.
Господи... Какое же это было унижение! Я приподнялся на локтях и с обидой обернулся на захватившего меня, чтобы презрительным взглядом уничтожить его, но он наступил мне ботинком на ухо, вдавил в колючий снег и сказал:
— Этот парень – Андрей Скребников. Прошу с ним полегче. Уверен: он здесь чисто случайно. Сильно не бейте. Просто спустите с небес на землю.
— Но я не хочу спускаться с небес на землю, мне и тут хорошо! — завопил я под его каблуком, но рифлёная подошва плющила мне щёку, и получалось как-то невнятно.
Но федерал не обнадёжил моего захватчика:
— Давайте вы будете заниматься своим делом, а мы – своим. Мы тут и без вас разберёмся, как нам и что делать. Забирайте его.
Меня подняли, потащили, бросили в какую-то кучу людей, и я не сразу сообразил, что это мои братья.
— Руки за голову! — сразу заорали надо мной, и пока я неуклюже поднимался с живота, вдруг зашипела энергоплеть и ударила меня по спине и рукам. Я взвизгнул от боли:
