— Никто, оборачивающийся назад, не благонадёжен для Царства Божия, — оборвал его владыка голосом уставшим и злым.
— Но мой друг...
— Как силён в тебе грех противоречия...
— Владыка, если вы не отпустите меня, я сам уйду. В обители мы же все добровольно, так? Вы не станете держать меня?
Глаза епископа наполнились гневом:
— Ты – корпоративный субъект ES-CNRD с модификацией «Рагет-3», искусственно выращенный на полигоне «Юг». Корпорация вложила немалые деньги, чтобы ты появился на свет. Надо отдавать долги! Твоя модификация обеспечивает тебе выносливость и высокую степень выживания и предназначает к особому призванию. Что же ты творишь?! Боже святый! Ты грешишь против своего призвания! Сказано в Писании: если не захотят грешники на брачный пир прийти, ЗАСТАВЬТЕ их войти!! Что ж, сын мой... Ради твоего же спасения...
Арсений стукнул рукой по колокольчику для вызова, и тут же вошёл остиарий.
— Сопроводите этого послушника... в его келью.
После наклонился ко всё ещё стоящему перед ним на коленях Искандеру и тихо ему сообщил:
— Антэхэя.
По другую сторону гор орбитальный климатический контроль уже вовсю прогревал воздух лазерами и сушил землю тёплым ветром, перегоняя воздушные массы из тропиков, пробуждая сонную от недавней зимы природу.
Луговое встретило их ранней весной. Магнерельс, тянущийся от самого мегаполиса через заснеженные леса и поля, через тоннели Калтайских гор и просторы степей, добрался сюда и зарылся в молодой салатовой траве.
Парковка выглядела заросшей, как пустырь. Снег сошёл недавно, и на подсохших пригорках желтели соцветия мать-и-мачехи. Яркими неоново-фиолетовыми бутонами пробивались из-под земли крокусы, заливисто щебетали воробьи и развились в низинах в лужах талого снега. На небе – ни облачка.
Вианор огляделся с какой-то лёгкой тоской. Его всегда изумляла смена времён года. Вечно цветущий «райский сад» обители, словно вечно юная дева, не приносящая плодов зрелости и не имевшая детства, утомляла своей статичной красотой без прошлого и будущего.
Приятно выехать из зимы в раннюю весну. До этого Вианор ни разу в деревне не был и чувствовал, что в жизни что-то упустил. Пахло землёй и соками вызванных к жизни деревьев, и он растерянно вдыхал ноздрями весенний ветер, тревожащий какие-то древние чувства, погребённые заживо глубоко внутри души.
Капеллан поднял дверь магнекара и протянул Альберту ладонь, чтобы помочь выбраться, но полицейский и на этот раз от его помощи отказался. Он демонстративно опёрся рукой лишь на плечо подоспевшего Серафима. Под другое плечо поднырнула Валерия.
Вианор, по-видимому, решил создавать о себе впечатление как о человеке с сердцем и совестью, не стал настаивать, а лишь спросил:
— Правильно ли я понимаю: в каком-то из этих домов удерживают отца Антония?
Серафим наткнулся глазами на убийственный взгляд Альберта и потупился, промолчав. Не дождавшись его ответа, Вианор только отвернулся и с досадой, впрочем, никак не отразившейся на его лице, стал высматривать какие-либо ориентиры.
От парковки шла тропинка, протоптанная до забора крайнего дома, и переходила в усыпанную мелкой щебёнкой прямую улицу. По правую и левую стороны этой, по-видимому, главной улицы располагались деревенские дома, которые своими фасадами были обращены друг к другу. Не отличаясь особой красотой, кирпичные или бревенчатые, они выглядели прочно и плотно. В конце улицы наблюдалась белоснежная колокольня храма, которая уверенно переливалась небесно-голубым куполом над крышами домов.
Вианор не знал, с чего ему начать поиски Антония, поэтому указал на неё:
— Сейчас утро. Возможно, только что закончилась служба. В храме должен быть настоятель или староста. Спросим у него.
— Лучше не надо, — поморщился Серафим.
Вся сцена последнего их пребывания в Луговом внезапно ему припомнилась, и тогдашнее отвращение к настоятелю волною прихлынуло к сердцу.
Но Вианор воспринял это лишь как подтверждение правильности своего решения. Он бросил взгляд на раненного полицейского, словно оценивая, сколько тот ещё продержится на той дозе медикаментов, что ему ввели ещё в СИЗО. Полицейский выглядел неважно, тогда Вианор захватил бортовую аптечку и положил её в бэкбэг. После тактическими жестами показал послушникам следовать по дороге и смотреть в оба. Серафиму и Валерии ничего не оставалось, как потащить раненного полицейского за ними.
Альберт пребывал в мрачном расположении духа. Увидев на запястье девушки свой пси-браслет, он чуть оттаял, его измученное от внутреннего напряжения лицо потеплело.
— Господи, Валерия... Ты сделала это! Значит, это ты нашла и спасла Серафима! — догадался Альберт и с огромным уважением посмотрел сверху вниз на Валерию.
Она смутилась и стала отнекиваться:
— Я только нашла Серафима по следу, а раны на нём и сами заросли! А спас его вот этот самый капеллан, — Валерия робко глянула в широкую спину идущего впереди Вианора и добавила шёпотом: — Оказывается, это он вколол ему реаниматор...
— Странный поступок, — пробормотал Альберт, теперь по-особому разглядывая капеллана, затем ушёл в себя, чтобы обдумать полученную информацию.
У Серафима же мелькала одна мысль и страшно его беспокоила: что будет, когда Вианор получит своего Антония? Не переменит ли он тут же своего решения? Ему уже представлялось в красках: как только им показывают Антония, вся эта «святая троица» тут же достаёт стволы, хватает капеллана и отходит к парковке, а Альберт поворачивается и с высокомерным видом его уничтожает: «А я ведь предупреждал! А я ведь говорил!» И не было хуже и гаже этой мысли, так она терзала и мучила его, что ноги отяжелели и отказывались идти.
В Луговом оказалось совсем пустынно. Время постепенно приближалось к полудню, и солнце уже припекало. Они шли по усыпанной гравием улочке между домами с живописными плетёными заборами, за которыми виднелись огороды, теплицы и ещё совсем без листьев кусты то ли смородины, то ли крыжовника.
Серафим сопел и молчал в сильном душевном напряжении. Он тащил полицейского, переживая, что делает ему больно, но напрасно: от суммы обезболивающих Альберт то ли пребывал в некотором оцепенении, то ли терпел под действием настырно тянущей его силы, лишь механически перебирая ногами.
Молчание Серафима объяснялось не только расстройством за опрометчиво данное Вианору обещание, но ещё и тем, что Серафим и сам не мог предположить, в каком из домов укрывают наставника Антония, и не мог позволить Вианору ломиться в каждый дом. Двигаясь к храму, он надеялся, что этим выиграет время: их прибытие увидят и тотчас примут необходимые меры. Например, быстренько спрячут Антония в подвал, сарай или на чердак.
Так они и добрались до храма. Он выглядел каким-то заброшенным, словно сюда давно никто не заходил. Лестницу засыпали прелые прошлогодние листья, нижняя ступенька треснула и заросла молодой травой. Вианор с послушниками поднялись к порталу.
— Есть кто живой?! — гаркнул Вианор, сотрясая кулаком запертые двери.
В паузах между ударами он прислушался, но в храме стояла тишина, в которой гулом эха прокатывались удары. Вианор всё равно стоял и стучал, словно думал, что внутри все заснули или умерли, и пытался мёртвых разбудить. Но терпение его заканчивалось.
Каждый удар отзывался в голове Евангела яркими вспышками боли. Она преследовала его с тех пор, как Серафим приложил его затылком к дубовому столу в кабинете полковника, а сейчас обострилась настолько, что в глазах темнело и к горлу подкатывала тошнота. Он скорчился от очередного удара и неожиданно резко даже для самого себя сказал:
— Наставник, оставь в покое эти двери. Лучше прибереги силы для Серафима. Необходимо заставить его говорить.
Вианор перестал терзать дверь и мрачно повернулся к нему.
— У тебя есть конкретное предложение как это сделать? Что ж. Дерзай! Только учти: Серафим нами плохо изучен. Пока мы получили от него больше тумаков, чем информации.
Евангел вздохнул и опустил глаза, а Вианор решительно глянул на Серафима и стал спускаться к нему.
Не доходя пары шагов, он остановился и с жёсткостью, которая скрывала отчаяние, медленно проговорил:
— Сколько, Серафим, ты будешь ещё мучить меня? Я же с тобой договорился: ты выдаешь мне брата Антония, я – спасаю брата Максима. Я выполнил все твои требования и даже дополнительные условия – спас твоего друга Альберта от смерти или бетатринового забвения. Вот так, значит, выполняешь свою часть договора ты?
Вдруг Вианор вытащил пистолет, который ранее предпочитал не обнаруживать, и выпалил с гневом:
— Что же ты, исчадие вероотступника, молчишь?! Или ты задумал меня вокруг пальца обвести?! Спрятали Антония, как кощееву смерть! Если ты немедленно не укажешь место возможной дислокации брата Антония, я расторгну наш договор и разорву в клочья дополнительное соглашение. — Вианор вскинул ствол и прицелился Альберту в лоб. — Я лишу тебя друга.
Полицейский под дулом пистолета твёрдо поджал губы и с достоинством вздёрнул подбородок. Валерия ахнула и обхватила его за талию, словно так могла защитить его от пули. Серафима прохватила дрожь. Он сделал шаг вперёд и загородил собой их обоих. И тогда Вианор прицелился точно между двух с ненавистью глядящих на него глаз.
— Одно движение – и я уложу тебя в голову. Ты же знаешь: реаниматор не спасает от пули в черепе.
— Ищете кого, добрые люди? — внезапно раздался сзади весёлый голос, а за ним – протяжное блеяние козы.
Все «добрые люди» разом обернулись и уставились на молодого мужчину, который внезапно оказался на углу храма. Темноволосый и сероглазый, выше среднего роста и худощавый, на нём были джинсы и распахнутый верховик. Парень улыбался и стоял в немного расслабленной позе, слегка согнув ногу в колене, к другой его ноге испуганно притёрлась молодая рыже-чёрная коза.
Это был Пиритим... Серафим сглотнул всухую и с волнением обернулся на Альберта, у того от испуга за жизнь братского епископа мелкими конвульсиями пошло лицо.
Вианор, словно поражённый какой-то мыслью, медленно опустил пистолет и направился к молодому человеку, а когда подошёл вплотную, вонзил кинжалом свой взгляд в его глаза.
Парень только показался Вианору молодым: взгляд его был умным и сильным. Несмотря на это, он совершенно беззащитно впустил взгляд капеллана внутрь себя до самой последней глубины, и в ответ сам внимательно вглядывался в душу Вианора через его глаза.
Владыка Питирим... Противоречащий, на поимку которого отправили группу Александра... Их считали лучшими из лучших, элитой обители... Но и они не справились, а сами искусились, запутались даже до того, что оставили обитель, предали Истинную церковь... Всё это сделал с ними именно он?
Приказ доставить беглого епископа получил и Вианор, но федералы при облаве на Вознесенку его не нашли. И вот, он – тут. Перед ним. До него можно дотянуться рукой. Его можно схватить.
У Вианора захватило дух от этих пришедших в голову мыслей, и он с наслаждением последовал за ними. А что, если именно он, капеллан Вианор, будет тем, кто доставит в обитель и Антония, и еретика-епископа? Что будет тогда? Тогда прелюбодеи Никон и Александр будут низвергнуты вон и выйдут из гонки за епископский престол через обличительное свидетельство Антония. А без них... кто станет следующей кандидатурой на архиерейский престол? Кто же... если не он?!
Сладко засосало под ложечкой, и у Вианора слегка закружилась голова, он быстрее задышал.
Видно, и вправду, Сам Бог через него сейчас спасает Свою обитель! А что же Господу остаётся делать? Если все архиереи онечестивятся, все осквернятся да будут творить гнусности – не настанет ли конец епископальному устройству и апостольской преемственности? Или сего Господь не попустит, ибо «врата адовы церкви не одолеют»?
Если Господь соделает его епископом, уж он-то станет истинным спасителем! Он подтянет дисциплину в обители, устранит всякую нечистоту и грех. Не останется места под благословенным куполом, где можно безнаказанно грешить: везде будут камеры слежения или прослушка, при нарушении Закона Божьего – немедленные показательные наказания. Обязательные частные исповеди в пси-режиме с самого начала практикуются в обители, но это, как он увидел, не спасает. Поэтому он пойдёт дальше и установит особый контроль: каждые полгода – исповедь для каждого насельника обители с применением пентотала натрия, а по её итогам, если обнаружен грех – коррекция проекции личности.
Да, в соблюдении мер духовной безопасности он будет жёстким, может быть, даже жестоким, но могущественным и справедливым. Положив конец всякой гнусности и святотатству в обители, он пойдёт дальше и наведёт порядок во всей Истинной церкви.
Но вернуться в обитель и не подвергнуться бетатрину после того, как они вышли из повиновения епископу, будет не просто. А еретик Питирим – и безопасный пропуск назад, в обитель, и путь к епископству. И вот он предаётся Господом в руки его... как Божий дар, как благословение!
В невыразимом волнении Вианор мысленно даже схватил противоречащего за запястье и вывернул ему руку, болью подчинив себе. Но наяву не сделал ничего, только судорожно выдохнул и сказал, глядя на еретика взглядом лихорадочным, фанатичным:
— Здравствуй... Мы ищем нашего брата Антония...
— Зачем он вам? — простодушно поинтересовался молодой человек.
«Точно... он у них...» — Сузил глаза Вианор. Он не сразу решил, что ответить, и ответил уклончиво:
— Для начала убедиться, что он жив.
— Не беспокойтесь, ваш брат жив, — тёплым голосом ответил молодой человек и протянул ладонь. — Брат Питирим.
Вианора пробила испарина от мысли, что он пожмёт руку сектанту, но тут же решил, что, пока не увидит Антония, не станет выдавать своих намерений. Было ли это коварно? Несомненно – да! Но ради будущего святой обители он готов пойти на компромисс с совестью и со всеми своими принципами. Поэтому он ответил рукопожатием и представился:
— Брат Вианор.
— Ну что ж, брат Вианор, — тут же подхватил Питирим. — Пойдём же скорее, я отведу тебя к брату Антонию.
Услышав это, Серафим и Альберт растерялись, а у Вианора от изумления слегка вытянулось лицо, и сердце затрепетало от такой наивности. Всё так просто? Где же препятствия? Где сопротивление? Где подвох?
— Только Луговое – это такая же святая земля, как и земля Вознесенки. На ней невозможно находиться, если при себе имеешь оружие. Если при вас есть оружие – оставьте его здесь и пойдёмте со мной.
А вот и подвох.
— Оставить оружие? — удивился Вианор.
— Конечно. Вон в той тележке. Сложите всё там.
Питирим движением подбородка указал на строительную четырёхколёсную роботележку, которая стояла сбоку лестницы храма у кучки собранных листьев, и видно, предназначалась для их вывоза.
— С какой стати? — опешил капеллан.
— Иначе с вами тут произойдёт то же самое, что произошло в Вознесенке, — загадочно ответил Питирим. — Вы же помните всё, что произошло?
Вианор сдвинул брови и стал перебирать в памяти: неожиданно обрушившуюся на конвертоплан метель, стычку с полицейскими и гибель послушника Андриана, выстрел ликвидатора, исчезновение смертельно раненного Серафима, а за этим – и смерть Зена, и своё добровольное изгнание. Кровь отлила от его лица, и он в суеверном ужасе произнёс:
— Но мой друг...
— Как силён в тебе грех противоречия...
— Владыка, если вы не отпустите меня, я сам уйду. В обители мы же все добровольно, так? Вы не станете держать меня?
Глаза епископа наполнились гневом:
— Ты – корпоративный субъект ES-CNRD с модификацией «Рагет-3», искусственно выращенный на полигоне «Юг». Корпорация вложила немалые деньги, чтобы ты появился на свет. Надо отдавать долги! Твоя модификация обеспечивает тебе выносливость и высокую степень выживания и предназначает к особому призванию. Что же ты творишь?! Боже святый! Ты грешишь против своего призвания! Сказано в Писании: если не захотят грешники на брачный пир прийти, ЗАСТАВЬТЕ их войти!! Что ж, сын мой... Ради твоего же спасения...
Арсений стукнул рукой по колокольчику для вызова, и тут же вошёл остиарий.
— Сопроводите этого послушника... в его келью.
После наклонился ко всё ещё стоящему перед ним на коленях Искандеру и тихо ему сообщил:
— Антэхэя.
Глава 13. Апломб Вианора
По другую сторону гор орбитальный климатический контроль уже вовсю прогревал воздух лазерами и сушил землю тёплым ветром, перегоняя воздушные массы из тропиков, пробуждая сонную от недавней зимы природу.
Луговое встретило их ранней весной. Магнерельс, тянущийся от самого мегаполиса через заснеженные леса и поля, через тоннели Калтайских гор и просторы степей, добрался сюда и зарылся в молодой салатовой траве.
Парковка выглядела заросшей, как пустырь. Снег сошёл недавно, и на подсохших пригорках желтели соцветия мать-и-мачехи. Яркими неоново-фиолетовыми бутонами пробивались из-под земли крокусы, заливисто щебетали воробьи и развились в низинах в лужах талого снега. На небе – ни облачка.
Вианор огляделся с какой-то лёгкой тоской. Его всегда изумляла смена времён года. Вечно цветущий «райский сад» обители, словно вечно юная дева, не приносящая плодов зрелости и не имевшая детства, утомляла своей статичной красотой без прошлого и будущего.
Приятно выехать из зимы в раннюю весну. До этого Вианор ни разу в деревне не был и чувствовал, что в жизни что-то упустил. Пахло землёй и соками вызванных к жизни деревьев, и он растерянно вдыхал ноздрями весенний ветер, тревожащий какие-то древние чувства, погребённые заживо глубоко внутри души.
Капеллан поднял дверь магнекара и протянул Альберту ладонь, чтобы помочь выбраться, но полицейский и на этот раз от его помощи отказался. Он демонстративно опёрся рукой лишь на плечо подоспевшего Серафима. Под другое плечо поднырнула Валерия.
Вианор, по-видимому, решил создавать о себе впечатление как о человеке с сердцем и совестью, не стал настаивать, а лишь спросил:
— Правильно ли я понимаю: в каком-то из этих домов удерживают отца Антония?
Серафим наткнулся глазами на убийственный взгляд Альберта и потупился, промолчав. Не дождавшись его ответа, Вианор только отвернулся и с досадой, впрочем, никак не отразившейся на его лице, стал высматривать какие-либо ориентиры.
От парковки шла тропинка, протоптанная до забора крайнего дома, и переходила в усыпанную мелкой щебёнкой прямую улицу. По правую и левую стороны этой, по-видимому, главной улицы располагались деревенские дома, которые своими фасадами были обращены друг к другу. Не отличаясь особой красотой, кирпичные или бревенчатые, они выглядели прочно и плотно. В конце улицы наблюдалась белоснежная колокольня храма, которая уверенно переливалась небесно-голубым куполом над крышами домов.
Вианор не знал, с чего ему начать поиски Антония, поэтому указал на неё:
— Сейчас утро. Возможно, только что закончилась служба. В храме должен быть настоятель или староста. Спросим у него.
— Лучше не надо, — поморщился Серафим.
Вся сцена последнего их пребывания в Луговом внезапно ему припомнилась, и тогдашнее отвращение к настоятелю волною прихлынуло к сердцу.
Но Вианор воспринял это лишь как подтверждение правильности своего решения. Он бросил взгляд на раненного полицейского, словно оценивая, сколько тот ещё продержится на той дозе медикаментов, что ему ввели ещё в СИЗО. Полицейский выглядел неважно, тогда Вианор захватил бортовую аптечку и положил её в бэкбэг. После тактическими жестами показал послушникам следовать по дороге и смотреть в оба. Серафиму и Валерии ничего не оставалось, как потащить раненного полицейского за ними.
Альберт пребывал в мрачном расположении духа. Увидев на запястье девушки свой пси-браслет, он чуть оттаял, его измученное от внутреннего напряжения лицо потеплело.
— Господи, Валерия... Ты сделала это! Значит, это ты нашла и спасла Серафима! — догадался Альберт и с огромным уважением посмотрел сверху вниз на Валерию.
Она смутилась и стала отнекиваться:
— Я только нашла Серафима по следу, а раны на нём и сами заросли! А спас его вот этот самый капеллан, — Валерия робко глянула в широкую спину идущего впереди Вианора и добавила шёпотом: — Оказывается, это он вколол ему реаниматор...
— Странный поступок, — пробормотал Альберт, теперь по-особому разглядывая капеллана, затем ушёл в себя, чтобы обдумать полученную информацию.
У Серафима же мелькала одна мысль и страшно его беспокоила: что будет, когда Вианор получит своего Антония? Не переменит ли он тут же своего решения? Ему уже представлялось в красках: как только им показывают Антония, вся эта «святая троица» тут же достаёт стволы, хватает капеллана и отходит к парковке, а Альберт поворачивается и с высокомерным видом его уничтожает: «А я ведь предупреждал! А я ведь говорил!» И не было хуже и гаже этой мысли, так она терзала и мучила его, что ноги отяжелели и отказывались идти.
В Луговом оказалось совсем пустынно. Время постепенно приближалось к полудню, и солнце уже припекало. Они шли по усыпанной гравием улочке между домами с живописными плетёными заборами, за которыми виднелись огороды, теплицы и ещё совсем без листьев кусты то ли смородины, то ли крыжовника.
Серафим сопел и молчал в сильном душевном напряжении. Он тащил полицейского, переживая, что делает ему больно, но напрасно: от суммы обезболивающих Альберт то ли пребывал в некотором оцепенении, то ли терпел под действием настырно тянущей его силы, лишь механически перебирая ногами.
Молчание Серафима объяснялось не только расстройством за опрометчиво данное Вианору обещание, но ещё и тем, что Серафим и сам не мог предположить, в каком из домов укрывают наставника Антония, и не мог позволить Вианору ломиться в каждый дом. Двигаясь к храму, он надеялся, что этим выиграет время: их прибытие увидят и тотчас примут необходимые меры. Например, быстренько спрячут Антония в подвал, сарай или на чердак.
Так они и добрались до храма. Он выглядел каким-то заброшенным, словно сюда давно никто не заходил. Лестницу засыпали прелые прошлогодние листья, нижняя ступенька треснула и заросла молодой травой. Вианор с послушниками поднялись к порталу.
— Есть кто живой?! — гаркнул Вианор, сотрясая кулаком запертые двери.
В паузах между ударами он прислушался, но в храме стояла тишина, в которой гулом эха прокатывались удары. Вианор всё равно стоял и стучал, словно думал, что внутри все заснули или умерли, и пытался мёртвых разбудить. Но терпение его заканчивалось.
Каждый удар отзывался в голове Евангела яркими вспышками боли. Она преследовала его с тех пор, как Серафим приложил его затылком к дубовому столу в кабинете полковника, а сейчас обострилась настолько, что в глазах темнело и к горлу подкатывала тошнота. Он скорчился от очередного удара и неожиданно резко даже для самого себя сказал:
— Наставник, оставь в покое эти двери. Лучше прибереги силы для Серафима. Необходимо заставить его говорить.
Вианор перестал терзать дверь и мрачно повернулся к нему.
— У тебя есть конкретное предложение как это сделать? Что ж. Дерзай! Только учти: Серафим нами плохо изучен. Пока мы получили от него больше тумаков, чем информации.
Евангел вздохнул и опустил глаза, а Вианор решительно глянул на Серафима и стал спускаться к нему.
Не доходя пары шагов, он остановился и с жёсткостью, которая скрывала отчаяние, медленно проговорил:
— Сколько, Серафим, ты будешь ещё мучить меня? Я же с тобой договорился: ты выдаешь мне брата Антония, я – спасаю брата Максима. Я выполнил все твои требования и даже дополнительные условия – спас твоего друга Альберта от смерти или бетатринового забвения. Вот так, значит, выполняешь свою часть договора ты?
Вдруг Вианор вытащил пистолет, который ранее предпочитал не обнаруживать, и выпалил с гневом:
— Что же ты, исчадие вероотступника, молчишь?! Или ты задумал меня вокруг пальца обвести?! Спрятали Антония, как кощееву смерть! Если ты немедленно не укажешь место возможной дислокации брата Антония, я расторгну наш договор и разорву в клочья дополнительное соглашение. — Вианор вскинул ствол и прицелился Альберту в лоб. — Я лишу тебя друга.
Полицейский под дулом пистолета твёрдо поджал губы и с достоинством вздёрнул подбородок. Валерия ахнула и обхватила его за талию, словно так могла защитить его от пули. Серафима прохватила дрожь. Он сделал шаг вперёд и загородил собой их обоих. И тогда Вианор прицелился точно между двух с ненавистью глядящих на него глаз.
— Одно движение – и я уложу тебя в голову. Ты же знаешь: реаниматор не спасает от пули в черепе.
— Ищете кого, добрые люди? — внезапно раздался сзади весёлый голос, а за ним – протяжное блеяние козы.
Все «добрые люди» разом обернулись и уставились на молодого мужчину, который внезапно оказался на углу храма. Темноволосый и сероглазый, выше среднего роста и худощавый, на нём были джинсы и распахнутый верховик. Парень улыбался и стоял в немного расслабленной позе, слегка согнув ногу в колене, к другой его ноге испуганно притёрлась молодая рыже-чёрная коза.
Это был Пиритим... Серафим сглотнул всухую и с волнением обернулся на Альберта, у того от испуга за жизнь братского епископа мелкими конвульсиями пошло лицо.
Вианор, словно поражённый какой-то мыслью, медленно опустил пистолет и направился к молодому человеку, а когда подошёл вплотную, вонзил кинжалом свой взгляд в его глаза.
Парень только показался Вианору молодым: взгляд его был умным и сильным. Несмотря на это, он совершенно беззащитно впустил взгляд капеллана внутрь себя до самой последней глубины, и в ответ сам внимательно вглядывался в душу Вианора через его глаза.
Владыка Питирим... Противоречащий, на поимку которого отправили группу Александра... Их считали лучшими из лучших, элитой обители... Но и они не справились, а сами искусились, запутались даже до того, что оставили обитель, предали Истинную церковь... Всё это сделал с ними именно он?
Приказ доставить беглого епископа получил и Вианор, но федералы при облаве на Вознесенку его не нашли. И вот, он – тут. Перед ним. До него можно дотянуться рукой. Его можно схватить.
У Вианора захватило дух от этих пришедших в голову мыслей, и он с наслаждением последовал за ними. А что, если именно он, капеллан Вианор, будет тем, кто доставит в обитель и Антония, и еретика-епископа? Что будет тогда? Тогда прелюбодеи Никон и Александр будут низвергнуты вон и выйдут из гонки за епископский престол через обличительное свидетельство Антония. А без них... кто станет следующей кандидатурой на архиерейский престол? Кто же... если не он?!
Сладко засосало под ложечкой, и у Вианора слегка закружилась голова, он быстрее задышал.
Видно, и вправду, Сам Бог через него сейчас спасает Свою обитель! А что же Господу остаётся делать? Если все архиереи онечестивятся, все осквернятся да будут творить гнусности – не настанет ли конец епископальному устройству и апостольской преемственности? Или сего Господь не попустит, ибо «врата адовы церкви не одолеют»?
Если Господь соделает его епископом, уж он-то станет истинным спасителем! Он подтянет дисциплину в обители, устранит всякую нечистоту и грех. Не останется места под благословенным куполом, где можно безнаказанно грешить: везде будут камеры слежения или прослушка, при нарушении Закона Божьего – немедленные показательные наказания. Обязательные частные исповеди в пси-режиме с самого начала практикуются в обители, но это, как он увидел, не спасает. Поэтому он пойдёт дальше и установит особый контроль: каждые полгода – исповедь для каждого насельника обители с применением пентотала натрия, а по её итогам, если обнаружен грех – коррекция проекции личности.
Да, в соблюдении мер духовной безопасности он будет жёстким, может быть, даже жестоким, но могущественным и справедливым. Положив конец всякой гнусности и святотатству в обители, он пойдёт дальше и наведёт порядок во всей Истинной церкви.
Но вернуться в обитель и не подвергнуться бетатрину после того, как они вышли из повиновения епископу, будет не просто. А еретик Питирим – и безопасный пропуск назад, в обитель, и путь к епископству. И вот он предаётся Господом в руки его... как Божий дар, как благословение!
В невыразимом волнении Вианор мысленно даже схватил противоречащего за запястье и вывернул ему руку, болью подчинив себе. Но наяву не сделал ничего, только судорожно выдохнул и сказал, глядя на еретика взглядом лихорадочным, фанатичным:
— Здравствуй... Мы ищем нашего брата Антония...
— Зачем он вам? — простодушно поинтересовался молодой человек.
«Точно... он у них...» — Сузил глаза Вианор. Он не сразу решил, что ответить, и ответил уклончиво:
— Для начала убедиться, что он жив.
— Не беспокойтесь, ваш брат жив, — тёплым голосом ответил молодой человек и протянул ладонь. — Брат Питирим.
Вианора пробила испарина от мысли, что он пожмёт руку сектанту, но тут же решил, что, пока не увидит Антония, не станет выдавать своих намерений. Было ли это коварно? Несомненно – да! Но ради будущего святой обители он готов пойти на компромисс с совестью и со всеми своими принципами. Поэтому он ответил рукопожатием и представился:
— Брат Вианор.
— Ну что ж, брат Вианор, — тут же подхватил Питирим. — Пойдём же скорее, я отведу тебя к брату Антонию.
Услышав это, Серафим и Альберт растерялись, а у Вианора от изумления слегка вытянулось лицо, и сердце затрепетало от такой наивности. Всё так просто? Где же препятствия? Где сопротивление? Где подвох?
— Только Луговое – это такая же святая земля, как и земля Вознесенки. На ней невозможно находиться, если при себе имеешь оружие. Если при вас есть оружие – оставьте его здесь и пойдёмте со мной.
А вот и подвох.
— Оставить оружие? — удивился Вианор.
— Конечно. Вон в той тележке. Сложите всё там.
Питирим движением подбородка указал на строительную четырёхколёсную роботележку, которая стояла сбоку лестницы храма у кучки собранных листьев, и видно, предназначалась для их вывоза.
— С какой стати? — опешил капеллан.
— Иначе с вами тут произойдёт то же самое, что произошло в Вознесенке, — загадочно ответил Питирим. — Вы же помните всё, что произошло?
Вианор сдвинул брови и стал перебирать в памяти: неожиданно обрушившуюся на конвертоплан метель, стычку с полицейскими и гибель послушника Андриана, выстрел ликвидатора, исчезновение смертельно раненного Серафима, а за этим – и смерть Зена, и своё добровольное изгнание. Кровь отлила от его лица, и он в суеверном ужасе произнёс:
