Арсений теперь крепко пожалел, что так круто обошёлся с Вианором и с его послушником Зеном. Но Вианор был идеальным исполнителем, командиром группы быстрого реагирования. Кто ожидал такого выверта именно от него? В отличии от других, поведенческого сбоя у Вианора никогда не было. А посему Арсений грешил на некорректную работу патча после последней загрузки проекции личности. Неужели следующий на очереди – Таврион? Арсений не знал, что делать. Иакинф заточил себя в своей келье для молитвы на сорок дней, другие капелланы были слабы. Кроме Тавриона, ему в обители больше и опереться-то было не на кого.
Вскоре прибыла охрана из монахов, которую он решил оставить при себе в том же составе, без изменений. При всей своей ограниченности она была самой надёжной и состояла из тех, у кого после последней загрузки проекции личности что-то пошло не так – они почти не разговаривали, утратили способность самостоятельно думать и могли только подчиняться командам.
По приказу, отданному ещё до процедуры, они привезли капеллана Тавриона. На всех были такие же, как и на Арсении, монашеские комбинезоны, поверх них – дорожные плащи из мембранной ткани чёрного цвета. Видимо, на улице шёл дождь.
В приват-холле альфа-центра Министерства обороны – небольшом помещении для выдачи пациентов пронзительного белого цвета – они были одни. Потолок мягко светился, предметы не отбрасывали теней. Всё вокруг смотрелось искусственно, сюрреалистично. Пространство оживляло только зелёное пятно пальмы в напольном вазоне, под её кроной и располагался диван, обитый искусственной белой кожей, на котором сидел Арсений.
Увидев «брата Александра», Таврион остановился в замешательстве, смотрел на него из-под капюшона настороженно и пристально, после чего скользнул взглядом по ране на подбородке. Арсений ожидал от него приветствия, но приветствия не было, и прекрасно знал, что творилось у того в голове: Таврион решил, что Александр находится здесь после терапии бетатрином и насильственного усмирения. Арсений поднялся с дивана, развёл могучие плечи и ждал реакции Тавриона с внешним спокойствием.
Сначала тот колебался, но потом откинул на спину капюшон и довольно сдержанно произнёс:
— Я рад твоему уврачеванию и возвращению, брат Александр.
Сказав это, Таврион вместо рукопожатия протянул ему алый пластиковый конверт с печатью архиепископии. Арсений успокоился – всё шло по плану, и изобразил непонимание:
— Что это?
— Духовное завещание Преосвященнейшего владыки.
Арсений быстро выдал реакцию, которую отрепетировал:
— Святой Боже... С ним что-то произошло?
— Мужайся, брат Александр. Два дня назад владыка отошёл ко Господу.
Арсений с трудом выдержал трагическую паузу, чтобы не выхватить из рук Тавриона конверт, но всё равно сделал это с поспешностью. Вытащил вчетверо сложенный лист, развернул его и пробежался глазами по знакомому рукописному тексту.
— Владыка в письме назначает меня своим Преемником и просит лично тебя, брат Таврион, до моей интронизации оказывать мне всяческое содействие, выполнять все мои повеления, причём так, как если бы ты выполнял волю самого епископа, — произнёс Александр и поднял на него глаза.
— Там так написано? — без особой радости спросил Таврион.
Арсений пару раз кивнул, высоко подняв брови.
— Хочешь посмотреть сам?
Таврион помрачнел лицом и тихо, но чётко проговорил:
— Мне очень жаль, брат, но я не сделаю этого.
«Вот оно снова... Проклятый патч», – со злостью подумал Арсений и сверкнул на капеллана глазами.
— Ты противостанешь последней воле Преосвященнейшего владыки?
— Я уважал тебя, брат Александр, — решительно сказал Таврион, — и считал тебя лучшим из лучших, пока не узнал... — Таврион запнулся.
Всё ясно. Никон уже потрудился на славу. У Арсения мгновенно вздулись ноздри от ярости. Он опустил голову и стал смотреть на капеллана исподлобья, глубокая вертикальная складка заломила его высокий лоб.
— Что же, брат, ты остановился? Говори, если начал. Говори!
— Все в обители знают о твоём грехе, — твёрдо заявил Таврион и с какой-то неприязнью дрогнул уголком губ.
— Видение грехов – Божий дар, но, получив его, люди прежде всего начинают видеть грехи других, — язвительно заметил Арсений.
— Ты и Антоний... — сиплым от гнева голосом произнёс Таврион и с силой повторил: — Ты и Антоний!! Как ты посмел осквернить себя и его содомским грехом?!
Сказано это было резко, оттого и неприятно. Всё шло хоть и вариативно, но по плану. Арсений был уже ко всему готов.
— Признайся: это тебе отец настоятель напел? — спокойно поинтересовался Арсений, и Таврион дёрнул головой. — Неужели ты услышал едва и сразу же поверил ему?
— Сначала не поверил, — прохрипел Таврион, напрягая желваки. — Никто из нас ему не поверил, пока не узнали, как ты себя повёл, когда вскрылся твой грех!
— И как же?
— Ты не принял обличение и как трус сбежал из обители, скрылся в секте среди прелюбодеев, а твой любовник в ревности бросился за тобой, а когда обнаружил, что ты изменяешь ему с другим, попытался убить. Но у него не получилось, и он застрелился сам!!
Выпалив эту тираду, Таврион всем своим видом выражал омерзение. Арсений не выдержал нервного напряжения и рассмеялся ему в лицо.
— Клянусь Богом и святыми архангелами Его: я никогда не приму своим епископом такую мразь, как ты, — медленно и чётко выговаривая слова, завершил Таврион свою мысль.
Арсений вдруг прекратил смеяться и закашлялся – дерзость капеллана потрясала. Таврион стоял на шаг впереди его верной охраны. Ещё недавно Арсений бы просто отдал приказ схватить срамца, но пока не мог приказать ей ни-че-го!
— С такой богатой фантазией отцу настоятелю следовало бы любовные романы писать, — наконец, со злой усмешкой произнёс он.
— Зачем ему лгать? — Прищурился Таврион.
— Разве не для того, чтобы самому стать епископом?! — довольно резко заметил Арсений.
— Не верю, — после паузы упрямо проговорил Таврион. — Отец настоятель – муж праведный и скромный, он не способен к такой изощрённой лжи!
— А брат твой Александр и друг твой Антоний, с которым ты обнимался на Арене – они способны?! — вскричал Арсений и добавил уже более спокойно:
— Любезный отец Таврион, святой должна быть твоя вера, а не наивность!
— Откуда ты всё знаешь? Тебя же и твоей группы не было в обители во время отчётных испытаний? — удивился Таврион, и его взгляд застыл – он размышлял.
Арсению подумалось, что надо бы получше следить за собой, иначе фактологические ошибки часто будут преследовать его, приводя насельников в смущение. Но это не беда: дар красноречия, подаренный ему Богом, поможет выкрутиться, если где-нибудь он и ляпнет чего. Но всё-таки лучше было бы не давать Тавриону времени на раздумье, и Арсений поспешно проговорил:
— Я с лёгкостью могу опровергнуть любые обвинения против меня.
— Опровергни! — глухо потребовал Таврион и как-то странно глянул на него.
— Значит, говоришь, друг твой Антоний мёртв? — сказал Арсений, медленно складывая письмо. Таврион кивнул. — Что ж, прекрасно. А что ты скажешь, если он окажется жив?
На лице Тавриона отразилось какое-то сложное переживание, взгляд его изменился, словно потеплел изнутри.
— Если так... — Таврион на мгновение задумался. — Если опровергнешь, то не только я – мы все преклоним перед тобой колени, воспоём тебе «Аксиос» и признаем нашим духовным попечителем.
«Мы все», — расстроено отметил про себя Арсений, ужасаясь масштабу готовящегося мятежа. Он и не знал, что дела в обители обстоят так плохо. И медленно проговорил:
— Скоро моя епископская хиротония. Мой брачный пир с Господом. Иди и приведи на пир Антония и других моих друзей: моего любимого послушника Серафима и его друга из полиции – сержанта Василевского, а также всех жителей села Лугового, что у Калтайских гор. Обыщите каждый дом, приведи их всех, всех до единого, но главное – некоего Питирима. Если встретишь старшего капеллана Вианора и его послушников – передай приглашение и им. Возьми из обители дюжину самых подготовленных бойцов и, если мои друзья откажутся от приглашения... СИЛОЙ заставь их прийти!
— Брат Александр, — пролепетал Таврион, с каким-то подозрением разглядывая его, — я... я не узнаю тебя.
Арсений и не собирался долго играть роль Александра. Он подошёл вплотную и вылился мощным потоком ему в глаза:
— А ты никогда и не знал меня. Теперь узнаешь поближе.
У Тавриона слова застряли в горле, и в глазах появился страх. Видя его растерянность, Арсений устало подумал, что не так уж сложно будет подчинить всех остальных мятежников в обители. Он не сомневался – это время не за горами, ибо так ему открыл Бог. Он накинул на плечи поданный ему дорожный плащ, сделал небольшой шаг и как бы споткнулся, показывая, что ему трудно идти. Под властным взглядом серых глаз Таврион, словно антропоморфный механизм, подал ему руку, и будущий епископ с прежней гордой осанкой привычно опёрся на предплечье капеллана, как на своего остиария.
* * * *
Вездеход съехал с аппарелей похищенного магнетрала, развернулся на парковке, вырывая колёсами зелень. Дорофей «дал газу» – вездеход чуть ли не полетел по деревенской улице и вломился во двор дома Ардена, снеся забор. Из открывшейся задней двери выпрыгнули братья, уже переодетые каждый в свою одежду, выгрузили реанимационную капсулу с телом Максима и быстро покатили её в дом.
— У него другая анатомия, — бормотал себе под нос Арден, подключая капсулу к стационарному оборудованию у себя в операционной, — я совершенно не знаю, как он будет переносить препараты. А как наркоз?
Братья хмуро окружили капсулу, наблюдая за процессом.
— А с крыльями что? Крылья-то отрежем? — интересовался Евангел. — Вдруг у него вся сила в крыльях, как у Самсона – в волосах? Отрежем – и каюк!
— По всем вопросам хирургического вмешательства решает только Арден и Серафим, — строго ответил ему Вианор.
Новость про анатомию расстроила Серафима. Он молча стоял у изголовья прозрачного саркофага, вглядываясь в неподвижное лицо друга, словно покрытое тусклым серебром. Максим лежал на животе, вывернув голову вбок, полуукрытый до поясницы белым тонким покрывалом, раны на атлетически развитой спине выглядели свежими рубцами. Отростки на голове, как рожки дохлой улитки, раскинулись по подушке. Крыльям не находилось места, и они заполняли почти всё пространство капсулы. Казалось, он не дышал, но приборы фиксировали поступление кислорода в кровь и биение сердца.
Альберт подошёл сзади и, утешая, положил Серафиму руку на плечо.
«У меня лишь один поверенный друг — ночная тишина... Почему? — Потому что она нема…» 52 — со скорбью произнёс вслух Серафим, потом вдруг вскинулся, словно о чём-то важном подумал, быстро отвернулся и вышел из дома вон. Братья последовали за ним.
Полумёртвый от усталости Серафим еле стоял на ногах. Ещё по дороге в магнетрале действие реаниматора закончилось, и сейчас он держался лишь одним желанием: увидеть Валерию, прижаться к ней, после чего – сразу уснуть, положив голову ей на колени.
День был в разгаре, солнце наяривало. Братья, оставив Ардена дежурить у реанимационной капсулы, разгружали вездеход, эпично поблёскивающий треугольниками покрытия между сараем и проломленным забором.
Братья вытащили все коробки с ИРД, рассчитывая отдать их Марфе Ильиничне – видано ли, такую ораву мужиков прокормить? — и вереницей понесли их к дому Питирима.
Засаду они почувствовали, но было уже поздно. Чувство опасности возникло, как только они переступили порог дома Питирима. Сердце ёкнуло, словно посреди жаркого дня прошиб озноб. Они замерли посреди холла, прислушиваясь к какому-то плачу. Вианор и его послушники медленно опустили коробки на пол и достали стволы. Вианор глазами показал Дорофею контролировать лестницу на второй этаж, всем остальным дал рукой знак на отход.
Они попятились к двери. Антоний потянул за ручку, но дверь оказалась снаружи заперта.
— Контакт! — скомандовал Вианор.
Их вычислили... За ними пришли... Но кто? Федералы, братья или охрана Цитадели? «Сполохи» в вездеходе, на шестерых – только три ствола и смертельная усталость.
Они постояли с минуту. Ничего не происходило. Тогда Евангел с Дорофеем медленно добрались до порога гостиной и замерли с напряжёнными лицами. Серафим осторожно подтянулся к ним и увидел то же, что видели они.
В гостиной на зелёном диване сидел Питирим и прижимал к себе с двух сторон Валерию и Марфу Ильиничну. Валерия лежала у него на груди и сдавленно рыдала, Марфа Ильинична утирала кончиком платочка глаза, а Питирим, опустив голову, беззвучно двигал губами – молился. Больше никого в гостиной не было. Во всяком случае, никого не было видно.
Валерия, приподняла опухшее от слёз лицо, увидела в дверном проёме двух братьев с пистолетами, а посреди них – Серафима, и срывающимся голосом произнесла:
— Серафимушка... милый... уходи...
Предложение было интересным, но невыполнимым. Серафим напрягся, оглядывая гостиную. Она казалась пустой. Он сделал шаг вперёд и остановился, как вкопанный – на лбу у каждого из сидящих на диване зажгись точки от лазерных прицелов. Он оглянулся на братьев – такие же точки горели между глаз и у них. Значит, кто-то прицелился и в него.
Все замерли, боясь пошевелиться. Ветер продувал помещение, полоща занавески открытых настежь окон. Серафим быстро сообразил: если до сих пор их мозги не размазали по стене, значит, это – блеф. Их хотят живыми взять в плен. А это значит – сопротивление ещё возможно.
Вианор наугад послал пулю в простенок между окнами. Пуля во что-то ударилась, не долетев, вокруг пошла волна искажённого пространства. И комната пришла в движение. Что-то отделилось от стены и накинуло удавку Вианору на шею. И братья сцепились с невидимым противником. Раздавались глухие удары, треск мебели, выстрелы, женские крики. И только Питирим с отчаянием молился, укрывая ладонями головы женщин, прижимаясь губами к их макушкам.
Эту схватку братья проиграли. Нанося беспощадно удары в головы, их повалили и надели наручники, скрутив руки за спиной. Подняли, поставили на колени, надели на щиколотки кандалы и притянули наручники к ним. Из холла приволокли скованных в той же позе Антония и Альберта поставили в один ряд со схваченными в гостиной.
Серафим угрюмо усмехнулся: ответ на вопрос, кто перед ними, был получен и заключался в методе связывания противника, практикуемом в обители.
Один из напавших вышел из прозрачности и снял шлем. Густая кровь из рассечённой брови заливала глаза Серафиму и мешала видеть. Но остальные его узнали.
— Брат Таврион, — с радостью пополам с тревогой прохрипел Антоний. — Теперь тебя послали совершать это грязное дело? И бедного Кристиана? И Артемия? И Руфа? Всех послушников твоих? Они же здесь? Да, здесь?
— Мы здесь, наставник Антоний, — откуда-то слева донёсся искажённый динамиком голос. Антоний пригляделся и увидел облако марева, по форме напоминающее человека, поставившего одну ногу на опрокинутый стул.
— Просим великодушно простить нас за вторжение, — витиевато высказался Таврион и закинул «Сполох» за спину через плечо. — Мы не знали, чего от вас ждать и обезопасили себя.
