Савватий глухо застонал, как будто его душу разорвала боль:
– Господи... Я везде подвёл Тебя… я не смог ни достойно жить… ни достойно умереть…
Из его глаз полились слезы.
– Тут я с тобой соглашусь, – с недоброй интонацией произнёс Сергей. – Действительно, что тебе не давало достойно жить и быть человеком? Отвечай!! Где внедорожник?! Где ребята?!! Что вы с ними сделали?!
Савватий рукой утёр слёзы и перевёл на него взгляд, полный холодного злорадства, и хрипло сказал:
– Они не спаслись... Мои соболезнования… Мы расстреляли внедорожник из всех стволов. Не выжил никто. Всё-таки хоть в этом, Господи, я Тебя не подвёл! А теперь… теперь вы дадите мне умереть?!
Сергей закричал, как раненый зверь. Арден в ужасе закрыл лицо дрожащими руками, после обнял Сергея и выволок его в прихожую. Сергей не выдержал и зарыдал.
– Свершилось… Всё... Они добились своего... Они уничтожили пророка Божьего... О, как больно, Арден, как же больно… Вот, что испытывали апостолы, когда распяли их Учителя – Христа…
– Ну что ж, Сергей, – поднял почерневшее от горя лицо Арден. – Апостолы остались без Иисуса, но были ещё живы. Смотри, сколько дел совершили потом они, обратив в веру Христову всю Землю! И мы ещё живы! Владыка Питирим пожертвовал жизнью, чтобы мы с тобой обрели священство. Послужим же Господу в сане пресвитеров! Благовестие и забота о народе Божьем не должны пре
Сергей с отчаянием посмотрел на дверь в операционную:
– Что же теперь с ним делать? Арден! Хоть режь меня, но ты был не прав, что эту тварь оживил.
Арден тяжело вздохнул:
– Сергей, помнишь, как было в притче о милосердном самарянине? Он спас человека, которого изранили разбойники, и ушли, бросив его едва живым. Мимо проходил священник и, увидев его, прошёл. Потом мимо проходил левит и, увидев его, даже подошёл поближе посмотреть, но обнаружив, что он ещё живой, также пошёл дальше. И только самарянин сжалился и помог ему. А ведь раненый человек был иудеем, и, следовательно, был ему врагом. Неужели, Сергей, мы с тобой стали бы иллюстрацией к данной притче? Ведь мы с тобой – священники! Мы подошли и, увидев, что можно помочь… пошли бы дальше? Нет, это невозможно! Как я потом Господу буду в глаза смотреть, ведь благодаря Его милости сошлись, как бы случайно, три фактора: Он поддержал жизнь в этом человеке до нашего прихода, я обладаю квалификацией достаточной, чтобы спасти ему жизнь, а в пикапе лежал гибернатор!!
– И четвёртый фактор: ты читал Евангелие, – грустно буркнул Сергей. – Притча, на мой взгляд, подошла сюда с натяжкой: тот иудей не был боевиком, убившим твоих друзей. Но в целом я мысль твою понял. – Сергей встал и с волнением подошёл к окну, сжимая в душевной боли руки. – Арден, ты вглядывался в его глаза? У него глаза религиозного фанатика, которые, в сочетании с его внешностью белокурой арийской бестии, вызывают у меня только однозначные ассоциации. Ты знаешь историю замка Вевельсбург в Германии, в котором было училище по идеологической подготовке офицеров СС? Вполне обычный замок, основанный пятьсот лет назад. До начала прошлого он века был заброшен, пока его не посетил один из главных деятелей Третьего Рейха и организатор Холокоста, который решил сделать здесь кузницу кадров СС. После «конечной победы», как он утверждал, в замке должен будет находиться «центр мира». Почему именно там? Да потому что где-то в этих лесах Герман победил римлян, кроме того, замок треугольной формы, а этот идеолог был склонен к оккультизму. Вевельсбург был своего рода эсэсовским монастырём, в котором раз в год генерал ордена проводил заседание тайной консистории. Здесь все, кто принадлежал к высшему руководству ордена, должны были упражнять свой дух в искусстве сосредоточения. Судя по рассказам, там происходило много тёмных дел, свидетельством тому – выложенное «Чёрное солнце» на полу Зала обергруппенфюреров.
– Сергей, мне нехорошо, – с ужасом проговорил Арден. – Ты думаешь, в обители происходит то же самое?
– А ты так не думаешь? Что за человеческое жертвоприношение они с ним совершили? Его жизнь отдали за жизнь этого капеллана Александра? Что за алтарь Божий? – Сергей схватился за голову руками. – Господи, что нам с таким теперь делать? Одно утешает: он парализован и не так опасен. Но прошу тебя, не заставляйте меня дежурить рядом с ним. Если он не так на меня посмотрит, я боюсь, что у меня не хватит духовных сил и я вломлю ему.
Арден вздохнул и сказал:
– Хорошо, Сергей! Но мужайся: братьев в общине после арестов осталось совсем мало, всё равно рано или поздно придётся.
– Лучше поздно, чем рано, – проворчал Сергей. – Я пришлю вместо себя сегодня кого-нибудь.
На следующее утро Савватий наблюдал за человеком, стоящим над ним. Под его пристальным взглядом человеку было неуютно. Когда тот набрал в лёгкие воздух, чтобы что-то сказать, Савватий упредил его:
– Не надо ничего говорить. Меня устраивало, когда вы молчали.
Человек выдохнул, помолчал, но всё-таки сказал:
– Хорошо… я понимаю. Знаешь, я даже не могу себе представить, что ты сейчас чувствуешь, запертый в своём теле. Я хотел бы, но не знаю, как облегчить твои страдания! Если ты захочешь поговорить…
Савватий со злостью его оборвал:
– Есть такая тяжёлая форма духовного насилия над человеком, о которой нас предупреждали на каретативной практике в обители. Когда готовили для служения в госпиталях. Проповедовать Бога прикованному к постели человеку, который слышать о Нём ничего не хочет, зная, что он не может от тебя никуда деться! Теперь я на своей шкуре испытываю это! – его губы скривились в страдальческой усмешке. – Поверьте, если бы я мог, то я бы сбежал, только бы вас не видеть, и захлопнул бы за собой дверь!
– Савватий…
– Замолчите!!! – с яростью закричал Савватий. – Прошу вас, отойдите!!! Сделайте так, чтобы я перестал вас видеть!!!
Человек тяжело вздохнул и с сокрушением сказал:
– Конечно… прости меня, пожалуйста... Если тебе всё-таки захочется помолиться, я могу почитать тебе псалмы…
Савватий в бешенстве закрыл глаза, чтобы сдержаться… Он не открывал их до тех пор, пока не услышал, что человек отошёл от капсулы, тогда он открыл глаза, переполненные слезами, и прошептал:
– Господь мой… молю тебя… защити мою бессильную душу…
В комнате была тишина. Сигналы, которые издавали медицинские приборы, какими бы тихими они не были, но они сводили с ума. Разум Савватия вскипал злобой, ранее абсолютно чуждой ему. Он попытался размышлять о её причинах, но не мог сосредоточиться, он понял только одно: это, скорее всего, был тот самый праведный гнев, спасающий душу от воздействия дьявольского, о котором им рассказывали в обители: для того, чтобы стать неуязвимым для зла, зло нужно возненавидеть.
Он попытался внутри сосредоточиться, чтобы помолиться Господу, но внутри были только холод и ненависть. Если бы под рукой был молитвослов, чтобы разумом зацепиться за благодатные молитвы! Он, вывернув голову, посмотрел вбок и увидел человека, сидящего рядом в кресле. В руках он держал Библию и читал её.
– Хорошо, – через силу согласился Савватий, – читайте. Девяностый псалом. Пожалуйста…
Человек поднял на него спокойные глаза, полистал Библию и начал читать:
– Ты, что у Вышнего под кровом живёшь, под сенью Крепкого вкушаешь покой, скажи Господу: «Оплот мой, сила моя, Ты – Бог мой, уповаю на Тебя!», ибо Он избавит тебя от сети ловца и от язвы злой, своими крылами осенит тебя, и под сенью перьев Его найдёшь укром. Щит твой и доспех твой – верность Его!»
Молитва действовала на душу Савватия, как анестезия. Внутри стала утихать душевная боль, притуплялась эта неясная, безотчётная злоба. Когда человек закончил псалом, он замолчал.
– Почему ты любишь этот псалом, Савватий? – спросил человек.
Савватий удивился вопросу, и задумался, действительно, почему? Он ответил:
– Когда я слышу этот псалом, я слышу речь наставника ученику, выражающего уверенность в полной безопасности человека, который надеется на Бога и пребывает в общении с Ним. В нём все выгоды полной надежды на Бога.
– Я тоже люблю этот псалом, – сказал человек, – и всегда размышляю: как странно, что именно строчки из этого псалма процитировал дьявол, искушая Иисуса в пустыне, когда призвал его совершить самоубийство и броситься с высоты вниз, при этом положившись полностью на Бога. И какая нужна духовная трезвость, чтобы различать добро и зло, чтобы человеку, воспитанному в библейской традиции, отвергнуть слова, сказанные в самом Писании?
Савватий искоса посмотрел на него и сказал:
– Я тоже размышлял об этом, и пришёл к выводу: главное не что тебе говорят, а кто.
– Я с тобой полностью согласен, – оживился человек. – Но, чтобы прийти к таким выводам, нужно иметь опыт различения духов. И, судя по всему, ты его имеешь.
– Не льстите мне, – холодно ответил Савватий, – просто дело в том широком образовании, которое я имею. Наличие образования позволяет покинуть узкие границы категорий. Оно даёт видеть явления в их взаимодействии.
– Ты имеешь богословское образование? – спросил человек. – Ты получил его в обители?
Савватий кивнул и дополнил:
– И лингвистическое светское, которое получил в военной академии. Я знаю многие современные языки. В обители я изучил древние…
– Древние? – с интересом переспросил человек.
– Да… библейские языки. Я очень хотел читать Писание на языке оригинала, ведь псалмы, сложенные по правилам еврейской поэзии, часто достигают изумительной красоты и силы.
– Ты читаешь Писание на древнем иврите?! – удивился человек.
– Да… – немного сконфуженно сказал Савватий, – и на древнегреческом. Иногда в библейских текстах есть большие вставки на арамейском, поэтому я изучил и арамейский.
Человек привстал, взволнованно подошёл к капсуле Савватия и посмотрел на него в чрезвычайном удивлении.
– Погоди… ты знаешь арамейский? Какой диалект?
– Галилейский, – ответил Савватий, и добавил: – Хотя, конечно, изучил и имперский арамейский, но он так унифицирован, что трудно про него сказать, что он имеет диалект.
– О, мой Господь! – воскликнул человек и зашагал по комнате.
Савватий молчал и ждал каких-то объяснений такому его удивлению.
Наконец, человек подошёл к капсуле так, чтобы появиться в его поле зрения и сказал:
– Савватий, если я покажу тебе один текст на арамейском, ты сможешь его прочитать?
Глаза Савватия расширились. Он испытал ажиотажное волнение, какое всегда испытывал при встрече с древними рукописями, и быстро кивнул. Человек прерывисто вздохнул и сказал:
– Подожди меня, пожалуйста! Я сбегаю домой и принесу его тебе.
Он бросился к дверям, но потом остановился и повернулся.
– Савватий… Могу ли я надеяться, что ты не совершишь в моё отсутствие никаких глупостей?
Савватий смекнул, если человек боится, значит, он в своём состоянии может что-то сделать. Об этом надо будет подумать. Он усмехнулся и сказал:
– Если вы считаете, что могу, то я это непременно сделаю. Но только после того, как увижу этот текст. – Савватий понял, что человек колеблется, и тихо добавил: – Я обещаю вам, что я вас дождусь.
Человек глянул на него, кивнул и быстро вышел.
Савватий начал судорожно осматриваться, насколько позволяла ему подвижность. Он понял, что может опираться на левую руку и немного приподниматься, правая рука от локтя до кончиков пальцев была в гипсе. Он приподнял покрывало, которым был укрыт до пояса и оглядел себя, потому что не чувствовал своего тела. На нём не было одежды, никаких датчиков тоже не было, очевидно наблюдение за функционированием организма производилось дистанционно через сканер, который был расположен над ним. Вокруг не было никаких силовых кабелей, никаких острых предметов. Он вспомнил, как в учебке их учили на случай пленения для совершения самоубийства использовать оконное стекло. Но до него ещё надо было добраться, чтобы разбить. Савватий ударил в купол капсулы, но понял, что он из прочного пластика и не подойдёт для его целей. Значит, когда представится возможность, он попробует перевалиться через бортик капсулы и, используя одну руку, добраться до окна.
Человек быстро вернулся. У него была в руках большая папка. Он положил её на столик около кресла, раскрыл её, достал пергамент, упакованный в пластик, и подал Савватию, который схватил его и поднёс к глазам. От удивления по его руке прошла дрожь. Он поднял на человека глаза и непослушным языком произнёс:
– Откуда это у вас?
Настало очередь удивиться человеку:
– А ты что, знаешь, что это?
Савватий приподнял голову и посмотрел на папку:
– Если я правильно догадываюсь, то у вас в этой папке должны быть и другие свитки, найденные в том же месте?
Человек, казалось, потерял дар речи. Он смотрел на Савватия в чрезвычайном изумлении.
– Нет… ты этого не можешь знать, если только ты не…
Савватий вгляделся в его лицо и спросил:
– Простите… а как вас зовут?
– Меня зовут Антон Сибиряков.
– Антон Иванович? – изумился Савватий и лихорадочно заговорил: – Я вас знаю! Вы руководили археологическими раскопками в окрестностях Арабуна, недалеко от Назарета. Мы тогда зачистили эту территорию от террористов, и вы попросили дать вам возможность осмотреть эту местность. По вашим словам, исследование этого места никогда не представлялось возможным, потому что там всегда была война. И вы нашли в горах пещеры, в которых в первом веке жили христианские общины, сохранившие эти пергаменты, на которых на арамейском языке содержится упоминание о жизни Иисуса в Назарете до его выхода на служение! Это была крупнейшая находка со времён находки Кумранских текстов!
Человек изумлённо кивнул и радостно воскликнул:
– Да! Даже более! В нём была описана история жизни Иисуса Христа, факты из которой упоминаются только в одном из Евангелий! К сожалению, тут не всё… На этих пергаментах только конец истории. Явно, что есть пергаменты, где у неё было начало, и, если бы у нас ещё было время, мы бы их обязательно нашли. Но тогда снова начались обстрелы, и нам пришлось эвакуироваться. Мы думали это временно. Но оказалось, что это навсегда. Мне понизили социальный рейтинг, лишили возможности продолжать исследования. Да и сколько военные ни старались, они больше не могли отбить у террористов этот клочок библейской земли. – Антон вздохнул. – Признаться, Савватий, я очень удивлён нашей встречей… но простите уж меня, я вас совсем не помню…
Савватий усмехнулся:
– Для гражданских люди в форме все на одно лицо.
Он внимательно вгляделся в текст и с благоговением произнёс:
– О, мой Господь… думал ли я, что когда-нибудь это увижу...– он поднял глаза на Антона и медленно произнёс: – А вы ведь даже не знаете, что было дальше…
Антон удивлённо посмотрел на него. Савватий очень волновался, пергамент в его руке дрожал.
– Антон Иванович… После того, как стало ясно, что боевики обратно отобьют эту территорию, что мы не сможем удержаться… после того, как мы попросили вашу группу немедленно покинуть опасную зону, и вы уехали… я окапывал свою огневую позицию в горах, куда мы отступили, чтобы удержать высоты… и провалился в пещеру. Там я и нашёл пергаменты, где было начало этой истории. И я всегда мечтал увидеть её продолжение.
Антон побледнел. Он покачнулся, удерживаясь рукой за край капсулы.
– Где же эти тексты? Куда ты их отдал? – С замиранием сердца произнёс он.
– Господи... Я везде подвёл Тебя… я не смог ни достойно жить… ни достойно умереть…
Из его глаз полились слезы.
– Тут я с тобой соглашусь, – с недоброй интонацией произнёс Сергей. – Действительно, что тебе не давало достойно жить и быть человеком? Отвечай!! Где внедорожник?! Где ребята?!! Что вы с ними сделали?!
Савватий рукой утёр слёзы и перевёл на него взгляд, полный холодного злорадства, и хрипло сказал:
– Они не спаслись... Мои соболезнования… Мы расстреляли внедорожник из всех стволов. Не выжил никто. Всё-таки хоть в этом, Господи, я Тебя не подвёл! А теперь… теперь вы дадите мне умереть?!
Сергей закричал, как раненый зверь. Арден в ужасе закрыл лицо дрожащими руками, после обнял Сергея и выволок его в прихожую. Сергей не выдержал и зарыдал.
– Свершилось… Всё... Они добились своего... Они уничтожили пророка Божьего... О, как больно, Арден, как же больно… Вот, что испытывали апостолы, когда распяли их Учителя – Христа…
– Ну что ж, Сергей, – поднял почерневшее от горя лицо Арден. – Апостолы остались без Иисуса, но были ещё живы. Смотри, сколько дел совершили потом они, обратив в веру Христову всю Землю! И мы ещё живы! Владыка Питирим пожертвовал жизнью, чтобы мы с тобой обрели священство. Послужим же Господу в сане пресвитеров! Благовестие и забота о народе Божьем не должны пре
Сергей с отчаянием посмотрел на дверь в операционную:
– Что же теперь с ним делать? Арден! Хоть режь меня, но ты был не прав, что эту тварь оживил.
Арден тяжело вздохнул:
– Сергей, помнишь, как было в притче о милосердном самарянине? Он спас человека, которого изранили разбойники, и ушли, бросив его едва живым. Мимо проходил священник и, увидев его, прошёл. Потом мимо проходил левит и, увидев его, даже подошёл поближе посмотреть, но обнаружив, что он ещё живой, также пошёл дальше. И только самарянин сжалился и помог ему. А ведь раненый человек был иудеем, и, следовательно, был ему врагом. Неужели, Сергей, мы с тобой стали бы иллюстрацией к данной притче? Ведь мы с тобой – священники! Мы подошли и, увидев, что можно помочь… пошли бы дальше? Нет, это невозможно! Как я потом Господу буду в глаза смотреть, ведь благодаря Его милости сошлись, как бы случайно, три фактора: Он поддержал жизнь в этом человеке до нашего прихода, я обладаю квалификацией достаточной, чтобы спасти ему жизнь, а в пикапе лежал гибернатор!!
– И четвёртый фактор: ты читал Евангелие, – грустно буркнул Сергей. – Притча, на мой взгляд, подошла сюда с натяжкой: тот иудей не был боевиком, убившим твоих друзей. Но в целом я мысль твою понял. – Сергей встал и с волнением подошёл к окну, сжимая в душевной боли руки. – Арден, ты вглядывался в его глаза? У него глаза религиозного фанатика, которые, в сочетании с его внешностью белокурой арийской бестии, вызывают у меня только однозначные ассоциации. Ты знаешь историю замка Вевельсбург в Германии, в котором было училище по идеологической подготовке офицеров СС? Вполне обычный замок, основанный пятьсот лет назад. До начала прошлого он века был заброшен, пока его не посетил один из главных деятелей Третьего Рейха и организатор Холокоста, который решил сделать здесь кузницу кадров СС. После «конечной победы», как он утверждал, в замке должен будет находиться «центр мира». Почему именно там? Да потому что где-то в этих лесах Герман победил римлян, кроме того, замок треугольной формы, а этот идеолог был склонен к оккультизму. Вевельсбург был своего рода эсэсовским монастырём, в котором раз в год генерал ордена проводил заседание тайной консистории. Здесь все, кто принадлежал к высшему руководству ордена, должны были упражнять свой дух в искусстве сосредоточения. Судя по рассказам, там происходило много тёмных дел, свидетельством тому – выложенное «Чёрное солнце» на полу Зала обергруппенфюреров.
– Сергей, мне нехорошо, – с ужасом проговорил Арден. – Ты думаешь, в обители происходит то же самое?
– А ты так не думаешь? Что за человеческое жертвоприношение они с ним совершили? Его жизнь отдали за жизнь этого капеллана Александра? Что за алтарь Божий? – Сергей схватился за голову руками. – Господи, что нам с таким теперь делать? Одно утешает: он парализован и не так опасен. Но прошу тебя, не заставляйте меня дежурить рядом с ним. Если он не так на меня посмотрит, я боюсь, что у меня не хватит духовных сил и я вломлю ему.
Арден вздохнул и сказал:
– Хорошо, Сергей! Но мужайся: братьев в общине после арестов осталось совсем мало, всё равно рано или поздно придётся.
– Лучше поздно, чем рано, – проворчал Сергей. – Я пришлю вместо себя сегодня кого-нибудь.
****
На следующее утро Савватий наблюдал за человеком, стоящим над ним. Под его пристальным взглядом человеку было неуютно. Когда тот набрал в лёгкие воздух, чтобы что-то сказать, Савватий упредил его:
– Не надо ничего говорить. Меня устраивало, когда вы молчали.
Человек выдохнул, помолчал, но всё-таки сказал:
– Хорошо… я понимаю. Знаешь, я даже не могу себе представить, что ты сейчас чувствуешь, запертый в своём теле. Я хотел бы, но не знаю, как облегчить твои страдания! Если ты захочешь поговорить…
Савватий со злостью его оборвал:
– Есть такая тяжёлая форма духовного насилия над человеком, о которой нас предупреждали на каретативной практике в обители. Когда готовили для служения в госпиталях. Проповедовать Бога прикованному к постели человеку, который слышать о Нём ничего не хочет, зная, что он не может от тебя никуда деться! Теперь я на своей шкуре испытываю это! – его губы скривились в страдальческой усмешке. – Поверьте, если бы я мог, то я бы сбежал, только бы вас не видеть, и захлопнул бы за собой дверь!
– Савватий…
– Замолчите!!! – с яростью закричал Савватий. – Прошу вас, отойдите!!! Сделайте так, чтобы я перестал вас видеть!!!
Человек тяжело вздохнул и с сокрушением сказал:
– Конечно… прости меня, пожалуйста... Если тебе всё-таки захочется помолиться, я могу почитать тебе псалмы…
Савватий в бешенстве закрыл глаза, чтобы сдержаться… Он не открывал их до тех пор, пока не услышал, что человек отошёл от капсулы, тогда он открыл глаза, переполненные слезами, и прошептал:
– Господь мой… молю тебя… защити мою бессильную душу…
В комнате была тишина. Сигналы, которые издавали медицинские приборы, какими бы тихими они не были, но они сводили с ума. Разум Савватия вскипал злобой, ранее абсолютно чуждой ему. Он попытался размышлять о её причинах, но не мог сосредоточиться, он понял только одно: это, скорее всего, был тот самый праведный гнев, спасающий душу от воздействия дьявольского, о котором им рассказывали в обители: для того, чтобы стать неуязвимым для зла, зло нужно возненавидеть.
Он попытался внутри сосредоточиться, чтобы помолиться Господу, но внутри были только холод и ненависть. Если бы под рукой был молитвослов, чтобы разумом зацепиться за благодатные молитвы! Он, вывернув голову, посмотрел вбок и увидел человека, сидящего рядом в кресле. В руках он держал Библию и читал её.
– Хорошо, – через силу согласился Савватий, – читайте. Девяностый псалом. Пожалуйста…
Человек поднял на него спокойные глаза, полистал Библию и начал читать:
– Ты, что у Вышнего под кровом живёшь, под сенью Крепкого вкушаешь покой, скажи Господу: «Оплот мой, сила моя, Ты – Бог мой, уповаю на Тебя!», ибо Он избавит тебя от сети ловца и от язвы злой, своими крылами осенит тебя, и под сенью перьев Его найдёшь укром. Щит твой и доспех твой – верность Его!»
Молитва действовала на душу Савватия, как анестезия. Внутри стала утихать душевная боль, притуплялась эта неясная, безотчётная злоба. Когда человек закончил псалом, он замолчал.
– Почему ты любишь этот псалом, Савватий? – спросил человек.
Савватий удивился вопросу, и задумался, действительно, почему? Он ответил:
– Когда я слышу этот псалом, я слышу речь наставника ученику, выражающего уверенность в полной безопасности человека, который надеется на Бога и пребывает в общении с Ним. В нём все выгоды полной надежды на Бога.
– Я тоже люблю этот псалом, – сказал человек, – и всегда размышляю: как странно, что именно строчки из этого псалма процитировал дьявол, искушая Иисуса в пустыне, когда призвал его совершить самоубийство и броситься с высоты вниз, при этом положившись полностью на Бога. И какая нужна духовная трезвость, чтобы различать добро и зло, чтобы человеку, воспитанному в библейской традиции, отвергнуть слова, сказанные в самом Писании?
Савватий искоса посмотрел на него и сказал:
– Я тоже размышлял об этом, и пришёл к выводу: главное не что тебе говорят, а кто.
– Я с тобой полностью согласен, – оживился человек. – Но, чтобы прийти к таким выводам, нужно иметь опыт различения духов. И, судя по всему, ты его имеешь.
– Не льстите мне, – холодно ответил Савватий, – просто дело в том широком образовании, которое я имею. Наличие образования позволяет покинуть узкие границы категорий. Оно даёт видеть явления в их взаимодействии.
– Ты имеешь богословское образование? – спросил человек. – Ты получил его в обители?
Савватий кивнул и дополнил:
– И лингвистическое светское, которое получил в военной академии. Я знаю многие современные языки. В обители я изучил древние…
– Древние? – с интересом переспросил человек.
– Да… библейские языки. Я очень хотел читать Писание на языке оригинала, ведь псалмы, сложенные по правилам еврейской поэзии, часто достигают изумительной красоты и силы.
– Ты читаешь Писание на древнем иврите?! – удивился человек.
– Да… – немного сконфуженно сказал Савватий, – и на древнегреческом. Иногда в библейских текстах есть большие вставки на арамейском, поэтому я изучил и арамейский.
Человек привстал, взволнованно подошёл к капсуле Савватия и посмотрел на него в чрезвычайном удивлении.
– Погоди… ты знаешь арамейский? Какой диалект?
– Галилейский, – ответил Савватий, и добавил: – Хотя, конечно, изучил и имперский арамейский, но он так унифицирован, что трудно про него сказать, что он имеет диалект.
– О, мой Господь! – воскликнул человек и зашагал по комнате.
Савватий молчал и ждал каких-то объяснений такому его удивлению.
Наконец, человек подошёл к капсуле так, чтобы появиться в его поле зрения и сказал:
– Савватий, если я покажу тебе один текст на арамейском, ты сможешь его прочитать?
Глаза Савватия расширились. Он испытал ажиотажное волнение, какое всегда испытывал при встрече с древними рукописями, и быстро кивнул. Человек прерывисто вздохнул и сказал:
– Подожди меня, пожалуйста! Я сбегаю домой и принесу его тебе.
Он бросился к дверям, но потом остановился и повернулся.
– Савватий… Могу ли я надеяться, что ты не совершишь в моё отсутствие никаких глупостей?
Савватий смекнул, если человек боится, значит, он в своём состоянии может что-то сделать. Об этом надо будет подумать. Он усмехнулся и сказал:
– Если вы считаете, что могу, то я это непременно сделаю. Но только после того, как увижу этот текст. – Савватий понял, что человек колеблется, и тихо добавил: – Я обещаю вам, что я вас дождусь.
Человек глянул на него, кивнул и быстро вышел.
Савватий начал судорожно осматриваться, насколько позволяла ему подвижность. Он понял, что может опираться на левую руку и немного приподниматься, правая рука от локтя до кончиков пальцев была в гипсе. Он приподнял покрывало, которым был укрыт до пояса и оглядел себя, потому что не чувствовал своего тела. На нём не было одежды, никаких датчиков тоже не было, очевидно наблюдение за функционированием организма производилось дистанционно через сканер, который был расположен над ним. Вокруг не было никаких силовых кабелей, никаких острых предметов. Он вспомнил, как в учебке их учили на случай пленения для совершения самоубийства использовать оконное стекло. Но до него ещё надо было добраться, чтобы разбить. Савватий ударил в купол капсулы, но понял, что он из прочного пластика и не подойдёт для его целей. Значит, когда представится возможность, он попробует перевалиться через бортик капсулы и, используя одну руку, добраться до окна.
Человек быстро вернулся. У него была в руках большая папка. Он положил её на столик около кресла, раскрыл её, достал пергамент, упакованный в пластик, и подал Савватию, который схватил его и поднёс к глазам. От удивления по его руке прошла дрожь. Он поднял на человека глаза и непослушным языком произнёс:
– Откуда это у вас?
Настало очередь удивиться человеку:
– А ты что, знаешь, что это?
Савватий приподнял голову и посмотрел на папку:
– Если я правильно догадываюсь, то у вас в этой папке должны быть и другие свитки, найденные в том же месте?
Человек, казалось, потерял дар речи. Он смотрел на Савватия в чрезвычайном изумлении.
– Нет… ты этого не можешь знать, если только ты не…
Савватий вгляделся в его лицо и спросил:
– Простите… а как вас зовут?
– Меня зовут Антон Сибиряков.
– Антон Иванович? – изумился Савватий и лихорадочно заговорил: – Я вас знаю! Вы руководили археологическими раскопками в окрестностях Арабуна, недалеко от Назарета. Мы тогда зачистили эту территорию от террористов, и вы попросили дать вам возможность осмотреть эту местность. По вашим словам, исследование этого места никогда не представлялось возможным, потому что там всегда была война. И вы нашли в горах пещеры, в которых в первом веке жили христианские общины, сохранившие эти пергаменты, на которых на арамейском языке содержится упоминание о жизни Иисуса в Назарете до его выхода на служение! Это была крупнейшая находка со времён находки Кумранских текстов!
Человек изумлённо кивнул и радостно воскликнул:
– Да! Даже более! В нём была описана история жизни Иисуса Христа, факты из которой упоминаются только в одном из Евангелий! К сожалению, тут не всё… На этих пергаментах только конец истории. Явно, что есть пергаменты, где у неё было начало, и, если бы у нас ещё было время, мы бы их обязательно нашли. Но тогда снова начались обстрелы, и нам пришлось эвакуироваться. Мы думали это временно. Но оказалось, что это навсегда. Мне понизили социальный рейтинг, лишили возможности продолжать исследования. Да и сколько военные ни старались, они больше не могли отбить у террористов этот клочок библейской земли. – Антон вздохнул. – Признаться, Савватий, я очень удивлён нашей встречей… но простите уж меня, я вас совсем не помню…
Савватий усмехнулся:
– Для гражданских люди в форме все на одно лицо.
Он внимательно вгляделся в текст и с благоговением произнёс:
– О, мой Господь… думал ли я, что когда-нибудь это увижу...– он поднял глаза на Антона и медленно произнёс: – А вы ведь даже не знаете, что было дальше…
Антон удивлённо посмотрел на него. Савватий очень волновался, пергамент в его руке дрожал.
– Антон Иванович… После того, как стало ясно, что боевики обратно отобьют эту территорию, что мы не сможем удержаться… после того, как мы попросили вашу группу немедленно покинуть опасную зону, и вы уехали… я окапывал свою огневую позицию в горах, куда мы отступили, чтобы удержать высоты… и провалился в пещеру. Там я и нашёл пергаменты, где было начало этой истории. И я всегда мечтал увидеть её продолжение.
Антон побледнел. Он покачнулся, удерживаясь рукой за край капсулы.
– Где же эти тексты? Куда ты их отдал? – С замиранием сердца произнёс он.
