Единственным украшением комнаты служили книжные полки, которыми были завешаны все стены, манящие корешками стоящих на них книг. В красном углу на полочке располагалась икона Спасителя. Максим, глядя на неё, перекрестился, подошёл к окну, отодвинул грубую льняную занавеску и посмотрел с высоты вниз. Дом Кира стоял на небольшом возвышении, и перед его взором простиралось поле, вдалеке темнел лес, в небесах, в сизой дымке облаков догорал оранжево-красный закат.
– Прости за отсутствие какого-то особенного комфорта, – сказал Кир.
– Что ты! Напротив! – с улыбкой на бескровном лице повернулся к нему Максим. – Как раз комфорт в том, что это действительно напоминает мне мою келью… Как же я тебе благодарен, Кир!
– Тогда светлой молитвы тебе, Максим, – тихо сказал Кир. – Если я понадоблюсь тебе – моя дверь напротив, для тебя она всегда открыта.
Кир собирался уйти. Затаившийся холод, как змей, торжествующе приподнял голову, глядя ему вслед. Максим схватился рукой за сердце и вскрикнул:
– Нет, Кир! Не уходи! Помолись со мной, Кир!
Кир взглянул на него и спросил:
– Но тебе же хотелось побыть одному?
Максим опустил глаза и сказал:
– Что-то во мне… Когда я один… я не один…
Максим встал перед иконой на колени. Кир с горечью кивнул, вернулся в комнату и преклонил колени вместе с ним.
– Максим, – тихо сказал он, повернувшись к нему. – А ты говорил, что это – лишь мечта… Радуйся! Вот и началась она – наша другая жизнь!
И лицо Максима озарилось радостью, он перекрестился. Кир перекрестился вслед за ним, и Максим прикрыл глаза и, соединяя ум и сердце, тихо запел:
Deite laoi, apantes sumphonos,
Hriston animnesomen,
Ton en to baptismati...
Pantas hmas ekafaranta...
В болезненной, глухой тоске Александр смотрел, как от него уводят только что вновь обретённого брата, сердцем содрогаясь от холодного отчуждённого взгляда Максима, словно гвоздём, прибившим его ко кресту душевных мучений. Когда он скрылся за дверью, Александр обвёл глазами присутствующих в трапезной. Все смотрели на него, кто со страхом, кто с непониманием, кто с удивлением. Тут были даже дети, и они тоже робко глядели на него, прижавшись к ногам взрослых. Радость исчезла со всех лиц. И в этом был виноват он. В муке отчаяния он встал перед ними на колени.
– Братья и сёстры… народ Божий! Перед Господом и перед вами я преклоняю колени в мольбе простить мой грех, который привёл к вашим таким жестоким страданиям и бедам. Исповедую вам, что это я повинен в ранах на теле владыки Питирима. Я получил приказ на убийство вашего епископа; я отдал приказ своим послушникам на его исполнение и не могу отменить его, потому что мне они теперь не поверят. Я сам не знал любви Христовой и не смог научить ей своих духовных детей. Брат Максим не виноват в том, что он собирается сделать... Прошу вас, только не вините его! Я, только я виноват перед ним и перед всеми вами! Простите меня за ад, который мы принесли на вашу святую землю, за страдания, которые теперь вам придётся из-за нас претерпеть...
Из-за спины стоящих в молчании людей вышел Стефан.
– Отец Александр, – сказал он. – Да благословит тебя Господь за твоё покаяние. Мы принимаем его. Ведь на это способен не только тот, в ком есть мужество, но тот, в ком есть святость. Мы видим Духа Святого в тебе, это значит, что тебя принимает Сам Господь! Как же мы не примем святого Его?
Александр с замиранием сердца выслушал его и вскинул на него глаза.
Стефан подошёл к нему и с благоговением поднял с колен. После он обернулся ко всем и сказал:
– Дорогие, давайте продолжил нашу трапезу! Из обыденной она стала праздничной, ведь Господь привёл нам новых братьев! Христос посреди нас, отец Александр!
Александр не мог выразить никакими словами чувство своего волнения. Он с готовыми излиться из глаз слезами посмотрел на Стефана и ответил:
– Есть и будет!
– Аминь! – воскликнул Стефан и троекратно поцеловал его.
– Христос посреди нас! – услышал Александр со всех сторон, и каждому отвечал, разделяя со всеми своё счастье:
– Есть и будет! Есть и будет! Есть и будет!
К нему подходили братья и сёстры с такими сияющими глазами, что его душа таяла в трепете от этого света. Они давали целование мира, и он отвечал им тем же. К нему даже подошли детки, и он, наклонившись, их обнимал. Он чувствовал себя гадким утёнком из сказки Ханса Кристиана Андерсена, которого белые лебеди приняли в свою стаю, и от осознания этого его сердце взрывалось восторгом и благодарностью Богу. Питирим, с любовью глядя на него, от всей души славил Господа.
Когда в трапезной не осталось уже ни одного человека, который бы лично не обнял и не поцеловал Александра, Стефан жестом руки попросил его сесть за стол. Александр снял с себя снаряжение и сел на предложенный ему стул, рядом с ним Стефан посадил Андрея. По правую руку от Александра сел Питирим, который улыбнулся ему и сказал:
– Теперь только благодари Господа и не страшись за брата Максима. Из-за страха можно забыть те слова, которые сам Господь сказал тебе. Помни их и уповай на Него.
Александр с мукой выдохнул и перекрестился. Они помолились и начали трапезу. Пища была скромной, но для них троих после стольких голодных дней еда казалась достойной трапезы небесной.
Стефан поближе подвинулся к ним и сказал:
– Отец Александр! Брат Андрей! Я прошу вас: не откажите мне в радости принять вас сегодня в моём доме. Я буду рад разделить с вами свой кров. И… нам есть чем с вами поделиться. Я думаю, то, что мы расскажем, утешит отца Александра и вдохновит.
Александр взглянул на него с интересом и нетерпением:
– Простите, кто вы?
– Меня зовут брат Стефан. Я являюсь старшим общины Вознесенки. Я не пресвитер, как вы, но теперь надеюсь, что скоро им стану, – и Стефан с улыбкой посмотрел на Питирима.
– Благодарю вас, брат Стефан, – с поклоном головы ответил Александр, – мы с Андреем с радостью примем ваше предложение.
Может быть, конечно, я и не прав, но после Серафима этот Максим мне показался менее опасным. Или это только показалось? Слишком уж он был симпатичным, чтобы представить, что в такой красоте могло таиться какое-то зло. К тому же он не бросался в бешенстве на Питирима, а был настолько сдержан, что, если и хотел убить Питирима, то ничем не выдал своих намерений… кроме этого страшного, как атомный взрыв, взгляда, который он вперил в него. А может быть, за это время что-то произошло со мной: то ли я возмужал и окреп, то ли, наоборот, успел расслабиться, то ли попросту у меня выработался уже на этих послушников иммунитет. Я помолился и попросил Господа как-нибудь мне ответить, закончена ли моя миссия Защитника или нет, ведь тут полно тех, кто способен Питирима защитить. Один только отец Александр чего стоит.
Поздно вечером мы с Александром, сытые, чистенькие, выбритые, переодетые в одежду, которую спешно подобрали для нас, сидели за столом, вокруг которого собрались братья Совета. Неяркий свет от лампы с плетённым абажуром, висящей над столом, освещал лица собравшихся и создавал уют в полумраке комнаты. Пришёл и Питирим в сопровождении некоего брата Ардена. Он был тоже вымытый и в свежей одежде, с чистой повязкой на обритой голове и пластырем на лбу через рассечённую бровь. Мы горячо обнялись, как будто со времени нашей разлуки прошла вечность, хотя расстались-то на пару часов. И правда, я уже очень привык к ним. Капеллана я уже давно перестал бояться. Я его зауважал и даже полюбил.
Питирима посадили рядом с нами и попросили рассказать обо всём, что произошло с момента, как мы покинули Луговое. И мы вместе с Питиримом всем рассказали, как на внедорожнике мы ехали через перевал, как попали в засаду и как упали в реку, и как тащили друг друга через горы. Рассказали, как мы встретили отца Александра, и про ту страшную ночную грозу, как капеллан хотел нас убить, но сам погиб от удара молнии, и про реаниматор, и как Питирим молился об исцелении Александра, и как он чудесно ожил. Рассказали, как на нас напал Серафим и хотел убить Питирима с Александром, но Александр это сделать не дал, а привязал его к дереву и по своему навигатору повёл нас к Вознесенке; и как Александр прятал нас от квадролёта, как исполнял свои обеты и ничего не пил и не ел, но нёс израненного Питирима, как он кормил и как защищал нас. Я рассказал, как мы с капелланом, уложив измученного дневной дорогой Питирима отдыхать, соорудив над ним шалашик, часто шёпотом у костра разговаривали о Христе, о его жизни, смерти и воскресении. Александр рассказывал, как жили первые христиане-апостолы, и их жизнь была такой, что во Христа поверил весь мир. И, наконец, Питирим рассказал всем то, что я так хотел услышать: как отец Александр был восхищен Господом до Седьмого Неба и удостоен чистого созерцания Славы Божьей, как Господь его преобразил, удалив от него убивающие его обеты, и оживотворил его душу. И после этого Питирим завершил:
– Вы понимаете, братья, кого нам даровал Господь? Отец Александр не может сам о себе свидетельствовать, и даже если станет – его свидетельство не истинно: по писанию, нужны два свидетеля. Я есть первый свидетель: Господь мне открыл, что отец Александр – великий пастырь, которому Он вручает своё стадо. Господь вручил ему нас! И второй свидетель – брат Стефан, который в Духе увидел в отце Александре Божьего избранника. Дорогие! К нам Господь привёл великого наставника и душепопечителя. И поэтому я спрашиваю вас сейчас: можем ли мы предложить отцу Александру стать нашим братским пастырем и священником?
Отец Александр, всё ещё молчаливый и грустный после встречи с Максимом, теперь, откинувшись на спинку стула, с таким изумлением смотрел на него, что казалось, тому, что он слышит, он просто не верит.
– Братья, что скажете? – повторил Питирим.
Стефан сидел напротив нас, глядя на отца Александра глазами, в которых после рассказа Питирима сияло восхищение. Он воодушевлённо перекрестился и проговорил:
– Какими великими чудесами Господь подкрепляет своё избрание! Как мы можем отвергнуть Его волю? Братья, если кто считает по-другому, скажите! Если же нет, то мы с радостным единогласием предложим отцу Александру стать частью нашей общины и братским священником. Есть ли у кого возражения?
Отец Александр смятенно дышал и смотрел каждому в глаза, рывками перебрасывая взгляд с одного лица на другое, а Питирим положил ему руку на плечо, наверное, чтобы он так сильно не переживал и успокоился.
И тут Арден, который сидел как-то отстранённо в тёмном уголочке у стены, тот самый врач, который сопровождал Питирима, вдруг зачем-то встал. Он помолчал, видно, не решаясь начать говорить, а потом вздохнул, как от облегчения, и сказал:
– Братья! Произошедшее – действительно чудо. Мне уже рассказывали, что это возможно, и я с трудом тогда в это поверил, но по-настоящему верю только теперь, когда увидел своими глазами: отец Александр с активированной боевой программой, не только не подчинился ей, но готов был умереть сам, но не убивать владыку Питирима. И он бы погиб, если бы его не освободил сам Господь. И это даёт надежду на спасение остальных его братьев! – Он повернулся к Александру и сказал:
– Отец Александр! Славлю Христа за вас! Воистину вы – святой человек и великий воин Христов! Да, я с радостью и смирением прошу вас стать нашим братским священником!
Я обомлел и посмотрел на капеллана, но не увидел радости на его лице. Он был очень растерянный и бледный. Он посмотрел на Ардена и спросил:
– Простите... я вас не понял. О какой активированной боевой программе идёт речь?
Арден взглянул на него серьёзно, с большим вниманием, и спросил:
– Не может быть, чтобы вы не знали или хотя бы не догадывались! Иначе, зачем же тогда сняли со своих бойцов пси-браслеты?
– Почему мы сейчас говорим об этом? – разволновался Александр. – Причём тут пси-браслеты?
– Отец Александр, брат Арден, – быстро остановил их разговор Стефан. – Давайте-ка не будем сейчас об этом, потому что для отца Александра у нас есть ещё известия.
Александр сцепил пальцы рук, прижал их к губам и опустил вниз дрожащие ресницы. Видно, он не мог справиться с волнением и начал молиться.
– Говорите, – глухо сказал он.
Арден, пройдя за спинами сидящих, подошёл к нему и, встав у него за спиной, склонился к нему, положив свои ладони на его широченные плечи.
– Ну что же вы готовитесь к самому худшему, отец Александр! Радуйтесь! Ваши братья живы!
– Вы нашли брата Серафима?! – воскликнул Александр, вывернув голову и глядя на него снизу вверх.
– Да, но не мы! – улыбка Ардена с теплотой разливалась на его губах. – Его нашёл в горах полицейский патруль и доставил в полис. Сейчас его опекает наш знакомый полковник, он сегодня звонил из Управления и то ли восхищался им, то ли жаловался на него. Я был сегодня в мегаполисе, и полковник показал мне живого Серафима!
– Слава тебе, милосердный Господь! – только и смог выговорить Александр и спазм пережал ему горло, казалось, он не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть. Он закрыл лицо руками и беззвучно вздрогнул плечами. Наконец, он отнял руки от мокрого от слёз лица, серыми блестящими глазами взглянул на Питирима, и через силу произнёс:
– Это ты его вымолил, брат мой Питирим!
Питирим прикрыл глаза и сжал в своей руке его ладонь. Да, видно, Серафима капеллан действительно очень любил. Теперь я хоть отчасти стал понимать всю глубину трагедии, которая разыгралась на той скале.
Арден потрепал Александра по плечам и весело сказал:
– Но и это ещё не всё, отец Александр, готовы ли вы к большей радости?
Александр в недоумении снова поднял на него кроткий, как будто бы испуганный взгляд, и спросил:
– Что же может быть более этого?
Стефан, сидящий за столом напротив, указал рукой на Ардена и радостно воскликнул:
– Наш чудесный хирург Арден спас жизнь вашему брату Савватию!
Лицо Александра, бывшее бледным, совсем побелело. Он медленно встал, в страхе и изумлении повернулся к Ардену. Его губы дрожали, он силился что-то произнести и, наконец-то, сказал:
– Этого не может быть… Он был мёртв… и мы его отпели…
– Ну, это вы поспешили, – засмеялся Арден. – Ваш брат Савватий жив, но парализован, у него сломан позвоночник. Сейчас он находится на реабилитации у нас в Луговом.
– О, Боже…
Александра пробила лихорадочная дрожь. Он, как надломленная тростиночка, упал снова на стул и зажал голову руками. Все молчали, давая ему время с этим справиться. Наконец, Арден тихо спросил:
– Разве вы не рады?
Александр вскинул на него измученный взгляд и сказал:
– Я рад… и не знаю, как вас отблагодарить! О, какие муки вытерпел я в этой смертельной разлуке с ним, ведь брат Савватий – мой сокровенный, мой лучший друг… Да, я очень… очень рад, но… когда он узнает, что я не убил Питирима, он также отвергнет меня… как и брат Максим… как и брат Серафим…
– Помогите же нам и себе, отец Александр! – воскликнул Арден. – Мы не знаем, что со всеми вашими послушниками делать! Они все удивительно верны вам: все горят желанием выполнить ваш приказ и уничтожить владыку Питирима.
– И не только Питирима… но ещё и меня… – бессильно сказал Александр – Мы дали друг другу обеты не оставлять брата живым, если его разум окажется под контролем противоречащего. – Александр поднял голову и, повернувшись к Питириму взволнованно заговорил:
– Прости за отсутствие какого-то особенного комфорта, – сказал Кир.
– Что ты! Напротив! – с улыбкой на бескровном лице повернулся к нему Максим. – Как раз комфорт в том, что это действительно напоминает мне мою келью… Как же я тебе благодарен, Кир!
– Тогда светлой молитвы тебе, Максим, – тихо сказал Кир. – Если я понадоблюсь тебе – моя дверь напротив, для тебя она всегда открыта.
Кир собирался уйти. Затаившийся холод, как змей, торжествующе приподнял голову, глядя ему вслед. Максим схватился рукой за сердце и вскрикнул:
– Нет, Кир! Не уходи! Помолись со мной, Кир!
Кир взглянул на него и спросил:
– Но тебе же хотелось побыть одному?
Максим опустил глаза и сказал:
– Что-то во мне… Когда я один… я не один…
Максим встал перед иконой на колени. Кир с горечью кивнул, вернулся в комнату и преклонил колени вместе с ним.
– Максим, – тихо сказал он, повернувшись к нему. – А ты говорил, что это – лишь мечта… Радуйся! Вот и началась она – наша другая жизнь!
И лицо Максима озарилось радостью, он перекрестился. Кир перекрестился вслед за ним, и Максим прикрыл глаза и, соединяя ум и сердце, тихо запел:
Deite laoi, apantes sumphonos,
Hriston animnesomen,
Ton en to baptismati...
Pantas hmas ekafaranta...
Глава 32. Пастырь
В болезненной, глухой тоске Александр смотрел, как от него уводят только что вновь обретённого брата, сердцем содрогаясь от холодного отчуждённого взгляда Максима, словно гвоздём, прибившим его ко кресту душевных мучений. Когда он скрылся за дверью, Александр обвёл глазами присутствующих в трапезной. Все смотрели на него, кто со страхом, кто с непониманием, кто с удивлением. Тут были даже дети, и они тоже робко глядели на него, прижавшись к ногам взрослых. Радость исчезла со всех лиц. И в этом был виноват он. В муке отчаяния он встал перед ними на колени.
– Братья и сёстры… народ Божий! Перед Господом и перед вами я преклоняю колени в мольбе простить мой грех, который привёл к вашим таким жестоким страданиям и бедам. Исповедую вам, что это я повинен в ранах на теле владыки Питирима. Я получил приказ на убийство вашего епископа; я отдал приказ своим послушникам на его исполнение и не могу отменить его, потому что мне они теперь не поверят. Я сам не знал любви Христовой и не смог научить ей своих духовных детей. Брат Максим не виноват в том, что он собирается сделать... Прошу вас, только не вините его! Я, только я виноват перед ним и перед всеми вами! Простите меня за ад, который мы принесли на вашу святую землю, за страдания, которые теперь вам придётся из-за нас претерпеть...
Из-за спины стоящих в молчании людей вышел Стефан.
– Отец Александр, – сказал он. – Да благословит тебя Господь за твоё покаяние. Мы принимаем его. Ведь на это способен не только тот, в ком есть мужество, но тот, в ком есть святость. Мы видим Духа Святого в тебе, это значит, что тебя принимает Сам Господь! Как же мы не примем святого Его?
Александр с замиранием сердца выслушал его и вскинул на него глаза.
Стефан подошёл к нему и с благоговением поднял с колен. После он обернулся ко всем и сказал:
– Дорогие, давайте продолжил нашу трапезу! Из обыденной она стала праздничной, ведь Господь привёл нам новых братьев! Христос посреди нас, отец Александр!
Александр не мог выразить никакими словами чувство своего волнения. Он с готовыми излиться из глаз слезами посмотрел на Стефана и ответил:
– Есть и будет!
– Аминь! – воскликнул Стефан и троекратно поцеловал его.
– Христос посреди нас! – услышал Александр со всех сторон, и каждому отвечал, разделяя со всеми своё счастье:
– Есть и будет! Есть и будет! Есть и будет!
К нему подходили братья и сёстры с такими сияющими глазами, что его душа таяла в трепете от этого света. Они давали целование мира, и он отвечал им тем же. К нему даже подошли детки, и он, наклонившись, их обнимал. Он чувствовал себя гадким утёнком из сказки Ханса Кристиана Андерсена, которого белые лебеди приняли в свою стаю, и от осознания этого его сердце взрывалось восторгом и благодарностью Богу. Питирим, с любовью глядя на него, от всей души славил Господа.
Когда в трапезной не осталось уже ни одного человека, который бы лично не обнял и не поцеловал Александра, Стефан жестом руки попросил его сесть за стол. Александр снял с себя снаряжение и сел на предложенный ему стул, рядом с ним Стефан посадил Андрея. По правую руку от Александра сел Питирим, который улыбнулся ему и сказал:
– Теперь только благодари Господа и не страшись за брата Максима. Из-за страха можно забыть те слова, которые сам Господь сказал тебе. Помни их и уповай на Него.
Александр с мукой выдохнул и перекрестился. Они помолились и начали трапезу. Пища была скромной, но для них троих после стольких голодных дней еда казалась достойной трапезы небесной.
Стефан поближе подвинулся к ним и сказал:
– Отец Александр! Брат Андрей! Я прошу вас: не откажите мне в радости принять вас сегодня в моём доме. Я буду рад разделить с вами свой кров. И… нам есть чем с вами поделиться. Я думаю, то, что мы расскажем, утешит отца Александра и вдохновит.
Александр взглянул на него с интересом и нетерпением:
– Простите, кто вы?
– Меня зовут брат Стефан. Я являюсь старшим общины Вознесенки. Я не пресвитер, как вы, но теперь надеюсь, что скоро им стану, – и Стефан с улыбкой посмотрел на Питирима.
– Благодарю вас, брат Стефан, – с поклоном головы ответил Александр, – мы с Андреем с радостью примем ваше предложение.
****
Может быть, конечно, я и не прав, но после Серафима этот Максим мне показался менее опасным. Или это только показалось? Слишком уж он был симпатичным, чтобы представить, что в такой красоте могло таиться какое-то зло. К тому же он не бросался в бешенстве на Питирима, а был настолько сдержан, что, если и хотел убить Питирима, то ничем не выдал своих намерений… кроме этого страшного, как атомный взрыв, взгляда, который он вперил в него. А может быть, за это время что-то произошло со мной: то ли я возмужал и окреп, то ли, наоборот, успел расслабиться, то ли попросту у меня выработался уже на этих послушников иммунитет. Я помолился и попросил Господа как-нибудь мне ответить, закончена ли моя миссия Защитника или нет, ведь тут полно тех, кто способен Питирима защитить. Один только отец Александр чего стоит.
Поздно вечером мы с Александром, сытые, чистенькие, выбритые, переодетые в одежду, которую спешно подобрали для нас, сидели за столом, вокруг которого собрались братья Совета. Неяркий свет от лампы с плетённым абажуром, висящей над столом, освещал лица собравшихся и создавал уют в полумраке комнаты. Пришёл и Питирим в сопровождении некоего брата Ардена. Он был тоже вымытый и в свежей одежде, с чистой повязкой на обритой голове и пластырем на лбу через рассечённую бровь. Мы горячо обнялись, как будто со времени нашей разлуки прошла вечность, хотя расстались-то на пару часов. И правда, я уже очень привык к ним. Капеллана я уже давно перестал бояться. Я его зауважал и даже полюбил.
Питирима посадили рядом с нами и попросили рассказать обо всём, что произошло с момента, как мы покинули Луговое. И мы вместе с Питиримом всем рассказали, как на внедорожнике мы ехали через перевал, как попали в засаду и как упали в реку, и как тащили друг друга через горы. Рассказали, как мы встретили отца Александра, и про ту страшную ночную грозу, как капеллан хотел нас убить, но сам погиб от удара молнии, и про реаниматор, и как Питирим молился об исцелении Александра, и как он чудесно ожил. Рассказали, как на нас напал Серафим и хотел убить Питирима с Александром, но Александр это сделать не дал, а привязал его к дереву и по своему навигатору повёл нас к Вознесенке; и как Александр прятал нас от квадролёта, как исполнял свои обеты и ничего не пил и не ел, но нёс израненного Питирима, как он кормил и как защищал нас. Я рассказал, как мы с капелланом, уложив измученного дневной дорогой Питирима отдыхать, соорудив над ним шалашик, часто шёпотом у костра разговаривали о Христе, о его жизни, смерти и воскресении. Александр рассказывал, как жили первые христиане-апостолы, и их жизнь была такой, что во Христа поверил весь мир. И, наконец, Питирим рассказал всем то, что я так хотел услышать: как отец Александр был восхищен Господом до Седьмого Неба и удостоен чистого созерцания Славы Божьей, как Господь его преобразил, удалив от него убивающие его обеты, и оживотворил его душу. И после этого Питирим завершил:
– Вы понимаете, братья, кого нам даровал Господь? Отец Александр не может сам о себе свидетельствовать, и даже если станет – его свидетельство не истинно: по писанию, нужны два свидетеля. Я есть первый свидетель: Господь мне открыл, что отец Александр – великий пастырь, которому Он вручает своё стадо. Господь вручил ему нас! И второй свидетель – брат Стефан, который в Духе увидел в отце Александре Божьего избранника. Дорогие! К нам Господь привёл великого наставника и душепопечителя. И поэтому я спрашиваю вас сейчас: можем ли мы предложить отцу Александру стать нашим братским пастырем и священником?
Отец Александр, всё ещё молчаливый и грустный после встречи с Максимом, теперь, откинувшись на спинку стула, с таким изумлением смотрел на него, что казалось, тому, что он слышит, он просто не верит.
– Братья, что скажете? – повторил Питирим.
Стефан сидел напротив нас, глядя на отца Александра глазами, в которых после рассказа Питирима сияло восхищение. Он воодушевлённо перекрестился и проговорил:
– Какими великими чудесами Господь подкрепляет своё избрание! Как мы можем отвергнуть Его волю? Братья, если кто считает по-другому, скажите! Если же нет, то мы с радостным единогласием предложим отцу Александру стать частью нашей общины и братским священником. Есть ли у кого возражения?
Отец Александр смятенно дышал и смотрел каждому в глаза, рывками перебрасывая взгляд с одного лица на другое, а Питирим положил ему руку на плечо, наверное, чтобы он так сильно не переживал и успокоился.
И тут Арден, который сидел как-то отстранённо в тёмном уголочке у стены, тот самый врач, который сопровождал Питирима, вдруг зачем-то встал. Он помолчал, видно, не решаясь начать говорить, а потом вздохнул, как от облегчения, и сказал:
– Братья! Произошедшее – действительно чудо. Мне уже рассказывали, что это возможно, и я с трудом тогда в это поверил, но по-настоящему верю только теперь, когда увидел своими глазами: отец Александр с активированной боевой программой, не только не подчинился ей, но готов был умереть сам, но не убивать владыку Питирима. И он бы погиб, если бы его не освободил сам Господь. И это даёт надежду на спасение остальных его братьев! – Он повернулся к Александру и сказал:
– Отец Александр! Славлю Христа за вас! Воистину вы – святой человек и великий воин Христов! Да, я с радостью и смирением прошу вас стать нашим братским священником!
Я обомлел и посмотрел на капеллана, но не увидел радости на его лице. Он был очень растерянный и бледный. Он посмотрел на Ардена и спросил:
– Простите... я вас не понял. О какой активированной боевой программе идёт речь?
Арден взглянул на него серьёзно, с большим вниманием, и спросил:
– Не может быть, чтобы вы не знали или хотя бы не догадывались! Иначе, зачем же тогда сняли со своих бойцов пси-браслеты?
– Почему мы сейчас говорим об этом? – разволновался Александр. – Причём тут пси-браслеты?
– Отец Александр, брат Арден, – быстро остановил их разговор Стефан. – Давайте-ка не будем сейчас об этом, потому что для отца Александра у нас есть ещё известия.
Александр сцепил пальцы рук, прижал их к губам и опустил вниз дрожащие ресницы. Видно, он не мог справиться с волнением и начал молиться.
– Говорите, – глухо сказал он.
Арден, пройдя за спинами сидящих, подошёл к нему и, встав у него за спиной, склонился к нему, положив свои ладони на его широченные плечи.
– Ну что же вы готовитесь к самому худшему, отец Александр! Радуйтесь! Ваши братья живы!
– Вы нашли брата Серафима?! – воскликнул Александр, вывернув голову и глядя на него снизу вверх.
– Да, но не мы! – улыбка Ардена с теплотой разливалась на его губах. – Его нашёл в горах полицейский патруль и доставил в полис. Сейчас его опекает наш знакомый полковник, он сегодня звонил из Управления и то ли восхищался им, то ли жаловался на него. Я был сегодня в мегаполисе, и полковник показал мне живого Серафима!
– Слава тебе, милосердный Господь! – только и смог выговорить Александр и спазм пережал ему горло, казалось, он не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть. Он закрыл лицо руками и беззвучно вздрогнул плечами. Наконец, он отнял руки от мокрого от слёз лица, серыми блестящими глазами взглянул на Питирима, и через силу произнёс:
– Это ты его вымолил, брат мой Питирим!
Питирим прикрыл глаза и сжал в своей руке его ладонь. Да, видно, Серафима капеллан действительно очень любил. Теперь я хоть отчасти стал понимать всю глубину трагедии, которая разыгралась на той скале.
Арден потрепал Александра по плечам и весело сказал:
– Но и это ещё не всё, отец Александр, готовы ли вы к большей радости?
Александр в недоумении снова поднял на него кроткий, как будто бы испуганный взгляд, и спросил:
– Что же может быть более этого?
Стефан, сидящий за столом напротив, указал рукой на Ардена и радостно воскликнул:
– Наш чудесный хирург Арден спас жизнь вашему брату Савватию!
Лицо Александра, бывшее бледным, совсем побелело. Он медленно встал, в страхе и изумлении повернулся к Ардену. Его губы дрожали, он силился что-то произнести и, наконец-то, сказал:
– Этого не может быть… Он был мёртв… и мы его отпели…
– Ну, это вы поспешили, – засмеялся Арден. – Ваш брат Савватий жив, но парализован, у него сломан позвоночник. Сейчас он находится на реабилитации у нас в Луговом.
– О, Боже…
Александра пробила лихорадочная дрожь. Он, как надломленная тростиночка, упал снова на стул и зажал голову руками. Все молчали, давая ему время с этим справиться. Наконец, Арден тихо спросил:
– Разве вы не рады?
Александр вскинул на него измученный взгляд и сказал:
– Я рад… и не знаю, как вас отблагодарить! О, какие муки вытерпел я в этой смертельной разлуке с ним, ведь брат Савватий – мой сокровенный, мой лучший друг… Да, я очень… очень рад, но… когда он узнает, что я не убил Питирима, он также отвергнет меня… как и брат Максим… как и брат Серафим…
– Помогите же нам и себе, отец Александр! – воскликнул Арден. – Мы не знаем, что со всеми вашими послушниками делать! Они все удивительно верны вам: все горят желанием выполнить ваш приказ и уничтожить владыку Питирима.
– И не только Питирима… но ещё и меня… – бессильно сказал Александр – Мы дали друг другу обеты не оставлять брата живым, если его разум окажется под контролем противоречащего. – Александр поднял голову и, повернувшись к Питириму взволнованно заговорил:
