– Почему ты молчишь, дорогой Наставник? – с непониманием спросил Серафим. – Ты не можешь об этом сказать в присутствии сектантов?
Серафим, поразившись обречённым видом Наставника после того пламенного взаимного прощения, которое только что произошло между ними, молчал. Он искал его взгляда, но тот не смотрел на него, тогда он мягко приподнял его лицо и увидел его дрожащие, мокрые от слёз ресницы и кроткий, взволнованный, но такой покорный судьбе взгляд серых глаз. За его спиной Максим тяжело вздохнул и с горечью произнёс:
– Он его не убил, любимый брат Серафим…
– Погоди, брат Максим, – все сильно сжалось внутри Серафима, – но ведь я вижу, что чар противоречащего больше нет!
Александр прерывисто вздохнул и полушёпотом произнёс:
– Владыка Питирим – не противоречащий... Нас обманули… Но противоречащий всё же был... Он был во мне... Меня очистил Господь...
Серафим в страшном смятении медленно поднялся с колен, а Александр, снова уронив как перед плахой голову, сел на пятки, с отчаянной внутренней молитвой. Душа Серафима все больнее и больнее разбаливалась. У него кровь прилила к лицу, он судорожно сжал зубы и тихо спросил, с трудом дыша:
– Наставник… прости меня, если я моим недоверием обижу тебя… Мне сейчас в голову пришла такая нелепая мысль… прости… – Серафим даже улыбнулся, успокаивая себя, и продолжил:
– Представляешь? Я вдруг подумал, что ты пришёл сюда с противоречащим! Но это же просто чушь собачья! Я же разбил ему череп и сам он вряд ли мог сюда дойти, если, конечно, ты на руках не протащил его сто километров до Вознесенки…
– Это правда... – с тихим выдохом выговорил Александр. – Я действительно сто километров тащил его до Вознесенки... Я это сделал, потому что мне Господь открыл, что он – не противоречащий. Брат Серафим… владыка Питирим – пророк Бога Всевышнего и наш брат во Христе… Я хочу, чтобы ты его увидел, чтобы ты познал его душу, как познал я, и принял его как брата, который…
– Как брата?!! – взревел Серафим.
Серафим задохнулся от горя. Выходит, весь их разговор – всего лишь продолжающееся дьявольское обольщение? Наставник всей своею душою всё еще в плену противоречащего, и вся эта его экстатическая любовь – подделка, сверхоружие убийственной силы? Боже… как страшны чары противоречащего! Вот как в парке мегаполиса был окутан ими разум бедного Наставника! Даже он, Серафим, почти купился и чуть не попал в их плен! «Не подведи Наставника», – вспомнил он слова Савватия и муку отчаяния на его лице. Он вспомнил, как он вытащил из бэкбэг пистолет. У Серафима заныло сердце и похолодели руки. Как дыхание ада пронеслась мысль: это надо сделать прямо сейчас. Каждая секунда размышления делала задачу невыполнимой. Он посмотрел на лежащий на полу нож и перевёл взгляд на Альберта. Под отчаянным взглядом Серафима, Альберт вдруг вышел из странной задумчивости, в которой пребывал, и сказал:
– Магнекар прибыл. Капеллан Александр, идите встречайте!
Александр начал тяжело вставать и Серафим на полшага отступил, теряя силы и уверенность. Александр, взглянув в окно, пошёл к двери. Он открыл её и замер на пороге, потом повернулся и, с лицом, на котором были перемешаны радость и волнение, дрожащим голосом всем сказал:
– Радуйтесь, братья… Неистощимы щедроты Господни! – и бросился на улицу.
Серафим хотел выйти вслед за ним, но ему путь преградил боец Альберта. Серафим вскипел и хотел отшвырнуть его, но сдержался, до боли сжав кулаки. Уничтожающе глядя в его глаза, развернулся и отошёл на середину комнаты. Вдруг он увидел, как Максим подобрал нож, и усмехнулся. Серафим действительно сильно опасался бойцов Альберта, но теперь, когда с ним был Максим, пусть даже хромой, они были непобедимы. Максим стоял, опустив голову с каким-то понурым, совершенно не боевым видом, да и у него самого на сердце после пережитого восторга, сменившегося холодным отчаянием, стало совсем муторно, и Серафим решил срочно его и себя взбодрить.
– Смотри-ка, брат, как всё хорошо сложилось. Мы снова вместе, и с нами отец Александр. Я не знаю, что там за дверью, но уж точно там не волчья стая. А мы, когда вместе, даже чёрта не боимся. Я тебе рассказывал историю, как Мартин Лютер швырнул в дьявола чернильницей?
Максим немного улыбнулся и ответил:
– Да, только что рассказал.
– Браво, брат Максим, – похвалил его Серафим. – Ты запоминаешь уроки истории и делаешь из них правильные выводы!
Он повернулся к двери и стал ждать.
– Владыка Питирим… мне лучше… прошу вас, идите скорее к Максиму, – сказал Кир. – Не мне, не мне сейчас нужны ваша поддержка и молитва, а ему. Будьте, пожалуйста, с ним в минуты радости его. Не здесь, а там сейчас свершается то, ради чего трудился в них Господь...
Питирим наклонился над кроватью, в которой лежал Кир, поцеловал его в лоб и ответил:
– Ты прав, брат Кир, я действительно должен оставить тебя. Благодарю Господа, что он сохранил нам обоим жизнь ради того, чтобы завтра свершилось таинство священства. Да укрепит тебя Господь и дарует силы!
– Я буду завтра с вами во что бы то ни стало, – сказал Кир, – и дьяволу не воспрепятствовать тому.
Питирим сжал его руку, глядя в восторженные глаза, снова надел на него кислородную маску, затем посмотрел на меня и сказал:
– Брат Андрей! Пора. Будь и ты мужественным и не давай злу лишить тебя духа мира.
Я тяжело вздохнул, потому что именно этого я больше всего и боялся.
Мы попрощались с Киром, вышли из больницы и направились к гостевому дому, куда Совет принял решение свозить послушников. Мне по отдельности хватило Серафима и Максима, до сих пор из носа кровища течёт, а уж что говорить, когда их соберут всех вместе. Возможно, даже подумал я, что меня будут снова бить и бить сильно, но что поделать – такова судьба у Защитника. Но Защитник – не супермен, не ведающий страха, и меня бил мандраж, как перед дракой.
Мы подошли к гостевому дому. Нас остановили какие-то люди, явно с военной выправкой, хотя все были в штатском. Возможно, это были те самые полицейские, которых нам обещали для охраны. Они молча преградили нам дорогу, оглядев с ног до головы.
– Владыка Питирим, – произнёс один из них, – сейчас вам не время входить. Подождите, пожалуйста, до приезда магнекара.
Питирим немного удивился, но согласился, и мы остались под дверями. Я прислушался, в доме вроде была тишина. Через пару минут появился магнекар, который подъехал, шурша колесами по плиткам дорожки к самому входу. Дверь открылась, и я увидел двух знакомых мне братьев из Лугового, одного точно звали Сергей, второго, кажется, Михаил, которые вытащили из салона какого-то человека... или не человека... На нём было что-то странное, похоже, он был закован в экзоскелет... Когда его выволокли, он встал к нам спиной и расправил плечи… От его вида меня пробрало до печёнок. Белобрысый, стройный, широкоплечий… в этом экзоскелете он был похож на инопланетного монстра. Когда он стал озираться по сторонам, я увидел, что у него сильно разбито лицо.
– Кто это ещё? – спросил я полушёпотом у Питирима.
– Это их брат Савватий, – ответил мне он.
– Какой ужас, – оторопело только и смог пробормотать я.
И тут я увидел, как из магнекара вылезла… Настенька… У меня от неожиданности и от счастья так сильно застучало сердце! Я хотел крикнуть, чтобы она обернулась, но тут она… она обняла этого человека и взяла его за руку! Он, как древний боевой дракон, грациозно склонился к ней, а она погладила его по щеке. Кровь ударила мне в голову, я даже не мог дышать… Что это со мной было? Я… я ревную? В первый раз почему-то такое ощущаю…
Человеку подали костыли, и он, надев их на локти, перенёс вес на руки и с трудом переставил ноги. Похоже, что хоть он и был страшен до ужаса, но сильно искалечен и не опасен. Вместе с Настей и двумя братьями он было двинулся к дверям, как вдруг Настенька увидела нас и вскрикнула: «Владыка Питирим! Брат Андрей!», и бросилась к нам.
Савватий замер, как столб, оторвал взгляд от земли и вонзил в Питирима. По его лицу прошли крупные судороги, как перед припадком. Настя подбежала к Питириму, бросилась ему на шею и обняла. Питирим встретил её преисполненной счастья улыбкой и так крепко обнял, что оторвал ноги от земли. Когда он её вернул на землю, Настя повернулась ко мне, но… не бросилась на шею, а посмотрела своими обжигающими глазами, порозовела, тихо подошла и прильнула к груди. Я, почему-то сильно распереживался, когда обнимал её, как-то неловко чмокнул в светлую макушку, поднял глаза на Савватия и обомлел: он смотрел на меня так же, как и я пару минут назад смотрел на него. В его глазах была та же ревность. Встретившись взглядом, он снова опустил глаза в землю и больше не поднимал.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился отец Александр. Как он увидел Савватия, так в первый момент чуть не сполз по косяку на землю, затем бросился к нему, встал перед ним и назвал по имени. Савватий через силу поднял голову, увидел Александра. В его измученных глазах изобразилось болезненное волнение. Он уронил костыли и обнял капеллана, почти упав в его объятия. Александр заливался слезами, обнимал Савватия и целовал как ребёнка, а Савватий, обессилено обхватив его руками, в блаженном молчании, казалось, висел на нём. Его лицо разглаживалось, как будто внутри его развивался мир. Александр попросил одного из трёх полицейских помочь, и они вместе, подхватив Савватия с двух сторон, помогли ему войти внутрь.
– Послушники собраны, теперь проходите, – сказал нам один из оставшихся полицейских, и мы зашли в дом. Из приехавших братьев только Сергей вошёл за нами следом, Настеньку же полицейские в дом не впустили, с ней остался Михаил.
Когда мы вошли, то увидели такую картину: Максим и Серафим облепили Савватия и рыдали навзрыд, всех их вместе обнимал отец Александр.
– Вот мы и увиделись, брат Савватий, – преисполненный счастьем, произнёс Александр. – Ты сказал: «Увидимся, когда воскреснем». Вот, значит, мы воскресли уже к вечной жизни, брат любимый мой!
Питирим обернулся ко мне и, от избытка чувств, тоже обнял меня. Мне передалось то счастье, которое переполняло его. Когда же я поднял голову, то наткнулся на взгляд Серафима, который в каком-то возбуждении смотрел на нас… вернее, на Питирима. Я видел, как свет радости в его глазах сменяется лихорадочным блеском, и понял, что временному перемирию настаёт конец. Надо готовиться к бою. И я оказался прав.
– Владыка Питирим! – произнёс, как выплюнул, Серафим. – Вот так встреча!
Он отпустил Савватия, снял с плеча руку Александра и отступил от них в сторону. Как хищник в клетке, не отводя взгляда от глаз жертвы, он стал ходить взад-вперёд перед нами, очевидно, что-то замышляя. Потом посмотрел на полицейского, который стоял рядом с нами и с каким-то диким выражением лица сказал:
– Как же вы все боитесь… как защищаете его. Он – ваше сокровище? Ваш идол?
Он перевёл взгляд на меня:
– Даже этот сопляк и тот готов, как росомаха, броситься, чтобы защитить его! Но неужели ты, владыка Питирим, думаешь, что, окружив себя супирантами, ты так уж и неуязвим?
– Брат Серафим, – тихо проговорил Александр. – Он не их идол. Он – их любовь. Они просто, так же, как и мы, любят друг друга и готовы ради друг друга пойти на жертву. Вспомни, Серафим, «По тому, как вы любите друг друга, узнают, что вы – ученики Мои», так сказал нам Христос. Если они любят друг друга, значит, они – ученики Его. Если мы любим друг друга, значит, мы – ученики Его. Если у нас Христос один, значит, мы – братья!
– Наставник, – с болью произнёс Серафим, – я тебя уважаю, но… как ты мог подумать, что твоё мнение более правильное, чем мнение собора епископов «Истинной церкви»?! Почему же епископы «Истинной церкви» в епископе Питириме не узнали брата?!
Серафим приблизился к Питириму, покосившись на полицейского. Я быстро встал между ними, лицом к лицу с Серафимом. Он был выше меня и у меня тряслись поджилки, когда я смотрел на него снизу вверх. Я увидел в его глазах страшную муть, как будто его око завалило буреломом, туда было не пробиться. Серафим медленно положил мне правую руку на горло, немного надавив большим пальцем на кадык, притянул к себе, пожирая своими звериными глазами, и пугающим голосом сказал:
– Парень, ты же вроде не крещённый. Твоё имя не записано в Книге Жизни. Ты не наследуешь жизни вечной. Что же смерти-то не боишься? Какого чёрта лезешь мне под руку?!
Последнюю фразу он почти прокричал мне в лицо, я же, не зная, откуда во мне взялось столько силы и мужества, вцепился в его руку, немного оторвал её от шеи, чтобы вздохнуть, и сдавленным хрипом ответил ему:
– Разве не рассказывал тебе никогда отец Александр... что некрещенные оглашаемые первых веков принимали мученическую смерть за Христа… и это называлось «крещение кровью»?
– Вижу по твоей расквашенной морде, что кто-то уже делал попытку тебя окрестить, но не доделал! – покрываясь испариной от злости, процедил Серафим. – Не доводи меня до греха, щенок!
И он с колоссальной силой швырнул меня об стенку. Я больно стукнулся боком, разбил какую-то вазу, упал на пол, сразу вскинулся, готовый снова ринуться в бой. К Питириму хотел кинуться Сергей. Полицейские его остановили, он стал от них отбиваться, но они его скрутили, и он глянул на них со страшным гневом. Я испугался: если полицейские Серафима привезли, может быть, они – за него? К Серафиму хотел броситься отец Александр, но Максим схватил его и покачал головой:
– Нет, Наставник, – тихо сказал он, – доверь это мне.
Максим отдал ему нож и, прихрамывая, подошёл к Серафиму. Тот зло ухмыльнулся и сказал:
– Брат Максим, спасибо, что поддержал. Но двое на одного безоружного – это не по-мужски. Я справлюсь сам, но, если хочешь, то могу уступить это дело тебе.
– Нет, не хочу, брат Серафим, – сказал Максим и встал между ним и Питиримом. – Прошу тебя, любимый брат, не делай этого.
Серафим изменился в лице. Он как ошалелый смотрел на Максима, затем обернулся на отца Александра, затем снова на Максима…
– И ты, Брут?.. – потерянно произнёс Серафим. – Как же так, брат Максим? – И отшатнулся от Максима.
Я видел, как Серафим прижал руку к груди, как будто у него заболело сердце. Он повернулся к отцу Александру, его лицо побелело, его нервно трясло.
– Отец Александр, – с болью выдавил он из себя и у него снова полились слёзы, только это, увы, были слёзы злости. – Наставник… Помоги, Боже… Ты отдал противоречащему душу брата Максима?!
Серафим посмотрел на Савватия и ахнул. Я посмотрел туда же и понял причины его удивления: Савватий стоял, опираясь на Ардена, а тот обнимал его.
– Как… и душу брата Савватия?
Он обернулся кругом, обводя всех глазами:
– Да тут уже полное согласие! Что же… остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять её?! Только я один не предал святую церковь? О, неужели, свершилось, как писал пророк: «Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу»?
– Брат Сера-фим… – вдруг услышал я внушительный твёрдый голос. Это впервые заговорил Савватий. – Ты не о-дин. Ник-то из нас не преда-вал ис-ти-нну-ю церковь.
Его речь была немного заторможена, что было и понятно по его избитому лицу: скорее всего, у него была травма головы.
– Брат Савватий, – сквозь зубы проговорил Серафим. – Я к тебе вопросов почти не имею. Ты честно сделал свой решающий выстрел. Поэтому, пожалуй, я даже закрою глаза на твою любовь к сектанту Ардену!
Серафим, поразившись обречённым видом Наставника после того пламенного взаимного прощения, которое только что произошло между ними, молчал. Он искал его взгляда, но тот не смотрел на него, тогда он мягко приподнял его лицо и увидел его дрожащие, мокрые от слёз ресницы и кроткий, взволнованный, но такой покорный судьбе взгляд серых глаз. За его спиной Максим тяжело вздохнул и с горечью произнёс:
– Он его не убил, любимый брат Серафим…
– Погоди, брат Максим, – все сильно сжалось внутри Серафима, – но ведь я вижу, что чар противоречащего больше нет!
Александр прерывисто вздохнул и полушёпотом произнёс:
– Владыка Питирим – не противоречащий... Нас обманули… Но противоречащий всё же был... Он был во мне... Меня очистил Господь...
Серафим в страшном смятении медленно поднялся с колен, а Александр, снова уронив как перед плахой голову, сел на пятки, с отчаянной внутренней молитвой. Душа Серафима все больнее и больнее разбаливалась. У него кровь прилила к лицу, он судорожно сжал зубы и тихо спросил, с трудом дыша:
– Наставник… прости меня, если я моим недоверием обижу тебя… Мне сейчас в голову пришла такая нелепая мысль… прости… – Серафим даже улыбнулся, успокаивая себя, и продолжил:
– Представляешь? Я вдруг подумал, что ты пришёл сюда с противоречащим! Но это же просто чушь собачья! Я же разбил ему череп и сам он вряд ли мог сюда дойти, если, конечно, ты на руках не протащил его сто километров до Вознесенки…
– Это правда... – с тихим выдохом выговорил Александр. – Я действительно сто километров тащил его до Вознесенки... Я это сделал, потому что мне Господь открыл, что он – не противоречащий. Брат Серафим… владыка Питирим – пророк Бога Всевышнего и наш брат во Христе… Я хочу, чтобы ты его увидел, чтобы ты познал его душу, как познал я, и принял его как брата, который…
– Как брата?!! – взревел Серафим.
Серафим задохнулся от горя. Выходит, весь их разговор – всего лишь продолжающееся дьявольское обольщение? Наставник всей своею душою всё еще в плену противоречащего, и вся эта его экстатическая любовь – подделка, сверхоружие убийственной силы? Боже… как страшны чары противоречащего! Вот как в парке мегаполиса был окутан ими разум бедного Наставника! Даже он, Серафим, почти купился и чуть не попал в их плен! «Не подведи Наставника», – вспомнил он слова Савватия и муку отчаяния на его лице. Он вспомнил, как он вытащил из бэкбэг пистолет. У Серафима заныло сердце и похолодели руки. Как дыхание ада пронеслась мысль: это надо сделать прямо сейчас. Каждая секунда размышления делала задачу невыполнимой. Он посмотрел на лежащий на полу нож и перевёл взгляд на Альберта. Под отчаянным взглядом Серафима, Альберт вдруг вышел из странной задумчивости, в которой пребывал, и сказал:
– Магнекар прибыл. Капеллан Александр, идите встречайте!
Александр начал тяжело вставать и Серафим на полшага отступил, теряя силы и уверенность. Александр, взглянув в окно, пошёл к двери. Он открыл её и замер на пороге, потом повернулся и, с лицом, на котором были перемешаны радость и волнение, дрожащим голосом всем сказал:
– Радуйтесь, братья… Неистощимы щедроты Господни! – и бросился на улицу.
Серафим хотел выйти вслед за ним, но ему путь преградил боец Альберта. Серафим вскипел и хотел отшвырнуть его, но сдержался, до боли сжав кулаки. Уничтожающе глядя в его глаза, развернулся и отошёл на середину комнаты. Вдруг он увидел, как Максим подобрал нож, и усмехнулся. Серафим действительно сильно опасался бойцов Альберта, но теперь, когда с ним был Максим, пусть даже хромой, они были непобедимы. Максим стоял, опустив голову с каким-то понурым, совершенно не боевым видом, да и у него самого на сердце после пережитого восторга, сменившегося холодным отчаянием, стало совсем муторно, и Серафим решил срочно его и себя взбодрить.
– Смотри-ка, брат, как всё хорошо сложилось. Мы снова вместе, и с нами отец Александр. Я не знаю, что там за дверью, но уж точно там не волчья стая. А мы, когда вместе, даже чёрта не боимся. Я тебе рассказывал историю, как Мартин Лютер швырнул в дьявола чернильницей?
Максим немного улыбнулся и ответил:
– Да, только что рассказал.
– Браво, брат Максим, – похвалил его Серафим. – Ты запоминаешь уроки истории и делаешь из них правильные выводы!
Он повернулся к двери и стал ждать.
Глава 36. Бич истины
– Владыка Питирим… мне лучше… прошу вас, идите скорее к Максиму, – сказал Кир. – Не мне, не мне сейчас нужны ваша поддержка и молитва, а ему. Будьте, пожалуйста, с ним в минуты радости его. Не здесь, а там сейчас свершается то, ради чего трудился в них Господь...
Питирим наклонился над кроватью, в которой лежал Кир, поцеловал его в лоб и ответил:
– Ты прав, брат Кир, я действительно должен оставить тебя. Благодарю Господа, что он сохранил нам обоим жизнь ради того, чтобы завтра свершилось таинство священства. Да укрепит тебя Господь и дарует силы!
– Я буду завтра с вами во что бы то ни стало, – сказал Кир, – и дьяволу не воспрепятствовать тому.
Питирим сжал его руку, глядя в восторженные глаза, снова надел на него кислородную маску, затем посмотрел на меня и сказал:
– Брат Андрей! Пора. Будь и ты мужественным и не давай злу лишить тебя духа мира.
Я тяжело вздохнул, потому что именно этого я больше всего и боялся.
Мы попрощались с Киром, вышли из больницы и направились к гостевому дому, куда Совет принял решение свозить послушников. Мне по отдельности хватило Серафима и Максима, до сих пор из носа кровища течёт, а уж что говорить, когда их соберут всех вместе. Возможно, даже подумал я, что меня будут снова бить и бить сильно, но что поделать – такова судьба у Защитника. Но Защитник – не супермен, не ведающий страха, и меня бил мандраж, как перед дракой.
Мы подошли к гостевому дому. Нас остановили какие-то люди, явно с военной выправкой, хотя все были в штатском. Возможно, это были те самые полицейские, которых нам обещали для охраны. Они молча преградили нам дорогу, оглядев с ног до головы.
– Владыка Питирим, – произнёс один из них, – сейчас вам не время входить. Подождите, пожалуйста, до приезда магнекара.
Питирим немного удивился, но согласился, и мы остались под дверями. Я прислушался, в доме вроде была тишина. Через пару минут появился магнекар, который подъехал, шурша колесами по плиткам дорожки к самому входу. Дверь открылась, и я увидел двух знакомых мне братьев из Лугового, одного точно звали Сергей, второго, кажется, Михаил, которые вытащили из салона какого-то человека... или не человека... На нём было что-то странное, похоже, он был закован в экзоскелет... Когда его выволокли, он встал к нам спиной и расправил плечи… От его вида меня пробрало до печёнок. Белобрысый, стройный, широкоплечий… в этом экзоскелете он был похож на инопланетного монстра. Когда он стал озираться по сторонам, я увидел, что у него сильно разбито лицо.
– Кто это ещё? – спросил я полушёпотом у Питирима.
– Это их брат Савватий, – ответил мне он.
– Какой ужас, – оторопело только и смог пробормотать я.
И тут я увидел, как из магнекара вылезла… Настенька… У меня от неожиданности и от счастья так сильно застучало сердце! Я хотел крикнуть, чтобы она обернулась, но тут она… она обняла этого человека и взяла его за руку! Он, как древний боевой дракон, грациозно склонился к ней, а она погладила его по щеке. Кровь ударила мне в голову, я даже не мог дышать… Что это со мной было? Я… я ревную? В первый раз почему-то такое ощущаю…
Человеку подали костыли, и он, надев их на локти, перенёс вес на руки и с трудом переставил ноги. Похоже, что хоть он и был страшен до ужаса, но сильно искалечен и не опасен. Вместе с Настей и двумя братьями он было двинулся к дверям, как вдруг Настенька увидела нас и вскрикнула: «Владыка Питирим! Брат Андрей!», и бросилась к нам.
Савватий замер, как столб, оторвал взгляд от земли и вонзил в Питирима. По его лицу прошли крупные судороги, как перед припадком. Настя подбежала к Питириму, бросилась ему на шею и обняла. Питирим встретил её преисполненной счастья улыбкой и так крепко обнял, что оторвал ноги от земли. Когда он её вернул на землю, Настя повернулась ко мне, но… не бросилась на шею, а посмотрела своими обжигающими глазами, порозовела, тихо подошла и прильнула к груди. Я, почему-то сильно распереживался, когда обнимал её, как-то неловко чмокнул в светлую макушку, поднял глаза на Савватия и обомлел: он смотрел на меня так же, как и я пару минут назад смотрел на него. В его глазах была та же ревность. Встретившись взглядом, он снова опустил глаза в землю и больше не поднимал.
В этот момент дверь распахнулась, и на пороге появился отец Александр. Как он увидел Савватия, так в первый момент чуть не сполз по косяку на землю, затем бросился к нему, встал перед ним и назвал по имени. Савватий через силу поднял голову, увидел Александра. В его измученных глазах изобразилось болезненное волнение. Он уронил костыли и обнял капеллана, почти упав в его объятия. Александр заливался слезами, обнимал Савватия и целовал как ребёнка, а Савватий, обессилено обхватив его руками, в блаженном молчании, казалось, висел на нём. Его лицо разглаживалось, как будто внутри его развивался мир. Александр попросил одного из трёх полицейских помочь, и они вместе, подхватив Савватия с двух сторон, помогли ему войти внутрь.
– Послушники собраны, теперь проходите, – сказал нам один из оставшихся полицейских, и мы зашли в дом. Из приехавших братьев только Сергей вошёл за нами следом, Настеньку же полицейские в дом не впустили, с ней остался Михаил.
Когда мы вошли, то увидели такую картину: Максим и Серафим облепили Савватия и рыдали навзрыд, всех их вместе обнимал отец Александр.
– Вот мы и увиделись, брат Савватий, – преисполненный счастьем, произнёс Александр. – Ты сказал: «Увидимся, когда воскреснем». Вот, значит, мы воскресли уже к вечной жизни, брат любимый мой!
Питирим обернулся ко мне и, от избытка чувств, тоже обнял меня. Мне передалось то счастье, которое переполняло его. Когда же я поднял голову, то наткнулся на взгляд Серафима, который в каком-то возбуждении смотрел на нас… вернее, на Питирима. Я видел, как свет радости в его глазах сменяется лихорадочным блеском, и понял, что временному перемирию настаёт конец. Надо готовиться к бою. И я оказался прав.
– Владыка Питирим! – произнёс, как выплюнул, Серафим. – Вот так встреча!
Он отпустил Савватия, снял с плеча руку Александра и отступил от них в сторону. Как хищник в клетке, не отводя взгляда от глаз жертвы, он стал ходить взад-вперёд перед нами, очевидно, что-то замышляя. Потом посмотрел на полицейского, который стоял рядом с нами и с каким-то диким выражением лица сказал:
– Как же вы все боитесь… как защищаете его. Он – ваше сокровище? Ваш идол?
Он перевёл взгляд на меня:
– Даже этот сопляк и тот готов, как росомаха, броситься, чтобы защитить его! Но неужели ты, владыка Питирим, думаешь, что, окружив себя супирантами, ты так уж и неуязвим?
– Брат Серафим, – тихо проговорил Александр. – Он не их идол. Он – их любовь. Они просто, так же, как и мы, любят друг друга и готовы ради друг друга пойти на жертву. Вспомни, Серафим, «По тому, как вы любите друг друга, узнают, что вы – ученики Мои», так сказал нам Христос. Если они любят друг друга, значит, они – ученики Его. Если мы любим друг друга, значит, мы – ученики Его. Если у нас Христос один, значит, мы – братья!
– Наставник, – с болью произнёс Серафим, – я тебя уважаю, но… как ты мог подумать, что твоё мнение более правильное, чем мнение собора епископов «Истинной церкви»?! Почему же епископы «Истинной церкви» в епископе Питириме не узнали брата?!
Серафим приблизился к Питириму, покосившись на полицейского. Я быстро встал между ними, лицом к лицу с Серафимом. Он был выше меня и у меня тряслись поджилки, когда я смотрел на него снизу вверх. Я увидел в его глазах страшную муть, как будто его око завалило буреломом, туда было не пробиться. Серафим медленно положил мне правую руку на горло, немного надавив большим пальцем на кадык, притянул к себе, пожирая своими звериными глазами, и пугающим голосом сказал:
– Парень, ты же вроде не крещённый. Твоё имя не записано в Книге Жизни. Ты не наследуешь жизни вечной. Что же смерти-то не боишься? Какого чёрта лезешь мне под руку?!
Последнюю фразу он почти прокричал мне в лицо, я же, не зная, откуда во мне взялось столько силы и мужества, вцепился в его руку, немного оторвал её от шеи, чтобы вздохнуть, и сдавленным хрипом ответил ему:
– Разве не рассказывал тебе никогда отец Александр... что некрещенные оглашаемые первых веков принимали мученическую смерть за Христа… и это называлось «крещение кровью»?
– Вижу по твоей расквашенной морде, что кто-то уже делал попытку тебя окрестить, но не доделал! – покрываясь испариной от злости, процедил Серафим. – Не доводи меня до греха, щенок!
И он с колоссальной силой швырнул меня об стенку. Я больно стукнулся боком, разбил какую-то вазу, упал на пол, сразу вскинулся, готовый снова ринуться в бой. К Питириму хотел кинуться Сергей. Полицейские его остановили, он стал от них отбиваться, но они его скрутили, и он глянул на них со страшным гневом. Я испугался: если полицейские Серафима привезли, может быть, они – за него? К Серафиму хотел броситься отец Александр, но Максим схватил его и покачал головой:
– Нет, Наставник, – тихо сказал он, – доверь это мне.
Максим отдал ему нож и, прихрамывая, подошёл к Серафиму. Тот зло ухмыльнулся и сказал:
– Брат Максим, спасибо, что поддержал. Но двое на одного безоружного – это не по-мужски. Я справлюсь сам, но, если хочешь, то могу уступить это дело тебе.
– Нет, не хочу, брат Серафим, – сказал Максим и встал между ним и Питиримом. – Прошу тебя, любимый брат, не делай этого.
Серафим изменился в лице. Он как ошалелый смотрел на Максима, затем обернулся на отца Александра, затем снова на Максима…
– И ты, Брут?.. – потерянно произнёс Серафим. – Как же так, брат Максим? – И отшатнулся от Максима.
Я видел, как Серафим прижал руку к груди, как будто у него заболело сердце. Он повернулся к отцу Александру, его лицо побелело, его нервно трясло.
– Отец Александр, – с болью выдавил он из себя и у него снова полились слёзы, только это, увы, были слёзы злости. – Наставник… Помоги, Боже… Ты отдал противоречащему душу брата Максима?!
Серафим посмотрел на Савватия и ахнул. Я посмотрел туда же и понял причины его удивления: Савватий стоял, опираясь на Ардена, а тот обнимал его.
– Как… и душу брата Савватия?
Он обернулся кругом, обводя всех глазами:
– Да тут уже полное согласие! Что же… остался я один, но и моей души ищут, чтобы отнять её?! Только я один не предал святую церковь? О, неужели, свершилось, как писал пророк: «Все мы блуждали, как овцы, совратились каждый на свою дорогу»?
– Брат Сера-фим… – вдруг услышал я внушительный твёрдый голос. Это впервые заговорил Савватий. – Ты не о-дин. Ник-то из нас не преда-вал ис-ти-нну-ю церковь.
Его речь была немного заторможена, что было и понятно по его избитому лицу: скорее всего, у него была травма головы.
– Брат Савватий, – сквозь зубы проговорил Серафим. – Я к тебе вопросов почти не имею. Ты честно сделал свой решающий выстрел. Поэтому, пожалуй, я даже закрою глаза на твою любовь к сектанту Ардену!
