НЕИЗВЕСТНЫЕ ИСТОРИИ
Сознание открыло в человеке способность к созиданию
и выпустило наружу таящихся в каждом из нас чудовищ
ДЬЯВОЛ В ДЕТАЛЯХ
Начнем с того, что я не стану долго водить вас за нос
в попытке выяснить, кто перед вами,
а сразу объяснюсь:
я – дьявол, –
не тот, самый главный дьявол,
которого представляют источником
всякого грехопадения
и которого скинули с небес на землю
полчища архангела Михаила,
избавляя Вселенную от обольщения,
и на кого бог вечно пытается свалить все свои злодеяния, –
нет:
я – маленький дьявол,
подобный вероисповеданнику ваших грехов;
я его помощник
и намного ближе к вам,
ведь я являюсь частью вас самих
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ (И ЕЕ МАЛЕНЬКИЕ ДЕТАЛИ)
Эта история о том,
как человек подвергается насилию
и подвергается в своей собственной семье,
где все это происходит под эгидой внешнего благополучия,
из-под которого ничто отрицательное не может выглянуть наружу
Я вам кое-что сообщу:
бога нет
А если он и есть,
то он садист
или же безумен:
посмотрите на мир вокруг –
ведь он создан из кровопролития,
и только явно нездоровое сознание могло породить его таким,
сохраняя без изменений
При определенных психических расстройствах
сознание претерпевает удивительные трансформации,
и подобно тому, как это случается во сне,
создает персонажей,
связанные с ними события –
целый мир,
в который полностью вовлекается объект,
обладающий данным сознанием
Вам никогда не казалось,
что за вами наблюдают
и что на события вашей жизни
воздействует –
или даже управляет ими –
что-то извне?
И не отголоски ли это того Состояния,
посредством Которого вы возникли в проекции мира как объект?
В одной из бесед с небезызвестным исследователем мировых религий Эрихом Энке
я услышал мысль о том,
что сама концепция религии
как представления о сотворении мира высшим существом
неизменна в человеческом сознании на протяжении тысячелетий,
и ее преобразование происходит исключительно в соответствии с развитием человеческого общества,
его культурных ценностей,
при этом не меняя первоначально заложенной доктрины
В то время как другой не менее почитаемый теолог-эволюционист возражал в ответ на мои умозаключения относительно божественного сумасшествия,
уверяя, что состояние Абсолюта никому не может быть известно и никому не дано постичь
"Никому..."
Разумеется, ведь человеку, в основе теории которого
конечной целью эманации бытия является единение с создателем,
не захочется себе такого представить
Но он просто не знал, с кем имеет дело,
и что моя информация исходит из сущности самого бытия,
а спорить с людьми –
все равно, что спорить с пространством о первоисточнике света:
они никогда не признают,
что в основе их побуждений лежит тьма,
и все их предполагаемое становление ведет лишь к неизбежному краху
Вообще, следует отметить,
что в основу всяческой религиозной концепции или сверхидеи
закладывается упрощенная, краткая, понятная,
но при этом не вполне определенная структура,
объясняющая и определяющая суть всех вещей,
такая как, например, – истина,
которая, с одной стороны, подтверждает высокий моральный уровень ваших духовных изысканий,
чистоту помыслов и общую правоту взглядов,
с другой – саму себя,
становясь некой догмой,
формирующей общность взглядов,
принадлежность к которой окончательно внушает вам убежденность в своей правоте
Именно поэтому такого рода концепции всегда направлены на самых невежественных, неустойчивых, неуравновешенных и несчастных,
к коим объявляющий себя пророком или, скажем, понтификом – вообще, несущим слово божие,
и начинает обращать свои проповеди,
как когда-то Моисей,
который сидел у загоревшегося по случаю небывалого зноя куста в отчаянных раздумьях о том, что делать им всем дальше,
и додумался до того,
что умудрился свести суть своего учения к 10 строкам:
"...
Не убивай
Не прелюбодействуй
Не кради
Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего
Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего"
Хм...
"Не убивай..."
Очень интересно
Давайте-ка обратимся к моему любимому Писанию
и откроем Исход на главе 32...
Книгу чисел, главу 31
или, скажем, 25;
Первую книгу царств, в 15-й,
и не забудем Вторую – в 8-й;
а также припомним Избиение младенцев
и, наконец, – Откровение Иоанна богослова
Стоит ли напоминать, к чему привели призывы возлюбить ближнего своего,
обратившиеся учреждением суда по искоренению ереси
и кровавейшим из крестовых походов...
Но обо всем по порядку
Не буду рассказывать, как началась вся эта история,
продолжу с момента, когда преподобному Христофору был вынесен строгий выговор на заседании синода, собравшегося по случаю поднятого вопроса о его нравственном облике и лишении сана
Дело в том, что священнослужитель был уличен в имевшем место быть физическом насилии – телесном наказании по отношению к своим детям
6 и 10 лет, – мальчику и девочке соответственно, –
вместе со своей супругой
Ну и, как водится, дабы не предавать дело огласке и не наводить тень на моральный облик церкви, преподобному отцу Христофору были предложены условия более не позорить священный образ церкви,
равно как и собственного благообразия, и не повторять содеянного
Но, как известно, любому делу стоит только начаться, как его уже не остановишь
В семье преподобного Христофора и его супруги Марии дети с первых лет жизни подвергались всевозможным запретам, касающимся всего, что выходило за рамки строго христианского воспитания,
в связи с чем контроль и психологическое давление являлись постоянной составляющей их жизни
Но если отец Христофор был еще довольно снисходительным и мягким,
то мать Мария жалости не проявляла, не давала спуску за шалости,
и однажды,
когда девочка была уличена в просмотре картинок эротического содержания,
Мария решила «выбить из нее эту дурь» и в прямом смысле дала ей ремня
Затем то же повторилось и с мальчиком просто за неуспеваемость в школе и нежелание петь в церковном хоре
Наказания стали практиковаться на регулярной основе,
и отец Христофор,
под давлением супруги,
также стал принимать в них участие,
чтобы не подвергать сомнению свой авторитет в семье,
и чтобы дети окончательно не распоясались в этом полном дьявольских соблазнов мире
Со временем Мария вошла во вкус и ужесточила наказания:
при первом непослушании она уводила девочку в комнату,
заставляла ее раздеваться донага
и била кабелем от удлинителя по спине и ягодицам,
иногда била так, что девочка задыхалась от слез, сдерживая крики,
потому что за каждый крик следовали дополнительные удары
Так продолжалось до первого внепланового медицинского осмотра в школе,
после чего и состоялось собрание по делу отца Христофора
Но собрание закончилось,
а издевательства не прекращались,
приобретая все более жестокий характер,
провоцируемый тем, что девочке было запрещено все,
а Мария теперь «имела право» бить ее безо всякого повода,
например, за домыслы о непослушании
или намерение нарушить запрет,
или просто чтобы та больше не вздумала никому ничего рассказывать
Отцу Христофору не нравилось это, но он молчал,
потому что страх перед Марией и потерей сана был страшнее
Мальчик подвергался наказаниям в меньшей степени и только прижимался к стене за закрытой дверью,
безмолвно рыдал в диком страхе, изо всех сил сдерживая всхлипы,
пока его сестра подвергалась за нею очередной процедуре
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ (СОДЕРЖАЩАЯ СВОИ МАЛЕНЬКИЕ ДЕТАЛИ)
Сосед Михаэль
Проживающий аккуратно за той стеной,
где теперь ежевечерне Мария измывалась над несчастной девочкой, конечно же все знал:
он слышал крики, брань, плачь,
и не видел больше девочку на улице
Он все знал, но не мог ничего сказать,
а все потому, что однажды,
когда девочке было 9 лет,
он пригласил ее к себе,
усадил на колени,
сначала обнял,
затем стал прикасаться и ласкать ее через одежду...
Девочка любила Михаэля, доверяла ему и поэтому никак не сопротивлялась
Сосед позвал ее в свою спальню,
лег с ней на кровать и стал прижиматься к ее интимным местам, гладить их
Он знал, что она ничего не расскажет своим строгим родителям,
но теперь боялся, что все может раскрыться
ИСТОРИЯ ТРЕТЬЯ (И ЕЕ ПРОДОЛЖЕНИЕ)
Преподобный Христофор стал дольше задерживаться за закрытой дверью наедине с дочерью
Мать Мария стала злиться еще больше
И как только первый выходил оттуда,
она врывалась в комнату с придушенным:
«Ах ты, маленькая сука!», –
захлопывала дверь,
и плач, доносившийся из-за нее, перерастал в нечеловеческий вой
Михаэль несколько раз порывался прийти к ним с возмущениями, чтобы заступиться за ребенка,
но так и не решился
Однажды, когда отец Христофор вернулся с вечерней службы,
из-за двери вышла его жена и сказала, что этой несчастной твари запрещено выходить из комнаты
Христофор заглянул в полумрак за дверью и увидел свою дочь лежащей на полу без одежды, сильно избитой, привязанной веревкой за шею к ножке массивной деревянной кровати
У него сжалось сердце, и кровь прилила к горлу,
но он не посмел перечить Марии;
было решено оставить наказанную так до утра
ИСТОРИЯ ЧЕТВЕРТАЯ (И ЕЕ ПРЕДВЕСТНИКИ)
Это был пансионат сестер милосердия для девочек, оставшихся без родителей, и строгим настоятелем во главе таких же строгих монахинь-сестер
Тут я снова ненадолго появлюсь, чтобы просто напомнить вам, что в подобных местах редко обходится без жестокости и наказаний за непослушание,
так как люди существуют там где-то в отрыве от реальности современного мира,
особенно, учитывая то обстоятельство, что мы с вами оказываемся в прошлом, –
а я могу себе позволить такое путешествие и перенести вас с собой, –
лет на тридцать
Девочкам пансионата от 7 до 10 лет,
и суровые монахини часто наказывают их работами,
бесконечным чтением Священного писания, –
чей текст в робком детском сознании доходил до бессмысленности, –
а также не гнушаются бить розгами,
для чего отводят в специальную комнату,
заставляют полностью раздеться,
стать на колени в молитвенной позе
и читать во время экзекуции «Отче наш»
Мы сейчас как раз попали в один из таких моментов
Сегодня настоятель самостоятельно решил исполнить наказание во имя послушания и страха господне
Он смотрит на светлоглазую девочку,
та послушно снимает одежду,
ложится к нему на колени,
и тот начинает с силой шлепать ее ладонью по ягодицам
Она не может сдержать слез от унижения и боли,
и тогда святой отец начинает утешать несчастную,
говоря о том, что все это для ее же пользы
и во имя господне, которому они все здесь неизменно служат,
дабы не попасть в лапы великого обольстителя, –
продолжая поглаживать раскрасневшиеся ягодицы
Затем пальцы его скользят ниже
Девочка замирает
Настоятель с придыханием произносит, что это еще не все наказание,
и если она,
носящая столь великое имя, как у самой божьей матери,
хочет до конца искупить свои грехи и заслужить прощение,
то должна еще кое-что для него сделать
Он поднимает полы сутаны и ставит девочку перед собой на колени
ИСТОРИЯ, КОТОРАЯ ДЛИЛАСЬ С ПЯТНИЦЫ ПО ВОСКРЕСЕНЬЕ
Привязанная веревкой за шею к кровати девочка
оставалась в таком положении весь следующий день
и от нанесенных побоев скончалась к утру дня воскресного:
за это время она не вставала, справляя нужду под себя;
никто к ней не заходил, не приносил еду или воду
ЧАС ДО РАССВЕТА
Окоп –
извилистая траншея,
укрепленная бревнами,
мешками с песком,
обитая досками
Дно,
когда-то выложенное мостками,
утопает в грязи и лужах:
дожди окончательно превратили его в болото
Еще темно,
и по небу ползут черные тени туч;
кроме них из окопа ничего не видно
Я сижу и думаю над тем, что у меня совершенно промокли ноги,
а обмотки превратились в грязные рваные бинты,
которые никак не хотят держаться
и все время развязываются
Носков было всего две пары –
и это месяц назад, –
так что ступни превратились в сморщенные губки,
коченеющие от вездесущей сырости и холода осенней ночи
Я не сплю,
не потому что на посту,
а потому что не могу уснуть в ожидании атаки,
которая может прийти с рассветом
Но большинство солдат дремлют в блиндажах
или прямо в окопах,
под растянутыми тентами из плащ-палаток,
примостившись на размокших мешках с песком или досках
Мы здесь уже месяц,
бессменно,
не возвращаясь в гарнизон,
не получая регулярного снабжения
За год, что я провел на этой войне,
такое впервые;
мы не знаем, чего ждем,
но прекрасно догадываемся, что происходит
После недели беспрерывных атак
от первоначального состава нашего полка
уцелело около двух сотен человек,
остальные – вновь прибывшие,
периодически пополняющие потери,
а также их численность,
зачастую не сумев продержаться и дня
Я разместился под траншейным керосиновым фонарем
на неподъемных от сырости мешках,
и проверяю обмундирование,
крепления ремней и патронташей
Сумку для противогаза проели крысы
и постоянное ползание на брюхе,
так же, как и подсумок для гранат,
откуда теперь они того и гляди вывалятся;
котелок помяло ударом осколка
Зато у меня новенький ранец
и отличный теплый шарф,
снятый с раненого пленного
месяц назад,
как только мы попали в эти окопы
Шарф был уютней и красивее,
чем бывшие у наших вязаные снуды,
но в практическом смысле
оказался не настолько удобным,
что подтвердила первая же ночная вылазка за линию фронта,
когда все пробирались вперед,
делали подкопы под рядами оградительных укреплений из колючей
проволоки,
внимательно наблюдая за приближающимся рубежом противника,
а я ползал по развороченной снарядами земле,
среди обугленных, поваленных стволов
и искал в темноте свой шарф,
зацепившийся за что-то
Но сейчас,
сидя здесь,
в этой грязной, сырой траншее,
наряду с фонарем, он вызывал приятные ощущения,
единственные из всего, что могло показаться здесь таковым
Шарф, фонарь
и всплывающие в памяти словно пар мысли
о горячей ванне,
чистой сухой одежде,
теплом пледе,
чашке горячего какао
и потрескивающем камине,
среди осенних дождливых сумерек за окном
так располагающего ко сну
А еще то,
как год назад,
из окон своего дома
я несколько раз видел девушку в пальто и бежевом берете,
с прекрасными волнистыми волосами, –
ах, как приятно сейчас вообразить,
какой от них мог быть запах!.. –
слегка развивающимися на ветру,
шедшую по мостовой со своей собакой
Я даже толком не видел ее лицо –
только сверху, –
но она была восхитительна,
и я вспоминал о ней все время,
с тех самых пор, как угодил на фронт,
сожалея,
что так и не встретил ее на улице,
не заглянул в глаза,
не познакомился,
не узнал ее имени
С ужина во фляге сохранились остатки холодного кофе,
точнее, чего-то отдаленно его напоминающего
Я сделал глоток,
ощутил осадок на языке
и с горечью подумал о том,
как устал от этой безвылазной грязи и вони промозглых окопов,
горелой земли, выжженной бесконечными артиллерийскими обстрелами,
заваленной разлагающимися, изуродованными в ее осенней жиже трупами,
