Впрочем, до граппы добрались не сразу.
Сперва пришли могильщики. Четверо широкоплечих молчаливых мужчин долго топали у входа, вытирали ноги, дышали, наполняя комнату густыми винными парами, потом шушукались со стариком, потом так же долго прощались.
Следом пришла женщина с двумя девочками лет десяти - двенадцати и подробно, деловито обсуждала место, где похоронят её мужа, время начала церемонии, торговалась из-за цены и причитала, как дорого стали стоить поминальные «passerotti» *). Девочки терпеливо ждали, стоя в тёмном углу и разглядывая Лавинию и её сопровождающего, как разглядывали бы драгоценности в витрине ювелира – что-то красивое, но совершенно ненужное.
_____
*) passerotto – воробушек, название особого вида печенья, которое венецианцы раздают после похорон.
Наконец вдова заплатила аванс и ушла. Синьор Донти дождался, пока за нею закроется дверь, потом махнул рукой:
- Всё, больше никто не придёт.
- Откуда вы знаете? – полюбопытствовала Лавиния.
- Пять часов, синьора, ворота закрылись.
В подтверждение его словам в вышине пробил колокол. Раз, второй… пятый. И, словно откликаясь, донеслись с площади Сан-Марко тяжёлые удары молота на часах Гигантов.
- Ну вот, - удовлетворённо сказал кладбищенский сторож. – Теперь здесь, внутри стен, могут находиться очень немногие живые.
- И кто же?
- Сам Serenissimo Principe *), члены Совета двенадцати и я. Ну, и те, кому я позволил войти в дом. Сторожка – за пределами стен.
____
*) Serenissimo Principe (светлейший князь) – титулование дожа
- Охранный контур, - понимающе кивнула госпожа Редфилд.
- И много другое, - ответил Джан-Франко. – Кое-что из этих охранных амулетов разрабатывала наша семья, и они не имеют аналогов. В Венеции последние столетия живут только маги, и, умирая, они не становятся менее опасными.
- Да уж, - с чувством откликнулась Лавиния. – Я хорошо помню Mortis Saltatio *), устроенную недоучкой-некромантом на кладбище возле Брашова, участвовала в упокоении.
___
Mortis Saltatio (лат.) – пляска смерти
- Брашов – это где? – без особого интереса спросил синьор Донти.
- В Валахии. Университетский город, только обучают там не только и не столько водников, магов жизни и прочих целителей, сколько некромантов и магов крови. Ну, неважно! Вернёмся к нашим вопросам. Итак, синьор Донти, вы говорите мне, что хотели бы узнать, а я задаю вопросы о театре «Ла Фениче», после чего мы с вами расстаёмся на некоторое время.
- И клятву дать не откажетесь?
В ответ Лавиния щёлкнула пальцами и зажгла огонь в камине. Потом достала небольшой узкий стилет, провела им по ладони и уронила в огонь каплю крови.
- Я, Лавиния Редфилд, клянусь огнём, магией и собственной кровью, что расследую до полной ясности дело, которое поручит мне Паскуале Донти, в чём бы оно ни заключалось.
Пламя вспыхнуло особенно ярко, с шипением взорвалось искрами и погасло.
Госпожа Редфилд вернула стилет в ножны, буднично отряхнула ладони от засохшей крови и приказала:
- Рассказывайте.
Помедлив, старик начал говорить.
- Здесь, на Сан-Микеле, я служу сторожем двадцать два года. А до этого был, как вы, наверное, знаете, костюмером в театре «Ла Фениче». Костюмером при синьоре Руджеро Басси, баритоне. Синьор Руджеро пел Фигаро, Джанни Скикки, Тонио в «Паяцах», но лучшей его ролью был Дон Жуан. О, как он пел! Я перестал интересоваться оперой с тех пор, как поселился здесь, на Сан-Микеле, но полагаю, что и сейчас он должен считаться величайшим Дон Жуаном.
Старый костюмер говорил с таким жаром, будто кто-то пытался ему возразить, оспорить величие давно замолчавшего баритона. Лавиния посмотрела на своего сопровождающего, еле заметно ему кивнула. Джан-Франко вытащил пробку из стоящей на столе бутылки без наклейки и разлил по пузатым, сужающимся кверху рюмкам. Взглянул на синьора Донти, в одну рюмку долил ещё и подвинул тому.
- А что, синьор Руджеро не гастролировал? – спросила госпожа Редфилд.
- Нет, у него был контракт с театром. Он имел право на гастроли на два месяца в году, но… не любил уезжать из Венеции. Говорил, что на твёрдой земле ему тяжело дышать.
- Понятно. Так какой вопрос вы мне зададите? Ради чего была дана клятва:
Старик одним глотком выпил граппу и поднял взгляд. В его выцветших бледно-серых глазах была такая тоска, что у Лавинии по коже мороз прошёл.
- Двадцать пятого февраля Руджеро пел Дон Жуана. Я ждал его в гримёрке, держа подогретым грог – он всегда выпивал стакан горячего грога после того, как его персонаж проваливался в огонь за руку с ожившей статуей. Мне хорошо было слышно оркестр, и я точно знал, что через двадцать тактов Руджеро войдёт, бросит на кресло плащ и одним глотком выпьет ожидающий его напиток. Я ждал, а его всё не было и не было… - переведя дух, синьор Донти придвинул к Джан-Франко свою рюмку, которую тот и наполнил снова. – Как рассказал мне привратник, Руджеро выскочил из служебного входа, словно за ним гнались все духи зла, и исчез за углом здания. Больше я его не видел, как, впрочем, и никто из общих знакомых. Через месяц я уволился из «Ла Фениче» и с тех пор работаю здесь.
Он махнул рукой куда-то в сторону двери.
- Так чего же вы хотите? – мягко спросила Лавиния. – Найти его или узнать, что произошло?
- К чему мне искать человека, которому я много лет был братом, нянькой, слугой и защитой? – пожал плечами Донти. – Я хочу знать, что тогда случилось.
- Хорошо… Не буду обещать, что найду ответ прямо завтра, но найду. А теперь перейдём к нашим вопросам.
Когда они вышли из домика смотрителя, погода изменилась. Солнце спряталось, сменившись низкими безнадежно-серыми тучами и ледяным ветром. Госпожа Редфилд поёжилась, активируя согревающее заклинание, и посмотрела на гондольера. Тот спал, как ни в чём ни бывало, только соломенная шляпа, сдвинутая раньше на глаза, теперь лежала рядом на сиденьи.
- Не беспокойтесь, - рассмеялся Джан-Франко, поймав её взгляд. – Во-первых, все гондольеры умеют согреваться в плохую погоду, во-вторых, Пьетро мы выдали дополнительный амулет от холода, дождя и ветра. При необходимости он может спать хоть в сибирском сугробе.
- А почему, собственно, мы используем гондолу? Ладно, я чужая, и моя магия размывается водами лагуны, но вы-то свой, венецианец? Так почему бы не открыть портал?
- Магия стен Сан-Микеле не позволяет. Здесь за века переплелось такое количество заклинаний самого разного свойства, что можно, открывая портал на Сан-Марко, попасть куда-нибудь… в Медиоланум. Что ещё, хуже, может перекинуть только половину путешественника или совершенно целое мёртвое тело.
- Ясно. Ну что же, будите нашего Вергилия, надо отправляться. Мне сегодня ещё в оперу идти, - и Лавиния невольно поморщилась.
- Не любите?
- Не понимаю.
- А что у них сегодня?
- «Волшебная флейта».
- Тогда не торопитесь предвкушать напрасно потраченное время, «Ла Фениче» ещё удивит вас.
Усевшись на вишневом бархате сидений внутри кабинки, Джан-Франко открыл было рот, чтобы расспросить госпожу Редфилд, как же она собирается искать пропавшего певца. Но дама лишь качнула головой.
- Потом. Я пока подумаю.
Она откинулась на спинку и закрыла глаза.
У причала Ка’Тезено Лавиния спросила:
- Не хотите выпить?
- Почту за честь.
Джан-Франко что-то тихо сказал гондольеру и следом за госпожой Редфилд поднялся в дом.
Марджори, чрезвычайно оживлённая, выглянула из свей спальни, ойкнула, увидев гостя, поздоровалась и снова скрылась. Лавинию кольнуло привычное сожаление, что она уделает работе куда больше времени, чем давней подруге и преданной секретарше, даже сейчас, почти в отпуске. Жестом пригласив Джан-Франко сесть, она поинтересовалась:
- Граппу, вино, аква-виту?
- Вино, если есть – белое.
- Что-то тут было в баре, сейчас посмотрим.
Совместными усилиями они выбрали Soave Colli Scaligeri, молодой человек лёгким движением пальца выманил пробку и разлил вино по бокалам. Пригубил, кивнул одобрительно.
- Так всё-таки, синьора коммандер, как вы собираетесь искать исчезнувшего артиста?
- Пока что я вообще не уверена, что его нужно искать!
- Как это? Вы считаете, что это не связано с проклятием?
- Почти уверена, что не связано. Что мы вообще знаем о произошедшем двадцать два года назад? Только то, что услышали от Донти, который даже свидетелем не был. Ему рассказал охранник, и это всё. С кем и о чём Руджеро Басси говорил после того, как ушел за кулисы, в какую сторону пошёл, снял ли он сценический костюм или нет – ничего этого мы не знаем.
- Двадцать пятое февраля - время карнавала. Вполне мог выйти из театра в плаще и шляпе Дон Жуана, никто бы и бровью не повёл.
- Вот именно! Басси мог с кем-то поссориться, ему могли прислать срочное сообщение магвестником или курьером, наконец, его мог просто допечь до самого некуда Донти с его гиперопекой! Помните, как он сказал? «Человек, которому я много лет был братом, нянькой, слугой и защитой». Такое отношение вполне могло надоесть. Так что для начала я поговорю с нашим прекрасным господином суперинтендантом и узнаю детали. А дальше видно будет.
- Понятно… Ну, а рассказанное Паскуале Донти, его ответы на наши вопросы – полезны? Мне показалось, что ничего, что бы цеплялось за последние неприятности в «Ла Фениче», он не сказал.
- Пока не знаю. Какая-то фраза зацепилась и не даёт мне покоя, но я не могу вспомнить, чего именно она касалась.
- Всплывёт, надо только отпустить…
- Всплывёт, – согласилась Лавиния.
В молчании они допили вино, и Джан-Франко встал.
- Оставляю вас, синьора коммандер. Поручения на завтра есть?
- Пожалуй, да. Мне хотелось бы поподробнее узнать историю здания театра. Что было на этой площадке до него…
- Жилой дом с тратторией.
- Это мне известно, - госпожа Редфилд нетерпеливо мотнула головой. – Кто там жил, кто его строил, отчего дом загорелся, выгорел ли насмерть или сохранились, например, сваи?
Последнее слово отозвалось будто толчком у неё в груди. Лавиния замолчала, прислушиваясь, потом кивнула.
- Да, вот именно. Сваи. И история последнего пожара, в подробностях и с именами.
- Будет исполнено, госпожа коммандер!
И Джан-Франко вышел.
ЧАСТЬ 4.
“Der Vogelfanger bin ich ja, Stets lustig heissa hopsasa! Ich Vogelfanger bin bekannt Bei Alt und Jung im ganzen Land” – Mozart, “Die Zauberflote”, aria Papageno (Я - самый ловкий птицелов, Я молод, весел и здоров! Куда б зайти мне ни пришлось, Повсюду я желанный гость! – Моцарт, «Волшебная флейта», ария Папагено)
Театр был полон, и блистали не только ложи, но и партер, и даже ярусы.
Синьор суперинтендант усадил высоких гостей в ложе прямо возле сцены, справа, выразил всемерный восторг и убежал. Марджори, вплотную придвинувшись к ограждению, с удовольствием разглядывала зал, золочёные завитки и красный бархат, сияющую тысячами огней люстру и фрески потолка, туалеты дам и ливреи капельдинеров. Госпожа Редфилд, которой пришлось надеть платье, была этим чрезвычайно недовольна; она почти спряталась за бархатной портьерой и разглядывала занавес, тоже красный с золотом. На занавесе была изображена, разумеется, птица Феникс.
Наконец третий удар колокола прозвучал, свет в зале погас, и золотой Феникс взмахнул крыльями.
Через какое-то время Лавиния откинулась на спинку кресла и опустила веки: она поняла, что ей совершенно не важно, будет ли она смотреть на сцену и видеть артистов, или только слышать, главное - не выключать в своём сознании музыку… Особенно поразил её голос Царицы Ночи - блестящий, холодный, прямой и острый, словно кинжал-мизерикордия.
Когда смолкли волшебные голоса, и удар колокола возвестил об антракте, госпожа Редфилд открыла глаза и посмотрела на Марджори.
- Это ты что, спала? – спросила та с сомнением.
- Нет, - успокоила её Лавиния. – Это я слушала и думала.
- И что надумала?
- Антракт у них длинный, полчаса. Мы выйдем в фойе и оглядимся. Потом ты отправишься в буфет пить шампанское, а я проникну за кулисы и посмотрю, что творится там.
Первое, что бросилось в глаза, когда они вышли из аванложи – подробная история реставрации здания. Внимательно изучив магоснимки, Лавиния остановилась перед картинкой, на которой были схемы этажей театра с выделенными цветом участками – полностью сгоревшие, пострадавшие и впоследствии снесённые, почти не пострадавшие, оставшиеся целыми. Секретарша тронула её за руку:
- Ну, так что? Ты идёшь пить шампанское?
- Нет, иди без меня. Посматривай по сторонам, уши не затыкай… Всё сама знаешь!
И она отвернулась, почти уткнувшись носом в чертёж с разноцветными участками и линиями.
- Та-ак… Значит, более всего пострадал зрительный зал и авансцена. Крыша полностью сгорела, что и не удивительно, а вот полы в центре зала оказались защищены рухнувшей люстрой. То есть, выходит, всё, что ниже пола, осталось от первоначального здания, а?
«Подвалов в Венеции не делают, это запрещено законодательно с той поры, как при особо сильном наводнении из подвала в заброшенном доме полезло такое, что лучше не поминать поздним вечером, - думала она, ища глазами капельдинера. – Значит, что? Пол, под ним какая-то база, вроде перекрытий, и сваи. Ага, вот он!»
- Синьор, как мне найти суперинтенданта?
Почтенный господин в круглой красной шапочке на благородных седых кудрях поклонился:
- Прошу следовать за мной, госпожа коммандер.
Неприметная дверка оказалась совсем рядом со входом в их ложу. Лавиния следовала за красной курткой, а вокруг, в закулисных коридорах, царил истинный хаос: полуголые танцовщицы вначале обогнали их, потом пробежали обратно, степенно проследовал куда-то высокий и широкоплечий синьор в синей мантии, усыпанной звёздами, кинулась под ноги истошно лающая крохотная собачонка, с грохотом кто-то уронил утюг… Капельдинер разрезал эту толпу, словно дельфин – волны. Догнав его, госпожа Редфилд поинтересовалась:
- За кулисами всегда такое, или какой-то особый случай?
- У синьоры Лючии Дессау день рождения, все готовятся поздравлять, - пояснил мужчина. – Она поёт сегодня Царицу Ночи, и можете мне поверить, это лучшее исполнение, которое я слышал!
Такая сдержанная гордость прозвучала в его голосе, что Лавиния восхитилась и слегка позавидовала этой страсти.
Наконец они свернули направо, в другой коридор, где было пусто и, словно в операционной, сияли яркие лампы.
- Сколько я помню, кабинет синьора Кавальери не здесь, - поинтересовалась Лавиния, осматривая ряд одинаковых дверей.
- Да, госпожа коммандер. Синьор суперинтендант сейчас как раз в гримёрке у синьоры Дессаау, но он всем нам приказал при необходимости немедленно вас к нему отвести.
Госпожа Редфилд одобрительно кивнула.
Суперинтендант стоял возле кресла, в котором сидела женщина в сверкающем чёрном платье, и, почтительно склонив голову, что-то помечал в маленьком блокнотике.
«Надо же, какая она крошечная, словно птичка! – изумлённо подумала Лавиния. – А на сцене казалась выше всех…».
- Госпожа Редфилд! – показалось ей, или в голосе Кавальери прозвучала затаённая радость? – Позвольте, я вас друг другу представлю, две такие выдающиеся женщины непременно должны быть знакомы!
Примадонна подняла голову, недовольство в её глазах сменилось изумлением…
- Лавиния? Что ты здесь делаешь, ты же никогда не любила оперу!
