- Иду, иду уже! Куда спешить-то?
Дверь распахнулась, и на пороге маг увидел высокую худую старуху в вылинявшем, когда-то голубом платье.
- Здравствуй, Мариам! – сказал он.
- Вот оно как... – ответила старуха, и, пожевав губами, впустила нежданного гостя. – Проходи в гостиную, садись. Кофе хочешь?
- Нет, спасибо, – отказался он. – Знал бы, что ты предложишь, не пил бы на базаре.
- Ладно, - вяло отмахнулась она. – Сейчас приду.
И пошла неторопливо куда-то вглубь дома.
Лавернье прошел в гостиную, где когда-то, лет пятнадцать – двадцать назад, бывал чаще, чем в любом другом месте на земном шаре. Не кто иной, как Павсаний, старый маг со стихиями камня и ментала, учил его чуять древности, оценивать раритеты и находить покупателя на самые странные вещи. Именно благодаря ему Пьер-Огюст Лавернье, сын булочника из Арля, стал одним из самых авторитетных в мире магических антикваров.
Это был долг, а долги следует платить.
Мариам причесалась, переоделась в новое темно-синее платье и принесла поднос: пара крохотных чашечек кофе, кувшин с ледяной водой, засахаренные лепестки роз. Поставив поднос на журнальный столик, она села в кресло напротив Пьера и уставилась на него неожиданно темными, глубокими глазами.
- Я получил письмо, - сказал он, протягивая женщине листок бумаги.
Та взяла его, развернула и вновь сложила.
- Да. Я писала тебе. Ну, что же, раз ты приехал, значит, старик был прав, а я ошибалась.
- В чем, Мариам?
- Павсаний считал тебя своим сыном, а я уверена была, что ты выбросил его из своей жизни.
- Ты ошибалась, - подтвердил Лавернье.
- В кабинете то, что он тебе оставил. На письменном столе записка, все написано.
«Дорогой Пьер! Думаю, ты уже побеседовал с кем-нибудь в Хан аль-Кади, с почтенным Шенудой или не менее почтенным Махмудом Гали, и посмеялся над старым дураком, увлекшимся на закате лет живописью. Если какое-то посмертие и в самом деле существует, я, должно быть, хорошо повеселился, подсматривая за этим разговором.
А теперь я хочу оставить тебе истинное мое наследство. Не тот мусор, что купят – или не купят! – на аукционе, нет. Я оставлю тебе информацию о своем открытии, а ты уж сам реши, что ты будешь с этим делать»
Лавернье прервал чтение: ему явственно послышалось где-то рядом злокозненное хихиканье. Он налил себе воды из кувшина, что принесла Мариам, и. подумав, поставил на комнату абсолютный щит. Судя по вступлению, Павсаний оставил ему в наследство большую бомбу.
Ну что же, посмотрим, где у нее взрыватель...
«Последние двенадцать лет я работал над магией желания.
Ты скажешь, что это легенды для первокурсников, и такой стихии не существует вовсе, и будешь неправ. Она существует. И я нашел способ управления ею. Очень простой и в то же время сложный, потому что для того, чтобы любой человек, эльф, гном или орк подчинился твоему желанию, нужны две вещи: талант и особые, разработанные мною краски. Ну и, разумеется, заклинания; одно следует накладывать в процессе создания картины, второе в тот момент, когда воздействие должно начаться.
Набор красок и формула – в сейфе.
Теперь ты можешь уйти и не принимать на себя ответственность. Или же принять участие в аукционе, купить этот дом вместе со всем содержимым (никчемное барахло, откровенно говоря!) и получить законные права на то, чтобы быть единственным обладателем стихии.
Надеюсь, что ты приедешь достаточно быстро, и до аукциона у тебя останется время подумать...
Павсаний Гирет, маг.
Писано в Аль-Александрии 17 июля 2184 года от О.Д.»
Выругавшись сквозь зубы, Лавернье бросил на стол письмо, встал и подошел к окну. Вид из него был не слишком вдохновляющий: внутренний двор дома старого Павсания не цвел розами и не был украшен фонтаном. За стеклом Мариам, уже переодевшаяся в линялое голубое платье, кормила кур.
Пьер вернулся к столу, перечитал письмо, тщательно сложил его и убрал в пространственный карман.
После серии приседаний доктор Василидис остановил Роберта:
- Довольно! Перегружать связки тоже не нужно. Сейчас, после упражнений, боль возвратилась?
- Да, и довольно сильная, - кивнул тот.
- Это плохо, боли быть не должно...Придется через сорок восемь часов повторить работу с артефактом.
- То есть, я должен пока оставаться здесь, в монастыре? – Роберт слегка приуныл: очень хотелось вырваться из обители, уйти от строгого распорядка дня и здорового, но не слишком вкусного питания.
- Да нет, зачем? Вы остановитесь в Ретимно?
- Да, брат там зарезервировал номер в отеле.
- Вот и хорошо, я туда приеду во вторник. А пока... Тренироваться, ежедневно увеличивая нагрузку по чуть-чуть. Плавать как можно больше. Я дам вам описание специальной гимнастики, постарайтесь делать ее каждый день; там указано, какие упражнения нужны утром, а какие – вечером, чтобы расслабить мышцы.
- Я понял. Спасибо, Андрос.
- Артефакт... – продолжал тот, не обращая внимания на сказанное пациентом, - Артефакт я верну, недели через две. У меня есть еще несколько сложных случаев... Вы ведь не будете возражать?
- Давайте сделаем там, - Роберт улыбнулся. – Оформим официальное дарение магического предмета монастырь святого Ругера, с условием обязательного использования его в госпитале.
- Да, замечательно! – Василидис искренне обрадовался. – Они хорошие люди, монахи, но... иногда не понимают, что даже божественное благословение должно работать.
Закрыв за доктором дверь кельи, археолог потер лоб. Надо же, каких-то четыре месяца, сперва в клинике, потом в монастыре, и он совершенно растренировался! А ведь раньше мог собраться за пятнадцать минут и с одним рюкзаком уехать на полгода куда-нибудь... в пустыню Гоби.
Платье было загадочным. Тонкая, легчайшая, почти полупрозрачная ткань прозрачной все же не становилась; пятна полутонов при каждом повороте превращались в другой рисунок, но в пестроту не сваливались; крой ничего не обтягивал и не подчеркивал, но почему-то было ясно, что фигура в этом платье отличная. В общем, Вэл, ни разу доселе не поддавшаяся на агитацию Лидии «А давай купим для тебя еще вот такое платье», здесь всерьез задумалась о покупке чего-то похожего.
Волны сверкали нестерпимо, но вдали, на линии горизонта, можно было разглядеть цепочку маленьких лодочек, тянущихся за катером. Рыбаков буксировали к местам, подходящим для ловли. Женщина в замечательном платье и широкополой шляпе стояла к ней спиной и смотрела на море. Наконец она повернулась. Валери осознала, что пялится уже просто неприлично, смущенно улыбнулась и поздоровалась.
- Добрый вечер, - отозвалась пожилая дама. – Какой вид отсюда, с террасы, не правда ли?
- Да, я всегда жалею, что я не художник. Увы, последний удачный рисунок у меня получился в возрасте пяти лет, когда я нарисовала Буку, живущую под кроватью. Прошу вас, присоединяйтесь ко мне, сейчас принесут коктейли.
Дама устроилась в соседнем кресле. Несмотря на то, что поля шляпы затеняли лицо, в закатном солнце было легко рассмотреть, что ей немало лет и что она все еще очень красива.
- Вы здесь с друзьями, как я заметила?
- Да, - Вэл попробовала коктейль и благодарно кивнула официанту, - мы с подругами из Люнденвика, и еще... знакомые к нам присоединились. Ой, я не представилась: меня зовут Валери Смит-Джонс.
- Очень приятно, - дама снова улыбнулась, это ей очень шло. – А я Тесса Торнвуд.
- Госпожа Торнвуд...
- Лучше просто Тесса, мне так привычнее.
- Тогда я Вэл.
Они чокнулись стаканами с коктейлями и отпили по глотку. Напиток тек через трубочку прохладной струйкой и вдруг взрывался на языке малиной, мятой, сладостью и кислотой, ледяными и неожиданно огненными искрами.
- Ого, - одобрительно кивнула старшая из женщин. – А совсем неплохо!
Все еще ослепительный огненный шар потихоньку клонился к скалам слева от пляжа, сейчас они были почти черными с алой кромкой. Морская гладь потемнела, стала густо-синей, но там, где попадали лучи, она вдруг вспыхивала ярко-фиолетовой или серебряной искрой.
- Это невозможно нарисовать, к сожалению, - вдруг проговорила госпожа Торнвуд. – А может быть, и к счастью, потому что мне страшно представить, какая магия таилась бы в работах такого живописца.
- Так вы художник, вот откуда я вас знаю! – Валери вскочила, потом снова села. – Мы были на вашей выставке в Тэйт в июле!
- Ну, там были не только мои работы.
- Да-да, я помню! Потрясающая была выставка! Ваши пейзажи и портреты, особенно портрет старухи в розовом, и рядом работы Юэна Сведенхальса... И еще этот невероятный художник, который рисует лед, откуда-то с севера царства Русь!
- Борисов, Александр Борисов, - кивнула Тесса. – Он из Архангельска. Да, у него совершенно удивительные вещи. Я даже договорилась с ним, что в декабре поеду туда поработать с ним вместе, понять, как он видит лед.
- Там же холодно!
- О да... Но ведь известно, что нет плохой погоды, есть только неправильная одежда, - она рассмеялась. – Ну, не буду вас больше задерживать, вон ваши друзья.
На террасу и в самом деле выходила вся остальная компания, с прихрамывающим Робертом во главе.
Солнце еще не коснулось горизонта, но ждать этого момента было недолго. Лавернье остановил экипаж возле ворот Хан аль-Кади, расплатился с водителем и шагнул под своды базара. Торговля почти окончилась; многие лавки уже были закрыты, а в открытых продавцы неспешно собирали товары или пили горячий кофе, откинувшись и вытянув ноги. Пьер знал дорогу до зала собраний общины коптов, и ему не нужно было никому задавать вопросов. Он шел по проходу между лавками с коврами и шелком, свернул в ряды оружейников, миновал пряности... Наконец, дорога вывела его на площадь к круглому белому зданию с широким куполом. Распахнув тяжелую резную дверь, он вошел.
Аукцион был обставлен почти по-домашнему: участники сидели на коврах, опираясь на разложенные повсюду шелковые подушки, пили чай или кофе из небольших фарфоровых чашек и неспешно беседовали. Лавернье усмехнулся: видывал он уже таких же степенных старцев, которые, желая получить приглянувшийся лот, могли и в бороду сопернику вцепиться. Коротко поклонившись почтенному собранию, он подошел к столу, за которым перед компьютером сидел секретарь, зарегистрировался и получил свой номер. В это время за его спиной раздался скрипучий голос:
- Пьер, мальчик мой!
Маг сцепил зубы, надел на лицо самую сладкую улыбку и повернулся. Один из седобородых старцев кивал ему, указывая на соседнюю подушку.
- Почтенный Хасими, рад видеть вас! – Лавернье слегка поклонился, но садиться не стал: если Аббасу Хасими дать возможность, он заговорит тебя насмерть, а сам даже не утомится.
- Садись, садись, мой дорогой, я тут как раз рассказываю своим друзьям, как лечил покойного Павсания от геморроя.
На лицах сидящих поблизости старцев было написано столько же интереса к названной проблеме, сколько могло бы обнаружиться на физиономии орка перед чашей с несоленым холодным рисом.
- Спасибо, почтенный Хасими, - Пьер снова слегка обозначил поклон, - но мне непременно нужно поговорить с уважаемым Шенудой. А потом я сразу же присоединюсь к вашему собранию!
Секретарь, с трудом давивший в себе неприличное хихиканье, кивнул в сторону большого ковра, что закрывал проход в соседнее помещение, и Лавернье ретировался.
Бутрос Шенуда просматривал что-то на экране компьютера, изредка делая пометки в бумажном списке. Он опустил очки на кончик носа и посмотрел на гостя:
- Пришел все-таки?
- А куда бы я делся? – вопросом на вопрос ответил маг. – Скажи мне, Бутрос, эта публика, что сидит там и пьет чай, они всерьез собираются покупать что-то?
- Вряд ли. Магией практически никто из них не владеет, поэтому рассчитывают только на какие-то неожиданные редкости или древние артефакты, что могут найтись в доме практикующего мага.
- Я хочу купить дом целиком, - сказал Лавернье. – Насколько мне известно, в условиях аукциона такая возможность прописана?
Шенуда вновь посмотрел на него поверх очков и усмехнулся:
- Вот через пять минут я в качестве душеприказчика буду читать завещание, там все сказано. А у тебя хватит денег на такую покупку?
- Если будет недоставать, я у тебя займу.
Пьер не слишком представлял себе, в какую сумму оценен старый дом и его содержимое, как и то, где он возьмет средства, чтобы расплатиться. Но именно в эту минуту он понял внезапно: если откажется от участия в аукционе, не узнает загадку таинственной магии, стихии, найденной Павсанием Гиретом, то жалеть об этом будет всю жизнь.
Удар молотка погасил шумок в зале, и седые бороды собравшихся согласно повернулись к Бутросу Шенуде, стоящему за кафедрой.
- Итак, - Бутрос оглядел зал и кивнул каким-то своим мыслям, - начнем с завещания.
С негромким хрустом развернулся свиток, чуть слышно стукнула о дерево кафедры красная сургучная печать; в зале стало так тихо, что Лавернье услышал сигнал чьего-то коммуникатора на площади.
Откашлявшись, оратор начал читать:
«Завещание.
Я, Павсаний Гирет, сын Диодора, рожденный тринадцатого июня одна тысяча девятьсот десятого года, архимаг, настоящим документом делаю окончательное распоряжение:
Все мое имущество, каковое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы оно ни заключалось и где бы ни находилось, должно быть продано с аукциона в городе Аль-Искандария не позднее, чем через две недели после похорон.
Деньги, вырученные от продажи моего имущества, после оплаты положенных пошлин и налогов, должны быть употреблены следующим образом: половину суммы следует передать коптской общине Аль-Искандарии без каких-либо ограничений, в благодарность за оказанную мне поддержку. Вторую половину
вырученной суммы я завещаю тому, кто приобретет мой дом. Возлагаю на него обязанность организовать в Академии Магии города Лютеции, Галлия, лабораторию для изучения моих магических разработок. Также возлагаю на него обязанность выделить место для проживания и достойное содержание Мариам Хенкси, вдове, служившей у меня.
Исполнителем данного завещания (душеприказчиком) назначаю главу общины Бутроса Иустина Шенуду. А в случае невозможности исполнения им этих обязанностей - секретаря общины Иегуду Хаваля.
Писано в Аль-Искандарии 17 июля 2184 года от О.Д.
Павсаний Гирет, сын Диодора»
Почтенный Бутрос Шенуда опустил свиток, обвел глазами зал и. откашлявшись, добавил:
- Магическая печать заверена нотариусом Якубом Гурани.
Старцы в зале отмерли, зашуршали шелком халатов, и чей-то тенорок громко спросил:
- А список имущества есть?
- Есть, конечно, - Бутрос приподнял над кафедрой несколько скрепленных листов бумаги. - Какой же аукцион без списка? Итак, лот номер один... лодка парусная под названием «Мария», Стартовая цена восемьдесят золотых тетрадрахм.
«Сто шестьдесят дукатов, - привычно пересчитал Лавернье. – Недорого. Но и ни к чему».
Оказалось, что Павсаний был человеком совсем не бедным. Дом с его содержимым шел в списке последним, двенадцатым пунктом. Так что раньше него были оглашены и проданы не только та самая лодка, но и три торговых места в рыбном, оружейном и артефактном рядах, и доля в ковровой фабрике, и другие, совершенно Пьеру неинтересные вещи. Наконец утомившийся и слегка охрипший Шенуда сказал:
- Последний пункт списка – жилой дом по адресу квартал Аль-Аттарин, улица Нобар, тридцать два. Условия продажи данной собственности были оглашены в завещании. Стартовая цена – пять тысяч тетрадрахм.
Дверь распахнулась, и на пороге маг увидел высокую худую старуху в вылинявшем, когда-то голубом платье.
- Здравствуй, Мариам! – сказал он.
- Вот оно как... – ответила старуха, и, пожевав губами, впустила нежданного гостя. – Проходи в гостиную, садись. Кофе хочешь?
- Нет, спасибо, – отказался он. – Знал бы, что ты предложишь, не пил бы на базаре.
- Ладно, - вяло отмахнулась она. – Сейчас приду.
И пошла неторопливо куда-то вглубь дома.
Лавернье прошел в гостиную, где когда-то, лет пятнадцать – двадцать назад, бывал чаще, чем в любом другом месте на земном шаре. Не кто иной, как Павсаний, старый маг со стихиями камня и ментала, учил его чуять древности, оценивать раритеты и находить покупателя на самые странные вещи. Именно благодаря ему Пьер-Огюст Лавернье, сын булочника из Арля, стал одним из самых авторитетных в мире магических антикваров.
Это был долг, а долги следует платить.
Мариам причесалась, переоделась в новое темно-синее платье и принесла поднос: пара крохотных чашечек кофе, кувшин с ледяной водой, засахаренные лепестки роз. Поставив поднос на журнальный столик, она села в кресло напротив Пьера и уставилась на него неожиданно темными, глубокими глазами.
- Я получил письмо, - сказал он, протягивая женщине листок бумаги.
Та взяла его, развернула и вновь сложила.
- Да. Я писала тебе. Ну, что же, раз ты приехал, значит, старик был прав, а я ошибалась.
- В чем, Мариам?
- Павсаний считал тебя своим сыном, а я уверена была, что ты выбросил его из своей жизни.
- Ты ошибалась, - подтвердил Лавернье.
- В кабинете то, что он тебе оставил. На письменном столе записка, все написано.
«Дорогой Пьер! Думаю, ты уже побеседовал с кем-нибудь в Хан аль-Кади, с почтенным Шенудой или не менее почтенным Махмудом Гали, и посмеялся над старым дураком, увлекшимся на закате лет живописью. Если какое-то посмертие и в самом деле существует, я, должно быть, хорошо повеселился, подсматривая за этим разговором.
А теперь я хочу оставить тебе истинное мое наследство. Не тот мусор, что купят – или не купят! – на аукционе, нет. Я оставлю тебе информацию о своем открытии, а ты уж сам реши, что ты будешь с этим делать»
Лавернье прервал чтение: ему явственно послышалось где-то рядом злокозненное хихиканье. Он налил себе воды из кувшина, что принесла Мариам, и. подумав, поставил на комнату абсолютный щит. Судя по вступлению, Павсаний оставил ему в наследство большую бомбу.
Ну что же, посмотрим, где у нее взрыватель...
«Последние двенадцать лет я работал над магией желания.
Ты скажешь, что это легенды для первокурсников, и такой стихии не существует вовсе, и будешь неправ. Она существует. И я нашел способ управления ею. Очень простой и в то же время сложный, потому что для того, чтобы любой человек, эльф, гном или орк подчинился твоему желанию, нужны две вещи: талант и особые, разработанные мною краски. Ну и, разумеется, заклинания; одно следует накладывать в процессе создания картины, второе в тот момент, когда воздействие должно начаться.
Набор красок и формула – в сейфе.
Теперь ты можешь уйти и не принимать на себя ответственность. Или же принять участие в аукционе, купить этот дом вместе со всем содержимым (никчемное барахло, откровенно говоря!) и получить законные права на то, чтобы быть единственным обладателем стихии.
Надеюсь, что ты приедешь достаточно быстро, и до аукциона у тебя останется время подумать...
Павсаний Гирет, маг.
Писано в Аль-Александрии 17 июля 2184 года от О.Д.»
Выругавшись сквозь зубы, Лавернье бросил на стол письмо, встал и подошел к окну. Вид из него был не слишком вдохновляющий: внутренний двор дома старого Павсания не цвел розами и не был украшен фонтаном. За стеклом Мариам, уже переодевшаяся в линялое голубое платье, кормила кур.
Пьер вернулся к столу, перечитал письмо, тщательно сложил его и убрал в пространственный карман.
Глава 5.
После серии приседаний доктор Василидис остановил Роберта:
- Довольно! Перегружать связки тоже не нужно. Сейчас, после упражнений, боль возвратилась?
- Да, и довольно сильная, - кивнул тот.
- Это плохо, боли быть не должно...Придется через сорок восемь часов повторить работу с артефактом.
- То есть, я должен пока оставаться здесь, в монастыре? – Роберт слегка приуныл: очень хотелось вырваться из обители, уйти от строгого распорядка дня и здорового, но не слишком вкусного питания.
- Да нет, зачем? Вы остановитесь в Ретимно?
- Да, брат там зарезервировал номер в отеле.
- Вот и хорошо, я туда приеду во вторник. А пока... Тренироваться, ежедневно увеличивая нагрузку по чуть-чуть. Плавать как можно больше. Я дам вам описание специальной гимнастики, постарайтесь делать ее каждый день; там указано, какие упражнения нужны утром, а какие – вечером, чтобы расслабить мышцы.
- Я понял. Спасибо, Андрос.
- Артефакт... – продолжал тот, не обращая внимания на сказанное пациентом, - Артефакт я верну, недели через две. У меня есть еще несколько сложных случаев... Вы ведь не будете возражать?
- Давайте сделаем там, - Роберт улыбнулся. – Оформим официальное дарение магического предмета монастырь святого Ругера, с условием обязательного использования его в госпитале.
- Да, замечательно! – Василидис искренне обрадовался. – Они хорошие люди, монахи, но... иногда не понимают, что даже божественное благословение должно работать.
Закрыв за доктором дверь кельи, археолог потер лоб. Надо же, каких-то четыре месяца, сперва в клинике, потом в монастыре, и он совершенно растренировался! А ведь раньше мог собраться за пятнадцать минут и с одним рюкзаком уехать на полгода куда-нибудь... в пустыню Гоби.
Платье было загадочным. Тонкая, легчайшая, почти полупрозрачная ткань прозрачной все же не становилась; пятна полутонов при каждом повороте превращались в другой рисунок, но в пестроту не сваливались; крой ничего не обтягивал и не подчеркивал, но почему-то было ясно, что фигура в этом платье отличная. В общем, Вэл, ни разу доселе не поддавшаяся на агитацию Лидии «А давай купим для тебя еще вот такое платье», здесь всерьез задумалась о покупке чего-то похожего.
Волны сверкали нестерпимо, но вдали, на линии горизонта, можно было разглядеть цепочку маленьких лодочек, тянущихся за катером. Рыбаков буксировали к местам, подходящим для ловли. Женщина в замечательном платье и широкополой шляпе стояла к ней спиной и смотрела на море. Наконец она повернулась. Валери осознала, что пялится уже просто неприлично, смущенно улыбнулась и поздоровалась.
- Добрый вечер, - отозвалась пожилая дама. – Какой вид отсюда, с террасы, не правда ли?
- Да, я всегда жалею, что я не художник. Увы, последний удачный рисунок у меня получился в возрасте пяти лет, когда я нарисовала Буку, живущую под кроватью. Прошу вас, присоединяйтесь ко мне, сейчас принесут коктейли.
Дама устроилась в соседнем кресле. Несмотря на то, что поля шляпы затеняли лицо, в закатном солнце было легко рассмотреть, что ей немало лет и что она все еще очень красива.
- Вы здесь с друзьями, как я заметила?
- Да, - Вэл попробовала коктейль и благодарно кивнула официанту, - мы с подругами из Люнденвика, и еще... знакомые к нам присоединились. Ой, я не представилась: меня зовут Валери Смит-Джонс.
- Очень приятно, - дама снова улыбнулась, это ей очень шло. – А я Тесса Торнвуд.
- Госпожа Торнвуд...
- Лучше просто Тесса, мне так привычнее.
- Тогда я Вэл.
Они чокнулись стаканами с коктейлями и отпили по глотку. Напиток тек через трубочку прохладной струйкой и вдруг взрывался на языке малиной, мятой, сладостью и кислотой, ледяными и неожиданно огненными искрами.
- Ого, - одобрительно кивнула старшая из женщин. – А совсем неплохо!
Все еще ослепительный огненный шар потихоньку клонился к скалам слева от пляжа, сейчас они были почти черными с алой кромкой. Морская гладь потемнела, стала густо-синей, но там, где попадали лучи, она вдруг вспыхивала ярко-фиолетовой или серебряной искрой.
- Это невозможно нарисовать, к сожалению, - вдруг проговорила госпожа Торнвуд. – А может быть, и к счастью, потому что мне страшно представить, какая магия таилась бы в работах такого живописца.
- Так вы художник, вот откуда я вас знаю! – Валери вскочила, потом снова села. – Мы были на вашей выставке в Тэйт в июле!
- Ну, там были не только мои работы.
- Да-да, я помню! Потрясающая была выставка! Ваши пейзажи и портреты, особенно портрет старухи в розовом, и рядом работы Юэна Сведенхальса... И еще этот невероятный художник, который рисует лед, откуда-то с севера царства Русь!
- Борисов, Александр Борисов, - кивнула Тесса. – Он из Архангельска. Да, у него совершенно удивительные вещи. Я даже договорилась с ним, что в декабре поеду туда поработать с ним вместе, понять, как он видит лед.
- Там же холодно!
- О да... Но ведь известно, что нет плохой погоды, есть только неправильная одежда, - она рассмеялась. – Ну, не буду вас больше задерживать, вон ваши друзья.
На террасу и в самом деле выходила вся остальная компания, с прихрамывающим Робертом во главе.
Солнце еще не коснулось горизонта, но ждать этого момента было недолго. Лавернье остановил экипаж возле ворот Хан аль-Кади, расплатился с водителем и шагнул под своды базара. Торговля почти окончилась; многие лавки уже были закрыты, а в открытых продавцы неспешно собирали товары или пили горячий кофе, откинувшись и вытянув ноги. Пьер знал дорогу до зала собраний общины коптов, и ему не нужно было никому задавать вопросов. Он шел по проходу между лавками с коврами и шелком, свернул в ряды оружейников, миновал пряности... Наконец, дорога вывела его на площадь к круглому белому зданию с широким куполом. Распахнув тяжелую резную дверь, он вошел.
Аукцион был обставлен почти по-домашнему: участники сидели на коврах, опираясь на разложенные повсюду шелковые подушки, пили чай или кофе из небольших фарфоровых чашек и неспешно беседовали. Лавернье усмехнулся: видывал он уже таких же степенных старцев, которые, желая получить приглянувшийся лот, могли и в бороду сопернику вцепиться. Коротко поклонившись почтенному собранию, он подошел к столу, за которым перед компьютером сидел секретарь, зарегистрировался и получил свой номер. В это время за его спиной раздался скрипучий голос:
- Пьер, мальчик мой!
Маг сцепил зубы, надел на лицо самую сладкую улыбку и повернулся. Один из седобородых старцев кивал ему, указывая на соседнюю подушку.
- Почтенный Хасими, рад видеть вас! – Лавернье слегка поклонился, но садиться не стал: если Аббасу Хасими дать возможность, он заговорит тебя насмерть, а сам даже не утомится.
- Садись, садись, мой дорогой, я тут как раз рассказываю своим друзьям, как лечил покойного Павсания от геморроя.
На лицах сидящих поблизости старцев было написано столько же интереса к названной проблеме, сколько могло бы обнаружиться на физиономии орка перед чашей с несоленым холодным рисом.
- Спасибо, почтенный Хасими, - Пьер снова слегка обозначил поклон, - но мне непременно нужно поговорить с уважаемым Шенудой. А потом я сразу же присоединюсь к вашему собранию!
Секретарь, с трудом давивший в себе неприличное хихиканье, кивнул в сторону большого ковра, что закрывал проход в соседнее помещение, и Лавернье ретировался.
Бутрос Шенуда просматривал что-то на экране компьютера, изредка делая пометки в бумажном списке. Он опустил очки на кончик носа и посмотрел на гостя:
- Пришел все-таки?
- А куда бы я делся? – вопросом на вопрос ответил маг. – Скажи мне, Бутрос, эта публика, что сидит там и пьет чай, они всерьез собираются покупать что-то?
- Вряд ли. Магией практически никто из них не владеет, поэтому рассчитывают только на какие-то неожиданные редкости или древние артефакты, что могут найтись в доме практикующего мага.
- Я хочу купить дом целиком, - сказал Лавернье. – Насколько мне известно, в условиях аукциона такая возможность прописана?
Шенуда вновь посмотрел на него поверх очков и усмехнулся:
- Вот через пять минут я в качестве душеприказчика буду читать завещание, там все сказано. А у тебя хватит денег на такую покупку?
- Если будет недоставать, я у тебя займу.
Пьер не слишком представлял себе, в какую сумму оценен старый дом и его содержимое, как и то, где он возьмет средства, чтобы расплатиться. Но именно в эту минуту он понял внезапно: если откажется от участия в аукционе, не узнает загадку таинственной магии, стихии, найденной Павсанием Гиретом, то жалеть об этом будет всю жизнь.
Удар молотка погасил шумок в зале, и седые бороды собравшихся согласно повернулись к Бутросу Шенуде, стоящему за кафедрой.
- Итак, - Бутрос оглядел зал и кивнул каким-то своим мыслям, - начнем с завещания.
С негромким хрустом развернулся свиток, чуть слышно стукнула о дерево кафедры красная сургучная печать; в зале стало так тихо, что Лавернье услышал сигнал чьего-то коммуникатора на площади.
Откашлявшись, оратор начал читать:
«Завещание.
Я, Павсаний Гирет, сын Диодора, рожденный тринадцатого июня одна тысяча девятьсот десятого года, архимаг, настоящим документом делаю окончательное распоряжение:
Все мое имущество, каковое ко дню моей смерти окажется мне принадлежащим, в чем бы оно ни заключалось и где бы ни находилось, должно быть продано с аукциона в городе Аль-Искандария не позднее, чем через две недели после похорон.
Деньги, вырученные от продажи моего имущества, после оплаты положенных пошлин и налогов, должны быть употреблены следующим образом: половину суммы следует передать коптской общине Аль-Искандарии без каких-либо ограничений, в благодарность за оказанную мне поддержку. Вторую половину
вырученной суммы я завещаю тому, кто приобретет мой дом. Возлагаю на него обязанность организовать в Академии Магии города Лютеции, Галлия, лабораторию для изучения моих магических разработок. Также возлагаю на него обязанность выделить место для проживания и достойное содержание Мариам Хенкси, вдове, служившей у меня.
Исполнителем данного завещания (душеприказчиком) назначаю главу общины Бутроса Иустина Шенуду. А в случае невозможности исполнения им этих обязанностей - секретаря общины Иегуду Хаваля.
Писано в Аль-Искандарии 17 июля 2184 года от О.Д.
Павсаний Гирет, сын Диодора»
Почтенный Бутрос Шенуда опустил свиток, обвел глазами зал и. откашлявшись, добавил:
- Магическая печать заверена нотариусом Якубом Гурани.
Старцы в зале отмерли, зашуршали шелком халатов, и чей-то тенорок громко спросил:
- А список имущества есть?
- Есть, конечно, - Бутрос приподнял над кафедрой несколько скрепленных листов бумаги. - Какой же аукцион без списка? Итак, лот номер один... лодка парусная под названием «Мария», Стартовая цена восемьдесят золотых тетрадрахм.
«Сто шестьдесят дукатов, - привычно пересчитал Лавернье. – Недорого. Но и ни к чему».
Оказалось, что Павсаний был человеком совсем не бедным. Дом с его содержимым шел в списке последним, двенадцатым пунктом. Так что раньше него были оглашены и проданы не только та самая лодка, но и три торговых места в рыбном, оружейном и артефактном рядах, и доля в ковровой фабрике, и другие, совершенно Пьеру неинтересные вещи. Наконец утомившийся и слегка охрипший Шенуда сказал:
- Последний пункт списка – жилой дом по адресу квартал Аль-Аттарин, улица Нобар, тридцать два. Условия продажи данной собственности были оглашены в завещании. Стартовая цена – пять тысяч тетрадрахм.
