Эрик был на полголовы ниже Доминика, его глаза сурово и строго смотрели на наблюдателя. Взгляд Доминика казался равнодушным и холодным. Было в его глазах что-то тяжёлое, какой-то молчаливый протест. Краешек губ застыл в усмешке, что, впрочем, не портило черты его лица; наоборот, такое выражение лица ему очень даже шло. Рик вдруг подумал, что Доминика Блэра невозможно было удержать на месте, пока художник писал семейный портрет.
Скарлетт была копией матери, разве что облачённая в светлое платье и без тени безмятежности на не по-девичьи серьёзном лице.
Картина производила впечатление идиллии, счастливого и уютного домашнего очага. Рик невольно вздрогнул, подумав, что все они – или почти все, точно он не знал – погибли при пожаре. Он оторвался от портрета и пошёл дальше. Под стеклянным ограждением лежала книга в зелёной обложке; желтели одна за другой смятые бумаги, испещрённые острым и угловатым почерком. Рик разобрал пару знакомых французских слов.
– Ого, – сорвалось с его губ, когда он разглядел английские слова на последнем письме.
Только перед ним не было, как на остальных, таблички с пометкой «Доставлено адресату». Он с трудом разобрал начало строчки: «Дорогой брат...»
– Это письма леди к брату, жившей здесь в начале девятнадцатого века, – раздалось рядом с Риком.
Женщина стояла у витрины и куталась в розовую шаль.
– Скарлетт Блэр, да?
– Да, – удивилась женщина. – Вы уже приходили к нам?
– Нет, – покачал головой Рик. – Я… я читал дневник Артура Дэнта в… университетской библиотеке.
– Неужели?
– Да, – кивнул Рик, вглядываясь в слова последнего письма, но работница музея не отставала от него.
– Вздор, никто не располагает дневниками Артура Дэнта, если таковые вообще существовали, – нахмурилась она, но тут же с энтузиазмом продолжила. – Это редкая находка, если не подделка! Мне нужно будет поговорить с вашим ректором. Можете оставить ваш номер телефона?
Рик сглотнул. «Никто не располагает?»
– У нас есть только письма Скарлетт Блэр к её брату Эрику Блэру, – говорила работница музея, пока Рик записывал фальшивый номер на клочке бумаги. – Эти письма помогают нам проследить историю последних месяцев жизни их семьи перед ужасной катастрофой. Их изъяли у Эрика Блэра перед казнью.
– Казнью? – тупо повторил Рик, витая в своих мыслях.
– Эрика Блэра, а также Артура Дэнта, Эжена Дюплесси и нескольких рабов обвинили в поджоге особняка.
При этих словах Рик насторожился.
– Эрик Блэр за день до казни застрелился, Эжена Дюплесси судили и повесили, а Артур закончил свои дни в сумасшедшем доме в Великобритании, – продолжила она менторским тоном. – У меня нет сочувствия к ним, – чуть ли не с ненавистью добавила она. – Умышленно заточить в подвале дома своих родных, друзей, съехавшихся со всей округи гостей и поджечь дом… Нужно быть последним подонком, чтобы пойти на такое!.. Ой, прошу прощения...
– Ничего, – вымолвил Рик, во все глаза глядя на женщину и передавая ей бумажку с номером. – Это и впрямь ужасно...
– Всё это вы можете почерпнуть в зале истории города или на нашем сайте, – сказала она заученную фразу и вышла, оставив поражённого Рика одного в центре зала.
Придя в себя, он достал телефон и сфотографировал последнее письмо Скарлетт. Затем его взгляд наткнулся на ветхую книгу в зелёной обложке, лежащую рядом с письмами. Некоторые буквы стёрлись, но в названии ещё можно было уловить предложение «Предания старины: Восточная и Центральная Европа».
«Это та самая книга, которую упоминал Артур в своих записях! – подумал Рик, фотографируя и её. – Сегодня придётся погуглить», – заключил он на выходе из музея.
Дневнику Артура Дэнта самое место в экспозиции, а не в его сумке. Но как дневник попал в книжную лавку? Почему он купил именно его, почему начал читать? Зачем мистер Стюарт вырвал страницу из дневника Артура? А если и не вырывал, то зачем забирал дневник у Рика? Только из благих преподавательских побуждений?
И почему ему кажется, что в этом проклятом дневнике кроется нечто, как-то связанное с происходящим в городе?
Рик не знал, но намеревался всё выяснить.
Свет на первом этаже горел.
«Надеюсь, Тони дома», – с надеждой подумал Рик.
– Хэй, – вглядываясь с порога в гостиную, сказал он.
С кухни к нему навстречу вышла Фрэнни. Рик сглотнул, стоя в дверях.
– Ну наконец-то! – широко улыбнулась она и поцеловала брата в щёку. От её прикосновения Рика передёрнуло.
– А Тони где?..
– Ушёл куда-то. Мне он не отчитывается.
Фрэнни помогла оторопевшему Рику снять куртку, словно ему было лет пять от роду.
– Просто он говорил, что…
– Что?
Рик покачал головой. Антонио дал слово сидеть весь день дома и не спускать глаз с Франчески, и каким бы лоботрясом ни был, но до сих пор не замечался в нарушении обещаний.
– Так он не сказал, куда ушёл?
Фрэнни покачала головой, тряхнув волосами, собранными в хвост на затылке.
Рик разулся и последовал за ней на кухню, где, судя по запаху, готовилось что-то очень вкусное; знакомый аромат приятно обволакивал, и Рик, прикрыв глаза, сладострастно потянулся, на минуту расслабившись. Приглушенный свет в гостиной, работающая вытяжка на кухне, музыка, доносящаяся из зала… Могло показаться, что ничего не изменилось за эти дни. Абсолютно ничего.
– Как ты? – спросил он сестру.
Франческа помешала пасту, насадила на вилку кусочек красного перца, попробовала и только потом ответила:
– Я в порядке. А ты как?
– Нормально. – Он прикусил губу, не зная, с какого бока подступиться. – Тебя больше не… рвало?
Франческа оглянулась, и что-то в её взгляде показалось Рику странным… в смысле, ещё более странным, чем обычно. Внезапно его осенило: так смотрит человек, который не может припомнить суть однажды сказанной им лжи.
– Нет.
Холодная ярость медленно поднялась из груди и подступила к горлу. Франческа перевернула что-то на сковороде, тихонько напевая себе под нос. Зря он стал снова расспрашивать; вечер мог бы пройти спокойно, если бы он умел держать язык за зубами. С другой стороны, как можно было молчать? Он уж хотел выйти с кухни, чтобы не сорваться, как Франческа спросила с наигранной строгостью:
– Как учёба?
Рик молча достал что-то мятое из рюкзака и положил на кухонный столик перед сестрой, встал возле неё и скрестил руки на груди.
– Не знала, что у вас есть табель успеваемости, – посмотрела она на лист. – У тебя беда с английским. В конце концов, ради него ты здесь. Ого, а ты даже философию брал...
– Ты сама настояла на философии, – сквозь зубы проговорил Рик, прямо глядя ей в глаза.
– Неужели? Это точно было плохой идеей, судя по твоим оценкам, – хихикнула она и посолила пасту. – Не забудь поесть.
Рик вышел в гостиную и запихнул табель в самый далёкий и тёмный отдел рюкзака.
– Тебя… как будто подменили. Причём дважды.
Он помедлил на лестнице, но, не дождавшись ответа, поднялся наверх. После получасового каляканья в конспекте, он, наконец, сбросил с телефона на ноутбук фотографии, сделанные в музее.
Сначала он загуглил название той книги о Восточной Европе и её автора, но получил только кучу левых ссылок. Затем он ввёл только имя автора. Гугл выдал несколько однофамильцев, которые ничего общего не имели ни с мифологией, ни с историей, ни с литературой. Оставив в строчке поисковика только «Предания старины: Восточная и Центральная Европа» и нажав на поиск, «Гугл» выдал почти миллион ссылок.
«Потом», – решил Рик, хмурясь, и собрался перейти сразу к письму.
У Скарлетт Блэр был своеобразный и неразборчивый, но очень красивый почерк; видно было, что она писала скоро, едва успевая переносить мысли из головы на бумагу. Рику потребовалось время, чтобы, пыхтя и чертыхаясь, расшифровать её курсив, но отдельные слова он так и не разобрал.
«Дорогой брат!
Прости, что не писала тебе почти неделю, но за это время столько всего произошло, что, как мне кажется, я вряд ли сумею уместить в письме все свои впечатления.
Боже, как я счастлива! Но я была бы куда счастливее и мою радость не омрачали бы сомнения и терзания, если бы ты был рядом. Мне даже стыдно за светлые чувства, что я испытываю, потому что в доме происходит что-то, чего я никак не могу понять: мама и отец ссорятся из-за приезда графа де Буасселье. Я написала тебе о нём в день его приезда, но ты так и не ответил на мои вопросы. Он сказал, что знаком с тобой. Где вы познакомились? Верны ли слухи о нём? Опасный ли он человек? Хотя, надеюсь, папа не стал бы соглашаться терпеть того, кто смог бы нанести вред нашей семье… Очень хочу, по крайней мере, в это верить. И Доминик… ты сказал, что уверен, что Доминик наш родной брат, потому что отец тебе так сказал, но ты не думал, что он просто хотел уберечь нас всех от позора и волнений? Или что он любит Доминика, как собственного сына? Сейчас ты решишь, что я не люблю нашего брата, что я гадкая сплетница... Перечитала строки выше… Но ты знаешь, я не умею выражаться мягко, когда меня мучает тревога. Я просто должна знать… Ах, как всё сумбурно получается! Извини меня за этот поток мыслей. Если ты веришь в то, что Доминик нам родной брат, то и я верю. В конце концов, так ли это важно, если я люблю его больше жизни? Даже несмотря на всё, в чём он повинен… Если бы только я по вечерам могла не видеть графа де Буасселье, его лицо, его волосы, фигуру, походку… тогда хотя бы одна тревога покинула меня. Но Господи, как они похожи!..
Но всем этим я уже успела надоесть тебе в предыдущем письме, цель же этого – иная... Даже сейчас рука дрожит, когда пишу эти строки…»
Следующие три-четыре строчки оказались почти стёрты, можно было различить только отдельные слова:
« … не поверишь… милый брат… ты так дружен с ним… не рано… никому не говорил, кроме меня…»
Рик нахмурился и увеличил изображение письма колёсиком мыши, но всё равно больше ничего не понял и перешёл к следующему абзацу, сохранившемуся вполне сносно.
«… Главное не делай поспешных выводов: Артур (могу ли я столь фамильярно называть его по имени хотя бы в письмах к тебе?) настаивает именно на твоём одобрении. Говорит, отец не сможет нам отказать, если согласишься ты. Но прежде я спрошу тебя: достойный ли он, по-твоему, человек? Я уверена, ты не стал бы брататься с негодяем, но догадываюсь, что бывает, когда юная леди выходит замуж за едва знакомого человека, а когда ей открываются его пороки, она до последнего остаётся свято уверена, что ей удастся их искоренить…»
Дальше опять было ничего не разобрать; кляксы от воды, пятна чернил и ещё чего-то сделали своё разрушительное дело.
«А она не из тех барышень, что кидаются в омут очертя голову», – хмыкнул Рик, тщательно обмозговав прочитанное.
Ему вдруг стало жаль этого далёкого Артура Дэнта, которому не доверяла будущая невеста. Рик ничего не знал о его прошлом, но всё же симпатизировал ему, пока читал его журнал. Однако Артур участвовал в поджоге особняка Блэров, как и брат Скарлетт, Эрик, и это не говорило в их пользу. Что их подтолкнуло на такой поступок? И что же стало со Скарлетт? Она погибла при пожаре? Пытался ли Артур спасти её или обрёк на мучительную смерть? И если обрёк, то почему? За что?
Неожиданно загремела знакомая мелодия; у Рика подскочило сердце.
Он несколько секунд искал телефон в рюкзаке, тихо матерясь на итальянском. Наконец его поиски увенчались успехом; он посмотрел на экран телефона и увидел фотографию Тони.
– И где тебя но… – начал говорить Рик в трубку, но Антонио его перебил:
– Ну, как ты там? Всё в порядке? Хорошо себя чувствуешь?
Голос Антонио подействовал исцеляюще на расшатанные нервы Рика, будто успокоительное. Он даже не съязвил в ответ, хотя очень хотелось.
– Всё в порядке, – сказал он, завалившись на кровать и уставившись в потолок. – Только вот… кстати, ты где?
– В кафе, где работает Фрэнни, а что? Тут, кстати, твоя подружка, ¬¬– хохотнул Тони. – Как её там зовут?..
– Там Триша? – тут же встрепенулся Рик, приподнимаясь на локте. – И что это за смех альфа-самца только что был?!
– Успокойся, Ромео. Она с каким-то парнем за соседним столиком… Да полегче, полегче, это вроде её брат. Белобрысый такой, с серьёзной миной, уже полпачки сигарет выкурил. Приезжай, заодно и проверишь. А Триша твоя меня не узнала, представляешь? Меня!..
С полминуты продолжалась шуточная (хотя кто знает?) тирада Тони о том, какой он яркий, заметный и красивый, как его нельзя не запомнить. Рик терпеливо слушал вполуха, думая о своём, а когда тот закончил, не стал отвечать. Какое-то время он слышал фоном в трубке только смех, музыку, болтовню и звяканье столовых приборов.
– Знаешь, у меня мурашки по всему телу, когда я вижу Фрэнни, – неожиданно тихо выдохнул он, зажмурился, потёр переносицу большим и средним пальцами. – Почему всё так… Нет, мы должны были позвонить в полицию тогда…
– Что сделано, то сделано, но мне всё это тоже не нравится.
– Ты ведь знаешь о Эржебет?
Тони хохотнул.
– Все знают, она – главная новость города, если не штата. Выжила после нападения неизвестного науке зверя, всё такое…
– И тебе не кажется это странным? – спросил Рик, так же взволнованно ожидая ответа, как ждёт ответ девушка, звоня своему первому парню. – Мы были в больнице, я думал… Думал, что она умирает.
Антонио помолчал.
– Я уже не знаю, что можно считать странным, а что нет, Рик. Может, мы всё не так поняли? Быть может, Триша что-то выдумала, или врачи сказали одно, а они раздули лёгкие царапины и испуг до масштабов нападения крокодила-оборотня. Ещё эти газетчики… Журналюги и прочие жадные до сенсации ребята. Просто представь на секунду, что им заплатили... Я успокаиваю себя этим.
У Рика застрял ком в горле. Он понял, что те мысли, которые тревожили его все эти три дня, не отпускают и Антонио.
– Я должен тебе кое-что рассказать, но это… только при встрече, – сказал Рик негромко и спокойно, совершенно спокойно.
– Знаешь, когда в фильме или сериале один чувак говорит другому, что расскажет ему «что-то важное, но только чуть позже», обычно один из них умирает.
– Сплюнь, идиот.
– Согласен, в нынешней ситуации шутка так себе.
– У тебя все шутки «так себе», Тони.
За окном раздался раскат грома. Зарядил дождь, быстро перерастая в ливень. Пока Тони предлагал, где они завтра встретятся во время обеда, Рик неохотно сполз с кровати, закрыл окно и вновь сел за компьютер, оглядывая фотографию письма Скарлетт Блэр.
– Хорошо, – согласился он с предложением друга. – Тогда до завтра. Я лучше поем и пойду спать...
– Как знаешь.
Рик отбросил телефон на кресло, и тот сразу же утонул в разбросанных вещах. Он поднёс ладони к лицу, тяжело дыша, почувствовал, что весь вспотел, хотя в комнате было свежо и прохладно. Когда он убрал руки от лица, яркий свет от монитора на пару секунд ослепил его. Дождь барабанил по подоконнику, и этот бешеный звук словно молотком отбивался у Рика в мозгу. Он встряхнул головой, будто это могло помочь, и смахнул чёлку на бок.
«Давно надо её подстричь», – посмотрел Рик на своё отражение в маленьком зеркале, лежащем на тумбочке, и удивился, как может думать о такой ерунде.
Скарлетт была копией матери, разве что облачённая в светлое платье и без тени безмятежности на не по-девичьи серьёзном лице.
Картина производила впечатление идиллии, счастливого и уютного домашнего очага. Рик невольно вздрогнул, подумав, что все они – или почти все, точно он не знал – погибли при пожаре. Он оторвался от портрета и пошёл дальше. Под стеклянным ограждением лежала книга в зелёной обложке; желтели одна за другой смятые бумаги, испещрённые острым и угловатым почерком. Рик разобрал пару знакомых французских слов.
– Ого, – сорвалось с его губ, когда он разглядел английские слова на последнем письме.
Только перед ним не было, как на остальных, таблички с пометкой «Доставлено адресату». Он с трудом разобрал начало строчки: «Дорогой брат...»
– Это письма леди к брату, жившей здесь в начале девятнадцатого века, – раздалось рядом с Риком.
Женщина стояла у витрины и куталась в розовую шаль.
– Скарлетт Блэр, да?
– Да, – удивилась женщина. – Вы уже приходили к нам?
– Нет, – покачал головой Рик. – Я… я читал дневник Артура Дэнта в… университетской библиотеке.
– Неужели?
– Да, – кивнул Рик, вглядываясь в слова последнего письма, но работница музея не отставала от него.
– Вздор, никто не располагает дневниками Артура Дэнта, если таковые вообще существовали, – нахмурилась она, но тут же с энтузиазмом продолжила. – Это редкая находка, если не подделка! Мне нужно будет поговорить с вашим ректором. Можете оставить ваш номер телефона?
Рик сглотнул. «Никто не располагает?»
– У нас есть только письма Скарлетт Блэр к её брату Эрику Блэру, – говорила работница музея, пока Рик записывал фальшивый номер на клочке бумаги. – Эти письма помогают нам проследить историю последних месяцев жизни их семьи перед ужасной катастрофой. Их изъяли у Эрика Блэра перед казнью.
– Казнью? – тупо повторил Рик, витая в своих мыслях.
– Эрика Блэра, а также Артура Дэнта, Эжена Дюплесси и нескольких рабов обвинили в поджоге особняка.
При этих словах Рик насторожился.
– Эрик Блэр за день до казни застрелился, Эжена Дюплесси судили и повесили, а Артур закончил свои дни в сумасшедшем доме в Великобритании, – продолжила она менторским тоном. – У меня нет сочувствия к ним, – чуть ли не с ненавистью добавила она. – Умышленно заточить в подвале дома своих родных, друзей, съехавшихся со всей округи гостей и поджечь дом… Нужно быть последним подонком, чтобы пойти на такое!.. Ой, прошу прощения...
– Ничего, – вымолвил Рик, во все глаза глядя на женщину и передавая ей бумажку с номером. – Это и впрямь ужасно...
– Всё это вы можете почерпнуть в зале истории города или на нашем сайте, – сказала она заученную фразу и вышла, оставив поражённого Рика одного в центре зала.
Придя в себя, он достал телефон и сфотографировал последнее письмо Скарлетт. Затем его взгляд наткнулся на ветхую книгу в зелёной обложке, лежащую рядом с письмами. Некоторые буквы стёрлись, но в названии ещё можно было уловить предложение «Предания старины: Восточная и Центральная Европа».
«Это та самая книга, которую упоминал Артур в своих записях! – подумал Рик, фотографируя и её. – Сегодня придётся погуглить», – заключил он на выходе из музея.
Дневнику Артура Дэнта самое место в экспозиции, а не в его сумке. Но как дневник попал в книжную лавку? Почему он купил именно его, почему начал читать? Зачем мистер Стюарт вырвал страницу из дневника Артура? А если и не вырывал, то зачем забирал дневник у Рика? Только из благих преподавательских побуждений?
И почему ему кажется, что в этом проклятом дневнике кроется нечто, как-то связанное с происходящим в городе?
Рик не знал, но намеревался всё выяснить.
ГЛАВА 8
Свет на первом этаже горел.
«Надеюсь, Тони дома», – с надеждой подумал Рик.
– Хэй, – вглядываясь с порога в гостиную, сказал он.
С кухни к нему навстречу вышла Фрэнни. Рик сглотнул, стоя в дверях.
– Ну наконец-то! – широко улыбнулась она и поцеловала брата в щёку. От её прикосновения Рика передёрнуло.
– А Тони где?..
– Ушёл куда-то. Мне он не отчитывается.
Фрэнни помогла оторопевшему Рику снять куртку, словно ему было лет пять от роду.
– Просто он говорил, что…
– Что?
Рик покачал головой. Антонио дал слово сидеть весь день дома и не спускать глаз с Франчески, и каким бы лоботрясом ни был, но до сих пор не замечался в нарушении обещаний.
– Так он не сказал, куда ушёл?
Фрэнни покачала головой, тряхнув волосами, собранными в хвост на затылке.
Рик разулся и последовал за ней на кухню, где, судя по запаху, готовилось что-то очень вкусное; знакомый аромат приятно обволакивал, и Рик, прикрыв глаза, сладострастно потянулся, на минуту расслабившись. Приглушенный свет в гостиной, работающая вытяжка на кухне, музыка, доносящаяся из зала… Могло показаться, что ничего не изменилось за эти дни. Абсолютно ничего.
– Как ты? – спросил он сестру.
Франческа помешала пасту, насадила на вилку кусочек красного перца, попробовала и только потом ответила:
– Я в порядке. А ты как?
– Нормально. – Он прикусил губу, не зная, с какого бока подступиться. – Тебя больше не… рвало?
Франческа оглянулась, и что-то в её взгляде показалось Рику странным… в смысле, ещё более странным, чем обычно. Внезапно его осенило: так смотрит человек, который не может припомнить суть однажды сказанной им лжи.
– Нет.
Холодная ярость медленно поднялась из груди и подступила к горлу. Франческа перевернула что-то на сковороде, тихонько напевая себе под нос. Зря он стал снова расспрашивать; вечер мог бы пройти спокойно, если бы он умел держать язык за зубами. С другой стороны, как можно было молчать? Он уж хотел выйти с кухни, чтобы не сорваться, как Франческа спросила с наигранной строгостью:
– Как учёба?
Рик молча достал что-то мятое из рюкзака и положил на кухонный столик перед сестрой, встал возле неё и скрестил руки на груди.
– Не знала, что у вас есть табель успеваемости, – посмотрела она на лист. – У тебя беда с английским. В конце концов, ради него ты здесь. Ого, а ты даже философию брал...
– Ты сама настояла на философии, – сквозь зубы проговорил Рик, прямо глядя ей в глаза.
– Неужели? Это точно было плохой идеей, судя по твоим оценкам, – хихикнула она и посолила пасту. – Не забудь поесть.
Рик вышел в гостиную и запихнул табель в самый далёкий и тёмный отдел рюкзака.
– Тебя… как будто подменили. Причём дважды.
Он помедлил на лестнице, но, не дождавшись ответа, поднялся наверх. После получасового каляканья в конспекте, он, наконец, сбросил с телефона на ноутбук фотографии, сделанные в музее.
Сначала он загуглил название той книги о Восточной Европе и её автора, но получил только кучу левых ссылок. Затем он ввёл только имя автора. Гугл выдал несколько однофамильцев, которые ничего общего не имели ни с мифологией, ни с историей, ни с литературой. Оставив в строчке поисковика только «Предания старины: Восточная и Центральная Европа» и нажав на поиск, «Гугл» выдал почти миллион ссылок.
«Потом», – решил Рик, хмурясь, и собрался перейти сразу к письму.
У Скарлетт Блэр был своеобразный и неразборчивый, но очень красивый почерк; видно было, что она писала скоро, едва успевая переносить мысли из головы на бумагу. Рику потребовалось время, чтобы, пыхтя и чертыхаясь, расшифровать её курсив, но отдельные слова он так и не разобрал.
«Дорогой брат!
Прости, что не писала тебе почти неделю, но за это время столько всего произошло, что, как мне кажется, я вряд ли сумею уместить в письме все свои впечатления.
Боже, как я счастлива! Но я была бы куда счастливее и мою радость не омрачали бы сомнения и терзания, если бы ты был рядом. Мне даже стыдно за светлые чувства, что я испытываю, потому что в доме происходит что-то, чего я никак не могу понять: мама и отец ссорятся из-за приезда графа де Буасселье. Я написала тебе о нём в день его приезда, но ты так и не ответил на мои вопросы. Он сказал, что знаком с тобой. Где вы познакомились? Верны ли слухи о нём? Опасный ли он человек? Хотя, надеюсь, папа не стал бы соглашаться терпеть того, кто смог бы нанести вред нашей семье… Очень хочу, по крайней мере, в это верить. И Доминик… ты сказал, что уверен, что Доминик наш родной брат, потому что отец тебе так сказал, но ты не думал, что он просто хотел уберечь нас всех от позора и волнений? Или что он любит Доминика, как собственного сына? Сейчас ты решишь, что я не люблю нашего брата, что я гадкая сплетница... Перечитала строки выше… Но ты знаешь, я не умею выражаться мягко, когда меня мучает тревога. Я просто должна знать… Ах, как всё сумбурно получается! Извини меня за этот поток мыслей. Если ты веришь в то, что Доминик нам родной брат, то и я верю. В конце концов, так ли это важно, если я люблю его больше жизни? Даже несмотря на всё, в чём он повинен… Если бы только я по вечерам могла не видеть графа де Буасселье, его лицо, его волосы, фигуру, походку… тогда хотя бы одна тревога покинула меня. Но Господи, как они похожи!..
Но всем этим я уже успела надоесть тебе в предыдущем письме, цель же этого – иная... Даже сейчас рука дрожит, когда пишу эти строки…»
Следующие три-четыре строчки оказались почти стёрты, можно было различить только отдельные слова:
« … не поверишь… милый брат… ты так дружен с ним… не рано… никому не говорил, кроме меня…»
Рик нахмурился и увеличил изображение письма колёсиком мыши, но всё равно больше ничего не понял и перешёл к следующему абзацу, сохранившемуся вполне сносно.
«… Главное не делай поспешных выводов: Артур (могу ли я столь фамильярно называть его по имени хотя бы в письмах к тебе?) настаивает именно на твоём одобрении. Говорит, отец не сможет нам отказать, если согласишься ты. Но прежде я спрошу тебя: достойный ли он, по-твоему, человек? Я уверена, ты не стал бы брататься с негодяем, но догадываюсь, что бывает, когда юная леди выходит замуж за едва знакомого человека, а когда ей открываются его пороки, она до последнего остаётся свято уверена, что ей удастся их искоренить…»
Дальше опять было ничего не разобрать; кляксы от воды, пятна чернил и ещё чего-то сделали своё разрушительное дело.
«А она не из тех барышень, что кидаются в омут очертя голову», – хмыкнул Рик, тщательно обмозговав прочитанное.
Ему вдруг стало жаль этого далёкого Артура Дэнта, которому не доверяла будущая невеста. Рик ничего не знал о его прошлом, но всё же симпатизировал ему, пока читал его журнал. Однако Артур участвовал в поджоге особняка Блэров, как и брат Скарлетт, Эрик, и это не говорило в их пользу. Что их подтолкнуло на такой поступок? И что же стало со Скарлетт? Она погибла при пожаре? Пытался ли Артур спасти её или обрёк на мучительную смерть? И если обрёк, то почему? За что?
Неожиданно загремела знакомая мелодия; у Рика подскочило сердце.
Он несколько секунд искал телефон в рюкзаке, тихо матерясь на итальянском. Наконец его поиски увенчались успехом; он посмотрел на экран телефона и увидел фотографию Тони.
– И где тебя но… – начал говорить Рик в трубку, но Антонио его перебил:
– Ну, как ты там? Всё в порядке? Хорошо себя чувствуешь?
Голос Антонио подействовал исцеляюще на расшатанные нервы Рика, будто успокоительное. Он даже не съязвил в ответ, хотя очень хотелось.
– Всё в порядке, – сказал он, завалившись на кровать и уставившись в потолок. – Только вот… кстати, ты где?
– В кафе, где работает Фрэнни, а что? Тут, кстати, твоя подружка, ¬¬– хохотнул Тони. – Как её там зовут?..
– Там Триша? – тут же встрепенулся Рик, приподнимаясь на локте. – И что это за смех альфа-самца только что был?!
– Успокойся, Ромео. Она с каким-то парнем за соседним столиком… Да полегче, полегче, это вроде её брат. Белобрысый такой, с серьёзной миной, уже полпачки сигарет выкурил. Приезжай, заодно и проверишь. А Триша твоя меня не узнала, представляешь? Меня!..
С полминуты продолжалась шуточная (хотя кто знает?) тирада Тони о том, какой он яркий, заметный и красивый, как его нельзя не запомнить. Рик терпеливо слушал вполуха, думая о своём, а когда тот закончил, не стал отвечать. Какое-то время он слышал фоном в трубке только смех, музыку, болтовню и звяканье столовых приборов.
– Знаешь, у меня мурашки по всему телу, когда я вижу Фрэнни, – неожиданно тихо выдохнул он, зажмурился, потёр переносицу большим и средним пальцами. – Почему всё так… Нет, мы должны были позвонить в полицию тогда…
– Что сделано, то сделано, но мне всё это тоже не нравится.
– Ты ведь знаешь о Эржебет?
Тони хохотнул.
– Все знают, она – главная новость города, если не штата. Выжила после нападения неизвестного науке зверя, всё такое…
– И тебе не кажется это странным? – спросил Рик, так же взволнованно ожидая ответа, как ждёт ответ девушка, звоня своему первому парню. – Мы были в больнице, я думал… Думал, что она умирает.
Антонио помолчал.
– Я уже не знаю, что можно считать странным, а что нет, Рик. Может, мы всё не так поняли? Быть может, Триша что-то выдумала, или врачи сказали одно, а они раздули лёгкие царапины и испуг до масштабов нападения крокодила-оборотня. Ещё эти газетчики… Журналюги и прочие жадные до сенсации ребята. Просто представь на секунду, что им заплатили... Я успокаиваю себя этим.
У Рика застрял ком в горле. Он понял, что те мысли, которые тревожили его все эти три дня, не отпускают и Антонио.
– Я должен тебе кое-что рассказать, но это… только при встрече, – сказал Рик негромко и спокойно, совершенно спокойно.
– Знаешь, когда в фильме или сериале один чувак говорит другому, что расскажет ему «что-то важное, но только чуть позже», обычно один из них умирает.
– Сплюнь, идиот.
– Согласен, в нынешней ситуации шутка так себе.
– У тебя все шутки «так себе», Тони.
За окном раздался раскат грома. Зарядил дождь, быстро перерастая в ливень. Пока Тони предлагал, где они завтра встретятся во время обеда, Рик неохотно сполз с кровати, закрыл окно и вновь сел за компьютер, оглядывая фотографию письма Скарлетт Блэр.
– Хорошо, – согласился он с предложением друга. – Тогда до завтра. Я лучше поем и пойду спать...
– Как знаешь.
Рик отбросил телефон на кресло, и тот сразу же утонул в разбросанных вещах. Он поднёс ладони к лицу, тяжело дыша, почувствовал, что весь вспотел, хотя в комнате было свежо и прохладно. Когда он убрал руки от лица, яркий свет от монитора на пару секунд ослепил его. Дождь барабанил по подоконнику, и этот бешеный звук словно молотком отбивался у Рика в мозгу. Он встряхнул головой, будто это могло помочь, и смахнул чёлку на бок.
«Давно надо её подстричь», – посмотрел Рик на своё отражение в маленьком зеркале, лежащем на тумбочке, и удивился, как может думать о такой ерунде.
