Гневный рёв пронесся над долиной, и проклятия полетели вперемешку с заклинаниями. Если план Семерика заключался в том, чтобы вынудить Нэриэла показать своё истинное нутро, то тот, без сомнения, увенчался успехом. Желая во чтобы то ни стало заполучить преимущество в бою, Глава города уже не чурался тёмных заклятий. Град беспощадных атак обрушился на Семерика, и Маркусу оставалось только поражаться мастерству отца. Тот порхал вокруг Врат, словно бабочка, и, к явному удивлению всех собравшихся, не направил на противника ни одного запрещённого заклинания. Единственное, что он не уставал делать, так это из раз в раз подначивать звереющего на глазах Нэриэла.
— А ты всё такой же слабак! — ухмылялся Семерик. — Думаешь, Тьма тебе поможет? Наивный! В руках дурака любое могущество превратится в пыль!
— Дурака?! — взревел Глава города и, окончательно теряя рассудок, бросился к Вратам. На ходу вытащив из кармана ритуальный кинжал, он с размаху рассёк себе руку и обагрил кровью едва стелящийся туман.
Сердца Маркуса замерло от напряжения: он узнал заклятье призыва темных существ. К счастью для всех собравшихся Семерик, похоже, тоже понял коварство замысла Нэриэла и поспешил их предотвратить. Однако оказавшись в непосредственной близости от противника не учёл всей подлости натуры Главы города. Сражаясь только магией, он никак не мог подумать, что Нэриэл воспользуется кинжалом вновь. Нарочно выманив Семерика на ближний бой, Глава города бесчестно воткнёт клинок в живот самым варварским способом.
— Кажется, тебе придётся забрать все свои грязные слова, дорогой «друг», — прошипел Нэриэл, склоняясь над рухнувшем на колени противником.
Глаза Семерика затуманились. Безотчётно он прижал руки к животу, будто собирался потратить следующие секунды на исцеляющие заклинания, но быстро понял, что это бесполезно — ритуальный кинжал пронизывало не снимаемое проклятье. Пальцы мгновенно окрасились кровью, показывая всю отчаянность положения. Маркус нервно дёрнулся на помощь, но материнская рука, упавшая ему на плечо, остановила его.
«Не мешай!» — властно велела Найиль, и пришлось подчиниться. Кулаки Маркуса сжались от бессилия изменить происходящее. А тем временем отец, понявший, что его минуты уже сочтены, пошёл в ва-банк.
— Второй раз я тебе не позволю унизить меня! — процедил сквозь зубы Семерик и, явно из последних сил направил окровавленную руку к тьме, зиявшей в глубине Врат.
Тёмный поток вырвался к нему, а затем внезапно перекинулся на потерявшего бдительность уже собравшегося праздновать очередную победу Нэриэла. В долю секунды окружив обоих противников, тот, словно огромный питон, поглотил обоих, а затем рванул обратно. Поняв, что Врата вот-вот закроются, Маркус всё-таки не удержался и бросился вслед.
«Безрассудный мальчишка!» — услышал он напоследок недовольный окрик матери.
Оказавшись на той стороне, Маркус спешно запечатал Врата. Матери и прочим «зевакам» тут нечего было делать. Но, обернувшись, его сердце дрогнуло, а в глазах предательски защипало.
Врата перенесли их к порогу дома, ставшего для его семьи убежищем. Среди выжженных алых песков и тёмных похожих на почерневшие скелеты ящеров скал примостившаяся у напоминающего острый клык камня скромная хижина казалась хлипким и ненадёжным жилищем, едва ли пригодным для существования. Однако то была наведённая Иллюзия, чтобы не привлекать лишнего внимание у алчных жителей тёмной стороны, готовых напасть ради наживы. Впрочем, сегодня внимания им было никак не избежать. Свежий запах крови мгновенно привлёк охочих до падали тварей. Маркус заметил устроившихся на небольшом выступе камня тройку грифов, чьи хищные взгляды вперились в завалившегося на живот и лежащего без движения Нэриэла. Вот только не их одних привлекла кровь: в тени дома уже ожидала своего часа небольшая стайка шакалов. Их глаза предвкушающе блестели. Вот только судьба Нэриэла волновала Маркуса куда меньше жизни отца. Стремительно уходящее за горизонт солнце утопило в зловещем кровавом отсвете всю долину. Из-за алых бликов Маркус не сразу заметил, насколько бледен Семерик. Отец сидел, завалившись на стену, и тихо стонал. Его глаза были закрыты, а тело больше напоминало ватный тюфяк, небрежно сброшенный на землю — такое же безвольное и неповоротливое. Под ним уже успела образоваться приличного размера лужа крови, цвет которой заставил сердце Маркус заколотить набатом. Чёрная, словно смола, она сочилась из-под сомкнутых на животе пальцев. Маркус кинулся к отцу, мысленно перебирая в голове тысячи целительных и замедляющих проклятья заклинаний. Но стоило ему опуститься перед Семериком, как все они тут же испарились из его сознания.
— Слишком поздно, — прозвучал над головой печальный женский голос.
Маркус невольно поднял голову, чтобы увидеть говорящую. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что хрупкая, болезненная на вид брюнетка беззвучно появившаяся на пороге его младшая сестра. В последний раз, когда она виделись, та была ещё совсем ребёнком, теперь же перед ним предстала уже девушка.
— Но… мы должна попытаться! — Маркус не мог позволить себе сдаться и тут же повернулся к отцу. Он торопливо коснулся его пальцев. Отравленная кровь пульсировала под быстро холодеющими руками, и вместе с ней из тела выходила жизнь. Маркус в отчаянии попытался поделиться с отцом частью своих сил, но тот резко оттолкнул их.
— Оставь… — едва слышно прохрипел он. Его веки нервно дёрнулись, но так и не смогли приоткрыться. — «Меня не спасти…» — перешёл он на мысленную речь.
— Я не могу тебя оставить! — чувствуя, как подступает предательский ком к горлу, воскликнул Маркус.
«Но ты должен… — возразил Семерик, и в его слабеющей речи на миг появились знакомые саркастичные нотки: — Поверь, это достойная смерть. В конце концов, я смог за себя отомстить!»
— Отомстить? Ты что же… убил его?.. — Слова сами вырвались у Маркуса. До сего момента он настоятельно отгонял от себя все мысли о судьбе Нэриэла, однако конвульсивно дрогнувшие уголки губ отца не оставили сомнений.
— Бедняга, — презрительно фыркнула сестра. — Быть поверженным собственным оружием так глупо!
Маркус нахмурился и бросил быстрый взгляд на лежавшее неподалёку тело. Чёрная кровь окружила голову Нэриэла, словно проклятый нимб. Прищурившись, Маркус не сразу заметил блеск ручки кинжала, вонзённого в ярёмную впадину. Удар отца был невероятно точен: перерезанная сонная артерия не оставляла Нэриэлу ни единого шанса не выживание. Чёрный вихрь послужил отвлекающим манёвром, позволившим совершить финальный бросок, тогда как смерть наступила сразу же после того, как Врата сработали. Маркус невольно сжал пальцы, впервые ощущая себя раздавленным и бессильным что-либо изменить. Разве мог он предполагать, что эта Долгая ночь закончиться такой трагедией? Что за нелепая случайность!
«Случайность? — вновь прошелестел в сознании слабеющий голос отца. — Едва ли это так! Всё было предрешено с тех пор, как на пороге этого дома появилась Найиль…»
«Матушка? Что ты хочешь этим сказать?» — Маркус с трудом пытался не выдать своих чувств, хотя его разрывало от горя. Ему не хотелось омрачать последние минуты жизни отца. Но тело пронизывала предательская дрожь, а в глазах жгло так, словно в них прыснули кислоту.
«Берегись её… Она… безумна…» — едва слышно прозвучали прощальные слова, завершившиеся последним судорожным вдохом. А потом наступила полная тишина. На краткий миг Маркусу показалось, что всё вокруг замерло и застыло, но то было лишь его оцепенением.
— Занеси тело в дом, — нарушила его скорбь просьба сестры. — Не стоит отдавать его на растерзание.
Маркус невольно дёрнулся и бросил быстрый взгляд на Нэриэла. Потерявшие терпение грифы принялись нервно нарезать круги в воздухе.
— Тогда начну с него… — Поднявшись, он собрался уже убрать и его тело, но был остановлен:
— Найиль сказала бросить всех, — отрезала сестра. — Но я решила её немного ослушаться.
— Матушка велела отдать отца тварям? — с недоумением переспросил Маркус.
— Любимому сыночку не показывают истинного лица, — язвительно фыркнула сестра. — Но поверь нам с отцом, Найиль очень опасна!
Время было не для споров, потому Маркус молча подхватил тело отца и занёс его в дом. И стоило ему только переступить порог дома, как в небе раздался победоносный клич грифа, сменившийся радостным стрекотом и истошным воем гиен. Тошнота мгновенно подступила к горлу Маркуса: ему никак не удавалось отвлечься от жутких мыслей и образов, рождающихся в голове. Хотелось немедленно вернуться и вытащить из клювов и пастей тело Нэриэла. По мнению Маркуса никто не заслуживал такой расправы, но сестра, будто прочитав его порыв, тут же поторопила:
— Нам нужно сжечь тело до её возвращения. Не хочу впасть ей в немилость.
— Сжечь? И где же ты собралась это делать? — ужаснулся Маркус. Он и представить себе не мог, что в их скромном доме где-то можно было устроить погребальный костёр. Однако ночь полнилась сюрпризами. Маркус послушно следовал за сестрой, сражаясь с мучительными мыслями. Он почти не ощущал тяжести тела, груз тоски и боли, упавшей на его сознание, раздавил его ещё у порога. Маркус тщетно пытался собраться и вернуть себе хвалённую отрешённость, вот только эмоции впервые за долгое время и не думали стихать, накатывая на него подобно волнам сокрушительного цунами.
Сначала их путь следовал к бывшей детской. Проходя по знакомому коридору, Маркус отмечал всё больше изменений, произошедших в доме за время его долгого отсутствия. Прежде казавшийся невероятно длинным коридор они преодолели за десяток шагов. Огромная комната предстала узкой кельей, хмурой и аскетичной настолько, что едва ли кто-то мог подумать, что здесь проживает юная девушка. Здесь не было ни зеркала, ни шкафа, лишь бесконечные стопки книг, высящиеся едва ли не до потолка. Пожалуй, если бы не женская сорочка, свисающая со спинки колченогой кровати, то комнату стоило было назвать библиотекой. Маркус почти не знал собственной сестры, но даже беглого взгляда хватило на то, чтобы понять, насколько её нрав отличается от разбалованной кокетки Джэйн. Серьёзная и угрюмая, она, по всей видимости, предпочитала остаться наедине с книгами вместо того, чтобы поискать себе приключений и какого-то общения.
Сестра остановилась возле потухшего очага, затем дёрнула один из почерневших от копоти кирпичей. Лязгнул проржавевший механизм, медленно открывая тайный проход. Прищёлкнув пальцами, сестра вызывала магический огонь. Круглый мерцающий шар послушно поднялся к потолку, освещая узкую каменную лестницу. Долгий спуск по крошащимся скользким от наросшего мха и лишайников ступеням привёл их к тускло освещённому магическими фонарями просторному залу, в центре которого возвышалось большое кострище.
— Ты… получается… готовилась?.. — Маркус не смог договорить: слова застряли комом в горле.
— С тех пор, как ты стал мастером Врат, — печально вздохнув, ответила она.
Маркус бросил на сестру недоуменный взгляд. Она недовольно цыкнула и, скривившись, неохотно пояснила:
— Прозвучит цинично, но наша мать никогда не любила отца. Просто этот союз был ей выгоден для свершения мести.
— Мести?
— Она не смогла простить Нэриэла за смерть матери, — с тяжёлым вздохом ответила сестра. — Как, впрочем, и всех тех, кого посчитала причастными.
— Подожди, Саманта, какие причастные? — Маркусу решительно не нравились возникающие в голове чудовищные догадки. Прежде он никогда не думал, что у матери какой-то личный интерес, искренне считая, что они действуют с отцом заодно. Но в свете последних событий история приобретала совсем иные, более неприятные краски.
— Ты же не глупец, братец, вполне способен додуматься сам. — Однако сестра продолжала увиливать от прямого ответа. — В этом доме слишком много «ушей», так что ни к чему говорить лишнее.
«Даже если мне нужны объяснения?» — не унимался Маркус, переходя на мысленную речь.
«Боишься посмотреть истине в лицо? — В голосе Саманты стало ещё больше сарказма. — Так знай, Найиль ради своих целей готова на всё, даже на полное безумство!»
Сердце Маркуса будто сдавили тиски. Напрасно он решил продолжить терзать сестру: правда вполне могла подождать, когда утихнет случившееся горе. Внутри всё рвалось на куски, а в сознании воцарилась беспросветная чернота. От нахлынувших чувств его начало лихорадить, а зубы так сильно сжались, что казалось вот-вот начнут крошиться, не выдержав напора. Годами выстроенная цитадель самоконтроля трещала по швам. Мысли о предательстве матери (он не мог дать этому другого названия) рушили тот фундамент, на котором Маркус выстраивал всю свою жизнь. Пожалуй, единственное, что держало его ещё на плаву, это необходимость похоронить отца.
Он положил тело посреди уже собранного костра, пока сестра возилась с последними приготовлениями. Саманта щедро полила дрова вином, затем набросала свежих цветов — кровавых пионов и белоснежных лилий, а потом они вместе надстроили навершие из сухого хвороста.
— Не хочу смотреть, как будет плавится его лицо, — призналась сестра, и Маркус поддержал её желание.
Корявые сухие ветки сплелись благодаря магии в почти цельное полотно, ставшее подобием крышки гроба. Сквозь крохотные отверстия можно было заметить лишь почерневшие одежды Семерика. Маркус стащил с себя плащ и бросил его сверху. Пока он нёс тело, ткань успела пропитаться кровью почти насквозь.
— Я зажгу сама, — поднося факел, сказала Саманта, после чего опустилась на колени и с минуту застыла на месте. Её черты разгладились, отчего лицо стало совсем уж детским. Беззвучные слёзы стекали по щекам, и чуть подрагивали хрупкие плечи, однако ни всхлипа, ни вздоха так и не прозвучало в воцарившейся тишине подземелья. Только тихое шипение огня, глодающего намотанную просмолённую ткань.
Глядя на сестру, мысли Маркуса невольно возвращались к матери. Саманта была невероятно на неё похожа. Тот же красиво очерченный овал лица, тонкие изогнутые, словно в вечном удивлении или негодовании брови, чуть вздёрнутый маленький нос и глаза, словно две крохотные луны. На секунду перед внутренним взором пробежало незваное видение:
Укутанная в плащ девочка, беспокойно и постоянно оборачиваясь, бредёт по подземелью. Бегло осматривает какие-то каменные таблички, а затем сворачивает в самый тёмный угол и, наткнувшись на каменный гроб, встаёт на цыпочки — иначе не дотянуться — и пытается открыть крышку. Тяжелая плита не желает сдвигаться. Факел, оставленный на полу, едва трепещет и разбрасывает по стенам призрачные тени. Но девочку они не пугают, она настроена решительно. Наконец, камень ей поддаётся, с грохотом плита чуть сдвигается, открывая царящую внутри темноту. Девочка прыгает за факелом, и вот уже его свет борется со мраком. Однако, рассеяв тьму, он обнажает лишь пустоту…
Пламя вспыхнуло, выпуская к потолку сноп похожих на светлячков искр. Сухие ветви затрещали: огонь быстро понесся по кострищу, чуть слышно шипя и посвистывая. Маркус нервно проморгался, сгоняя с себя остатки видения и набежавшую влагу. Костёр уже вовсю полыхал, и в нём замелькали знакомые всполохи: саламандры пришли отдать последние почести потомку Мэдэйлис. Пламя больше не хаотично плясало, искрясь и треща, а вздымалось
— А ты всё такой же слабак! — ухмылялся Семерик. — Думаешь, Тьма тебе поможет? Наивный! В руках дурака любое могущество превратится в пыль!
— Дурака?! — взревел Глава города и, окончательно теряя рассудок, бросился к Вратам. На ходу вытащив из кармана ритуальный кинжал, он с размаху рассёк себе руку и обагрил кровью едва стелящийся туман.
Сердца Маркуса замерло от напряжения: он узнал заклятье призыва темных существ. К счастью для всех собравшихся Семерик, похоже, тоже понял коварство замысла Нэриэла и поспешил их предотвратить. Однако оказавшись в непосредственной близости от противника не учёл всей подлости натуры Главы города. Сражаясь только магией, он никак не мог подумать, что Нэриэл воспользуется кинжалом вновь. Нарочно выманив Семерика на ближний бой, Глава города бесчестно воткнёт клинок в живот самым варварским способом.
— Кажется, тебе придётся забрать все свои грязные слова, дорогой «друг», — прошипел Нэриэл, склоняясь над рухнувшем на колени противником.
Глаза Семерика затуманились. Безотчётно он прижал руки к животу, будто собирался потратить следующие секунды на исцеляющие заклинания, но быстро понял, что это бесполезно — ритуальный кинжал пронизывало не снимаемое проклятье. Пальцы мгновенно окрасились кровью, показывая всю отчаянность положения. Маркус нервно дёрнулся на помощь, но материнская рука, упавшая ему на плечо, остановила его.
«Не мешай!» — властно велела Найиль, и пришлось подчиниться. Кулаки Маркуса сжались от бессилия изменить происходящее. А тем временем отец, понявший, что его минуты уже сочтены, пошёл в ва-банк.
— Второй раз я тебе не позволю унизить меня! — процедил сквозь зубы Семерик и, явно из последних сил направил окровавленную руку к тьме, зиявшей в глубине Врат.
Тёмный поток вырвался к нему, а затем внезапно перекинулся на потерявшего бдительность уже собравшегося праздновать очередную победу Нэриэла. В долю секунды окружив обоих противников, тот, словно огромный питон, поглотил обоих, а затем рванул обратно. Поняв, что Врата вот-вот закроются, Маркус всё-таки не удержался и бросился вслед.
«Безрассудный мальчишка!» — услышал он напоследок недовольный окрик матери.
Оказавшись на той стороне, Маркус спешно запечатал Врата. Матери и прочим «зевакам» тут нечего было делать. Но, обернувшись, его сердце дрогнуло, а в глазах предательски защипало.
Врата перенесли их к порогу дома, ставшего для его семьи убежищем. Среди выжженных алых песков и тёмных похожих на почерневшие скелеты ящеров скал примостившаяся у напоминающего острый клык камня скромная хижина казалась хлипким и ненадёжным жилищем, едва ли пригодным для существования. Однако то была наведённая Иллюзия, чтобы не привлекать лишнего внимание у алчных жителей тёмной стороны, готовых напасть ради наживы. Впрочем, сегодня внимания им было никак не избежать. Свежий запах крови мгновенно привлёк охочих до падали тварей. Маркус заметил устроившихся на небольшом выступе камня тройку грифов, чьи хищные взгляды вперились в завалившегося на живот и лежащего без движения Нэриэла. Вот только не их одних привлекла кровь: в тени дома уже ожидала своего часа небольшая стайка шакалов. Их глаза предвкушающе блестели. Вот только судьба Нэриэла волновала Маркуса куда меньше жизни отца. Стремительно уходящее за горизонт солнце утопило в зловещем кровавом отсвете всю долину. Из-за алых бликов Маркус не сразу заметил, насколько бледен Семерик. Отец сидел, завалившись на стену, и тихо стонал. Его глаза были закрыты, а тело больше напоминало ватный тюфяк, небрежно сброшенный на землю — такое же безвольное и неповоротливое. Под ним уже успела образоваться приличного размера лужа крови, цвет которой заставил сердце Маркус заколотить набатом. Чёрная, словно смола, она сочилась из-под сомкнутых на животе пальцев. Маркус кинулся к отцу, мысленно перебирая в голове тысячи целительных и замедляющих проклятья заклинаний. Но стоило ему опуститься перед Семериком, как все они тут же испарились из его сознания.
— Слишком поздно, — прозвучал над головой печальный женский голос.
Маркус невольно поднял голову, чтобы увидеть говорящую. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что хрупкая, болезненная на вид брюнетка беззвучно появившаяся на пороге его младшая сестра. В последний раз, когда она виделись, та была ещё совсем ребёнком, теперь же перед ним предстала уже девушка.
— Но… мы должна попытаться! — Маркус не мог позволить себе сдаться и тут же повернулся к отцу. Он торопливо коснулся его пальцев. Отравленная кровь пульсировала под быстро холодеющими руками, и вместе с ней из тела выходила жизнь. Маркус в отчаянии попытался поделиться с отцом частью своих сил, но тот резко оттолкнул их.
— Оставь… — едва слышно прохрипел он. Его веки нервно дёрнулись, но так и не смогли приоткрыться. — «Меня не спасти…» — перешёл он на мысленную речь.
— Я не могу тебя оставить! — чувствуя, как подступает предательский ком к горлу, воскликнул Маркус.
«Но ты должен… — возразил Семерик, и в его слабеющей речи на миг появились знакомые саркастичные нотки: — Поверь, это достойная смерть. В конце концов, я смог за себя отомстить!»
— Отомстить? Ты что же… убил его?.. — Слова сами вырвались у Маркуса. До сего момента он настоятельно отгонял от себя все мысли о судьбе Нэриэла, однако конвульсивно дрогнувшие уголки губ отца не оставили сомнений.
— Бедняга, — презрительно фыркнула сестра. — Быть поверженным собственным оружием так глупо!
Маркус нахмурился и бросил быстрый взгляд на лежавшее неподалёку тело. Чёрная кровь окружила голову Нэриэла, словно проклятый нимб. Прищурившись, Маркус не сразу заметил блеск ручки кинжала, вонзённого в ярёмную впадину. Удар отца был невероятно точен: перерезанная сонная артерия не оставляла Нэриэлу ни единого шанса не выживание. Чёрный вихрь послужил отвлекающим манёвром, позволившим совершить финальный бросок, тогда как смерть наступила сразу же после того, как Врата сработали. Маркус невольно сжал пальцы, впервые ощущая себя раздавленным и бессильным что-либо изменить. Разве мог он предполагать, что эта Долгая ночь закончиться такой трагедией? Что за нелепая случайность!
«Случайность? — вновь прошелестел в сознании слабеющий голос отца. — Едва ли это так! Всё было предрешено с тех пор, как на пороге этого дома появилась Найиль…»
«Матушка? Что ты хочешь этим сказать?» — Маркус с трудом пытался не выдать своих чувств, хотя его разрывало от горя. Ему не хотелось омрачать последние минуты жизни отца. Но тело пронизывала предательская дрожь, а в глазах жгло так, словно в них прыснули кислоту.
«Берегись её… Она… безумна…» — едва слышно прозвучали прощальные слова, завершившиеся последним судорожным вдохом. А потом наступила полная тишина. На краткий миг Маркусу показалось, что всё вокруг замерло и застыло, но то было лишь его оцепенением.
— Занеси тело в дом, — нарушила его скорбь просьба сестры. — Не стоит отдавать его на растерзание.
Маркус невольно дёрнулся и бросил быстрый взгляд на Нэриэла. Потерявшие терпение грифы принялись нервно нарезать круги в воздухе.
— Тогда начну с него… — Поднявшись, он собрался уже убрать и его тело, но был остановлен:
— Найиль сказала бросить всех, — отрезала сестра. — Но я решила её немного ослушаться.
— Матушка велела отдать отца тварям? — с недоумением переспросил Маркус.
— Любимому сыночку не показывают истинного лица, — язвительно фыркнула сестра. — Но поверь нам с отцом, Найиль очень опасна!
Время было не для споров, потому Маркус молча подхватил тело отца и занёс его в дом. И стоило ему только переступить порог дома, как в небе раздался победоносный клич грифа, сменившийся радостным стрекотом и истошным воем гиен. Тошнота мгновенно подступила к горлу Маркуса: ему никак не удавалось отвлечься от жутких мыслей и образов, рождающихся в голове. Хотелось немедленно вернуться и вытащить из клювов и пастей тело Нэриэла. По мнению Маркуса никто не заслуживал такой расправы, но сестра, будто прочитав его порыв, тут же поторопила:
— Нам нужно сжечь тело до её возвращения. Не хочу впасть ей в немилость.
— Сжечь? И где же ты собралась это делать? — ужаснулся Маркус. Он и представить себе не мог, что в их скромном доме где-то можно было устроить погребальный костёр. Однако ночь полнилась сюрпризами. Маркус послушно следовал за сестрой, сражаясь с мучительными мыслями. Он почти не ощущал тяжести тела, груз тоски и боли, упавшей на его сознание, раздавил его ещё у порога. Маркус тщетно пытался собраться и вернуть себе хвалённую отрешённость, вот только эмоции впервые за долгое время и не думали стихать, накатывая на него подобно волнам сокрушительного цунами.
Сначала их путь следовал к бывшей детской. Проходя по знакомому коридору, Маркус отмечал всё больше изменений, произошедших в доме за время его долгого отсутствия. Прежде казавшийся невероятно длинным коридор они преодолели за десяток шагов. Огромная комната предстала узкой кельей, хмурой и аскетичной настолько, что едва ли кто-то мог подумать, что здесь проживает юная девушка. Здесь не было ни зеркала, ни шкафа, лишь бесконечные стопки книг, высящиеся едва ли не до потолка. Пожалуй, если бы не женская сорочка, свисающая со спинки колченогой кровати, то комнату стоило было назвать библиотекой. Маркус почти не знал собственной сестры, но даже беглого взгляда хватило на то, чтобы понять, насколько её нрав отличается от разбалованной кокетки Джэйн. Серьёзная и угрюмая, она, по всей видимости, предпочитала остаться наедине с книгами вместо того, чтобы поискать себе приключений и какого-то общения.
Сестра остановилась возле потухшего очага, затем дёрнула один из почерневших от копоти кирпичей. Лязгнул проржавевший механизм, медленно открывая тайный проход. Прищёлкнув пальцами, сестра вызывала магический огонь. Круглый мерцающий шар послушно поднялся к потолку, освещая узкую каменную лестницу. Долгий спуск по крошащимся скользким от наросшего мха и лишайников ступеням привёл их к тускло освещённому магическими фонарями просторному залу, в центре которого возвышалось большое кострище.
— Ты… получается… готовилась?.. — Маркус не смог договорить: слова застряли комом в горле.
— С тех пор, как ты стал мастером Врат, — печально вздохнув, ответила она.
Маркус бросил на сестру недоуменный взгляд. Она недовольно цыкнула и, скривившись, неохотно пояснила:
— Прозвучит цинично, но наша мать никогда не любила отца. Просто этот союз был ей выгоден для свершения мести.
— Мести?
— Она не смогла простить Нэриэла за смерть матери, — с тяжёлым вздохом ответила сестра. — Как, впрочем, и всех тех, кого посчитала причастными.
— Подожди, Саманта, какие причастные? — Маркусу решительно не нравились возникающие в голове чудовищные догадки. Прежде он никогда не думал, что у матери какой-то личный интерес, искренне считая, что они действуют с отцом заодно. Но в свете последних событий история приобретала совсем иные, более неприятные краски.
— Ты же не глупец, братец, вполне способен додуматься сам. — Однако сестра продолжала увиливать от прямого ответа. — В этом доме слишком много «ушей», так что ни к чему говорить лишнее.
«Даже если мне нужны объяснения?» — не унимался Маркус, переходя на мысленную речь.
«Боишься посмотреть истине в лицо? — В голосе Саманты стало ещё больше сарказма. — Так знай, Найиль ради своих целей готова на всё, даже на полное безумство!»
Сердце Маркуса будто сдавили тиски. Напрасно он решил продолжить терзать сестру: правда вполне могла подождать, когда утихнет случившееся горе. Внутри всё рвалось на куски, а в сознании воцарилась беспросветная чернота. От нахлынувших чувств его начало лихорадить, а зубы так сильно сжались, что казалось вот-вот начнут крошиться, не выдержав напора. Годами выстроенная цитадель самоконтроля трещала по швам. Мысли о предательстве матери (он не мог дать этому другого названия) рушили тот фундамент, на котором Маркус выстраивал всю свою жизнь. Пожалуй, единственное, что держало его ещё на плаву, это необходимость похоронить отца.
Он положил тело посреди уже собранного костра, пока сестра возилась с последними приготовлениями. Саманта щедро полила дрова вином, затем набросала свежих цветов — кровавых пионов и белоснежных лилий, а потом они вместе надстроили навершие из сухого хвороста.
— Не хочу смотреть, как будет плавится его лицо, — призналась сестра, и Маркус поддержал её желание.
Корявые сухие ветки сплелись благодаря магии в почти цельное полотно, ставшее подобием крышки гроба. Сквозь крохотные отверстия можно было заметить лишь почерневшие одежды Семерика. Маркус стащил с себя плащ и бросил его сверху. Пока он нёс тело, ткань успела пропитаться кровью почти насквозь.
— Я зажгу сама, — поднося факел, сказала Саманта, после чего опустилась на колени и с минуту застыла на месте. Её черты разгладились, отчего лицо стало совсем уж детским. Беззвучные слёзы стекали по щекам, и чуть подрагивали хрупкие плечи, однако ни всхлипа, ни вздоха так и не прозвучало в воцарившейся тишине подземелья. Только тихое шипение огня, глодающего намотанную просмолённую ткань.
Глядя на сестру, мысли Маркуса невольно возвращались к матери. Саманта была невероятно на неё похожа. Тот же красиво очерченный овал лица, тонкие изогнутые, словно в вечном удивлении или негодовании брови, чуть вздёрнутый маленький нос и глаза, словно две крохотные луны. На секунду перед внутренним взором пробежало незваное видение:
Укутанная в плащ девочка, беспокойно и постоянно оборачиваясь, бредёт по подземелью. Бегло осматривает какие-то каменные таблички, а затем сворачивает в самый тёмный угол и, наткнувшись на каменный гроб, встаёт на цыпочки — иначе не дотянуться — и пытается открыть крышку. Тяжелая плита не желает сдвигаться. Факел, оставленный на полу, едва трепещет и разбрасывает по стенам призрачные тени. Но девочку они не пугают, она настроена решительно. Наконец, камень ей поддаётся, с грохотом плита чуть сдвигается, открывая царящую внутри темноту. Девочка прыгает за факелом, и вот уже его свет борется со мраком. Однако, рассеяв тьму, он обнажает лишь пустоту…
Пламя вспыхнуло, выпуская к потолку сноп похожих на светлячков искр. Сухие ветви затрещали: огонь быстро понесся по кострищу, чуть слышно шипя и посвистывая. Маркус нервно проморгался, сгоняя с себя остатки видения и набежавшую влагу. Костёр уже вовсю полыхал, и в нём замелькали знакомые всполохи: саламандры пришли отдать последние почести потомку Мэдэйлис. Пламя больше не хаотично плясало, искрясь и треща, а вздымалось
