Джэйн давно успела замерзнуть и проголодаться. Он мысленно отправил её на кухню: придётся ей довольствоваться яблоками, пока у него неотложные дела.
Цитадель встретила Маркуса холодом и звенящей тишиной. Странное ощущение, будто он очутился на кладбище не покидало его. Промерзшие полутёмные коридоры сменялись пустынными анфиладами комнат, в которых всё будто застыло, заледенело и умерло. По пути ему не встретилось даже паучка или решившей перезимовать мухи. И в то же время Маркус совершенно не чувствовал магии. Ни следа защитного заклятья или простого бытового. Если бы он никогда не был здесь прежде, то решил бы, что попал в заброшенный старый замок. Пустой и всеми забытый.
Добравшись до верхних этажей, Маркус направился к спальне матери. Дверь была не заперта. Внутри его встретила всё та же неживая обстановка. Идеально убранная кровать, кресло, развёрнутое к окну, одинокий шкаф, тулящийся в углу, мёртвый вычищенный очаг, и то самое зеркало в старинной оправе. Маркус подошёл к нему ближе, рассматривая странный узор из символов и как будто бы знакомых рун. Оно выглядело таинственным, но при этом вполне обычным. Маркус видел отражение противоположный стены, а, подойдя ближе, с минуту смотрел на самого себя. Он даже провёл пальцем по зеркальной глади, оставляя чуть заметный след. И ничего.
Задумавшись, Маркус присел у каминной решётки. Вытащив из кармана приготовленную ветошь, он прищёлкнул пальцами, вызывая магическую искру. Ветошь тут же вспыхнула и быстро занялась.
«Саларс!» — позвал Маркус, и саламандра тут же откликнулась. Её огненная мордочка появилась в пламени. Саларс внимательно огляделась. Её цепкий взгляд сразу же остановился на зеркале. Она долго и пристально его изучала, прежде чем вынесла вердикт:
«Я чувствую отголоски тьмы»
«Демоны?» — предположил Маркус, но саламандра покачала горящей головой:
«Что-то другое… очень древнее. Мне самой не доводилось такое встречать, но… память пламени помнит».
«Что ж, раз это что-то тёмное, значит, открывается кровью», — хмыкнул Маркус и вновь подошёл к зеркалу. Внимательно оглядев оправу, он заметил несколько остроконечных завитков. Маркус коснулся одного из них, и вязкое тошнотворное ощущение отозвалось в его теле, будто предупреждение. Однако оно его не остановило. Он полоснул острым краем по пальцу, рассекая небольшую царапину. На металл упали первые капли крови, зеркальная гладь чуть помутнела, но в следующую секунду Маркуса отбросило в другой конец комнаты.
— Почему? — Он повернулся к Саларс и только затем поднялся.
«Не знаю… — Она была озадачена не меньше. — Поднеси меня ближе».
Маркус отправил к саламандре магический шар, и та, забравшись на него, подплыла к зеркалу. Зеркальная гладь стремительно стала темнеть, а внутри неё что-то зашевелилось. Саларс подлетела почти вплотную, продолжая всматриваться в клубящуюся темноту. Но стоило одной из искр её пламени случайно коснуться оправы, шар с треском лопнул, а саламандру снесло обратно к камину.
«Ты в порядке?» — Маркус подбежал к ней.
Огонь саламандры стал совсем слабым и тусклым, словно у догорающего уголька. Маркус вытащил из кармана ещё немного ветоши и поджёг её, после чего отправил разгорающуюся ткань к Саларс. Оказавшись в родной стихии, саламандра стала понемногу приходить в себя. Огненная кожа начала медленно разгораться, светлея и пульсируя. В то время как зеркало вновь вернуло себе обычный вид, словно ничего только что и не происходило. Кожа Саларс, наконец, заискрилась, и её голос вновь ворвался в сознание Маркуса:
«На нём печать, — сообщила она, кидая горестный взгляд на зеркало. — Оплаченная жизнью».
— Жизнью?.. — Сердце Маркуса застыло в груди. Матушка? Но зачем!!!
«Больше я ничего сказать не могу, — печально сообщила Саларс. — Разве что подтвердить уже очевидное. Эта вещь вышла из Тёмных чертогов».
Всё внутри Маркуса болезненно сжалось, однако вместо печали в нём росла решимость:
«Тогда эту гадость стоит туда и вернуть!»
«В Тёмный чертог не попасть тому, кого коснулась божественная искра. Боюсь, тут мы бессильны», — скорбно закончила Саларс, и её пламя затрепетало, собираясь вот-вот погаснуть.
—Но мы не можем просто оставить зеркало здесь! Оно слишком опасно! — не отступал Маркус. Он хотел как можно быстрее избавиться от этой вещи. Лучше всего разбить и разбросать по мирам настолько крохотные осколки, чтобы те никому уже могли никому навредить!
«Тогда спрячь его», — предложила Саларс, после чего исчезла в догорающем пламени.
Маркус внял её совету. Зеркало переехало в самый дальний закуток огромного подвала Дома Пламенных Роз, где и было дополнительно запечатано сильными охранными заклинаниями. Но несмотря на все меры предосторожности, Маркус не собирался заканчивать с его изучением. Ему необходимо было выяснить истину!
Дни летели быстрее ветра, хотя каждый из них был подобен маленькому сражению. Маркус продолжал исследовать любовное зелье и, в конце концов, его эксперименты увенчались небольшим успехом. Неконтролируемая ненависть вместе с желанием разрушить и растерзать всё, что попадалось на пути, стали утихать. И хотя полностью возникающее раздражение убрать не получилось, его удалось значительно притупить. Вот только он потратил на поиск слишком много времени, и благоприятный момент был упущен. Вскоре после Долгой Ночи выяснилось, что Джэйн забеременела, и Маркус, опасаясь за её состояние, вынужден был действовать мягче. Каждый день он совсем по чуть-чуть изменял состав зелья, надеясь, что так удастся добиться более безболезненного и плавного «пробуждения».
Но если с любовным зельем какое-то решение было найдено, то со старинным зеркалом всё оказалось значительно сложнее. Сначала Маркус очень обрадовался, когда зелье оживления памяти предмета сработало. В туманных образах он смог увидеть и улыбающуюся безумной улыбкой матушку, уходящую в туманную гладь, необычно гневного Нэриэла, пытающегося сломать кованую оправу, худенькую и болезненную Илларию, со слезами на глазах гладящую острые завитки, и ещё с полсотни незнакомцев, среди которых встречались не только люди, но и представители других народов — утончённые эльфы, бородатые гномы, озорные русалки, грозные драконы, коварные вампиры, и ещё множество иных. Кто-то любовался перед необычным зеркалом, считая его просто красивым предметом роскоши, а кто-то, как Найиль, поддался влиянию зеркала, но были и те, кому хватало и одной встречи с ним, чтобы угодить в ловушку.
Маркус догадывался, что, если бы не пламя саламандр, он бы и сам вряд ли устоял. Как и всякий тёмный артефакт, зеркало очень чутко реагировало на чувства. Всякий раз, когда Маркус спускался в подвал проверить очередную идею и обновить охранные заклинания, он замечал, как меняется отражение. В дни, когда он был спокоен и умиротворён, это было самое обычное зеркало, но едва сознания касалась тревога, поверхность мутнела, а стоило разгореться азарту, как появлялся густой непроглядный дым. Порой тот бывал сизым, но хватало и толики раздражения, чтобы тот потемнел.
В конечном счёте Маркус остановился на всё том же зелье памяти предметов, которое он всячески пытался усовершенствовать. Ему надо было не только видеть, но и слышать, а ещё лучше ощущать и понимать. Спустя почти полгода, он, наконец, смог «услышать» Илларию. Зелье будто вытянуло её сознание из зеркала, и Маркус нырнул в него, как в омут.
«Зачем только брат привёз мне зеркало?» — сокрушалась она, придирчиво глядя на своё отражение.
Чрезмерно худая и бледная, Иллария лишь отдалённо напоминала матушку. Пожалуй, их роднили лишь чёрные смолистые волосы, да голубые глаза. Вот только у Илларии они были настолько светлыми, что цвет угадывался лишь у ободка. Высокие скулы и узкие тонкие губы делали её лицо неприветливым и немного отталкивающим. Вдобавок ей явно не свойственно было улыбаться. Хмурая и сосредоточенная, в свои двадцать она напоминала сварливую вечно недовольную женщину, а не пышущую юностью и свежестью девушку.
«Будто я какая-то красавица, чтобы любоваться собой!» — фыркнула Иллария отражению, и внезапно её черты в отражении переменились. Кожа немного порозовела, глаза и губы стали ярче, в волосах появился характерный здоровой блеск.
«А если бы ты выглядела так?»
Иллария удивлённо моргнула. Это какая-то иллюзия? Она нахмурилась и протянула руку к отражению. То на мгновение подёрнулось рябью, будто водная гладь озера от небольшого ветерка. Но отражение не поменялось, а новый вопрос сам собой возник в сознании.
«Для кого ты хочешь быть такой?»
Ей сразу стало неловко, а щеки покрылись красноватыми пятнами, сделав настоящую Илларию ещё более непривлекательной. В её в мыслях мелькнул образ молодого Нэриэла — отважного балагура и всеобщего любимца. Казалось, он мог найти общий язык с кем угодно, даже с самым нелюдимым человеком, и делал это так просто и легко, что в пору было думать о каком-то новом волшебном даре. На прошлом празднике Урожая Нэриэл, заметив, что она грустит одна, прячась за полупустым прилавком с зельями собственного приготовления, подошёл к ней и пригласил на танец. Он весело шутил и был так мил и обходителен, что сердце Илларии дрогнуло. Конечно, она видела, что Нэриэл относился подобным образом ко всем молодым волшебницам, и сразу после неё он задорно плясал с юной аптекаршей, а затем устроил шуточную дуэль со своим другом и ещё одним волшебником за право потанцевать с самой Джойс Редиан — главной красоткой Волшебного города. Вот уж с кем ей, Илларии, никогда не сравниться в очаровании и умении держать себя.
«Ты можешь его заполучить», — ворвалась в её сознание новая мысль и заставила забеспокоиться.
«Я? Да как я могу?» — Сомнения терзали Илларию. Она вглядывалась в отражение, и то с каждой минутой нравилось ей всё меньше и меньше. Преображённый облик напоминал ей разрисованную куклу с ярмарки — бездушную и созданную для того, чтобы усадить её на полку и любоваться. Но она ведь не сможет просто сидеть!
«Красота — это ведь не только правильные и привлекательные черты лица, но и то, что находится внутри! Он слишком общительный, ему будет со мной скучно», — признавала Иллария и отступала. Вот только побрасываемые осторожно новые идеи, исходящие от зеркала, подобно яду из корня маниоки медленно и в то же время неизбежно поражали сознание. И то, что вчера ещё казалось безумием, превращалось в вероятную возможность, а затем и в обыденность. А потом настал момент, когда зеркало превратилось в лучшего друга, чьи советы никогда не подводил. Не важно, как и каким способом, но желаемое осуществлялось.
Но всё рухнуло, когда появилась она. Юная Джелита Редиан — дерзкая, наглая и совершенно беспринципная. Её яркий дебют состоялся на празднике Долгого дня, на который Иллария не смогла попасть из-за преждевременных и сложных родов. Пятая дочь далась ей очень тяжело, две недели лекари возились, чтобы поставить её на ноги. И пока она пыталась прийти в себя, дочери наперебой рассказывали о сумасбродных выходках Джелиты. За один вечер та умудрилась очаровать почти всех волшебников мужского пола, что прибыли на праздник, вызвать больше двух десятков драк и поединков, и заставить всех попавшихся «на крючок» творить всякие глупости. И всё это могло бы и вовсе не коснуться Илларии, если бы старшая дочь, тщетно попытавшаяся спасти от одержимости новой Редиан своего возлюбленного, не забыла бы о своих домашних обязанностях. Ежедневный «специальный» чай для Нэриэла больше никто не готовил, и действие зелье закончилось…
«Что же мне теперь делать?» — Иллария рыдала перед зеркалом. Рядом надрывалась маленькая Найиль, но никто не спешил к ней подойти.
«Приведи его ко мне».
Это было непросто. Нэриэл, старательно избегая её, неуклонно требовал лишь развода.
— Отец тоже попался на удочку Редиан! — негодовала старшая дочь. — Говорят, он собрался на испытания только потому, что эта стерва заявила, что выйдет за того, кто пройдёт дальше всех!
«Помоги! Заставь его возненавидеть эту мерзкую девицу!» — снова заливалась слезами Иллария у зеркала, слыша неизменное:
«Приведи его…»
И она привела. Солгала, что согласна на развод, но надо обсудить детали. Стоило только Нэриэлу отразиться в зеркале, как комнату мгновенно заволокло тёмным едким дымом, который быстро начал распространяться, буквально выливаясь из поверхности. Пол стремительно темнел, подбираясь к ногам Нэриэла, но тот этого даже не замечал. Он деловито расхаживал по комнате и не скрывал нетерпения.
— Давай уже не будем тянуть время. Прямо сейчас составим разводный магический контракт, и, наконец, покончим с этим.
Однако Иллария совсем не торопилась: она внимательно следила за тем, как медленно продвигается по комнате, выбравшаяся из зеркала тьма. И вот та лизнула высокий сапог, а затем от тёмного дыма вдруг отделился странный чёрный сгусток и набросился на Нэриэла. Тот успел лишь вскрикнуть, но его вопль заглушил внезапно раздавшийся взрыв…
Теперь Маркус понимал, почему тело Илларии так и не нашли. С Нэриэлом оказалось немного сложнее. Достучаться до его сознания так и не удалось, но те немногие воспоминания, что удалось собрать из зеркала, свидетельствовали о ещё более жутком явлении. Какая-та странная тёмная сущность пряталась в его теле. Она вечно жаждала крови, толкая Нэриэла на совершенно дикие и ужасные поступки. Все те, кто бесследно исчезал из Волшебного города, в итоге оказывались пожертвованы зеркалу, которое с каждой поглощённой жизнью становилось всё более могущественным. В то же время странная сущность, будто паразит, безжалостно пожирала изнутри Нэриэла. Возможно, если бы Найиль не забрала зеркало с собой, то его личность окончательно пала гораздо раньше. Теперь становились понятны все противоречия в поведении Нэриэла. До появления Джэйн, ему нередко удавалось противостоять подселившемуся внутри злу, но возращение наследницы Редианов окончательно помутило ему разум. Как, впрочем, и Найиль. Она выросла с мечтой непременно отомстить за смерть матери, и потому коварному зеркалу легко удалось её подчинить своей воле. Маркусу всё ещё было больно осознавать, что он не успел спасти мать. Он понял всё слишком поздно, и теперь приходилось разбираться с последствиями.
По слухам выходило, будто Найиль решила вернуться в тот мир, в котором жила все прошлые годы, и Маркус решил воспользоваться ситуацией, подбросив новости о тоске по дочери.
— Вообще-то я не горю желанием становиться Брэйт! — Сестре эта идея совсем не понравилась.
— Кому-то из нас всё равно придётся возложить на себя эту ношу, — не отступал Маркус.
— Я лучше буду возрождать Майэрсов!
— Имение Майэрсов сожжено, все артефакты и книги вывезены Нэриэлом. Тебе нужен дом, а цитадель всё равно пустует…
— Я никогда не вернусь туда! — оборвала его Саманта, вновь становясь неестественно бледной. — Никогда! Это невозможно! Я понимаю, что у тебя теперь семья, но… ты ведь это скрываешь. Почему?
— Для безопасности Джэйн.
— И кто ей угрожает? — В голосе Саманты появились ядовитые нотки. — Матери нет, деда тоже, зеркало под твоим контролем. К чему эти тайны?
Её правдивые слова били, словно стрелы, точно в цель. Ему давно стоило во всём разобраться, но каждый раз находилась очередная веская причина, чтобы повременить.
***
Цитадель встретила Маркуса холодом и звенящей тишиной. Странное ощущение, будто он очутился на кладбище не покидало его. Промерзшие полутёмные коридоры сменялись пустынными анфиладами комнат, в которых всё будто застыло, заледенело и умерло. По пути ему не встретилось даже паучка или решившей перезимовать мухи. И в то же время Маркус совершенно не чувствовал магии. Ни следа защитного заклятья или простого бытового. Если бы он никогда не был здесь прежде, то решил бы, что попал в заброшенный старый замок. Пустой и всеми забытый.
Добравшись до верхних этажей, Маркус направился к спальне матери. Дверь была не заперта. Внутри его встретила всё та же неживая обстановка. Идеально убранная кровать, кресло, развёрнутое к окну, одинокий шкаф, тулящийся в углу, мёртвый вычищенный очаг, и то самое зеркало в старинной оправе. Маркус подошёл к нему ближе, рассматривая странный узор из символов и как будто бы знакомых рун. Оно выглядело таинственным, но при этом вполне обычным. Маркус видел отражение противоположный стены, а, подойдя ближе, с минуту смотрел на самого себя. Он даже провёл пальцем по зеркальной глади, оставляя чуть заметный след. И ничего.
Задумавшись, Маркус присел у каминной решётки. Вытащив из кармана приготовленную ветошь, он прищёлкнул пальцами, вызывая магическую искру. Ветошь тут же вспыхнула и быстро занялась.
«Саларс!» — позвал Маркус, и саламандра тут же откликнулась. Её огненная мордочка появилась в пламени. Саларс внимательно огляделась. Её цепкий взгляд сразу же остановился на зеркале. Она долго и пристально его изучала, прежде чем вынесла вердикт:
«Я чувствую отголоски тьмы»
«Демоны?» — предположил Маркус, но саламандра покачала горящей головой:
«Что-то другое… очень древнее. Мне самой не доводилось такое встречать, но… память пламени помнит».
«Что ж, раз это что-то тёмное, значит, открывается кровью», — хмыкнул Маркус и вновь подошёл к зеркалу. Внимательно оглядев оправу, он заметил несколько остроконечных завитков. Маркус коснулся одного из них, и вязкое тошнотворное ощущение отозвалось в его теле, будто предупреждение. Однако оно его не остановило. Он полоснул острым краем по пальцу, рассекая небольшую царапину. На металл упали первые капли крови, зеркальная гладь чуть помутнела, но в следующую секунду Маркуса отбросило в другой конец комнаты.
— Почему? — Он повернулся к Саларс и только затем поднялся.
«Не знаю… — Она была озадачена не меньше. — Поднеси меня ближе».
Маркус отправил к саламандре магический шар, и та, забравшись на него, подплыла к зеркалу. Зеркальная гладь стремительно стала темнеть, а внутри неё что-то зашевелилось. Саларс подлетела почти вплотную, продолжая всматриваться в клубящуюся темноту. Но стоило одной из искр её пламени случайно коснуться оправы, шар с треском лопнул, а саламандру снесло обратно к камину.
«Ты в порядке?» — Маркус подбежал к ней.
Огонь саламандры стал совсем слабым и тусклым, словно у догорающего уголька. Маркус вытащил из кармана ещё немного ветоши и поджёг её, после чего отправил разгорающуюся ткань к Саларс. Оказавшись в родной стихии, саламандра стала понемногу приходить в себя. Огненная кожа начала медленно разгораться, светлея и пульсируя. В то время как зеркало вновь вернуло себе обычный вид, словно ничего только что и не происходило. Кожа Саларс, наконец, заискрилась, и её голос вновь ворвался в сознание Маркуса:
«На нём печать, — сообщила она, кидая горестный взгляд на зеркало. — Оплаченная жизнью».
— Жизнью?.. — Сердце Маркуса застыло в груди. Матушка? Но зачем!!!
«Больше я ничего сказать не могу, — печально сообщила Саларс. — Разве что подтвердить уже очевидное. Эта вещь вышла из Тёмных чертогов».
Всё внутри Маркуса болезненно сжалось, однако вместо печали в нём росла решимость:
«Тогда эту гадость стоит туда и вернуть!»
«В Тёмный чертог не попасть тому, кого коснулась божественная искра. Боюсь, тут мы бессильны», — скорбно закончила Саларс, и её пламя затрепетало, собираясь вот-вот погаснуть.
—Но мы не можем просто оставить зеркало здесь! Оно слишком опасно! — не отступал Маркус. Он хотел как можно быстрее избавиться от этой вещи. Лучше всего разбить и разбросать по мирам настолько крохотные осколки, чтобы те никому уже могли никому навредить!
«Тогда спрячь его», — предложила Саларс, после чего исчезла в догорающем пламени.
Маркус внял её совету. Зеркало переехало в самый дальний закуток огромного подвала Дома Пламенных Роз, где и было дополнительно запечатано сильными охранными заклинаниями. Но несмотря на все меры предосторожности, Маркус не собирался заканчивать с его изучением. Ему необходимо было выяснить истину!
***
Дни летели быстрее ветра, хотя каждый из них был подобен маленькому сражению. Маркус продолжал исследовать любовное зелье и, в конце концов, его эксперименты увенчались небольшим успехом. Неконтролируемая ненависть вместе с желанием разрушить и растерзать всё, что попадалось на пути, стали утихать. И хотя полностью возникающее раздражение убрать не получилось, его удалось значительно притупить. Вот только он потратил на поиск слишком много времени, и благоприятный момент был упущен. Вскоре после Долгой Ночи выяснилось, что Джэйн забеременела, и Маркус, опасаясь за её состояние, вынужден был действовать мягче. Каждый день он совсем по чуть-чуть изменял состав зелья, надеясь, что так удастся добиться более безболезненного и плавного «пробуждения».
Но если с любовным зельем какое-то решение было найдено, то со старинным зеркалом всё оказалось значительно сложнее. Сначала Маркус очень обрадовался, когда зелье оживления памяти предмета сработало. В туманных образах он смог увидеть и улыбающуюся безумной улыбкой матушку, уходящую в туманную гладь, необычно гневного Нэриэла, пытающегося сломать кованую оправу, худенькую и болезненную Илларию, со слезами на глазах гладящую острые завитки, и ещё с полсотни незнакомцев, среди которых встречались не только люди, но и представители других народов — утончённые эльфы, бородатые гномы, озорные русалки, грозные драконы, коварные вампиры, и ещё множество иных. Кто-то любовался перед необычным зеркалом, считая его просто красивым предметом роскоши, а кто-то, как Найиль, поддался влиянию зеркала, но были и те, кому хватало и одной встречи с ним, чтобы угодить в ловушку.
Маркус догадывался, что, если бы не пламя саламандр, он бы и сам вряд ли устоял. Как и всякий тёмный артефакт, зеркало очень чутко реагировало на чувства. Всякий раз, когда Маркус спускался в подвал проверить очередную идею и обновить охранные заклинания, он замечал, как меняется отражение. В дни, когда он был спокоен и умиротворён, это было самое обычное зеркало, но едва сознания касалась тревога, поверхность мутнела, а стоило разгореться азарту, как появлялся густой непроглядный дым. Порой тот бывал сизым, но хватало и толики раздражения, чтобы тот потемнел.
В конечном счёте Маркус остановился на всё том же зелье памяти предметов, которое он всячески пытался усовершенствовать. Ему надо было не только видеть, но и слышать, а ещё лучше ощущать и понимать. Спустя почти полгода, он, наконец, смог «услышать» Илларию. Зелье будто вытянуло её сознание из зеркала, и Маркус нырнул в него, как в омут.
«Зачем только брат привёз мне зеркало?» — сокрушалась она, придирчиво глядя на своё отражение.
Чрезмерно худая и бледная, Иллария лишь отдалённо напоминала матушку. Пожалуй, их роднили лишь чёрные смолистые волосы, да голубые глаза. Вот только у Илларии они были настолько светлыми, что цвет угадывался лишь у ободка. Высокие скулы и узкие тонкие губы делали её лицо неприветливым и немного отталкивающим. Вдобавок ей явно не свойственно было улыбаться. Хмурая и сосредоточенная, в свои двадцать она напоминала сварливую вечно недовольную женщину, а не пышущую юностью и свежестью девушку.
«Будто я какая-то красавица, чтобы любоваться собой!» — фыркнула Иллария отражению, и внезапно её черты в отражении переменились. Кожа немного порозовела, глаза и губы стали ярче, в волосах появился характерный здоровой блеск.
«А если бы ты выглядела так?»
Иллария удивлённо моргнула. Это какая-то иллюзия? Она нахмурилась и протянула руку к отражению. То на мгновение подёрнулось рябью, будто водная гладь озера от небольшого ветерка. Но отражение не поменялось, а новый вопрос сам собой возник в сознании.
«Для кого ты хочешь быть такой?»
Ей сразу стало неловко, а щеки покрылись красноватыми пятнами, сделав настоящую Илларию ещё более непривлекательной. В её в мыслях мелькнул образ молодого Нэриэла — отважного балагура и всеобщего любимца. Казалось, он мог найти общий язык с кем угодно, даже с самым нелюдимым человеком, и делал это так просто и легко, что в пору было думать о каком-то новом волшебном даре. На прошлом празднике Урожая Нэриэл, заметив, что она грустит одна, прячась за полупустым прилавком с зельями собственного приготовления, подошёл к ней и пригласил на танец. Он весело шутил и был так мил и обходителен, что сердце Илларии дрогнуло. Конечно, она видела, что Нэриэл относился подобным образом ко всем молодым волшебницам, и сразу после неё он задорно плясал с юной аптекаршей, а затем устроил шуточную дуэль со своим другом и ещё одним волшебником за право потанцевать с самой Джойс Редиан — главной красоткой Волшебного города. Вот уж с кем ей, Илларии, никогда не сравниться в очаровании и умении держать себя.
«Ты можешь его заполучить», — ворвалась в её сознание новая мысль и заставила забеспокоиться.
«Я? Да как я могу?» — Сомнения терзали Илларию. Она вглядывалась в отражение, и то с каждой минутой нравилось ей всё меньше и меньше. Преображённый облик напоминал ей разрисованную куклу с ярмарки — бездушную и созданную для того, чтобы усадить её на полку и любоваться. Но она ведь не сможет просто сидеть!
«Красота — это ведь не только правильные и привлекательные черты лица, но и то, что находится внутри! Он слишком общительный, ему будет со мной скучно», — признавала Иллария и отступала. Вот только побрасываемые осторожно новые идеи, исходящие от зеркала, подобно яду из корня маниоки медленно и в то же время неизбежно поражали сознание. И то, что вчера ещё казалось безумием, превращалось в вероятную возможность, а затем и в обыденность. А потом настал момент, когда зеркало превратилось в лучшего друга, чьи советы никогда не подводил. Не важно, как и каким способом, но желаемое осуществлялось.
Но всё рухнуло, когда появилась она. Юная Джелита Редиан — дерзкая, наглая и совершенно беспринципная. Её яркий дебют состоялся на празднике Долгого дня, на который Иллария не смогла попасть из-за преждевременных и сложных родов. Пятая дочь далась ей очень тяжело, две недели лекари возились, чтобы поставить её на ноги. И пока она пыталась прийти в себя, дочери наперебой рассказывали о сумасбродных выходках Джелиты. За один вечер та умудрилась очаровать почти всех волшебников мужского пола, что прибыли на праздник, вызвать больше двух десятков драк и поединков, и заставить всех попавшихся «на крючок» творить всякие глупости. И всё это могло бы и вовсе не коснуться Илларии, если бы старшая дочь, тщетно попытавшаяся спасти от одержимости новой Редиан своего возлюбленного, не забыла бы о своих домашних обязанностях. Ежедневный «специальный» чай для Нэриэла больше никто не готовил, и действие зелье закончилось…
«Что же мне теперь делать?» — Иллария рыдала перед зеркалом. Рядом надрывалась маленькая Найиль, но никто не спешил к ней подойти.
«Приведи его ко мне».
Это было непросто. Нэриэл, старательно избегая её, неуклонно требовал лишь развода.
— Отец тоже попался на удочку Редиан! — негодовала старшая дочь. — Говорят, он собрался на испытания только потому, что эта стерва заявила, что выйдет за того, кто пройдёт дальше всех!
«Помоги! Заставь его возненавидеть эту мерзкую девицу!» — снова заливалась слезами Иллария у зеркала, слыша неизменное:
«Приведи его…»
И она привела. Солгала, что согласна на развод, но надо обсудить детали. Стоило только Нэриэлу отразиться в зеркале, как комнату мгновенно заволокло тёмным едким дымом, который быстро начал распространяться, буквально выливаясь из поверхности. Пол стремительно темнел, подбираясь к ногам Нэриэла, но тот этого даже не замечал. Он деловито расхаживал по комнате и не скрывал нетерпения.
— Давай уже не будем тянуть время. Прямо сейчас составим разводный магический контракт, и, наконец, покончим с этим.
Однако Иллария совсем не торопилась: она внимательно следила за тем, как медленно продвигается по комнате, выбравшаяся из зеркала тьма. И вот та лизнула высокий сапог, а затем от тёмного дыма вдруг отделился странный чёрный сгусток и набросился на Нэриэла. Тот успел лишь вскрикнуть, но его вопль заглушил внезапно раздавшийся взрыв…
Теперь Маркус понимал, почему тело Илларии так и не нашли. С Нэриэлом оказалось немного сложнее. Достучаться до его сознания так и не удалось, но те немногие воспоминания, что удалось собрать из зеркала, свидетельствовали о ещё более жутком явлении. Какая-та странная тёмная сущность пряталась в его теле. Она вечно жаждала крови, толкая Нэриэла на совершенно дикие и ужасные поступки. Все те, кто бесследно исчезал из Волшебного города, в итоге оказывались пожертвованы зеркалу, которое с каждой поглощённой жизнью становилось всё более могущественным. В то же время странная сущность, будто паразит, безжалостно пожирала изнутри Нэриэла. Возможно, если бы Найиль не забрала зеркало с собой, то его личность окончательно пала гораздо раньше. Теперь становились понятны все противоречия в поведении Нэриэла. До появления Джэйн, ему нередко удавалось противостоять подселившемуся внутри злу, но возращение наследницы Редианов окончательно помутило ему разум. Как, впрочем, и Найиль. Она выросла с мечтой непременно отомстить за смерть матери, и потому коварному зеркалу легко удалось её подчинить своей воле. Маркусу всё ещё было больно осознавать, что он не успел спасти мать. Он понял всё слишком поздно, и теперь приходилось разбираться с последствиями.
По слухам выходило, будто Найиль решила вернуться в тот мир, в котором жила все прошлые годы, и Маркус решил воспользоваться ситуацией, подбросив новости о тоске по дочери.
— Вообще-то я не горю желанием становиться Брэйт! — Сестре эта идея совсем не понравилась.
— Кому-то из нас всё равно придётся возложить на себя эту ношу, — не отступал Маркус.
— Я лучше буду возрождать Майэрсов!
— Имение Майэрсов сожжено, все артефакты и книги вывезены Нэриэлом. Тебе нужен дом, а цитадель всё равно пустует…
— Я никогда не вернусь туда! — оборвала его Саманта, вновь становясь неестественно бледной. — Никогда! Это невозможно! Я понимаю, что у тебя теперь семья, но… ты ведь это скрываешь. Почему?
— Для безопасности Джэйн.
— И кто ей угрожает? — В голосе Саманты появились ядовитые нотки. — Матери нет, деда тоже, зеркало под твоим контролем. К чему эти тайны?
Её правдивые слова били, словно стрелы, точно в цель. Ему давно стоило во всём разобраться, но каждый раз находилась очередная веская причина, чтобы повременить.
