– А что, мне нравится!
Я все-таки сдалась, спустилась к нему на ступеньку и протянула руку. Не как положено, а как делали при знакомстве наши мальчишки, стараясь походить на взрослых.
– Франсин. – Я пожала плечами и, наконец, выдохнула и расслабилась. – Франсин Джезабель Антония, если быть точной. Выбирай любое.
От этой дурацкой игры мне почему-то стало гораздо приятнее его общество. К тому же, он не пренебрег подать мне руку. И все еще держал ее в своей теплой сухой ладони.
– Беркут. – Он крепко сжал мои пальцы, прежде чем отпустить. Это было непривычно, но почему-то очень приятно. – А я был лучшего мнения о твоем отце.
Он снова рассмеялся, дернул меня вниз и все-таки усадил рядом.
– Это не он, – я всплеснула руками и затараторила, – моя мать была француженкой. Так звали мою бабушку, Джезабель – мою вторую бабушку, а Антония – в честь моего святого покровителя.
Я замолчала и покосилась на собеседника.
– Тебе, наверное, это все не интересно.
– Не интересно, – подтвердил он, – но это хотя бы многое объясняет.
«Нет, вы посмотрите на него, я же спросила из вежливости, а он взял и согласился»! Кажется, так просто он не перестанет меня раздражать.
Я смутилась, он задумался.
Затушив сигару, он собрал со ступенек все, кроме патронов и разложил по карманам. Достал второй револьвер и выщелкнул барабан.
Тут уж я не выдержала и придвинулась ближе.
– У отца тоже «Миротворцы», только черные с серебром, все Санчасы носят такие.
– И много ты видела Санчасов?
– Всех не сосчитать!
Солнце поднималось все выше над горизонтом, но пока дом отбрасывал приятную тень на крыльцо. Скоро и она исчезнет, уступая место дневному зною. Уходить не хотелось.
Беркут легко развел меня на пару баек о том, как мы гостили в Мексике, язвил при каждом удобном случае, я огрызалась в ответ, но его это только веселило. Меня, признаться, тоже. Фрэнсис шутил, что иногда и один Санчас – это больше, чем можно вынести, я отвечала, что здесь дам ему фору – у меня их двое каждый день, а пару раз в год – несколько десятков.
Пока мы болтали, сверху так никто и не спустился. Дом спал.
– Слушай, птичка, есть хочешь? – Неожиданно предложил Фрэнсис. – Я с голоду умираю!
– Но до завтрака еще далеко. – Удивилась я, желудок предательски протестовал моей попытке отказаться от предложения. Я с ужасом поняла, что вообще-то еще немного и на еду я буду накидываться.
– И-и-и-и? – Протянул Фрэнсис.
– И-и-и-и, – невольно передразнила я, в голосе прорезались интонации моей старенькой гувернантки, – следует проявить терпение!
– Не моя сильная сторона, – заявил он, поднимаясь и отряхивая штаны. – Но ты можешь сидеть тут дальше и проявлять всё, что тебе в голову взбредет.
Он скрылся за дверью и, я почти уверена, стоял там и ждал. Когда я юркнула следом – едва не врезалась в его спину в полумраке гостинной. Он оглянулся и, показав, чтобы я вела себя тихо, поманил вслед за собой.
Нам с братом, конечно, приходилось пробираться на кухню ночами, особенно если с ужина оставались пирожные. Но делать это в обход спящего брата, вслед за малознакомым парнем, в чужом доме – было чем-то новым. Начистоту сказать, вряд ли у нас были шансы хоть с кем-нибудь столкнуться этим утром, в доме все крепко спали.
Так что вскоре мы уже сидели столом и прямо из формы уплетали холодный картофельный пирог, нарезанный крупными кусками. Фрэнсис быстро раздул не успевшие остыть угли в печи, и запах свежего кофе постепенно наполнял комнату.
– Ты мне вот что скажи, вы как сюда попали? Что стряслось такого, что вы оказались в Гнезде?
Фрэнсис смотрел на меня с любопытством и явно не удовлетворился бы коротким ответом.
– Мы приехали с Маккинзи. На наш дом напали.
– В Заливе Магнолий? – Его глаза удивленно округлились. – И кто решился на такое?
– Какие-то бандиты, – я пожала плечами.
Стоило вспомнить вчерашний вечер, меня передернуло, как от холода. Чтобы чем-то занять руки, я сняла с плиты едва успевший вскипеть кофейник и разлила напиток по чашкам. Одну поставила перед Фрэнсисом, вторую так и не выпустила из рук, согревая похолодевшие пальцы.
– Одного из них звали Моррис, другого Кречет называл Паскалем.
– Моррис, Моррис… – он задумчиво поскреб заросший щетиной подбородок, – Монтеньи?
– Кажется, да…
– Твою мать, – он возмущенно зашипел. Налитый под самый край кофе выплеснулся ему на руку, – никак ведь не успокоятся, ублюдки!
– Теперь уже успокоились, – я подхватила полотенце и остановила растекающуюся по столу лужу.
– А вот с этого места поподробнее. – Он отставил кружку и кивнул на стул рядом с собой.
– Неважный я рассказчик – мы с братом мало что видели. А когда появился Маккинзи, и началась стрельба…
Почему-то стыдно было признаваться, что я струсила и спряталась.
– Френсис, – я скомкала мокрое полотенце в руках и подсела к нему, – ты же знаешь, кто это был? Расскажи мне, прошу. Они ведь неспроста заявились к нам.
– Тут ты права, малышка. Но о том кто такие братья Монтеньи тебе лучше было бы спросить у своего отца. – Он криво усмехнулся. – Но хрен он тебе что расскажет, верно? Такими вещами не забивают голову папочкиным принцессам!
Беркут наклонился ко мне совсем близко, от его привычки пристально смотреть в глаза мурашки бегали по спине. Сейчас он словно требовал, чтобы я с ним согласилась. Мне не понравился его тон, его взгляд, но я не спорила – молчала.
– Вот только, несмотря на все папочкины старания, уберечь принцессу от разбойников не получилось. Да и принцессы из тебя не получилось. – Он как-то брезгливо оскалился.
Я подхватилась с места.
– Если ты собираешься оскорблять меня, то мне стоит уйти прямо сейчас.
Скомканное полотенце полетело на стол, а я уже развернулась в сторону выхода, когда он поймал меня за руку.
– Уймись, глупая, не на что обижаться. Сама подумай, ты сидишь сейчас здесь и распиваешь кофе с убийцей, расспрашиваешь о бандитах и даже находишь в себе силы мне дерзить. Приличная маленькая леди так и осталась бы там, умерев от страха и стыда прямо в разгар перестрелки. И найдутся люди, которых это разочарует, правда? Так что если придется вернуться в Залив Магнолий…
– Что значит если? – Перебила я. Холод пробежал по моей спине.
– Это значит, что твой отец примет ряд важных решений.
Он допил кофе едва ли не залпом, разрезал оставшийся кусок пирога и ножом подтолкнул его ближе ко мне.
– Ешь, давай. А что до Монтеньи…
Беркут встряхнулся, словно сбрасывая накатившее раздражение.
Банда не появлялись в Батон Руж уже больше полугода. Это было бы разумно на их месте, завязать, наконец, с грабежом и разбоем. Но, похоже, горячая кровь и дурные головы не дали парням свалить подальше и забыть обо всем.
Около года назад Гриф убил старшего из братьев, Бернарда. Именно он когда-то и сколотил банду из своей семейки. Убивать его, по чести сказать, было не за что – отправился бы мужик на каторгу до конца жизни. Правда сложно сказать что хуже – так, или сразу в могилу. Но Берни живым решил не сдаваться. Они тогда здорово потрепали друг друга с Грифом – сцепились, как два матерых пса, вот только Берни этого не пережил. Остальные бежали, но тогда никто и цента бы не поставил, что банда Монтеньи пропала с концами.
Они промышляли на Миссисипи много лет и знали, кажется, каждую заводь. Одним словом – речные крысы. Искали их почти полгода с переменным успехом. То совсем притихнут, то пустят на дно реки какое-нибудь суденышко, не забыв все ценное оттуда забрать. Читала истории про пиратов? Миссисипи не океан, но своих мерзавцев и на этой воде хватает.
Мы вышли на них несколько месяцев назад. С «Иудой» повезло, да и репутация Санчаса сыграла на руку. Когда подвернулся нужный человек, он, с перепугу, выложил ему все – сдал парней с потрохами. Крысы они может и речные, но на берег сходить приходится. К очередной их вылазке мы были готовы. Вылилось все в добрую заварушку в доках. Уже понятно было – у всей семейки нрав того же толку, что и у старины Берни.
Потому отец твой уже не задавался целью взять кого-то живьем, но и слишком не лютовал, отпустил троицу, пожалел. Молодые совсем, еще жизни не нюхали, пусть, мол, катятся. Головы банде сняли, больше там управлять особо некому. Марсель – отморозок, Моррис не многим лучше, а вдвоем они все никак власть поделить не могли. А младший, так вообще отсталый какой-то. Видать на нем Господь, наконец, решил остановиться и намекнуть папаше Монтеньи, что он уже и так сильно нагрешил.
Я не знала, что и сказать, и должна ли вообще что-то говорить.
– Такие дела, девочка, просчитался твой папочка. Все когда-то промахиваются. Он приподнялся, оперся на край стола, его голос стал совсем сухим и грубым.
– Поэтому ублюдков нужно душить едва они успеют пискнуть и не давать возможности почувствовать собственную силу, – его взгляд задержался на мне – поняла?
Я опешила, но на всякий случай кивнула.
– Гриф им год как кровь портит и перебил половину их семьи. Не удивляюсь, что парни решили отплатить той же монетой. Удивляюсь я скорее тому, как Донни с ними справиться умудрился в одиночку?
Я отложила еду, пока слушала его рассказ, аппетит пропал совсем. Беркут не вдавался в подробности, но мое богатое воображение не стесняясь в деталях, рисовало перестрелки, погони и море крови, которые оставлял за собой мой отец. Это выходит что? По его вине погибла целая семья. И по нашей тоже.
Меня душили слезы, а собеседник говорил об этом вполне буднично, перемежая рассказ грубым шутками, то и дело отвлекаясь на еду и остывающий кофе. Я нервно теребила край рубахи и мне показалось, что я почувствовала от нее запах, который не ощущала все это время.. знакомая и не опознанная мною до конца смесь пыли, пота, какого-то древесного масла, или парфюма, и кажется пороха. Я не понимала, исходит он от меня или просто витает вокруг... а может он мне попросту мерещился. Сосредоточившись на своих мыслях, я совсем потеряла нить повествования, голос Френсиса звучал где-то на фоне, а мне вспомнились грубые руки одного из братьев Монтеньи, сжимающие мои плечи. Вспомнилось, как его туша навалилась сверху, он хватал меня за волосы, и до боли выворачивал руки. К горлу подступила тошнота. Мне захотелось смыть с себя все эти воспоминания, но я сидела на месте, не решаясь поднять глаза на своего собеседника.
А поступки моего отца уже не казались такими пугающими. Вряд ли я была первой, с кем эти люди поступили подобным образом.
– Чего застыла? Спишь на ходу? Так никто не заставляет тебя тут торчать. – Он ткнул меня под столом носком сапога.
– Прости, задумалась. Что ты сказал?
Мой собеседник шумно выдохнул.
– Выбрались вы как? – Выкладывай, что видела, не слушать же мне россказни кичливого ирландишки. Как вы умудрились сбежать?
– Мы не сбежали. Донни появился, когда нас уже поймали. Морти был без сознания и я… толку от меня никакого. Их было двое в доме, тот самый Моррис и еще один. И несколько на улице. Они пришли с подмогой. Донни убил всех кроме младшего, а одного из старших пристрелил мой брат. Так получилось.
Я говорила извиняющимся тоном и никак не могла с этим справиться. Было, в общем-то, всё равно, поверит или нет Френсис в то, что Морриса убил Морти и, что Донни в одиночку справился с этими негодяями. Стыдно было и страшно от того, что он из-за нас пострадал.
– Так, птичка, ты чего скисла? Ну-ка посмотри на меня. Ты реветь собралась? Вот давай без этого обойдемся!
Он бесцеремонно поднял мою голову за подбородок. От того, насколько мне стало неуютно от его взгляда, плакать я передумала.
– Послушай, я не знаю, в каких отношениях вы с Донни, но могу предполагать, что тебя он называет другом. – Я отпрянула от его руки. – Он тяжело ранен, понимаешь, и боюсь, что твой брат выставляет все в лучшем свете, чем есть на самом деле. И даже в этом случае он не обещает, что Донни поправится.
Френсис дослушал мою тираду и молчал в ответ еще пару минут, устало откинувшись на стул и запрокинув голову назад.
– Иди–ка ты спать. – Наконец, сказал он. – Что теперь поделаешь? Парнишка дорого продал свою жизнь.
Меня словно окатили ледяной водой. Я не стала спорить. На негнущихся ногах я вышла из кухни… из зала, вдоль плетеных ротанговых стен, на крыльцо, навстречу слепящему солнцу. Чем ближе я оказывалась к выходу, тем больше ускоряла шаг, пока не обнаружила, что бегу. Что есть сил бегу прочь от Гнезда, от своих смятенных мыслей, от запаха крови и надвигающейся смерти, от всего этого безумия.
Спустя несколько часов блуждания по покрытой трещинами дороге и окраине леса по ту сторону, жара все-таки загнала меня обратно в дом. Колкая, вездесущая пыль поцарапала ноги и высушила кожу. Я нашла бочку с водой недалеко от крыльца, умылась и, пройдя по мягкой траве вдоль стены, поднялась наверх, оставляя влажные следы на горячем дереве, которые исчезали, стоило отступить в сторону.
Я вошла с тяжелым сердцем, в ожидании скверных новостей и необходимости объяснять, где была. А что хуже всего, находиться среди этих людей, не понимая, как себя вести, и без возможности вернуться домой.
Дом встретил меня приятной прохладой и шумом голосов в одном из залов, огороженных плетеными стенами. Пахло блинчиками и медом, жареным мясом, а еще пряностями и кофе. И это только то, что мне удалось уловить в сплетении ароматов. Сердце забилось быстрее, запахи показались мне очень знакомыми и напоминали только об одном человеке.
Не могут же мужчины так готовить. Да ни одна другая женщина не может так готовить! Чтобы корицу в блинчики с медом, семена укропа в мясо и много черного перца в утренний кофе.
Окрыленная, я влетела в столовую. Из-за обеденного стола донеслось нестройное «доброе утро». Френсис и Торо едва подняли головы от своих тарелок, мой брат и Анхель, как положено при моем появлении встали из-за стола. Джереми приветливо улыбнулся и поинтересовался, как мне спалось.
За столом пустовало пять мест, но накрыто было еще на двоих.
Не успела я растеряться, до столовой долетел голос миссис Брэдли, не на много опережая свою хозяйку, спускающуюся по лестнице вниз с подносом в руках.
– Садитесь рядом с братом, мисс. А вы мистер Мортимер, могли бы поухаживать за сестрой. Я уже не говорю обо всех остальных.
Как ни удивительно, в ее интонациях не было ни намека на нравоучения. Тем не менее, мужчины за столом засуетились, отшучиваясь, что растерялись с непривычки.
– Ну-ну, не привыкли общаться с леди по утрам! – Раздалось насмешливое.
– Следили бы вы за языком, мистер Лонгбау. – Она как-то нарочито выделила слово мистер.
– Который из мистеров Лонгбау? – Съязвил мой братец, отодвигая мне стул.
– А у кого-то здесь есть сомнения, к кому я обращаюсь? – Миссис Брэдли хитро улыбнулась, в ответ засмеялись.
Она примостила поднос на угол стола и, проходя мимо, обняла меня за плечи и поцеловала в макушку.
– Решили прогуляться перед завтраком, милочка? Я–то думала вы еще спите, постучала в комнату, а там никого, я уж стала беспокоиться. А тут, гляди – ка, о птичке речь, а птичка встреч!
– Прогулялась, там очень красиво, миссис Брэдли, и спокойно. – Я обняла ее в ответ и вдруг почувствовала себя гораздо лучше. Еще лучше стало, когда я заметила, что на оставленном подносе стоит пустая тарелка и почти пустая кружка с отваром.
Я все-таки сдалась, спустилась к нему на ступеньку и протянула руку. Не как положено, а как делали при знакомстве наши мальчишки, стараясь походить на взрослых.
– Франсин. – Я пожала плечами и, наконец, выдохнула и расслабилась. – Франсин Джезабель Антония, если быть точной. Выбирай любое.
От этой дурацкой игры мне почему-то стало гораздо приятнее его общество. К тому же, он не пренебрег подать мне руку. И все еще держал ее в своей теплой сухой ладони.
– Беркут. – Он крепко сжал мои пальцы, прежде чем отпустить. Это было непривычно, но почему-то очень приятно. – А я был лучшего мнения о твоем отце.
Он снова рассмеялся, дернул меня вниз и все-таки усадил рядом.
– Это не он, – я всплеснула руками и затараторила, – моя мать была француженкой. Так звали мою бабушку, Джезабель – мою вторую бабушку, а Антония – в честь моего святого покровителя.
Я замолчала и покосилась на собеседника.
– Тебе, наверное, это все не интересно.
– Не интересно, – подтвердил он, – но это хотя бы многое объясняет.
«Нет, вы посмотрите на него, я же спросила из вежливости, а он взял и согласился»! Кажется, так просто он не перестанет меня раздражать.
Я смутилась, он задумался.
Затушив сигару, он собрал со ступенек все, кроме патронов и разложил по карманам. Достал второй револьвер и выщелкнул барабан.
Тут уж я не выдержала и придвинулась ближе.
– У отца тоже «Миротворцы», только черные с серебром, все Санчасы носят такие.
– И много ты видела Санчасов?
– Всех не сосчитать!
Солнце поднималось все выше над горизонтом, но пока дом отбрасывал приятную тень на крыльцо. Скоро и она исчезнет, уступая место дневному зною. Уходить не хотелось.
Беркут легко развел меня на пару баек о том, как мы гостили в Мексике, язвил при каждом удобном случае, я огрызалась в ответ, но его это только веселило. Меня, признаться, тоже. Фрэнсис шутил, что иногда и один Санчас – это больше, чем можно вынести, я отвечала, что здесь дам ему фору – у меня их двое каждый день, а пару раз в год – несколько десятков.
Пока мы болтали, сверху так никто и не спустился. Дом спал.
– Слушай, птичка, есть хочешь? – Неожиданно предложил Фрэнсис. – Я с голоду умираю!
– Но до завтрака еще далеко. – Удивилась я, желудок предательски протестовал моей попытке отказаться от предложения. Я с ужасом поняла, что вообще-то еще немного и на еду я буду накидываться.
– И-и-и-и? – Протянул Фрэнсис.
– И-и-и-и, – невольно передразнила я, в голосе прорезались интонации моей старенькой гувернантки, – следует проявить терпение!
– Не моя сильная сторона, – заявил он, поднимаясь и отряхивая штаны. – Но ты можешь сидеть тут дальше и проявлять всё, что тебе в голову взбредет.
Он скрылся за дверью и, я почти уверена, стоял там и ждал. Когда я юркнула следом – едва не врезалась в его спину в полумраке гостинной. Он оглянулся и, показав, чтобы я вела себя тихо, поманил вслед за собой.
Нам с братом, конечно, приходилось пробираться на кухню ночами, особенно если с ужина оставались пирожные. Но делать это в обход спящего брата, вслед за малознакомым парнем, в чужом доме – было чем-то новым. Начистоту сказать, вряд ли у нас были шансы хоть с кем-нибудь столкнуться этим утром, в доме все крепко спали.
Так что вскоре мы уже сидели столом и прямо из формы уплетали холодный картофельный пирог, нарезанный крупными кусками. Фрэнсис быстро раздул не успевшие остыть угли в печи, и запах свежего кофе постепенно наполнял комнату.
– Ты мне вот что скажи, вы как сюда попали? Что стряслось такого, что вы оказались в Гнезде?
Фрэнсис смотрел на меня с любопытством и явно не удовлетворился бы коротким ответом.
– Мы приехали с Маккинзи. На наш дом напали.
– В Заливе Магнолий? – Его глаза удивленно округлились. – И кто решился на такое?
– Какие-то бандиты, – я пожала плечами.
Стоило вспомнить вчерашний вечер, меня передернуло, как от холода. Чтобы чем-то занять руки, я сняла с плиты едва успевший вскипеть кофейник и разлила напиток по чашкам. Одну поставила перед Фрэнсисом, вторую так и не выпустила из рук, согревая похолодевшие пальцы.
– Одного из них звали Моррис, другого Кречет называл Паскалем.
– Моррис, Моррис… – он задумчиво поскреб заросший щетиной подбородок, – Монтеньи?
– Кажется, да…
– Твою мать, – он возмущенно зашипел. Налитый под самый край кофе выплеснулся ему на руку, – никак ведь не успокоятся, ублюдки!
– Теперь уже успокоились, – я подхватила полотенце и остановила растекающуюся по столу лужу.
– А вот с этого места поподробнее. – Он отставил кружку и кивнул на стул рядом с собой.
– Неважный я рассказчик – мы с братом мало что видели. А когда появился Маккинзи, и началась стрельба…
Почему-то стыдно было признаваться, что я струсила и спряталась.
– Френсис, – я скомкала мокрое полотенце в руках и подсела к нему, – ты же знаешь, кто это был? Расскажи мне, прошу. Они ведь неспроста заявились к нам.
– Тут ты права, малышка. Но о том кто такие братья Монтеньи тебе лучше было бы спросить у своего отца. – Он криво усмехнулся. – Но хрен он тебе что расскажет, верно? Такими вещами не забивают голову папочкиным принцессам!
Беркут наклонился ко мне совсем близко, от его привычки пристально смотреть в глаза мурашки бегали по спине. Сейчас он словно требовал, чтобы я с ним согласилась. Мне не понравился его тон, его взгляд, но я не спорила – молчала.
– Вот только, несмотря на все папочкины старания, уберечь принцессу от разбойников не получилось. Да и принцессы из тебя не получилось. – Он как-то брезгливо оскалился.
Я подхватилась с места.
– Если ты собираешься оскорблять меня, то мне стоит уйти прямо сейчас.
Скомканное полотенце полетело на стол, а я уже развернулась в сторону выхода, когда он поймал меня за руку.
– Уймись, глупая, не на что обижаться. Сама подумай, ты сидишь сейчас здесь и распиваешь кофе с убийцей, расспрашиваешь о бандитах и даже находишь в себе силы мне дерзить. Приличная маленькая леди так и осталась бы там, умерев от страха и стыда прямо в разгар перестрелки. И найдутся люди, которых это разочарует, правда? Так что если придется вернуться в Залив Магнолий…
– Что значит если? – Перебила я. Холод пробежал по моей спине.
– Это значит, что твой отец примет ряд важных решений.
Он допил кофе едва ли не залпом, разрезал оставшийся кусок пирога и ножом подтолкнул его ближе ко мне.
– Ешь, давай. А что до Монтеньи…
Беркут встряхнулся, словно сбрасывая накатившее раздражение.
Банда не появлялись в Батон Руж уже больше полугода. Это было бы разумно на их месте, завязать, наконец, с грабежом и разбоем. Но, похоже, горячая кровь и дурные головы не дали парням свалить подальше и забыть обо всем.
Около года назад Гриф убил старшего из братьев, Бернарда. Именно он когда-то и сколотил банду из своей семейки. Убивать его, по чести сказать, было не за что – отправился бы мужик на каторгу до конца жизни. Правда сложно сказать что хуже – так, или сразу в могилу. Но Берни живым решил не сдаваться. Они тогда здорово потрепали друг друга с Грифом – сцепились, как два матерых пса, вот только Берни этого не пережил. Остальные бежали, но тогда никто и цента бы не поставил, что банда Монтеньи пропала с концами.
Они промышляли на Миссисипи много лет и знали, кажется, каждую заводь. Одним словом – речные крысы. Искали их почти полгода с переменным успехом. То совсем притихнут, то пустят на дно реки какое-нибудь суденышко, не забыв все ценное оттуда забрать. Читала истории про пиратов? Миссисипи не океан, но своих мерзавцев и на этой воде хватает.
Мы вышли на них несколько месяцев назад. С «Иудой» повезло, да и репутация Санчаса сыграла на руку. Когда подвернулся нужный человек, он, с перепугу, выложил ему все – сдал парней с потрохами. Крысы они может и речные, но на берег сходить приходится. К очередной их вылазке мы были готовы. Вылилось все в добрую заварушку в доках. Уже понятно было – у всей семейки нрав того же толку, что и у старины Берни.
Потому отец твой уже не задавался целью взять кого-то живьем, но и слишком не лютовал, отпустил троицу, пожалел. Молодые совсем, еще жизни не нюхали, пусть, мол, катятся. Головы банде сняли, больше там управлять особо некому. Марсель – отморозок, Моррис не многим лучше, а вдвоем они все никак власть поделить не могли. А младший, так вообще отсталый какой-то. Видать на нем Господь, наконец, решил остановиться и намекнуть папаше Монтеньи, что он уже и так сильно нагрешил.
Я не знала, что и сказать, и должна ли вообще что-то говорить.
– Такие дела, девочка, просчитался твой папочка. Все когда-то промахиваются. Он приподнялся, оперся на край стола, его голос стал совсем сухим и грубым.
– Поэтому ублюдков нужно душить едва они успеют пискнуть и не давать возможности почувствовать собственную силу, – его взгляд задержался на мне – поняла?
Я опешила, но на всякий случай кивнула.
– Гриф им год как кровь портит и перебил половину их семьи. Не удивляюсь, что парни решили отплатить той же монетой. Удивляюсь я скорее тому, как Донни с ними справиться умудрился в одиночку?
Я отложила еду, пока слушала его рассказ, аппетит пропал совсем. Беркут не вдавался в подробности, но мое богатое воображение не стесняясь в деталях, рисовало перестрелки, погони и море крови, которые оставлял за собой мой отец. Это выходит что? По его вине погибла целая семья. И по нашей тоже.
Меня душили слезы, а собеседник говорил об этом вполне буднично, перемежая рассказ грубым шутками, то и дело отвлекаясь на еду и остывающий кофе. Я нервно теребила край рубахи и мне показалось, что я почувствовала от нее запах, который не ощущала все это время.. знакомая и не опознанная мною до конца смесь пыли, пота, какого-то древесного масла, или парфюма, и кажется пороха. Я не понимала, исходит он от меня или просто витает вокруг... а может он мне попросту мерещился. Сосредоточившись на своих мыслях, я совсем потеряла нить повествования, голос Френсиса звучал где-то на фоне, а мне вспомнились грубые руки одного из братьев Монтеньи, сжимающие мои плечи. Вспомнилось, как его туша навалилась сверху, он хватал меня за волосы, и до боли выворачивал руки. К горлу подступила тошнота. Мне захотелось смыть с себя все эти воспоминания, но я сидела на месте, не решаясь поднять глаза на своего собеседника.
А поступки моего отца уже не казались такими пугающими. Вряд ли я была первой, с кем эти люди поступили подобным образом.
– Чего застыла? Спишь на ходу? Так никто не заставляет тебя тут торчать. – Он ткнул меня под столом носком сапога.
– Прости, задумалась. Что ты сказал?
Мой собеседник шумно выдохнул.
– Выбрались вы как? – Выкладывай, что видела, не слушать же мне россказни кичливого ирландишки. Как вы умудрились сбежать?
– Мы не сбежали. Донни появился, когда нас уже поймали. Морти был без сознания и я… толку от меня никакого. Их было двое в доме, тот самый Моррис и еще один. И несколько на улице. Они пришли с подмогой. Донни убил всех кроме младшего, а одного из старших пристрелил мой брат. Так получилось.
Я говорила извиняющимся тоном и никак не могла с этим справиться. Было, в общем-то, всё равно, поверит или нет Френсис в то, что Морриса убил Морти и, что Донни в одиночку справился с этими негодяями. Стыдно было и страшно от того, что он из-за нас пострадал.
– Так, птичка, ты чего скисла? Ну-ка посмотри на меня. Ты реветь собралась? Вот давай без этого обойдемся!
Он бесцеремонно поднял мою голову за подбородок. От того, насколько мне стало неуютно от его взгляда, плакать я передумала.
– Послушай, я не знаю, в каких отношениях вы с Донни, но могу предполагать, что тебя он называет другом. – Я отпрянула от его руки. – Он тяжело ранен, понимаешь, и боюсь, что твой брат выставляет все в лучшем свете, чем есть на самом деле. И даже в этом случае он не обещает, что Донни поправится.
Френсис дослушал мою тираду и молчал в ответ еще пару минут, устало откинувшись на стул и запрокинув голову назад.
– Иди–ка ты спать. – Наконец, сказал он. – Что теперь поделаешь? Парнишка дорого продал свою жизнь.
Меня словно окатили ледяной водой. Я не стала спорить. На негнущихся ногах я вышла из кухни… из зала, вдоль плетеных ротанговых стен, на крыльцо, навстречу слепящему солнцу. Чем ближе я оказывалась к выходу, тем больше ускоряла шаг, пока не обнаружила, что бегу. Что есть сил бегу прочь от Гнезда, от своих смятенных мыслей, от запаха крови и надвигающейся смерти, от всего этого безумия.
Глава 5. Ночной Ворон.
Спустя несколько часов блуждания по покрытой трещинами дороге и окраине леса по ту сторону, жара все-таки загнала меня обратно в дом. Колкая, вездесущая пыль поцарапала ноги и высушила кожу. Я нашла бочку с водой недалеко от крыльца, умылась и, пройдя по мягкой траве вдоль стены, поднялась наверх, оставляя влажные следы на горячем дереве, которые исчезали, стоило отступить в сторону.
Я вошла с тяжелым сердцем, в ожидании скверных новостей и необходимости объяснять, где была. А что хуже всего, находиться среди этих людей, не понимая, как себя вести, и без возможности вернуться домой.
Дом встретил меня приятной прохладой и шумом голосов в одном из залов, огороженных плетеными стенами. Пахло блинчиками и медом, жареным мясом, а еще пряностями и кофе. И это только то, что мне удалось уловить в сплетении ароматов. Сердце забилось быстрее, запахи показались мне очень знакомыми и напоминали только об одном человеке.
Не могут же мужчины так готовить. Да ни одна другая женщина не может так готовить! Чтобы корицу в блинчики с медом, семена укропа в мясо и много черного перца в утренний кофе.
Окрыленная, я влетела в столовую. Из-за обеденного стола донеслось нестройное «доброе утро». Френсис и Торо едва подняли головы от своих тарелок, мой брат и Анхель, как положено при моем появлении встали из-за стола. Джереми приветливо улыбнулся и поинтересовался, как мне спалось.
За столом пустовало пять мест, но накрыто было еще на двоих.
Не успела я растеряться, до столовой долетел голос миссис Брэдли, не на много опережая свою хозяйку, спускающуюся по лестнице вниз с подносом в руках.
– Садитесь рядом с братом, мисс. А вы мистер Мортимер, могли бы поухаживать за сестрой. Я уже не говорю обо всех остальных.
Как ни удивительно, в ее интонациях не было ни намека на нравоучения. Тем не менее, мужчины за столом засуетились, отшучиваясь, что растерялись с непривычки.
– Ну-ну, не привыкли общаться с леди по утрам! – Раздалось насмешливое.
– Следили бы вы за языком, мистер Лонгбау. – Она как-то нарочито выделила слово мистер.
– Который из мистеров Лонгбау? – Съязвил мой братец, отодвигая мне стул.
– А у кого-то здесь есть сомнения, к кому я обращаюсь? – Миссис Брэдли хитро улыбнулась, в ответ засмеялись.
Она примостила поднос на угол стола и, проходя мимо, обняла меня за плечи и поцеловала в макушку.
– Решили прогуляться перед завтраком, милочка? Я–то думала вы еще спите, постучала в комнату, а там никого, я уж стала беспокоиться. А тут, гляди – ка, о птичке речь, а птичка встреч!
– Прогулялась, там очень красиво, миссис Брэдли, и спокойно. – Я обняла ее в ответ и вдруг почувствовала себя гораздо лучше. Еще лучше стало, когда я заметила, что на оставленном подносе стоит пустая тарелка и почти пустая кружка с отваром.
