- Наденька! Господи, что случилось?!
Голос у мужчины оказался под стать внешности: густой, басовитый, точно сытое жужжание шмеля. Вообще весь облик незнакомца внушал доверие, располагал, но Якову Платоновичу неизменно чудилась какая-то нарочитость в манерах, интонациях, жестах. Всё было бы словно многократно отрепетировано, доведено до совершенства путём длительных тренировок. А ещё что-то в манерах и даже интонациях неуловимо напоминало Кирилла Владимировича Разумовского, что, согласитесь, тоже симпатии не добавляло. Пока госпожа Топоркова сбивчиво объясняла своему мужу, а это оказался именно он, что произошло, Штольман пытался найти разумное объяснение своей неприязни. Логика растерянно отмалчивалась, а вот интуиция вопила, что нужно хватать в охапку Аннушку и детей и бежать от этого господина как можно быстрее и дальше.
- Да что же мы на улице-то стоим, прошу в дом, - пророкотал господин Топорков, внимательно глядя на Штольмана и Анну.
Занявшая выжидательную позицию у папы за спиной Катюшка страдальчески засопела, крепко держащий сестру за руку Гриша тоже неодобрительно нахохлился. К счастью, родители проявили благоразумие и от приглашения отказались, сославшись на то, что промокли и устали.
- Мария Тимофеевна нас сегодня на обед пригласила, - Фёдор Михайлович поймал руку Анны, прижал к губам, обворожительно улыбаясь, - надеюсь, Вы не возражаете?
На Анну нахлынула странная слабость, видимо, дали знать усталость и страх за Яшу, он ведь чуть не утонул, спасая Наденьку. Чтобы как можно скорее избавиться от господина Топоркова, Анна Викторовна кивнула и едва ли не привалилась к груди мужа.
- Всего доброго, увидимся за обедом.
Убийственная вежливость Якова Платоновича вынудила Фёдора Михайловича вежливо улыбнуться и вернуться в дом, бережно уводя и Надин, словно позабывшую в присутствии мужа обо всех своих страхах и сомнениях.
- Ты чего, Аннушка? – Штольман с тревогой всмотрелся в бледное осунувшееся личико жены.
Анна слабо вздохнула, щёчки её порозовели, глазам вернулся прежний блеск, даже улыбка заиграла:
- Я очень испугалась за тебя, Яшенька. Я люблю тебя.
Яков прижал жену к себе, прошептал в ушко:
- Я тоже тебя люблю.
- А нас? – ревниво влезла Катюшка, с коей после ухода Фёдора Михайловича всю робость как ветром сдуло.
Штольман и Анна обняли весело завизжавших детей:
- И вас, конечно, как же иначе.
Вопреки ожиданиям Анны, Яков предложил до того, как вернуться домой, снова сходить к реке, где поднялся на мост (Аннушке пришлось едва ли не силой удерживать сына и дочку, дабы они не бросились следом за папой) и самым тщательным образом изучил обломки перил. Вниз спустился уже не отец почтенного семейства, наслаждающийся отпуском, а суровый следователь, от чьего зоркого глаза не укроется ни один преступник. Гриша и Катя такую перемену в отце уловили, до самого дома вели себя смирно, за то потом бросились к сидящему на веранде дедушке Пете, громко вопя ему о происшествии на реке.
- Господи, Annett, Яков вы целы? – Пётр Иванович с тревогой смотрел на племянницу и её мужа.
- Дядюшка, всё в порядке, не переживай, - горячо заверила Анна и повернулась к супругу. – Ну, что ты нашёл на мосту?
- Ничего, - Штольман покачал головой, а увидев, как Анна Викторовна разочарованно нахохлилась, добавил, - ничего, кроме подпиленных и расшатанных перил. Падение не было случайным.
Яков Платонович не отказался бы подробнее сообщить о результатах своих изысканий, но тут из дома вышла в компании верной Прасковьи Мария Тимофеевна, громко ахнула, всплеснула руками, едва не уронив внушительных размеров корзину (дамы направлялись на рынок, дабы как следует закупиться к обеду) и тоном, не терпящим возражений, приказала:
- Переодеваться. Немедленно.
Штольман, согласный терпеть заботу исключительно от Анны (любимой можно совершенно всё) и сестры (от неё всё равно не отвяжешься), вздохнул и губы сжал, удерживаясь от колкостей. Анна подхватила мужа под руку, обезоруживающе улыбнулась матушке и прощебетала:
- Конечно, матушка, не переживайте.
Катя с Гришей переглянулись и решили отвлечь бабушку на себя, дабы она не стала задавать неприятные вопросы и ужасаться от полученных ответов. Честное слово, некоторые взрослые такие смешные, сначала сами спрашивают, чего им знать недолжно, а потом волнуются и пустырник чашками пьют, а то и вовсе кричать начинают!
- Бабушка Маша, а ты пряник принесёшь? - Катюша похлопала глазами и солнечно улыбнулась, прекрасно зная, что устоять против её обаяния может только папа, да и то не всегда.
- Два, с яблочным вареньем, - встрял Гриша, прикрывая отход родителей в дом.
Катя презрительно наморщила нос:
- Фу, лучше со смородиной.
Гриша покосился на Петра Ивановича, который махнул рукой, продолжай, мол, Мария Тимофеевна ещё не отвлеклась.
- Нет, с яблоком вкуснее.
Катюшка выразительно закатила глаза, вздёрнула, как папа, бровь:
- Да с чего вкуснее-то? Смородина она такая кисленькая, такая вкусная, а яблоко варёное на клей похоже, не вкусное.
- То-то ты клейстер для гирлянд сжевала, - не преминул заметить Гриша, кося глазом на дедушку.
Пётр Иванович одобрительно кивнул и с видом ценителя на премьере нового спектакля развалился в кресле. Мария Тимофеевна, услышав о съеденном клейстере, побледнела, опять взмахнула руками, выронив-таки несчастную корзину и обхватила Катю с Гришей за плечи:
- Катюша клейстер ела?
Малышка гордо кивнула головой, а Гриша пренебрежительно плечом дёрнул, с полным осознанием собственного превосходства глядя на сестру:
- Давно, в два года ещё. И не весь, а так, попробовала.
- Господи, - охнула Мария Тимофеевна, прижимая ладонь к груди.
- Бабушка Маша, так это давно было, - Катя погладила госпожу Миронову по руке, наивно глазами похлопала, - а Вы что, клейстер никогда не кушали? И мама разве его не пробовала?
Мария Тимофеевна поджала губы, чтобы не сказать, что поведение Анны всегда очень сильно выходило за рамки приличий, всё-таки не дело это, ругать мать в присутствии детей. Это подрывает авторитет к родительнице, хотя что может быть хуже, чем служба в полицейском управлении и разговоры с духами?! Гриша озадаченно покачал головой:
- Странно, а папа говорил, что все малыши вечно всё в рот тянут.
- Они так мир изучают, - поддакнула Катя.
Мария Тимофеевна глубоко вздохнула, чувствуя своё абсолютное педагогическое бессилие, а потому решила перевести беседу в более безопасное русло. Обняв по очереди внуков и поцеловав их, госпожа Миронова пообещала:
- Обязательно принесу вам пряников. Будьте умницами.
Дети с готовностью закивали, скорчив мордочки сущих ангелочков, а когда Мария Тимофеевна ушла, Катюша толкнула брата локтем в бок и прошипела на ухо, встав на носочки, дабы дотянуться:
- В следующий раз про тебя рассказывать будем.
- Ага, - Гриша помолчал, выбирая проступок попроще, - можешь сказать, что я у папы трость грыз.
Серо-голубые глаза сестрёнки вспыхнули таким восхищением, что брат почувствовал себя самым настоящим героем. Катя посопела немного, а потом потянула Гришу за рукав, привлекая внимание:
- А давай, мы трость у папы возьмём…
- Не получится, - оборвал, даже не дослушав задумку брат, огорчённо шмыгнув носом, - папа не даст.
- А мы тихонечко.
- Ха, - хмыкнул Гриша, - да от нашего папы разве что укроется? Он же на сто вёрст вперёд видит и на триста вглубь.
Катюша печально вздохнула, признавая собственное поражение. Трость Якова Платоновича, а точнее, скрытый в ней клинок, были объектом вожделения для его детей, а потому господин Штольман старался не выпускать опасный предмет из виду. Он точно знал, что у Кати с Гришей хватит и сообразительности, и сил вывернуть клинок из трости, а значит, лучше не будить лиха, пока спит тихо.
Вздохнув и посетовав на упрямство родителей, Катя и Гриша взявшись за руки направились к себе в комнату, но уже в коридоре девочка резко передумала и свернула к дедушке Вите, так обложившегося бумагами в кабинете, словно пытался спрятаться от посетителей. Невзирая на занятость дедушки (взрослые вечно всякой ерундой себя озадачивают), Катюшка залезла к нему на колени, обняла и со счастливым вздохом положила голову на плечо. Гриша, который помнил о том, что он взрослый мужчина, отвлекать деда не хотел, но когда Виктор Иванович его позвал, влетел в кабинет и нырнул к деду на грудь, чуть потеснив Катю.
- Как на речку сходили?
Разморённая теплом и уютом Катюша чуть было не вывалила всё, как есть, но Гриша быстро толкнул сестрёнку и ответил сдержанно:
- Хорошо сходили, только не купались, вода холодная.
- Угу, у папы аж губы посинели, когда он тётеньку из воды доставал, - ляпнула Катюша и тут же шлёпнула себя ладошкой по губам, - ой…
- Болтушка, - укорил Гриша.
Виктор Иванович нахмурился и устроил внукам форменный допрос, не хуже, чем папенька. Узнав о происшествии на мосту, Виктор Иванович безотлагательно направился к дочери, дабы удостовериться, что с ней и её супругом всё благополучно.
Счастливо миновав матушкиных нотаций и оказавшись в своей комнате, Анна зябко обхватила себя руками за плечи, в тщетной попытке удержать дрожь.
- Замёрзла? – Яков притянул жену к себе, обнял, щедро делясь силой и убаюкивающим теплом.
Аня вскинула на мужа большие, блестящие от непролитых слёз глаза:
- Я очень испугалась за тебя, Яша.
- Не стоит, - прошептал Яков, нежно целуя жену и одновременно расстёгивая ряд мелких пуговок на её платье, - всё будет хорошо.
Анна судорожно всхлипнула, запрокидывая голову и прикрывая глаза. С приглушённым шлепком упало на пол платье, Штольман подхватил с кровати одеяло и тщательно закутал в него супругу.
- Яша! – возмутилась Анна Викторовна, укоризненно сверкнув глазами.
Яков приподнял голову супруги за подбородок, опалил поцелуем губы:
- Нам нужно переодеться.
- Ваше благоразумие, Яков Платонович, делает Вам честь.
Глаза Штольмана опасно блеснули, в голосе зазвучала обольстительная хрипотца, от которой сердце Анны сладко замирало:
- Моё благоразумие непрестанно подвергается соблазну.
Увы, суровая проза жизни решительно вмешалась в романтику семейного счастия стуком в дверь и голосом Виктора Ивановича:
- Анна, Яков, можно к вам?
- Минуту!
Анна залилась ярким смущённым румянцем, вскочила, чуть не уронив одеяло.
- Не волнуйся, - Штольман поцеловал жену, быстро натянул на себя сухую одежду и помог Анне со множеством мелких пуговиц на платье.
- И почему дамские туалеты такие неудобные? – Аннушка сердито дёрнула за шнуровку. – Ведь это же немыслимо, столько кружавчиков и пуговичек!
- Ещё скажи, как Катюшка, в штанишках удобнее, - поддел жену Яков.
Анна звонко рассмеялась и крикнула:
- Входи, пап.
Дверь распахнулась, и в комнату проворным мячиком влетела Катюшка, за ней Гриша и лишь после Виктор Иванович. Катя моментально прыгнула на руки к папе, повозилась, устраиваясь поудобнее и громко благостно вздохнула. Жизнь, определённо, удалась, и тысячу раз глупец тот, кто станет утверждать обратное. Гриша, огорчённый тем, что отец уже занят, покосился на взрослых и присел на краешек стола, точно воробей на ветку и стал внимательно прислушиваться к разговору взрослых.
- Яков, а ты уверен, что перила нарочно сломали? – Виктор Иванович всегда перепроверял любую поступающую к нему информацию, потому и считался одним из лучших адвокатов не только в Затонске, но и соседнем Зареченске.
Штольман коротко кивнул:
- Уверен. Перила специально расшатали, да ещё и подпилили. Падение госпожи Топорковой не было случайным.
- Господи, - Анна взволнованно прижала ладонь к груди, - нужно немедленно сообщить в полицию.
- Связать покушение конкретно с Надин Топорковой не получится, - Виктор Иванович вздохнул, по адвокатской привычке заложил руки за спину, как делал всегда во время процессов. – Она вполне могла оказаться случайной жертвой, мало ли, кто имеет привычку прогуливаться по мосту.
- Согласен. Но оповестить о происшествии полицию всё-таки стоит, - Яков решительно подхватил жилет. – Сейчас схожу.
- Я с тобой! - выпалила Анна и тут же поморщилась, услышав голос матери, зовущей её.
- Что-то мне подсказывает, Аннушка, - Виктор Иванович привлёк дочь к себе, поцеловал в висок, - что у Машеньки на тебя иные планы.
Штольман осторожно опустил недовольно засопевшую дочку на пол, поцеловал жену:
- Не волнуйся, я быстро.
Более всего Анне Викторовне хотелось последовать за супругом, но вместо этого пришлось спуститься вниз к Марии Тимофеевне, выслушивать её привычную, со временем ничуть не изменившуюся воркотню о том, что прилично делать замужней даме, а что нет и помогать готовить праздничный обед, на который было приглашено семейство Топорковых.
- Мам, а ты знакома с супругом Наденьки?
Мария Тимофеевна расплылась в благостной улыбке:
- Мы виделись с ним на вокзале, такой обходительный мужчина и так пылко любит свою жену.
Анна помолчала, старательно раскладывая столовые приборы, а потом не утерпела и задала новый вопрос:
- А тебе не показался он… странным?
- Странным? – брови Марии Тимофеевны взлетели вверх, точно птицы. – Анна, боже мой, ну что за глупости! Вечно тебе то духи, то ещё непонятно что мерещится! Господин Топорков милейший человек, очень умный и обходительный и, кстати, Надин к своим делам купеческим не пускает, потому как нечего даме интересоваться мужскими делами, а паче того…
- Мама! – Анна страдальчески поморщилась.
Участие Анны Викторовны в расследованиях было вечным краеугольным камнем в отношениях матери и дочери. Мария Тимофеевна страстно мечтала видеть дочку почтенной матроной, ничем, кроме ведения дома и воспитания детей не интересующейся, но Аннушке такая жизнь была не по вкусу. К счастью, Яков полностью разделял взгляды жены, от помощи никогда не отказывался и если чего и просил, то лишь быть осторожнее. Впрочем, Анна просила его о том же самом.
Мария Тимофеевна сердито поджала губы, но потом решила, что ссориться с недавно приехавшей дочерью глупо и поспешила сменить гнев на милость. Бог с ней, видимо, времена действительно меняются безвозвратно, лишь бы дочка была счастлива. За полчаса до обеда Мария Тимофеевна с Анной отправились переодеваться. Матушка огорчалась, что не успела вызвать куафёра на дом, а саму Анну Викторовну печалило отсутствие супруга, коий как ушёл в управление, так ещё и не возвращался. Видимо, господин полицмейстер решил воспользоваться счастливым случаем и озадачить бывшего подчинённого новыми заковыристыми делами. А она, вместо того, чтобы быть с Яковом, наряды выбирает! Анна мстительно потянула из шкафа платье в мелкую бледно-лиловую полоску, чьё декольте украшал кокетливый бантик. Мария Тимофеевна это платье не любила, уверяя, что дочь в нём похожа на легкомысленную кокетку, сама Анна тоже не сильно жаловала, но сейчас захотелось надеть именно его и никакое другое.
- И правильно, пусть господин Топорков думает, что ты пустоголовая кокетка, - тётка Катерина появившись из воздуха вальяжно опустилась прямо на стол, ещё и ногу на ногу закинула.
- Катерина, - устало вздохнула бабушка Ангелина, сама прекрасно понимая всю тщетность воззваний к мятежной родственнице.
- Что?! – окаченной водой кошкой фыркнула Катерина.
Голос у мужчины оказался под стать внешности: густой, басовитый, точно сытое жужжание шмеля. Вообще весь облик незнакомца внушал доверие, располагал, но Якову Платоновичу неизменно чудилась какая-то нарочитость в манерах, интонациях, жестах. Всё было бы словно многократно отрепетировано, доведено до совершенства путём длительных тренировок. А ещё что-то в манерах и даже интонациях неуловимо напоминало Кирилла Владимировича Разумовского, что, согласитесь, тоже симпатии не добавляло. Пока госпожа Топоркова сбивчиво объясняла своему мужу, а это оказался именно он, что произошло, Штольман пытался найти разумное объяснение своей неприязни. Логика растерянно отмалчивалась, а вот интуиция вопила, что нужно хватать в охапку Аннушку и детей и бежать от этого господина как можно быстрее и дальше.
- Да что же мы на улице-то стоим, прошу в дом, - пророкотал господин Топорков, внимательно глядя на Штольмана и Анну.
Занявшая выжидательную позицию у папы за спиной Катюшка страдальчески засопела, крепко держащий сестру за руку Гриша тоже неодобрительно нахохлился. К счастью, родители проявили благоразумие и от приглашения отказались, сославшись на то, что промокли и устали.
- Мария Тимофеевна нас сегодня на обед пригласила, - Фёдор Михайлович поймал руку Анны, прижал к губам, обворожительно улыбаясь, - надеюсь, Вы не возражаете?
На Анну нахлынула странная слабость, видимо, дали знать усталость и страх за Яшу, он ведь чуть не утонул, спасая Наденьку. Чтобы как можно скорее избавиться от господина Топоркова, Анна Викторовна кивнула и едва ли не привалилась к груди мужа.
- Всего доброго, увидимся за обедом.
Убийственная вежливость Якова Платоновича вынудила Фёдора Михайловича вежливо улыбнуться и вернуться в дом, бережно уводя и Надин, словно позабывшую в присутствии мужа обо всех своих страхах и сомнениях.
- Ты чего, Аннушка? – Штольман с тревогой всмотрелся в бледное осунувшееся личико жены.
Анна слабо вздохнула, щёчки её порозовели, глазам вернулся прежний блеск, даже улыбка заиграла:
- Я очень испугалась за тебя, Яшенька. Я люблю тебя.
Яков прижал жену к себе, прошептал в ушко:
- Я тоже тебя люблю.
- А нас? – ревниво влезла Катюшка, с коей после ухода Фёдора Михайловича всю робость как ветром сдуло.
Штольман и Анна обняли весело завизжавших детей:
- И вас, конечно, как же иначе.
Вопреки ожиданиям Анны, Яков предложил до того, как вернуться домой, снова сходить к реке, где поднялся на мост (Аннушке пришлось едва ли не силой удерживать сына и дочку, дабы они не бросились следом за папой) и самым тщательным образом изучил обломки перил. Вниз спустился уже не отец почтенного семейства, наслаждающийся отпуском, а суровый следователь, от чьего зоркого глаза не укроется ни один преступник. Гриша и Катя такую перемену в отце уловили, до самого дома вели себя смирно, за то потом бросились к сидящему на веранде дедушке Пете, громко вопя ему о происшествии на реке.
- Господи, Annett, Яков вы целы? – Пётр Иванович с тревогой смотрел на племянницу и её мужа.
- Дядюшка, всё в порядке, не переживай, - горячо заверила Анна и повернулась к супругу. – Ну, что ты нашёл на мосту?
- Ничего, - Штольман покачал головой, а увидев, как Анна Викторовна разочарованно нахохлилась, добавил, - ничего, кроме подпиленных и расшатанных перил. Падение не было случайным.
Прода от 26.04.2021, 12:55
***
Яков Платонович не отказался бы подробнее сообщить о результатах своих изысканий, но тут из дома вышла в компании верной Прасковьи Мария Тимофеевна, громко ахнула, всплеснула руками, едва не уронив внушительных размеров корзину (дамы направлялись на рынок, дабы как следует закупиться к обеду) и тоном, не терпящим возражений, приказала:
- Переодеваться. Немедленно.
Штольман, согласный терпеть заботу исключительно от Анны (любимой можно совершенно всё) и сестры (от неё всё равно не отвяжешься), вздохнул и губы сжал, удерживаясь от колкостей. Анна подхватила мужа под руку, обезоруживающе улыбнулась матушке и прощебетала:
- Конечно, матушка, не переживайте.
Катя с Гришей переглянулись и решили отвлечь бабушку на себя, дабы она не стала задавать неприятные вопросы и ужасаться от полученных ответов. Честное слово, некоторые взрослые такие смешные, сначала сами спрашивают, чего им знать недолжно, а потом волнуются и пустырник чашками пьют, а то и вовсе кричать начинают!
- Бабушка Маша, а ты пряник принесёшь? - Катюша похлопала глазами и солнечно улыбнулась, прекрасно зная, что устоять против её обаяния может только папа, да и то не всегда.
- Два, с яблочным вареньем, - встрял Гриша, прикрывая отход родителей в дом.
Катя презрительно наморщила нос:
- Фу, лучше со смородиной.
Гриша покосился на Петра Ивановича, который махнул рукой, продолжай, мол, Мария Тимофеевна ещё не отвлеклась.
- Нет, с яблоком вкуснее.
Катюшка выразительно закатила глаза, вздёрнула, как папа, бровь:
- Да с чего вкуснее-то? Смородина она такая кисленькая, такая вкусная, а яблоко варёное на клей похоже, не вкусное.
- То-то ты клейстер для гирлянд сжевала, - не преминул заметить Гриша, кося глазом на дедушку.
Пётр Иванович одобрительно кивнул и с видом ценителя на премьере нового спектакля развалился в кресле. Мария Тимофеевна, услышав о съеденном клейстере, побледнела, опять взмахнула руками, выронив-таки несчастную корзину и обхватила Катю с Гришей за плечи:
- Катюша клейстер ела?
Малышка гордо кивнула головой, а Гриша пренебрежительно плечом дёрнул, с полным осознанием собственного превосходства глядя на сестру:
- Давно, в два года ещё. И не весь, а так, попробовала.
- Господи, - охнула Мария Тимофеевна, прижимая ладонь к груди.
- Бабушка Маша, так это давно было, - Катя погладила госпожу Миронову по руке, наивно глазами похлопала, - а Вы что, клейстер никогда не кушали? И мама разве его не пробовала?
Мария Тимофеевна поджала губы, чтобы не сказать, что поведение Анны всегда очень сильно выходило за рамки приличий, всё-таки не дело это, ругать мать в присутствии детей. Это подрывает авторитет к родительнице, хотя что может быть хуже, чем служба в полицейском управлении и разговоры с духами?! Гриша озадаченно покачал головой:
- Странно, а папа говорил, что все малыши вечно всё в рот тянут.
- Они так мир изучают, - поддакнула Катя.
Мария Тимофеевна глубоко вздохнула, чувствуя своё абсолютное педагогическое бессилие, а потому решила перевести беседу в более безопасное русло. Обняв по очереди внуков и поцеловав их, госпожа Миронова пообещала:
- Обязательно принесу вам пряников. Будьте умницами.
Дети с готовностью закивали, скорчив мордочки сущих ангелочков, а когда Мария Тимофеевна ушла, Катюша толкнула брата локтем в бок и прошипела на ухо, встав на носочки, дабы дотянуться:
- В следующий раз про тебя рассказывать будем.
- Ага, - Гриша помолчал, выбирая проступок попроще, - можешь сказать, что я у папы трость грыз.
Серо-голубые глаза сестрёнки вспыхнули таким восхищением, что брат почувствовал себя самым настоящим героем. Катя посопела немного, а потом потянула Гришу за рукав, привлекая внимание:
- А давай, мы трость у папы возьмём…
- Не получится, - оборвал, даже не дослушав задумку брат, огорчённо шмыгнув носом, - папа не даст.
- А мы тихонечко.
- Ха, - хмыкнул Гриша, - да от нашего папы разве что укроется? Он же на сто вёрст вперёд видит и на триста вглубь.
Катюша печально вздохнула, признавая собственное поражение. Трость Якова Платоновича, а точнее, скрытый в ней клинок, были объектом вожделения для его детей, а потому господин Штольман старался не выпускать опасный предмет из виду. Он точно знал, что у Кати с Гришей хватит и сообразительности, и сил вывернуть клинок из трости, а значит, лучше не будить лиха, пока спит тихо.
Вздохнув и посетовав на упрямство родителей, Катя и Гриша взявшись за руки направились к себе в комнату, но уже в коридоре девочка резко передумала и свернула к дедушке Вите, так обложившегося бумагами в кабинете, словно пытался спрятаться от посетителей. Невзирая на занятость дедушки (взрослые вечно всякой ерундой себя озадачивают), Катюшка залезла к нему на колени, обняла и со счастливым вздохом положила голову на плечо. Гриша, который помнил о том, что он взрослый мужчина, отвлекать деда не хотел, но когда Виктор Иванович его позвал, влетел в кабинет и нырнул к деду на грудь, чуть потеснив Катю.
- Как на речку сходили?
Разморённая теплом и уютом Катюша чуть было не вывалила всё, как есть, но Гриша быстро толкнул сестрёнку и ответил сдержанно:
- Хорошо сходили, только не купались, вода холодная.
- Угу, у папы аж губы посинели, когда он тётеньку из воды доставал, - ляпнула Катюша и тут же шлёпнула себя ладошкой по губам, - ой…
- Болтушка, - укорил Гриша.
Виктор Иванович нахмурился и устроил внукам форменный допрос, не хуже, чем папенька. Узнав о происшествии на мосту, Виктор Иванович безотлагательно направился к дочери, дабы удостовериться, что с ней и её супругом всё благополучно.
Счастливо миновав матушкиных нотаций и оказавшись в своей комнате, Анна зябко обхватила себя руками за плечи, в тщетной попытке удержать дрожь.
- Замёрзла? – Яков притянул жену к себе, обнял, щедро делясь силой и убаюкивающим теплом.
Аня вскинула на мужа большие, блестящие от непролитых слёз глаза:
- Я очень испугалась за тебя, Яша.
- Не стоит, - прошептал Яков, нежно целуя жену и одновременно расстёгивая ряд мелких пуговок на её платье, - всё будет хорошо.
Анна судорожно всхлипнула, запрокидывая голову и прикрывая глаза. С приглушённым шлепком упало на пол платье, Штольман подхватил с кровати одеяло и тщательно закутал в него супругу.
- Яша! – возмутилась Анна Викторовна, укоризненно сверкнув глазами.
Яков приподнял голову супруги за подбородок, опалил поцелуем губы:
- Нам нужно переодеться.
- Ваше благоразумие, Яков Платонович, делает Вам честь.
Глаза Штольмана опасно блеснули, в голосе зазвучала обольстительная хрипотца, от которой сердце Анны сладко замирало:
- Моё благоразумие непрестанно подвергается соблазну.
Увы, суровая проза жизни решительно вмешалась в романтику семейного счастия стуком в дверь и голосом Виктора Ивановича:
- Анна, Яков, можно к вам?
- Минуту!
Анна залилась ярким смущённым румянцем, вскочила, чуть не уронив одеяло.
- Не волнуйся, - Штольман поцеловал жену, быстро натянул на себя сухую одежду и помог Анне со множеством мелких пуговиц на платье.
- И почему дамские туалеты такие неудобные? – Аннушка сердито дёрнула за шнуровку. – Ведь это же немыслимо, столько кружавчиков и пуговичек!
- Ещё скажи, как Катюшка, в штанишках удобнее, - поддел жену Яков.
Анна звонко рассмеялась и крикнула:
- Входи, пап.
Дверь распахнулась, и в комнату проворным мячиком влетела Катюшка, за ней Гриша и лишь после Виктор Иванович. Катя моментально прыгнула на руки к папе, повозилась, устраиваясь поудобнее и громко благостно вздохнула. Жизнь, определённо, удалась, и тысячу раз глупец тот, кто станет утверждать обратное. Гриша, огорчённый тем, что отец уже занят, покосился на взрослых и присел на краешек стола, точно воробей на ветку и стал внимательно прислушиваться к разговору взрослых.
- Яков, а ты уверен, что перила нарочно сломали? – Виктор Иванович всегда перепроверял любую поступающую к нему информацию, потому и считался одним из лучших адвокатов не только в Затонске, но и соседнем Зареченске.
Штольман коротко кивнул:
- Уверен. Перила специально расшатали, да ещё и подпилили. Падение госпожи Топорковой не было случайным.
- Господи, - Анна взволнованно прижала ладонь к груди, - нужно немедленно сообщить в полицию.
- Связать покушение конкретно с Надин Топорковой не получится, - Виктор Иванович вздохнул, по адвокатской привычке заложил руки за спину, как делал всегда во время процессов. – Она вполне могла оказаться случайной жертвой, мало ли, кто имеет привычку прогуливаться по мосту.
- Согласен. Но оповестить о происшествии полицию всё-таки стоит, - Яков решительно подхватил жилет. – Сейчас схожу.
- Я с тобой! - выпалила Анна и тут же поморщилась, услышав голос матери, зовущей её.
- Что-то мне подсказывает, Аннушка, - Виктор Иванович привлёк дочь к себе, поцеловал в висок, - что у Машеньки на тебя иные планы.
Штольман осторожно опустил недовольно засопевшую дочку на пол, поцеловал жену:
- Не волнуйся, я быстро.
Более всего Анне Викторовне хотелось последовать за супругом, но вместо этого пришлось спуститься вниз к Марии Тимофеевне, выслушивать её привычную, со временем ничуть не изменившуюся воркотню о том, что прилично делать замужней даме, а что нет и помогать готовить праздничный обед, на который было приглашено семейство Топорковых.
- Мам, а ты знакома с супругом Наденьки?
Мария Тимофеевна расплылась в благостной улыбке:
- Мы виделись с ним на вокзале, такой обходительный мужчина и так пылко любит свою жену.
Анна помолчала, старательно раскладывая столовые приборы, а потом не утерпела и задала новый вопрос:
- А тебе не показался он… странным?
- Странным? – брови Марии Тимофеевны взлетели вверх, точно птицы. – Анна, боже мой, ну что за глупости! Вечно тебе то духи, то ещё непонятно что мерещится! Господин Топорков милейший человек, очень умный и обходительный и, кстати, Надин к своим делам купеческим не пускает, потому как нечего даме интересоваться мужскими делами, а паче того…
- Мама! – Анна страдальчески поморщилась.
Участие Анны Викторовны в расследованиях было вечным краеугольным камнем в отношениях матери и дочери. Мария Тимофеевна страстно мечтала видеть дочку почтенной матроной, ничем, кроме ведения дома и воспитания детей не интересующейся, но Аннушке такая жизнь была не по вкусу. К счастью, Яков полностью разделял взгляды жены, от помощи никогда не отказывался и если чего и просил, то лишь быть осторожнее. Впрочем, Анна просила его о том же самом.
Мария Тимофеевна сердито поджала губы, но потом решила, что ссориться с недавно приехавшей дочерью глупо и поспешила сменить гнев на милость. Бог с ней, видимо, времена действительно меняются безвозвратно, лишь бы дочка была счастлива. За полчаса до обеда Мария Тимофеевна с Анной отправились переодеваться. Матушка огорчалась, что не успела вызвать куафёра на дом, а саму Анну Викторовну печалило отсутствие супруга, коий как ушёл в управление, так ещё и не возвращался. Видимо, господин полицмейстер решил воспользоваться счастливым случаем и озадачить бывшего подчинённого новыми заковыристыми делами. А она, вместо того, чтобы быть с Яковом, наряды выбирает! Анна мстительно потянула из шкафа платье в мелкую бледно-лиловую полоску, чьё декольте украшал кокетливый бантик. Мария Тимофеевна это платье не любила, уверяя, что дочь в нём похожа на легкомысленную кокетку, сама Анна тоже не сильно жаловала, но сейчас захотелось надеть именно его и никакое другое.
- И правильно, пусть господин Топорков думает, что ты пустоголовая кокетка, - тётка Катерина появившись из воздуха вальяжно опустилась прямо на стол, ещё и ногу на ногу закинула.
- Катерина, - устало вздохнула бабушка Ангелина, сама прекрасно понимая всю тщетность воззваний к мятежной родственнице.
- Что?! – окаченной водой кошкой фыркнула Катерина.