Лабиринт с зеркалами… прошу простить его создателя, «Туннель отражений», сильно испортили кровью и лишними пулевыми отверстиями, но в остальном – это место мне очень даже понравилось. Я особенно заинтересовался возможностью потери негативных воспоминаний. Даже выпил одно из тех зелий, что стоят в лавке за моей спиной, но увы, ничего не произошло. Я разочарован. Может, хочешь тоже попробовать? У меня есть еще один флакон?
Что за чертовщина? Пистолет Римса смотрит мне прямо в душу, а этот засранец ведет со мной диалог так, как будто мы старые приятели. Я уже совершенно ничего не понимаю. И можно ли вообще понять этого человека? Его поведение и образ выбиваются из всех возможных рамок понятного. Ладно, нужно держать себя в тонусе, осталось еще две минуты и нужно будет бежать со всех ног. Я немного не уверен в том, что сохраню такую возможность, но я хотя бы морально готов к подобному, а для Римса резкая потеря контроля станет полной неожиданностью; благодаря этому я надеюсь выиграть, как можно больше времени на побег. Тем более, что этот двухметровый страшила явно не выглядит атлетично. Возможно, стрелять он и умеет, но что насчет бега? Я занимался легкой атлетикой всю юность, уж давать деру я точно умею. Две минуты.
– Это точно не какой-нибудь яд?
– Et nous y revoil?50 - И снова мы вернулись к тому, с чего начали (фр.).! – Римс протянул мне флакон с ярко-красной жидкостью. – Ради кого я тут распинаюсь про нашу пьесу? Ради кого озвучиваю роли? Как может умереть персонаж, которому еще суждено сыграть в следующем акте постановки? Что тогда испытает режиссер? Как к этому отнесется публика? Рихтер, мальчик мой, не разочаровывай меня. У нас дружеский диалог, и я всего лишь предлагаю тебе немного скрасить ожидание, испытав действие одного из аттракционов.
Откуда он знает, как меня зовут? Черт. Чему я удивляюсь? Я взял протянутый мне флакон из холодных, необычно гладких рук Римса. Стекло было холодным и скользким от конденсата. Ярко-красная жидкость внутри пузырилась, словно живая. Это точно не яд? Или галлюциноген? Как я могу довериться этому двухметровому страшиле? Остается только надеяться, что это просто газировка с красителем. Римс наблюдал за мной с почти отеческим интересом, мне показалось, что даже его пустой взгляд обрел нечто человеческое. Пистолет в его руке опустился чуть ниже, теперь он был нацелен точно в центр моей груди. Это был беззвучный ультиматум: или я играю по его правилам, или он найдет мне замену для своей безумной пьесы.
– Ну же, mon ami51 - Мой друг (фр.)., – голос Римса прозвучал мягко, но в нем сквозила стальная воля, он отдавал мне приказ, не «отдавая приказа». – Мы всего лишь весело проводим время. Да и вообще, даже ребенку известно, что доверие – основа любых переговоров. Ты разве не доверяешь мне? Тогда у нас с тобой могут возникнуть разногласия по ходу пьесы, и, возможно, мне придется заменить тебя другим актером. Мне бы крайне этого не хотелось.
Таймер отсчитывал последние секунды. Сорок пять… сорок четыре… Сердце колотилось так, что казалось, вырвется наружу. Страх и ярость боролись внутри. Я поклялся себе, что больше никому не позволю указывать мне, что делать. Поклялся. Но сейчас выбора нет, трус во мне победил. Если я не выпью эту дрянь, то получу пулю здесь и сейчас. Бежать или тянуть время дальше решительно невозможно, Римс словно видит меня и мои намерения насквозь. Я снял крышку с флакона, резкий сладкий запах, чем-то отдаленно похожий на цветочный аромат, ударил в нос. Тридцать секунд. Нужно выиграть еще совсем чуть-чуть времени. Я поднес флакон к губам, но не пил:
– Я бы все-таки хотел немного подробнее узнать детали своей роли, это возможно? – спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Какое место мне отведено в этой вселенской пьесе?
Римс засмеялся, коротко и сухо. Давай урод, еще один твой монолог, и я выиграю. Говори, что хочешь, только говори.
– Ah, la curiositе52 - Ах, любопытство (фр.).! Прекрасное качество. Но, как тебе должно быть известно, ответы приходят только к тем, кто заслуживает доверия. Выпей. Потом поговорим о твоем предназначении, о нитях судьбы и, конечно же, о твоей роли, – Римс слегка качнул стволом. – Не заставляй меня сомневаться в твоей искренности, Рихтер. Я так устал разочаровываться в людях. Это невыносимо. Буквально невыносимо!
Пятнадцать секунд. Я сделал глоток. Жидкость обожгла горло, оставив послевкусие горелой резины. Мир на мгновение поплыл перед глазами, в ушах зазвенело. Что это за хрень? Похоже на очень дешевый алкоголь. Плевать, главное, что не яд.
– Magnifique! – воскликнул Римс, его лицо расплылось в широкой, почти безумной улыбке. – Теперь я могу тебе доверять. И готов поделиться с тобой частью плана… – он не успел закончить, в этот самый момент таймер достиг нуля.
Устройство, которое мне дал Михаил, сработало, оповестив о своем включении едва слышным щелчком. Я едва различил его из-за шума собственного сердцебиения, но вот эффект был мгновенным и сокрушительным. Я ощутил это первым. Все тело пронзила острая боль, но голове досталось больше всего, она буквально рвалась на части. СН-чип, вживленный в мой мозг, единственная моя опора и оружие – исчез. Приятная и уже знакомая, почти физическая связь с потоком данных, усиленная реакция, интуитивный расчет траекторий и угроз – все это пропало без следа, осталась только глухая и холодная пустота. Головокружительная, тошнотворная пустота. Я снова почувствовал себя… обычным. Хрупким. Уязвимым. Как будто я никогда не встречал Валери, никогда не соглашался на странное предложение Михаила. Я снова стал тем самым курьером. Сам мир внезапно стал шумнее, я едва удержался на ногах, схватившись за ближайший ярко раскрашенный стенд с плюшевыми игрушками. Без чипа я был никем. Я не думал, что переживу это так остро. Это ощущается так, словно из тебя вырвали все ценное, оставив только горстку мусора… в моем случае, оставив только трусость, которую я не могу контролировать.
Но и сам Римс явно был не в себе, улыбка на его лице замерла. Его театральный пафос, та аура всесилия и контролируемого безумия, что окружала его, рассосалась в одно мгновение. Огромная фигура Римса слегка пошатнулась. В его глазах мелькнуло нечто незнакомое – искреннее изумление, замешательство, а затем… он радостно рассмеялся. Пистолет в руке Римса дрогнул.
– Magnifique! – он буквально прокричал это слово, его голос наполнил собой все помещение. – Я и не ожидал, что получу нечто настолько удивительное!
Римс схватился свободной рукой за висок, его лицо исказила гримаса боли, но улыбка стала только шире и радостнее. Он огляделся по сторонам, его взгляд упал на меня – и в нем не было прежней насмешки, теперь он излучал любопытство, глаза Римса буквально пожирали меня, но сам он не мог сдвинуться с места. Это был мой шанс. Единственный и последний.
Адреналин заполнил все мое существо. Я больше не думал о Герцоге, Валери и Михаиле… не размышлял о своей слабости. Все мое тело было подчинено лишь одному – бегству. Страх перед Римсом, который я до этого мог худо-бедно контролировать, теперь стал частью моего существа. Я боялся Римса так, как древние люди боялись своих божеств. Меня до жути пугала мысль, что устройство, данное мне Михаилом, могло сработать только на время. Пугала эта радостная улыбка и устремленные на меня глаза, полные любопытства. Я почувствовал себя подопытным кроликом. Я не стал атаковать. Не стал подбирать брошенный автомат. Я развернулся и побежал, рванул вглубь второго этажа, мимо разбитых аттракционов и перевернутых тележек с сувенирами, туда, где в полумраке виднелся вход в тот самый «Туннель отражений».
– Беги, Рихтер, беги, осознай бессмысленность бегства от своей судьбы, и мы продолжим наш диалог! – прокричал Римс сзади. Раздался выстрел. Пуля просвистела где-то сбоку, ударив в стену, осыпав меня осколками гипсокартона. Он стрелял наугад, развлечения ради, без цели попасть. Я нырнул за поворот, скользнул под свисающий пластик и ворвался в Лабиринт.
Мир взорвался осколками отражений. Бесчисленные «я» метались в полутьме, сталкиваясь с искаженными, разбитыми версиями самих себя. Зеркала были покрыты трещинами, паутиной пулевых отверстий и темными брызгами. Пол скользкий от крови. Воздух пахнет пылью, порохом и медью. Я бежал наугад, натыкаясь на стеклянные стены, путая реальность и отражения, слыша за спиной тяжелые, неуклюжие шаги Римса, который на ломаном французско-английском толкал свою очередную речь, из которой я все равно ничего не мог понять.
Он шел прямо следом за мной, но делал это уверенно, не ошибаясь и не врезаясь в зеркала, как я, его надменное лицо мелькало в десятках осколков зеркал. Пистолет Римса снова выстрелил – где-то рядом разбилось зеркало, осыпав меня градом осколков. Один впился в лицо, но я почти не ощутил боли.
– Пытайся! Верь в свой успех, – донеслось до меня. – Это все равно ничего не изменит. Я все еще хочу только поговорить. Мне не нужна твоя жизнь, мне нужно то, что ты использовал на мне, этот прибор. Отдай его мне. Et pacifice discedamus53 - И разойдемся мирно (лат.).…
Я не знал, куда бежать. Знания чипа о планировке аэропорта были недоступны. Остались только инстинкты и адреналин. Я свернул в первый попавшийся проход, потом в другой, пытаясь запутать следы, потеряться в этом кривом царстве разбитых иллюзий. За спиной гремели выстрелы, звенело стекло, смеялся Римс, все это начинало сводить меня с ума.
Вдруг я споткнулся обо что-то мягкое. Упал, ударившись коленом о пол, оставив на нем очередную трещину. Передо мной, прислонившись к стене, сидел Маэстро. Он был чудовищно бледен, одна рука зажимала окровавленный бок, но глаза… глаза были открыты и полны нечеловеческой боли и ярости. Рядом, скорчившись, лежал Дохлый. Он дышал, хрипло и прерывисто, явно находясь в бессознательном состоянии.
Маэстро бросил на меня короткий взгляд и слабо кивнул в сторону, противоположную той, в которую я собирался побежать. Я присмотрелся, пытаясь пробиться сквозь нагромождение иллюзий, и, действительно, скоро рассмотрел маленькую дверь, почти невидимую за рекламным плакатом какого-то очередного дерьмового фильма, с красной табличкой «EXIT».
– Он не человек, – прошептал Маэстро, выплевывая кровь. – Я ничего не мог сделать… беги и найди того, кто прикончит этого ублюдка за меня. Я выиграю тебе время.
– Спасибо, – только и смог выдавить из себя я.
– Как сентиментально! – раздался голос Римса, он был уже совсем рядом. – Но зачем вам всем сегодня умирать? Мне нужна только вещь, не ваши жизни.
Я отвернулся и бросился к выходу. Дверь с пронзительным скрипом открылась, обдавая меня порцией холодного, влажного воздуха. За ней была узкая, темная лестница, ведущая вниз, в недра аэропорта или наружу, как повезет.
Я бежал вниз по лестнице, спотыкаясь в темноте, ощущая липкую кровь на щеке и пугающую, всепоглощающую пустоту в голове, я и подумать не мог, что утрата связи с СН-чипом может быть столь болезненной. Но, что насчет Римса? Он должен быть ощутить то же, что и я, но вместо этого Римс лишь рассмеялся, словно наслаждаясь болью. Возможно ли это? Ведь он провел намного больше времени, используя технологию чипа, чем я. Почему же, в таком случае, Римс смеялся, а едва мог пошевелиться? Дерьмо. Все вокруг сущее дерьмо. Как бороться с тем, кто смеется тебе в лицо? Как бороться с тем, от кого ты в ужасе бежишь?
Я продолжал свое жалкое бегство… где же сраный выход? Он просто обязать быть здесь! Я не умру в этом месте. Наконец, лестница закончилась, и я оказался в длинном, едва освещенном, коридоре. Прижимаясь к холодной стене, слыша только собственное прерывистое дыхание и бешеный стук сердца, я пробирался к спасительной двери в конце коридора. Это можно в каком-то роде назвать даже метафоричным, и я бы обязательно это сделал, если бы по щеке не струилась кровь, а в душе не разливался всепоглощающий страх.
Тишина. Ни выстрелов, ни криков сверху. Что случилось с Дохлым? С Маэстро? Да пошло оно все к черту, почему меня в такую минуту должны заботить чужие жизни? Живы они или уже мертвы… какая, на хрен, разница? Главное – спасти собственную задницу. В кармане замигал слабый свет. Это пыточная машинка, которой меня снабдил Михаил, сука; мог бы хотя бы предупредить, как действует эта хренотень. Но стал бы ли я тогда ее использовать? Не знаю. Я дрожащей рукой достал небольшой прибор, чем-то отдаленно похожий на миниатюрный чайник, на экране горело предупреждение: «ИНГИБИРОВАНИЕ СН-ЧИПОВ: ОКОНЧАНИЕ ЧЕРЕЗ 00:01:23». Блядь. В какой же заднице я оказался.
По изначальному плану, Маэстро и Дохлый должны были стать приманками. Они нужны были лишь для того, чтобы выиграть немного времени Герцогу и отвлечь личную охрану Римса. «Подавитель сигнала», именно так Михаил называет этот идиотский чайник у меня в кармане, предназначен для того, чтобы спрятать нас от Римса и его «всевидящего ока». Сучий Саурон, ему только собственного Барад-дура не хватает. Ублюдок! Почему все сложилось именно так? Ответ у меня есть. Михаил – гнилой ублюдок, который обманул меня, не дал полной информации о нашем деле и, видимо, сам решил использовать меня, как наживку, чтобы проверить свой «чайник» в деле. Он свое получит. Главное – выбраться живым. Теперь, когда Герцога нет, ничто не остановит меня от того, чтобы всадить Михаилу пулю промеж глаз. Останемся только мы с Валери. Я смогу убедить ее отказаться от этой идеи с раем на земле, и мы просто сбежим. Это было бы чудесно. Просто, блядь, замечательно. А теперь, сука, скажите мне, куда идти дальше?
Я ускорился, нащупывая путь в полутьме. Наконец, я оказался снаружи. Эта дорога заняла у меня целую вечность. Соображай, Рихтер… куда дальше? Впереди – решетка, за ней – взлетное поле. Свобода? Рискованно, я выйду на открытое пространство, которое отлично просматривается со всех сторон. Чтобы убраться отсюда, мне точно понадобится какой-нибудь транспорт. На парковке за взлетной полосой точно должны быть машины. Придется рискнуть. Тем более, какие еще у меня варианты? Бежать на своих двоих в неизвестность? Нет, так не пойдет. Я протиснулся через решетку, порвав рукав о ржавый металл. Холодный ветер ударил в лицо. Запах свободы.
«Подавитель сигнала» издал тихий писк. Экран погас. Ко мне снова начала возвращаться былая уверенность. Страх перед Римсом не исчез, но и себя я больше не ощущал совсем беспомощным. В голове роились бесконечные планы. Я не мог ухватиться хотя бы за один из них. Сначала нужно пересечь поле и найти машину, все остальное – после.
Благодаря вернувшейся уверенности я смог преодолеть весь путь за считаные секунды и на парковке действительно нашел несколько недорогих машин с простыми системами защиты. Я выбрал черный седан, без особых раздумий выбил стекло, окропив сиденье собственной кровью. Боль снова не значила для меня практически ничего. Теперь нужно подключиться к компьютеру машины и обойти код доступа. Для меня это не первая автокража, так что все прошло довольно просто. Уже совсем скоро двигатель загудел. Машина, конечно, не ахти какая, но разве в моем положении можно привередничать?
Что за чертовщина? Пистолет Римса смотрит мне прямо в душу, а этот засранец ведет со мной диалог так, как будто мы старые приятели. Я уже совершенно ничего не понимаю. И можно ли вообще понять этого человека? Его поведение и образ выбиваются из всех возможных рамок понятного. Ладно, нужно держать себя в тонусе, осталось еще две минуты и нужно будет бежать со всех ног. Я немного не уверен в том, что сохраню такую возможность, но я хотя бы морально готов к подобному, а для Римса резкая потеря контроля станет полной неожиданностью; благодаря этому я надеюсь выиграть, как можно больше времени на побег. Тем более, что этот двухметровый страшила явно не выглядит атлетично. Возможно, стрелять он и умеет, но что насчет бега? Я занимался легкой атлетикой всю юность, уж давать деру я точно умею. Две минуты.
– Это точно не какой-нибудь яд?
– Et nous y revoil?50 - И снова мы вернулись к тому, с чего начали (фр.).! – Римс протянул мне флакон с ярко-красной жидкостью. – Ради кого я тут распинаюсь про нашу пьесу? Ради кого озвучиваю роли? Как может умереть персонаж, которому еще суждено сыграть в следующем акте постановки? Что тогда испытает режиссер? Как к этому отнесется публика? Рихтер, мальчик мой, не разочаровывай меня. У нас дружеский диалог, и я всего лишь предлагаю тебе немного скрасить ожидание, испытав действие одного из аттракционов.
Откуда он знает, как меня зовут? Черт. Чему я удивляюсь? Я взял протянутый мне флакон из холодных, необычно гладких рук Римса. Стекло было холодным и скользким от конденсата. Ярко-красная жидкость внутри пузырилась, словно живая. Это точно не яд? Или галлюциноген? Как я могу довериться этому двухметровому страшиле? Остается только надеяться, что это просто газировка с красителем. Римс наблюдал за мной с почти отеческим интересом, мне показалось, что даже его пустой взгляд обрел нечто человеческое. Пистолет в его руке опустился чуть ниже, теперь он был нацелен точно в центр моей груди. Это был беззвучный ультиматум: или я играю по его правилам, или он найдет мне замену для своей безумной пьесы.
– Ну же, mon ami51 - Мой друг (фр.)., – голос Римса прозвучал мягко, но в нем сквозила стальная воля, он отдавал мне приказ, не «отдавая приказа». – Мы всего лишь весело проводим время. Да и вообще, даже ребенку известно, что доверие – основа любых переговоров. Ты разве не доверяешь мне? Тогда у нас с тобой могут возникнуть разногласия по ходу пьесы, и, возможно, мне придется заменить тебя другим актером. Мне бы крайне этого не хотелось.
Таймер отсчитывал последние секунды. Сорок пять… сорок четыре… Сердце колотилось так, что казалось, вырвется наружу. Страх и ярость боролись внутри. Я поклялся себе, что больше никому не позволю указывать мне, что делать. Поклялся. Но сейчас выбора нет, трус во мне победил. Если я не выпью эту дрянь, то получу пулю здесь и сейчас. Бежать или тянуть время дальше решительно невозможно, Римс словно видит меня и мои намерения насквозь. Я снял крышку с флакона, резкий сладкий запах, чем-то отдаленно похожий на цветочный аромат, ударил в нос. Тридцать секунд. Нужно выиграть еще совсем чуть-чуть времени. Я поднес флакон к губам, но не пил:
– Я бы все-таки хотел немного подробнее узнать детали своей роли, это возможно? – спросил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. – Какое место мне отведено в этой вселенской пьесе?
Римс засмеялся, коротко и сухо. Давай урод, еще один твой монолог, и я выиграю. Говори, что хочешь, только говори.
– Ah, la curiositе52 - Ах, любопытство (фр.).! Прекрасное качество. Но, как тебе должно быть известно, ответы приходят только к тем, кто заслуживает доверия. Выпей. Потом поговорим о твоем предназначении, о нитях судьбы и, конечно же, о твоей роли, – Римс слегка качнул стволом. – Не заставляй меня сомневаться в твоей искренности, Рихтер. Я так устал разочаровываться в людях. Это невыносимо. Буквально невыносимо!
Пятнадцать секунд. Я сделал глоток. Жидкость обожгла горло, оставив послевкусие горелой резины. Мир на мгновение поплыл перед глазами, в ушах зазвенело. Что это за хрень? Похоже на очень дешевый алкоголь. Плевать, главное, что не яд.
– Magnifique! – воскликнул Римс, его лицо расплылось в широкой, почти безумной улыбке. – Теперь я могу тебе доверять. И готов поделиться с тобой частью плана… – он не успел закончить, в этот самый момент таймер достиг нуля.
Устройство, которое мне дал Михаил, сработало, оповестив о своем включении едва слышным щелчком. Я едва различил его из-за шума собственного сердцебиения, но вот эффект был мгновенным и сокрушительным. Я ощутил это первым. Все тело пронзила острая боль, но голове досталось больше всего, она буквально рвалась на части. СН-чип, вживленный в мой мозг, единственная моя опора и оружие – исчез. Приятная и уже знакомая, почти физическая связь с потоком данных, усиленная реакция, интуитивный расчет траекторий и угроз – все это пропало без следа, осталась только глухая и холодная пустота. Головокружительная, тошнотворная пустота. Я снова почувствовал себя… обычным. Хрупким. Уязвимым. Как будто я никогда не встречал Валери, никогда не соглашался на странное предложение Михаила. Я снова стал тем самым курьером. Сам мир внезапно стал шумнее, я едва удержался на ногах, схватившись за ближайший ярко раскрашенный стенд с плюшевыми игрушками. Без чипа я был никем. Я не думал, что переживу это так остро. Это ощущается так, словно из тебя вырвали все ценное, оставив только горстку мусора… в моем случае, оставив только трусость, которую я не могу контролировать.
Но и сам Римс явно был не в себе, улыбка на его лице замерла. Его театральный пафос, та аура всесилия и контролируемого безумия, что окружала его, рассосалась в одно мгновение. Огромная фигура Римса слегка пошатнулась. В его глазах мелькнуло нечто незнакомое – искреннее изумление, замешательство, а затем… он радостно рассмеялся. Пистолет в руке Римса дрогнул.
– Magnifique! – он буквально прокричал это слово, его голос наполнил собой все помещение. – Я и не ожидал, что получу нечто настолько удивительное!
Римс схватился свободной рукой за висок, его лицо исказила гримаса боли, но улыбка стала только шире и радостнее. Он огляделся по сторонам, его взгляд упал на меня – и в нем не было прежней насмешки, теперь он излучал любопытство, глаза Римса буквально пожирали меня, но сам он не мог сдвинуться с места. Это был мой шанс. Единственный и последний.
Адреналин заполнил все мое существо. Я больше не думал о Герцоге, Валери и Михаиле… не размышлял о своей слабости. Все мое тело было подчинено лишь одному – бегству. Страх перед Римсом, который я до этого мог худо-бедно контролировать, теперь стал частью моего существа. Я боялся Римса так, как древние люди боялись своих божеств. Меня до жути пугала мысль, что устройство, данное мне Михаилом, могло сработать только на время. Пугала эта радостная улыбка и устремленные на меня глаза, полные любопытства. Я почувствовал себя подопытным кроликом. Я не стал атаковать. Не стал подбирать брошенный автомат. Я развернулся и побежал, рванул вглубь второго этажа, мимо разбитых аттракционов и перевернутых тележек с сувенирами, туда, где в полумраке виднелся вход в тот самый «Туннель отражений».
– Беги, Рихтер, беги, осознай бессмысленность бегства от своей судьбы, и мы продолжим наш диалог! – прокричал Римс сзади. Раздался выстрел. Пуля просвистела где-то сбоку, ударив в стену, осыпав меня осколками гипсокартона. Он стрелял наугад, развлечения ради, без цели попасть. Я нырнул за поворот, скользнул под свисающий пластик и ворвался в Лабиринт.
Мир взорвался осколками отражений. Бесчисленные «я» метались в полутьме, сталкиваясь с искаженными, разбитыми версиями самих себя. Зеркала были покрыты трещинами, паутиной пулевых отверстий и темными брызгами. Пол скользкий от крови. Воздух пахнет пылью, порохом и медью. Я бежал наугад, натыкаясь на стеклянные стены, путая реальность и отражения, слыша за спиной тяжелые, неуклюжие шаги Римса, который на ломаном французско-английском толкал свою очередную речь, из которой я все равно ничего не мог понять.
Он шел прямо следом за мной, но делал это уверенно, не ошибаясь и не врезаясь в зеркала, как я, его надменное лицо мелькало в десятках осколков зеркал. Пистолет Римса снова выстрелил – где-то рядом разбилось зеркало, осыпав меня градом осколков. Один впился в лицо, но я почти не ощутил боли.
– Пытайся! Верь в свой успех, – донеслось до меня. – Это все равно ничего не изменит. Я все еще хочу только поговорить. Мне не нужна твоя жизнь, мне нужно то, что ты использовал на мне, этот прибор. Отдай его мне. Et pacifice discedamus53 - И разойдемся мирно (лат.).…
Я не знал, куда бежать. Знания чипа о планировке аэропорта были недоступны. Остались только инстинкты и адреналин. Я свернул в первый попавшийся проход, потом в другой, пытаясь запутать следы, потеряться в этом кривом царстве разбитых иллюзий. За спиной гремели выстрелы, звенело стекло, смеялся Римс, все это начинало сводить меня с ума.
Вдруг я споткнулся обо что-то мягкое. Упал, ударившись коленом о пол, оставив на нем очередную трещину. Передо мной, прислонившись к стене, сидел Маэстро. Он был чудовищно бледен, одна рука зажимала окровавленный бок, но глаза… глаза были открыты и полны нечеловеческой боли и ярости. Рядом, скорчившись, лежал Дохлый. Он дышал, хрипло и прерывисто, явно находясь в бессознательном состоянии.
Маэстро бросил на меня короткий взгляд и слабо кивнул в сторону, противоположную той, в которую я собирался побежать. Я присмотрелся, пытаясь пробиться сквозь нагромождение иллюзий, и, действительно, скоро рассмотрел маленькую дверь, почти невидимую за рекламным плакатом какого-то очередного дерьмового фильма, с красной табличкой «EXIT».
– Он не человек, – прошептал Маэстро, выплевывая кровь. – Я ничего не мог сделать… беги и найди того, кто прикончит этого ублюдка за меня. Я выиграю тебе время.
– Спасибо, – только и смог выдавить из себя я.
– Как сентиментально! – раздался голос Римса, он был уже совсем рядом. – Но зачем вам всем сегодня умирать? Мне нужна только вещь, не ваши жизни.
Я отвернулся и бросился к выходу. Дверь с пронзительным скрипом открылась, обдавая меня порцией холодного, влажного воздуха. За ней была узкая, темная лестница, ведущая вниз, в недра аэропорта или наружу, как повезет.
Я бежал вниз по лестнице, спотыкаясь в темноте, ощущая липкую кровь на щеке и пугающую, всепоглощающую пустоту в голове, я и подумать не мог, что утрата связи с СН-чипом может быть столь болезненной. Но, что насчет Римса? Он должен быть ощутить то же, что и я, но вместо этого Римс лишь рассмеялся, словно наслаждаясь болью. Возможно ли это? Ведь он провел намного больше времени, используя технологию чипа, чем я. Почему же, в таком случае, Римс смеялся, а едва мог пошевелиться? Дерьмо. Все вокруг сущее дерьмо. Как бороться с тем, кто смеется тебе в лицо? Как бороться с тем, от кого ты в ужасе бежишь?
Я продолжал свое жалкое бегство… где же сраный выход? Он просто обязать быть здесь! Я не умру в этом месте. Наконец, лестница закончилась, и я оказался в длинном, едва освещенном, коридоре. Прижимаясь к холодной стене, слыша только собственное прерывистое дыхание и бешеный стук сердца, я пробирался к спасительной двери в конце коридора. Это можно в каком-то роде назвать даже метафоричным, и я бы обязательно это сделал, если бы по щеке не струилась кровь, а в душе не разливался всепоглощающий страх.
Тишина. Ни выстрелов, ни криков сверху. Что случилось с Дохлым? С Маэстро? Да пошло оно все к черту, почему меня в такую минуту должны заботить чужие жизни? Живы они или уже мертвы… какая, на хрен, разница? Главное – спасти собственную задницу. В кармане замигал слабый свет. Это пыточная машинка, которой меня снабдил Михаил, сука; мог бы хотя бы предупредить, как действует эта хренотень. Но стал бы ли я тогда ее использовать? Не знаю. Я дрожащей рукой достал небольшой прибор, чем-то отдаленно похожий на миниатюрный чайник, на экране горело предупреждение: «ИНГИБИРОВАНИЕ СН-ЧИПОВ: ОКОНЧАНИЕ ЧЕРЕЗ 00:01:23». Блядь. В какой же заднице я оказался.
По изначальному плану, Маэстро и Дохлый должны были стать приманками. Они нужны были лишь для того, чтобы выиграть немного времени Герцогу и отвлечь личную охрану Римса. «Подавитель сигнала», именно так Михаил называет этот идиотский чайник у меня в кармане, предназначен для того, чтобы спрятать нас от Римса и его «всевидящего ока». Сучий Саурон, ему только собственного Барад-дура не хватает. Ублюдок! Почему все сложилось именно так? Ответ у меня есть. Михаил – гнилой ублюдок, который обманул меня, не дал полной информации о нашем деле и, видимо, сам решил использовать меня, как наживку, чтобы проверить свой «чайник» в деле. Он свое получит. Главное – выбраться живым. Теперь, когда Герцога нет, ничто не остановит меня от того, чтобы всадить Михаилу пулю промеж глаз. Останемся только мы с Валери. Я смогу убедить ее отказаться от этой идеи с раем на земле, и мы просто сбежим. Это было бы чудесно. Просто, блядь, замечательно. А теперь, сука, скажите мне, куда идти дальше?
Я ускорился, нащупывая путь в полутьме. Наконец, я оказался снаружи. Эта дорога заняла у меня целую вечность. Соображай, Рихтер… куда дальше? Впереди – решетка, за ней – взлетное поле. Свобода? Рискованно, я выйду на открытое пространство, которое отлично просматривается со всех сторон. Чтобы убраться отсюда, мне точно понадобится какой-нибудь транспорт. На парковке за взлетной полосой точно должны быть машины. Придется рискнуть. Тем более, какие еще у меня варианты? Бежать на своих двоих в неизвестность? Нет, так не пойдет. Я протиснулся через решетку, порвав рукав о ржавый металл. Холодный ветер ударил в лицо. Запах свободы.
«Подавитель сигнала» издал тихий писк. Экран погас. Ко мне снова начала возвращаться былая уверенность. Страх перед Римсом не исчез, но и себя я больше не ощущал совсем беспомощным. В голове роились бесконечные планы. Я не мог ухватиться хотя бы за один из них. Сначала нужно пересечь поле и найти машину, все остальное – после.
Благодаря вернувшейся уверенности я смог преодолеть весь путь за считаные секунды и на парковке действительно нашел несколько недорогих машин с простыми системами защиты. Я выбрал черный седан, без особых раздумий выбил стекло, окропив сиденье собственной кровью. Боль снова не значила для меня практически ничего. Теперь нужно подключиться к компьютеру машины и обойти код доступа. Для меня это не первая автокража, так что все прошло довольно просто. Уже совсем скоро двигатель загудел. Машина, конечно, не ахти какая, но разве в моем положении можно привередничать?
