А я чувствую, до чего может дойти тот или иной человек в стремлении продавить свою позицию, вижу общую картину, выгоды и упущения от того или иного действия. В общем, я это к чему, придурки вроде них всегда будут кому-то служить, тогда как люди вроде меня всегда будут собирать вокруг себя слуг, ага.
Я запил последний кусочек сэндвича и встал. Нервозность нарастает, ноги выстукивают все мыслимые и немыслимые ритмы, хочется бежать куда-то и кричать. Я почти добился того, о чем мечтал целую кучу лет. Решился на невероятную авантюру и победил. Так и в Бога можно уверовать. А я верил когда-то. До тринадцати лет я каждый день ходил в церквушку рядом с интернатом и молился. Воспитатели смеялись надо мной, дети говорили, что я странный. Примерно в то время я перестал испытывать эмоции, в один день проснулся и понял, что больше не ощущаю ничего: ни страха, ни ненависти, ни любви. Я стал другим человеком, перестал молиться и начал драться за свои права. С тех пор никто не смел называть меня странным, никто не смел смеяться надо мной. А я искал потерянные эмоции в гневе, со временем забыв, что они из себя представляют. К тридцати девяти годам у меня осталось только смутное представление о том, что есть какая-то эйфория и можно ее испытать, ага. Но мне проще думать, что проблема сугубо физиологическая и связана с дофаминовыми рецепторами. Комплекс на комплексе.
Снова звонок, я тыкнул на часы и вывел изображение, у собеседника запрет на доступ к камере. Скучный засранец.
– Ваши гости приехали.
– Это ты Брюзга? Без рожи непонятно, а голос твой забыл давно, ага.
– Я. Куда гостей проводить?
– В зал для совещаний, там места много. И на всякий случай усиль охрану.
– Принято. Жду вас внизу.
Момент истины. Либо меня сейчас поимеют во все щели, либо я все-таки в очередной раз отстою свои права. Я подтянул бабочку, застегнул пиджак и вышел из кабинета. Хочу быть красивым в такой момент. А ручки-то трясутся, надо было льда немного навернуть, хотя нет, это явно лишнее, я ж не наркоша какой, ага. Чем больше у человека зависимостей, тем он слабее морально, а стало быть, тем больше вероятность того, что в критической ситуации он тебя кинет. Никогда не любил наркош, алкоголиков, да даже курильщиков, хотя сам им являюсь, не любил и тех, кто верит во что-то больше, чем в себя. Такие люди – вторсырье. Топливо для успеха тех, кто верит только в себя. Божечки, да я же сраный коуч. Если с бизнесом не выгорит, начну проводить лекции по личностному росту.
– Генерал, – Брюзга и десять рубашек встретили меня на первом этаже, – мы идем или будут еще какие-то приказы?
– Идем. И я хочу, чтобы вы держали язык за зубами обо всем, что там узнаете.
– Само собой, генерал.
– Если кто-то из твоих парней проболтается, отвечать будешь ты.
– Само собой, генерал.
Еще один образцовый слуга. Были бы все, как Брюзга и Катерина, и мой бизнес не знал бы проблем, ага. Но к сожалению, в рядах моих наемников все больше и больше говнюков вроде Темного, которые каждое мое решение пытаются оспорить. С одной стороны, подобное в какой-то мере вызывает уважение, эти люди могут мыслить независимо, но вот с другой, эти придурки не понимают, что они глупее меня, им неподвластна общая картина, а значит, и решения мои до конца понятны быть не могут.
Я толкнул дверь и вошел в зал совещаний. Жирный Марсель привел с собой только двух помощников, а похожего на ходячий труп Римса охраняет целая свора телохранителей, закованных в тяжелую броню. Вообще, внешность у Римса крайне одиозная: два метра ростом, худой, как скелет, руки и ноги непропорционально длинные, волосы на голове и лице белые, как у альбиноса. Носит длинный фрак, а бороду собирает в косичку, то ли викинг, то ли пианист. Короче, максимально неприятный внешне и внутренне персонаж, ага.
– Добрый день, господа, – я наигранно поклонился, – очень рад видеть вас здесь сегодня.
– Давай без лишней жеманности, плебс, – начал Римс своим скрипучим надменным голосом, – мы скажем тебе, что делать, ты это сделаешь и будешь абсолютно свободен.
– Не горячись, – вмешался Марсель, – мы пришли говорить, а не диктовать условия.
– Именно диктовать условия, – голос Римса стал еще более скрипучим и надменным.
– Хватит, говорить буду я! – жирный Марсель тоже начал злиться.
– С какой стати?! – Римс повернул свою здоровенную тушу в сторону не менее огромной туши Марселя.
– Вы уж определитесь, – вмешался я, – если диктовать условия приехали, то это мимо, убивать я вас не стану, но и слушать тоже, а если говорить, то начнем с моих требований. Я их озвучу, а вы выскажетесь по каждому пункту, ага.
– Ты кем себя возомнил, плебс? – бледный до этого Римс стал краснеть на глазах. – Мессией?
– Я не могу так говорить, либо мы общаемся нормально, либо расходимся, ага.
– Не обращай на этого придурка внимания, не хотел этого говорить, но переговорами поручили заниматься мне, он тут в роли сопровождающего, – Марсель вытащил сигарету из пачки и посмотрел на меня, – можешь озвучить свои условия. Мы их обсудим, скорректируем, ударим по рукам и заберем парня.
– Да я…
Римс хотел выдать обычную тираду про свою социальную значимость, но Марсель перебил его:
– Утрись и не лезь, говорить будешь, когда я разрешу.
Насколько же приятно видеть, как затыкают мразь, которая много лет до этого затыкала тебя, ага. Я озвучил Марселю все свои условия, с явным удовольствием наблюдая за беспомощностью Римса, который от каждого нового пункта краснел все больше и больше. Когда я договорил, у меня сложилось стойкое впечатление, что этот двухметровый засранец скоро лопнет на части от злости.
– Не вижу ничего, что могло бы вызвать вопросы у Трехглазого, – подытожил мои слова Марсель, – то есть он в любом случае будет в бешенстве, но твои требования не противоречат тому, что мы с ним обсуждали перед этой встречей.
– Я выйду, мне звонят, – Римс показушно помахал телефоном в воздухе, – или выйти мне тоже нельзя?
– Иди, а мы пока обсудим остальное.
– Спасибо, повелитель, развлекитесь тут от души, – Римс вышел из зала через вторую дверь.
– Без него и дышать как-то легче стало, ага.
– Невыносимый засранец, – Марсель улыбнулся, – но его приставили наблюдать за нашей встречей.
– Сейчас распоряжусь, чтобы привели парня. Я его не пытал, честное слово. Задал пару общих вопросов и накачал синим льдом. Он спит, как младенец. С ним Тацит, а он и мухи не обидит, ты знаешь.
Я отправил Тациту короткое сообщение.
– Знаю, сам с ним работал когда-то. Как он поживает?
– Как всегда, он у меня кем-то вроде управляющего хозяйством работает, уборщиков гоняет, поваров, ну и иже с ними, ага.
– Приятно знать, что старик без дела не сидит.
– Это да. Честно говоря, я думал, что у нас с вами все намного хуже пройдет.
– Скажем так, Трехглазый посчитал, что ссориться из-за такого повода очень глупо, поэтому попросил меня урегулировать все в максимально короткий срок без вреда поставкам товара. И дал мне Римса в нагрузку, чтобы наблюдал.
– Расскажешь, кем Трехглазому приходится Мори или мне такое знать не положено?
– Ты не поверишь, но я сам не знаю. Только догадки. Парень стал мне, как сын, и я готов впрячься за него в любую историю. Для меня не играет большой роли, кто он.
– Очень мило, не думал, что ты такой сентиментальный, ага.
– А вот я всегда знал, что ты, Стильный, очень чувственная особа. Обычно такие с ума сходят в довольно раннем возрасте от невыносимого гнета суровой реальности и превращаются в кого-то вроде тебя.
– Ну спасибо.
– Ты слышал? – Марсель вытащил пистолет.
Я прислушался и действительно услышал звуки стрельбы. Сначала донеслись одиночные хлопки, а после настоящие канонады выстрелов из разнокалиберного оружия. Я выхватил револьвер.
– Это не с моей стороны, – крикнул я, – сам знаешь, что мне невыгодно вас убивать.
– И не с нашей, – Марсель махнул рукой, и его люди рассредоточились по залу.
Раздалось два громких взрыва, обе двери разлетелись в щепки, внутрь влетели дымовые гранаты. Я успел рухнуть на пол, а вот большая часть моих парней нет, их скосили автоматные очереди. Мы открыли ответный огонь и немного ослабили наступающих.
– Генерал! – Брюзга помог мне встать на ноги. – Левый выход чист, нужно выбираться наружу.
– Что за сука это сделала?!
– Не знаю, генерал. Нужно отступать, думать будем потом.
Мы двинули сквозь дым к выходу.
– Ты еще жив, Стильный? – Марсель схватил меня за руку.
– Живее всех живых, но на будущее: не хватай так, могу и выстрелить ведь, ага.
– Ну, извини. Думаю, вместе у нас есть шансы выбраться.
Мы вышли в коридор, но дым не рассеялся, судя по всему, театр загорелся. Весь пол был усеян трупами рубашек и наемников в странных фиолетовых комбинезонах.
– Это люди Римса, – Марсель указал пальцем в сторону тел.
– Вот же сука! Телефон у него зазвонил. Пидор двухметровый.
– Мы его достанем, главное – выжить.
Снова выстрелы, в таком узком пространстве мы, как мишени в тире. Убей одного Стильного и получи ебаного плюшевого медведя в подарок. Сукины дети, хрен им, а не плюшевого мишку за мое тело. Я выпустил весь барабан в засранцев, которые пытались превратить нас в решето, и схватил с пола автомат. Мы медленно продвигались вперед. От дыма появилась резь в глазах, стало очень трудно дышать. Я попытался откашляться, но не смог. Голова закружилась, Брюзга, шедший впереди, подхватил меня под руку и помог добраться до места, где было не так дымно. Я тряхнул головой и постарался сосредоточиться на своем гневе, как делал это раньше в каждом бою, но не нащупал эту точку. Без нее я точно умру, я обязан вспомнить, что значит настоящая ненависть, ага.
Еще одна серия взрывов, колонны в фойе рухнули, следующая партия наемников показалась со стороны выхода. Назад пути нет, остается только пробиваться. Суки! Я зажал спусковой крючок и нырнул к обломкам колонн. Остальные последовали моему примеру. Мы стреляли и передвигались короткими перебежками, я растворился в чувстве боя, сосредоточился настолько, что перестал замечать кого-либо, кроме противников, каждый шорох мог стать для меня последним. Во время очередной перебежки автомат заклинило, засранец в фиолетовом уже готов был курок спустить. Время почти остановилось, еще бы долю мгновения, и парень получил бы своего заветного плюшевого медведя, но вперед вышел Брюзга, он принял всю очередь в себя. Его тело еще несколько секунд по инерции продолжало стоять, а после рухнуло на пол, я выхватил пистолет из кобуры Брюзги и несколько раз выстрелил в его убийцу.
Со второго этажа по нам тоже открыли огонь, положение становилось все более и более бедственным, я крикнул Марселю:
– Бежим! Нас в любом случае расстреляют. Так хотя бы какой-то шанс есть.
– Добро! – заорал он с другой стороны зала.
Я схватил очередной автомат с пола и побежал вперед, стреляя куда ни попадя. За мной двинули Марсель и остатки наших людей, они хаотично палили без разбора во все стороны. У самого выхода я вынес мозги еще двум фиолетовым и выбил плечом дверь. Казалось бы – победа, но так бывает только в историях о хороших парнях, история торговца людьми не может закончиться на хорошей ноте, ага, поэтому вместо облачков и птичек нас встретили дула десятков автоматов, среди засранцев были и мои рубашки, и наемники в фиолетовом. В толпе я заметил Темного, он ехидно пялился на меня, заметив, что я тоже смотрю на него, он вышел немного вперед и заговорил:
– Теперь моя очередь выпендриваться. Может, даже агакать начну после каждого слова.
– Пошел ты, ублюдок умственно отсталый, ага.
– Обидно. А у меня для тебя кое-что есть, – Темный оскалился и достал из кармана маленькое колечко. Я подарил его матери Лилии когда-то, а потом отдал самой девочке.
– Откуда?!
– От верблюда, Стильный. Мои люди остановили их машину. И убили. Всех. Как тебе такое? Все еще думаешь, что ты сильнее меня?
– Налево! – громко крикнул Марсель.
Я побежал что было силы, больше по инерции, чем из желания.
– Валите их! – донесся крик Темного.
Раздался страшный грохот, тело обжигало раз за разом, но я не останавливался.
– Прыгайте! – снова крик Марселя.
Я прыгнул с моста. Последнее, что я увидел – пуля, пробивающая череп Марселя, а после бесконечное ощущение невыносимого страха.
«Мрачный Весельчак и история о предательстве»
«86 год по календарю де Индра,
Разные места»
Сложно жить, когда все твои друзья и родственники давно развеялись прахом по земле, а те, кого ты зовешь друзьями сейчас, лишь предмет интереса твоих работодателей. Ты должен каждую из этих единиц интереса прочитать и досконально изучить, следить за ней, внушить, что ты свой, а еще лучше стать кем-то вроде члена семьи. Какие подозрения могут возникнуть насчет члена семьи? Думаешь могут возникнуть вопросы и в таком случае? Ты прав, конечно, но согласись, очень близкого человека начнешь подозревать в последнюю очередь. Говоришь у такой стратегии слишком много минусов? А я считаю, что он только один, обзовем его «сопливый фактор». Человек… он же подобие Бога, да? Во всем подобие, только упрощенное… и вот ему, этому упрощенному подобию, в отличие от Бога, совестливость и привязанность не позволяют играть чужими жизнями. Я о себе говорю, если ты еще не понял, сложно мне, не знаю на чью сторону встать, а бросить обе совесть тоже не позволяет. Что-то я упустил, где-то дал слабину и влез в эмоциональную петлю, из которой не могу выбраться. Говоришь затянуть и прыгнуть? А ты смешной, смешной зараза, но я не могу, боюсь очень. Я привык к мукам совести и смирился с тем фактом, что рано или поздно придется сделать, как ты сказал: «Затянуть и прыгнуть». Удачно же ты это ляпнул, зараза. Знаю ведь, что бездна уже смотрит в меня, но все оттягиваю. Оттягиваю потому, что человек и смерти боюсь. Ты же тоже боишься? Умру я – умрешь ты. Тут мы с тобой связаны, друг, и мне, и тебе придется привыкнуть к тому факту, что мы умрем и смириться с тем, что земные дни не бесконечны. А знаешь, нам, людям, то есть, вообще свойственно привыкать и смиряться.
– Игорь! Игореша! Мой сладусик! – назойливый голос Крис разлетелся по всему этажу, а за ним последовал «противный тук-тук».
Она снова решила поиграть в дурочку. Может Крис на самом деле такая? Ее голос, манеры, они ведь такие, словно она застряла в раннем пубертате. Тебе так не кажется? Давай защищай ее… но ты ведь в моей голове! Мне бы тоже не помешала поддержка, знаешь.
Люблю ли я ее? Скажешь тоже… Я испытываю к Крис смешанные чувства, на любовь точно не похоже, на ненависть? Я бы не сказал, что ненавижу ее. Думаю, что это привязанность. Да, я привязан к ней. Но, если бы не ты, урод, я бы никогда в эту… странную дуру не спустил. Твоя похоть нас обоих угробит. Благодаря тебе последние семь лет меня сжирает депрессия. Почему? Да потому! Потому что я не хочу всего этого… не хочу лгать себе и другим. Мне хочется лечь, свернуться калачиком и больше никогда не вставать. Думать… кушать… спать… кушать с утра и думать до вечера, кушать перед сном и дрыхнуть до следующего утра, чтобы потом повторить все снова.
Я запил последний кусочек сэндвича и встал. Нервозность нарастает, ноги выстукивают все мыслимые и немыслимые ритмы, хочется бежать куда-то и кричать. Я почти добился того, о чем мечтал целую кучу лет. Решился на невероятную авантюру и победил. Так и в Бога можно уверовать. А я верил когда-то. До тринадцати лет я каждый день ходил в церквушку рядом с интернатом и молился. Воспитатели смеялись надо мной, дети говорили, что я странный. Примерно в то время я перестал испытывать эмоции, в один день проснулся и понял, что больше не ощущаю ничего: ни страха, ни ненависти, ни любви. Я стал другим человеком, перестал молиться и начал драться за свои права. С тех пор никто не смел называть меня странным, никто не смел смеяться надо мной. А я искал потерянные эмоции в гневе, со временем забыв, что они из себя представляют. К тридцати девяти годам у меня осталось только смутное представление о том, что есть какая-то эйфория и можно ее испытать, ага. Но мне проще думать, что проблема сугубо физиологическая и связана с дофаминовыми рецепторами. Комплекс на комплексе.
Снова звонок, я тыкнул на часы и вывел изображение, у собеседника запрет на доступ к камере. Скучный засранец.
– Ваши гости приехали.
– Это ты Брюзга? Без рожи непонятно, а голос твой забыл давно, ага.
– Я. Куда гостей проводить?
– В зал для совещаний, там места много. И на всякий случай усиль охрану.
– Принято. Жду вас внизу.
Момент истины. Либо меня сейчас поимеют во все щели, либо я все-таки в очередной раз отстою свои права. Я подтянул бабочку, застегнул пиджак и вышел из кабинета. Хочу быть красивым в такой момент. А ручки-то трясутся, надо было льда немного навернуть, хотя нет, это явно лишнее, я ж не наркоша какой, ага. Чем больше у человека зависимостей, тем он слабее морально, а стало быть, тем больше вероятность того, что в критической ситуации он тебя кинет. Никогда не любил наркош, алкоголиков, да даже курильщиков, хотя сам им являюсь, не любил и тех, кто верит во что-то больше, чем в себя. Такие люди – вторсырье. Топливо для успеха тех, кто верит только в себя. Божечки, да я же сраный коуч. Если с бизнесом не выгорит, начну проводить лекции по личностному росту.
– Генерал, – Брюзга и десять рубашек встретили меня на первом этаже, – мы идем или будут еще какие-то приказы?
– Идем. И я хочу, чтобы вы держали язык за зубами обо всем, что там узнаете.
– Само собой, генерал.
– Если кто-то из твоих парней проболтается, отвечать будешь ты.
– Само собой, генерал.
Еще один образцовый слуга. Были бы все, как Брюзга и Катерина, и мой бизнес не знал бы проблем, ага. Но к сожалению, в рядах моих наемников все больше и больше говнюков вроде Темного, которые каждое мое решение пытаются оспорить. С одной стороны, подобное в какой-то мере вызывает уважение, эти люди могут мыслить независимо, но вот с другой, эти придурки не понимают, что они глупее меня, им неподвластна общая картина, а значит, и решения мои до конца понятны быть не могут.
Я толкнул дверь и вошел в зал совещаний. Жирный Марсель привел с собой только двух помощников, а похожего на ходячий труп Римса охраняет целая свора телохранителей, закованных в тяжелую броню. Вообще, внешность у Римса крайне одиозная: два метра ростом, худой, как скелет, руки и ноги непропорционально длинные, волосы на голове и лице белые, как у альбиноса. Носит длинный фрак, а бороду собирает в косичку, то ли викинг, то ли пианист. Короче, максимально неприятный внешне и внутренне персонаж, ага.
– Добрый день, господа, – я наигранно поклонился, – очень рад видеть вас здесь сегодня.
– Давай без лишней жеманности, плебс, – начал Римс своим скрипучим надменным голосом, – мы скажем тебе, что делать, ты это сделаешь и будешь абсолютно свободен.
– Не горячись, – вмешался Марсель, – мы пришли говорить, а не диктовать условия.
– Именно диктовать условия, – голос Римса стал еще более скрипучим и надменным.
– Хватит, говорить буду я! – жирный Марсель тоже начал злиться.
– С какой стати?! – Римс повернул свою здоровенную тушу в сторону не менее огромной туши Марселя.
– Вы уж определитесь, – вмешался я, – если диктовать условия приехали, то это мимо, убивать я вас не стану, но и слушать тоже, а если говорить, то начнем с моих требований. Я их озвучу, а вы выскажетесь по каждому пункту, ага.
– Ты кем себя возомнил, плебс? – бледный до этого Римс стал краснеть на глазах. – Мессией?
– Я не могу так говорить, либо мы общаемся нормально, либо расходимся, ага.
– Не обращай на этого придурка внимания, не хотел этого говорить, но переговорами поручили заниматься мне, он тут в роли сопровождающего, – Марсель вытащил сигарету из пачки и посмотрел на меня, – можешь озвучить свои условия. Мы их обсудим, скорректируем, ударим по рукам и заберем парня.
– Да я…
Римс хотел выдать обычную тираду про свою социальную значимость, но Марсель перебил его:
– Утрись и не лезь, говорить будешь, когда я разрешу.
Насколько же приятно видеть, как затыкают мразь, которая много лет до этого затыкала тебя, ага. Я озвучил Марселю все свои условия, с явным удовольствием наблюдая за беспомощностью Римса, который от каждого нового пункта краснел все больше и больше. Когда я договорил, у меня сложилось стойкое впечатление, что этот двухметровый засранец скоро лопнет на части от злости.
– Не вижу ничего, что могло бы вызвать вопросы у Трехглазого, – подытожил мои слова Марсель, – то есть он в любом случае будет в бешенстве, но твои требования не противоречат тому, что мы с ним обсуждали перед этой встречей.
– Я выйду, мне звонят, – Римс показушно помахал телефоном в воздухе, – или выйти мне тоже нельзя?
– Иди, а мы пока обсудим остальное.
– Спасибо, повелитель, развлекитесь тут от души, – Римс вышел из зала через вторую дверь.
– Без него и дышать как-то легче стало, ага.
– Невыносимый засранец, – Марсель улыбнулся, – но его приставили наблюдать за нашей встречей.
– Сейчас распоряжусь, чтобы привели парня. Я его не пытал, честное слово. Задал пару общих вопросов и накачал синим льдом. Он спит, как младенец. С ним Тацит, а он и мухи не обидит, ты знаешь.
Я отправил Тациту короткое сообщение.
– Знаю, сам с ним работал когда-то. Как он поживает?
– Как всегда, он у меня кем-то вроде управляющего хозяйством работает, уборщиков гоняет, поваров, ну и иже с ними, ага.
– Приятно знать, что старик без дела не сидит.
– Это да. Честно говоря, я думал, что у нас с вами все намного хуже пройдет.
– Скажем так, Трехглазый посчитал, что ссориться из-за такого повода очень глупо, поэтому попросил меня урегулировать все в максимально короткий срок без вреда поставкам товара. И дал мне Римса в нагрузку, чтобы наблюдал.
– Расскажешь, кем Трехглазому приходится Мори или мне такое знать не положено?
– Ты не поверишь, но я сам не знаю. Только догадки. Парень стал мне, как сын, и я готов впрячься за него в любую историю. Для меня не играет большой роли, кто он.
– Очень мило, не думал, что ты такой сентиментальный, ага.
– А вот я всегда знал, что ты, Стильный, очень чувственная особа. Обычно такие с ума сходят в довольно раннем возрасте от невыносимого гнета суровой реальности и превращаются в кого-то вроде тебя.
– Ну спасибо.
– Ты слышал? – Марсель вытащил пистолет.
Я прислушался и действительно услышал звуки стрельбы. Сначала донеслись одиночные хлопки, а после настоящие канонады выстрелов из разнокалиберного оружия. Я выхватил револьвер.
– Это не с моей стороны, – крикнул я, – сам знаешь, что мне невыгодно вас убивать.
– И не с нашей, – Марсель махнул рукой, и его люди рассредоточились по залу.
Раздалось два громких взрыва, обе двери разлетелись в щепки, внутрь влетели дымовые гранаты. Я успел рухнуть на пол, а вот большая часть моих парней нет, их скосили автоматные очереди. Мы открыли ответный огонь и немного ослабили наступающих.
– Генерал! – Брюзга помог мне встать на ноги. – Левый выход чист, нужно выбираться наружу.
– Что за сука это сделала?!
– Не знаю, генерал. Нужно отступать, думать будем потом.
Мы двинули сквозь дым к выходу.
– Ты еще жив, Стильный? – Марсель схватил меня за руку.
– Живее всех живых, но на будущее: не хватай так, могу и выстрелить ведь, ага.
– Ну, извини. Думаю, вместе у нас есть шансы выбраться.
Мы вышли в коридор, но дым не рассеялся, судя по всему, театр загорелся. Весь пол был усеян трупами рубашек и наемников в странных фиолетовых комбинезонах.
– Это люди Римса, – Марсель указал пальцем в сторону тел.
– Вот же сука! Телефон у него зазвонил. Пидор двухметровый.
– Мы его достанем, главное – выжить.
Снова выстрелы, в таком узком пространстве мы, как мишени в тире. Убей одного Стильного и получи ебаного плюшевого медведя в подарок. Сукины дети, хрен им, а не плюшевого мишку за мое тело. Я выпустил весь барабан в засранцев, которые пытались превратить нас в решето, и схватил с пола автомат. Мы медленно продвигались вперед. От дыма появилась резь в глазах, стало очень трудно дышать. Я попытался откашляться, но не смог. Голова закружилась, Брюзга, шедший впереди, подхватил меня под руку и помог добраться до места, где было не так дымно. Я тряхнул головой и постарался сосредоточиться на своем гневе, как делал это раньше в каждом бою, но не нащупал эту точку. Без нее я точно умру, я обязан вспомнить, что значит настоящая ненависть, ага.
Еще одна серия взрывов, колонны в фойе рухнули, следующая партия наемников показалась со стороны выхода. Назад пути нет, остается только пробиваться. Суки! Я зажал спусковой крючок и нырнул к обломкам колонн. Остальные последовали моему примеру. Мы стреляли и передвигались короткими перебежками, я растворился в чувстве боя, сосредоточился настолько, что перестал замечать кого-либо, кроме противников, каждый шорох мог стать для меня последним. Во время очередной перебежки автомат заклинило, засранец в фиолетовом уже готов был курок спустить. Время почти остановилось, еще бы долю мгновения, и парень получил бы своего заветного плюшевого медведя, но вперед вышел Брюзга, он принял всю очередь в себя. Его тело еще несколько секунд по инерции продолжало стоять, а после рухнуло на пол, я выхватил пистолет из кобуры Брюзги и несколько раз выстрелил в его убийцу.
Со второго этажа по нам тоже открыли огонь, положение становилось все более и более бедственным, я крикнул Марселю:
– Бежим! Нас в любом случае расстреляют. Так хотя бы какой-то шанс есть.
– Добро! – заорал он с другой стороны зала.
Я схватил очередной автомат с пола и побежал вперед, стреляя куда ни попадя. За мной двинули Марсель и остатки наших людей, они хаотично палили без разбора во все стороны. У самого выхода я вынес мозги еще двум фиолетовым и выбил плечом дверь. Казалось бы – победа, но так бывает только в историях о хороших парнях, история торговца людьми не может закончиться на хорошей ноте, ага, поэтому вместо облачков и птичек нас встретили дула десятков автоматов, среди засранцев были и мои рубашки, и наемники в фиолетовом. В толпе я заметил Темного, он ехидно пялился на меня, заметив, что я тоже смотрю на него, он вышел немного вперед и заговорил:
– Теперь моя очередь выпендриваться. Может, даже агакать начну после каждого слова.
– Пошел ты, ублюдок умственно отсталый, ага.
– Обидно. А у меня для тебя кое-что есть, – Темный оскалился и достал из кармана маленькое колечко. Я подарил его матери Лилии когда-то, а потом отдал самой девочке.
– Откуда?!
– От верблюда, Стильный. Мои люди остановили их машину. И убили. Всех. Как тебе такое? Все еще думаешь, что ты сильнее меня?
– Налево! – громко крикнул Марсель.
Я побежал что было силы, больше по инерции, чем из желания.
– Валите их! – донесся крик Темного.
Раздался страшный грохот, тело обжигало раз за разом, но я не останавливался.
– Прыгайте! – снова крик Марселя.
Я прыгнул с моста. Последнее, что я увидел – пуля, пробивающая череп Марселя, а после бесконечное ощущение невыносимого страха.
«Мрачный Весельчак и история о предательстве»
«86 год по календарю де Индра,
Разные места»
Сложно жить, когда все твои друзья и родственники давно развеялись прахом по земле, а те, кого ты зовешь друзьями сейчас, лишь предмет интереса твоих работодателей. Ты должен каждую из этих единиц интереса прочитать и досконально изучить, следить за ней, внушить, что ты свой, а еще лучше стать кем-то вроде члена семьи. Какие подозрения могут возникнуть насчет члена семьи? Думаешь могут возникнуть вопросы и в таком случае? Ты прав, конечно, но согласись, очень близкого человека начнешь подозревать в последнюю очередь. Говоришь у такой стратегии слишком много минусов? А я считаю, что он только один, обзовем его «сопливый фактор». Человек… он же подобие Бога, да? Во всем подобие, только упрощенное… и вот ему, этому упрощенному подобию, в отличие от Бога, совестливость и привязанность не позволяют играть чужими жизнями. Я о себе говорю, если ты еще не понял, сложно мне, не знаю на чью сторону встать, а бросить обе совесть тоже не позволяет. Что-то я упустил, где-то дал слабину и влез в эмоциональную петлю, из которой не могу выбраться. Говоришь затянуть и прыгнуть? А ты смешной, смешной зараза, но я не могу, боюсь очень. Я привык к мукам совести и смирился с тем фактом, что рано или поздно придется сделать, как ты сказал: «Затянуть и прыгнуть». Удачно же ты это ляпнул, зараза. Знаю ведь, что бездна уже смотрит в меня, но все оттягиваю. Оттягиваю потому, что человек и смерти боюсь. Ты же тоже боишься? Умру я – умрешь ты. Тут мы с тобой связаны, друг, и мне, и тебе придется привыкнуть к тому факту, что мы умрем и смириться с тем, что земные дни не бесконечны. А знаешь, нам, людям, то есть, вообще свойственно привыкать и смиряться.
– Игорь! Игореша! Мой сладусик! – назойливый голос Крис разлетелся по всему этажу, а за ним последовал «противный тук-тук».
Она снова решила поиграть в дурочку. Может Крис на самом деле такая? Ее голос, манеры, они ведь такие, словно она застряла в раннем пубертате. Тебе так не кажется? Давай защищай ее… но ты ведь в моей голове! Мне бы тоже не помешала поддержка, знаешь.
Люблю ли я ее? Скажешь тоже… Я испытываю к Крис смешанные чувства, на любовь точно не похоже, на ненависть? Я бы не сказал, что ненавижу ее. Думаю, что это привязанность. Да, я привязан к ней. Но, если бы не ты, урод, я бы никогда в эту… странную дуру не спустил. Твоя похоть нас обоих угробит. Благодаря тебе последние семь лет меня сжирает депрессия. Почему? Да потому! Потому что я не хочу всего этого… не хочу лгать себе и другим. Мне хочется лечь, свернуться калачиком и больше никогда не вставать. Думать… кушать… спать… кушать с утра и думать до вечера, кушать перед сном и дрыхнуть до следующего утра, чтобы потом повторить все снова.
