Служанка, молодая девушка по имени Лея, осторожно вошла в комнату с тазом, наполненным водой. Она делала все возможное, чтобы не привлекать внимания царевича, но в тот момент, когда она подала ему воду для умывания, он с раздражением оттолкнул таз, и вода выплеснулась ему на ноги.
— Ты что, ослепла? — прорычал Мисан, его голос звучал как гром среди ясного неба. — Неужели не можешь выполнить простейшую просьбу?
Лея, испуганная и растерянная, склонилась в поклоне, пытаясь извиниться, но её слова потерялись в буре гнева царевича. Он резко вскинул руку и с силой ударил её по лицу. Девушка упала на пол, её глаза наполнились слезами. Таз, который она всё еще держала, выскользнул из рук и с глухим стуком приземлился на мраморный пол, разбрызгивая воду в стороны.
В этот момент в комнате воцарилась тишина, и на мгновение Мисан поймал себя на мысли, что его поведение было жестоким и недостойным. Ему становилось стыдно, но вместо того, чтобы принести извинения или попытаться сгладить ситуацию, он начал злиться ещё больше на собственную слабость. Он отвергал свои чувства, укрываясь за стеной высокомерия и злобы.
— Вон, грязное ничтожество! — закричал он, указывая на дверь. — Я не желаю больше видеть твою морду!
Лея, всё ещё сидя на полу, тихо вытирала слёзы и, не в силах сдержать дрожь, встала и ушла, оставляя за собой лужу воды и горький осадок унижения. Мисан остался один, его гордость и капризы давно превратились в замкнутый круг ненависти и одиночества. Он чувствовал, как гнев разрывает его изнутри, и, не желая смириться с собственными слабостями, вновь погружался в свою тёмную, саморазрушительную колею.
За обедом, на который Мисан выбирался из своих покоев только потому, что это был официальный приказ царя, Астарг не преминул его ругать.
Обеденный зал царского дворца был украшен роскошными тканями и мерцающими канделябрами, но в воздухе витала тяжёлая атмосфера. За длинным столом, уставленным изысканными блюдами, сидели царь Астарг и его старший брат Мгел, оба с легкой улыбкой на лицах, однако глаза выдали их внутреннее волнение. Напротив них располагался царевич Мисан, его лицо исказила гримаса, полная злобы и обиды.
— Вы смеетесь надо мной, — произнес Мисан, его голос звучал как холодное лезвие, режущее тишину. — За моей спиной вы обсуждаете, каким ничтожеством я стал. А вы, брат, — он уставился на Астарга, — вы даже не понимаете, что это ваша милость и ваше высокое положение превращают меня в изгоя.
Царь Астарг, скрыв раздражение, попытался взять ситуацию под контроль. Его голос был спокоен, но в нем слышалась нотка настойчивости.
— Мисан, — начал он, — мы не смеемся над тобой. Я хочу, чтобы ты знал: ты не ничтожество. Твоя жизнь имеет значение, и ты не должен оставаться взаперти в своих мыслях. Мы можем помочь тебе найти дело по душе, занятия, которые отвлекут тебя от горечи.
Мгел молчал, только морщился.
Мисан в ответ только усмехнулся, его глаза сверкали от злобы.
— Помощь? Вы называете это помощью? Разве можно помочь тому, кто потерял всё? Я не интересуюсь новостями, я не пишу и не читаю письма, и меня больше не заботит, что происходит в царстве и в мире. Пусть мир покатится ко всем демонам! Я предпочел бы умереть, чем жить в этом безумии.
Слова Мисана были как яд, и даже Мгел, обычно стойкий к подобным выпадам, почувствовал, как холодок пробежал по спине. Он наклонился вперед, стараясь унять собственное волнение.
— Ты не понимаешь, Мисан, — произнес он, почти шепотом. — Жизнь — это не только наше физическое состояние. Есть вещи, которые могут вернуть тебе радость, если ты дашь им шанс.
Но царевич не желал слышать этого. Он с презрением оттолкнул от себя тарелку, вызывая легкий шок у братьев, которые с тревогой смотрели на его поведение.
— Радость? Какую радость вы имеете в виду? — парировал он. — Радость видеть, как вы наслаждаетесь жизнью, смеетесь и пьете вино, любите женщин, пока я, как затворник, томлюсь в этом жалком теле? Я вижу, как вы смотрите на меня с жалостью, и это лишь добавляет мне горечи!
В воздухе повисло молчание, словно все звуки вокруг замерли. Мгел и Астарг обменялись взглядами, полными понимания и боли. Они не могли не чувствовать, как слова Мисана ранят их, как шипы, вонзающиеся в сердце.
— Мы не жалеем тебя, — произнес Астарг, его голос стал тише, почти шепотом. — Мы любим тебя, брат. И именно поэтому мы против жестокого обращения со слугами. Это проявление нашей силы, а не слабости. Мы должны быть добрыми и справедливыми.
Мисан, однако, лишь усмехнулся вновь, не желая принимать их слова. В его глазах сверкала обида и непонимание, создавая вокруг него невидимую стену, которую братья не могли преодолеть.
— Вы не понимаете, — произнес он, поднимая голову, — даже доброта не может изменить то, что я есть. Я уже мертв для этого мира.
Словно в ответ на его слова, за окном разразилась гроза, и первые капли дождя начали стучать по стеклам, словно подчеркивая накалившуюся атмосферу за столом. Братья, уставшие от попыток достучаться до непробиваемого сердца Мисана, замерли в молчании, и остаток обеда прошёл в полной тишине.
Утро в покоях Мисана, как всегда, начиналось с привычного ощущения безысходности. Солнце, пробиваясь сквозь занавески, бросало мягкие лучи на его лицо, но царевич не чувствовал тепла. Снова и снова он погружался в свои мрачные мысли, когда за окном раздался шум, нарушивший его тишину. С трудом преодолевая физическую ограниченность, он пересел в кресло на колесах и, сжимая зубы от усилия, выкатился на балкон.
Снаружи раздавались крики и звук оружия. Мисан, раздраженный и готовый высказать свое недовольство, прищурился, пытаясь разглядеть источник шума. И вот его взгляд упал на травяное поле. Его брат Мгел сражался с незнакомым воином, чьи руки сверкали на солнце.
«Как можно носить такие латные перчатки, если остальное тело не защищено?» — подумал Мисан, но вскоре его недоумение сменилось завороженностью. Мгел и его противник были вооружены копьями, а их движения были грациозны и изящны, словно танец.
Мисан, забыв о своем недовольстве, с замиранием сердца наблюдал за поединком. Момент за моментом их танец становился всё более интенсивным: прыжки, повороты, уклонения и неожиданные атаки. Каждый раз, когда одно копьё находило цель, оно оставляло за собой не только следы на земле, но и следы в сердцах зрителей, заворожённых этим зрелищем.
В конце концов оба бойца остановились, тяжело дыша, их взгляды полны уважения и понимания.
— Ничья! — выкрикнул судья.
Мгел и маг-воин поклонились друг другу. Один из свитских Мгела подошёл, чтобы забрать копья.
Вскоре бойцы перешли к рукопашной. Незнакомый маг-воин, обладавший длинными волосами, удивил Мисана тем, что его брат, а не он сам, завязывая волосы, чтобы они не мешали в бою.
Сигнал к началу схватки раздался, и в воздухе пролетела искра. Оба бойца ринулись друг на друга, и мгновение спустя столкнулись, как две стихии — огонь и лед. Их кулаки встретились с мощью, а ноги, словно у танцоров, ловко перемещались по земле, оставляя за собой лишь пыль и облака адреналина.
Каждый удар и каждое движение были наполнены силой и энергией. Мгел наносил удары с яростью, его кулаки летели, как молнии, но второй, словно ветер, ловко уклонялся, парировал и контратаковал — его движения были точными и расчетливыми. Своих металлических перчаток он так и не снял. Не очень-то честно! У Мгела всё тело будет в синяках.
Время текло по-своему, и вскоре оба бойца оказались на земле, в пыли, но не сдавались. Их лица были покрыты потом и усталостью, однако в глазах горело пламя борьбы. Мгел, казалось, почти одержал победу, вывернув руку противника. В этот момент воин-маг встретился взглядом с Мисаном и подмигнул ему. Внезапно его руки исчезли, и царевич, запоздало осознав, что это были магические протезы, почувствовал, как сердце его забилось быстрее.
Мгел, от неожиданности потеряв равновесие, упал на землю, хохоча:
— Это нечестно!
— Зато эффективно, — ответил маг, присаживаясь рядом с противником на корточки.
— И эффектно.
— Не без этого.
Он сдул упавшие на лоб волосы и, поднявшись, поклонился Мисану.
— Добрый день, Ваше высочество. Элиан Риттер, помощник аккрийского посла, к вашим услугам.
Мисан, все еще ошеломленный, не мог отвести взгляд от этого загадочного воина. Он ничего не ответил на приветствие, резко крутанул колеса кресла и, ударившись о вазон с цветами, вернулся в спальню. Но ненадолго. Он вернулся назад минут через десять и, пригнувшись, следил за братом и его безруким остем, скрываясь за перилами.
Он слышал обрывки разговора между Мгелом и аккрийцем:
— Нет, убрать протезы я могу во мгновение ока. А чтобы их воссоздать, мне нужно минут двадцать, и желательно большое зеркало. Я должен видеть, так как не чувствую их.
Мгел рассмеялся.
— Да, Эгаса писала, чтобы мы установили в ваших покоях большое зеркало.
— Наверное, думали, кто это к вам едет такой самовлюбленный?
Мгел стукнул аккорийца в бок.
— Не думали. Может, вы ещё в чем-то нуждаетесь?
— Если на вашей кухне найдется понемногу разных круп и большой поднос, буду благодарен. Я пытаюсь научиться делать мелкие движения. Мои пальцы ничего не чувствуют и не могут — это всего лишь клинки, но иногда мне кажется... Впрочем, вероятно, это фантомные ощущения, как моя боль...
— Боль?
Маг-воин дёрнул головой.
— Да, мои руки все ещё болят.
Мгел сочувственно хмыкнул, не зная, что сказать.
Аккриейц продолжал, как ни в чем не бывало.
— Остальные свои тренажеры я привёз с собой. А про крупы забыл, ну надо же!
— И много у вас всякого?
— Много. Часть придумок — мои, часть — то, на чем настаивают лекари... А мой приятель циркач предложил научиться рисовать ногами и стрелять из лука.
— И как? Получается? Мисан тоже рисует… Рисовал раньше. Сейчас у него одно занятие — капризничать.
— Нет, — рассмеялся воин-маг. — Пока не выходит. Но лиха беда — начало. Магам вообще полезно постоянно научится делать что-то новое.Чио угодно. Разум должен быть очень гибок ...
Мгел просиял:
— Вот это правильный настрой. Нашему Мисану очень этого понимания не хватает.
— Он ещё юн, и ему тяжелее, чем мне, — негромко сказал аккриец, и они наконец отошли достаточно далеко, чтобы Мисан не мог расслышать, о чем они говорят.
Ах так! Капризничать! Значит, Мгел считает поведение Мисана всего лишь капризами! Ну-ну. И посмотри-ка! Даже этот безрукий жалеет Мисана!
Впрочем, добрый его друг подсказал Мисану решение, как ответить на эти оскорбления.
Мисан позвонил в колокольчик и потребовал у слуги свои кисти, краски и мольберт, к которым не прикасался уже много месяцев.
Рисунок углем получился очень быстро, руки соскучились по любимому занятию. Мгел и Элиан Риттер были изображены в максимально дурацких позах, не осталось ничего от той красоты, которой восхищался Мисан. Все их черты Мисан довел до абсурда. Орлиный нос Мгела разросся до исполинских масштабов, а уши (Мисан знал, что они Мгелу не нравятся) стали ещё более лопоухими, а ноги – кривыми. Плечи аккрийца он вывел непропорционально узкими, сосредоточив все внимание зрителя на болезненном обрыве в том месте, где должны быть руки, а ноги оставил босыми, с непропорционально большими стопами.
На втором рисунке аккриец ковырял в носу пальцем ноги, на третьем - ел из миски, как собака, разбрызгивая все по сторонам.
Слуги Астарга пришли за ним, чтобы сопроводить к обеду, и в тот раз Мисан был так непокорен, что на него смотрели с подозрением. Рисунки он сложил в папку и, всю дорогу поглаживая её, ехидно улыбался.
Царь Астарг, с его величественной осанкой и проницательным взглядом, сидел во главе стола, его лицо отражало уверенность и власть. Рядом с ним, с легкой улыбкой на губах, располагался его брат Мгел, всегда готовый к шутке, даже в самые серьезные моменты. Мисан, погруженный в свои мысли, молчал; его глаза смотрели из-под лобья, словно пронзая атмосферу напряжения.
Граф Растани, посол Аккорийской империи, с гордой осанкой и манерами, присущими знатным людям, начал беседу. Его голос звучал уверенно, как будто он уже знал, что его слова будут услышаны.
— Ваше Величество, — произнес он, поднимая бокал с вином, — я рад возможности обсудить наше сотрудничество. Наши государства всегда были верными союзниками, и я надеюсь, что наши отношения только укрепятся.
Мисан, не упуская возможности вставить свою реплику, с легким сарказмом заметил:
— Союз с Аккорией? Надеюсь, вы не собираетесь предлагать нам свои «драгоценные» товары, как в прошлый раз. Я все еще помню тот «великолепный» шелк, который оказался лишь тряпкой!
Астарг нахмурился, Мгел разрядил обстановку одной из своих шуток.
Смех раздался по столу, но Мисан оставался угрюмым; его взгляд не покидал графа Элиана Риттера, который, несмотря на свои магические протезы, управлялся с ними не слишком ловко. Пару раз он уронил ложку, и если бы на коленях у него не лежала салфетка, давно бы запачкался. Сидевшая рядом с ним женщина в греческом одеянии, представленная как мать Эвелин, с большим изяществом устраняла его промахи. Элиан, заметив внимание царевича, слегка наклонился в его сторону.
— Ваше Высочество, — произнес он, его голос был мягким, но уверенным, — не стоит недооценивать силу воли. Даже протезы могут стать мощным инструментом, если их правильно использовать.
Мисан пробурчал.
— Инструмент, который может обмануть глаз, но не сердце. Как вы можете быть уверены в своей силе, если она основана на иллюзии?
В зале воцарилась тишина. Все взгляды обратились к Мисану; граф Растани, слегка смущенный, попытался сменить тему.
— Но, как я говорил, мы здесь, чтобы обсудить будущее. Как вы относитесь к предложению о совместных учениях наших воинов?
Мисан, не упуская возможности, снова вмешался:
— Учения? Надеюсь, они не будут такими же «эффективными», как ваши протезы, — с ухмылкой произнес он, вызывая новый смех.
Элиан, не теряя самообладания, ответил с улыбкой:
— Эффективность — это вопрос восприятия, мой дорогой друг. Но я уверен, что вместе мы сможем достичь великих высот.
Мисан протянул папку с рисунками слуге.
— Ваше сегодняшняя представление под моими окнами произвела на меня невероятное впечатление. Прошу, примите мой подарок.
Слуга с поклоном передал папку магу.
Рисунки взлетели в воздух, все три одновременно.
Маг расхохотался.
— Какая прелесть! Закажу для них рамки и повешу в кабинете. Ваше Высочество, вы большой талант!
Астарг требовательно протянул руку, и листы проплыли к нему по воздуху.
Его лицо покраснело, когда он детально рассмотрел нарисованное.
Конечно, вот исправленный текст с исправленными опечатками и ошибками:
---
Мгел зашёл к Мисану перед самым сном, злой и страшный. Он навис над лежащим в постели младшим братом, в бессилии сжимая кулаки.
— Астарг не пришёл, потому что боится тебя придушить. Ты не понимаешь, Мисан? — в голосе Мгела звучала не только боль, но и отчаяние. Из-за истерики младшего брата едва не прозвучали раскаты войны. — Если бы не снисходительность принца Элиана, ты мог бы погубить не только себя, но и тысячи солдат! Людей, которые отдали свои жизни ради одной лишь идеи защищать нас, защищать тебя!
— Ты что, ослепла? — прорычал Мисан, его голос звучал как гром среди ясного неба. — Неужели не можешь выполнить простейшую просьбу?
Лея, испуганная и растерянная, склонилась в поклоне, пытаясь извиниться, но её слова потерялись в буре гнева царевича. Он резко вскинул руку и с силой ударил её по лицу. Девушка упала на пол, её глаза наполнились слезами. Таз, который она всё еще держала, выскользнул из рук и с глухим стуком приземлился на мраморный пол, разбрызгивая воду в стороны.
В этот момент в комнате воцарилась тишина, и на мгновение Мисан поймал себя на мысли, что его поведение было жестоким и недостойным. Ему становилось стыдно, но вместо того, чтобы принести извинения или попытаться сгладить ситуацию, он начал злиться ещё больше на собственную слабость. Он отвергал свои чувства, укрываясь за стеной высокомерия и злобы.
— Вон, грязное ничтожество! — закричал он, указывая на дверь. — Я не желаю больше видеть твою морду!
Лея, всё ещё сидя на полу, тихо вытирала слёзы и, не в силах сдержать дрожь, встала и ушла, оставляя за собой лужу воды и горький осадок унижения. Мисан остался один, его гордость и капризы давно превратились в замкнутый круг ненависти и одиночества. Он чувствовал, как гнев разрывает его изнутри, и, не желая смириться с собственными слабостями, вновь погружался в свою тёмную, саморазрушительную колею.
За обедом, на который Мисан выбирался из своих покоев только потому, что это был официальный приказ царя, Астарг не преминул его ругать.
Обеденный зал царского дворца был украшен роскошными тканями и мерцающими канделябрами, но в воздухе витала тяжёлая атмосфера. За длинным столом, уставленным изысканными блюдами, сидели царь Астарг и его старший брат Мгел, оба с легкой улыбкой на лицах, однако глаза выдали их внутреннее волнение. Напротив них располагался царевич Мисан, его лицо исказила гримаса, полная злобы и обиды.
— Вы смеетесь надо мной, — произнес Мисан, его голос звучал как холодное лезвие, режущее тишину. — За моей спиной вы обсуждаете, каким ничтожеством я стал. А вы, брат, — он уставился на Астарга, — вы даже не понимаете, что это ваша милость и ваше высокое положение превращают меня в изгоя.
Царь Астарг, скрыв раздражение, попытался взять ситуацию под контроль. Его голос был спокоен, но в нем слышалась нотка настойчивости.
— Мисан, — начал он, — мы не смеемся над тобой. Я хочу, чтобы ты знал: ты не ничтожество. Твоя жизнь имеет значение, и ты не должен оставаться взаперти в своих мыслях. Мы можем помочь тебе найти дело по душе, занятия, которые отвлекут тебя от горечи.
Мгел молчал, только морщился.
Мисан в ответ только усмехнулся, его глаза сверкали от злобы.
— Помощь? Вы называете это помощью? Разве можно помочь тому, кто потерял всё? Я не интересуюсь новостями, я не пишу и не читаю письма, и меня больше не заботит, что происходит в царстве и в мире. Пусть мир покатится ко всем демонам! Я предпочел бы умереть, чем жить в этом безумии.
Слова Мисана были как яд, и даже Мгел, обычно стойкий к подобным выпадам, почувствовал, как холодок пробежал по спине. Он наклонился вперед, стараясь унять собственное волнение.
— Ты не понимаешь, Мисан, — произнес он, почти шепотом. — Жизнь — это не только наше физическое состояние. Есть вещи, которые могут вернуть тебе радость, если ты дашь им шанс.
Но царевич не желал слышать этого. Он с презрением оттолкнул от себя тарелку, вызывая легкий шок у братьев, которые с тревогой смотрели на его поведение.
— Радость? Какую радость вы имеете в виду? — парировал он. — Радость видеть, как вы наслаждаетесь жизнью, смеетесь и пьете вино, любите женщин, пока я, как затворник, томлюсь в этом жалком теле? Я вижу, как вы смотрите на меня с жалостью, и это лишь добавляет мне горечи!
В воздухе повисло молчание, словно все звуки вокруг замерли. Мгел и Астарг обменялись взглядами, полными понимания и боли. Они не могли не чувствовать, как слова Мисана ранят их, как шипы, вонзающиеся в сердце.
— Мы не жалеем тебя, — произнес Астарг, его голос стал тише, почти шепотом. — Мы любим тебя, брат. И именно поэтому мы против жестокого обращения со слугами. Это проявление нашей силы, а не слабости. Мы должны быть добрыми и справедливыми.
Мисан, однако, лишь усмехнулся вновь, не желая принимать их слова. В его глазах сверкала обида и непонимание, создавая вокруг него невидимую стену, которую братья не могли преодолеть.
— Вы не понимаете, — произнес он, поднимая голову, — даже доброта не может изменить то, что я есть. Я уже мертв для этого мира.
Словно в ответ на его слова, за окном разразилась гроза, и первые капли дождя начали стучать по стеклам, словно подчеркивая накалившуюся атмосферу за столом. Братья, уставшие от попыток достучаться до непробиваемого сердца Мисана, замерли в молчании, и остаток обеда прошёл в полной тишине.
Утро в покоях Мисана, как всегда, начиналось с привычного ощущения безысходности. Солнце, пробиваясь сквозь занавески, бросало мягкие лучи на его лицо, но царевич не чувствовал тепла. Снова и снова он погружался в свои мрачные мысли, когда за окном раздался шум, нарушивший его тишину. С трудом преодолевая физическую ограниченность, он пересел в кресло на колесах и, сжимая зубы от усилия, выкатился на балкон.
Снаружи раздавались крики и звук оружия. Мисан, раздраженный и готовый высказать свое недовольство, прищурился, пытаясь разглядеть источник шума. И вот его взгляд упал на травяное поле. Его брат Мгел сражался с незнакомым воином, чьи руки сверкали на солнце.
«Как можно носить такие латные перчатки, если остальное тело не защищено?» — подумал Мисан, но вскоре его недоумение сменилось завороженностью. Мгел и его противник были вооружены копьями, а их движения были грациозны и изящны, словно танец.
Мисан, забыв о своем недовольстве, с замиранием сердца наблюдал за поединком. Момент за моментом их танец становился всё более интенсивным: прыжки, повороты, уклонения и неожиданные атаки. Каждый раз, когда одно копьё находило цель, оно оставляло за собой не только следы на земле, но и следы в сердцах зрителей, заворожённых этим зрелищем.
В конце концов оба бойца остановились, тяжело дыша, их взгляды полны уважения и понимания.
— Ничья! — выкрикнул судья.
Мгел и маг-воин поклонились друг другу. Один из свитских Мгела подошёл, чтобы забрать копья.
Вскоре бойцы перешли к рукопашной. Незнакомый маг-воин, обладавший длинными волосами, удивил Мисана тем, что его брат, а не он сам, завязывая волосы, чтобы они не мешали в бою.
Сигнал к началу схватки раздался, и в воздухе пролетела искра. Оба бойца ринулись друг на друга, и мгновение спустя столкнулись, как две стихии — огонь и лед. Их кулаки встретились с мощью, а ноги, словно у танцоров, ловко перемещались по земле, оставляя за собой лишь пыль и облака адреналина.
Каждый удар и каждое движение были наполнены силой и энергией. Мгел наносил удары с яростью, его кулаки летели, как молнии, но второй, словно ветер, ловко уклонялся, парировал и контратаковал — его движения были точными и расчетливыми. Своих металлических перчаток он так и не снял. Не очень-то честно! У Мгела всё тело будет в синяках.
Время текло по-своему, и вскоре оба бойца оказались на земле, в пыли, но не сдавались. Их лица были покрыты потом и усталостью, однако в глазах горело пламя борьбы. Мгел, казалось, почти одержал победу, вывернув руку противника. В этот момент воин-маг встретился взглядом с Мисаном и подмигнул ему. Внезапно его руки исчезли, и царевич, запоздало осознав, что это были магические протезы, почувствовал, как сердце его забилось быстрее.
Мгел, от неожиданности потеряв равновесие, упал на землю, хохоча:
— Это нечестно!
— Зато эффективно, — ответил маг, присаживаясь рядом с противником на корточки.
— И эффектно.
— Не без этого.
Он сдул упавшие на лоб волосы и, поднявшись, поклонился Мисану.
— Добрый день, Ваше высочество. Элиан Риттер, помощник аккрийского посла, к вашим услугам.
Мисан, все еще ошеломленный, не мог отвести взгляд от этого загадочного воина. Он ничего не ответил на приветствие, резко крутанул колеса кресла и, ударившись о вазон с цветами, вернулся в спальню. Но ненадолго. Он вернулся назад минут через десять и, пригнувшись, следил за братом и его безруким остем, скрываясь за перилами.
Он слышал обрывки разговора между Мгелом и аккрийцем:
— Нет, убрать протезы я могу во мгновение ока. А чтобы их воссоздать, мне нужно минут двадцать, и желательно большое зеркало. Я должен видеть, так как не чувствую их.
Мгел рассмеялся.
— Да, Эгаса писала, чтобы мы установили в ваших покоях большое зеркало.
— Наверное, думали, кто это к вам едет такой самовлюбленный?
Мгел стукнул аккорийца в бок.
— Не думали. Может, вы ещё в чем-то нуждаетесь?
— Если на вашей кухне найдется понемногу разных круп и большой поднос, буду благодарен. Я пытаюсь научиться делать мелкие движения. Мои пальцы ничего не чувствуют и не могут — это всего лишь клинки, но иногда мне кажется... Впрочем, вероятно, это фантомные ощущения, как моя боль...
— Боль?
Маг-воин дёрнул головой.
— Да, мои руки все ещё болят.
Мгел сочувственно хмыкнул, не зная, что сказать.
Аккриейц продолжал, как ни в чем не бывало.
— Остальные свои тренажеры я привёз с собой. А про крупы забыл, ну надо же!
— И много у вас всякого?
— Много. Часть придумок — мои, часть — то, на чем настаивают лекари... А мой приятель циркач предложил научиться рисовать ногами и стрелять из лука.
— И как? Получается? Мисан тоже рисует… Рисовал раньше. Сейчас у него одно занятие — капризничать.
— Нет, — рассмеялся воин-маг. — Пока не выходит. Но лиха беда — начало. Магам вообще полезно постоянно научится делать что-то новое.Чио угодно. Разум должен быть очень гибок ...
Мгел просиял:
— Вот это правильный настрой. Нашему Мисану очень этого понимания не хватает.
— Он ещё юн, и ему тяжелее, чем мне, — негромко сказал аккриец, и они наконец отошли достаточно далеко, чтобы Мисан не мог расслышать, о чем они говорят.
Ах так! Капризничать! Значит, Мгел считает поведение Мисана всего лишь капризами! Ну-ну. И посмотри-ка! Даже этот безрукий жалеет Мисана!
Впрочем, добрый его друг подсказал Мисану решение, как ответить на эти оскорбления.
Мисан позвонил в колокольчик и потребовал у слуги свои кисти, краски и мольберт, к которым не прикасался уже много месяцев.
Рисунок углем получился очень быстро, руки соскучились по любимому занятию. Мгел и Элиан Риттер были изображены в максимально дурацких позах, не осталось ничего от той красоты, которой восхищался Мисан. Все их черты Мисан довел до абсурда. Орлиный нос Мгела разросся до исполинских масштабов, а уши (Мисан знал, что они Мгелу не нравятся) стали ещё более лопоухими, а ноги – кривыми. Плечи аккрийца он вывел непропорционально узкими, сосредоточив все внимание зрителя на болезненном обрыве в том месте, где должны быть руки, а ноги оставил босыми, с непропорционально большими стопами.
На втором рисунке аккриец ковырял в носу пальцем ноги, на третьем - ел из миски, как собака, разбрызгивая все по сторонам.
Слуги Астарга пришли за ним, чтобы сопроводить к обеду, и в тот раз Мисан был так непокорен, что на него смотрели с подозрением. Рисунки он сложил в папку и, всю дорогу поглаживая её, ехидно улыбался.
Царь Астарг, с его величественной осанкой и проницательным взглядом, сидел во главе стола, его лицо отражало уверенность и власть. Рядом с ним, с легкой улыбкой на губах, располагался его брат Мгел, всегда готовый к шутке, даже в самые серьезные моменты. Мисан, погруженный в свои мысли, молчал; его глаза смотрели из-под лобья, словно пронзая атмосферу напряжения.
Граф Растани, посол Аккорийской империи, с гордой осанкой и манерами, присущими знатным людям, начал беседу. Его голос звучал уверенно, как будто он уже знал, что его слова будут услышаны.
— Ваше Величество, — произнес он, поднимая бокал с вином, — я рад возможности обсудить наше сотрудничество. Наши государства всегда были верными союзниками, и я надеюсь, что наши отношения только укрепятся.
Мисан, не упуская возможности вставить свою реплику, с легким сарказмом заметил:
— Союз с Аккорией? Надеюсь, вы не собираетесь предлагать нам свои «драгоценные» товары, как в прошлый раз. Я все еще помню тот «великолепный» шелк, который оказался лишь тряпкой!
Астарг нахмурился, Мгел разрядил обстановку одной из своих шуток.
Смех раздался по столу, но Мисан оставался угрюмым; его взгляд не покидал графа Элиана Риттера, который, несмотря на свои магические протезы, управлялся с ними не слишком ловко. Пару раз он уронил ложку, и если бы на коленях у него не лежала салфетка, давно бы запачкался. Сидевшая рядом с ним женщина в греческом одеянии, представленная как мать Эвелин, с большим изяществом устраняла его промахи. Элиан, заметив внимание царевича, слегка наклонился в его сторону.
— Ваше Высочество, — произнес он, его голос был мягким, но уверенным, — не стоит недооценивать силу воли. Даже протезы могут стать мощным инструментом, если их правильно использовать.
Мисан пробурчал.
— Инструмент, который может обмануть глаз, но не сердце. Как вы можете быть уверены в своей силе, если она основана на иллюзии?
В зале воцарилась тишина. Все взгляды обратились к Мисану; граф Растани, слегка смущенный, попытался сменить тему.
— Но, как я говорил, мы здесь, чтобы обсудить будущее. Как вы относитесь к предложению о совместных учениях наших воинов?
Мисан, не упуская возможности, снова вмешался:
— Учения? Надеюсь, они не будут такими же «эффективными», как ваши протезы, — с ухмылкой произнес он, вызывая новый смех.
Элиан, не теряя самообладания, ответил с улыбкой:
— Эффективность — это вопрос восприятия, мой дорогой друг. Но я уверен, что вместе мы сможем достичь великих высот.
Мисан протянул папку с рисунками слуге.
— Ваше сегодняшняя представление под моими окнами произвела на меня невероятное впечатление. Прошу, примите мой подарок.
Слуга с поклоном передал папку магу.
Рисунки взлетели в воздух, все три одновременно.
Маг расхохотался.
— Какая прелесть! Закажу для них рамки и повешу в кабинете. Ваше Высочество, вы большой талант!
Астарг требовательно протянул руку, и листы проплыли к нему по воздуху.
Его лицо покраснело, когда он детально рассмотрел нарисованное.
***
Конечно, вот исправленный текст с исправленными опечатками и ошибками:
---
Мгел зашёл к Мисану перед самым сном, злой и страшный. Он навис над лежащим в постели младшим братом, в бессилии сжимая кулаки.
— Астарг не пришёл, потому что боится тебя придушить. Ты не понимаешь, Мисан? — в голосе Мгела звучала не только боль, но и отчаяние. Из-за истерики младшего брата едва не прозвучали раскаты войны. — Если бы не снисходительность принца Элиана, ты мог бы погубить не только себя, но и тысячи солдат! Людей, которые отдали свои жизни ради одной лишь идеи защищать нас, защищать тебя!
