- У него разве не рука была повреждена? – Мюфла обернулся ко мне, ища поддержки. – Он с рукой лежачим, что ли, был?
- Ах, там всё очень непросто, - ответила я. – Хотите узнать что-то ещё? О здоровье родителей, бабушек, дедушек? У господина Дофо большая семья.
- Да нет, зачем мне их здоровье, - рыцарь перевёл взгляд на Эдварда и усмехнулся углом рта. – Может, пропустим по стаканчику? У маленькой леди отличное вино.
Я поджала губы, потому что приглашать гостей при живой хозяйке – это было верхом наглости. Проблема только, что хозяйка и возразить бы не смогла. Ибо «хорошо, что вы не спорили, это всё равно бы ничего не изменило».
Но Эдвард не горел желанием попробовать вино и поспешно отступил, налетев на пегую кобылку.
- В следующий раз – с удовольствием, сэр Мюфла, - сказал он, быстренько разворачивая лошадь. – Но сегодня у меня много дел, сожалею. Я всего лишь проезжал мимо.
- А, ну тогда в другой раз, - благодушно разрешил рыцарь, и Эдвард чуть ли не бегом направился к дороге, подтягивая за уздцы лошадь. – Так драпнул, что в седло забраться забыл, - сказал Мюфла.
Мы с ним смотрели вслед Эдварду, пока тот не добрался до гребня холма и не спустился на ту сторону, пропав из виду.
Можно было сказать, что Эдвард просто постеснялся косолапо лезть в седло после того, как кое-кто взлетел на лошадь без упряжи. Но сказать так – это польстить. А делать комплименты невежам я не собиралась. Не говоря ни слова, я пошла к замку, и сэр Мюфла тут же догнал меня, пристроившись рядом. Он старался идти нога в ногу со мной, но всё время слишком широко шагал, поэтому ему приходилось делать шаг – и ждать, делать шаг – и ждать. Это было смешно, и как я ни пыталась скрыть улыбку – всё равно улыбнулась.
- Почему он назвал вас Гутун? – тут же спросил Мюфла. - Вы же – Маргарита.
- Да, - сказала я, перестав улыбаться и уставившись в траву. – Но это слишком длинное и сложное имя для простых людей. Поэтому слуги и соседи звали меня Гутун. Только папа и мама называли Маргарет.
- Мне не нравится, - заявил он, будто кого-то интересовало, что ему нравится, а что нет. – Какой-то обрубок вместо имени. Маргарет подходит вам гораздо больше.
- Возможно, - пробормотала я и добавила уже громко и как можно строже: - Вы почему разгуливаете в таком виде? Пруденс не нашла рубашку вашего великанского размера?
- Нашла, - сказал он спокойно. – Но я решил надеть её после бани.
- Зачем вам баня? Вы же замечательно выкупались. Вместе с конём.
- А вы замечательно за мной наблюдали, - подхватил он. – Только готов поспорить, вам понравилось больше, чем вашему жениху. То-то парнишка так быстро сбежал, - он привычным жестом потёр подбородок. – Первое впечатление, говорят, обманчиво, но как по мне – этот Дофо вам не подходит. Вафля он какая-то.
- Зато вы – ванильный коржик! – вспылила я неожиданно для себя самой. – Идите-ка вы… в баню! А то всё время чешетесь. У вас не блохи, случаем, завелись?
Но Мюфла ничуть не обиделся, и выглядел даже довольным.
- А что вы сразу полыхнули, леди? – спросил он. – Я всего-то сказал, что Вафля вам не подходит.
- Не ваше дело, - ответила я, убыстряя шаг. – Я знаю Эдварда с детства, мы вместе играли. Он неплохой человек. Самое главное – тактичный и не будет ущемлять мою свободу в отличие от…
Если бы ещё кто-то обратил внимание на мои слова!
- Значит, вы назначили меня опекуном, леди Маргарет? – перебил рыцарь. - Я ведь слышал.
Он слышал! Сказал бы прямо – подслушивал!
Я резко остановилась, и ему пришлось обнять коня за морду, чтобы тоже остановиться.
- А что вы хотели, чтобы я ему сказала? – я посмотрела рыцарю в глаза и тут же пожалела об этом – во-первых, смотришь снизу вверх, а это уже ставит тебя в зависимое положение, во-вторых, всё время смотришь не в лицо, а на голую грудь…
Что у него в этом мешочке? Интересно, какому святому он молится?..
Ой, а мне-то какая разница?!
Тут впору было помотать головой, чтобы избавиться от наваждения, и бежать-бежать-бежать – прочь от соблазна, но я продолжала упрямо смотреть на сэра Мюфла.
– К вашему сведению, я сказала то, что соответствует действительности. Когда папа отправлял вас ко мне, он явно имел в виду это.
Я вдруг поняла, что происходящее совершенно не вписывается в мою привычную жизнь. Вот – весна. И, наконец, мир. Вот – луг, на котором я сегодня нашла фиалку. И вот передо мной полуголый мужчина – красивый, как языческий бог. Или как король варваров. И я разговариваю с ним, чувствуя себя не наследницей замка, титула и земли на пятьдесят миль окрест, а маленькой слабой девчонкой, которой только и хочется, что прижаться к широкой груди, разреветься и взмолиться: защити меня от всех, не уходи от меня, пожалуйста…
- Нет, ваш папаша имел в виду совсем другое, - возразил Мюфла, разрушая волшебное наваждение. – И вы сами прекрасно это знаете.
Он смотрел на меня, а я краснела, краснела, и ничего не могла с собой поделать.
- Вы что, читали письмо? – спросила я и не узнала своего голоса - так слабо и тонко он прозвучал.
- Письмо? – рыцарь приподнял брови. – Нет. А что там?
- Ничего, - быстро ответила я, выдохнув. – Просто в письме как раз написано, что папа поручает меня вашей опеке.
- Да? – переспросил он с сомнением, но тут же вальяжно сказал: – Всё равно это не имеет значения.
- Почему? – я облизнула вмиг пересохшие губы.
Он поманил меня пальцем, будто хотел рассказать какой-то секрет, и я подалась к нему, как заколдованная. Он наклонился и сказал негромко:
- Потому что смотрите вы на меня совсем не как на опекуна.
Дальше я не стала слушать – подобрала юбку до колен и рванула к замку так быстро, как только могла.
А вслед мне летел язвительный смех – теперь забавлялся сэр Мюфла.
Морис смеялся, но стоило леди отбежать достаточно далеко, резко оборвал смех и теперь мрачно смотрел вслед стройной фигурке с копной рассыпавшихся по плечам белокурых волос. Было сильное подозрение, что волосы выгорели на солнце. Потому что мордашка у девицы была загорелой, как новенькая медная монетка. Он раньше и подумать не мог, что леди бывают такими. Леди – это томная бледность, пропасть жеманства и вечное пищание по поводу погоды. То дождь не нравится, то солнце, то ветер портит причёску… А эта была – как огонёк. Ни секунды не посидит на месте. И причёски у неё не было в помине. Маргарет Сегюр без особых затей завязывала белокурые локоны кожаным шнурком пониже затылка. И совершенно не обращала внимания, что прядки вокруг лба пушились, как пух у цыплёнка.
Но она всё равно была леди. Настоящая. А он – он совсем баран, если сначала принял её за вилланку. Ведь видел, что гордости в ней – на три деревни. И даже в платье замарашки она выглядела… как фея. А уж когда он увидел её в алом шёлке, с распущенными волосами…
Как она вспыхнула, когда он расхохотался…
Но сейчас Морису было совсем не смешно.
Фея решила выйти замуж за этого парня, похожего на раскормленного гусака. Большей несправедливости Морис и вообразить не мог. Хотя… парень мог оказаться не таким уж тюфяком, да и девица могла его искренне любить – кто их поймёт, этих девиц, что у них на уме. Вот только история со штрафом Морису совсем не нравилась. Он ещё выяснит, с чего это леди вынуждена ездить по своей земле с дубинкой в седельной сумочке, и пытался ли жених помочь…
Конь, которому надоело стоять посреди луга, ткнул хозяина атласной мордой в шею, но Морис только похлопал его по холке, продолжая стоять столбом посреди луга.
С чего это на душе стало необыкновенно погано? Может, дело не в скорой свадьбе, а в том, что красоточка леди Сегюр записала его в опекуны? Ну да, он постарше лет на восемь будет. Или – что душой кривить? – лет на десять постарше.
Но её отец был постарше его лет на тридцать. И это не помешало графу Сегюру увидеть в нём равного человека, а не варвара, и относиться так же. Почему дочь не может относиться так же?
Морис не знал, что Сегюр написал в письме, но был уверен, что граф ни словом не обмолвился о происхождении некого сэра Мюфла, который получил фамилию от самого короля. Вот только этим фактом Морис совсем не гордился, и сам не горел желанием рассказывать правду о себе леди Фее.
Сначала он успел удивиться и даже обидеться – насколько дочь оказалась не похожей на отца. Он рассчитывал на тёплый и радушный приём, а она сразу обманула его, жестоко пошутила, отправив по объездной, а потом не скрывала неприязни – язвила по любому поводу, злилась, что она защищает её (как будто она могла защитить себя сама!), да ещё время от времени вворачивала обидное «баран», и Морис был уверен, что делала она это нарочно.
Но то, как она защищала его сегодня перед женихом, доказывало, что леди Маргарет – истинная дочь Сегюра. И этот Дофо – он совсем ей не подходит.
Гутун!..
Надо же выдумать такое!
Нет, для феи более подходящее имя – Маргарет. Жемчужина. И сама она такая же, как жемчужина – будто наполненная внутренним светом. Неяркая, но посмотришь – и уже невозможно оторвать взгляд.
Конь снова ткнулся в плечо, и Морис откликнулся с досадливым смешком:
- Да пошли уже, пошли, - сказал он, будто животное могло понимать человеческую речь. – А то маленькая леди решит, что мы сбежали вслед за её драгоценным Эдвардом.
Он медленно пошёл к замку, чувствуя, как тупая, пока ещё не слишком явная боль отдаётся в ногу, и подумал, что Маргарет напрасно благодарила его за то, что он привёз деньги.
Она не знала, что он обокрал её – присвоил себе украшение, которое она подарила отцу, когда тот уходил на войну. Кусочек священного дуба в бархатном чехольчике, расшитом бисером. Морис положил ладанку в кожаный мешочек, чтобы не запачкалась и не намокла, и носил на шее, чтобы не потерять и вернуть при встрече владелице. Но только увидел Маргарет Сегюр – и не отдал.
А теперь – тем более не отдаст. Скоро она выйдет замуж, он уедет, но ладанка останется с ним, как память об этой удивительной девушке.
Да, удивительной. Потому что как бы он ни морщил нос, надо было признать, что землями и замком она управляла совсем неплохо. Не каждая девица её лет справится с хозяйством на пятьдесят миль вокруг, отстоит своё право на земли, да ещё отлупит кого-то там палкой, чтобы не приставали. И выйти за Дофо она очень хорошо сообразила…Только вот именно это Морису особенно не нравилось.
Он остановился и опустился на колено, заметив в траве фиалку.
В этих краях уже тепло, цветы должны расти вовсю, но почему-то их ещё не было. Морис сорвал цветок и поплёлся в замок.
Всё же зря он посмеялся над леди Маргарет, над тем, как она смотрела на него. Разве ему не понравился этот взгляд? Понравился. И что скрывать – слишком сильно понравился. Так что даже сразу подумалось об укромном местечке где-нибудь на сеновале. Вот только леди Маргарет точно не валяется на сеновалах, и точно не захочет поваляться с ним. Она это уже ясно дала понять.
И что такого в этом Эдварде Дофо? Друг детства? Ерунда. Не будет ущемлять её свободы? Ну, это бабушка надвое сказала. И вообще…
Зайдя во двор замка, Морис первым делом спросил, где леди. Ему сказали, что она побежала зачем-то в ледник.
Наверное, решила, как хорошая хозяйка, просмотреть запасы еды, чтобы отдать распоряжение об обеде и ужине. Поставив коня в стойло, Морис отправился к леднику и обнаружил там леди Маргарет – она как раз закрывала тяжёлую дверь.
- Мне не следовало смеяться над вами, - сказал Морис, когда девушка оглянулась и заметила его.
Глаза её расширились, будто она увидела привидение, а на щеках вспыхнул яркий румянец. Солнце светило ей прямо в лицо, и Морис только сейчас заметил, что глаза у леди Сегюр не тёмно-серые, как показалось ему вначале, а фиолетовые. Вот уж – настоящие фиалки! Значит, с цветком он угадал.
- Простите сердечно, леди, - сказал он и протянул девушке цветок. – Я себя нехорошо повёл там, на лугу. Вот, в качестве извинений…
Она взяла цветок, и Морис заметил, как дрожали её пальцы. Ресницы тоже задрожали, прикрыв необыкновенные фиалковые глаза. Да ещё и губы запрыгали – как будто леди Сегюр собиралась расплакаться.
- Не хотел вас обидеть, - снова начал оправдываться Морис. – Война, знаете ли, никого мягче не делает и манер не добавляет. Тупая шутка была, больше не повторится… Вы только не обижайтесь… Я, правда, не со зла, - оправдания были такими же тупыми, как и шутка, но других слов на ум не приходило.
Маргарет Сегюр медленно, словно не веря, понесла цветок к лицу.
Морис невольно проследил путь фиалки и затаил дыханье, когда нежные лепестки застыли в двух дюймах от розовых и таких же нежных губ. Неужели, поцелует цветок? А если потом расщедрится – и поцелует дарителя? Почему бы и нет? В знак благодарности…
- Вы зачем её сорвали? – произнесла вдруг девушка и гневно посмотрела на него. - Это была первая фиалка за много лет! И на всём огромном лугу вы её отыскали и вырвали с корнем! Да есть у вас что-то человеческое?! – и она расплакалась навзрыд.
В первую секунду Морис взбесился до дыма из ушей, но, увидев девичьи слёзы, вмиг остыл.
- Ну вот, опять не угодил, - произнёс он угрюмо. – Я же не знал, что у вас тут так туго с цветами. А как же Фиалковая низина? Я думал, тут фиалок – вёдрами таскай.
- Раньше так и было, - Маргарет свирепо потёрла глаза ладонью и шмыгнула носом, но всё равно осталась истинной леди – и как только умудрялась?
Она смотрела на фиалку с таким отчаянием, что Морис почувствовал себя настоящим убийцей.
– Раньше их было много, - сказала она. - Но теперь фиалки растут только по ту сторону реки. Собственно, низина там. А вы… вы…
- Ладно, не злитесь вы на меня из-за цветка, - примиряюще сказал Морис. – Больше ни одного не сорву.
Леди Маргарет помолчала, а потом тихо спросила:
- Как умер мой отец?
- Разве вам не написали? – ответил Морис вопросом на вопрос.
Ему совсем не хотелось рассказывать об этом нежной фее, которая только что проливала слёзы над сорванным цветочком.
- Написали, что был ранен.
- Ранен, - подтвердил он.
- Куда? И как это произошло? – спросила она.
Морис видел, что ей отчаянно страшно. Графа Сегюра похоронили на кладбище в столице, дочери не было на похоронах – она бы просто не успела приехать. Наверное, она до сих пор не верит, что отца больше нет. И лучше бы ей не знать, как её отца убили. Грязно, подло, не так, как это бывает на войне.
- Был ранен в бою, - сказал он, стараясь говорить общими фразами. – Он храбро сражался, но на войне бывает всякое.
- Куда он был ранен? – повторила она, и Морис не смог промолчать или соврать.
- В живот, - сказал он неохотно. - Арбалетным болтом.
Она побледнела, а потом тихо спросила:
- Он… сильно страдал?
- Нет, - Морис, всё же, заставил себя соврать, и понадеялся, что получилось правдоподобно. – Он умер быстро. Я был рядом с ним до конца.
- А я не была, - она держала в ладонях фиалку и смотрела на неё, но слёзы больше не лились.
Странно, что она расплакалась из-за цветка, а теперь не плачет.
- И на похороны я не приехала, - сказала леди Маргарет безжизненно. – Мне надо хотя бы съездить на его могилу.
- Не надо. Там пока не до вас, - сказал Морис. – Столица сильно пострадала во время войны. Да и на дорогах ещё неспокойно. И весна сейчас. Вам надо заниматься замком, землями… Овец там стричь…
- Ах, там всё очень непросто, - ответила я. – Хотите узнать что-то ещё? О здоровье родителей, бабушек, дедушек? У господина Дофо большая семья.
- Да нет, зачем мне их здоровье, - рыцарь перевёл взгляд на Эдварда и усмехнулся углом рта. – Может, пропустим по стаканчику? У маленькой леди отличное вино.
Я поджала губы, потому что приглашать гостей при живой хозяйке – это было верхом наглости. Проблема только, что хозяйка и возразить бы не смогла. Ибо «хорошо, что вы не спорили, это всё равно бы ничего не изменило».
Но Эдвард не горел желанием попробовать вино и поспешно отступил, налетев на пегую кобылку.
- В следующий раз – с удовольствием, сэр Мюфла, - сказал он, быстренько разворачивая лошадь. – Но сегодня у меня много дел, сожалею. Я всего лишь проезжал мимо.
- А, ну тогда в другой раз, - благодушно разрешил рыцарь, и Эдвард чуть ли не бегом направился к дороге, подтягивая за уздцы лошадь. – Так драпнул, что в седло забраться забыл, - сказал Мюфла.
Мы с ним смотрели вслед Эдварду, пока тот не добрался до гребня холма и не спустился на ту сторону, пропав из виду.
Можно было сказать, что Эдвард просто постеснялся косолапо лезть в седло после того, как кое-кто взлетел на лошадь без упряжи. Но сказать так – это польстить. А делать комплименты невежам я не собиралась. Не говоря ни слова, я пошла к замку, и сэр Мюфла тут же догнал меня, пристроившись рядом. Он старался идти нога в ногу со мной, но всё время слишком широко шагал, поэтому ему приходилось делать шаг – и ждать, делать шаг – и ждать. Это было смешно, и как я ни пыталась скрыть улыбку – всё равно улыбнулась.
- Почему он назвал вас Гутун? – тут же спросил Мюфла. - Вы же – Маргарита.
- Да, - сказала я, перестав улыбаться и уставившись в траву. – Но это слишком длинное и сложное имя для простых людей. Поэтому слуги и соседи звали меня Гутун. Только папа и мама называли Маргарет.
- Мне не нравится, - заявил он, будто кого-то интересовало, что ему нравится, а что нет. – Какой-то обрубок вместо имени. Маргарет подходит вам гораздо больше.
- Возможно, - пробормотала я и добавила уже громко и как можно строже: - Вы почему разгуливаете в таком виде? Пруденс не нашла рубашку вашего великанского размера?
- Нашла, - сказал он спокойно. – Но я решил надеть её после бани.
- Зачем вам баня? Вы же замечательно выкупались. Вместе с конём.
- А вы замечательно за мной наблюдали, - подхватил он. – Только готов поспорить, вам понравилось больше, чем вашему жениху. То-то парнишка так быстро сбежал, - он привычным жестом потёр подбородок. – Первое впечатление, говорят, обманчиво, но как по мне – этот Дофо вам не подходит. Вафля он какая-то.
- Зато вы – ванильный коржик! – вспылила я неожиданно для себя самой. – Идите-ка вы… в баню! А то всё время чешетесь. У вас не блохи, случаем, завелись?
Но Мюфла ничуть не обиделся, и выглядел даже довольным.
- А что вы сразу полыхнули, леди? – спросил он. – Я всего-то сказал, что Вафля вам не подходит.
- Не ваше дело, - ответила я, убыстряя шаг. – Я знаю Эдварда с детства, мы вместе играли. Он неплохой человек. Самое главное – тактичный и не будет ущемлять мою свободу в отличие от…
Если бы ещё кто-то обратил внимание на мои слова!
- Значит, вы назначили меня опекуном, леди Маргарет? – перебил рыцарь. - Я ведь слышал.
Он слышал! Сказал бы прямо – подслушивал!
Я резко остановилась, и ему пришлось обнять коня за морду, чтобы тоже остановиться.
- А что вы хотели, чтобы я ему сказала? – я посмотрела рыцарю в глаза и тут же пожалела об этом – во-первых, смотришь снизу вверх, а это уже ставит тебя в зависимое положение, во-вторых, всё время смотришь не в лицо, а на голую грудь…
Что у него в этом мешочке? Интересно, какому святому он молится?..
Ой, а мне-то какая разница?!
Тут впору было помотать головой, чтобы избавиться от наваждения, и бежать-бежать-бежать – прочь от соблазна, но я продолжала упрямо смотреть на сэра Мюфла.
– К вашему сведению, я сказала то, что соответствует действительности. Когда папа отправлял вас ко мне, он явно имел в виду это.
Я вдруг поняла, что происходящее совершенно не вписывается в мою привычную жизнь. Вот – весна. И, наконец, мир. Вот – луг, на котором я сегодня нашла фиалку. И вот передо мной полуголый мужчина – красивый, как языческий бог. Или как король варваров. И я разговариваю с ним, чувствуя себя не наследницей замка, титула и земли на пятьдесят миль окрест, а маленькой слабой девчонкой, которой только и хочется, что прижаться к широкой груди, разреветься и взмолиться: защити меня от всех, не уходи от меня, пожалуйста…
- Нет, ваш папаша имел в виду совсем другое, - возразил Мюфла, разрушая волшебное наваждение. – И вы сами прекрасно это знаете.
Он смотрел на меня, а я краснела, краснела, и ничего не могла с собой поделать.
- Вы что, читали письмо? – спросила я и не узнала своего голоса - так слабо и тонко он прозвучал.
- Письмо? – рыцарь приподнял брови. – Нет. А что там?
- Ничего, - быстро ответила я, выдохнув. – Просто в письме как раз написано, что папа поручает меня вашей опеке.
- Да? – переспросил он с сомнением, но тут же вальяжно сказал: – Всё равно это не имеет значения.
- Почему? – я облизнула вмиг пересохшие губы.
Он поманил меня пальцем, будто хотел рассказать какой-то секрет, и я подалась к нему, как заколдованная. Он наклонился и сказал негромко:
- Потому что смотрите вы на меня совсем не как на опекуна.
Дальше я не стала слушать – подобрала юбку до колен и рванула к замку так быстро, как только могла.
А вслед мне летел язвительный смех – теперь забавлялся сэр Мюфла.
Глава 3
Морис смеялся, но стоило леди отбежать достаточно далеко, резко оборвал смех и теперь мрачно смотрел вслед стройной фигурке с копной рассыпавшихся по плечам белокурых волос. Было сильное подозрение, что волосы выгорели на солнце. Потому что мордашка у девицы была загорелой, как новенькая медная монетка. Он раньше и подумать не мог, что леди бывают такими. Леди – это томная бледность, пропасть жеманства и вечное пищание по поводу погоды. То дождь не нравится, то солнце, то ветер портит причёску… А эта была – как огонёк. Ни секунды не посидит на месте. И причёски у неё не было в помине. Маргарет Сегюр без особых затей завязывала белокурые локоны кожаным шнурком пониже затылка. И совершенно не обращала внимания, что прядки вокруг лба пушились, как пух у цыплёнка.
Но она всё равно была леди. Настоящая. А он – он совсем баран, если сначала принял её за вилланку. Ведь видел, что гордости в ней – на три деревни. И даже в платье замарашки она выглядела… как фея. А уж когда он увидел её в алом шёлке, с распущенными волосами…
Как она вспыхнула, когда он расхохотался…
Но сейчас Морису было совсем не смешно.
Фея решила выйти замуж за этого парня, похожего на раскормленного гусака. Большей несправедливости Морис и вообразить не мог. Хотя… парень мог оказаться не таким уж тюфяком, да и девица могла его искренне любить – кто их поймёт, этих девиц, что у них на уме. Вот только история со штрафом Морису совсем не нравилась. Он ещё выяснит, с чего это леди вынуждена ездить по своей земле с дубинкой в седельной сумочке, и пытался ли жених помочь…
Конь, которому надоело стоять посреди луга, ткнул хозяина атласной мордой в шею, но Морис только похлопал его по холке, продолжая стоять столбом посреди луга.
С чего это на душе стало необыкновенно погано? Может, дело не в скорой свадьбе, а в том, что красоточка леди Сегюр записала его в опекуны? Ну да, он постарше лет на восемь будет. Или – что душой кривить? – лет на десять постарше.
Но её отец был постарше его лет на тридцать. И это не помешало графу Сегюру увидеть в нём равного человека, а не варвара, и относиться так же. Почему дочь не может относиться так же?
Морис не знал, что Сегюр написал в письме, но был уверен, что граф ни словом не обмолвился о происхождении некого сэра Мюфла, который получил фамилию от самого короля. Вот только этим фактом Морис совсем не гордился, и сам не горел желанием рассказывать правду о себе леди Фее.
Сначала он успел удивиться и даже обидеться – насколько дочь оказалась не похожей на отца. Он рассчитывал на тёплый и радушный приём, а она сразу обманула его, жестоко пошутила, отправив по объездной, а потом не скрывала неприязни – язвила по любому поводу, злилась, что она защищает её (как будто она могла защитить себя сама!), да ещё время от времени вворачивала обидное «баран», и Морис был уверен, что делала она это нарочно.
Но то, как она защищала его сегодня перед женихом, доказывало, что леди Маргарет – истинная дочь Сегюра. И этот Дофо – он совсем ей не подходит.
Гутун!..
Надо же выдумать такое!
Нет, для феи более подходящее имя – Маргарет. Жемчужина. И сама она такая же, как жемчужина – будто наполненная внутренним светом. Неяркая, но посмотришь – и уже невозможно оторвать взгляд.
Конь снова ткнулся в плечо, и Морис откликнулся с досадливым смешком:
- Да пошли уже, пошли, - сказал он, будто животное могло понимать человеческую речь. – А то маленькая леди решит, что мы сбежали вслед за её драгоценным Эдвардом.
Он медленно пошёл к замку, чувствуя, как тупая, пока ещё не слишком явная боль отдаётся в ногу, и подумал, что Маргарет напрасно благодарила его за то, что он привёз деньги.
Она не знала, что он обокрал её – присвоил себе украшение, которое она подарила отцу, когда тот уходил на войну. Кусочек священного дуба в бархатном чехольчике, расшитом бисером. Морис положил ладанку в кожаный мешочек, чтобы не запачкалась и не намокла, и носил на шее, чтобы не потерять и вернуть при встрече владелице. Но только увидел Маргарет Сегюр – и не отдал.
А теперь – тем более не отдаст. Скоро она выйдет замуж, он уедет, но ладанка останется с ним, как память об этой удивительной девушке.
Да, удивительной. Потому что как бы он ни морщил нос, надо было признать, что землями и замком она управляла совсем неплохо. Не каждая девица её лет справится с хозяйством на пятьдесят миль вокруг, отстоит своё право на земли, да ещё отлупит кого-то там палкой, чтобы не приставали. И выйти за Дофо она очень хорошо сообразила…Только вот именно это Морису особенно не нравилось.
Он остановился и опустился на колено, заметив в траве фиалку.
В этих краях уже тепло, цветы должны расти вовсю, но почему-то их ещё не было. Морис сорвал цветок и поплёлся в замок.
Всё же зря он посмеялся над леди Маргарет, над тем, как она смотрела на него. Разве ему не понравился этот взгляд? Понравился. И что скрывать – слишком сильно понравился. Так что даже сразу подумалось об укромном местечке где-нибудь на сеновале. Вот только леди Маргарет точно не валяется на сеновалах, и точно не захочет поваляться с ним. Она это уже ясно дала понять.
И что такого в этом Эдварде Дофо? Друг детства? Ерунда. Не будет ущемлять её свободы? Ну, это бабушка надвое сказала. И вообще…
Зайдя во двор замка, Морис первым делом спросил, где леди. Ему сказали, что она побежала зачем-то в ледник.
Наверное, решила, как хорошая хозяйка, просмотреть запасы еды, чтобы отдать распоряжение об обеде и ужине. Поставив коня в стойло, Морис отправился к леднику и обнаружил там леди Маргарет – она как раз закрывала тяжёлую дверь.
- Мне не следовало смеяться над вами, - сказал Морис, когда девушка оглянулась и заметила его.
Глаза её расширились, будто она увидела привидение, а на щеках вспыхнул яркий румянец. Солнце светило ей прямо в лицо, и Морис только сейчас заметил, что глаза у леди Сегюр не тёмно-серые, как показалось ему вначале, а фиолетовые. Вот уж – настоящие фиалки! Значит, с цветком он угадал.
- Простите сердечно, леди, - сказал он и протянул девушке цветок. – Я себя нехорошо повёл там, на лугу. Вот, в качестве извинений…
Она взяла цветок, и Морис заметил, как дрожали её пальцы. Ресницы тоже задрожали, прикрыв необыкновенные фиалковые глаза. Да ещё и губы запрыгали – как будто леди Сегюр собиралась расплакаться.
- Не хотел вас обидеть, - снова начал оправдываться Морис. – Война, знаете ли, никого мягче не делает и манер не добавляет. Тупая шутка была, больше не повторится… Вы только не обижайтесь… Я, правда, не со зла, - оправдания были такими же тупыми, как и шутка, но других слов на ум не приходило.
Маргарет Сегюр медленно, словно не веря, понесла цветок к лицу.
Морис невольно проследил путь фиалки и затаил дыханье, когда нежные лепестки застыли в двух дюймах от розовых и таких же нежных губ. Неужели, поцелует цветок? А если потом расщедрится – и поцелует дарителя? Почему бы и нет? В знак благодарности…
- Вы зачем её сорвали? – произнесла вдруг девушка и гневно посмотрела на него. - Это была первая фиалка за много лет! И на всём огромном лугу вы её отыскали и вырвали с корнем! Да есть у вас что-то человеческое?! – и она расплакалась навзрыд.
В первую секунду Морис взбесился до дыма из ушей, но, увидев девичьи слёзы, вмиг остыл.
- Ну вот, опять не угодил, - произнёс он угрюмо. – Я же не знал, что у вас тут так туго с цветами. А как же Фиалковая низина? Я думал, тут фиалок – вёдрами таскай.
- Раньше так и было, - Маргарет свирепо потёрла глаза ладонью и шмыгнула носом, но всё равно осталась истинной леди – и как только умудрялась?
Она смотрела на фиалку с таким отчаянием, что Морис почувствовал себя настоящим убийцей.
– Раньше их было много, - сказала она. - Но теперь фиалки растут только по ту сторону реки. Собственно, низина там. А вы… вы…
- Ладно, не злитесь вы на меня из-за цветка, - примиряюще сказал Морис. – Больше ни одного не сорву.
Леди Маргарет помолчала, а потом тихо спросила:
- Как умер мой отец?
- Разве вам не написали? – ответил Морис вопросом на вопрос.
Ему совсем не хотелось рассказывать об этом нежной фее, которая только что проливала слёзы над сорванным цветочком.
- Написали, что был ранен.
- Ранен, - подтвердил он.
- Куда? И как это произошло? – спросила она.
Морис видел, что ей отчаянно страшно. Графа Сегюра похоронили на кладбище в столице, дочери не было на похоронах – она бы просто не успела приехать. Наверное, она до сих пор не верит, что отца больше нет. И лучше бы ей не знать, как её отца убили. Грязно, подло, не так, как это бывает на войне.
- Был ранен в бою, - сказал он, стараясь говорить общими фразами. – Он храбро сражался, но на войне бывает всякое.
- Куда он был ранен? – повторила она, и Морис не смог промолчать или соврать.
- В живот, - сказал он неохотно. - Арбалетным болтом.
Она побледнела, а потом тихо спросила:
- Он… сильно страдал?
- Нет, - Морис, всё же, заставил себя соврать, и понадеялся, что получилось правдоподобно. – Он умер быстро. Я был рядом с ним до конца.
- А я не была, - она держала в ладонях фиалку и смотрела на неё, но слёзы больше не лились.
Странно, что она расплакалась из-за цветка, а теперь не плачет.
- И на похороны я не приехала, - сказала леди Маргарет безжизненно. – Мне надо хотя бы съездить на его могилу.
- Не надо. Там пока не до вас, - сказал Морис. – Столица сильно пострадала во время войны. Да и на дорогах ещё неспокойно. И весна сейчас. Вам надо заниматься замком, землями… Овец там стричь…
