Почему-то они прибыли не верхом и не в карете – по крайней мере, граф и Пепе проследовали мимо нашего окна пешком, а за ними тянулись наши соседи. Мне были слышны их голоса, но слов я не разобрала. Скорее всего, любопытные спрашивали у графа о причине визита к нам.
Де Конмор остановился и повернулся лицом к толпе. Люди тотчас отхлынули, словно испугавшись. Граф сказал несколько слов, чем поверг в изумление всех присутствующих (кроме Пепе, конечно же, его веснушчатая физиономия ничего не выразила). Я смотрела на своего жениха так же жадно, как и мои соседи. Он казался особенно черным в своем меховом плаще и без головного убора – волосы при дневном свете и в самом деле отливали синевой, и на них особенно ярко смотрелись снежинки, которым не было дела до того, на кого падать – на нищего или на сиятельного вельможу. Но лицо графа не было мрачным или пугающим. Наоборот, он улыбался. Только это была странная улыбка, потому что никто не улыбнулся в ответ. Что же он сказал такого? В надежде что-нибудь расслышать, я приблизилась к стеклу, и в это время граф посмотрел в мою сторону. Застигнутая врасплох, я даже не попыталась спрятаться за штору. А он кивнул мне и зашагал по улице дальше. Слуга семенил следом, прижимая к груди заветный сундучок с договором о разводе и королевской грамотой. Никто не пошел за ними и больше ни о чем не расспрашивал, но разговоры среди горожан сразу возобновились. Госпожа Сплеторе металась от одного к другому, но её больше никто не слушал.
- Что там, Бланш? – матушка обняла меня за плечи.
- Похоже, мы в осаде, - пошутила я, указывая на толпу, которая всё множилась.
- Только нам предстоит преодолеть эту осаду, - покачала головой матушка. – Я сейчас же иду к госпоже Деборе заказывать подвенечные платья для вас троих.
- Но приданого ещё нет, - предостерегла я ее, - граф пока не выполнил ни одного своего обязательства!
- Милая моя девочка, - матушка погладила меня по голове, а потом ладонь ее скользнула по белоснежному меху, все еще покрывающему мои плечи. – Одной этой шкурки хватит, чтобы одеть тебя, Констанцу и Анну десять раз. Если он сделал тебе такой ценный подарок, то не станет скупиться на какую-то сотню золотых. Думаю, тебе надо сшить платье с оторочкой из меха. Я слышала, в столице теперь модно носить такое…
- Нет, - сказала я решительно, прижимаясь к снежной пушистости щекой, - я не хочу резать его.
- Можно оставить такое великолепие на потом, - согласилась матушка. – В конце концов, это твой подарок.
Констанца и Анна, с жаром обсуждавшие возможность стать невестами в пятницу, а женами – в воскресенье, запросились к портнихе вместе с матушкой. Звали и меня, но я отговорилась усталостью от волнения. На самом деле мне хотелось остаться одной, чтобы привести в порядок мысли и чувства.
Когда матушка с сестрами удалились, я поднялась в спальню и улеглась на кровать как была – в платье. Поглаживая белоснежный мех, я думала, как странно заканчивался для меня этот год, и гадала – что сулит мне год следующий, ведь я встречу его уже не как Бланш Авердин, а как графиня де Конмор, жена Синей Бороды.
Граф де Конмор и его верный слуга Пепе вышли из дома Авердинов, и горожане, толпившиеся на улице, расступились перед ними, а потом потянулись следом, как заколдованные мыши, повиновавшиеся звуку волшебной дудки.
Госпожа Сплеторе не утерпела и, воспользовавшись тем, что голос из толпы всегда безлик, крикнула в спину графу:
- Свадьба назначена, милорд?
- Начинается, - проворчал Пепе, зная, как его хозяин не любит праздного любопытства, и приготовился резко ответить непочтительной бабе, осмелившейся тревожить милорда, но граф вдруг повернулся к толпе, и люди испуганно замерли, хотя в лице графа не было ни намека на грозность.
- Свадьба назначена, – подтвердил Ален, обращаясь сразу ко всей толпе. - Мы с леди Авердин обвенчаемся в это воскресенье…
Госпожа Сплеторе сдавленно вскрикнула, но её вскрик потонул в море таких же вскриков, ахов и возгласов удивления.
- Леди Авердин ещё не определилась, хочет ли она пышное торжество, - продолжал граф, - или предпочтет венчание при закрытой церкви. В четверг будет оглашение, и мы с моей милой невестой сообщим прихожанам наше решение.
Расталкивая локтями зевак, госпожа Сплеторе пробилась вперед, потому что ей страх как хотелось разузнать подробности этой странной и скоропалительной женитьбы. Кричать из толпы было безопаснее, но вокруг так расшумелись, что её голос никто бы не услышал.
- Леди Констанца упала в обморок на вашем балу, милорд, - сказала она, глядя на графа с жадным любопытством, - не похоже, что она согласилась на брак по доброй воле. Сколько вы ей заплатили?
Пепе не успел указать настырной тетке её место, как граф заявил, улыбаясь самым довольным образом:
- А я женюсь вовсе не на Констанце Авердин. Младшая барышня, леди Бланш, любезно приняла моё предложение, чему я очень рад.
- Бланш?! – взвизгнула госпожа Сплеторе. – Шоколадница?!
- Да, шоколадница, - ответил де Конмор чрезвычайно любезно. – Ко всем своим достоинствам и прелестям леди Бланш умеет готовить изумительные сладости. Какое редкое увлечение для благородное девицы – готовить десерты! Надеюсь, господин Маффино не обидится на меня, что я похитил у него Бланш. Надеюсь, он сможет найти других талантливых и искусных помощниц. Хотя с талантами и искусностью моей невесты никто не сравнится. Особенно мне понравились эти её шоколадные финтифлюшки с вишенкой внутри – таких не найдешь даже на королевском столе. Ими она меня и покорила, маленькая чертовка.
Можно было подумать, что всех присутствующих сейчас хватит удар – горожане, пожелавшие услышать новости из уст графа, онемели и лишь хлопали глазами. Госпожа Сплеторе побагровела – ведь перед этим она битый час распиналась, что проницательно разгадала намерения де Конмора относительно старшей из девиц Авердин.
- Идём, - бросил граф Ален своему слуге и повернулся к горожанам спиной, оставив их переживать и обсуждать услышанное. Взгляд его упал на окно дома Авердинов. Штора там была поднята, и в темной раме окна виднелась Бланш, словно девушка со старинного портрета. Она так и не скинула с плеч белоснежный мех, и была похожа на королеву снега и льда. Ален кивнул, потому что девушка смотрела на него. Может, она решила таким образом попрощаться?
Пепе перехватил взгляд своего хозяина и закатил глаза, но ничего не сказал. В какие игры играет его господин – пусть играет, на то он и господин.
Они прошли почти до самого конца улицы, когда Алена окликнули:
- Милорд! Милорд де Конмор!
К ним подбежал молодой человек – румяный от мороза, но без головного убора. Бобровую шапку он держал в руках, сняв её из почтительности.
- Добрый день, милорд, - учтиво сказал юноша. – Вы меня помните? Я – Реджинальд Оуэн, был представлен вам в свите герцога…
- Я вас помню, добрый сэр, - сказал Ален. – Вы слишком пылко выражали радость встречи с некой особой в моем зимнем саду.
Юноша склонил голову, взъерошив волосы, но потом смело посмотрел на графа:
- Уверяю, вы неправильно меня поняли, милорд. У меня не было намерения оскорбить… вашу невесту.
Пепе удивленно поднял брови и окинул говорившего внимательным взглядом, раздумывая, не велит ли граф поколотить наглеца, и если велит – то получится ли справиться одному.
Но граф проявил удивительное терпение и лишь спросил:
- Вы бежали за мной, чтобы сказать об этом?
- Нет, - Реджинальд сделал шаг вперед, прижимая шапку к груди. – Я уже просил вас о милости и попрошу снова. Примите меня на службу. Вы же знаете, я состоял в свите герцога, и он был доволен мной.
- Вы мне не нужны, сэр Оуэн, - бросил Ален и пошел дальше, а следом за ним двинулся Пепе, недовольно посмотрев на юного приставалу.
Но тот и не думал смутиться отказом, а обежал их и встал, преградив дорогу.
– Что ещё? – спросил граф, хмурясь.
- Я люблю Бланш, - сказал юноша так, словно прыгнул с обрыва в реку. – Люблю давно, с детства, и беспокоюсь за неё. Все в столице знают, что вы женитесь на год ради леди Милисент. Бланш для вас – лишь мятная конфетка, которую вы пожуете и выплюнете. Позвольте мне быть рядом с ней. Для неё это тяжело и унизительно, я знаю. Я знаю её очень хорошо, возможно, лучше, чем она сама себя знает. Ей нужна будет поддержка.
- С дороги! – скомандовал Пепе. – Вы глухой, что ли, добрый сэр? Мой хозяин не желает вас в слуги!
Лицо Реджинальда потемнело, но в это время граф сказал:
- Идите к лорду Чендлею и скажите, что я взял вас посыльным.
- Благодарю, милорд! – поклонился Реджинальд
Теперь Пепе недовольно воззрился на хозяина, но Ален уже обошел новоявленного посыльного и направился дальше.
- Зачем вы его приняли? – спросил Пепе, когда они с графом удалились достаточно, чтобы сэр Реджинальд не услышал их слов. – Ведь он вам не нравится, вы называли его пустозвоном. И мальчишкой. А теперь я и сам вижу, что он слишком много знает и слишком болтлив.
- Он мне и сейчас не нравится.
- И он сказал, что любит вашу невесту, - заметил Пепе. – По мне, так надо было держать его подальше.
Ален некоторое время молчал, а потом сказал, кутаясь в меховой плащ, как будто ему стало холодно:
- Я застал их во время бала. Оуэн пытался её поцеловать.
- И после этого?!. – Пепе был потрясен до глубины души.
- И после этого, - передразнил его граф. - Мне надо позаботиться о Бланш. Ей нелегко придется после развода. Может, она захочет устроить свою жизнь. Может даже с этим олухом.
- Поражен вашим участием в судьбе этой юной леди, - съязвил Пепе. – Так вот что означал «поцелуй дружбы» и внезапная любовь к шоколаду?
- Не слишком ли ты осмелел? – спросил граф вместо ответа. – Может, мне надо дать тебе пару тумаков, чтобы научился держать язык за зубами?
- Ваш слуга умеет молчать, - с достоинством ответил Пепе, ничуть не испугавшись, - так что можете оставить тумаки при себе. А вообще, если мне позволено будет говорить… - и он пустился в пространные рассуждения относительно судьбы хозяина, которые тот, впрочем, мало слушал, думая о чем-то своем.
А лёгкий снег продолжал сыпать над Ренном, как будто где-то там, наверху, кто-то просеивал сахарную пудру через огромное решето.
Сёстры и матушка пришли домой уже в сумерках – разрумянившиеся, весёлые, оживленно обсуждая фасоны. Я встретила их внизу, приняв у матушки запорошенную снегом накидку.
- Мы заказали всё по последней моде! – защебетала Констанца, сбрасывая свою накидку в кресло и подбегая к камину, чтобы согреться. – У меня будет голубое платье – прелесть, что такое! Рукава со складочками и отворотами, два ряда тесьмы по парчовой вставке…
- А у меня будет баска в складку и такая же юбка, чтобы колыхалась при каждом шаге! – перебила ее Анна. – И талия с баской выглядит тоньше!..
- Ты заказала красное платье, а красный полнит, - сказала Констанца. – Даже баска не поможет!
- Я могу позволить себе красный, потому что очень тонка в талии. Даже тоньше тебя!..
- Боже, боже, я чуть не сошла с ума, выслушивая это, - сказала мне матушка.
- Не стоит осуждать их, - ответила я, подбирая накидку Констанцы, стряхивая и вешая на распялки, чтобы просушить. – Свадьба – это так волнительно. С платьями они определились, а с женихами?
- О, с женихами, - рассеянно произнесла матушка, поглядывая на меня как-то слишком задумчиво. – Не думаю, что с женихами возникнет проблема. Всю дорогу молодой Лоуренс шел на расстоянии двадцати шагов от нас и делал вид, что рассматривает витрины лавок дамской одежды, а Констанца делала вид, что не замечает его, хотя на каждом шагу порывалась потуже затянуть шнуровку на ботинках и уговаривала нас с Анной не ждать её, а идти вперед. Она, мол, нас потом догонит.
- Понятно, - кивнула я, глядя на сестер, которые с жаром обсуждали что лучше – рукава, крепленные к плечевым швам по старинке, витыми шнурами, или со складками и зауженными манжетами. – Что ж, Лоуренс – прекрасная партия. Хотя… учитывая шестьдесят золотых, обещанных графом, это Констанца – хорошая партия для Лоуренса. А что Анна?
- Насколько я знаю, у нее уже давно море нежных взглядов с Кианом Килле. И когда Анна не говорила о платьях, она говорила о нём.
- Он тоже неплох, этот Килле, - согласилась я. - Они будут хорошей парой. И красный Анне очень пойдет, я в этом уверена.
- Несомненно, - подтвердила матушка. – Но если ты не забыла, это и твоя свадьба Бланш. Тебе не интересно, какое платье я подобрала для тебя?
- Хоть зелёное в жёлтый цветочек, - неосторожно ответила я, всё ещё думая, как удачно устроилась судьба моих сестер. – Это неважно.
- Неважно? Ты в этом уверена? Ну-ка, пойдем-ка со мной, - матушка схватила меня за руку и проворно утащила в кухню, прикрыв двери в комнату, где Констанца и Анна продолжали обсуждать подвенечные наряды. – Сядь вот здесь, у окна, чтобы могла видеть твоё лицо, а теперь расскажи своей матери начистоту, что между вами происходит.
- Он попросил меня хранить всё в тайне, - сказала я.
- Только не от матери, - матушка погладила меня по голове. – Ну же, ваши тайны умрут вместе со мной. Но ты должна успокоить моё сердце и рассказать, зачем он так настаивает на браке именно с тобой.
Вздохнув и зажмурившись, я шёпотом рассказала условия нашего будущего брака с графом и причины.
Матушка слушала внимательно, а потом долго молчала.
- Что ж, - сказала она, наконец. – Ты поступила совершенно правильно Бланш.
- Ты думаешь?
- Я в этом уверена. И граф тоже поступил правильно, обратившись к тебе. Он ничуть не ошибся – ты сможешь помочь ему и сохранишь его тайну, я в тебе не сомневаюсь.
- Ты полностью одобряешь этот брак? – я смотрела на неё с изумлением. – А как же священные узы, о которых ты постоянно нам рассказывала? Слияние сердца и души? Разве этот обман – это правильно?
- Никто их и не отменяет, Бланш. Сердце и душу. Иди под венец спокойно и постарайся стать графу настоящей женой…
- Мама! Брак будет только для вида!
- Не кричи, я прекрасно тебя поняла. Но настоящая жена – это не та, которая делит постель. Настоящая жена делит с мужем жизнь. Постарайся разделить с графом его жизнь, пусть даже и на год.
- Как это? – прошептала я.
- Он поступил благородно, заручившись твоим согласием на брак и пояснив причины такого поступка. А ведь если сам король дал ему карт-бланш на выбор невесты, что ему стоило получить тебя просто, без каких-либо объяснений и компенсаций? Но он не только оговорил твои отступные, но и проявил щедрость, устраивая жизнь сестер.
- И твою тоже, мама…
- И мою. Я никогда не говорила вам, как тосковала по нашему прежнему дому. Сколько слёз я пролила, вспоминая его. Там родились вы, мои дочери. Там вы впервые пошли, там на косяках остались зарубки, которыми мы измеряли ваш рост. Мне всегда было больно оттого, что этот дом теперь в руках чужих людей. Его возвращение доставит мне огромную радость и успокоит мою душу. Поэтому ты тоже должна выполнить свои обязательства. Поверь, мужчине нужно не очень много – уютный дом, сытная еда и доброе отношение.
- И развод без препятствий, - фыркнула я.
- И развод, - матушка погладила меня по голове. – Как удивительно складывается твоя жизнь, Бланш.
Де Конмор остановился и повернулся лицом к толпе. Люди тотчас отхлынули, словно испугавшись. Граф сказал несколько слов, чем поверг в изумление всех присутствующих (кроме Пепе, конечно же, его веснушчатая физиономия ничего не выразила). Я смотрела на своего жениха так же жадно, как и мои соседи. Он казался особенно черным в своем меховом плаще и без головного убора – волосы при дневном свете и в самом деле отливали синевой, и на них особенно ярко смотрелись снежинки, которым не было дела до того, на кого падать – на нищего или на сиятельного вельможу. Но лицо графа не было мрачным или пугающим. Наоборот, он улыбался. Только это была странная улыбка, потому что никто не улыбнулся в ответ. Что же он сказал такого? В надежде что-нибудь расслышать, я приблизилась к стеклу, и в это время граф посмотрел в мою сторону. Застигнутая врасплох, я даже не попыталась спрятаться за штору. А он кивнул мне и зашагал по улице дальше. Слуга семенил следом, прижимая к груди заветный сундучок с договором о разводе и королевской грамотой. Никто не пошел за ними и больше ни о чем не расспрашивал, но разговоры среди горожан сразу возобновились. Госпожа Сплеторе металась от одного к другому, но её больше никто не слушал.
- Что там, Бланш? – матушка обняла меня за плечи.
- Похоже, мы в осаде, - пошутила я, указывая на толпу, которая всё множилась.
- Только нам предстоит преодолеть эту осаду, - покачала головой матушка. – Я сейчас же иду к госпоже Деборе заказывать подвенечные платья для вас троих.
- Но приданого ещё нет, - предостерегла я ее, - граф пока не выполнил ни одного своего обязательства!
- Милая моя девочка, - матушка погладила меня по голове, а потом ладонь ее скользнула по белоснежному меху, все еще покрывающему мои плечи. – Одной этой шкурки хватит, чтобы одеть тебя, Констанцу и Анну десять раз. Если он сделал тебе такой ценный подарок, то не станет скупиться на какую-то сотню золотых. Думаю, тебе надо сшить платье с оторочкой из меха. Я слышала, в столице теперь модно носить такое…
- Нет, - сказала я решительно, прижимаясь к снежной пушистости щекой, - я не хочу резать его.
- Можно оставить такое великолепие на потом, - согласилась матушка. – В конце концов, это твой подарок.
Констанца и Анна, с жаром обсуждавшие возможность стать невестами в пятницу, а женами – в воскресенье, запросились к портнихе вместе с матушкой. Звали и меня, но я отговорилась усталостью от волнения. На самом деле мне хотелось остаться одной, чтобы привести в порядок мысли и чувства.
Когда матушка с сестрами удалились, я поднялась в спальню и улеглась на кровать как была – в платье. Поглаживая белоснежный мех, я думала, как странно заканчивался для меня этот год, и гадала – что сулит мне год следующий, ведь я встречу его уже не как Бланш Авердин, а как графиня де Конмор, жена Синей Бороды.
Прода от 11.03.2022, 08:37
Глава 8
Граф де Конмор и его верный слуга Пепе вышли из дома Авердинов, и горожане, толпившиеся на улице, расступились перед ними, а потом потянулись следом, как заколдованные мыши, повиновавшиеся звуку волшебной дудки.
Госпожа Сплеторе не утерпела и, воспользовавшись тем, что голос из толпы всегда безлик, крикнула в спину графу:
- Свадьба назначена, милорд?
- Начинается, - проворчал Пепе, зная, как его хозяин не любит праздного любопытства, и приготовился резко ответить непочтительной бабе, осмелившейся тревожить милорда, но граф вдруг повернулся к толпе, и люди испуганно замерли, хотя в лице графа не было ни намека на грозность.
- Свадьба назначена, – подтвердил Ален, обращаясь сразу ко всей толпе. - Мы с леди Авердин обвенчаемся в это воскресенье…
Госпожа Сплеторе сдавленно вскрикнула, но её вскрик потонул в море таких же вскриков, ахов и возгласов удивления.
- Леди Авердин ещё не определилась, хочет ли она пышное торжество, - продолжал граф, - или предпочтет венчание при закрытой церкви. В четверг будет оглашение, и мы с моей милой невестой сообщим прихожанам наше решение.
Расталкивая локтями зевак, госпожа Сплеторе пробилась вперед, потому что ей страх как хотелось разузнать подробности этой странной и скоропалительной женитьбы. Кричать из толпы было безопаснее, но вокруг так расшумелись, что её голос никто бы не услышал.
- Леди Констанца упала в обморок на вашем балу, милорд, - сказала она, глядя на графа с жадным любопытством, - не похоже, что она согласилась на брак по доброй воле. Сколько вы ей заплатили?
Пепе не успел указать настырной тетке её место, как граф заявил, улыбаясь самым довольным образом:
- А я женюсь вовсе не на Констанце Авердин. Младшая барышня, леди Бланш, любезно приняла моё предложение, чему я очень рад.
- Бланш?! – взвизгнула госпожа Сплеторе. – Шоколадница?!
- Да, шоколадница, - ответил де Конмор чрезвычайно любезно. – Ко всем своим достоинствам и прелестям леди Бланш умеет готовить изумительные сладости. Какое редкое увлечение для благородное девицы – готовить десерты! Надеюсь, господин Маффино не обидится на меня, что я похитил у него Бланш. Надеюсь, он сможет найти других талантливых и искусных помощниц. Хотя с талантами и искусностью моей невесты никто не сравнится. Особенно мне понравились эти её шоколадные финтифлюшки с вишенкой внутри – таких не найдешь даже на королевском столе. Ими она меня и покорила, маленькая чертовка.
Можно было подумать, что всех присутствующих сейчас хватит удар – горожане, пожелавшие услышать новости из уст графа, онемели и лишь хлопали глазами. Госпожа Сплеторе побагровела – ведь перед этим она битый час распиналась, что проницательно разгадала намерения де Конмора относительно старшей из девиц Авердин.
- Идём, - бросил граф Ален своему слуге и повернулся к горожанам спиной, оставив их переживать и обсуждать услышанное. Взгляд его упал на окно дома Авердинов. Штора там была поднята, и в темной раме окна виднелась Бланш, словно девушка со старинного портрета. Она так и не скинула с плеч белоснежный мех, и была похожа на королеву снега и льда. Ален кивнул, потому что девушка смотрела на него. Может, она решила таким образом попрощаться?
Пепе перехватил взгляд своего хозяина и закатил глаза, но ничего не сказал. В какие игры играет его господин – пусть играет, на то он и господин.
Они прошли почти до самого конца улицы, когда Алена окликнули:
- Милорд! Милорд де Конмор!
К ним подбежал молодой человек – румяный от мороза, но без головного убора. Бобровую шапку он держал в руках, сняв её из почтительности.
- Добрый день, милорд, - учтиво сказал юноша. – Вы меня помните? Я – Реджинальд Оуэн, был представлен вам в свите герцога…
- Я вас помню, добрый сэр, - сказал Ален. – Вы слишком пылко выражали радость встречи с некой особой в моем зимнем саду.
Юноша склонил голову, взъерошив волосы, но потом смело посмотрел на графа:
- Уверяю, вы неправильно меня поняли, милорд. У меня не было намерения оскорбить… вашу невесту.
Пепе удивленно поднял брови и окинул говорившего внимательным взглядом, раздумывая, не велит ли граф поколотить наглеца, и если велит – то получится ли справиться одному.
Но граф проявил удивительное терпение и лишь спросил:
- Вы бежали за мной, чтобы сказать об этом?
- Нет, - Реджинальд сделал шаг вперед, прижимая шапку к груди. – Я уже просил вас о милости и попрошу снова. Примите меня на службу. Вы же знаете, я состоял в свите герцога, и он был доволен мной.
- Вы мне не нужны, сэр Оуэн, - бросил Ален и пошел дальше, а следом за ним двинулся Пепе, недовольно посмотрев на юного приставалу.
Но тот и не думал смутиться отказом, а обежал их и встал, преградив дорогу.
– Что ещё? – спросил граф, хмурясь.
- Я люблю Бланш, - сказал юноша так, словно прыгнул с обрыва в реку. – Люблю давно, с детства, и беспокоюсь за неё. Все в столице знают, что вы женитесь на год ради леди Милисент. Бланш для вас – лишь мятная конфетка, которую вы пожуете и выплюнете. Позвольте мне быть рядом с ней. Для неё это тяжело и унизительно, я знаю. Я знаю её очень хорошо, возможно, лучше, чем она сама себя знает. Ей нужна будет поддержка.
- С дороги! – скомандовал Пепе. – Вы глухой, что ли, добрый сэр? Мой хозяин не желает вас в слуги!
Лицо Реджинальда потемнело, но в это время граф сказал:
- Идите к лорду Чендлею и скажите, что я взял вас посыльным.
- Благодарю, милорд! – поклонился Реджинальд
Теперь Пепе недовольно воззрился на хозяина, но Ален уже обошел новоявленного посыльного и направился дальше.
- Зачем вы его приняли? – спросил Пепе, когда они с графом удалились достаточно, чтобы сэр Реджинальд не услышал их слов. – Ведь он вам не нравится, вы называли его пустозвоном. И мальчишкой. А теперь я и сам вижу, что он слишком много знает и слишком болтлив.
- Он мне и сейчас не нравится.
- И он сказал, что любит вашу невесту, - заметил Пепе. – По мне, так надо было держать его подальше.
Ален некоторое время молчал, а потом сказал, кутаясь в меховой плащ, как будто ему стало холодно:
- Я застал их во время бала. Оуэн пытался её поцеловать.
- И после этого?!. – Пепе был потрясен до глубины души.
- И после этого, - передразнил его граф. - Мне надо позаботиться о Бланш. Ей нелегко придется после развода. Может, она захочет устроить свою жизнь. Может даже с этим олухом.
- Поражен вашим участием в судьбе этой юной леди, - съязвил Пепе. – Так вот что означал «поцелуй дружбы» и внезапная любовь к шоколаду?
- Не слишком ли ты осмелел? – спросил граф вместо ответа. – Может, мне надо дать тебе пару тумаков, чтобы научился держать язык за зубами?
- Ваш слуга умеет молчать, - с достоинством ответил Пепе, ничуть не испугавшись, - так что можете оставить тумаки при себе. А вообще, если мне позволено будет говорить… - и он пустился в пространные рассуждения относительно судьбы хозяина, которые тот, впрочем, мало слушал, думая о чем-то своем.
А лёгкий снег продолжал сыпать над Ренном, как будто где-то там, наверху, кто-то просеивал сахарную пудру через огромное решето.
Прода от 11.03.2022, 08:37
Глава 9
Сёстры и матушка пришли домой уже в сумерках – разрумянившиеся, весёлые, оживленно обсуждая фасоны. Я встретила их внизу, приняв у матушки запорошенную снегом накидку.
- Мы заказали всё по последней моде! – защебетала Констанца, сбрасывая свою накидку в кресло и подбегая к камину, чтобы согреться. – У меня будет голубое платье – прелесть, что такое! Рукава со складочками и отворотами, два ряда тесьмы по парчовой вставке…
- А у меня будет баска в складку и такая же юбка, чтобы колыхалась при каждом шаге! – перебила ее Анна. – И талия с баской выглядит тоньше!..
- Ты заказала красное платье, а красный полнит, - сказала Констанца. – Даже баска не поможет!
- Я могу позволить себе красный, потому что очень тонка в талии. Даже тоньше тебя!..
- Боже, боже, я чуть не сошла с ума, выслушивая это, - сказала мне матушка.
- Не стоит осуждать их, - ответила я, подбирая накидку Констанцы, стряхивая и вешая на распялки, чтобы просушить. – Свадьба – это так волнительно. С платьями они определились, а с женихами?
- О, с женихами, - рассеянно произнесла матушка, поглядывая на меня как-то слишком задумчиво. – Не думаю, что с женихами возникнет проблема. Всю дорогу молодой Лоуренс шел на расстоянии двадцати шагов от нас и делал вид, что рассматривает витрины лавок дамской одежды, а Констанца делала вид, что не замечает его, хотя на каждом шагу порывалась потуже затянуть шнуровку на ботинках и уговаривала нас с Анной не ждать её, а идти вперед. Она, мол, нас потом догонит.
- Понятно, - кивнула я, глядя на сестер, которые с жаром обсуждали что лучше – рукава, крепленные к плечевым швам по старинке, витыми шнурами, или со складками и зауженными манжетами. – Что ж, Лоуренс – прекрасная партия. Хотя… учитывая шестьдесят золотых, обещанных графом, это Констанца – хорошая партия для Лоуренса. А что Анна?
- Насколько я знаю, у нее уже давно море нежных взглядов с Кианом Килле. И когда Анна не говорила о платьях, она говорила о нём.
- Он тоже неплох, этот Килле, - согласилась я. - Они будут хорошей парой. И красный Анне очень пойдет, я в этом уверена.
- Несомненно, - подтвердила матушка. – Но если ты не забыла, это и твоя свадьба Бланш. Тебе не интересно, какое платье я подобрала для тебя?
- Хоть зелёное в жёлтый цветочек, - неосторожно ответила я, всё ещё думая, как удачно устроилась судьба моих сестер. – Это неважно.
- Неважно? Ты в этом уверена? Ну-ка, пойдем-ка со мной, - матушка схватила меня за руку и проворно утащила в кухню, прикрыв двери в комнату, где Констанца и Анна продолжали обсуждать подвенечные наряды. – Сядь вот здесь, у окна, чтобы могла видеть твоё лицо, а теперь расскажи своей матери начистоту, что между вами происходит.
- Он попросил меня хранить всё в тайне, - сказала я.
- Только не от матери, - матушка погладила меня по голове. – Ну же, ваши тайны умрут вместе со мной. Но ты должна успокоить моё сердце и рассказать, зачем он так настаивает на браке именно с тобой.
Вздохнув и зажмурившись, я шёпотом рассказала условия нашего будущего брака с графом и причины.
Матушка слушала внимательно, а потом долго молчала.
- Что ж, - сказала она, наконец. – Ты поступила совершенно правильно Бланш.
- Ты думаешь?
- Я в этом уверена. И граф тоже поступил правильно, обратившись к тебе. Он ничуть не ошибся – ты сможешь помочь ему и сохранишь его тайну, я в тебе не сомневаюсь.
- Ты полностью одобряешь этот брак? – я смотрела на неё с изумлением. – А как же священные узы, о которых ты постоянно нам рассказывала? Слияние сердца и души? Разве этот обман – это правильно?
- Никто их и не отменяет, Бланш. Сердце и душу. Иди под венец спокойно и постарайся стать графу настоящей женой…
- Мама! Брак будет только для вида!
- Не кричи, я прекрасно тебя поняла. Но настоящая жена – это не та, которая делит постель. Настоящая жена делит с мужем жизнь. Постарайся разделить с графом его жизнь, пусть даже и на год.
- Как это? – прошептала я.
- Он поступил благородно, заручившись твоим согласием на брак и пояснив причины такого поступка. А ведь если сам король дал ему карт-бланш на выбор невесты, что ему стоило получить тебя просто, без каких-либо объяснений и компенсаций? Но он не только оговорил твои отступные, но и проявил щедрость, устраивая жизнь сестер.
- И твою тоже, мама…
- И мою. Я никогда не говорила вам, как тосковала по нашему прежнему дому. Сколько слёз я пролила, вспоминая его. Там родились вы, мои дочери. Там вы впервые пошли, там на косяках остались зарубки, которыми мы измеряли ваш рост. Мне всегда было больно оттого, что этот дом теперь в руках чужих людей. Его возвращение доставит мне огромную радость и успокоит мою душу. Поэтому ты тоже должна выполнить свои обязательства. Поверь, мужчине нужно не очень много – уютный дом, сытная еда и доброе отношение.
- И развод без препятствий, - фыркнула я.
- И развод, - матушка погладила меня по голове. – Как удивительно складывается твоя жизнь, Бланш.
