- …приготовлю подкрепляющие капли, пришлите сегодня после обеда кого-нибудь за ними. Рецепт тоже передам. Девочка хорошо ест?
- Ест? – хмуро переспросил маркграф. – Почему вы спрашиваете?
- Она очень ослабла и похудела, - сказал аптекарь. – Я связываю это с плохим аппетитом. Неделю рекомендую постельный режим. Пища – легкая и питательная. И я бы посоветовал эту неделю не проводить занятий. Предоставьте отпуск барышне гувернантке.
- Хорошо, - глухо ответил Огрест.
- Всего доброго. Если что – зовите.
Я встала со скамеечки и точно так же, как госпожа Броссар, перегнулась через перила. Отсюда мне была видна прихожая, где мастер Ферет надевал полушубок и шапку, которую подала ему Лоис, а Огрест стоял рядом, погрузившись во мрачное молчание.
Дверь за аптекарем закрылась, но маркграф и кухарка продолжали стоять в прихожей. Лоис теребила фартук и казалась испуганной, а Огрест продолжал молчать, скрестив руки на груди.
- Милорд, я пойду, с вашего позволения, - пролепетала, наконец, Лоис.
- Ферет говорит правду? – раздался резкий голос маркграфа. – Марлен плохо ест?
- А-а… э-э… - Лоис явно не знала, что ответить.
- Говорите, чёрт бы вас побрал! – рыкнул Огрест так неожиданно и грозно, что я сама, находившаяся на втором этаже, вздрогнула, а уж Лоис и вовсе перетрусила.
- Простите, милорд! Но я же не могу заставить её есть насильно, – она расплакалась, утирая фартуком щёки.
- Почему мне не сказали?!
- Я запретила, - из комнаты Марлен вышла госпожа Броссар и встала рядом со мной. – Это было сделано по моему распоряжению. У вас и так хватает забот.
Маркграф посмотрел наверх. Лицо у него было бледным, зато глаза горели.
- Марлен – главная забота, - процедил он сквозь зубы. – Впредь требую, чтобы мне докладывали обо всём. Вам понятно?
- Да, милорд, - спокойно ответила госпожа Броссар.
Вот её-то хозяйский гнев ничуть не напугал!
- Отлично, - буркнул Огрест. – Лоис, после обеда отправьте Персиваля в аптеку, забрать капли.
- Да, милорд, - кухарка продолжала утирать слёзы.
- Я буду у Марлен, - сказала госпожа Броссар, словно бы не замечая меня. – Лоис, приготовьте омлет, добавьте побольше молока, и сделайте какао. Мастер Ферет сказал, что нужна легкая питательная пища. На обед сделайте куриный бульон, тефтели в белом соусе, а на ужин – сырную запеканку с фруктами. Благодарю, - она развернулась на каблуках и вернулась в детскую.
Лоис тихо, как мышка, убежала в кухню, и мы снова остались с милордом Огрестом наедине. Он по-прежнему стоял в прихожей, у входной двери, но теперь опустил голову, словно внимательно рассматривал медную подставку для зонтиков.
- Занятия отменяются, месье? – спросила я.
- Вы слышали? – отозвался он. – Да, Ферет рекомендует покой и отдых. Подождите, я поднимусь к вам.
Я ждала, пока он поднимался по ступеням, и то, что Огрест не торопился, подсказывало мне, что разговор предстоит серьезный.
- Как-то не заладилось у вас с Марлен, - сказал маркграф, поднявшись на второй этаж и облокотившись на перила. – Наверное, вам лучше уехать.
Уехать? Как он себе это представляет? Конечно, милорд Огрест не знает, что мне некуда ехать. И не на что, к слову говоря.
- Я выплачу вам месячное жалование, - продолжал он тем временем, - потому что это не ваша вина, что Марлен так повела себя.
- Месье Огрест, - перебила я его. – Почему вы не хотите дать шанс и вашей племяннице, и мне?
- Что? – он недоуменно приподнял брови – точно так же, как госпожа Броссар, а потом нахмурился. – О каком шансе речь?
- Дайте мне неделю, чтобы я попыталась наладить отношения с Марлен, - сказала я твёрдо. – Если за неделю не справлюсь, можете отправить меня домой без жалованья.
Он помолчал, а потом сказал:
- Вы – странная.
- Почему? – теперь настала моя очередь удивляться. – Месье! Если вы о красных сапогах, то уверяю…
- Мадемуазель Ботэ, - он обратился ко мне на таком безупречном французском, что я невольно засомневалась – а так ли безупречно моё произношение. – Я не в восторге от ваших красных сапог, но снимать их с вас не собираюсь.
- Очень этому рада, - поддакнула я.
- Носите на здоровье! Но вы – гувернантка. Вы не обязаны нянчиться или лечить Марлен. По вам видно, что вы привыкли совсем к другому обществу. Боюсь, мы вам не подходим. От вас на милю веет столицей, изысканными манерами и утонченностью, а мы – всего лишь провинциалы. Вам не место здесь. В Шанталь-де-нэж люди не относятся к жизни так легко, как привыкли относиться в столице. Здесь всё либо чёрное, либо белое, нет полутонов. И ваши красные сапоги… - он сбился с тона и замолчал.
Боже! Он даже покраснел, насколько я смогла разглядеть! Что же такого в этих красных сапогах, если даже маркиз Людоед был ими смущен?
- Всё-таки, виноваты во всём они, проклятые, - сказала я и улыбнулась. – Ну же, месье Огрест, не дайте запугать себя каким-то женским сафьяновым сапожкам. И разрешите мне проявить себя, именно как гувернантке. Вы ведь не зря попросили учительницу из столичного пансиона. Вы видите, что Марлен не хватает общения именно с образованными, чуткими, деликатными людьми, - тут я беззастенчиво рекламировала себя, но кто ещё скажет о тебе хорошее, кроме тебя самого. – Всего лишь неделя – вы ничем не рискуете. Я уверена, что смогу понравиться вашей племяннице, и никакие красные сапоги не станут помехой нашей с Марлен дружбе.
- Вы не понимаете, - он вздохнул и потёр ладонью лоб. – В этих краях очень живы суеверия. И по местным поверьям, красное носят только ведьмы.
Ведьмы? Марлен назвала меня ведьмой сегодня утром… Возможно, всему виной именно мои щёгольские сапожки. Вот так - захочешь выглядеть модно, а заработаешь репутацию ведьмы.
- Тем более, вы должны позволить мне остаться, - заявила я решительно. – Вы же не хотите, чтобы ваша племянница и дальше была убеждена, что красный цвет – признак ведьмы. Однажды вы повезете ее в свет, представите обществу, и разве не будет ей стыдно, когда она закатит истерику из-за того, что её величество наденет алое платье? Между прочим, её величество очень любит красный цвет. Именно поэтому он и вошёл в моду. Но вряд ли кто-то всерьёз посчитает нашу королеву ведьмой.
Несколько секунд Огрест смотрел на меня, а потом глаза его прищурились.
- А вы умеете убедить, мадемуазель Кэт, - сказал он, и в его голосе мне почудилась добрая усмешка. – Говорят, ведьмы чаще всего превращаются в кошек. У вас нет такого таланта?
- Нет, месье, - заверила я его. – Такому в пансионе мадам Флёри не обучали.
- Хорошо, даю вам неделю, - разрешил он. – Но ни днём больше. Скоро начнутся метели и снегопады. Мне не хочется, чтобы ваша карета намертво застряла где-нибудь на перевале. За двадцать миль до ближайшего жилья.
- Вы очень добры, - я сделала книксен и скромно потупилась. – Разрешите тогда задать вам вопрос… Чисто из профессионального интереса.
- Спрашивайте, - позволил он.
- Почему вы сказали, что Марлен вас не любит? – выпалила я и посмотрела ему прямо в лицо. - Вы поссорились? Вы чем-то обидели её?
Я ожидала, что и тут придётся вытаскивать каждое слово клещами, но Огрест ответил сразу:
- Нет, ничем не обидел, - сказал он резко. – Но Марлен – непростой ребенок. Я уже говорил вам. Она рано потеряла родителей, много пережила, мы должны относиться к ней снисходительно.
- Она потеряла родителей, когда была младенцем, - возразила я. – Вряд ли для ребенка её возраста это такой болезненный удар. Рядом с ней мадам Броссар, вы…
- Вот поэтому я ещё раз напоминаю, что вы – не семейный врач, - сказал Огрест вроде бы мягко, но мне сразу расхотелось с ним откровенничать и расспрашивать. – Проявите свои профессиональные качества, если есть такое желание. У вас неделя.
- Благодарю, что разрешили, - сказала я быстро. – Будет ли мне позволено действовать своими методами?
Маркграф посмотрел на меня с сомнением, а потом словно бы нехотя кивнул и предупредил:
- Только не навредите никому.
- И в мыслях не было! – возмутилась я. – Как вы могли подумать!
Он пробурчал что-то невнятное, а я сразу перешла в наступление:
- Позвольте мне съездить за каплями для Марлен?
- Зачем вам? – угрюмо спросил Огрест.
- Хочу посмотреть город, - я пожала плечами, показывая, что никакого злодейства не замышляю.
- Хорошо, действуйте на своё усмотрение. Я распоряжусь, - сказал маркграф и ушел, а я осталась в коридоре, кусая губы и пристукивая каблуком.
Возможно, разумнее было бы взять деньги и вернуться, но маркиз Людоед словно бросил мне вызов, и я просто не могла его не принять. Вот так расписаться в собственной беспомощности и уехать? Меня посчитали ведьмой из-за какой-то глупости, и я заплакала в платочек и гордо удалилась в столицу? Чтобы вы потом насмешливо кривились, месье Огрест, когда слышали о пансионе мадам Флёри? Нет, такого удовольствия я вам не доставлю. Посмотрим, сможете ли вы избавиться от меня.
Но больше всего меня возмущало отношение к Марлен. Если ты – дядя, если ты любишь племянницу, которая осталась сиротой, то зачем создавать вокруг ребёнка какой-то ледяной шар? Почему не рассказать о ней всё, не обсудить её характер, привычки, чтобы мне проще было подступиться к девочке? К чему было доводить её до истерики, когда можно спокойно объяснить, что красные сапоги – не ведьминский знак, а просто красивая обувь.
И госпожа Броссар… Какую роль она играет в этой истории? Добрый ангел-хранитель семьи или, наоборот, злой гений? Что она там нашептывала Марлен на ухо? Может, молитву читала, отвращающую нечистую силу?
После обеда я подошла к господину Планелю и объявила, что еду в город вместе с ним. Госпожа Броссар слышала это и недовольно нахмурилась.
- Месье маркиз позволил мне осмотреть город, - с улыбкой объяснила я ей. – Если вам надо что-то купить, я с удовольствием окажу вам эту услугу.
- Нет, благодарю, - сказала она с неприязнью, мазнула взглядом по моим сапожкам и отправилась в кухню, давать указания Лоис, как готовить «лёгкую и питательную пищу» для Марлен.
- Буду ждать вас у ворот, - сказал Планель, надевая меховую шапку. – Одевайтесь потеплее, мороз крепчает.
- Буду через десять минут, - заверила я его и побежала в свою комнату.
Мне хватило пяти минут, чтобы надеть пальто, пуховой платок, шляпку, перчатки и взять сумочку. Денег у меня не было, но выйти из дома без сумочки – дурной тон. Красные сапоги тоже невозможно было ничем заменить, и я гордо простучала каблуками по лестнице. Если тут такие дремучие люди, что верят во всякую ересь, это не значит, что я должна идти у них на поводу.
Возле ворот меня ждали открытые сани, и Планель откинул медвежью шкуру, чтобы я могла сесть и укрыться, а сам забрался на козлы и взял поводья.
- А что случилось с родителями Марлен? – спросила я, как только лошади тронулись. – Месье мэр сказал, что произошел несчастный случай…
- Ничего толком не знаю, барышня, - не слишком охотно ответил Планель. – Я ведь тогда не работал у милорда Огреста. Он нанял меня уже после несчастья. Лоис была в замке старшей кухаркой, она и попросила взять меня в замок.
- Старшей кухаркой? Значит, были ещё слуги? – тут же насторожилась я.
- Были, и много, - хмыкнул Планель. – Но после смерти лорда Шарля и леди Юджени всех уволили. В тот же месяц рассчитал.
- Как странно, - заметила я.
- Ничего странного, - возразил конюх. - Вы в столице, наверное, привыкли, что у богатеев должна быть целая армия на побегушках. Но милорд – он хоть и богатей, но простой человек. Ему много не надо. Он бы и вообще без слуг обошёлся, но старается ради племянницы. Очень он её любит, всё для неё.
- Как интересно, - пробормотала я. – А что, вообще, говорят о смерти лорда Шарля и его жены?
- Поехали покататься, коляска сорвалась на горной тропе, упали в озеро и утонули. Такое тут бывает, дороги крутые, ездить надо осторожно, а лорд Шарль – упокой небеса его душу – любил полихачить. Он, вообще, был такой, с огоньком!.. Но это понятно - ему не надо было управляться с каменоломнями, поэтому жил в своё удовольствие. А милорду после смерти отца было всего двенадцать. Три года у него был опекуном старик Лиленбрук, а потом милорд - всё сам. И ведь поднял и рудники, и школу построил, и церковь – мы тут ни в чём не нуждаемся. Святой человек…
- Значит, его любят в городе? – невинно спросила я, поплотнее запахивая платок, потому что мороз щипал и за нос, и за щёки.
Конюх замялся, и я поняла, что попала в цель. Интересно, за какие такие заслуги «святому человеку» дают прозвище лорд Огр?
- Любят, - проворчал, в конце концов, Планель и переменил тему, подхлестнув лошадей. – Скоро приедем, барышня. Аптека на той улице.
Я вызвалась сама зайти за лекарством, чему Планель был только рад.
- Милорд уже заплатил, - сказал он, спрыгивая с саней и приплясывая, чтобы согреться. – Вам только забрать.
Поднявшись по трём ступенькам, я открыла дверь, над которой красовалась вывеска «Аптека Ферета». Звякнул колокольчик, и мне навстречу вышел уже знакомый мужчина – тот самый, который приходил к Марлен.
- Ещё раз приветствую, барышня Ботэ, - сказал он с полупоклоном. – Приехали за каплями? Они уже готовы, сейчас принесу.
Он прошёл к полке со склянками, баночками и коробочками, а я внимательно наблюдала за ним. Аптекарь был моложе Огреста, тоже высокий и светловолосый, хотя и не такой красивый, конечно. В любом случае, глаза у него были не голубые, а серые. Это я разглядела совершенно точно. Зато он улыбался. И синяя форменная куртка ему очень шла.
- Откуда вы знаете моё имя? – спросила я, пока он заворачивал в бумагу, а потом в толстую ткань пару стеклянных колбочек, заткнутых пробками.
- Это – Шанталь-де-нэж, - засмеялся аптекарь, и на щеках у него появились очаровательные ямочки. – Тут сразу узнают о новом человеке. А к вам – особое внимание.
- Почему? Из-за красных сапог? – спросила я, пока он перевязывал свёрток с лекарствами тонким шнурком и запечатывал печатью с гербом Королевских Аптек.
- Уже знаете? – аптекарь покачал головой. – Дремучие, суеверные люди. И ничего пока с этим не поделать. В этих краях так. Властвуют две великие силы – колдовство и зима. Поэтому вчера обсуждали только ваш приезд. И будут обсуждать ещё долго.
- Ну, хоть появится развлечение людям до Рождества, - заметила я.
- А вы не расстроились, - он посмотрел на меня с интересом.
- Было бы из-за чего, - пожала я плечами.
- Прекрасно вас понимаю, - он передал мне лекарство, и я положила его в сумку. – Я сам – приезжий, раньше тоже жил в столице. Здесь десять лет, а привыкнуть к суевериям и сплетням до сих пор не могу. Кстати, позвольте представиться – Феликс Ферет. Местный аптекарь и медик по совместительству. Медик - после того, как доктор Каннинг покинул нас, удрав в тёплые края, где море, и совсем нет снега. О, подождите! Можно ещё передать с вами мятные леденцы для госпожи Лоис? Совсем забыл, она просила прислать побольше, у неё часто болит горло…
- Можно, - я тоже разулыбалась, глядя, как он нырнул под прилавок. – Получается, вы в этом городе и за аптекаря, и за врача?
- На моё счастье, тут не происходит ничего страшнее расстройства нервов у барышень перед свадьбой, - отозвался пока невидимый мне Ферет, - бессонницы у барышень постарше и необходимости поговорить у дам в возрасте.
- Ест? – хмуро переспросил маркграф. – Почему вы спрашиваете?
- Она очень ослабла и похудела, - сказал аптекарь. – Я связываю это с плохим аппетитом. Неделю рекомендую постельный режим. Пища – легкая и питательная. И я бы посоветовал эту неделю не проводить занятий. Предоставьте отпуск барышне гувернантке.
- Хорошо, - глухо ответил Огрест.
- Всего доброго. Если что – зовите.
Я встала со скамеечки и точно так же, как госпожа Броссар, перегнулась через перила. Отсюда мне была видна прихожая, где мастер Ферет надевал полушубок и шапку, которую подала ему Лоис, а Огрест стоял рядом, погрузившись во мрачное молчание.
Дверь за аптекарем закрылась, но маркграф и кухарка продолжали стоять в прихожей. Лоис теребила фартук и казалась испуганной, а Огрест продолжал молчать, скрестив руки на груди.
- Милорд, я пойду, с вашего позволения, - пролепетала, наконец, Лоис.
- Ферет говорит правду? – раздался резкий голос маркграфа. – Марлен плохо ест?
- А-а… э-э… - Лоис явно не знала, что ответить.
- Говорите, чёрт бы вас побрал! – рыкнул Огрест так неожиданно и грозно, что я сама, находившаяся на втором этаже, вздрогнула, а уж Лоис и вовсе перетрусила.
- Простите, милорд! Но я же не могу заставить её есть насильно, – она расплакалась, утирая фартуком щёки.
- Почему мне не сказали?!
- Я запретила, - из комнаты Марлен вышла госпожа Броссар и встала рядом со мной. – Это было сделано по моему распоряжению. У вас и так хватает забот.
Маркграф посмотрел наверх. Лицо у него было бледным, зато глаза горели.
- Марлен – главная забота, - процедил он сквозь зубы. – Впредь требую, чтобы мне докладывали обо всём. Вам понятно?
- Да, милорд, - спокойно ответила госпожа Броссар.
Вот её-то хозяйский гнев ничуть не напугал!
- Отлично, - буркнул Огрест. – Лоис, после обеда отправьте Персиваля в аптеку, забрать капли.
- Да, милорд, - кухарка продолжала утирать слёзы.
- Я буду у Марлен, - сказала госпожа Броссар, словно бы не замечая меня. – Лоис, приготовьте омлет, добавьте побольше молока, и сделайте какао. Мастер Ферет сказал, что нужна легкая питательная пища. На обед сделайте куриный бульон, тефтели в белом соусе, а на ужин – сырную запеканку с фруктами. Благодарю, - она развернулась на каблуках и вернулась в детскую.
Лоис тихо, как мышка, убежала в кухню, и мы снова остались с милордом Огрестом наедине. Он по-прежнему стоял в прихожей, у входной двери, но теперь опустил голову, словно внимательно рассматривал медную подставку для зонтиков.
- Занятия отменяются, месье? – спросила я.
- Вы слышали? – отозвался он. – Да, Ферет рекомендует покой и отдых. Подождите, я поднимусь к вам.
Я ждала, пока он поднимался по ступеням, и то, что Огрест не торопился, подсказывало мне, что разговор предстоит серьезный.
- Как-то не заладилось у вас с Марлен, - сказал маркграф, поднявшись на второй этаж и облокотившись на перила. – Наверное, вам лучше уехать.
Уехать? Как он себе это представляет? Конечно, милорд Огрест не знает, что мне некуда ехать. И не на что, к слову говоря.
- Я выплачу вам месячное жалование, - продолжал он тем временем, - потому что это не ваша вина, что Марлен так повела себя.
- Месье Огрест, - перебила я его. – Почему вы не хотите дать шанс и вашей племяннице, и мне?
- Что? – он недоуменно приподнял брови – точно так же, как госпожа Броссар, а потом нахмурился. – О каком шансе речь?
- Дайте мне неделю, чтобы я попыталась наладить отношения с Марлен, - сказала я твёрдо. – Если за неделю не справлюсь, можете отправить меня домой без жалованья.
Он помолчал, а потом сказал:
- Вы – странная.
- Почему? – теперь настала моя очередь удивляться. – Месье! Если вы о красных сапогах, то уверяю…
- Мадемуазель Ботэ, - он обратился ко мне на таком безупречном французском, что я невольно засомневалась – а так ли безупречно моё произношение. – Я не в восторге от ваших красных сапог, но снимать их с вас не собираюсь.
- Очень этому рада, - поддакнула я.
- Носите на здоровье! Но вы – гувернантка. Вы не обязаны нянчиться или лечить Марлен. По вам видно, что вы привыкли совсем к другому обществу. Боюсь, мы вам не подходим. От вас на милю веет столицей, изысканными манерами и утонченностью, а мы – всего лишь провинциалы. Вам не место здесь. В Шанталь-де-нэж люди не относятся к жизни так легко, как привыкли относиться в столице. Здесь всё либо чёрное, либо белое, нет полутонов. И ваши красные сапоги… - он сбился с тона и замолчал.
Боже! Он даже покраснел, насколько я смогла разглядеть! Что же такого в этих красных сапогах, если даже маркиз Людоед был ими смущен?
- Всё-таки, виноваты во всём они, проклятые, - сказала я и улыбнулась. – Ну же, месье Огрест, не дайте запугать себя каким-то женским сафьяновым сапожкам. И разрешите мне проявить себя, именно как гувернантке. Вы ведь не зря попросили учительницу из столичного пансиона. Вы видите, что Марлен не хватает общения именно с образованными, чуткими, деликатными людьми, - тут я беззастенчиво рекламировала себя, но кто ещё скажет о тебе хорошее, кроме тебя самого. – Всего лишь неделя – вы ничем не рискуете. Я уверена, что смогу понравиться вашей племяннице, и никакие красные сапоги не станут помехой нашей с Марлен дружбе.
- Вы не понимаете, - он вздохнул и потёр ладонью лоб. – В этих краях очень живы суеверия. И по местным поверьям, красное носят только ведьмы.
Ведьмы? Марлен назвала меня ведьмой сегодня утром… Возможно, всему виной именно мои щёгольские сапожки. Вот так - захочешь выглядеть модно, а заработаешь репутацию ведьмы.
- Тем более, вы должны позволить мне остаться, - заявила я решительно. – Вы же не хотите, чтобы ваша племянница и дальше была убеждена, что красный цвет – признак ведьмы. Однажды вы повезете ее в свет, представите обществу, и разве не будет ей стыдно, когда она закатит истерику из-за того, что её величество наденет алое платье? Между прочим, её величество очень любит красный цвет. Именно поэтому он и вошёл в моду. Но вряд ли кто-то всерьёз посчитает нашу королеву ведьмой.
Несколько секунд Огрест смотрел на меня, а потом глаза его прищурились.
- А вы умеете убедить, мадемуазель Кэт, - сказал он, и в его голосе мне почудилась добрая усмешка. – Говорят, ведьмы чаще всего превращаются в кошек. У вас нет такого таланта?
- Нет, месье, - заверила я его. – Такому в пансионе мадам Флёри не обучали.
- Хорошо, даю вам неделю, - разрешил он. – Но ни днём больше. Скоро начнутся метели и снегопады. Мне не хочется, чтобы ваша карета намертво застряла где-нибудь на перевале. За двадцать миль до ближайшего жилья.
- Вы очень добры, - я сделала книксен и скромно потупилась. – Разрешите тогда задать вам вопрос… Чисто из профессионального интереса.
- Спрашивайте, - позволил он.
- Почему вы сказали, что Марлен вас не любит? – выпалила я и посмотрела ему прямо в лицо. - Вы поссорились? Вы чем-то обидели её?
Я ожидала, что и тут придётся вытаскивать каждое слово клещами, но Огрест ответил сразу:
- Нет, ничем не обидел, - сказал он резко. – Но Марлен – непростой ребенок. Я уже говорил вам. Она рано потеряла родителей, много пережила, мы должны относиться к ней снисходительно.
- Она потеряла родителей, когда была младенцем, - возразила я. – Вряд ли для ребенка её возраста это такой болезненный удар. Рядом с ней мадам Броссар, вы…
- Вот поэтому я ещё раз напоминаю, что вы – не семейный врач, - сказал Огрест вроде бы мягко, но мне сразу расхотелось с ним откровенничать и расспрашивать. – Проявите свои профессиональные качества, если есть такое желание. У вас неделя.
- Благодарю, что разрешили, - сказала я быстро. – Будет ли мне позволено действовать своими методами?
Маркграф посмотрел на меня с сомнением, а потом словно бы нехотя кивнул и предупредил:
- Только не навредите никому.
- И в мыслях не было! – возмутилась я. – Как вы могли подумать!
Он пробурчал что-то невнятное, а я сразу перешла в наступление:
- Позвольте мне съездить за каплями для Марлен?
- Зачем вам? – угрюмо спросил Огрест.
- Хочу посмотреть город, - я пожала плечами, показывая, что никакого злодейства не замышляю.
- Хорошо, действуйте на своё усмотрение. Я распоряжусь, - сказал маркграф и ушел, а я осталась в коридоре, кусая губы и пристукивая каблуком.
Возможно, разумнее было бы взять деньги и вернуться, но маркиз Людоед словно бросил мне вызов, и я просто не могла его не принять. Вот так расписаться в собственной беспомощности и уехать? Меня посчитали ведьмой из-за какой-то глупости, и я заплакала в платочек и гордо удалилась в столицу? Чтобы вы потом насмешливо кривились, месье Огрест, когда слышали о пансионе мадам Флёри? Нет, такого удовольствия я вам не доставлю. Посмотрим, сможете ли вы избавиться от меня.
Но больше всего меня возмущало отношение к Марлен. Если ты – дядя, если ты любишь племянницу, которая осталась сиротой, то зачем создавать вокруг ребёнка какой-то ледяной шар? Почему не рассказать о ней всё, не обсудить её характер, привычки, чтобы мне проще было подступиться к девочке? К чему было доводить её до истерики, когда можно спокойно объяснить, что красные сапоги – не ведьминский знак, а просто красивая обувь.
И госпожа Броссар… Какую роль она играет в этой истории? Добрый ангел-хранитель семьи или, наоборот, злой гений? Что она там нашептывала Марлен на ухо? Может, молитву читала, отвращающую нечистую силу?
После обеда я подошла к господину Планелю и объявила, что еду в город вместе с ним. Госпожа Броссар слышала это и недовольно нахмурилась.
- Месье маркиз позволил мне осмотреть город, - с улыбкой объяснила я ей. – Если вам надо что-то купить, я с удовольствием окажу вам эту услугу.
- Нет, благодарю, - сказала она с неприязнью, мазнула взглядом по моим сапожкам и отправилась в кухню, давать указания Лоис, как готовить «лёгкую и питательную пищу» для Марлен.
- Буду ждать вас у ворот, - сказал Планель, надевая меховую шапку. – Одевайтесь потеплее, мороз крепчает.
- Буду через десять минут, - заверила я его и побежала в свою комнату.
Мне хватило пяти минут, чтобы надеть пальто, пуховой платок, шляпку, перчатки и взять сумочку. Денег у меня не было, но выйти из дома без сумочки – дурной тон. Красные сапоги тоже невозможно было ничем заменить, и я гордо простучала каблуками по лестнице. Если тут такие дремучие люди, что верят во всякую ересь, это не значит, что я должна идти у них на поводу.
Возле ворот меня ждали открытые сани, и Планель откинул медвежью шкуру, чтобы я могла сесть и укрыться, а сам забрался на козлы и взял поводья.
- А что случилось с родителями Марлен? – спросила я, как только лошади тронулись. – Месье мэр сказал, что произошел несчастный случай…
- Ничего толком не знаю, барышня, - не слишком охотно ответил Планель. – Я ведь тогда не работал у милорда Огреста. Он нанял меня уже после несчастья. Лоис была в замке старшей кухаркой, она и попросила взять меня в замок.
- Старшей кухаркой? Значит, были ещё слуги? – тут же насторожилась я.
- Были, и много, - хмыкнул Планель. – Но после смерти лорда Шарля и леди Юджени всех уволили. В тот же месяц рассчитал.
- Как странно, - заметила я.
- Ничего странного, - возразил конюх. - Вы в столице, наверное, привыкли, что у богатеев должна быть целая армия на побегушках. Но милорд – он хоть и богатей, но простой человек. Ему много не надо. Он бы и вообще без слуг обошёлся, но старается ради племянницы. Очень он её любит, всё для неё.
- Как интересно, - пробормотала я. – А что, вообще, говорят о смерти лорда Шарля и его жены?
- Поехали покататься, коляска сорвалась на горной тропе, упали в озеро и утонули. Такое тут бывает, дороги крутые, ездить надо осторожно, а лорд Шарль – упокой небеса его душу – любил полихачить. Он, вообще, был такой, с огоньком!.. Но это понятно - ему не надо было управляться с каменоломнями, поэтому жил в своё удовольствие. А милорду после смерти отца было всего двенадцать. Три года у него был опекуном старик Лиленбрук, а потом милорд - всё сам. И ведь поднял и рудники, и школу построил, и церковь – мы тут ни в чём не нуждаемся. Святой человек…
- Значит, его любят в городе? – невинно спросила я, поплотнее запахивая платок, потому что мороз щипал и за нос, и за щёки.
Конюх замялся, и я поняла, что попала в цель. Интересно, за какие такие заслуги «святому человеку» дают прозвище лорд Огр?
- Любят, - проворчал, в конце концов, Планель и переменил тему, подхлестнув лошадей. – Скоро приедем, барышня. Аптека на той улице.
Я вызвалась сама зайти за лекарством, чему Планель был только рад.
- Милорд уже заплатил, - сказал он, спрыгивая с саней и приплясывая, чтобы согреться. – Вам только забрать.
Поднявшись по трём ступенькам, я открыла дверь, над которой красовалась вывеска «Аптека Ферета». Звякнул колокольчик, и мне навстречу вышел уже знакомый мужчина – тот самый, который приходил к Марлен.
- Ещё раз приветствую, барышня Ботэ, - сказал он с полупоклоном. – Приехали за каплями? Они уже готовы, сейчас принесу.
Он прошёл к полке со склянками, баночками и коробочками, а я внимательно наблюдала за ним. Аптекарь был моложе Огреста, тоже высокий и светловолосый, хотя и не такой красивый, конечно. В любом случае, глаза у него были не голубые, а серые. Это я разглядела совершенно точно. Зато он улыбался. И синяя форменная куртка ему очень шла.
- Откуда вы знаете моё имя? – спросила я, пока он заворачивал в бумагу, а потом в толстую ткань пару стеклянных колбочек, заткнутых пробками.
- Это – Шанталь-де-нэж, - засмеялся аптекарь, и на щеках у него появились очаровательные ямочки. – Тут сразу узнают о новом человеке. А к вам – особое внимание.
- Почему? Из-за красных сапог? – спросила я, пока он перевязывал свёрток с лекарствами тонким шнурком и запечатывал печатью с гербом Королевских Аптек.
- Уже знаете? – аптекарь покачал головой. – Дремучие, суеверные люди. И ничего пока с этим не поделать. В этих краях так. Властвуют две великие силы – колдовство и зима. Поэтому вчера обсуждали только ваш приезд. И будут обсуждать ещё долго.
- Ну, хоть появится развлечение людям до Рождества, - заметила я.
- А вы не расстроились, - он посмотрел на меня с интересом.
- Было бы из-за чего, - пожала я плечами.
- Прекрасно вас понимаю, - он передал мне лекарство, и я положила его в сумку. – Я сам – приезжий, раньше тоже жил в столице. Здесь десять лет, а привыкнуть к суевериям и сплетням до сих пор не могу. Кстати, позвольте представиться – Феликс Ферет. Местный аптекарь и медик по совместительству. Медик - после того, как доктор Каннинг покинул нас, удрав в тёплые края, где море, и совсем нет снега. О, подождите! Можно ещё передать с вами мятные леденцы для госпожи Лоис? Совсем забыл, она просила прислать побольше, у неё часто болит горло…
- Можно, - я тоже разулыбалась, глядя, как он нырнул под прилавок. – Получается, вы в этом городе и за аптекаря, и за врача?
- На моё счастье, тут не происходит ничего страшнее расстройства нервов у барышень перед свадьбой, - отозвался пока невидимый мне Ферет, - бессонницы у барышень постарше и необходимости поговорить у дам в возрасте.
