Иерархия в обществе оль-лейран строилась по тысяче условий: тут тебе и родственные связи (одних названий для обозначения степени родства у них в языке – до двух тысяч!), и заслуги перед обществом, и данные генетической карты, и бог знает, что ещё. Голова вспухла вникать, Ирина решила отложить на потом…
Космическими воротами Анэйвы была вторая, искусственная, луна. Типичная пересадочная станция, снаружи – производства, врата для локальных переходов по планетарной системе, а внутри – жилые и гостевые секторы; может быть, в каком-то из секторов тоже был Лес, только маленький, адаптированный к космической жизни, может быть, нет. Ирина детально не смотрела.
Когда-то, лет сорок тому назад, может быть, пятьдесят, родилась женщина, чей геном теперь использовали террористы. Кто она, как звали, кем была – сейчас уже не узнать, данные закрыты. А в пространстве Анэйвалы издавна сосуществовали четыре различные расы. Редкая достопримечательность, жемчужина творения социальных инженеров: – нигде в космосе такого больше не было на тысячи парсек кругом. В последние лет пятнадцать-двадцать баланс летел к чёрту, и долетел до гражданской войны; причины назывались разные. Одной из них была некая внешняя сила – организация того самого таинственного Артудекта – вознамерившаяся подорвать изнутри и уничтожить Анэйвалу как класс. Чтобы все передрались со всеми и взаимно аннигилировали.
Детство у мужика, как видно, было трудным, с травмами и органическим поражением мозга. Хотя это вполне могла быть и женщина. В действиях Артудекта чётко прослеживалась личная ненависть к правящей семье вообще и конкретно к Тоункему Дорхайону, как главе всего клана. Требование ритуального самоубийства – сильный ход. Народ, особенно те, кто потерял родных и близких, начал задумываться.
Ирина вздохнула, плотнее смыкая руки. Сама она в этой схеме была – дочерью той таинственной женщины, экспертиза подтвердила. Отца, кстати, установить не получилось: может быть, он не был гражданином Анэйвалы и никогда здесь не бывал. Память по-прежнему оставалась пустой: здесь доктор Тонкэрим был непреклонен, считая, что пороть горячку незачем, достаточно подождать. Клаувераль недовольно фыркал, но Клаемь задвинула его в угол в два счёта.
Он пришёл на сканирование, Клаувераль. Ирина не знала, куда деваться от его любопытного взгляда. Так дети смотрят на новую игрушку, прежде чем её разломать и разбросать по ковру внутренности. Если бы не Клаемь, точно выпотрошил бы. Ирина не сомневалась, что с ментосканером безопасник работать умел, и доктор Тонкэрим сам по себе его не удержал бы. А вот у Клаемь получилось…
Ирина положила голову себе на колени. Холодно. Как же здесь холодно! И температура в палате ни при чём.
Зелёная луна заливала мир мягким призрачным сиянием.
Из предложенных системой профессий Ирина решила выбрать специальность детского доктора. Это как-то перекликалось с похороненной в забвении памятью. Может быть, Ирина и раньше работала с детьми? Клаемь одобрила выбор, помогла составить учебный план, и теперь впереди были двести дней изучения теоретической базы, затем к теории добавлялась практика. Учиться предстояло долго, но Ирину трудности не пугали. После того, как Клаемь сказала, что отпущенные на спокойную жизнь четыре года вовсе не закончатся катастрофой, если Ирина будет учиться хорошо, с души окончательно свалился камень.
Ирина попросила оставить программу для обучения пилотированию, объяснив, что не собирается идти в пилоты, но хочет знать, как водить то, что движется, хотя бы на минимальном уровне. Любопытно и когда-то же ведь появится у неё индивидуальный транспорт. Клаемь одобрила такие амбиции и программу оставила…
Дистанционное обучение на первом этапе предполагало железную самодисциплину, и Ирина составила график, которого придерживалась неукоснительно. В график пришлось вписать бассейн, бой с Клаемь на тему, что два часа в день – это много, хотя бы через день уже, – был проигран. Клаемь заявила, что она не при чём, учёт посещений ведёт система, а с системой не договоришься, потому что она робот. Нейронная сеть. Упёртое запрограммированное и погрязшее в косных правилах создание.
Несколько дней подряд Ирина ходила в закрытую зону. Не хотелось никого видеть, ни с кем общаться. Но дорога наверх – общая и закрыть её было невозможно, так что в один прекрасный вечер Ирина встретила Кмеле. Кмеле радостно завопила и полезла здороваться, а потом ожидаемо схватила за руку и потянула её за собой.
– Хватит киснуть! Пошли.
– Кмеле, – Ирина попыталась вывернуться, – не хочу. Извини.
– Ты на меня обиделась? – прямо спросила Кмеле, отпуская её руку.
– Господи, за что? – поразилась Ирина.
– Если бы я не потащила тебя на концерт…
– Глупости ты говоришь такие, – решительно сказала Ирина. – Они же всё равно бы напали. С нами или без нас.
Кмеле кивнула, встряхнула головой.
– Ну, да… наверное… Пойдём, пойдём со мной, с Масом познакомлю!
Мас оказался очень приятным юношей. Симпатичный, обаятельный, он так улыбался, глядя на Кмеле, что с ним всё стало ясно сразу. Ирина устроилась на мелководье, а эти двое подняли бурю. Дурачились, как дети. Хотя, казалось бы, сийты – насекомые, крылья у них как у бабочек, и как те бабочки они должны были, по идее, не любить воду. Но вот ничего подобного, Мас нырял, как заправский пловец. Потом вылез обсушиться и развернул свои летательные конечности парусом. Площадь вышла приличная! Подсыхая, крылья из прозрачных вновь становились белыми, с тонким фиолетовым рисунком. Рисунок, как подозревала Ирина, был искусственно нанесённым. Кто-то красит волосы, а кто-то – крылья. Бывает.
Кмеле устроилась рядом с другом, контраст – ещё тот. Чёрная как смоль девочка под белым крылом. Ирина подумала, что понимает её мать. Она уже успела кое-что усвоить по физиологии расы сийтапельв; никаких перспектив у межрасовой любви здесь не было в принципе. Что такое полный метаморфоз, Ирина ещё не смотрела, но процедура вряд ли отличалась гуманизмом и безболезненностью. Ей подвергали преступниц, не вышедших из фертильного возраста, которым традиционно давали выбор между петлёй и жизнью на положении родящей матери у сийтов. Многие выбирали петлю, между прочим. А из тех, кто соглашался, выживали не все. Наверное, бывали случаи, когда девушка соглашалась на такое из-за великой любви, но…
Лучше бы Кмеле нашла себе парня своего биологического вида. Ирина сурово одёрнула себя: не твоё дело, не лезь. Кмеле всё это слышит от матери и так. А Мас Ливиспа правда интересный и симпатичный. Через несколько минут разговора забываешь, что беседуешь с нечеловеком. Внешность и раса становятся абсолютно неважны.
Прихваченная из концертной пещеры звуковая панель оказалась простой до изумления. Она цепляла из сознания образы и на гладкой поверхности проявлялись чёрные и белые клавиши инструмента из прошлой жизни. Ирина не помнила названия, но зато пальцы помнили множество произведений. Одна беда, громкость настроить не удалось, панель звучала мощно, как со сцены. Ирина не знала, насколько сильна звукоизоляция в квартире, не помешает ли соседям. Ругаться к ней, правда, никто не пришёл, но всё же. Поэтому она сворачивала в трубочку свой трофей и уходила туда, где никому не могла помешать – к реке, к мосту, вросшему корнями в землю. Пустое безлюдное пространство – до ближайших домов было не меньше двух километров – давало гарантию одиночества, а Лес на той стороне реки…
Лес как будто не возражал. Ирина почувствовала бы, если бы ему не понравилось. Она не понимала, откуда в ней жила такая уверенность. Она просто знала.
Солнце падало в закат, заливая мир розово-фиолетовой зарёй. Всплывала над Лесом зелёная луна. Долгие прохладные летние сумерки размывали мир в жемчужное безвременье. А под пальцами рождалась очередная мелодия. Ирина полюбила пятиминутки одиночества, как сама для себя назвала эти мгновения. Что-то брезжило в памяти в такие моменты. Картинки из детства. Руки учителя… мамы? Руки показывали, как из чёрно-белых клавиш извлекаются звуки. Та звуковая панель была механической, и её накрывали тяжёлой деревянной, покрытой глянцевым лаком, крышкой. Тетрадь перед глазами… нотная грамота… и что-то не получается, звучит не так, как надо бы. Терпеливый голос учителя объясняет, как надо…
– Доброго вам заката.
Голос ворвался в полусон-полугрёзу, как таран в крепостные ворота. Ирина вскинула голову, и увидела мужчину в свободном чёрно-синем комбинезоне, по краю широких рукавов бежала серебряная строчка. Солнце выбивало на ней при каждом движении яркие блики. Длинные волосы, собранные в хвост на затылке, высокий рост, уши, лицо – незнакомец принадлежал к расе оль-лейран. Вот только глаза у него закрывала широкая светлая повязка. Слепой!
– Осторожно! – вскрикнула Ирина. – Там обрыв!
– Слышу, – отозвался он. – Не переживайте.
Подошёл, сел рядом, поджав ноги. Поза лотоса, любимая у этого народа. Ирина тоже могла так сидеть, но не очень долго.
– Это у вас что? – спросил он, точным жестом указывая на звуковую панель в руках девушки.
– Я вам помешала? – виновато спросила Ирина. – Я больше не буду…
– Не помешали, нет. Дайте посмотреть, ну же.
Ирина осторожно протянула ему свой инструмент. Слепой ловко провёл пальцами по панели, та отозвалась хрустальным перезвоном – словно стеклянные колокольчики пересыпались из одной коробки в другую. Свернул и вдруг выкинул в реку, Ирина ахнуть не успела.
– Вы что делаете! – возмутилась она. – Зачем?!
Из пропасти не донеслось ни звука. Несчастная панель канула в воду бесшумно и с концами.
– Держите, – мужчина вынул из-за пазухи другую панель, свёрнутую в трубочку. – И не пользуйтесь больше никогда сломанными синтезаторами. Добрый совет, на будущее.
– Это слишком серьезный подарок, – сказала Ирина. – Не могу его принять, извините.
Слепой пожал плечами:
– Как хотите.
И размахнулся, собираясь выкинуть панель в реку.
– Нет! – Ирина повисла на его руке. – Не надо!
– Тогда возьмите.
– Это шантаж, – сердито заявила она, забирая подарок.
– Шантаж, – легко согласился слепой.
Он улыбался, чуть склонив голову. Если бы не повязка, Ирина сказала бы: с интересом рассматривает. Ощущение любопытного взгляда было почти физическим. Может, он не такой уж и слепой? Может, эта повязка даёт ему какое-то зрение? Не может быть, чтобы мир высоких технологий не решил проблему слепоты каким-нибудь способом!
– Раскройте, раскройте, – предложил слепой. – Сразу отличие услышите.
Ирина развернула панель. Она была уже и короче прежней, наверное, какой-то домашний вариант, что ли.
– Положите ладони, обе. Вот так. Представьте себе… что вы себе там представляли? Какой инструмент?
На панели проявились чёрные и белые клавиши. И они были – совсем как настоящие, полное соответствие. Так же пружинили под пальцами, как надо. И звук получался – да, чище, действительно. И правильнее. И с не такой раздражающей громкостью.
– А я вам что говорил! – с удовлетворением заявил новый знакомец. – Вот!
– Спасибо, – тихо сказала Ирина. – Но я всё же…
– Но вы сейчас сыграете то, что играли перед тем, как я к вам подошёл. Я эту мелодию почти каждый вечер слышу, а найти исходники не смог. Нет ничего похожего нигде. Это вы сами придумали?
– Нет, что вы! Какое сама! Это из… – Ирина запнулась.
Не жаловаться же на потерю памяти! Какое этому невозможному типу дело до её проблем?
– Это из дома музыка, – и внезапно всплыло из пустоты название: – «Шербурские зонтики»
– Почему зонтики?
– Девушка держала магазин, где продавали зонтики… – память расщедрилась на картинки.
Давным-давно, и в другой жизни Ирина видела этот фильм, и теперь кадры из него всплывали с непринуждённой лёгкостью. Как и музыка.
– Как-то с трудом представляю себе ядерный зонтик в свободной продаже, – озадаченно сообщил слепой, – ну да ладно, чего в Галактике не встретишь. Может быть, продавали блоки контроля к элементу планетарной обороны? Они компактные, можно унести в руках.
– Не ядерный зонтик! – засмеялась Ирина. – Обычный. Водонепроницаемая ткань на спицах с ручкой. Защита от непогоды! Держите его над головой, и на вас не льётся дождь.
– Глупость какая-то, – безапелляционно заявил слепой. – А почему шербурские?
– Город так называется. Шербур.
– Шер-бур, – попробовал он на язык незнакомое слово. – А где это? Ведь не в нашем же локальном пространстве. ВТС-код планеты? Интересно слетать и посмотреть.
– Не знаю, – честно призналась Ирина. – Никто не знает. Я здесь случайно…
– Понятно. Ну, играйте, что же вы медлите?
«Шербургские зонтики» в сочетании с долгими фиолетовыми инопланетными сумерками стронули что-то в мёртвой глыбе забвения. Память оживала, выдавая яркие, окрашенные эмоциями картинки. Увиденная в детстве на экране красивая и трагическая история. Упорная работа над собой – чтобы получилось сыграть мелодию Как Надо. Учитель… подружки… выпускной. Пары танцуют, мальчики в чёрном, девочки в белом, и собственные руки, создающие мелодию для их танца… «Шербурские зонтики».
Рустам…
Вместе с именем мужа вернулся в память их самый первый танец, на набережной, в холодный весенний вечер, и ещё звезда висела в небе, такая яркая. На закате – наверное, Венера… Глаза в глаза. Руки на плече и на талии, горячие руки любимого мужчины… и «Шербурские зонтики» как злая насмешка над тем, что поджидало их в скором будущем…
Ирина выронила панель, закрыла лицо руками. Больно, господи! Как же больно… И память тут же сникла под этой болью, уползла в глубину, ощетинившись пустотой, как ёж иголками.
Лёгкое прикосновение, невесомое, на грани ощущения.
– Что с вами?
Ирина помотала головой, вогнала в себя слёзы. Сердито вытерла щёки.
– Простите. Это я так… вспомнила кое-что…
– Не знал, что эта мелодия значит для вас так много.
Он понимал. Откуда-то всё понимал, до той самой горькой точки в глубине душе.
– Вы позволите?
Ирина яростно протёрла глаза, кивнула, потом спохватилась, что он же не увидит жеста:
– Да.
Тонкие тёплые пальцы слепого прошлись по лицу, Всё-таки повязка не давала никакого зрения этому странному парню. Просто скрывала уродство. Почему-то Ирина не сомневалась в том, что причиной слепоты было именно уродство. Врождённое или приобретённое.
– Вы – Ирен, – утвердительно сказал он, считав пальцами информацию с та-горма. – Я о вас слышал, сестрёнка рассказывала. Странно, как я сразу-то не догадался…
– Простите, я тут расклеилась, – сказала Ирина, вытирая щёки. – Может, вы что-нибудь сыграете? Что-нибудь повеселее.
Она подумала, что раз уж слепой подарил ей звуковую панель, то играть на ней он тоже умеет. Почему бы и нет? У слепых со слухом всё в порядке, а с панелью зрение вообще не важно, её настроить можно как угодно, хоть на считывание музыки прямо из мыслей играющего. Высокие технологии же!
– Могу, – легко согласился он.
Взял панель, задумался на мгновение, а потом… Музыка упала, как проливной дождь и выбила в другую реальность, весёлая, задорная, зовущая в детство, шалить и дурачиться, и беспричинно смеяться, подставляя лицо ветру и солнцу. И стихла, рассыпавшись звонкой капелью. Поплыло над рекою затихающее эхо.
Космическими воротами Анэйвы была вторая, искусственная, луна. Типичная пересадочная станция, снаружи – производства, врата для локальных переходов по планетарной системе, а внутри – жилые и гостевые секторы; может быть, в каком-то из секторов тоже был Лес, только маленький, адаптированный к космической жизни, может быть, нет. Ирина детально не смотрела.
Когда-то, лет сорок тому назад, может быть, пятьдесят, родилась женщина, чей геном теперь использовали террористы. Кто она, как звали, кем была – сейчас уже не узнать, данные закрыты. А в пространстве Анэйвалы издавна сосуществовали четыре различные расы. Редкая достопримечательность, жемчужина творения социальных инженеров: – нигде в космосе такого больше не было на тысячи парсек кругом. В последние лет пятнадцать-двадцать баланс летел к чёрту, и долетел до гражданской войны; причины назывались разные. Одной из них была некая внешняя сила – организация того самого таинственного Артудекта – вознамерившаяся подорвать изнутри и уничтожить Анэйвалу как класс. Чтобы все передрались со всеми и взаимно аннигилировали.
Детство у мужика, как видно, было трудным, с травмами и органическим поражением мозга. Хотя это вполне могла быть и женщина. В действиях Артудекта чётко прослеживалась личная ненависть к правящей семье вообще и конкретно к Тоункему Дорхайону, как главе всего клана. Требование ритуального самоубийства – сильный ход. Народ, особенно те, кто потерял родных и близких, начал задумываться.
Ирина вздохнула, плотнее смыкая руки. Сама она в этой схеме была – дочерью той таинственной женщины, экспертиза подтвердила. Отца, кстати, установить не получилось: может быть, он не был гражданином Анэйвалы и никогда здесь не бывал. Память по-прежнему оставалась пустой: здесь доктор Тонкэрим был непреклонен, считая, что пороть горячку незачем, достаточно подождать. Клаувераль недовольно фыркал, но Клаемь задвинула его в угол в два счёта.
Он пришёл на сканирование, Клаувераль. Ирина не знала, куда деваться от его любопытного взгляда. Так дети смотрят на новую игрушку, прежде чем её разломать и разбросать по ковру внутренности. Если бы не Клаемь, точно выпотрошил бы. Ирина не сомневалась, что с ментосканером безопасник работать умел, и доктор Тонкэрим сам по себе его не удержал бы. А вот у Клаемь получилось…
Ирина положила голову себе на колени. Холодно. Как же здесь холодно! И температура в палате ни при чём.
Зелёная луна заливала мир мягким призрачным сиянием.
ГЛАВА 4
Из предложенных системой профессий Ирина решила выбрать специальность детского доктора. Это как-то перекликалось с похороненной в забвении памятью. Может быть, Ирина и раньше работала с детьми? Клаемь одобрила выбор, помогла составить учебный план, и теперь впереди были двести дней изучения теоретической базы, затем к теории добавлялась практика. Учиться предстояло долго, но Ирину трудности не пугали. После того, как Клаемь сказала, что отпущенные на спокойную жизнь четыре года вовсе не закончатся катастрофой, если Ирина будет учиться хорошо, с души окончательно свалился камень.
Ирина попросила оставить программу для обучения пилотированию, объяснив, что не собирается идти в пилоты, но хочет знать, как водить то, что движется, хотя бы на минимальном уровне. Любопытно и когда-то же ведь появится у неё индивидуальный транспорт. Клаемь одобрила такие амбиции и программу оставила…
Дистанционное обучение на первом этапе предполагало железную самодисциплину, и Ирина составила график, которого придерживалась неукоснительно. В график пришлось вписать бассейн, бой с Клаемь на тему, что два часа в день – это много, хотя бы через день уже, – был проигран. Клаемь заявила, что она не при чём, учёт посещений ведёт система, а с системой не договоришься, потому что она робот. Нейронная сеть. Упёртое запрограммированное и погрязшее в косных правилах создание.
Несколько дней подряд Ирина ходила в закрытую зону. Не хотелось никого видеть, ни с кем общаться. Но дорога наверх – общая и закрыть её было невозможно, так что в один прекрасный вечер Ирина встретила Кмеле. Кмеле радостно завопила и полезла здороваться, а потом ожидаемо схватила за руку и потянула её за собой.
– Хватит киснуть! Пошли.
– Кмеле, – Ирина попыталась вывернуться, – не хочу. Извини.
– Ты на меня обиделась? – прямо спросила Кмеле, отпуская её руку.
– Господи, за что? – поразилась Ирина.
– Если бы я не потащила тебя на концерт…
– Глупости ты говоришь такие, – решительно сказала Ирина. – Они же всё равно бы напали. С нами или без нас.
Кмеле кивнула, встряхнула головой.
– Ну, да… наверное… Пойдём, пойдём со мной, с Масом познакомлю!
Мас оказался очень приятным юношей. Симпатичный, обаятельный, он так улыбался, глядя на Кмеле, что с ним всё стало ясно сразу. Ирина устроилась на мелководье, а эти двое подняли бурю. Дурачились, как дети. Хотя, казалось бы, сийты – насекомые, крылья у них как у бабочек, и как те бабочки они должны были, по идее, не любить воду. Но вот ничего подобного, Мас нырял, как заправский пловец. Потом вылез обсушиться и развернул свои летательные конечности парусом. Площадь вышла приличная! Подсыхая, крылья из прозрачных вновь становились белыми, с тонким фиолетовым рисунком. Рисунок, как подозревала Ирина, был искусственно нанесённым. Кто-то красит волосы, а кто-то – крылья. Бывает.
Кмеле устроилась рядом с другом, контраст – ещё тот. Чёрная как смоль девочка под белым крылом. Ирина подумала, что понимает её мать. Она уже успела кое-что усвоить по физиологии расы сийтапельв; никаких перспектив у межрасовой любви здесь не было в принципе. Что такое полный метаморфоз, Ирина ещё не смотрела, но процедура вряд ли отличалась гуманизмом и безболезненностью. Ей подвергали преступниц, не вышедших из фертильного возраста, которым традиционно давали выбор между петлёй и жизнью на положении родящей матери у сийтов. Многие выбирали петлю, между прочим. А из тех, кто соглашался, выживали не все. Наверное, бывали случаи, когда девушка соглашалась на такое из-за великой любви, но…
Лучше бы Кмеле нашла себе парня своего биологического вида. Ирина сурово одёрнула себя: не твоё дело, не лезь. Кмеле всё это слышит от матери и так. А Мас Ливиспа правда интересный и симпатичный. Через несколько минут разговора забываешь, что беседуешь с нечеловеком. Внешность и раса становятся абсолютно неважны.
Прихваченная из концертной пещеры звуковая панель оказалась простой до изумления. Она цепляла из сознания образы и на гладкой поверхности проявлялись чёрные и белые клавиши инструмента из прошлой жизни. Ирина не помнила названия, но зато пальцы помнили множество произведений. Одна беда, громкость настроить не удалось, панель звучала мощно, как со сцены. Ирина не знала, насколько сильна звукоизоляция в квартире, не помешает ли соседям. Ругаться к ней, правда, никто не пришёл, но всё же. Поэтому она сворачивала в трубочку свой трофей и уходила туда, где никому не могла помешать – к реке, к мосту, вросшему корнями в землю. Пустое безлюдное пространство – до ближайших домов было не меньше двух километров – давало гарантию одиночества, а Лес на той стороне реки…
Лес как будто не возражал. Ирина почувствовала бы, если бы ему не понравилось. Она не понимала, откуда в ней жила такая уверенность. Она просто знала.
Солнце падало в закат, заливая мир розово-фиолетовой зарёй. Всплывала над Лесом зелёная луна. Долгие прохладные летние сумерки размывали мир в жемчужное безвременье. А под пальцами рождалась очередная мелодия. Ирина полюбила пятиминутки одиночества, как сама для себя назвала эти мгновения. Что-то брезжило в памяти в такие моменты. Картинки из детства. Руки учителя… мамы? Руки показывали, как из чёрно-белых клавиш извлекаются звуки. Та звуковая панель была механической, и её накрывали тяжёлой деревянной, покрытой глянцевым лаком, крышкой. Тетрадь перед глазами… нотная грамота… и что-то не получается, звучит не так, как надо бы. Терпеливый голос учителя объясняет, как надо…
– Доброго вам заката.
Голос ворвался в полусон-полугрёзу, как таран в крепостные ворота. Ирина вскинула голову, и увидела мужчину в свободном чёрно-синем комбинезоне, по краю широких рукавов бежала серебряная строчка. Солнце выбивало на ней при каждом движении яркие блики. Длинные волосы, собранные в хвост на затылке, высокий рост, уши, лицо – незнакомец принадлежал к расе оль-лейран. Вот только глаза у него закрывала широкая светлая повязка. Слепой!
– Осторожно! – вскрикнула Ирина. – Там обрыв!
– Слышу, – отозвался он. – Не переживайте.
Подошёл, сел рядом, поджав ноги. Поза лотоса, любимая у этого народа. Ирина тоже могла так сидеть, но не очень долго.
– Это у вас что? – спросил он, точным жестом указывая на звуковую панель в руках девушки.
– Я вам помешала? – виновато спросила Ирина. – Я больше не буду…
– Не помешали, нет. Дайте посмотреть, ну же.
Ирина осторожно протянула ему свой инструмент. Слепой ловко провёл пальцами по панели, та отозвалась хрустальным перезвоном – словно стеклянные колокольчики пересыпались из одной коробки в другую. Свернул и вдруг выкинул в реку, Ирина ахнуть не успела.
– Вы что делаете! – возмутилась она. – Зачем?!
Из пропасти не донеслось ни звука. Несчастная панель канула в воду бесшумно и с концами.
– Держите, – мужчина вынул из-за пазухи другую панель, свёрнутую в трубочку. – И не пользуйтесь больше никогда сломанными синтезаторами. Добрый совет, на будущее.
– Это слишком серьезный подарок, – сказала Ирина. – Не могу его принять, извините.
Слепой пожал плечами:
– Как хотите.
И размахнулся, собираясь выкинуть панель в реку.
– Нет! – Ирина повисла на его руке. – Не надо!
– Тогда возьмите.
– Это шантаж, – сердито заявила она, забирая подарок.
– Шантаж, – легко согласился слепой.
Он улыбался, чуть склонив голову. Если бы не повязка, Ирина сказала бы: с интересом рассматривает. Ощущение любопытного взгляда было почти физическим. Может, он не такой уж и слепой? Может, эта повязка даёт ему какое-то зрение? Не может быть, чтобы мир высоких технологий не решил проблему слепоты каким-нибудь способом!
– Раскройте, раскройте, – предложил слепой. – Сразу отличие услышите.
Ирина развернула панель. Она была уже и короче прежней, наверное, какой-то домашний вариант, что ли.
– Положите ладони, обе. Вот так. Представьте себе… что вы себе там представляли? Какой инструмент?
На панели проявились чёрные и белые клавиши. И они были – совсем как настоящие, полное соответствие. Так же пружинили под пальцами, как надо. И звук получался – да, чище, действительно. И правильнее. И с не такой раздражающей громкостью.
– А я вам что говорил! – с удовлетворением заявил новый знакомец. – Вот!
– Спасибо, – тихо сказала Ирина. – Но я всё же…
– Но вы сейчас сыграете то, что играли перед тем, как я к вам подошёл. Я эту мелодию почти каждый вечер слышу, а найти исходники не смог. Нет ничего похожего нигде. Это вы сами придумали?
– Нет, что вы! Какое сама! Это из… – Ирина запнулась.
Не жаловаться же на потерю памяти! Какое этому невозможному типу дело до её проблем?
– Это из дома музыка, – и внезапно всплыло из пустоты название: – «Шербурские зонтики»
– Почему зонтики?
– Девушка держала магазин, где продавали зонтики… – память расщедрилась на картинки.
Давным-давно, и в другой жизни Ирина видела этот фильм, и теперь кадры из него всплывали с непринуждённой лёгкостью. Как и музыка.
– Как-то с трудом представляю себе ядерный зонтик в свободной продаже, – озадаченно сообщил слепой, – ну да ладно, чего в Галактике не встретишь. Может быть, продавали блоки контроля к элементу планетарной обороны? Они компактные, можно унести в руках.
– Не ядерный зонтик! – засмеялась Ирина. – Обычный. Водонепроницаемая ткань на спицах с ручкой. Защита от непогоды! Держите его над головой, и на вас не льётся дождь.
– Глупость какая-то, – безапелляционно заявил слепой. – А почему шербурские?
– Город так называется. Шербур.
– Шер-бур, – попробовал он на язык незнакомое слово. – А где это? Ведь не в нашем же локальном пространстве. ВТС-код планеты? Интересно слетать и посмотреть.
– Не знаю, – честно призналась Ирина. – Никто не знает. Я здесь случайно…
– Понятно. Ну, играйте, что же вы медлите?
«Шербургские зонтики» в сочетании с долгими фиолетовыми инопланетными сумерками стронули что-то в мёртвой глыбе забвения. Память оживала, выдавая яркие, окрашенные эмоциями картинки. Увиденная в детстве на экране красивая и трагическая история. Упорная работа над собой – чтобы получилось сыграть мелодию Как Надо. Учитель… подружки… выпускной. Пары танцуют, мальчики в чёрном, девочки в белом, и собственные руки, создающие мелодию для их танца… «Шербурские зонтики».
Рустам…
Вместе с именем мужа вернулся в память их самый первый танец, на набережной, в холодный весенний вечер, и ещё звезда висела в небе, такая яркая. На закате – наверное, Венера… Глаза в глаза. Руки на плече и на талии, горячие руки любимого мужчины… и «Шербурские зонтики» как злая насмешка над тем, что поджидало их в скором будущем…
Ирина выронила панель, закрыла лицо руками. Больно, господи! Как же больно… И память тут же сникла под этой болью, уползла в глубину, ощетинившись пустотой, как ёж иголками.
Лёгкое прикосновение, невесомое, на грани ощущения.
– Что с вами?
Ирина помотала головой, вогнала в себя слёзы. Сердито вытерла щёки.
– Простите. Это я так… вспомнила кое-что…
– Не знал, что эта мелодия значит для вас так много.
Он понимал. Откуда-то всё понимал, до той самой горькой точки в глубине душе.
– Вы позволите?
Ирина яростно протёрла глаза, кивнула, потом спохватилась, что он же не увидит жеста:
– Да.
Тонкие тёплые пальцы слепого прошлись по лицу, Всё-таки повязка не давала никакого зрения этому странному парню. Просто скрывала уродство. Почему-то Ирина не сомневалась в том, что причиной слепоты было именно уродство. Врождённое или приобретённое.
– Вы – Ирен, – утвердительно сказал он, считав пальцами информацию с та-горма. – Я о вас слышал, сестрёнка рассказывала. Странно, как я сразу-то не догадался…
– Простите, я тут расклеилась, – сказала Ирина, вытирая щёки. – Может, вы что-нибудь сыграете? Что-нибудь повеселее.
Она подумала, что раз уж слепой подарил ей звуковую панель, то играть на ней он тоже умеет. Почему бы и нет? У слепых со слухом всё в порядке, а с панелью зрение вообще не важно, её настроить можно как угодно, хоть на считывание музыки прямо из мыслей играющего. Высокие технологии же!
– Могу, – легко согласился он.
Взял панель, задумался на мгновение, а потом… Музыка упала, как проливной дождь и выбила в другую реальность, весёлая, задорная, зовущая в детство, шалить и дурачиться, и беспричинно смеяться, подставляя лицо ветру и солнцу. И стихла, рассыпавшись звонкой капелью. Поплыло над рекою затихающее эхо.
