- Врата могли соединять не только пространство, но и время, - подала голос с задних рядов одна из тамме-отских девушек.
- Хотите об этом рассказать? – живо заинтересовался профессор. – Вы ведь рамеевтой, не так ли?
Наследственный титул, вспомнила я, передаётся строго от родителей к детям, тамме-отская знать… И девчонка выглядела очень ухоженной, вся такая прямо принцесса. Украшения, холёные пальчики. Клетчатый рисунок на коже – врождённая пигментация, обусловленная генетически, - ослепительно-белый, что говорит о древности рода. Помню, она мне сразу же не понравилась, не берусь даже объяснить, почему. Но мы не общались, сидели далеко друг от друга, и вообще…
- Нет, профессор, - ослепительно улыбнулась она. – Ничего сверх того, что вы уже знаете, я не расскажу.
Ещё и высокомерная, как все аристократики. Не знает она ничего про Врата между временами, поняла я. Так просто ляпнула, лишь бы ляпнуть. Теперь корчит из себя неприступную башню.
- Мы, рамеевтананеш, - продолжила она, - отвечали за навигацию Врат. Попросту говоря, открывали дорогу. Формировали сам туннель, всё это отражено в легендах, в списках, в книгах моего народа. За позиционирование внешней горловины Врат отвечали Берегущие, Хранители, самеевтананеш. Но из них на сегодня никого не осталось, знания утрачены. Если кто что и помнит, так это он, - кивок в сторону сидящего рядом со мной шароглазого. – Твои Старшие разгромили второй Аркатамеевтан. Ты и держи ответ… Тумба-Юмба.
- Моё имя - Тоумплетхари Юмпаткиф, - привычно поправил девушку сосед по парте. – И я бы не перекидывал вину как детский мячик с больной головы на здоровую, сударыня. Аркатамеевтан выдирал семейные Древа Палькифаля без церемоний, - с корнем! Иначе до нынешних времён дожило бы куда больше древних родов, чем нынешние двенадцать.
- Стоп!- недовольно воскликнул профессор Сатув. – Хватит. Считаться расовыми обидами будете не здесь. Тут археология, а не это ваше всё: кто виноват и кого за это следует бить.
Тамме-отка мило улыбнулась. Тумба-Юмба пожал плечами и отвернулся.
Гентбарец. продолжил урок:
- Безусловно, такие предположения высказывались не раз. Идея путешествия сквозь время будоражит многие умы. Но машину времени, или, если угодно, Врата времён, пока ещё никто не создал. Даже нивикийцы при всей их любви к этому виду перемещений в пространстве. Скорее всего, - и эта теория признана официально, - у художника случился спонтанный провидческий раппорт с будущим. Такое бывает и без генетического программирования паранормы….
После урока эта клетчатая таммеотская принцеска, рамеевтой Равиой, или как её там, подошла ко мне и невинно так поинтересовалась, не хочу ли я пересесть на её место.
– С чего бы вдруг? – хмуро поинтересовалась я.
Тамме-оты – экзотическая раса, на внешность, имею в виду. Конкретно эта тамме-отка ещё и красивая, причём, прекрасно о себе знает, что она – красивая. Светло-коричневые волосы по плечи, тоненькая фигурка, при одном взгляде на которую чувствуешь себя неповоротливой тушей. Круглое миловидное личико, смуглое, в тоненькую белую клеточку – у тамме-отов у всех кожа клетчатая. Причём чем светлее контуры клеток, тем считается шикарнее. Узор – генетический, у аристократов он тоньше и изящнее, чем у простолюдинов. Конкретно у Равиой – совсем тонкие, почти пунктирные линии. Сразу видно, какая передо мной королевишна стоит. Предки, поди, на десять тысяч лет назад известны, до времён первого Аркатамеевтана!
– С того, – объяснила она, – что я так хочу!
Я вспомнила, что мне самой сказали в ответ на похожую претензию, и мирно оскалилась.
– Не аргумент.
– Ну, ты же ссоришься всё время со своим соседом, – нетерпеливо выговорила она. – У тебя из-за этого баллы низкие! Отсядешь, сможешь спокойно заниматься. И, может быть, попадёшь в экспедицию профессора Сатува…
Можно подумать, не она сама его только что сейчас зацепила! И все слышали. Где логика?
– О как, – насупилась я, заталкивая кулаки в карманы куртки, нам разрешали одеваться свободно, тут Универ, а не средне-образовательная школа. – А с чего это тебя мои баллы так озаботили, милая моя? За своими последить не хочешь?
– Зачем мне баллы, в экспедицию я попаду и так, – фыркнула она, поправляя фамильную драгоценность в ухе.
Закрученная изящнейшей спиралью серёжка, знак высокого происхождения. Купить реплику невозможно, нет таких реплик. Этой милой ушной штучке несколько сотен лет, если не больше. Маме бы показать, она, хоть и специализируется на Нивикии, про Аркатамеевтан тоже знает немало…
– Мне кажется, или я ошибаюсь, – медленно, чувствуя, как вскипает внутри тяжёлая злость, выговорила я, – что профессор Сатув больше всего на свете ценит мозги, а не связи?
– И кажется, и ошибаешься. Так ты пересядешь или нет?
Я поняла проблему: после того, как нейросеть Универа распределила нас по парам, просто так взять и кинуть свою сумку на чужое место невозможно в принципе. Надо писать заявление и доказывать, что тот, с кем ты меняешься, пересаживается исключительно добровольно, с песней, в здравом уме и твёрдой памяти. Иначе получаешь выговор и понижение социального капитала за дебош на пустом месте.
– Нет, – отрезала я холодно. – Не пересяду.
В глазах юной небожительницы зажглась опасная звёздочка. Привыкла, что все её хочухи исполняются, знатная семья, достаток, мама с папой в попу целуют. Захотела учиться на археолога – пожалуйста. Захотела на Старую Терру приехать – на здоровье. Вот только кое о чём девочку предупредить забыли.
Не все вокруг её слуги, бросающиеся на первое же движение бровью с криком «Чего изволите, госпожа?»
– Вот как, – сказала Равиой, зло прищуриваясь. – Понравилось, значит, с мальчиком обжиматься. Враголюбка!
– Ой-ёй, – ядовито протянула я, – на себя-то посмотри, рамеевтой. Бегаешь за чужими, подол задрав!
Рамеевтой, в общем-то, королевский титул. Принцесса или царевна, что-то такое вот. Просто удивительно, что такая особа потеряла в нашем, прямо скажем, плебейском Универе. Есть же и другие археологические вузы в Галактике.
Девица скривилась, но я вынула из кармана один кулак, и она заткнулась, глядя на пламя. Слабенькое, в режиме «дляпомещений», но ей хватило. Плюнула и пошла, нос задрав. Драться со мной кишка у неё тонка, но как бы сторожевых псов своих не натравила. Студентам, конечно, не положено с телохранителями на занятия ходить, даже если они – дети императоров Галактики. Но без присмотра нашу красавицу навряд ли оставляют. Наверняка тут кто-то из её охраны есть, под защитной сеткой-скириснаркой. Если напрячь паранорму, то можно и засечь. Противоположная стенка коридора, например, ну очень уж в паранормальном спектре подозрительная!
Как подумаешь, что вся жизнь под колпаком охраны… бр-р! Я – за плебейскую свободу!
Я взяла сумку, вышла в коридор. Пока мы с Равиой выясняли отношения, народ разошёлся, было пусто. И только Тумба-Юмба стоял у стеночки, подпирая её по своему дурацкому обыкновению спиной. Я поняла, что он всё слышал! Иначе не усмехался бы с такой отчётливой ехидцей. Я дёрнула плечом и прошла мимо. Если скажет что-нибудь, врежу в глаз, и без разницы, полиция там, арест, капитан Снежин снова…
Но ненавистный сокурсник ничего не сказал.
Я сидела на широком низком подоконнике у себя в комнате. Домашние задания ждали, но я не могла сосредоточиться сейчас на учёбе. Я думала, думала, и думала. Ну, пересела бы я… и пусть бы эта Равиой дальше с Тумбой-Юмбой мучилась… Так почему меня закусило так? Пренебрежительный тон аристократочки таммеотской – вот это да, на такой тон иначе реагировать нельзя…
А ещё из памяти не шло, как девчонки вокруг него вились, кажется, даже не из нашей группы некоторые были, а из соседней. Что он им такое рассказывал, спрашивается?
Он считает меня тупой. Уел тогда, при приёме, и продолжает издеваться своими высокими баллами. Надо ему показать, что я не тупая. Надо пройти порог отбора в экспедицию профессора Сатува, и тогда он утрётся: это будет железное доказательство, железобетонное! Особенно если сам пролетит. Но, будем честными, кто-то, а уж он-то, лучший студент курса, точно не пролетит…
Тем более, кровь из носу, мне нужно пробиться!
Впервые в жизни мне хотелось доказать что-то не себе самой и не маме, а постороннему типу, даже не человеку. Необычно, я бы сказала.
Ново.
Я взяла в руки тяжёлую книгу.
… Портовый Город имени Звезды Океана жил торговлей и разбоем, и какая статья перевешивала, сказать не сумели бы даже Знающие высоких рангов. В стенах Вольного Города действовал древний запрет на торговлю разумными, от того невольничий рынок располагался за городскими стенами, да и там не было перепродающим живой товар покоя. Регулярно городская стража наведывалась туда, и плач не успевших вовремя скрыться вонзался в небеса быстрокрылой птицею.
Куда пропадали уведённые доблестными стражами рабы, оставалось тайной, покрытой мраком первозданной ночи. По улицам Города ходили лишь рождённые в стенах Города либо приехавшие по торговым и прочим делам.
Горе потерявшим свободу! Судьба раба страшна и печальна, даже в посмертии душе проданного на торгах не обрести покоя. За Золотыми Вратами ждут раба вечный холод и вечный же мрак, если Тень умершего не будет выкуплена живыми. Но какой человек из живущих ныне станет выкупать мертвеца, чьё Имя стёрлось из скрижалей Памяти навечно?
От того юноша Звенящая Речка решил, что не сядет на бревно рабского торга никогда. Лучше погибнуть в схватке или завершить жизнь другим способом, до того, как торговцу отсыплют в нечистую ладонь серебра.
Но плоть слаба, и на танцующих, показывающих тела на деревянном помосте девушек-рабынь доблестный горец всё-таки смотрел. А за помостом и в стороне от помоста увидел Звенящая Речка ещё одну рабыню, крепко привязанную к бревну так, как даже мужчин редко связывают: колени вывернуты вперёд, руки за головой. Одежды на женщине не было никакой, и всякий мог увидеть шрамы на смуглой, с бледным частым рисунком, коже, старые, побелевшие от времени, и свежие, вздувшиеся багровыми полосами.
Далеко на север от обитаемого мира лежит Огненное Море, разлитое на границе с Тьмой самим Светозарным. Море рождает волны из чистого пламени и страшный железный ветер, губящий всё живое – горе мореходам, угодившим в железную бурю, налетевшую из Огненного Моря! Но живут на том берегу люди, вобравшие в себя дыхание мрачного подземного пламени, слывут искусными мастерами по железу и исключительной красотой своих женщин. Если украсть такую девочку и воспитать рабыней, дарующей наслаждение, то счастлив продавший: полученное золото позволит прожить остаток жизни в достатке, и ещё внукам останется.
Вот только купить или украсть у людей Огненного Моря девочек в рабство почти невозможно, и мир это знает. За разорённое поселение огневики мстят жестоко, и месть не знает пределов, и долгими зимними вечерами рассказываются полушёпотом истории одна страшнее другой, и рассказчик клянётся, что лично знал знакомых либо приятелей, павших от огненного гнева. Мало охотников связываться с живущими по берегам и на островах Огненного Моря!
Привязанная не была похожа ни на одну из танцующих. Не рабыней росла пленница, а воином. Шрамы на теле рассказывали о пройденных битвах и о потерях. И яркая тревожная красота горела непокорённым огнём: сожжёт дотла, если хватит ума прикоснуться как к рабыне. Даже к связанной. Даже сейчас.
– Напрасно храбрец глаз мозолит на проклятой ведьме, уже сожравшей целое состояние, – возник рядом торговец, омерзительно толстый, с многослойными подбородками над впившейся в жирное тело алмазной цепью. – Вот – другие красавицы, не девушки – звёзды небесные. Покладистые, умные, обучены Цветку наслаждений до седьмой ступени включительно…
Торговцы рабами противны всем, у кого живут ещё в душах сокрушающий Огонь Светозарного и мудрая Вода Луноликой. Правду говорили старики о непотребствах, творящихся среди людей низины. Продавать с торгов, а того пуще, воспитывать для продажи с детства, – зло, не достойное прощения. Но и то понимал со всей горечью одинокого бойца Звенящая Речка, что если снести голову торговцу, у позорного помоста с рабынями появится новый. Если спалить дотла и засыпать солью само место, где стоит рабский торг, где-то ещё, и скорее близко, чем далеко, откроется новый торг.
Звёзды небесные, с детства воспитанные рабынями, не вспорхнут обратно на небо, но без хозяйской руки погибнут. Рождённому в неволе свобода станет неминуемой смертью. Танцующим на помосте красавицам страшна и не нужна свобода. А вот ведьму стоило бы спасти. Ведьма здесь по жестокой насмешке судьбы. Предательство подлое, скорее всего. Воин не выпустит из рук оружие, даже валясь на поле с пробитой вражеским копьём головой. А вот опоить и во сне скрутить враги могут.
– Храбрец хочет ведьму, – заявил Звенящая Речка, и не слушал дальше изумлённых возгласов купца.
Пленница раскрыла глаза и смотрела в упор на нежданного покупателя. Неистовое пламя разгорелось в её взгляде, а губы под кляпом искривились в усмешке. Дорого заплатит тот, кто пожелает прикоснуться к новому приобретению, как к рабыне! Но в горах рабов не держали. У попавшего в плен оставалось право выбора: войти в род победителя младшим ребёнком младшего воина или умереть. Многие предпочитали второе…
– Пусть храбрый горец не обижается, – сказал торговец, – но юноша не кажется достаточно сильным для того, чтобы справиться с такой норовистой лошадью, как эта! Девка строптива и опасна, и не зря сидит на бревне. Как бы Светозарный в милости своей не посчитал подобное приобретение самоубийством…
Звенящая Речка лишь поморщился. Постыдился бы Жирная Задница поминать всуе Небесного Воина! Услышит, и – придёт сюда да накажет, чтобы не трепал без дела толстый язык променявшего честь на звонкие монеты. И тогда торговец заломил несусветную цену. Как же! Потратился на содержание и удержание проклятущей бабы. Пусть покупатель возмещает до последней ниточки.
Звенящая Речка знал, что в низинных городах ценят золото, которое часто и в изобилии рождают быстрые реки горного края, и в сумке лежало несколько самородков, но того горный юноша не ведал и некому было рассказать, какова истинная цена богатства, которым владел он. И сколько головорезов без сожаления отберут у наивного юнца жизнь даже за один самородок, не говоря уже о многих.
Купец стелиться под ноги начал, увидев вожделённый блеск благородного металла. Позвал помощников, бритоголовых битюгов, покупка от бревна была отвязана и даже получила одежду, длинную, почти чистую сорочку до колена, срам прикрыть.
– А вот руки развязать да кляп вынуть благородный горец и сам сможет, - сладким голосом пропел торговец. – Желательно, за пределами торга.
Боится, можно понять. Не мужчина и не женщина, взявшийся за грязное дело. Пещерный червь-мясоед, неспособный переносить сияние лика Светозарного, глядящего на землю с небес.
Женщина могла идти, хотя ноги от долгого сидения на бревне ослабли и плохо слушались. Но от торга Звенящая Речка и рабыня ушли далеко.
К придорожным скалам, где бил вскипавший приятной пеной водопадик, и всякий желающий мог напиться и ополоснуться из рукотворной гранитной чаши, куда падала со звонким говором прозрачная вода.
- Хотите об этом рассказать? – живо заинтересовался профессор. – Вы ведь рамеевтой, не так ли?
Наследственный титул, вспомнила я, передаётся строго от родителей к детям, тамме-отская знать… И девчонка выглядела очень ухоженной, вся такая прямо принцесса. Украшения, холёные пальчики. Клетчатый рисунок на коже – врождённая пигментация, обусловленная генетически, - ослепительно-белый, что говорит о древности рода. Помню, она мне сразу же не понравилась, не берусь даже объяснить, почему. Но мы не общались, сидели далеко друг от друга, и вообще…
- Нет, профессор, - ослепительно улыбнулась она. – Ничего сверх того, что вы уже знаете, я не расскажу.
Ещё и высокомерная, как все аристократики. Не знает она ничего про Врата между временами, поняла я. Так просто ляпнула, лишь бы ляпнуть. Теперь корчит из себя неприступную башню.
- Мы, рамеевтананеш, - продолжила она, - отвечали за навигацию Врат. Попросту говоря, открывали дорогу. Формировали сам туннель, всё это отражено в легендах, в списках, в книгах моего народа. За позиционирование внешней горловины Врат отвечали Берегущие, Хранители, самеевтананеш. Но из них на сегодня никого не осталось, знания утрачены. Если кто что и помнит, так это он, - кивок в сторону сидящего рядом со мной шароглазого. – Твои Старшие разгромили второй Аркатамеевтан. Ты и держи ответ… Тумба-Юмба.
- Моё имя - Тоумплетхари Юмпаткиф, - привычно поправил девушку сосед по парте. – И я бы не перекидывал вину как детский мячик с больной головы на здоровую, сударыня. Аркатамеевтан выдирал семейные Древа Палькифаля без церемоний, - с корнем! Иначе до нынешних времён дожило бы куда больше древних родов, чем нынешние двенадцать.
- Стоп!- недовольно воскликнул профессор Сатув. – Хватит. Считаться расовыми обидами будете не здесь. Тут археология, а не это ваше всё: кто виноват и кого за это следует бить.
Тамме-отка мило улыбнулась. Тумба-Юмба пожал плечами и отвернулся.
Гентбарец. продолжил урок:
- Безусловно, такие предположения высказывались не раз. Идея путешествия сквозь время будоражит многие умы. Но машину времени, или, если угодно, Врата времён, пока ещё никто не создал. Даже нивикийцы при всей их любви к этому виду перемещений в пространстве. Скорее всего, - и эта теория признана официально, - у художника случился спонтанный провидческий раппорт с будущим. Такое бывает и без генетического программирования паранормы….
***
После урока эта клетчатая таммеотская принцеска, рамеевтой Равиой, или как её там, подошла ко мне и невинно так поинтересовалась, не хочу ли я пересесть на её место.
– С чего бы вдруг? – хмуро поинтересовалась я.
Тамме-оты – экзотическая раса, на внешность, имею в виду. Конкретно эта тамме-отка ещё и красивая, причём, прекрасно о себе знает, что она – красивая. Светло-коричневые волосы по плечи, тоненькая фигурка, при одном взгляде на которую чувствуешь себя неповоротливой тушей. Круглое миловидное личико, смуглое, в тоненькую белую клеточку – у тамме-отов у всех кожа клетчатая. Причём чем светлее контуры клеток, тем считается шикарнее. Узор – генетический, у аристократов он тоньше и изящнее, чем у простолюдинов. Конкретно у Равиой – совсем тонкие, почти пунктирные линии. Сразу видно, какая передо мной королевишна стоит. Предки, поди, на десять тысяч лет назад известны, до времён первого Аркатамеевтана!
– С того, – объяснила она, – что я так хочу!
Я вспомнила, что мне самой сказали в ответ на похожую претензию, и мирно оскалилась.
– Не аргумент.
– Ну, ты же ссоришься всё время со своим соседом, – нетерпеливо выговорила она. – У тебя из-за этого баллы низкие! Отсядешь, сможешь спокойно заниматься. И, может быть, попадёшь в экспедицию профессора Сатува…
Можно подумать, не она сама его только что сейчас зацепила! И все слышали. Где логика?
– О как, – насупилась я, заталкивая кулаки в карманы куртки, нам разрешали одеваться свободно, тут Универ, а не средне-образовательная школа. – А с чего это тебя мои баллы так озаботили, милая моя? За своими последить не хочешь?
– Зачем мне баллы, в экспедицию я попаду и так, – фыркнула она, поправляя фамильную драгоценность в ухе.
Закрученная изящнейшей спиралью серёжка, знак высокого происхождения. Купить реплику невозможно, нет таких реплик. Этой милой ушной штучке несколько сотен лет, если не больше. Маме бы показать, она, хоть и специализируется на Нивикии, про Аркатамеевтан тоже знает немало…
– Мне кажется, или я ошибаюсь, – медленно, чувствуя, как вскипает внутри тяжёлая злость, выговорила я, – что профессор Сатув больше всего на свете ценит мозги, а не связи?
– И кажется, и ошибаешься. Так ты пересядешь или нет?
Я поняла проблему: после того, как нейросеть Универа распределила нас по парам, просто так взять и кинуть свою сумку на чужое место невозможно в принципе. Надо писать заявление и доказывать, что тот, с кем ты меняешься, пересаживается исключительно добровольно, с песней, в здравом уме и твёрдой памяти. Иначе получаешь выговор и понижение социального капитала за дебош на пустом месте.
– Нет, – отрезала я холодно. – Не пересяду.
В глазах юной небожительницы зажглась опасная звёздочка. Привыкла, что все её хочухи исполняются, знатная семья, достаток, мама с папой в попу целуют. Захотела учиться на археолога – пожалуйста. Захотела на Старую Терру приехать – на здоровье. Вот только кое о чём девочку предупредить забыли.
Не все вокруг её слуги, бросающиеся на первое же движение бровью с криком «Чего изволите, госпожа?»
– Вот как, – сказала Равиой, зло прищуриваясь. – Понравилось, значит, с мальчиком обжиматься. Враголюбка!
– Ой-ёй, – ядовито протянула я, – на себя-то посмотри, рамеевтой. Бегаешь за чужими, подол задрав!
Рамеевтой, в общем-то, королевский титул. Принцесса или царевна, что-то такое вот. Просто удивительно, что такая особа потеряла в нашем, прямо скажем, плебейском Универе. Есть же и другие археологические вузы в Галактике.
Девица скривилась, но я вынула из кармана один кулак, и она заткнулась, глядя на пламя. Слабенькое, в режиме «дляпомещений», но ей хватило. Плюнула и пошла, нос задрав. Драться со мной кишка у неё тонка, но как бы сторожевых псов своих не натравила. Студентам, конечно, не положено с телохранителями на занятия ходить, даже если они – дети императоров Галактики. Но без присмотра нашу красавицу навряд ли оставляют. Наверняка тут кто-то из её охраны есть, под защитной сеткой-скириснаркой. Если напрячь паранорму, то можно и засечь. Противоположная стенка коридора, например, ну очень уж в паранормальном спектре подозрительная!
Как подумаешь, что вся жизнь под колпаком охраны… бр-р! Я – за плебейскую свободу!
Я взяла сумку, вышла в коридор. Пока мы с Равиой выясняли отношения, народ разошёлся, было пусто. И только Тумба-Юмба стоял у стеночки, подпирая её по своему дурацкому обыкновению спиной. Я поняла, что он всё слышал! Иначе не усмехался бы с такой отчётливой ехидцей. Я дёрнула плечом и прошла мимо. Если скажет что-нибудь, врежу в глаз, и без разницы, полиция там, арест, капитан Снежин снова…
Но ненавистный сокурсник ничего не сказал.
***
Я сидела на широком низком подоконнике у себя в комнате. Домашние задания ждали, но я не могла сосредоточиться сейчас на учёбе. Я думала, думала, и думала. Ну, пересела бы я… и пусть бы эта Равиой дальше с Тумбой-Юмбой мучилась… Так почему меня закусило так? Пренебрежительный тон аристократочки таммеотской – вот это да, на такой тон иначе реагировать нельзя…
А ещё из памяти не шло, как девчонки вокруг него вились, кажется, даже не из нашей группы некоторые были, а из соседней. Что он им такое рассказывал, спрашивается?
Он считает меня тупой. Уел тогда, при приёме, и продолжает издеваться своими высокими баллами. Надо ему показать, что я не тупая. Надо пройти порог отбора в экспедицию профессора Сатува, и тогда он утрётся: это будет железное доказательство, железобетонное! Особенно если сам пролетит. Но, будем честными, кто-то, а уж он-то, лучший студент курса, точно не пролетит…
Тем более, кровь из носу, мне нужно пробиться!
Впервые в жизни мне хотелось доказать что-то не себе самой и не маме, а постороннему типу, даже не человеку. Необычно, я бы сказала.
Ново.
Я взяла в руки тяжёлую книгу.
***
… Портовый Город имени Звезды Океана жил торговлей и разбоем, и какая статья перевешивала, сказать не сумели бы даже Знающие высоких рангов. В стенах Вольного Города действовал древний запрет на торговлю разумными, от того невольничий рынок располагался за городскими стенами, да и там не было перепродающим живой товар покоя. Регулярно городская стража наведывалась туда, и плач не успевших вовремя скрыться вонзался в небеса быстрокрылой птицею.
Куда пропадали уведённые доблестными стражами рабы, оставалось тайной, покрытой мраком первозданной ночи. По улицам Города ходили лишь рождённые в стенах Города либо приехавшие по торговым и прочим делам.
Горе потерявшим свободу! Судьба раба страшна и печальна, даже в посмертии душе проданного на торгах не обрести покоя. За Золотыми Вратами ждут раба вечный холод и вечный же мрак, если Тень умершего не будет выкуплена живыми. Но какой человек из живущих ныне станет выкупать мертвеца, чьё Имя стёрлось из скрижалей Памяти навечно?
От того юноша Звенящая Речка решил, что не сядет на бревно рабского торга никогда. Лучше погибнуть в схватке или завершить жизнь другим способом, до того, как торговцу отсыплют в нечистую ладонь серебра.
Но плоть слаба, и на танцующих, показывающих тела на деревянном помосте девушек-рабынь доблестный горец всё-таки смотрел. А за помостом и в стороне от помоста увидел Звенящая Речка ещё одну рабыню, крепко привязанную к бревну так, как даже мужчин редко связывают: колени вывернуты вперёд, руки за головой. Одежды на женщине не было никакой, и всякий мог увидеть шрамы на смуглой, с бледным частым рисунком, коже, старые, побелевшие от времени, и свежие, вздувшиеся багровыми полосами.
Далеко на север от обитаемого мира лежит Огненное Море, разлитое на границе с Тьмой самим Светозарным. Море рождает волны из чистого пламени и страшный железный ветер, губящий всё живое – горе мореходам, угодившим в железную бурю, налетевшую из Огненного Моря! Но живут на том берегу люди, вобравшие в себя дыхание мрачного подземного пламени, слывут искусными мастерами по железу и исключительной красотой своих женщин. Если украсть такую девочку и воспитать рабыней, дарующей наслаждение, то счастлив продавший: полученное золото позволит прожить остаток жизни в достатке, и ещё внукам останется.
Вот только купить или украсть у людей Огненного Моря девочек в рабство почти невозможно, и мир это знает. За разорённое поселение огневики мстят жестоко, и месть не знает пределов, и долгими зимними вечерами рассказываются полушёпотом истории одна страшнее другой, и рассказчик клянётся, что лично знал знакомых либо приятелей, павших от огненного гнева. Мало охотников связываться с живущими по берегам и на островах Огненного Моря!
Привязанная не была похожа ни на одну из танцующих. Не рабыней росла пленница, а воином. Шрамы на теле рассказывали о пройденных битвах и о потерях. И яркая тревожная красота горела непокорённым огнём: сожжёт дотла, если хватит ума прикоснуться как к рабыне. Даже к связанной. Даже сейчас.
– Напрасно храбрец глаз мозолит на проклятой ведьме, уже сожравшей целое состояние, – возник рядом торговец, омерзительно толстый, с многослойными подбородками над впившейся в жирное тело алмазной цепью. – Вот – другие красавицы, не девушки – звёзды небесные. Покладистые, умные, обучены Цветку наслаждений до седьмой ступени включительно…
Торговцы рабами противны всем, у кого живут ещё в душах сокрушающий Огонь Светозарного и мудрая Вода Луноликой. Правду говорили старики о непотребствах, творящихся среди людей низины. Продавать с торгов, а того пуще, воспитывать для продажи с детства, – зло, не достойное прощения. Но и то понимал со всей горечью одинокого бойца Звенящая Речка, что если снести голову торговцу, у позорного помоста с рабынями появится новый. Если спалить дотла и засыпать солью само место, где стоит рабский торг, где-то ещё, и скорее близко, чем далеко, откроется новый торг.
Звёзды небесные, с детства воспитанные рабынями, не вспорхнут обратно на небо, но без хозяйской руки погибнут. Рождённому в неволе свобода станет неминуемой смертью. Танцующим на помосте красавицам страшна и не нужна свобода. А вот ведьму стоило бы спасти. Ведьма здесь по жестокой насмешке судьбы. Предательство подлое, скорее всего. Воин не выпустит из рук оружие, даже валясь на поле с пробитой вражеским копьём головой. А вот опоить и во сне скрутить враги могут.
– Храбрец хочет ведьму, – заявил Звенящая Речка, и не слушал дальше изумлённых возгласов купца.
Пленница раскрыла глаза и смотрела в упор на нежданного покупателя. Неистовое пламя разгорелось в её взгляде, а губы под кляпом искривились в усмешке. Дорого заплатит тот, кто пожелает прикоснуться к новому приобретению, как к рабыне! Но в горах рабов не держали. У попавшего в плен оставалось право выбора: войти в род победителя младшим ребёнком младшего воина или умереть. Многие предпочитали второе…
– Пусть храбрый горец не обижается, – сказал торговец, – но юноша не кажется достаточно сильным для того, чтобы справиться с такой норовистой лошадью, как эта! Девка строптива и опасна, и не зря сидит на бревне. Как бы Светозарный в милости своей не посчитал подобное приобретение самоубийством…
Звенящая Речка лишь поморщился. Постыдился бы Жирная Задница поминать всуе Небесного Воина! Услышит, и – придёт сюда да накажет, чтобы не трепал без дела толстый язык променявшего честь на звонкие монеты. И тогда торговец заломил несусветную цену. Как же! Потратился на содержание и удержание проклятущей бабы. Пусть покупатель возмещает до последней ниточки.
Звенящая Речка знал, что в низинных городах ценят золото, которое часто и в изобилии рождают быстрые реки горного края, и в сумке лежало несколько самородков, но того горный юноша не ведал и некому было рассказать, какова истинная цена богатства, которым владел он. И сколько головорезов без сожаления отберут у наивного юнца жизнь даже за один самородок, не говоря уже о многих.
Купец стелиться под ноги начал, увидев вожделённый блеск благородного металла. Позвал помощников, бритоголовых битюгов, покупка от бревна была отвязана и даже получила одежду, длинную, почти чистую сорочку до колена, срам прикрыть.
– А вот руки развязать да кляп вынуть благородный горец и сам сможет, - сладким голосом пропел торговец. – Желательно, за пределами торга.
Боится, можно понять. Не мужчина и не женщина, взявшийся за грязное дело. Пещерный червь-мясоед, неспособный переносить сияние лика Светозарного, глядящего на землю с небес.
Женщина могла идти, хотя ноги от долгого сидения на бревне ослабли и плохо слушались. Но от торга Звенящая Речка и рабыня ушли далеко.
К придорожным скалам, где бил вскипавший приятной пеной водопадик, и всякий желающий мог напиться и ополоснуться из рукотворной гранитной чаши, куда падала со звонким говором прозрачная вода.
