– Зачем, господин? – первое, о чём спросила пленница, разминая помеченные багровыми синяками от верёвки кисти.
– Не господин, – отказался Звенящая Речка от чести, и объяснил случившееся: – Не дело воину сидеть на рабском бревне из-за предательства подлого. Дело воина – свобода и битвы. Ведьма свободна и может идти, куда пожелает.
– Перед храбрым горцем – Сестра Огня именем Ветер, – назвалась женщина. – А юноша владеет Истинным Взором. Ведь именно предательство наделило Сестру позорным бревном рабского торга…
Мне в бок воткнулся острый локоть:
– Хватит храпеть! Вы мешаете мне заниматься.
Я отодрала гудящую голову от поверхности парты. Вот что значит вместо сна разбирать по слогам неадаптированную нивикийскую книгу! На занятиях не приходишь в сознание. А поганый сосед по парте ещё и издевается, заявляя, что я храплю! Храплю я ему, надо же.
– Кто тут храпит?– осведомилась я, растирая глаза.
– Ну, не я же, – злым шёпотом ответил он. – До окончания приёма работ – четверть часа. Самые сложные задания в конце, и вы мне – мешаете!
– Разговоры в аудитории! – постучал пальцем по столу преподаватель.
Я потрясла головой, приходя в себя. Четверть часа… мамочки, а проверочный лист-то – длиной в парсек. Всё не успею, уже очевидно, но хотя бы что-то… и без ошибок.
Чёрт!
Я спешно активировала экран, а перед глазами всё стоял тот придорожный водопадик, и язык почти чувствовал его вкус – прохладный, свежий, отдающий лёгкой ржавчиной, потому что там, скорее всего, железо выступало на поверхность и, окисляясь, оставляло ржавые потёки на скалах…
Утверждают, что родина нивикийцев – Нивикия-прайм, в локали, находящейся далеко за пределами пространства Земной Федерации. И тамошняя атмосфера сейчас непригодна для жизни, города завалены костями погибших жителей, а второе солнце – второй лик Светозарного, бога, которого они почитали когда-то, – превратилось в чёрную дыру. Вот бы знать, «Орден Милосердия» об этой катастрофе расскажет? Или книга писалась задолго до неё?
Итог проверочной – ожидаемо ниже среднего. Но не чисто красный цвет у плашки, а, скажем так, оранжевый. Прогресс. Спать надо по ночам, а не книжки неадаптированные читать, Ламберт-Балина, вот что…
Вторая половина учебного дня пошла на дисциплину «Естественно-научные методы в экзоархеологии». Судя по информации в терминале – сплав математики, экзобиологии и нечёткой логики. Биология, допустим. С детства люблю. В Галактике чего только не встретишь, особенно такого, что у нас, на Старой Терре, жить не может в принципе. Математика – и так и сяк, а нечёткая логика что за зверь?
Но всё вылетело у меня из головы, когда я увидела маму. Да, предмет вести собралась у нас именно она. Как же так, ведь изначально в списке преподавателей её имени не было? Или было, но я мимо проскользнула? Но фамилия у нас с нею одинаковая и, прямо скажем, одна такая на двоих на всей планете.
Как же я проморгала…
Сначала меня накрыло злостью: мама считает меня маленькой и решила проконтролировать! Потом всё же включились мозги: если бы я поступила, скажем, на ксенопсихологию, маму я бы там и близко не увидела – не её профиль. А на археологическом преподают профессора-археологи, логично.
– Методы исследований в археологии самые разные, – вводное слово, всё ясно и так, удивительно мамин голос слушать – вне дома, на уроке, он совсем по-другому звучит, надо же... – и мы последовательно освоим каждый из них. Прежде всего, объекты наших исследований делятся на два класса: органического происхождения и неорганические, соответственно, и методы их изучения различаются. Кто скажет, в чём отличие органического артефакта от неорганического?
По аудитории прошёл смешок – глупый вопрос. Я обернулась и внимательно рассмотрела всех, кто ехидничал совсем уже открыто. Это моя мама, я им посмеюсь!
– Ну, органические – это кости всякие там, – выдали наконец с заднего ряда, а со среднего продолжили: – А неорганические – это камни и скульптуры.
– Логично, – кивнула мама. – Но к какому типу вы отнесёте Барьерные Скалы в Долине Грёз на Таммееше, ведь они многие тысячи лет создавались колониями полипов вида «саамевтан», полипы живут там и до сих пор, на гряде? Абсолютно неразумные по всем параметрам. А знаменитые поющие камни Гедарсу? Кристаллическая жизнь, и ксенопсихологи всерьёз надеются на то, что разумная…
– Это исключения, лишь подтверждающие общее правило, – невозмутимо вставил Тумба-Юмба. – Неразрушающие методы одинаково годятся для обоих типов.
– А хотелось бы разрушить, да? – не удержалась я.
Язык выстрелил вперёд головы, но голова, прямо скажем, снова собралась в страну снов и потому не проконтролировала речевой аппарат. Мама мне припомнит, можете быть уверены!
– Если целесообразно разрушить, чтобы получить более точные сведение об объекте, почему бы не разрушить?– пожал плечами Тумба-Юмба.
– Тогда объект будет утерян безвозвратно, – заметила мама.
– Если подобных объектов много или в достаточном количестве, то потеря допустима.
– Но если это живой объект! – возмутилась я. – Устроим ему вивисекцию?
– Вивисекция – это к экзобиологам, – невозмутимо ответила мама.
– Но если разумный!
– Наличие разума устанавливают ксенологи, в том числе – телепаты высших рангов, после всех, положенных случаю, ментальных сканов, - указал Тумба-Юмба. - Таким образом, вероятность ошибки снижается почти до нуля.
– На самом деле, – сказала мама, – на новооткрытых планетах всегда работает смешанная команда из экзобиологов и ксенологов. Заключение ксенологов экспедиции об отсутствии разумной жизни – определяющий документ для следующей колонизации. Но археологи часто работают в мирах, где уже существуют или когда-то существовали какие-то цивилизации, и, как, например, с кристаллами Гедарсу, случаются… казусы.
– Это они написали на себе светящимися буквами «Уходите отсюда, вы нам мешаете?» – с любопытством спросил Тумба-Юмба.
Мама слегка поморщилась, я видела, что тема ей не очень приятна. Да, она сама упомянула Гедарсу, но теперь остро жалеет об этом. Я-то её хорошо знала!
– Байка, – поджав губы, сказала мама. – Кристаллы Гедарсу ничего на себе не писали. Они попросту начали убивать. Причём эти смерти мы связали с активностью местной жизни очень не скоро…
– Это ведь именно вы возглавляли первую экспедицию к Гедарсу, госпожа профессор Ламберт-Балина, не так ли? – спросил Тумба-Юмба. – И именно на Гедарсу вы лишились телепатического ранга, верно? У вас был второй, насколько я помню. Вторая ступень второго… достаточно высоко.
Мама слегка растерялась, не сразу отыскав нужные слова для достойного ответа. Гедарсу! Она никогда не рассказывала мне о Гедарсу и о том, что когда-то у неё был ранг в инфосфере! Носителям телепатической паранормы вовсе не обязательно проходить психодинамические тесты на ранг, можно прекрасно жить без инфосферы – достаточно регистрации и стандартных психокодов-ограничений на невозможность спонтанно читать из чьего-нибудь сознания какие-нибудь мысли. Прямо скажем, если у тебя нет ранга, ты способен на очень немногое, потому-то все нормальные телепаты и рвутся в инфосферу: за карьерой на ментальном фронте. Но некоторым из них ничего не нужно от жизни, лишь бы оставили их в покое. Долгое время я думала, что мама как раз из таких. Но, оказывается, нет. Оказывается, у неё был ранг!
И она его потеряла.
Я пнула настырного соседа в коленку и прошипела:
– Уймись, убью!
– Почему?– развернулся он ко мне.
– Потому что убью!
– Почему? Объясните.
Меня потрясло ничем не замутнённое недоумение в его лиловом взгляде. Тумба-Юмба не издевался. Он реально не понимал!
– Сам не видишь, что ли?– снова язык сработал вперёд мозгов. – Ей же больно!
– Разговоры в аудитории, – мама пришла в себя и повысила голос. – Дисциплинарное взыскание, Ламберт-Балина.
– А ему? – возмутилась я. – Он первый начал!
– Второе взыскание. Третьего не будет – вы покинете аудиторию, Ликесса.
Я села обратно. Уши горели, спина взмокла от лютой обиды. Мне, значит, аж два взыскания – а это снова штрафы, ну, мама, спасибо! А Тумбе-Юмбе – ничего. Ишь, сидит и ухмыляется, вражья морда! И в аудитории смешки – клетчатая таммеотская принцесса старается. Зараза.
– Продолжаем урок…
Урок я уже не слушала. Уткнулась носом в экран встроенного в парту терминала, там шли слайды, иллюстрирующие мамины слова, но я ничего не видела. Всё во мне кипело от ярости и возмущения. Мама – защищает – этого – урода! Кому сказать… За что?! Почему у всех мамы как мамы, а моя меня предать готова на первом же занятии. Я сидела, накручивала себя, и одни боги галактики знают, до чего додумалась бы уже, но мама внезапно подняла меня с вопросом:
– Какие первичные признаки зарождения разума вы можете назвать, Ликесса?
– Эм… уу… рыболовные крючки? – не знаю, почему именно крючки, но память подсунула именно их.
Костяные крючки, которыми древние носители разума добывали себе рыбу, возможно, тоже уже с зачатками разума в рыбьей башке. Но ксенологов рядом не было, некому оказалось объяснить, что тварь, уже вставшую на путь осознания себя, жрать нельзя. Древние носители древнего разума хотели кушать. Проблемы ксеноархеологии интересовали их мало. Да и саму ксеноархеологию они вообще ещё не придумали.
– Рыболовные крючки – это уже следующая стадия развития, – невозмутимо объяснила мама, и я молча села.
В лужу, куда же ещё.
– Кто скажет?
Кто что говорил: первый обработанный камень… палка-копалка… мотыга… первая письменность… ямы для брожения пищи… наскальная живопись…
Мама всё это выслушала, кивая головой на каждую фразу, потом сказала:
– Самым первым признаком возникновения разума следует считать сломанную, а затем сросшуюся бедренную кость…
– Кость! – не выдержала я. – Костей полно у животных!
– Да, у животных полно костей, – кивнула мне мама. – Но перелом бедренной кости означает неминуемую гибель для любого животного. Оно больше не может охотиться, и не может убежать от хищников, ведь такой перелом срастается очень долго. Если особь со сломанной бедренной костью выжила, это означает только одно: о ней заботились. Кто-то другой кормил, поил и защищал больного, и именно с этого начинается любая цивилизация. С заботы о ближнем своём.
Кто бы мог подумать, правда?
С научными истинами всегда так. Пока она скрыта от всех, никто не может догадаться, в чём дело. Зато потом, после того, как чей-то гений озвучил её, каждый хлопает себя по лбу и восклицает: «Как всё просто и понятно! Где были мои глаза? Это же очевидно! Почему я сам не увидел это сразу?!»
Сломанная кость - как раз одна из таких истин.
Чудесный, в общем, вышел урок. В финале нам пообещали выездной практикум к концу недели. На Старой Терре тоже работают археологи, так-то вот.
Но это не настолько интересно, как дальние экспедиции! Подумаешь, Старая Терра, то же самое небо и то же самое солнце, и – ну да, древние города, но какая в них тайна? Доледниковый период… докосмическая эпоха… в школе у нас краеведение было и история родного мира, и хватит, я считаю. То ли дело – Нивикия! Да даже Аркатамеевтан, несмотря на принцеску нашу. Сколько тайн, сколько загадок, – а размах! На половину Галактики, если не меньше.
– Ликесса, останьтесь.
У, взгляд ледяной и какой тон знакомый! Всё во мне взъерошилось: сейчас начнут воспитывать! Терпеть ненавижу. Я что, маленькая? Мне два годика?
Урок был последним, дальше начиналось время самостоятельной подготовки. Я оценила. Осталась за партой, упрямо молчала. Мама подошла, подтянула стул, устроилась напротив. Положила локти на стол, на скрещённые пальцы положила подбородок. Долго смотрела.
Я сдалась первой:
– Ты не рассказывала про Гедарсу.
– Когда-нибудь расскажу, – пообещала она, и снова замолчала.
Невыносимо.
– А чего он!– возмутилась я, переводя наш безмолвный разговор в звуковой формат.
– Расовое любопытство, Лика, – сказала мама, – Они все такие. Любят задавать вопросы.
– Мама, а не пошёл бы он со своей любовью к вопросам! – мама положила ладонь мне на руку, и я снизила тон: – Он же видел, что тебе неприятно!
– На самом деле – нет, не видел. У этой расы самая низкая способность к эмпатии из всех галактических народов; мальчик действительно не понимал, что не так. И вряд ли поймёт. Спасибо за защиту, дочь. Ты умница и молодец, но в следующий раз отнесись с пониманием…
– А он не хочет отнестись с пониманием? – взвилась я, – Пришёл сюда, сам, его не звали, а мы под него подстраивайся?!
– Куда ж ты с такой ксеноагрессией лезешь, доча?– с грустью спросила мама. – Даже капельку терпимости к расовым особенностям сокурсника в себе найти не можешь, а хочешь попасть в дальнюю экспедицию.
От этой грусти впору сдохнуть. Прямо на месте взять и закончиться как-нибудь.
– Про ранг твой он разболтал…
– Это не страшно. Это есть в открытом доступе, в информации по Гедарсу… Но ты меня поняла, я надеюсь.
– А мне ты не говорила!
– Не самые лучшие воспоминания, – пожала она плечами. – Сначала ты была мала. А потом – к слову не приходилось. Но если хочешь, я расскажу. Дома. В конце учебной недели.
Погладила меня по руке, встала. Пошла к дверям, я проводила её взглядом. Да, в Универе мы – преподаватель и ученица. По крайней мере, на занятиях. Это надо соблюдать. Чтобы ни профессору Ламберт-Балиной, ни студентке Ламберт-Балиной не прилетало проблем от универской нейросети.
Но кое-кому сделать кое-какое внушение не помешает, решила я.
Тумбу-Юмбу я настигла в переходной галерее от учебного корпуса к жилым секторам. Дневной поток народу уже схлынул, до вечернего было ещё далеко. И Тумба-Юмба в гордом одиночестве стоял в обзорной нише: любовался. Не спорю, вид на комплекс Универа отсюда хороший. В ночное время ещё лучше, с зажжёнными фонарями и разноцветной подсветкой, но и днём впечатляет.
Ненавистный сосед по парте, он же, по желанию левой пятки нейросети Универа, мой напарник до конца обучения, услышал шаги и обернулся.
– Ты, – сказала я ему свирепо, вместо «здрасьте», – не лезь со своими идиотскими вопросами к моей маме!
– Почему?
– Потому что не лезь!
– Профессор Ламберт-Балина – преподаватель Университета, – указал он, – ей по должности положено отвечать на вопросы обучающихся, в том числе и на те, которые кажутся вам идиотскими.
– Кажутся! – возмутилась я, сжимая кулаки.
– Именно. Экспедиция на Гедарсу полна белых пятен, в общем доступе о ней мало сведений, по сравнению с другими экспедициями подобного уровня. Между тем, кристаллическая разумная жизнь представлена в Галактике всего двумя видами. Это чёрные звёзды Радуарского Альянса, и кристаллы Гедарсу, – и, можно сказать, всё. Альянс на все стороны Вселенной смотрит через прорезь прицела, очень агрессивное сообщество, и это изменить в обозримом будущем, к сожалению, невозможно. Но Гедарсу находится в локальном пространстве Новой России, и на Гедарсу обнаружены артефакты Нивикии… в том числе, помеченные знаком «бешеного солнца», то есть, имеющие отношение к военному комплексу. У профессора Ламберт-Балиной была вторая ступень второго ранга, она была лидером инфолокали экспедиции. И потеряла ранг. Ваша инфосфера отсекает повреждённые локальные инфополя безо всякой жалости, общеизвестный факт, скорее всего, с вашей мамой случилось именно это.
– Не господин, – отказался Звенящая Речка от чести, и объяснил случившееся: – Не дело воину сидеть на рабском бревне из-за предательства подлого. Дело воина – свобода и битвы. Ведьма свободна и может идти, куда пожелает.
– Перед храбрым горцем – Сестра Огня именем Ветер, – назвалась женщина. – А юноша владеет Истинным Взором. Ведь именно предательство наделило Сестру позорным бревном рабского торга…
***
Мне в бок воткнулся острый локоть:
– Хватит храпеть! Вы мешаете мне заниматься.
Я отодрала гудящую голову от поверхности парты. Вот что значит вместо сна разбирать по слогам неадаптированную нивикийскую книгу! На занятиях не приходишь в сознание. А поганый сосед по парте ещё и издевается, заявляя, что я храплю! Храплю я ему, надо же.
– Кто тут храпит?– осведомилась я, растирая глаза.
– Ну, не я же, – злым шёпотом ответил он. – До окончания приёма работ – четверть часа. Самые сложные задания в конце, и вы мне – мешаете!
– Разговоры в аудитории! – постучал пальцем по столу преподаватель.
Я потрясла головой, приходя в себя. Четверть часа… мамочки, а проверочный лист-то – длиной в парсек. Всё не успею, уже очевидно, но хотя бы что-то… и без ошибок.
Чёрт!
Я спешно активировала экран, а перед глазами всё стоял тот придорожный водопадик, и язык почти чувствовал его вкус – прохладный, свежий, отдающий лёгкой ржавчиной, потому что там, скорее всего, железо выступало на поверхность и, окисляясь, оставляло ржавые потёки на скалах…
Утверждают, что родина нивикийцев – Нивикия-прайм, в локали, находящейся далеко за пределами пространства Земной Федерации. И тамошняя атмосфера сейчас непригодна для жизни, города завалены костями погибших жителей, а второе солнце – второй лик Светозарного, бога, которого они почитали когда-то, – превратилось в чёрную дыру. Вот бы знать, «Орден Милосердия» об этой катастрофе расскажет? Или книга писалась задолго до неё?
Итог проверочной – ожидаемо ниже среднего. Но не чисто красный цвет у плашки, а, скажем так, оранжевый. Прогресс. Спать надо по ночам, а не книжки неадаптированные читать, Ламберт-Балина, вот что…
Вторая половина учебного дня пошла на дисциплину «Естественно-научные методы в экзоархеологии». Судя по информации в терминале – сплав математики, экзобиологии и нечёткой логики. Биология, допустим. С детства люблю. В Галактике чего только не встретишь, особенно такого, что у нас, на Старой Терре, жить не может в принципе. Математика – и так и сяк, а нечёткая логика что за зверь?
Но всё вылетело у меня из головы, когда я увидела маму. Да, предмет вести собралась у нас именно она. Как же так, ведь изначально в списке преподавателей её имени не было? Или было, но я мимо проскользнула? Но фамилия у нас с нею одинаковая и, прямо скажем, одна такая на двоих на всей планете.
Как же я проморгала…
Сначала меня накрыло злостью: мама считает меня маленькой и решила проконтролировать! Потом всё же включились мозги: если бы я поступила, скажем, на ксенопсихологию, маму я бы там и близко не увидела – не её профиль. А на археологическом преподают профессора-археологи, логично.
– Методы исследований в археологии самые разные, – вводное слово, всё ясно и так, удивительно мамин голос слушать – вне дома, на уроке, он совсем по-другому звучит, надо же... – и мы последовательно освоим каждый из них. Прежде всего, объекты наших исследований делятся на два класса: органического происхождения и неорганические, соответственно, и методы их изучения различаются. Кто скажет, в чём отличие органического артефакта от неорганического?
По аудитории прошёл смешок – глупый вопрос. Я обернулась и внимательно рассмотрела всех, кто ехидничал совсем уже открыто. Это моя мама, я им посмеюсь!
– Ну, органические – это кости всякие там, – выдали наконец с заднего ряда, а со среднего продолжили: – А неорганические – это камни и скульптуры.
– Логично, – кивнула мама. – Но к какому типу вы отнесёте Барьерные Скалы в Долине Грёз на Таммееше, ведь они многие тысячи лет создавались колониями полипов вида «саамевтан», полипы живут там и до сих пор, на гряде? Абсолютно неразумные по всем параметрам. А знаменитые поющие камни Гедарсу? Кристаллическая жизнь, и ксенопсихологи всерьёз надеются на то, что разумная…
– Это исключения, лишь подтверждающие общее правило, – невозмутимо вставил Тумба-Юмба. – Неразрушающие методы одинаково годятся для обоих типов.
– А хотелось бы разрушить, да? – не удержалась я.
Язык выстрелил вперёд головы, но голова, прямо скажем, снова собралась в страну снов и потому не проконтролировала речевой аппарат. Мама мне припомнит, можете быть уверены!
– Если целесообразно разрушить, чтобы получить более точные сведение об объекте, почему бы не разрушить?– пожал плечами Тумба-Юмба.
– Тогда объект будет утерян безвозвратно, – заметила мама.
– Если подобных объектов много или в достаточном количестве, то потеря допустима.
– Но если это живой объект! – возмутилась я. – Устроим ему вивисекцию?
– Вивисекция – это к экзобиологам, – невозмутимо ответила мама.
– Но если разумный!
– Наличие разума устанавливают ксенологи, в том числе – телепаты высших рангов, после всех, положенных случаю, ментальных сканов, - указал Тумба-Юмба. - Таким образом, вероятность ошибки снижается почти до нуля.
– На самом деле, – сказала мама, – на новооткрытых планетах всегда работает смешанная команда из экзобиологов и ксенологов. Заключение ксенологов экспедиции об отсутствии разумной жизни – определяющий документ для следующей колонизации. Но археологи часто работают в мирах, где уже существуют или когда-то существовали какие-то цивилизации, и, как, например, с кристаллами Гедарсу, случаются… казусы.
– Это они написали на себе светящимися буквами «Уходите отсюда, вы нам мешаете?» – с любопытством спросил Тумба-Юмба.
Мама слегка поморщилась, я видела, что тема ей не очень приятна. Да, она сама упомянула Гедарсу, но теперь остро жалеет об этом. Я-то её хорошо знала!
– Байка, – поджав губы, сказала мама. – Кристаллы Гедарсу ничего на себе не писали. Они попросту начали убивать. Причём эти смерти мы связали с активностью местной жизни очень не скоро…
– Это ведь именно вы возглавляли первую экспедицию к Гедарсу, госпожа профессор Ламберт-Балина, не так ли? – спросил Тумба-Юмба. – И именно на Гедарсу вы лишились телепатического ранга, верно? У вас был второй, насколько я помню. Вторая ступень второго… достаточно высоко.
Мама слегка растерялась, не сразу отыскав нужные слова для достойного ответа. Гедарсу! Она никогда не рассказывала мне о Гедарсу и о том, что когда-то у неё был ранг в инфосфере! Носителям телепатической паранормы вовсе не обязательно проходить психодинамические тесты на ранг, можно прекрасно жить без инфосферы – достаточно регистрации и стандартных психокодов-ограничений на невозможность спонтанно читать из чьего-нибудь сознания какие-нибудь мысли. Прямо скажем, если у тебя нет ранга, ты способен на очень немногое, потому-то все нормальные телепаты и рвутся в инфосферу: за карьерой на ментальном фронте. Но некоторым из них ничего не нужно от жизни, лишь бы оставили их в покое. Долгое время я думала, что мама как раз из таких. Но, оказывается, нет. Оказывается, у неё был ранг!
И она его потеряла.
Я пнула настырного соседа в коленку и прошипела:
– Уймись, убью!
– Почему?– развернулся он ко мне.
– Потому что убью!
– Почему? Объясните.
Меня потрясло ничем не замутнённое недоумение в его лиловом взгляде. Тумба-Юмба не издевался. Он реально не понимал!
– Сам не видишь, что ли?– снова язык сработал вперёд мозгов. – Ей же больно!
– Разговоры в аудитории, – мама пришла в себя и повысила голос. – Дисциплинарное взыскание, Ламберт-Балина.
– А ему? – возмутилась я. – Он первый начал!
– Второе взыскание. Третьего не будет – вы покинете аудиторию, Ликесса.
Я села обратно. Уши горели, спина взмокла от лютой обиды. Мне, значит, аж два взыскания – а это снова штрафы, ну, мама, спасибо! А Тумбе-Юмбе – ничего. Ишь, сидит и ухмыляется, вражья морда! И в аудитории смешки – клетчатая таммеотская принцесса старается. Зараза.
– Продолжаем урок…
Урок я уже не слушала. Уткнулась носом в экран встроенного в парту терминала, там шли слайды, иллюстрирующие мамины слова, но я ничего не видела. Всё во мне кипело от ярости и возмущения. Мама – защищает – этого – урода! Кому сказать… За что?! Почему у всех мамы как мамы, а моя меня предать готова на первом же занятии. Я сидела, накручивала себя, и одни боги галактики знают, до чего додумалась бы уже, но мама внезапно подняла меня с вопросом:
– Какие первичные признаки зарождения разума вы можете назвать, Ликесса?
– Эм… уу… рыболовные крючки? – не знаю, почему именно крючки, но память подсунула именно их.
Костяные крючки, которыми древние носители разума добывали себе рыбу, возможно, тоже уже с зачатками разума в рыбьей башке. Но ксенологов рядом не было, некому оказалось объяснить, что тварь, уже вставшую на путь осознания себя, жрать нельзя. Древние носители древнего разума хотели кушать. Проблемы ксеноархеологии интересовали их мало. Да и саму ксеноархеологию они вообще ещё не придумали.
– Рыболовные крючки – это уже следующая стадия развития, – невозмутимо объяснила мама, и я молча села.
В лужу, куда же ещё.
– Кто скажет?
Кто что говорил: первый обработанный камень… палка-копалка… мотыга… первая письменность… ямы для брожения пищи… наскальная живопись…
Мама всё это выслушала, кивая головой на каждую фразу, потом сказала:
– Самым первым признаком возникновения разума следует считать сломанную, а затем сросшуюся бедренную кость…
– Кость! – не выдержала я. – Костей полно у животных!
– Да, у животных полно костей, – кивнула мне мама. – Но перелом бедренной кости означает неминуемую гибель для любого животного. Оно больше не может охотиться, и не может убежать от хищников, ведь такой перелом срастается очень долго. Если особь со сломанной бедренной костью выжила, это означает только одно: о ней заботились. Кто-то другой кормил, поил и защищал больного, и именно с этого начинается любая цивилизация. С заботы о ближнем своём.
Кто бы мог подумать, правда?
С научными истинами всегда так. Пока она скрыта от всех, никто не может догадаться, в чём дело. Зато потом, после того, как чей-то гений озвучил её, каждый хлопает себя по лбу и восклицает: «Как всё просто и понятно! Где были мои глаза? Это же очевидно! Почему я сам не увидел это сразу?!»
Сломанная кость - как раз одна из таких истин.
Чудесный, в общем, вышел урок. В финале нам пообещали выездной практикум к концу недели. На Старой Терре тоже работают археологи, так-то вот.
Но это не настолько интересно, как дальние экспедиции! Подумаешь, Старая Терра, то же самое небо и то же самое солнце, и – ну да, древние города, но какая в них тайна? Доледниковый период… докосмическая эпоха… в школе у нас краеведение было и история родного мира, и хватит, я считаю. То ли дело – Нивикия! Да даже Аркатамеевтан, несмотря на принцеску нашу. Сколько тайн, сколько загадок, – а размах! На половину Галактики, если не меньше.
– Ликесса, останьтесь.
У, взгляд ледяной и какой тон знакомый! Всё во мне взъерошилось: сейчас начнут воспитывать! Терпеть ненавижу. Я что, маленькая? Мне два годика?
Урок был последним, дальше начиналось время самостоятельной подготовки. Я оценила. Осталась за партой, упрямо молчала. Мама подошла, подтянула стул, устроилась напротив. Положила локти на стол, на скрещённые пальцы положила подбородок. Долго смотрела.
Я сдалась первой:
– Ты не рассказывала про Гедарсу.
– Когда-нибудь расскажу, – пообещала она, и снова замолчала.
Невыносимо.
– А чего он!– возмутилась я, переводя наш безмолвный разговор в звуковой формат.
– Расовое любопытство, Лика, – сказала мама, – Они все такие. Любят задавать вопросы.
– Мама, а не пошёл бы он со своей любовью к вопросам! – мама положила ладонь мне на руку, и я снизила тон: – Он же видел, что тебе неприятно!
– На самом деле – нет, не видел. У этой расы самая низкая способность к эмпатии из всех галактических народов; мальчик действительно не понимал, что не так. И вряд ли поймёт. Спасибо за защиту, дочь. Ты умница и молодец, но в следующий раз отнесись с пониманием…
– А он не хочет отнестись с пониманием? – взвилась я, – Пришёл сюда, сам, его не звали, а мы под него подстраивайся?!
– Куда ж ты с такой ксеноагрессией лезешь, доча?– с грустью спросила мама. – Даже капельку терпимости к расовым особенностям сокурсника в себе найти не можешь, а хочешь попасть в дальнюю экспедицию.
От этой грусти впору сдохнуть. Прямо на месте взять и закончиться как-нибудь.
– Про ранг твой он разболтал…
– Это не страшно. Это есть в открытом доступе, в информации по Гедарсу… Но ты меня поняла, я надеюсь.
– А мне ты не говорила!
– Не самые лучшие воспоминания, – пожала она плечами. – Сначала ты была мала. А потом – к слову не приходилось. Но если хочешь, я расскажу. Дома. В конце учебной недели.
Погладила меня по руке, встала. Пошла к дверям, я проводила её взглядом. Да, в Универе мы – преподаватель и ученица. По крайней мере, на занятиях. Это надо соблюдать. Чтобы ни профессору Ламберт-Балиной, ни студентке Ламберт-Балиной не прилетало проблем от универской нейросети.
Но кое-кому сделать кое-какое внушение не помешает, решила я.
***
Тумбу-Юмбу я настигла в переходной галерее от учебного корпуса к жилым секторам. Дневной поток народу уже схлынул, до вечернего было ещё далеко. И Тумба-Юмба в гордом одиночестве стоял в обзорной нише: любовался. Не спорю, вид на комплекс Универа отсюда хороший. В ночное время ещё лучше, с зажжёнными фонарями и разноцветной подсветкой, но и днём впечатляет.
Ненавистный сосед по парте, он же, по желанию левой пятки нейросети Универа, мой напарник до конца обучения, услышал шаги и обернулся.
– Ты, – сказала я ему свирепо, вместо «здрасьте», – не лезь со своими идиотскими вопросами к моей маме!
– Почему?
– Потому что не лезь!
– Профессор Ламберт-Балина – преподаватель Университета, – указал он, – ей по должности положено отвечать на вопросы обучающихся, в том числе и на те, которые кажутся вам идиотскими.
– Кажутся! – возмутилась я, сжимая кулаки.
– Именно. Экспедиция на Гедарсу полна белых пятен, в общем доступе о ней мало сведений, по сравнению с другими экспедициями подобного уровня. Между тем, кристаллическая разумная жизнь представлена в Галактике всего двумя видами. Это чёрные звёзды Радуарского Альянса, и кристаллы Гедарсу, – и, можно сказать, всё. Альянс на все стороны Вселенной смотрит через прорезь прицела, очень агрессивное сообщество, и это изменить в обозримом будущем, к сожалению, невозможно. Но Гедарсу находится в локальном пространстве Новой России, и на Гедарсу обнаружены артефакты Нивикии… в том числе, помеченные знаком «бешеного солнца», то есть, имеющие отношение к военному комплексу. У профессора Ламберт-Балиной была вторая ступень второго ранга, она была лидером инфолокали экспедиции. И потеряла ранг. Ваша инфосфера отсекает повреждённые локальные инфополя безо всякой жалости, общеизвестный факт, скорее всего, с вашей мамой случилось именно это.
