На втором часу начало путаться сознание. Зина не очень понимала, где она и что делает, кроме одного – в руке ручка, на парте – бланк, надо писать.
Но сознание потерять она позволила себе только лишь после слов «Экзамен завершён».
Очнувшись, увидела над собой белый потолок. Долго смотрела на него, пытаясь понять, почему он белый. В её комнате потолок был поклеен обоями под небо, сама когда-то захотела такой, ещё в детстве, когда дружно делали ремонт, мама, Таня и она, маленькая Зина...
Голубое небо, облака, инверсионный след самолёта, сам самолёт, заходящий на посадку куда-то за крыши высоких зданий. Здания были уже на стене, тоже фотообои, очень красиво и с детства будоражило воображение. Что за самолёт, какой это город.
За всю коротенькую Зинину жизнь город успел побывать Москвой, Самаркандом, Дубаем, Лос-Анджелесом, Лондоном, Веной, Прагой, снова Москвой.
Мама… Мамы нет.
Таня… Тани, похоже, тоже уже нет. Стояла, смотрела, как драгоценный Сашуля выбрасывает больную сестру за дверь, и молчала. Ведь заботились о её ребёнке, так?
Да, я больна, пришло осознание. Я заболела. А экзамен?! Как же экзамен? Кажется, она вскрикнула этот вопрос вопрос вслух.
– Экзамен ты написала, – ответил ей знакомый голос.
– Инна… Валерьевна…
– Лежи, горе луковое, – сурово посоветовала ей психолог. – Лежи… Почему врача не вызвала, балда? Сдала бы экзамен в резервное время.
– Я… не… не подумала…
– Не подумала она. Ну, что – фолликулярная ангина. Молодец. И лечиться тебе долго. Оставшиеся два экзамена в любом случае резерв.
Зина молчала. Лечиться… Отчаяние овладевало ею медленно, но неотвратимо. Подступало к горлу, как чёрная вода. Сейчас же все деньги уйдут на лекарства… Ну, не все, но изрядная часть. И зарплата будет меньше, потому что по больничному немного заплатят. А домой возвращаться…
Вспомнила белые от злости глаза Сашули, одобрительное молчание Тани, ухмылку Илоны… Нет. Лучше головой с моста. То есть, в хостел.
Впереди ждало весёлое лето, поняла Зина. Очень весёлое.
– Я поговорила с твоими так называемыми родственниками, – сообщила Инна Валерьевна. – Душевные, милые люди. Доброта из них прямо брызгала, мир на глазах облагораживался от такого подвига духовного.
Зина не выдержала, улыбнулась. Да уж. Можно представить, что наговорил Сашуля. Инна Валерьевна всегда давала возможность высказаться: обрисовывала проблему двумя-тремя короткими фразами и молча слушала. Дальше собеседник закапывал себя сам. Ну, или выкарабкивался, если включал ум.
Сашуля, очевидно, ум включить подзабыл. Скорее всего, потому, что Инна Валерьевна говорила с ним по телефону. Иначе бы он попытался пустить в глаза пыль, надев на себя маску сурового, мужественного и достойного человека. Зина видела таких масок достаточно: мимо Инны Валерьевны спокойно пройти мог только слепой.
– Думала сказать тебе позже, скажу сейчас, – прямо заявила психолог. – Чтобы ты спокойно себе выздоравливала. К ним – не вернёшься. После лечения поедешь ко мне, – она рубила фразы чётко, по-военному, не терпящим никакого возражения тоном. – Досдашь экзамены, получишь аттестат. А там решим, что с тобой делать дальше.
Зина закрыла лицо локтём. Почему-то ей очень не хотелось, чтобы Инна Валерьевна видела её слёзы. Она, конечно же, не видела…
– Но у меня одно условие, – предупредила психолог. – Очень жёсткое. И ты обязана будешь его исполнить безоговорочно.
– Какое условие? – спросила Зина, осторожно переводя дыхание. – Если это что-то неприемлемое, то… Собак на шаурму сдавать не буду!
– Гордая, – хмыкнула Инна Валерьевна с уважением. – Молодец, девочка. Нет, собаки пусть живут… Ноги просто твоей не будет на Камышовой. Даже в том районе близко тебя не будет. Если понадобится что-то забрать, то только со мной. Сама – ни шагу. Поняла?
Зина не горела возвращаться. В конце концов, сама о хостеле думала.
– Хорошо, – прошептала она. – Я согласна…
– Вот и славненько. Да, сим-карту я тебе поменяла. Не беспокойся о деньгах, цена этой симке – триста рублей. Они не смогут до тебя дозвониться. Правда, могут найти вконтакте… Но надеюсь на твоё благоразумие. На то, что ты отправишь в чёрный список не глядя, что тебе там пишут.
– Тани нет вконтакте, – тихо ответила Зина. – Сашуля… не знаю, может, есть. Про Илону не знаю, но она и не напишет…
– Вообще вконтакте поменьше болтай, – дала совет Инна Валерьевна. – Есть прекрасная китайская поговорка: ты говоришь – ты у людей в плену. Они говорят – они у тебя в плену.
– Молчание – золото? – криво улыбнулась Зина.
– Ты – сокровище, – предельно серьёзно сказала Инна Валерьевна. – Ты об этом не знала? Теперь знаешь. Ну, всё… лечись. Мне пора. Приду на выписку.
Выписали только на пятый день. Пожелали больше не возвращаться. Лечащий врач оказалась доброй знакомой Инны Валерьевны, как Зина поняла, они когда-то вместе проходили курсы повышения квалификации в одном и том же сертификационном центре, только каждая по своей специализации.
Никогда не думала, что болеть – это хорошо. Но по сравнению с родной квартирой, в терапевтическом отделении был рай. Палата на пять человек, две койки пустовали, с двумя женщинами, умудрившимися подцепить ту же самую ангину, очень быстро нашла общий язык. Та, что постарше, угощала пирожками, которые ей приносил из дома заботливый муж. Пекла младшая дочь, собиравшаяся поступать на кулинарный. До кулинарного ей, впрочем, было ещё года три. Однако навык оттачивала уже сейчас.
Зина видела и мужа, и девочку. Как они общались, сколько света было в их взглядах на жену и мать. И да, вот это – любовь. Несмотря на возраст, полноту и прочее. В этой семье жила настоящая любовь. Истинная. Зина смотрела, и ей отчаянно хотелось того же. Мужа, детей. Чтобы – дружно. Чтобы – вместе. Чтобы никто никого не выкидывал за дверь с температурой…
Вторая женщина, помладше, внезапно оказалась программистом. Зина замучила её вопросами, с её молчаливого разрешения, конечно же.
Нет, в вузе не училась. Родилась в Питере, но и только. Коммуналка, где жила её мать, – вспоминать не хочется. Хваталась за любую работу, и как же это было Зине знакомо: «Макдональдс», «Теремок», кассир в «Риомаге». Потом пошла на курсы «1С». Есть такая компания в городе, «Первый бит» называется. Сертификационный центр «1С». Вначале – курсы пользователя. Потом затянуло. Сейчас – программист-стажёр, и останавливаться не собирается. Курсы там – самые разные. Разработка – самый дорогой, почти пятьдесят тысяч, но оно того стоит. «Хэдхантер» открой, сколько там вакансий на программиста-стажёра? А сумму видишь? А сколько вакансий для имеющих опыт? А про «1С Битрикс» слышала? Это платёжная система для интернет-сайтов. Ну, вот, когда в интернете оплачиваешь заказ какого-нибудь товара, да хоть на телефон деньги кладёшь – оно самое и есть. Освоишь, вообще из дома будешь работать, удалённо.
Хорошо, что этот разговор состоялся до того, как выложили наконец-то результаты ЕГЭ по русскому языку…
Тридцать шесть баллов! Тридцать шесть баллов! Тридцать шесть!
Чудес не бывает.
В том состоянии писать экзамен было нельзя, нельзя, нельзя!
Тридцать шесть! Почему не тридцать пять? Тридцать пять – двойку – можно пересдать в резервные дни в конце месяца, но тройку! Тройку! Только на следующий год. Боже! Подать апелляцию, чтобы оценку занизили и позволили пересдать? Ага. Ничего подобного. Живи со своей тройкой. С тройкой!
У Зины снова потемнело в глазах, сознание ушло за грань. Очнувшись, выслушала нотацию от врача: подумаешь, из-за экзамена так расстраиваться! Нашла причину. Да-а. Вам-то что, госпожа заведующая отделением. У вас жизнь удалась, хотя бы в базовом варианте: профессия, зарплата, дом. Конечно, тройка на экзамене для вас не повод лить слёзы. А для Зины эта тройка означала конец безумным надеждам. Инна Валерьевна, конечно, обещала помочь, но не будешь же сидеть на шее у человека вечно, а не сидеть – работая в «Макдональдсе!» – не очень получится. И что, всю жизнь кассиром в этом проклятом «Макдаке»! Или ещё где-нибудь кассиром.
Лучше умереть.
– Ты мне это прекрати, – сурово сказала Инна Валерьевна, явившись за своей подопечной.
Фраза была из какой-то полузабытой фантастической книжки, и там она несла сарказм плюс юмор, а сейчас прозвучала непреложным приказом, хлестнувшим по кипящим мозгам не хуже семихвостой плётки. – Тебе ещё два экзамена сдавать.
– Зачем, – уныло пролепетала Зина. – После тройки…
– Затем, чтобы получить аттестат. Без аттестата тебе в этой жизни делать нечего, согласись. Сейчас приедем, поешь, умоешься и в постель. Завтра начнёшь готовиться. И не вздумай волынить: проверю!
– Буду волынить – выгоните? – остро спросила Зина, сама не зная, что толкнуло её на конфликт с женщиной, от которой теперь ни много ни мало зависела вся её жизнь.
– Нет, – усмехнулась Инна Валерьевна уголком рта. – Не выгоню. Выпорю!
Как-то так сказала, что Зина сразу поняла: она – выпорет. Так выпорет, что мало не покажется. Но упрямство не пожелало сдаваться так просто:
– Бить детей нельзя…
– Если очень нужно, то можно. Всё взяла? Пошли.
Машина у Инны Валерьевны была ей под стать – красный «миникупер». Да, та самая, с большими фарами, расположенными так, что казалось, будто у машины есть глаза. Инна Валерьевна работала в частной клинике, на очень неплохой зарплате. В школу она пришла, чтобы собирать данные для своей научной работы. Там, чтобы твою диссертацию приняло учёное сообщество, требуется и большая репрезентативная выборка, и работа в государственном учреждении плюс учебная нагрузка: в медвузе Инна Валерьевна читала лекции для будущих психиатров.
Вот так.
А все думали, просто психологиня внештатная.
– Не в деньгах дело, – говорила Инна Валерьевна, выезжая на ЗСД. – А в их количестве. Когда у тебя есть стабильный доход, ты можешь позволить себе больше. Поесть, выпить, подрыгаться в ночном клубе, промотать кучу денег в казино – это самый низкий уровень жизни. Съездить в путешествие в древний город инков Мачу-Пикчу – уже совсем другая ступень. Но заняться исследованиями… перспективными, интересными, способными принести пользу человечеству… да, я амбициозна и нескромна, но амбиции, Зина, это двигатель развития. Если направлять их грамотно на собственное совершенствование.
Зина слушала. Инна Валерьевна говорила так и таким тоном… Не как старшая младшей. Не как ментор ученику. А на равных, что ли. Как подруга. Или… или мать…
В глазах резко и неприятно защипало. Плакать ой как не хотелось, но Инна Валерьевна увидела мокрые глаза в зеркальце заднего обзора и неожиданно смягчилась:
– Поплачь, девочка. Поплачь. Сейчас ещё можно. Потом… потом тебе станет не до слёз, увидишь…
ЖК «Тойве». Видовая квартира окнами на Смольный Собор. Совсем другая, инопланетная какая-то, жизнь. Столько огней! Из окон маминой квартиры виднелся лишь лес, бесконечный лес Юнтолова и нитка ЗСД ближе к горизонту. Здесь под окнами разливалось море огней большого города. Тёмная гладь Невы разрезала это море на части и загибалась влево, уходя к Зимнему Дворцу и Петропавловской крепости.
Квартира была однокомнатной, обставленной в духе икеевского минимализма, но на просторной кухне стоял большой диван, и Инна Валерьевна кивнула на него:
– Спать будешь здесь, бельё дам. Заниматься можешь на кухонном столе, ноутбук вон на той полке поместится, я оттуда всё уберу, будешь ставить на ночь или на время ужина.
Всё уберу – это сувениры из путешествий. Кораблики из ракушек, камушки, какие-то коробочки… Протесты Зины, что мол не надо из-за неё этого делать, отмели как нечто несущественное.
Теперь на столе вскипал электрический чайник, и вкусно пахло разогретым в микроволновой печке пирогом; пирог, конечно, был заказан заранее в «Пироговом дворике» или у «Румянцева». У хозяйки квартиры не было ни времени, ни желания возиться с домашней выпечкой. Вполне возможно, что она этого и не умела. Не всем быть поварами, даже для себя.
– Тебе кофе с молоком? Латте, эспрессо?
Кофемашина ещё была здесь. Небольшая, компактная, но самая настоящая кофемашина. Такие Зина видела только в кино в сериалах про богатых.
– Почему? – задала Зина всю дорогу мучивший её вопрос. – Почему вы мне помогаете?
– Честно? – спросила Инна Валерьевна.
Зина кивнула.
Психолог присела, размешала ложкой кофе. Подумала, добавила сахару. Ещё раз размешала. В кухне стоял тонкий аромат дорогого кофе, зернового, конечно же, в кофемашины сублимированный не засыпают.
– Когда-то давно, – задумчиво выговорила Инна Валерьевна, – маленькая наивная девочка Инуша рванула из своего Мухосранска покорять Северную столицу. У нас реально был Мухосранск, в том числе и физически – грязные загаженные улицы, грязные загаженные жители, потребляющие самогон как компот.
Она замолчала, смотрела куда-то в пустоту и видела себя, юную амбициозную провинциалочку, возомнившую, что большой город падёт ей в ноги сразу, как только она сойдёт с поезда на Московском вокзале.
– И что было дальше? – тихо спросила Зина.
Инна Валерьевна пожала плечами:
– Город сожрал меня, – сказала она просто.
– Вы не выглядите съеденной! – запротестовала Зина.
– Верно. А знаешь почему?
– Почему?
– Потому, что даже если тебя сожрали, у тебя всё равно остаётся целых два выхода.
Зина зависла, а потом до неё дошло, что это за выходы такие.
– И каким же воспользовались вы? – она прикусила свой бескостный язык слишком поздно.
– Даже не спрашивай, – посоветовала ей психолог. – Но я выкарабкалась. Выкарабкаешься и ты. Сначала – оставшиеся два экзамена на максимально возможный балл. Ты справишься, я в тебя верю. Потом…
– Вы так и не ответили, почему помогаете, – упрямо вернула разговор к важному вопросу Зина.
– Тебе это важно? – помолчав, спросила Инна Валерьевна.
– Да!
– Маленькой наивной Инуше встретилось в трудный период её жизни два… человека. Их уже нет в живых. Долг отдавать некому. Праху под могильным камнем никакие долги уже не нужны, согласись. Я отдам этот долг, если помогу встать на ноги тебе. Потом ты сама уже поможешь кому-нибудь ещё. Такой ответ годится?
Зина кивнула.
Позже она долго лежала без сна на мягком диване под тонким, но очень тёплым одеялом. Постельное бельё хрустело от чистоты, свежести и новизны. Душ превзошёл все ожидания: трубы в новом доме были, естественно, новыми, не засоренными шлаком, струя шла хорошо и мощно.
Немного царапало, что будет с Таней и её ребёнком. Но… Таня сама выбрала. Как она стояла и смотрела, из головы не шёл этот последний кадр, будто кино заело на середине, и картинка впечаталась в тяжёлый гранит – навечно.
Под утро ей приснился сон.
Будто в кухню новой квартиры вошла мама. Так зримо, так чётко, как будто живая. Хотя даже во сне Зина помнила и понимала, что мама умерла, маму похоронили полгода назад. И в то же время мама была рядом. Протяни руку, можно коснуться. Присутствие было настолько чётким и полным, что губы поневоле дрогнули:
– Мама… мамочка…
Мама присела на краешек, и Зина почувствовала, как упруго прогнулся под её весом диван. Живая?! Она всё-таки живая? Мозг лихорадочно перебирал возможные версии: маму спутали с кем-то другим, в аварии погибла другая женщина, а мама потеряла память, долго лечилась, вылечилась и вот теперь нашла младшую дочь.
Но сознание потерять она позволила себе только лишь после слов «Экзамен завершён».
Очнувшись, увидела над собой белый потолок. Долго смотрела на него, пытаясь понять, почему он белый. В её комнате потолок был поклеен обоями под небо, сама когда-то захотела такой, ещё в детстве, когда дружно делали ремонт, мама, Таня и она, маленькая Зина...
Голубое небо, облака, инверсионный след самолёта, сам самолёт, заходящий на посадку куда-то за крыши высоких зданий. Здания были уже на стене, тоже фотообои, очень красиво и с детства будоражило воображение. Что за самолёт, какой это город.
За всю коротенькую Зинину жизнь город успел побывать Москвой, Самаркандом, Дубаем, Лос-Анджелесом, Лондоном, Веной, Прагой, снова Москвой.
Мама… Мамы нет.
Таня… Тани, похоже, тоже уже нет. Стояла, смотрела, как драгоценный Сашуля выбрасывает больную сестру за дверь, и молчала. Ведь заботились о её ребёнке, так?
Да, я больна, пришло осознание. Я заболела. А экзамен?! Как же экзамен? Кажется, она вскрикнула этот вопрос вопрос вслух.
– Экзамен ты написала, – ответил ей знакомый голос.
– Инна… Валерьевна…
– Лежи, горе луковое, – сурово посоветовала ей психолог. – Лежи… Почему врача не вызвала, балда? Сдала бы экзамен в резервное время.
– Я… не… не подумала…
– Не подумала она. Ну, что – фолликулярная ангина. Молодец. И лечиться тебе долго. Оставшиеся два экзамена в любом случае резерв.
Зина молчала. Лечиться… Отчаяние овладевало ею медленно, но неотвратимо. Подступало к горлу, как чёрная вода. Сейчас же все деньги уйдут на лекарства… Ну, не все, но изрядная часть. И зарплата будет меньше, потому что по больничному немного заплатят. А домой возвращаться…
Вспомнила белые от злости глаза Сашули, одобрительное молчание Тани, ухмылку Илоны… Нет. Лучше головой с моста. То есть, в хостел.
Впереди ждало весёлое лето, поняла Зина. Очень весёлое.
– Я поговорила с твоими так называемыми родственниками, – сообщила Инна Валерьевна. – Душевные, милые люди. Доброта из них прямо брызгала, мир на глазах облагораживался от такого подвига духовного.
Зина не выдержала, улыбнулась. Да уж. Можно представить, что наговорил Сашуля. Инна Валерьевна всегда давала возможность высказаться: обрисовывала проблему двумя-тремя короткими фразами и молча слушала. Дальше собеседник закапывал себя сам. Ну, или выкарабкивался, если включал ум.
Сашуля, очевидно, ум включить подзабыл. Скорее всего, потому, что Инна Валерьевна говорила с ним по телефону. Иначе бы он попытался пустить в глаза пыль, надев на себя маску сурового, мужественного и достойного человека. Зина видела таких масок достаточно: мимо Инны Валерьевны спокойно пройти мог только слепой.
– Думала сказать тебе позже, скажу сейчас, – прямо заявила психолог. – Чтобы ты спокойно себе выздоравливала. К ним – не вернёшься. После лечения поедешь ко мне, – она рубила фразы чётко, по-военному, не терпящим никакого возражения тоном. – Досдашь экзамены, получишь аттестат. А там решим, что с тобой делать дальше.
Зина закрыла лицо локтём. Почему-то ей очень не хотелось, чтобы Инна Валерьевна видела её слёзы. Она, конечно же, не видела…
– Но у меня одно условие, – предупредила психолог. – Очень жёсткое. И ты обязана будешь его исполнить безоговорочно.
– Какое условие? – спросила Зина, осторожно переводя дыхание. – Если это что-то неприемлемое, то… Собак на шаурму сдавать не буду!
– Гордая, – хмыкнула Инна Валерьевна с уважением. – Молодец, девочка. Нет, собаки пусть живут… Ноги просто твоей не будет на Камышовой. Даже в том районе близко тебя не будет. Если понадобится что-то забрать, то только со мной. Сама – ни шагу. Поняла?
Зина не горела возвращаться. В конце концов, сама о хостеле думала.
– Хорошо, – прошептала она. – Я согласна…
– Вот и славненько. Да, сим-карту я тебе поменяла. Не беспокойся о деньгах, цена этой симке – триста рублей. Они не смогут до тебя дозвониться. Правда, могут найти вконтакте… Но надеюсь на твоё благоразумие. На то, что ты отправишь в чёрный список не глядя, что тебе там пишут.
– Тани нет вконтакте, – тихо ответила Зина. – Сашуля… не знаю, может, есть. Про Илону не знаю, но она и не напишет…
– Вообще вконтакте поменьше болтай, – дала совет Инна Валерьевна. – Есть прекрасная китайская поговорка: ты говоришь – ты у людей в плену. Они говорят – они у тебя в плену.
– Молчание – золото? – криво улыбнулась Зина.
– Ты – сокровище, – предельно серьёзно сказала Инна Валерьевна. – Ты об этом не знала? Теперь знаешь. Ну, всё… лечись. Мне пора. Приду на выписку.
Выписали только на пятый день. Пожелали больше не возвращаться. Лечащий врач оказалась доброй знакомой Инны Валерьевны, как Зина поняла, они когда-то вместе проходили курсы повышения квалификации в одном и том же сертификационном центре, только каждая по своей специализации.
Никогда не думала, что болеть – это хорошо. Но по сравнению с родной квартирой, в терапевтическом отделении был рай. Палата на пять человек, две койки пустовали, с двумя женщинами, умудрившимися подцепить ту же самую ангину, очень быстро нашла общий язык. Та, что постарше, угощала пирожками, которые ей приносил из дома заботливый муж. Пекла младшая дочь, собиравшаяся поступать на кулинарный. До кулинарного ей, впрочем, было ещё года три. Однако навык оттачивала уже сейчас.
Зина видела и мужа, и девочку. Как они общались, сколько света было в их взглядах на жену и мать. И да, вот это – любовь. Несмотря на возраст, полноту и прочее. В этой семье жила настоящая любовь. Истинная. Зина смотрела, и ей отчаянно хотелось того же. Мужа, детей. Чтобы – дружно. Чтобы – вместе. Чтобы никто никого не выкидывал за дверь с температурой…
Вторая женщина, помладше, внезапно оказалась программистом. Зина замучила её вопросами, с её молчаливого разрешения, конечно же.
Нет, в вузе не училась. Родилась в Питере, но и только. Коммуналка, где жила её мать, – вспоминать не хочется. Хваталась за любую работу, и как же это было Зине знакомо: «Макдональдс», «Теремок», кассир в «Риомаге». Потом пошла на курсы «1С». Есть такая компания в городе, «Первый бит» называется. Сертификационный центр «1С». Вначале – курсы пользователя. Потом затянуло. Сейчас – программист-стажёр, и останавливаться не собирается. Курсы там – самые разные. Разработка – самый дорогой, почти пятьдесят тысяч, но оно того стоит. «Хэдхантер» открой, сколько там вакансий на программиста-стажёра? А сумму видишь? А сколько вакансий для имеющих опыт? А про «1С Битрикс» слышала? Это платёжная система для интернет-сайтов. Ну, вот, когда в интернете оплачиваешь заказ какого-нибудь товара, да хоть на телефон деньги кладёшь – оно самое и есть. Освоишь, вообще из дома будешь работать, удалённо.
Хорошо, что этот разговор состоялся до того, как выложили наконец-то результаты ЕГЭ по русскому языку…
Тридцать шесть баллов! Тридцать шесть баллов! Тридцать шесть!
Чудес не бывает.
В том состоянии писать экзамен было нельзя, нельзя, нельзя!
Тридцать шесть! Почему не тридцать пять? Тридцать пять – двойку – можно пересдать в резервные дни в конце месяца, но тройку! Тройку! Только на следующий год. Боже! Подать апелляцию, чтобы оценку занизили и позволили пересдать? Ага. Ничего подобного. Живи со своей тройкой. С тройкой!
У Зины снова потемнело в глазах, сознание ушло за грань. Очнувшись, выслушала нотацию от врача: подумаешь, из-за экзамена так расстраиваться! Нашла причину. Да-а. Вам-то что, госпожа заведующая отделением. У вас жизнь удалась, хотя бы в базовом варианте: профессия, зарплата, дом. Конечно, тройка на экзамене для вас не повод лить слёзы. А для Зины эта тройка означала конец безумным надеждам. Инна Валерьевна, конечно, обещала помочь, но не будешь же сидеть на шее у человека вечно, а не сидеть – работая в «Макдональдсе!» – не очень получится. И что, всю жизнь кассиром в этом проклятом «Макдаке»! Или ещё где-нибудь кассиром.
Лучше умереть.
– Ты мне это прекрати, – сурово сказала Инна Валерьевна, явившись за своей подопечной.
Фраза была из какой-то полузабытой фантастической книжки, и там она несла сарказм плюс юмор, а сейчас прозвучала непреложным приказом, хлестнувшим по кипящим мозгам не хуже семихвостой плётки. – Тебе ещё два экзамена сдавать.
– Зачем, – уныло пролепетала Зина. – После тройки…
– Затем, чтобы получить аттестат. Без аттестата тебе в этой жизни делать нечего, согласись. Сейчас приедем, поешь, умоешься и в постель. Завтра начнёшь готовиться. И не вздумай волынить: проверю!
– Буду волынить – выгоните? – остро спросила Зина, сама не зная, что толкнуло её на конфликт с женщиной, от которой теперь ни много ни мало зависела вся её жизнь.
– Нет, – усмехнулась Инна Валерьевна уголком рта. – Не выгоню. Выпорю!
Как-то так сказала, что Зина сразу поняла: она – выпорет. Так выпорет, что мало не покажется. Но упрямство не пожелало сдаваться так просто:
– Бить детей нельзя…
– Если очень нужно, то можно. Всё взяла? Пошли.
Машина у Инны Валерьевны была ей под стать – красный «миникупер». Да, та самая, с большими фарами, расположенными так, что казалось, будто у машины есть глаза. Инна Валерьевна работала в частной клинике, на очень неплохой зарплате. В школу она пришла, чтобы собирать данные для своей научной работы. Там, чтобы твою диссертацию приняло учёное сообщество, требуется и большая репрезентативная выборка, и работа в государственном учреждении плюс учебная нагрузка: в медвузе Инна Валерьевна читала лекции для будущих психиатров.
Вот так.
А все думали, просто психологиня внештатная.
– Не в деньгах дело, – говорила Инна Валерьевна, выезжая на ЗСД. – А в их количестве. Когда у тебя есть стабильный доход, ты можешь позволить себе больше. Поесть, выпить, подрыгаться в ночном клубе, промотать кучу денег в казино – это самый низкий уровень жизни. Съездить в путешествие в древний город инков Мачу-Пикчу – уже совсем другая ступень. Но заняться исследованиями… перспективными, интересными, способными принести пользу человечеству… да, я амбициозна и нескромна, но амбиции, Зина, это двигатель развития. Если направлять их грамотно на собственное совершенствование.
Зина слушала. Инна Валерьевна говорила так и таким тоном… Не как старшая младшей. Не как ментор ученику. А на равных, что ли. Как подруга. Или… или мать…
В глазах резко и неприятно защипало. Плакать ой как не хотелось, но Инна Валерьевна увидела мокрые глаза в зеркальце заднего обзора и неожиданно смягчилась:
– Поплачь, девочка. Поплачь. Сейчас ещё можно. Потом… потом тебе станет не до слёз, увидишь…
ЖК «Тойве». Видовая квартира окнами на Смольный Собор. Совсем другая, инопланетная какая-то, жизнь. Столько огней! Из окон маминой квартиры виднелся лишь лес, бесконечный лес Юнтолова и нитка ЗСД ближе к горизонту. Здесь под окнами разливалось море огней большого города. Тёмная гладь Невы разрезала это море на части и загибалась влево, уходя к Зимнему Дворцу и Петропавловской крепости.
Квартира была однокомнатной, обставленной в духе икеевского минимализма, но на просторной кухне стоял большой диван, и Инна Валерьевна кивнула на него:
– Спать будешь здесь, бельё дам. Заниматься можешь на кухонном столе, ноутбук вон на той полке поместится, я оттуда всё уберу, будешь ставить на ночь или на время ужина.
Всё уберу – это сувениры из путешествий. Кораблики из ракушек, камушки, какие-то коробочки… Протесты Зины, что мол не надо из-за неё этого делать, отмели как нечто несущественное.
Теперь на столе вскипал электрический чайник, и вкусно пахло разогретым в микроволновой печке пирогом; пирог, конечно, был заказан заранее в «Пироговом дворике» или у «Румянцева». У хозяйки квартиры не было ни времени, ни желания возиться с домашней выпечкой. Вполне возможно, что она этого и не умела. Не всем быть поварами, даже для себя.
– Тебе кофе с молоком? Латте, эспрессо?
Кофемашина ещё была здесь. Небольшая, компактная, но самая настоящая кофемашина. Такие Зина видела только в кино в сериалах про богатых.
– Почему? – задала Зина всю дорогу мучивший её вопрос. – Почему вы мне помогаете?
– Честно? – спросила Инна Валерьевна.
Зина кивнула.
Психолог присела, размешала ложкой кофе. Подумала, добавила сахару. Ещё раз размешала. В кухне стоял тонкий аромат дорогого кофе, зернового, конечно же, в кофемашины сублимированный не засыпают.
– Когда-то давно, – задумчиво выговорила Инна Валерьевна, – маленькая наивная девочка Инуша рванула из своего Мухосранска покорять Северную столицу. У нас реально был Мухосранск, в том числе и физически – грязные загаженные улицы, грязные загаженные жители, потребляющие самогон как компот.
Она замолчала, смотрела куда-то в пустоту и видела себя, юную амбициозную провинциалочку, возомнившую, что большой город падёт ей в ноги сразу, как только она сойдёт с поезда на Московском вокзале.
– И что было дальше? – тихо спросила Зина.
Инна Валерьевна пожала плечами:
– Город сожрал меня, – сказала она просто.
– Вы не выглядите съеденной! – запротестовала Зина.
– Верно. А знаешь почему?
– Почему?
– Потому, что даже если тебя сожрали, у тебя всё равно остаётся целых два выхода.
Зина зависла, а потом до неё дошло, что это за выходы такие.
– И каким же воспользовались вы? – она прикусила свой бескостный язык слишком поздно.
– Даже не спрашивай, – посоветовала ей психолог. – Но я выкарабкалась. Выкарабкаешься и ты. Сначала – оставшиеся два экзамена на максимально возможный балл. Ты справишься, я в тебя верю. Потом…
– Вы так и не ответили, почему помогаете, – упрямо вернула разговор к важному вопросу Зина.
– Тебе это важно? – помолчав, спросила Инна Валерьевна.
– Да!
– Маленькой наивной Инуше встретилось в трудный период её жизни два… человека. Их уже нет в живых. Долг отдавать некому. Праху под могильным камнем никакие долги уже не нужны, согласись. Я отдам этот долг, если помогу встать на ноги тебе. Потом ты сама уже поможешь кому-нибудь ещё. Такой ответ годится?
Зина кивнула.
Позже она долго лежала без сна на мягком диване под тонким, но очень тёплым одеялом. Постельное бельё хрустело от чистоты, свежести и новизны. Душ превзошёл все ожидания: трубы в новом доме были, естественно, новыми, не засоренными шлаком, струя шла хорошо и мощно.
Немного царапало, что будет с Таней и её ребёнком. Но… Таня сама выбрала. Как она стояла и смотрела, из головы не шёл этот последний кадр, будто кино заело на середине, и картинка впечаталась в тяжёлый гранит – навечно.
Под утро ей приснился сон.
Будто в кухню новой квартиры вошла мама. Так зримо, так чётко, как будто живая. Хотя даже во сне Зина помнила и понимала, что мама умерла, маму похоронили полгода назад. И в то же время мама была рядом. Протяни руку, можно коснуться. Присутствие было настолько чётким и полным, что губы поневоле дрогнули:
– Мама… мамочка…
Мама присела на краешек, и Зина почувствовала, как упруго прогнулся под её весом диван. Живая?! Она всё-таки живая? Мозг лихорадочно перебирал возможные версии: маму спутали с кем-то другим, в аварии погибла другая женщина, а мама потеряла память, долго лечилась, вылечилась и вот теперь нашла младшую дочь.
