Как нашла – неважно. Откуда узнала, где она, – на другом конце Питера, вообще-то! Неважно, неважно, всё неважно. Вот она, мама, вот она – живая. Мама – живая, живая.
– Зинуша, – сказала мама, и голос её прокатился по кухне колокольным набатом, сминая и раскачивая реальность, – Зинуша, беги! Не медли. Беги!
– Я уже убежала, мама!
– Беги, доча, – повторила мама, не слушая ответа. – Беги!
– Мама! – вскрикнула-всхлипнула Зина, и рывком села, потянулась к маме всем телом. – Мамочка! Мама!
Вспыхнувший электрический свет растворил мамину фигуру без остатка, и показалось, будто диван выпрямился, как всегда, когда ты лежишь на нём, а сидящий на краю человек встаёт.
– Кошмар приснился? – участливо спросила Инна Валерьевна.
Зина кивнула.
– Бывает. Валерьянки выпьешь? У меня есть.
Зина замотала головой: не надо.
– Тогда просто выпей чаю. Поможет.
– Спасибо. А можно… можно не выключать свет? Пожалуйста.
– Спать при свете вредно, – сказала Инна Валерьевна. – Но сегодня – можно. Завтра придумаем что-нибудь.
Она ушла, а Зина долго сидела, подтянув к груди колени, тискала в руках маленькую подушку, и не могла никак выкинуть из головы жуткий полусон-полубред. Мама никогда ей не снилась. Вот никогда вообще, с того самого страшного дня, когда пришла весть о её смерти. А тут вот приснилась.
К чему было её запоздалое: «Беги?» Уже убежала от стаи гиен, спасибо Инне Валерьевне, помогла. Как можно убежать от того, кто помогает, кто готов помочь. Что это за неблагодарность будет тогда чёрная. Да и… Посмотрим неприятной правде в глаза. Куда бежать? Обратно к Сашуле с Таней? В хостел? А самое главное, зачем.
Помощь тоже надо уметь принимать достойно.
«Я верну долг», – думала Инна. – «Верну обязательно…»
Она легла, натянула одеяло до самого носа. Думала, что не заснёт, но сон начал подбираться сам, обволакивал, укутывал мягкими облаками, сначала незаметно, потом всё сильнее и сильнее.
Но из ушей не шёл тревожный мамин голос:
«Зина, беги! Доча, беги…»
Ах, если бы знать заранее, что найдёшь, что потеряешь, и чем за всё расплатишься!
Информатику Зина сдала на девяносто восемь баллов. Физику – на девяносто шесть. После ЕГЭ все возвращались обратно в школу, вернулась и Зина – ждать Инну Валерьевну, которая задерживалась где-то. Вообще-то, ключи от квартиры Зине выдали, но Инна Валерьевна попросила подождать, и Зина вернулась в школу…
Бес попутал, вопреки запрету, ноги сами привели к прежнему дому. Родной до боли дворик, в котором выросла, не имел ничего общего с великолепием ЖК «Тойве». Обшарпанные стены панельного дома тоже. Парадная с облупленной краской на двери, где каждая трещинка с детства знакома. Знакомые коты на клумбах. Тонкий аромат цветущего шиповника, запах петуний, мокрой земли, асфальта. Всё было ровно таким же, как и год назад, когда мама была жива. И странно было видеть, что всё вокруг – то же самое, точно такое же. А мамы нет. И никогда не будет.
А потом Зина увидела Сашулю. Отшагнула за машины, пригнулась, чтобы не заметил. Он не замечал. Он шёл за ручку со своей сестрой, в руке – пакет из супермаркета, судя по оттопыренным бокам – какая-то выпивка, верхи коробом можно было разглядеть, – они торчали над краем пакета. Коричнево-красное… коньяк? А потом Сашуля поставил пакет на тротуар, и слился с «сестрой» в долгом, далеко не братском поцелуе.
– С-сука, – прошептала Зина сквозь зубы.
Между прочим, не удивилась. Вспомнила, как впервые в их квартире появилась эта Илона, вспомнила, как «сестра» ей сразу не понравилась. Вот же сука! А Таня что же? А что Таня, Таня, наверное, и в свою постель ту сестру пустит. Всё ради блага любимого мужчины, и чтобы его не потерять, и чтобы… чёрт знает, что ещё! Она придумает.
Любовники наконец-то отлепились друг от друга. Что-то говорили друг другу, отсюда было не слышно, что именно. Потом разошлись. Илона в дом, Сашуля к своей машине, к счастью, не к той, за которой пряталась Зина. На другой стороне дороги вообще, иначе бы увидел, и неприятного разговора не удалось бы избежать.
– Зина!
Зина вздрогнула и обернулась. Инна Валерьевна смотрела на неё с укоризной.
– П-простите, – пролепетала девушка, опуская голову.
– Мы же договаривались!
– Простите… Я… я... Я... Я не знаю как… Как-то само по себе…
Зине стало противно за свой лепет, и она замолчала.
– Пойдём, – сказала Инна Валерьевна. – Пойдём, пока он не вернулся, а она не увидела тебя из окна…
Зина покорно пошла следом. Она не задумалась о том, как Инна Валерьевна нашла её, а видит бог, стоило бы.
Дорога через весь город прошла в молчании. Только переступив порог квартиры, переодевшись в домашнее, вскипятив воду в чайнике Инна Валерьевна со своей подопечной заговорила.
– Не возражаешь? – спросила она, вынимая из своей сумочки тонкую жестяную коробочку с красивым абстрактным рисунком из бежевых, коричневых, рубиновых и золотых линий на белом фоне.
Зина покачала головой. В коробочке оказались тонкие сигареты из тех, которые зовутся дамскими. Но – где тогда страшные, уродливые надписи "курение убивает" со всякими сгнившими лёгкими и прочим ужасом?!
– Места... – пояснила Инна Валерьевна на взгляд Зины. – Места знать надо. И деньги иметь.
Она вытянула одну, раскурила её. Зина поневоле ожидала запах табака, Сашуля, слава богу, не курил, курила Илона, и квартира за пару недель её проживания приобрела устойчивый аромат, характерный для места обитания любого курильщика. Но нет, запах был цветочно-медовый, с тонкой ноткой полынной горечи, и неприятным назвать его было нельзя.
– Включи вытяжку, – посоветовала Инна Валерьевна. – И отсядь чуть дальше... вон туда. Там тебя не достанет.
Вытяжке тихо загудела, отправляя слабый сизоватый дым и запахи в вентиляцию. Зина сидела на краю дивана, там, куда действительно ничего не доходило. Но комфортно ей не было. Наоборот! Грызла совесть за нарушенное слово. Ведь обещала же! Обещала. И обещание своё не сдержала. Беда.
А ещё Инна Валерьевна обещала выпороть. Тогда, когда они заключали странное это соглашение, очень выгодное для Зины, но с совершенно не понятной выгодой для психолога. Отдать долг умершим наставникам, да, Зина помнила. Но всё же приводить в свой дом незнакомую девчонку из проблемной семьи... давать ей от того дома ключи... кормить завтраками...
Зина уже начала догадываться, что порка будет не буквальной. Не физической. И что-то подсказывало ей, что уж лучше бы скакалкой по ногам или этим, как его, кнутом. Плетьми. Чем там пороли в древности... розгами?
– У тебя неплохие шансы поступить, – начала Инна Валерьевна. Сто – математика, выше девяноста – физика и информатика. Русский на грани, да, но он и не профилирующий. Так что поступление у тебя уже в кармане. Ты ведь подала документы? Молодец. По сумме баллов ты проходишь.
– Я... я осенью получу общежитие.
– Получишь, – кивнула Инна Валерьевна. – Не сомневаюсь, – она положила недокуренную сигарету на край изящной пепельницы, стеклянной, с впаянными внутрь стенок красивыми красными кораллами и рыбками.
Рыбки и кораллы были, разумеется, искусственными, всё из того же стекла, скорее всего. Но смотрелись шикарно. Почти как живые. Если смотреть под разными углами, могло показаться, что они живые. Шевелят плавниками, открывают рты...
– Но у меня к тебе деловое предложение, – продолжила Инна Валерьевна. – Мне скоро уезжать в командировку. На полгода, может, больше. Оставлять квартиру пустой как-то не хочется. Оставайся и живи. О коммунальных не переживай, я положила на свой личный счёт управляющей компании деньги. То же самое и с электричеством. Если не будешь лить воду безостановочно и включать на полную мощность что-нибудь энергоёмкое, денег хватит на год. Кроме того, я переведу на твой счёт определённую сумму. Если будешь тратить с умом, опять же, на год хватит. С учётом зимней одежды, которая тебе нужна – купишь сама, в пределах разумного. Не FinnFlare, конечно, но и не на барахолке у метро "Старая Деревня".
Зина молча смотрела на благодетельницу, потеряв дар речи. Это не просто подарок, это очень серьёзное вложение, и вряд ли Инна Валерьевна этого не понимает. Даже если все эти деньги для неё мелочь, вроде десяти рублей для самой Зины, всё равно. Состоятельные люди потому и состоятельные, что считают каждую копеечку и не тратятся на пустяки
– Но взамен я требую всего одного, – Инна Валерьевна постучала пальцем по столу. – Всего одного, Зина! Не общаться с твоими так называемыми родственниками! Вообще! Это не так уж трудно сделать, вы теперь живёте в разных районах, диаметрально противоположных районах, я бы даже сказала. Ездить учиться ты будешь в Политех, тоже десятой дорогой от Камышовой улицы. Из "Макдональдса" увольняйся завтра. Чтобы ноги твоей в Приморском районе не было! Я не хочу, чтобы эти люди каким-то образом появлялись в моей квартире! А они появятся, если ты дашь слабину. Слабину ты дашь, если продолжишь с ними общаться. Что тебя туда понесло?
– Я... мне... Я вспомнила детство, – Зина подняла голову, накосячила, – отвечай, нечего оправдываться. – И как-то сама собой туда пришла. Знакомой дорогой, от школы. И увидела... увидела... – стиснула руки, проклятый Сашуля вместе со своей проклятой Илоной целовались у родной парадной. – Они целовались! – выпалила Зина. – Прямо на виду у всех! Целовались. А он говорил, что она сестра! Надо рассказать Татьяне.
– Ты ничего не будешь рассказывать своей Татьяне, – отрезала Инна Валерьевна.
– Почему? – запальчиво воскликнула Зина. – Пусть знает. Может, одумается она наконец! Может, выгонит этого гада! Ну, что же это такое, притащил в нашу квартиру любовницу и открыто её... с ней... пока Таня в комнате...
Зина потерянно замолчала. Инна Валерьевна не перебивала её, но она вся превратилась в убийственное внимание. Чем дольше Зина говорила, тем яснее понимала, насколько глупо звучат её собственные слова. Поэтому она замолчала.
– Зина, дитя ты моё горькое, – качая головой, выговорила Инна Валерьевна. – Твоя драгоценная сестра молчала, когда её благоверный выкидывал тебя, больную, с температурой, в подъезд. Она не сказала ни слова поперёк. Когда я поинтересовалась у неё, собирается ли она навестить тебя в больнице, она ответила, что не будет рисковать жизнью своего малыша. Температура, если она вдруг заболеет, её ребёнка убьёт, а она не хочет убивать своего ребёнка, ведь он от любимого мужчины. Вы же понимаете, что такое любовь? Или не в состоянии представить себе, каково это, любить мужа? – Инна Валерьевна скопировала голос сестры очень точно.
– Но он же ей изменяет! – упрямо заявила Зина, что-то мешало ей согласиться с железной логикой своей благодетельницы.
Таня, конечно, дура, но чтобы настолько…
– Более того, – ответила Инна Валерьевна, – я уверена, что Татьяна уже переписала на него свою долю в квартире. Он, возможно, спит со своей Илоной чуть ли не у неё на глазах. Потому что у Татьяны не осталось там никаких прав.
– Как... переписала...
– Легко. Её личность сейчас в руинах. Она не хочет ничего, кроме как служить любимому. Преданно. Как собачка, которую хозяин хвалит за хорошее поведение, но за плохое может и наказать.
– Ей можно помочь? – спросила Зина. – Вы же психолог! Вы должны знать, как.
– Я знаю, как, – печально ответила Инна Валерьевна. – Но твоей сестре помочь невозможно.
– Но если вы знаете...
Она подняла ладонь, и Зина умолкла:
– Никому и никогда не поможешь против его воли. Это не помощь, это – насилие. И оно никогда не оканчивается добром. Твоя сестра сама должна захотеть помощи. А для этого она должна осознать, в каком дерьме оказалась. Я не знаю, чем можно встряхнуть её, что способно пробудить её мёртвое самоуважение. Её не пронял даже жестокий поступок мужа, выбрасывающего за дверь температурящую младшую сестру. Это было очень сильно, согласись. Но в Татьяне ничего не ворохнулось. Ни тогда, ни потом. Наоборот, она верит, что это была такая забота о её ребёнке. Чем тут поможешь? Как?
Зина молчала. Инна Валерьевна была права, права. Умом она понимала кристальную логику повисших в воздухе слов. Но что-то внутри бунтовало. Сестра казалась заточённой в тёмную башню пленницей. Если разрушить стены и оковы, вывести на солнечный свет, она очнётся от своего гибельного сна. И снова станет прежней Танюшкой, с которой так весело было лепить снеговиков в детстве, кататься на ледянке по речным склонам, бродить по лесу, доходя до ельника на той стороне Лахты. Той, прежней, которая тогда, на похоронах мамы, обняла за плечи и сказала тихо:
– Будем жить...
И они жили. До апреля, когда жизнь повалилась под откос. Наверное, она давно уже съезжала по скользкому склону, их жизнь. Просто в апреле Таня поняла, что беременна. И беременность съела ей мозг полностью.
– Зина, – строго сказала Инна Валерьевна, – ты меня слышишь?
Зина вынырнула из своих раздумий, вопросительно посмотрела на психолога.
– Не общаться, не возвращаться в свой прежний район, не вступать в разговор, если случайно вдруг встретишь в метро и на улице, – жёстко повторила Инна Валерьевна. – Если нарушишь слово, я приму меры. Первое предупреждение у тебя есть. Второго не будет.
Зине очень не понравилось сказанное. Вспомнилось ещё "кто платит, тот и заказывает музыку". Инна Валерьевна фактически купила у девушки свободу. Идти ведь некуда! И... уж не уйдёшь. После нескольких недель нормальной жизни. К хорошему привыкаешь очень быстро, увы.
– Я... я бы хотела всё-таки работать летом, – сказала Зина. – Пусть не на... прежнем районе. Где-нибудь здесь. Но я хочу зарабатывать на себя сама. Неправильно всё-таки, что вы за меня платите полностью. Я понимаю, вам нетрудно. Я благодарна вам за это. Но...
– Работай, я не возражаю, – сказала Инна Валерьевна. – Вообще, делай, что хочешь. Только с бывшей своей роднёй не общайся и по ночным клубам не лазь, нечего тебе там делать.
– В ночные клубы я и не собиралась, – вздохнула Зина.
На том и сошлись.
Позже Зина стояла на балконе – он был здесь просто огромен, настоящая маленькая комната, подставляла лицо под прохладный вечерний ветерок, а над крышами, над торчащей далеко на горизонте башней Лахта-Центра горел закат, и левее башни катилось над горизонтом багровое солнце, бросая на город кровавые отблески. Нева горела багрянцем, вбирая в себя небесные краски.
"Я вытянула билет в большую жизнь", – думала Зина. – "Посмотрим, насколько счастливым он окажется".
К Тане ведь можно вернуться и потом. Когда Инна Валерьевна уедет в свою командировку. Как она узнает, из другого города-то? Не жучок же с GPS-навигатором она на подопечную свою нацепила!
Сейчас главное – пройти по конкурсу в Политех.
Зина чувствовала, что пройдёт. Не может не пройти. Обязательно пройдёт!
Выучится, приобретёт профессию, начнёт работать, вернёт долг Инне Валерьевне. И придумает, как выгнать Сашулю из маминой квартиры. Вряд ли сама квартира будет иметь тогда какое-то принципиальное решение, Зина будет хорошо зарабатывать, купит квартиру в ипотеку, будет жить в ней сама. Сашулю из квартиры надо будет выдавить непременно. Даже если Татьяна по дурости и переписала на него свою долю. Какие-то законные способы быть должны.
– Зинуша, – сказала мама, и голос её прокатился по кухне колокольным набатом, сминая и раскачивая реальность, – Зинуша, беги! Не медли. Беги!
– Я уже убежала, мама!
– Беги, доча, – повторила мама, не слушая ответа. – Беги!
– Мама! – вскрикнула-всхлипнула Зина, и рывком села, потянулась к маме всем телом. – Мамочка! Мама!
Вспыхнувший электрический свет растворил мамину фигуру без остатка, и показалось, будто диван выпрямился, как всегда, когда ты лежишь на нём, а сидящий на краю человек встаёт.
– Кошмар приснился? – участливо спросила Инна Валерьевна.
Зина кивнула.
– Бывает. Валерьянки выпьешь? У меня есть.
Зина замотала головой: не надо.
– Тогда просто выпей чаю. Поможет.
– Спасибо. А можно… можно не выключать свет? Пожалуйста.
– Спать при свете вредно, – сказала Инна Валерьевна. – Но сегодня – можно. Завтра придумаем что-нибудь.
Она ушла, а Зина долго сидела, подтянув к груди колени, тискала в руках маленькую подушку, и не могла никак выкинуть из головы жуткий полусон-полубред. Мама никогда ей не снилась. Вот никогда вообще, с того самого страшного дня, когда пришла весть о её смерти. А тут вот приснилась.
К чему было её запоздалое: «Беги?» Уже убежала от стаи гиен, спасибо Инне Валерьевне, помогла. Как можно убежать от того, кто помогает, кто готов помочь. Что это за неблагодарность будет тогда чёрная. Да и… Посмотрим неприятной правде в глаза. Куда бежать? Обратно к Сашуле с Таней? В хостел? А самое главное, зачем.
Помощь тоже надо уметь принимать достойно.
«Я верну долг», – думала Инна. – «Верну обязательно…»
Она легла, натянула одеяло до самого носа. Думала, что не заснёт, но сон начал подбираться сам, обволакивал, укутывал мягкими облаками, сначала незаметно, потом всё сильнее и сильнее.
Но из ушей не шёл тревожный мамин голос:
«Зина, беги! Доча, беги…»
Ах, если бы знать заранее, что найдёшь, что потеряешь, и чем за всё расплатишься!
Информатику Зина сдала на девяносто восемь баллов. Физику – на девяносто шесть. После ЕГЭ все возвращались обратно в школу, вернулась и Зина – ждать Инну Валерьевну, которая задерживалась где-то. Вообще-то, ключи от квартиры Зине выдали, но Инна Валерьевна попросила подождать, и Зина вернулась в школу…
Бес попутал, вопреки запрету, ноги сами привели к прежнему дому. Родной до боли дворик, в котором выросла, не имел ничего общего с великолепием ЖК «Тойве». Обшарпанные стены панельного дома тоже. Парадная с облупленной краской на двери, где каждая трещинка с детства знакома. Знакомые коты на клумбах. Тонкий аромат цветущего шиповника, запах петуний, мокрой земли, асфальта. Всё было ровно таким же, как и год назад, когда мама была жива. И странно было видеть, что всё вокруг – то же самое, точно такое же. А мамы нет. И никогда не будет.
А потом Зина увидела Сашулю. Отшагнула за машины, пригнулась, чтобы не заметил. Он не замечал. Он шёл за ручку со своей сестрой, в руке – пакет из супермаркета, судя по оттопыренным бокам – какая-то выпивка, верхи коробом можно было разглядеть, – они торчали над краем пакета. Коричнево-красное… коньяк? А потом Сашуля поставил пакет на тротуар, и слился с «сестрой» в долгом, далеко не братском поцелуе.
– С-сука, – прошептала Зина сквозь зубы.
Между прочим, не удивилась. Вспомнила, как впервые в их квартире появилась эта Илона, вспомнила, как «сестра» ей сразу не понравилась. Вот же сука! А Таня что же? А что Таня, Таня, наверное, и в свою постель ту сестру пустит. Всё ради блага любимого мужчины, и чтобы его не потерять, и чтобы… чёрт знает, что ещё! Она придумает.
Любовники наконец-то отлепились друг от друга. Что-то говорили друг другу, отсюда было не слышно, что именно. Потом разошлись. Илона в дом, Сашуля к своей машине, к счастью, не к той, за которой пряталась Зина. На другой стороне дороги вообще, иначе бы увидел, и неприятного разговора не удалось бы избежать.
– Зина!
Зина вздрогнула и обернулась. Инна Валерьевна смотрела на неё с укоризной.
– П-простите, – пролепетала девушка, опуская голову.
– Мы же договаривались!
– Простите… Я… я... Я... Я не знаю как… Как-то само по себе…
Зине стало противно за свой лепет, и она замолчала.
– Пойдём, – сказала Инна Валерьевна. – Пойдём, пока он не вернулся, а она не увидела тебя из окна…
Зина покорно пошла следом. Она не задумалась о том, как Инна Валерьевна нашла её, а видит бог, стоило бы.
Дорога через весь город прошла в молчании. Только переступив порог квартиры, переодевшись в домашнее, вскипятив воду в чайнике Инна Валерьевна со своей подопечной заговорила.
– Не возражаешь? – спросила она, вынимая из своей сумочки тонкую жестяную коробочку с красивым абстрактным рисунком из бежевых, коричневых, рубиновых и золотых линий на белом фоне.
Зина покачала головой. В коробочке оказались тонкие сигареты из тех, которые зовутся дамскими. Но – где тогда страшные, уродливые надписи "курение убивает" со всякими сгнившими лёгкими и прочим ужасом?!
– Места... – пояснила Инна Валерьевна на взгляд Зины. – Места знать надо. И деньги иметь.
Она вытянула одну, раскурила её. Зина поневоле ожидала запах табака, Сашуля, слава богу, не курил, курила Илона, и квартира за пару недель её проживания приобрела устойчивый аромат, характерный для места обитания любого курильщика. Но нет, запах был цветочно-медовый, с тонкой ноткой полынной горечи, и неприятным назвать его было нельзя.
– Включи вытяжку, – посоветовала Инна Валерьевна. – И отсядь чуть дальше... вон туда. Там тебя не достанет.
Вытяжке тихо загудела, отправляя слабый сизоватый дым и запахи в вентиляцию. Зина сидела на краю дивана, там, куда действительно ничего не доходило. Но комфортно ей не было. Наоборот! Грызла совесть за нарушенное слово. Ведь обещала же! Обещала. И обещание своё не сдержала. Беда.
А ещё Инна Валерьевна обещала выпороть. Тогда, когда они заключали странное это соглашение, очень выгодное для Зины, но с совершенно не понятной выгодой для психолога. Отдать долг умершим наставникам, да, Зина помнила. Но всё же приводить в свой дом незнакомую девчонку из проблемной семьи... давать ей от того дома ключи... кормить завтраками...
Зина уже начала догадываться, что порка будет не буквальной. Не физической. И что-то подсказывало ей, что уж лучше бы скакалкой по ногам или этим, как его, кнутом. Плетьми. Чем там пороли в древности... розгами?
– У тебя неплохие шансы поступить, – начала Инна Валерьевна. Сто – математика, выше девяноста – физика и информатика. Русский на грани, да, но он и не профилирующий. Так что поступление у тебя уже в кармане. Ты ведь подала документы? Молодец. По сумме баллов ты проходишь.
– Я... я осенью получу общежитие.
– Получишь, – кивнула Инна Валерьевна. – Не сомневаюсь, – она положила недокуренную сигарету на край изящной пепельницы, стеклянной, с впаянными внутрь стенок красивыми красными кораллами и рыбками.
Рыбки и кораллы были, разумеется, искусственными, всё из того же стекла, скорее всего. Но смотрелись шикарно. Почти как живые. Если смотреть под разными углами, могло показаться, что они живые. Шевелят плавниками, открывают рты...
– Но у меня к тебе деловое предложение, – продолжила Инна Валерьевна. – Мне скоро уезжать в командировку. На полгода, может, больше. Оставлять квартиру пустой как-то не хочется. Оставайся и живи. О коммунальных не переживай, я положила на свой личный счёт управляющей компании деньги. То же самое и с электричеством. Если не будешь лить воду безостановочно и включать на полную мощность что-нибудь энергоёмкое, денег хватит на год. Кроме того, я переведу на твой счёт определённую сумму. Если будешь тратить с умом, опять же, на год хватит. С учётом зимней одежды, которая тебе нужна – купишь сама, в пределах разумного. Не FinnFlare, конечно, но и не на барахолке у метро "Старая Деревня".
Зина молча смотрела на благодетельницу, потеряв дар речи. Это не просто подарок, это очень серьёзное вложение, и вряд ли Инна Валерьевна этого не понимает. Даже если все эти деньги для неё мелочь, вроде десяти рублей для самой Зины, всё равно. Состоятельные люди потому и состоятельные, что считают каждую копеечку и не тратятся на пустяки
– Но взамен я требую всего одного, – Инна Валерьевна постучала пальцем по столу. – Всего одного, Зина! Не общаться с твоими так называемыми родственниками! Вообще! Это не так уж трудно сделать, вы теперь живёте в разных районах, диаметрально противоположных районах, я бы даже сказала. Ездить учиться ты будешь в Политех, тоже десятой дорогой от Камышовой улицы. Из "Макдональдса" увольняйся завтра. Чтобы ноги твоей в Приморском районе не было! Я не хочу, чтобы эти люди каким-то образом появлялись в моей квартире! А они появятся, если ты дашь слабину. Слабину ты дашь, если продолжишь с ними общаться. Что тебя туда понесло?
– Я... мне... Я вспомнила детство, – Зина подняла голову, накосячила, – отвечай, нечего оправдываться. – И как-то сама собой туда пришла. Знакомой дорогой, от школы. И увидела... увидела... – стиснула руки, проклятый Сашуля вместе со своей проклятой Илоной целовались у родной парадной. – Они целовались! – выпалила Зина. – Прямо на виду у всех! Целовались. А он говорил, что она сестра! Надо рассказать Татьяне.
– Ты ничего не будешь рассказывать своей Татьяне, – отрезала Инна Валерьевна.
– Почему? – запальчиво воскликнула Зина. – Пусть знает. Может, одумается она наконец! Может, выгонит этого гада! Ну, что же это такое, притащил в нашу квартиру любовницу и открыто её... с ней... пока Таня в комнате...
Зина потерянно замолчала. Инна Валерьевна не перебивала её, но она вся превратилась в убийственное внимание. Чем дольше Зина говорила, тем яснее понимала, насколько глупо звучат её собственные слова. Поэтому она замолчала.
– Зина, дитя ты моё горькое, – качая головой, выговорила Инна Валерьевна. – Твоя драгоценная сестра молчала, когда её благоверный выкидывал тебя, больную, с температурой, в подъезд. Она не сказала ни слова поперёк. Когда я поинтересовалась у неё, собирается ли она навестить тебя в больнице, она ответила, что не будет рисковать жизнью своего малыша. Температура, если она вдруг заболеет, её ребёнка убьёт, а она не хочет убивать своего ребёнка, ведь он от любимого мужчины. Вы же понимаете, что такое любовь? Или не в состоянии представить себе, каково это, любить мужа? – Инна Валерьевна скопировала голос сестры очень точно.
– Но он же ей изменяет! – упрямо заявила Зина, что-то мешало ей согласиться с железной логикой своей благодетельницы.
Таня, конечно, дура, но чтобы настолько…
– Более того, – ответила Инна Валерьевна, – я уверена, что Татьяна уже переписала на него свою долю в квартире. Он, возможно, спит со своей Илоной чуть ли не у неё на глазах. Потому что у Татьяны не осталось там никаких прав.
– Как... переписала...
– Легко. Её личность сейчас в руинах. Она не хочет ничего, кроме как служить любимому. Преданно. Как собачка, которую хозяин хвалит за хорошее поведение, но за плохое может и наказать.
– Ей можно помочь? – спросила Зина. – Вы же психолог! Вы должны знать, как.
– Я знаю, как, – печально ответила Инна Валерьевна. – Но твоей сестре помочь невозможно.
– Но если вы знаете...
Она подняла ладонь, и Зина умолкла:
– Никому и никогда не поможешь против его воли. Это не помощь, это – насилие. И оно никогда не оканчивается добром. Твоя сестра сама должна захотеть помощи. А для этого она должна осознать, в каком дерьме оказалась. Я не знаю, чем можно встряхнуть её, что способно пробудить её мёртвое самоуважение. Её не пронял даже жестокий поступок мужа, выбрасывающего за дверь температурящую младшую сестру. Это было очень сильно, согласись. Но в Татьяне ничего не ворохнулось. Ни тогда, ни потом. Наоборот, она верит, что это была такая забота о её ребёнке. Чем тут поможешь? Как?
Зина молчала. Инна Валерьевна была права, права. Умом она понимала кристальную логику повисших в воздухе слов. Но что-то внутри бунтовало. Сестра казалась заточённой в тёмную башню пленницей. Если разрушить стены и оковы, вывести на солнечный свет, она очнётся от своего гибельного сна. И снова станет прежней Танюшкой, с которой так весело было лепить снеговиков в детстве, кататься на ледянке по речным склонам, бродить по лесу, доходя до ельника на той стороне Лахты. Той, прежней, которая тогда, на похоронах мамы, обняла за плечи и сказала тихо:
– Будем жить...
И они жили. До апреля, когда жизнь повалилась под откос. Наверное, она давно уже съезжала по скользкому склону, их жизнь. Просто в апреле Таня поняла, что беременна. И беременность съела ей мозг полностью.
– Зина, – строго сказала Инна Валерьевна, – ты меня слышишь?
Зина вынырнула из своих раздумий, вопросительно посмотрела на психолога.
– Не общаться, не возвращаться в свой прежний район, не вступать в разговор, если случайно вдруг встретишь в метро и на улице, – жёстко повторила Инна Валерьевна. – Если нарушишь слово, я приму меры. Первое предупреждение у тебя есть. Второго не будет.
Зине очень не понравилось сказанное. Вспомнилось ещё "кто платит, тот и заказывает музыку". Инна Валерьевна фактически купила у девушки свободу. Идти ведь некуда! И... уж не уйдёшь. После нескольких недель нормальной жизни. К хорошему привыкаешь очень быстро, увы.
– Я... я бы хотела всё-таки работать летом, – сказала Зина. – Пусть не на... прежнем районе. Где-нибудь здесь. Но я хочу зарабатывать на себя сама. Неправильно всё-таки, что вы за меня платите полностью. Я понимаю, вам нетрудно. Я благодарна вам за это. Но...
– Работай, я не возражаю, – сказала Инна Валерьевна. – Вообще, делай, что хочешь. Только с бывшей своей роднёй не общайся и по ночным клубам не лазь, нечего тебе там делать.
– В ночные клубы я и не собиралась, – вздохнула Зина.
На том и сошлись.
Позже Зина стояла на балконе – он был здесь просто огромен, настоящая маленькая комната, подставляла лицо под прохладный вечерний ветерок, а над крышами, над торчащей далеко на горизонте башней Лахта-Центра горел закат, и левее башни катилось над горизонтом багровое солнце, бросая на город кровавые отблески. Нева горела багрянцем, вбирая в себя небесные краски.
"Я вытянула билет в большую жизнь", – думала Зина. – "Посмотрим, насколько счастливым он окажется".
К Тане ведь можно вернуться и потом. Когда Инна Валерьевна уедет в свою командировку. Как она узнает, из другого города-то? Не жучок же с GPS-навигатором она на подопечную свою нацепила!
Сейчас главное – пройти по конкурсу в Политех.
Зина чувствовала, что пройдёт. Не может не пройти. Обязательно пройдёт!
Выучится, приобретёт профессию, начнёт работать, вернёт долг Инне Валерьевне. И придумает, как выгнать Сашулю из маминой квартиры. Вряд ли сама квартира будет иметь тогда какое-то принципиальное решение, Зина будет хорошо зарабатывать, купит квартиру в ипотеку, будет жить в ней сама. Сашулю из квартиры надо будет выдавить непременно. Даже если Татьяна по дурости и переписала на него свою долю. Какие-то законные способы быть должны.
