Олькины дни тянулись бесконечной одинаковой чередой, не давая ни ощущения праздника, ни выходных. Она автоматически работала, выполняла задачи — ну точно тебе робот. Мимо проходила осень, не трогая ее ни нереально теплыми днями, ни необычайной красотой. Несколько раз звонила Сонюшка. Олька делилась с ней скудными новостями и горсткой переживаний. Та понимала, что подруга загнала себя в тупик и не теряла надежды достучаться до нее. Юлька безрезультатно старалась вытащить ее погулять, а после даже стала шантажировать Олькиным обещанием, махнуть в теплые края осенью, на что подруга гасила ее пыл необходимостью закончить эпопею с ногой и потом она будет свободна, аки птица. С родителями Олька почти не говорила, хоть и бывала у них по-прежнему часто. Мама пыталась прояснить ситуацию, но отец сразу грозил ей пальцем и только вздыхал.
Они вместе даже выбрались на вернисаж. Выставка, пожалуй, привнесла глоток свежего воздуха в Олькину жизнь. Она сама любила рисовать и могла часами бродить среди картин, размышляя над тем, какая мысль скрыта в каждой из них. Отправившись за очередным бокалом шампанского к фуршетному столу, она наткнулась на Стасика, который воспользовался этими несколькими минутами наедине для своих гадких выпадов.
— О, сударыня! А вы, я вижу, не стесняетесь. Второй дамский давно закончился.
— И тебе вечер добрый!
— Что ж, ваш благоверный вас покинул? Я был Вашей последней надеждой! Надо было хватать удачу за хвост, а то так и помрете старой девой.
— Старой? Возможно. А вот девой — это вряд ли, — также язвительно ответила Олька.
— Это ваш недавний кавалер вас осчастливил? — последовал очередной грязный вопрос.
В ответ Олька с такой же наглостью, не моргая, заявила:
— Почему недавний и почему осчастливил? Я всегда думала, что это я осчастливила какого-то смазливого студента. Лица уже не помню — надцать лет прошло.
Стасик вдруг ухватил ее за локоть и зашипел:
— Так ты только со мной недотрогу строила!
— Стасик, остынь! Я всегда считала, что у тебя другие интересы.
— Что значит, другие?
— Э-э-э! — Олька вывернулась из его рук и похлопала по плечу. — Да ты едва свои гормоны в узде держишь. Так за этим не на вернисажи ходят. Мама твоя права: тебе давно пора жениться. Хотя по старой дружбе могу пару адресов подсказать, а то начнешь еще на коллег на работе кидаться.
Стасик заскрежетал зубами, но тут появились Олькины родители, и ему пришлось заткнуться. Неприятная встреча, однако, не испортила вечера, и девушка позвала отца с матерью поужинать в ресторане.
За окном моросил серый ноябрь, но к его стенаниям Олька осталась равнодушной. Промозглые дожди, будто специально, выполаскивали все внутри до пустоты. Большую часть времени она проводила дома. Нашла целую кипу книг, которые хотела прочитать, но обычно открывала одну и сидела весь вечер, бесцельно глядя перед собой. Какое-то время назад она проснулась в холодном поту от собственного крика. Как ни старалась, а кроме лица Дамира, исчезающего в туманно-мутной мгле, вспомнить ничего не могла. Теперь от нечего делать она еще и силилась припомнить какие-то детали, которые могли ее так испугать.
Последней каплей для Олькиных нервов стал тот факт, что она стала слышать во сне, как он ее зовет. Ясное дело, она постоянно о нем думает, потому и снится всякий бред. Для успокоения и чтобы убедиться в собственной нормальности она решила набрать его номер и просто договориться о консультации. Тем более что пора. Но абонент был… не абонент. И следующие несколько дней тоже. Соцсети ясность не внесли, фото были еще летние, и Дамир не появлялся в Интернете уже пару месяцев. Тоже не удивительно — работа двойная и пора к Новому году начинать готовиться.
Еще несколько дней Олька гнала от себя навязчивую мысль о том, как она утром едет не на работу, а на вокзал. Гнала, пока очередным хмурым утром именно так и не сделала. Выпила обычный кофе, собралась, как всегда, но вдруг сказала таксисту ехать на вокзал. Глядя, как мелькают за окном пейзажи Крыма, она усомнилась, было, в своем спонтанном решении, но сразу же нашла ответ: скоро Новый год и пусть все это ее курортное приключение останется в уходящем году — не стоит тащить нелепый груз в будущее.
В травматологии, куда Олька сразу и отправилась, она удачно наткнулась в ординаторской на Галию. Ее немного смутил внешний вид девушки: усталость, темные круги под глазами и небрежная прическа взамен обычных холеных волос.
«Мало ли, — мелькнуло в голове. — Плохо спала или токсикоз».
— Здравствуйте! — Олька поздоровалась.
— Здравствуйте, — не прекращая делать свои дела, ответила медсестра.
— Подскажите, пожалуйста, где найти доктора Алиева? Он здесь еще принимает? Мне была назначена повторная консультация через время. Я ему звонила много раз, но не смогла дозвониться.
Галия повернулась и без тени эмоций ответила:
— Туда, где сейчас доктор Алиев, еще пока ни один смертный не дозвонился.
Олька почувствовала, как мутнеет сознание, а ноги становятся ватными. Сердце заколотилось с двойной силой. Она стала задыхаться и покачнулась. Последнее, что она слышала, это знакомый голос:
— Галя! Галя! Полегче на поворотах! Ну, что ты…
Эраст Петрович подхватил бесчувственное тело Ольки и отнес на диван ординаторской.
— Давай, Галюнь, нашатырь и валерьянки. Не стой!
Галя-Галия засуетилась вокруг пациентки:
— Укол тоже?
— И укол давай. Это ж Оленька.
— Да вижу теперь, что она. И чего только явилась... Он сам не свой тогда вернулся, совсем мозгами из-за нее тронулся. Может, ничего бы и не случилось, если б не она.
— Галя! — прикрикнул на нее Эраст Петрович. — А давай-ка ты, родная, язычок свой острый попридержишь!
Едкий колючий запах ударил так, что, показалось, достиг самых мозгов. Олька открыла глаза, наводя резкость.
— Что случилось?
— Все в порядке. Я доктор. Не Фандорин, но Эраст Петрович.
На Олькином лице проскользнула слабая тень улыбки, говорящая о том, что она его понимает. Она обвела взглядом комнату, принимая вертикальное положение, и остановилась взглядом на Галие. Та сложила руки на груди и вздохнула:
— Он девочку маленькую из-под колес поезда выхватил. Родители не досмотрели. А сам под поезд попал.
Ольке снова стало дурно, но Эраст Петрович не дал упасть, заботливо суя зловонную ватку в самый нос.
— Так, Оленька! Вы еще с нами? Не уходите, дайте договорить! Самое главное: Дамир жив, но не совсем.
— Что значит…
— В коме он уже полтора месяца, — снова отозвалась Галия.
— Его можно увидеть? — слабо подала голос Олька.
— Зачем? Он что, музейный экспонат, чтобы на него смотреть? Я знаю, что у вас были шуры-муры, но теперь вам вряд ли нужен инвалид. Даже если восстановится.
— Галя! — Эраст Петрович снова вспылил. — А не пошла бы ты… сделать кофею, Галь!
Красотка Галия вышла из кабинета, фыркая себе под нос.
— Оленька, его можно увидеть. Он в той же палате, что и вы лежали. Я провожу. Вы сможете идти или лучше еще сладенького кофе?
— Наверное, лучше сначала кофе, — неуверенно ответила Олька.
— Вот и славно!
Будто услышав их разговор, Галия принесла кофе всем троим и достала сахар. После чашки сладкого напитка Ольке значительно полегчало, в ногах появилась уверенность. Потом они пошли к Дамиру.
В палате находилась медсестра-сиделка. Увидев посетителей, она поторопилась не мешать, и Галия разрешила ей передохнуть.
Дамир выглядел довольно хорошо. Было заметно, что за ним отлично ухаживают. С виду как будто спал, только немного похудел на лице.
— В общем, прогноз, как обычно в таких случаях: как Бог даст. Я сам его оперировал, — сообщил Эраст Петрович, — и, по моему мнению, нет никаких предпосылок, чтобы ему находиться в таком состоянии. Но он в нем находится, а почему — науке, к сожалению, не известно. Мои коллеги считают, что я могу с большой долей вероятности ошибаться, но я считаю, что он сам не хочет выйти из этого состояния. Физически он практически здоров.
— То есть кома может продолжаться из-за его психологического состояния?
— Бред это! — сказала сестра Дамира. — Он прилично приложился головой, вот и результат.
— У него в голове нет ни гематом, ни новообразования, ничего. На томограмме чисто. Да, травма была сильная. Да только бывает сильнее для такого состояния.
— Куда уж мне до вас, светил!
— Вот очнется твой брат, он тебе прочитает лекцию на соответствующую тему.
— Я бы хотела остаться здесь, с ним, — сообщила Олька.
— Кома — это вопрос не пары дней. Это неизвестно, сколько лет может продолжаться, — возразила Галия.
— Я не идиотка, если вы заметили. Вижу, что мое присутствие вам не нравится, Галя. Извините, но вам придется меня терпеть. И здесь мы к консенсусу никак не придем.
— Девочки, не ссорьтесь! Оленька хочет, и она останется. Это раз. Два: на днях я снова буду проводить обследование, и это очень кстати. Места предостаточно, можете оставаться в палате.
Эраст Петрович улыбнулся Ольке.
— Здесь сиделка круглосуточно или я.
— Я подменю вас и заодно днем узнаю, как ухаживать за таким больным. Я не девочка двадцати лет, и меня жизнью не испугаешь. Не тратьте попусту время.
— Я не против вас, Оля. Вы мне даже нравитесь. Я не понимаю, зачем вам тратить свое время на моего брата? Вы же не замужем, и вам действительно не двадцать.
— Двадцать семь. И вы меня должны полностью понимать. Если бы Эраст Петрович оказался, не дай Бог, в такой ситуации, что бы вы делали? Просто ушли?
Галя плотнее сжала губы и направилась к выходу.
— Галюнь, а я все же хотел бы услышать ответ! А, Галюнь? — Эраст Петрович отправился за ней, шепнув Ольке:
— Располагайтесь поудобнее, Оленька, я еще зайду.
Олька прибрала сумочку в сейф, подобрала волосы, помыла руки и переоделась в больничный халат. Потом решила поговорить с Дамиром, пока никого нет, ей ведь есть что сказать.
— Ну, привет! — Она присела рядом на краешек кровати и взяла его теплую ладонь в свои руки. — Ты обещал вернуться, а сам так долго не приходил. Вот я и решила проверить, как дела, — начала она. — Ну и ногу заодно показать своему доктору, конечно… А ты, доктор… Что ж ты так меня подвел… —
Слезы вмиг полились из Олькиных глаз ручьем. Она быстро-быстро поторопилась вытереть щеки.
— Прости! Чего это я? Глупая! Ты давай возвращайся! Слышишь?! Ты зачем звал меня во сне? Вот я здесь. И я жду. Слышишь?
— Я ж тебе говорил.
— Ну… говорил…
За Олькой наблюдали две пары глаз через окошко из коридора.
За время, проведенное в больнице, Олька для себя все решила. Она не оставит Дамира — он бы тоже ее не оставил, без сомнений. И приложит все усилия, чтобы он поправился, но даже если так не случится, это все равно ничего не меняет. Если не будет его, она потеряет смысл жизни.
Позвонила родителям и сообщила о том, что случилось, и о своем решении. Юльке и Сонюшке не стала ничего сообщать, пока не будет какой-то определенности со здоровьем, да и вообще.
Эраст Петрович заглянул с утра. Олька, как обычно после завтрака, сидела и разговаривала с больным. Рассказывала о погоде, о море, о новостях по телевизору.
— Оленька, Оленька! Есть кое-какие новости, но вот даже не знаю, радовать вас или огорчать.
— Ой, Эраст Петрович, какие б новости ни были, все наши. Самое главное, я хотела бы обсудить с вами вопрос того, чтобы забрать Дамира отсюда домой. В смысле ко мне домой. Когда это возможно и что потребуется?
— О! Ну вы меня прямо в тупик загнали. Дело в том, что по закону, пока пациент не дееспособен, за него решает жена или, если таковой не имеется, ближайшие родственники.
— Мама?
— Да, пожалуй, последнее слово за ней.
— Тогда мне надо с ней встретиться, познакомиться и поговорить.
— У-у-у! Легко не будет, скажу сразу. Да и кома — понятие растяжимое, притом насколько — одному Господу Богу известно.
— Я знаю.
— К тому же он на аппарате дыхания.
— Значит, куплю аппарат.
— Ого! Вашему упрямству позавидовать можно. Только ж деньги не все решают. А еще ведь родственники могут принять решение… это… ну… отключить от аппарата, вот…
— Что? Как? — Олькины глаза вмиг наполнились слезами. — Что вы такое говорите? Как отключить? Да, он в коме, но он жив и он здесь. Как отключить?
Олька вдруг опустилась на колени и взяла в свои руки свободную руку врача. В другой он держал бумаги.
— Эраст Петрович, миленький! Не делайте этого! Даже если они попросят, не делайте! Я сама буду за ним ухаживать хоть всю жизнь, но только не отключайте!
Эраст Петрович наклонился и подхватил ее под локти:
— Оленька, ну, что вы! Перестаньте! Успокойтесь, пожалуйста!
— Эраст Петрович, что ж ты шутишь так зло: отключить от аппарата, — послышался слабый и такой родной голос. — Ты Оленьку в нокаут решил отправить? Ох и намучается с тобой Галия!
Олька резко развернулась. Дамир устало улыбался, держа в одной руке трубку. Она вмиг оказалась рядом и через секунду уже обнимала его, поливая слезами.
— Так, кто мне тут обещал не плакать больше?
— Я обещала! Да ну тебя, дай хоть стресс снять! — сквозь слезы проныла Олька.
— На самом деле, Оленька, я хотел сказать, что по всем показателям с вашим приездом нашему герою стало значительно лучше. То есть он сам подсознательно не хотел возвращаться, пока вас не услышал. Вот хитрец! Заставил нас поволноваться.
— Злой ты, Петрович! До слез мою Оленьку довел.
— А ему не станет хуже, Эраст Петрович?
— Не станет, я уверен. Но со свадьбой придется поторопиться, мало ли чего.
— Петрович!
— Это кто тут на свадьбу без меня собрался?
В комнату вихрем влетела Галия и тоже оказалась в объятиях брата, зацеловывая его в щетину с другой стороны от Ольки.
— Эраст Петрович, я тут пока лежал, подумал: а давай-ка мы обе свадьбы сразу сыграем? У дам будут возражения?
Олька с Галей одновременно пропели:
— Нет!
— Ну как я могу возражать такому тандему, в самом-то деле, Дамир Ренатович!
Олька подвинулась под напором двери и мужа, с виноватым видом представшего перед ней.
— Мы же договаривались! Как ты теперь собираешься родительский авторитет возвращать?
— Я ничего не говорил. Он на даче, на чердаке, дневник мой нашел.
Олька закатила глаза, представляя, что Дамир там мог написать:
— Не знала, что ты такой любитель мемуаров.
— Оль… — Дамир положил злополучную тетрадку на стол и сгреб в охапку жену.
Олька свободной рукой перелистнула несколько страниц. Глаза ухватили первые попавшиеся строчки:
«Я чокнутый! Так и есть. Не о том думать надо. На часах 23:00, у меня завтра серьезная операция, а я не могу перестать думать о пациентке, с которой всего несколько часов знаком. Это вообще нормально? Совсем связь с реальностью потерял… Так не бывает. Не бывает любви с первого взгляда. Это сказки. Видимо, головой во сне ударился… Надо срочно брать себя в руки… Но это потом. А сейчас только загляну к ней на минуточку. Посмотрю, как она, все ли в порядке…»