И они-таки раскрыли секрет вкуснейших яств, которые трижды в день появлялись на столе. Повар-белорус, который им готовил в этот сезон, всю жизнь работал в каком-то известном ресторане, а выйдя на пенсию, подрабатывал в свое удовольствие по домам отдыха. Ежедневно за ужином, а иногда и за завтраком или обедом он непременно выходил в зал, общался с отдыхающими, спрашивал, чего бы им хотелось попробовать, понравилось ли то или иное блюдо. Он покорил всех без исключения. Этот мелодичный голос с акцентом остался в памяти навсегда:
— Суса-а-анночка, за третий столик хлебушка добавь, дочка!
— Сюда вот за семнадцатый, Сусанночка, какао, пожалуйста!
— Дочка, булочек подложи еще! А двадцать первому сухой паек на экскурсию не забудь, Суса-а-анночка!
Олька каждый день звонила родителям и почти каждый Юльке. Мама все время спрашивала, не познакомилась ли она с кем-нибудь. Подруга жаловалась, что вся теперь, как платье в горошек: врачи заставили мазать зеленкой, чтобы ежедневно контролировать количество высыпаний. В больнице ее самочувствие быстро нормализовалось, и за эти дни она пошла на поправку. Еще Юлька призналась, что хоть и расстроена отменой отпуска на море, но все равно на больничной койке постигла непозволительную для себя роскошь: могла лежать хоть с утра до вечера и даже выключала телефон на полдня. Больничная суета и шумы были каплей в море по сравнению с дурдомом, который окружал ее в родных пенатах. Так что она еще даже по ним не соскучилась.
Ольке тоже было некогда скучать. Море, солнце, пляж, ветер в голове. Все, о чем можно мечтать для хороших приключений. Но, кроме Юльки, оставившей ее сидеть в одиночку в таком райском месте, приключения к Ольке не торопились. Да, впрочем, она их и не искала, сосредоточившись на отдыхе, идеальном загаре и фигуре. Массажист Евгений Михалыч честно отрабатывал свои сеансы, обещая, что через месяц с Ольки начнет спадать вся одежда, и она может всецело предаваться прелюбодеянию со всеми поварскими соблазнами. За столько времени она больше нигде не встретила такого специалиста, и ее бока не могли ощутить того наркотического блаженства, которым их потчевал Михалыч, а по совместительству черкесский князь в четвертом колене.
Все шло гладко и тихо. Каждый вечер в павильоне санатория организовывали танцы, караоке, игры и прочие развлечения для отдыхающих. Олька ненадолго заходила и туда. Тогда два холостых кавалера из их заезда — математик и филолог — наперегонки норовили увлечь ее танцами. Со школы занимаясь бальными, девушка не горела желанием танцевать, просто топчась на месте. Достойным партнером был только Леха, который отдыхал со своей супругой Шурочкой и двумя сорванцами-близнецами. Леха танцы любил, как и Олька, Шурочка, скорее всего, втайне ненавидела, но исправно посещала вечеринки, хотя сама и не танцевала. Вроде как мужа выгуливала. Несмотря на ее вечно недовольное выражение лица, Олька видела, как она его любит и дает возможность оттянуться за любимым хобби. Такие отношения у нее вызывали безграничное уважение. С Лехой они составили отменную пару, и организаторы шутили, что им доплачивать надо, ведь их выкрутасы за рок-н-роллом или вальсом затягивают и развлекают отдыхающих. Запыхавшись до полуобморока, они падали на лавку рядом с Шурочкой. Во время танца она всегда ловила каждое их движение, дула или поджимала губки, но потом неизменно начинала хохотать с ними, заражаясь искренней неуемной энергией. Так что их бальный дуэт даже стал традиционным.
Навалявшись вдоволь под солнцем, Олька, наконец, решила смотаться в Ялту в торговый центр на шопинг. Какая женщина откажется свободно побродить полдня между сверкающими витринами, разглядывая и примеряя шмотки? Должна же она была привезти себе память о таком шикарном отдыхе! Ялту Олька любила еще сильнее, чем весь ЮБК, и не навестить фаворитку просто не могла. Только никак не определилась, совмещать ли свидание с любимым городом и день шопинга, ведь она твердо намеревалась вообще не покидать пределы санатория. Затем решила, что уж как карта ляжет, и именно в этот день начались приключения, которые Олька приняла за начало конца ее волшебного отдыха.
Наболтавшись по ухабистым дорогам побережья на переднем сиденье маршрутки до конечной, она, как всегда, находилась под получасовым впечатлением милых сердцу видов любимого места. Внутренне улыбаясь самой себе, Олька сосредоточилась на ступеньках автобуса, чтобы не споткнуться. Последнее, что помнит взгляд, — это ее идеальный французский педикюр в новенькой вьетнамке. Дальше дикая резкая боль в обеих щиколотках и белая плотная пелена перед глазами. Девушка поняла, что падает всем весом на свои ноги прямо под колеса автобуса.
Ее подхватили под руки с обеих сторон. Сама она не могла даже пошевелиться от боли. До сознания долетел голос с просьбой подняться на ноги. Она попыталась ответить, но не получилось. Тогда девушка изо всех сил стала качать в стороны головой и, кажется, выговорила: «Не могу!» Скорее всего, она упала и сломала сразу обе ноги. Такая боль!
Еще рывок — и ее поднимают, похоже, садят на лавочку. Она задыхается и ничего не видит, без сил откинувшись спиной на стенку сзади. Вокруг чувствуется переполох и слышны голоса. Вдруг выделился какой-то знакомый:
— Веня, Веня! Держи девочку! Крепче, а то упадет, не дай Бог!
Это Сонюшка. И Веня. Ну, хоть не совсем одна. Уже легче. Олька поняла, что левой рукой крепко вцепилась кому-то под руку. Наверное, это Веня. Этот кто-то голосом Вени сказал:
— Позвонить, позвонить надо, Сонюшка! Она должна позвонить кому-то из родных!
Олька слушала и автоматически выудила из накладного кармана платья в стиле «Сафари» телефон. Посмотрела в экран: все бело. Вот, будто бы по краям появилось изображение. Тоненькая полоска. Люди суетятся возле нее, снуют туда-сюда. Вызвали скорую.
— Кому позвонить, Веня? Кому? — вещает уже родной одесский акцент. — Она, как и мы, приехала к черту на кулички на этот курорт. Тут у нее никого нету, кроме нас и вещей в санатории. И зачем мы только сюда поперлись, вроде моря дома своего такого же нет! Сейчас скорая придет, повезем в больницу барышню.
Приехала скорая, а с ней тетка-фельдшер, которая, видимо, работает по заведомо введенной программе и, как качественно и надежно отрегулированный робот, от алгоритма не отступает ни при каких обстоятельствах.
— Давайте, я вам уколю обезболивающее! Повернитесь ко мне ягодицей.
— Давайте, — шепотом отозвалась Олька, стараясь сфокусироваться на проявляющихся контурах. — Только я двинуться вообще не могу.
— Хотя бы немного повернитесь, я уколю, куда достану.
Укол показался каплей в море поглощающей ее боли. Едва она смогла выровнять дыхание и хоть как-то снова начать мыслить и даже поблагодарила Веню, отпустив, наконец, его руку, тетка-фельдшер ухватила ее за ту ногу, которая не оставляла никаких надежд, и Олька взвыла, снова задыхаясь от боли:
— Не трогайте меня руками! Пожалуйста! Я не могу терпеть!
— Я должна наложить фиксирующую повязку, — не уступала мучительница.
Олька открыла глаза и посмотрела на полметра обычного аптечного неширокого бинта в ее руках.
«…Этим она собирается меня фиксировать?! Неужели наша медицина в полной глубокой непроходимой… Это ей выдали, чтобы зафиксировать перелом вроде моего?»
Глаза Ольки поползли на лоб.
— Я должна наложить повязку. Так положено по инструкции! — не унималась тетка.
Веня и Сонюшка единым движением прильнули к Ольке. Веня крепко обнял ее под руку, а Сонюшка стала помогать фельдшерице, делать ее темное дело, чтобы как-то облегчить страдания Ольки. У той снова потемнело в глазах.
Однако самым страшным оказалось, сесть в скорую. Олька не могла встать на обе ноги. Левая болела чуть меньше правой, но это не решало проблему. Ходить и даже просто стоять она не могла совсем. Свои «шаги» до кареты скорой она до конца жизни будет вспоминать, как круги ада. В машину ее каким-то чудом внесли Веня с водителем. В сознании мутнело, переполняли боль и обида, по-детски захотелось домой. До приемного отделения травматологии она пересчитала каждую ямку на дороге, отдававшуюся в теле так, что перехватывало дух. Старенькая машина тарахтела, словно пластиковая коробчонка. Сонюшка всю дорогу сидела рядом и держала ее за руку.
На санпропускнике перед ней открыли дверь и сказали выходить. Олька чуть не расплакалась от своей беспомощности на фоне нестерпимой боли. Она сказала, что не может идти. В ответ ей принесли костыли, от которых толку тоже не было. Тут уже включилась Сонюшка:
— Это позвольте спросить, шо за безобразие?! Как можно? Девочка вообще не может идти! Где ваши санитары? Все бездельники и дармоеды! Никто не хочет работать! Веня, держи Оленьку, сейчас я наведу порядок в этом отделении!
От ее громкого зычного голоса в пустовавший коридор, словно тараканы из щелей, стали показываться санитары, медсестры и даже один врач, который сразу же снова скрылся в недрах своего кабинета. К Ольке подкатили носилки, и Веня с водителем помогли на них пересесть. До кабинета врача ее докатили и переместили на тапчан. Заботливая медсестра снова принесла костыли и сказала:
— К доктору вам придется, к сожалению, идти самой и на рентген тоже, — на что девушка только обреченно покивала в ответ, а сама подумала, что никакого сожаления, даже его капли, в глазах бесчувственной медсестры нет.
Рентгенкабинет оказался за дверью рядом, что страшно порадовало. Ольке еще никогда не приходилось ходить на костылях. Оказывается, это довольно тяжело. Ведь приходится нести весь свой вес. Да и высота костылей, судя по всему, не была отрегулирована под Олькин рост. Веня с Сонюшкой не покидали ее ни на минуту, но тут уже ничем не могли помочь. Призвать на помощь санитаров так и не получилось, они снова разбежались. Наверное, если бы Олька просто легла и закрыла глаза, может, тогда они бы и предприняли что-нибудь по отношению к ней. Чтобы убрать с дороги.
Олька постаралась взять себя в руки. Все же по сравнению с первыми минутами после падения она уже кое-как свыклась с болью и попробовала нагрузить левую ногу. Было больно, но получилось, правой до сих пор нельзя было даже коснуться. Она едва взгромоздила себя на стол рентгена. Все та же заботливая медсестра взялась умостить ее ногу правильно и снова вызвала жуткую боль. Пока ее фотографировали, Олька подумала, что здесь, в больнице, в людях очень мало сопереживания и сожаления, в их глазах читалось полное и бесповоротное равнодушие. Однако как еще может быть, если они каждый день здесь видят одни сплошные страдания, и ее, Олькино, — не самое худшее из них.
Превозмогая себя, девушка добралась до кабинета врача — за дверью напротив рентгена. Веню с Сонюшкой туда не пустили. Едва Олька доползла до места назначения, ее остановила другая медсестра и преградила путь:
— Доктор обедает и нужно подождать!
— Хорошо, — шепотом согласилась Олька, с трудом соображая, как она это будет делать, если едва удерживает себя в вертикальном положении.
— Присядьте на носилки, вон там, позади, — кивнула медсестра в ответ на ее растерянный вид и исчезла.
Сидеть пришлось чуть ли не целую вечность, во всяком случае, ей так показалось. Нога за все время распухла, увеличившись в размерах раза в три, по всей щиколотке стали появляться черно-фиолетовые кровоподтёки.
Наконец-то появился врач с недовольным равнодушным видом. Он даже вышел в коридор к Ольке, окинул взглядом ногу и потрогал, на что та вскрикнула.
— Ждите в коридоре, — констатировал он.
Больная поползла обратно к Сонюшке и Вене. Те сразу подвинулись в разные стороны, и она села между ними. Снова стало дурно, и Олька ухватилась за Венину руку. Как раз подошел врач, видимо, объявить ей свой вердикт, а она снова потеряла сознание. В чувства привел запах нашатыря, который ей совала под нос все та же заботливая медсестра. Олька поняла, что лежит у Вени на плече, а Сонюшка стояла перед ними и обмахивала ее Олькиным рентгеном. Доктор все также стоял рядом:
— Ну что, вернулись?
— Да, похоже, — тихо ответила Олька.
— Перелома у вас нет.
— А почему-то я тогда все время сознание теряю? И эта боль адская…
— Ну, потому что сильное растяжение. Не обязательно для этого должен быть перелом.
— И что мне теперь делать? А если связки порвались?
— Если бы порвались, вы бы не могли ходить. А вы ходите. Рентген только кости показывает, мягких тканей не видно.
— Так, а как мягкие ткани посмотреть?
— Девушка, если вам некуда деньги девать, можете сделать МРТ. А если есть, то попейте или проколите недельку обезболивающее и дней через десять будете скакать.
— Доктор, вы вот это здесь рассказываете на полном серьезе? Ничем не рискуя? Нет, вы мне просто начинаете нравиться! Знаете шо, доктор? Не морочьте мне то место, где спина заканчивает свое благородное название! — отозвалась Сонюшка. — Это и все лечение при такой травме? Вы шо, смеетесь?
— Всего доброго, выздоравливайте!
Врач развернулся и скрылся в недрах своего кабинета. Олька растерянно смотрела ему вслед.
— Нет, ну это что за безобразие такое! Вы здесь чем занимаетесь? Вы людей лечить должны! А вы что делаете? — заорала на весь коридор Сонюшка. — Она же на ногу стать не может и полностью беспомощна, а он ей даже лечение не прописал! Может, девушке самой себе лекарства прописывать, читая инструкцию, а? Я буду жаловаться! Где у вас заведующий? Я имею ему кое-что сказать!
— Сонь, постойте, не надо… — сквозь слезы промямлила Олька.
— Надо, Оленька, надо! Я сейчас! Веня!
— Да, Сонюшка!
— Присмотри за девочкой!
— Хорошо, голуба моя!
— Вень, я вот что думаю… — начала Олька.
— Да, Оленька, я готов послушать за вашу любую просьбу!
— Сходите, пожалуйста, в аптеку за углом, я видела тут большую, мы проезжали ее. — Она поковырялась в кармане и достала деньги. — Купите, пожалуйста, замораживающий баллончик для спортсменов. Возьмите самый сильный. Мне нужно что-то сделать с ногой, иначе я с такой болью до дома просто не доеду. Укол совершенно не помог, будто его и не было в помине.
— Непременно, Оленька! Только вы держитесь, не падайте тут без меня, пожалуйста!
— Не беспокойтесь, у меня теперь есть нашатырь, — Олька потрясла перед носом все еще ядрено вонючей ваткой солидного размера.
— Одна нога здесь, другая там.
Веня рысцой поспешил выполнять ее просьбу, а с другого конца коридора послышался голос Сонюшки:
— Если вы сейчас же не примете меры, я щас сделаю вам скандал, и тогда вам будет весело! И поверьте, вам это точно не понравится. И не надо мне делать нервы, их есть кому портить и без вас!
С ней рядом шел мужчина в возрасте, кивал и приговаривал:
— Сейчас во всем разберемся. У нас хорошие доктора. Минутку, пожалуйста. Только не переживайте.
Он пошел в кабинет к доктору, который девушку осматривал.
— Сонюшка, сейчас начнется скандал, и нас выставят вообще… — всхлипнула Олька.
— Скандал начнется, если они тебя вот так отпустят без лечения. Вот тогда начнется настоящий шкандаль!
— Спасибо вам с Веней большое, что вы меня не бросили и так помогаете!
— Не за что, Оленька! Как же не помочь, детка? Вон как тебя скрутило. Все будет хорошо.
Сонюшка погладила Ольку по голове и стала обмахиваться ее рентгеном, который до сих пор носила в руках. Из-за двери послышалось:
— Суса-а-анночка, за третий столик хлебушка добавь, дочка!
— Сюда вот за семнадцатый, Сусанночка, какао, пожалуйста!
— Дочка, булочек подложи еще! А двадцать первому сухой паек на экскурсию не забудь, Суса-а-анночка!
Олька каждый день звонила родителям и почти каждый Юльке. Мама все время спрашивала, не познакомилась ли она с кем-нибудь. Подруга жаловалась, что вся теперь, как платье в горошек: врачи заставили мазать зеленкой, чтобы ежедневно контролировать количество высыпаний. В больнице ее самочувствие быстро нормализовалось, и за эти дни она пошла на поправку. Еще Юлька призналась, что хоть и расстроена отменой отпуска на море, но все равно на больничной койке постигла непозволительную для себя роскошь: могла лежать хоть с утра до вечера и даже выключала телефон на полдня. Больничная суета и шумы были каплей в море по сравнению с дурдомом, который окружал ее в родных пенатах. Так что она еще даже по ним не соскучилась.
Ольке тоже было некогда скучать. Море, солнце, пляж, ветер в голове. Все, о чем можно мечтать для хороших приключений. Но, кроме Юльки, оставившей ее сидеть в одиночку в таком райском месте, приключения к Ольке не торопились. Да, впрочем, она их и не искала, сосредоточившись на отдыхе, идеальном загаре и фигуре. Массажист Евгений Михалыч честно отрабатывал свои сеансы, обещая, что через месяц с Ольки начнет спадать вся одежда, и она может всецело предаваться прелюбодеянию со всеми поварскими соблазнами. За столько времени она больше нигде не встретила такого специалиста, и ее бока не могли ощутить того наркотического блаженства, которым их потчевал Михалыч, а по совместительству черкесский князь в четвертом колене.
Все шло гладко и тихо. Каждый вечер в павильоне санатория организовывали танцы, караоке, игры и прочие развлечения для отдыхающих. Олька ненадолго заходила и туда. Тогда два холостых кавалера из их заезда — математик и филолог — наперегонки норовили увлечь ее танцами. Со школы занимаясь бальными, девушка не горела желанием танцевать, просто топчась на месте. Достойным партнером был только Леха, который отдыхал со своей супругой Шурочкой и двумя сорванцами-близнецами. Леха танцы любил, как и Олька, Шурочка, скорее всего, втайне ненавидела, но исправно посещала вечеринки, хотя сама и не танцевала. Вроде как мужа выгуливала. Несмотря на ее вечно недовольное выражение лица, Олька видела, как она его любит и дает возможность оттянуться за любимым хобби. Такие отношения у нее вызывали безграничное уважение. С Лехой они составили отменную пару, и организаторы шутили, что им доплачивать надо, ведь их выкрутасы за рок-н-роллом или вальсом затягивают и развлекают отдыхающих. Запыхавшись до полуобморока, они падали на лавку рядом с Шурочкой. Во время танца она всегда ловила каждое их движение, дула или поджимала губки, но потом неизменно начинала хохотать с ними, заражаясь искренней неуемной энергией. Так что их бальный дуэт даже стал традиционным.
Навалявшись вдоволь под солнцем, Олька, наконец, решила смотаться в Ялту в торговый центр на шопинг. Какая женщина откажется свободно побродить полдня между сверкающими витринами, разглядывая и примеряя шмотки? Должна же она была привезти себе память о таком шикарном отдыхе! Ялту Олька любила еще сильнее, чем весь ЮБК, и не навестить фаворитку просто не могла. Только никак не определилась, совмещать ли свидание с любимым городом и день шопинга, ведь она твердо намеревалась вообще не покидать пределы санатория. Затем решила, что уж как карта ляжет, и именно в этот день начались приключения, которые Олька приняла за начало конца ее волшебного отдыха.
Наболтавшись по ухабистым дорогам побережья на переднем сиденье маршрутки до конечной, она, как всегда, находилась под получасовым впечатлением милых сердцу видов любимого места. Внутренне улыбаясь самой себе, Олька сосредоточилась на ступеньках автобуса, чтобы не споткнуться. Последнее, что помнит взгляд, — это ее идеальный французский педикюр в новенькой вьетнамке. Дальше дикая резкая боль в обеих щиколотках и белая плотная пелена перед глазами. Девушка поняла, что падает всем весом на свои ноги прямо под колеса автобуса.
Ее подхватили под руки с обеих сторон. Сама она не могла даже пошевелиться от боли. До сознания долетел голос с просьбой подняться на ноги. Она попыталась ответить, но не получилось. Тогда девушка изо всех сил стала качать в стороны головой и, кажется, выговорила: «Не могу!» Скорее всего, она упала и сломала сразу обе ноги. Такая боль!
Еще рывок — и ее поднимают, похоже, садят на лавочку. Она задыхается и ничего не видит, без сил откинувшись спиной на стенку сзади. Вокруг чувствуется переполох и слышны голоса. Вдруг выделился какой-то знакомый:
— Веня, Веня! Держи девочку! Крепче, а то упадет, не дай Бог!
Это Сонюшка. И Веня. Ну, хоть не совсем одна. Уже легче. Олька поняла, что левой рукой крепко вцепилась кому-то под руку. Наверное, это Веня. Этот кто-то голосом Вени сказал:
— Позвонить, позвонить надо, Сонюшка! Она должна позвонить кому-то из родных!
Олька слушала и автоматически выудила из накладного кармана платья в стиле «Сафари» телефон. Посмотрела в экран: все бело. Вот, будто бы по краям появилось изображение. Тоненькая полоска. Люди суетятся возле нее, снуют туда-сюда. Вызвали скорую.
— Кому позвонить, Веня? Кому? — вещает уже родной одесский акцент. — Она, как и мы, приехала к черту на кулички на этот курорт. Тут у нее никого нету, кроме нас и вещей в санатории. И зачем мы только сюда поперлись, вроде моря дома своего такого же нет! Сейчас скорая придет, повезем в больницу барышню.
Приехала скорая, а с ней тетка-фельдшер, которая, видимо, работает по заведомо введенной программе и, как качественно и надежно отрегулированный робот, от алгоритма не отступает ни при каких обстоятельствах.
— Давайте, я вам уколю обезболивающее! Повернитесь ко мне ягодицей.
— Давайте, — шепотом отозвалась Олька, стараясь сфокусироваться на проявляющихся контурах. — Только я двинуться вообще не могу.
— Хотя бы немного повернитесь, я уколю, куда достану.
Укол показался каплей в море поглощающей ее боли. Едва она смогла выровнять дыхание и хоть как-то снова начать мыслить и даже поблагодарила Веню, отпустив, наконец, его руку, тетка-фельдшер ухватила ее за ту ногу, которая не оставляла никаких надежд, и Олька взвыла, снова задыхаясь от боли:
— Не трогайте меня руками! Пожалуйста! Я не могу терпеть!
— Я должна наложить фиксирующую повязку, — не уступала мучительница.
Олька открыла глаза и посмотрела на полметра обычного аптечного неширокого бинта в ее руках.
«…Этим она собирается меня фиксировать?! Неужели наша медицина в полной глубокой непроходимой… Это ей выдали, чтобы зафиксировать перелом вроде моего?»
Глаза Ольки поползли на лоб.
— Я должна наложить повязку. Так положено по инструкции! — не унималась тетка.
Веня и Сонюшка единым движением прильнули к Ольке. Веня крепко обнял ее под руку, а Сонюшка стала помогать фельдшерице, делать ее темное дело, чтобы как-то облегчить страдания Ольки. У той снова потемнело в глазах.
Однако самым страшным оказалось, сесть в скорую. Олька не могла встать на обе ноги. Левая болела чуть меньше правой, но это не решало проблему. Ходить и даже просто стоять она не могла совсем. Свои «шаги» до кареты скорой она до конца жизни будет вспоминать, как круги ада. В машину ее каким-то чудом внесли Веня с водителем. В сознании мутнело, переполняли боль и обида, по-детски захотелось домой. До приемного отделения травматологии она пересчитала каждую ямку на дороге, отдававшуюся в теле так, что перехватывало дух. Старенькая машина тарахтела, словно пластиковая коробчонка. Сонюшка всю дорогу сидела рядом и держала ее за руку.
На санпропускнике перед ней открыли дверь и сказали выходить. Олька чуть не расплакалась от своей беспомощности на фоне нестерпимой боли. Она сказала, что не может идти. В ответ ей принесли костыли, от которых толку тоже не было. Тут уже включилась Сонюшка:
— Это позвольте спросить, шо за безобразие?! Как можно? Девочка вообще не может идти! Где ваши санитары? Все бездельники и дармоеды! Никто не хочет работать! Веня, держи Оленьку, сейчас я наведу порядок в этом отделении!
От ее громкого зычного голоса в пустовавший коридор, словно тараканы из щелей, стали показываться санитары, медсестры и даже один врач, который сразу же снова скрылся в недрах своего кабинета. К Ольке подкатили носилки, и Веня с водителем помогли на них пересесть. До кабинета врача ее докатили и переместили на тапчан. Заботливая медсестра снова принесла костыли и сказала:
— К доктору вам придется, к сожалению, идти самой и на рентген тоже, — на что девушка только обреченно покивала в ответ, а сама подумала, что никакого сожаления, даже его капли, в глазах бесчувственной медсестры нет.
Рентгенкабинет оказался за дверью рядом, что страшно порадовало. Ольке еще никогда не приходилось ходить на костылях. Оказывается, это довольно тяжело. Ведь приходится нести весь свой вес. Да и высота костылей, судя по всему, не была отрегулирована под Олькин рост. Веня с Сонюшкой не покидали ее ни на минуту, но тут уже ничем не могли помочь. Призвать на помощь санитаров так и не получилось, они снова разбежались. Наверное, если бы Олька просто легла и закрыла глаза, может, тогда они бы и предприняли что-нибудь по отношению к ней. Чтобы убрать с дороги.
Олька постаралась взять себя в руки. Все же по сравнению с первыми минутами после падения она уже кое-как свыклась с болью и попробовала нагрузить левую ногу. Было больно, но получилось, правой до сих пор нельзя было даже коснуться. Она едва взгромоздила себя на стол рентгена. Все та же заботливая медсестра взялась умостить ее ногу правильно и снова вызвала жуткую боль. Пока ее фотографировали, Олька подумала, что здесь, в больнице, в людях очень мало сопереживания и сожаления, в их глазах читалось полное и бесповоротное равнодушие. Однако как еще может быть, если они каждый день здесь видят одни сплошные страдания, и ее, Олькино, — не самое худшее из них.
Превозмогая себя, девушка добралась до кабинета врача — за дверью напротив рентгена. Веню с Сонюшкой туда не пустили. Едва Олька доползла до места назначения, ее остановила другая медсестра и преградила путь:
— Доктор обедает и нужно подождать!
— Хорошо, — шепотом согласилась Олька, с трудом соображая, как она это будет делать, если едва удерживает себя в вертикальном положении.
— Присядьте на носилки, вон там, позади, — кивнула медсестра в ответ на ее растерянный вид и исчезла.
Сидеть пришлось чуть ли не целую вечность, во всяком случае, ей так показалось. Нога за все время распухла, увеличившись в размерах раза в три, по всей щиколотке стали появляться черно-фиолетовые кровоподтёки.
Наконец-то появился врач с недовольным равнодушным видом. Он даже вышел в коридор к Ольке, окинул взглядом ногу и потрогал, на что та вскрикнула.
— Ждите в коридоре, — констатировал он.
Больная поползла обратно к Сонюшке и Вене. Те сразу подвинулись в разные стороны, и она села между ними. Снова стало дурно, и Олька ухватилась за Венину руку. Как раз подошел врач, видимо, объявить ей свой вердикт, а она снова потеряла сознание. В чувства привел запах нашатыря, который ей совала под нос все та же заботливая медсестра. Олька поняла, что лежит у Вени на плече, а Сонюшка стояла перед ними и обмахивала ее Олькиным рентгеном. Доктор все также стоял рядом:
— Ну что, вернулись?
— Да, похоже, — тихо ответила Олька.
— Перелома у вас нет.
— А почему-то я тогда все время сознание теряю? И эта боль адская…
— Ну, потому что сильное растяжение. Не обязательно для этого должен быть перелом.
— И что мне теперь делать? А если связки порвались?
— Если бы порвались, вы бы не могли ходить. А вы ходите. Рентген только кости показывает, мягких тканей не видно.
— Так, а как мягкие ткани посмотреть?
— Девушка, если вам некуда деньги девать, можете сделать МРТ. А если есть, то попейте или проколите недельку обезболивающее и дней через десять будете скакать.
— Доктор, вы вот это здесь рассказываете на полном серьезе? Ничем не рискуя? Нет, вы мне просто начинаете нравиться! Знаете шо, доктор? Не морочьте мне то место, где спина заканчивает свое благородное название! — отозвалась Сонюшка. — Это и все лечение при такой травме? Вы шо, смеетесь?
— Всего доброго, выздоравливайте!
Врач развернулся и скрылся в недрах своего кабинета. Олька растерянно смотрела ему вслед.
— Нет, ну это что за безобразие такое! Вы здесь чем занимаетесь? Вы людей лечить должны! А вы что делаете? — заорала на весь коридор Сонюшка. — Она же на ногу стать не может и полностью беспомощна, а он ей даже лечение не прописал! Может, девушке самой себе лекарства прописывать, читая инструкцию, а? Я буду жаловаться! Где у вас заведующий? Я имею ему кое-что сказать!
— Сонь, постойте, не надо… — сквозь слезы промямлила Олька.
— Надо, Оленька, надо! Я сейчас! Веня!
— Да, Сонюшка!
— Присмотри за девочкой!
— Хорошо, голуба моя!
— Вень, я вот что думаю… — начала Олька.
— Да, Оленька, я готов послушать за вашу любую просьбу!
— Сходите, пожалуйста, в аптеку за углом, я видела тут большую, мы проезжали ее. — Она поковырялась в кармане и достала деньги. — Купите, пожалуйста, замораживающий баллончик для спортсменов. Возьмите самый сильный. Мне нужно что-то сделать с ногой, иначе я с такой болью до дома просто не доеду. Укол совершенно не помог, будто его и не было в помине.
— Непременно, Оленька! Только вы держитесь, не падайте тут без меня, пожалуйста!
— Не беспокойтесь, у меня теперь есть нашатырь, — Олька потрясла перед носом все еще ядрено вонючей ваткой солидного размера.
— Одна нога здесь, другая там.
Веня рысцой поспешил выполнять ее просьбу, а с другого конца коридора послышался голос Сонюшки:
— Если вы сейчас же не примете меры, я щас сделаю вам скандал, и тогда вам будет весело! И поверьте, вам это точно не понравится. И не надо мне делать нервы, их есть кому портить и без вас!
С ней рядом шел мужчина в возрасте, кивал и приговаривал:
— Сейчас во всем разберемся. У нас хорошие доктора. Минутку, пожалуйста. Только не переживайте.
Он пошел в кабинет к доктору, который девушку осматривал.
— Сонюшка, сейчас начнется скандал, и нас выставят вообще… — всхлипнула Олька.
— Скандал начнется, если они тебя вот так отпустят без лечения. Вот тогда начнется настоящий шкандаль!
— Спасибо вам с Веней большое, что вы меня не бросили и так помогаете!
— Не за что, Оленька! Как же не помочь, детка? Вон как тебя скрутило. Все будет хорошо.
Сонюшка погладила Ольку по голове и стала обмахиваться ее рентгеном, который до сих пор носила в руках. Из-за двери послышалось:
