— Значит, Стешка посмел такое учинить, — отец Анатолий нахмурился.
— Он ее так оскорблял. Говорил такие вещи, к которым Александра Алексеевна не имеет никакого отношения. Вообще не представляю, как она это выдержала. Я бы убил его, отец Анатолий! Если бы не она…
— Бог милостив, Александр Николаевич. Молитесь, и будет вам прощение. Приходите на службу и на исповедь в воскресенье. Стефан, я надеюсь, поправится, и я с ним поговорю очень серьезно.
— Я тоже. Надеюсь.
После тяжкой ночи Сашке пришлось более усердно наложить косметику, но так, чтобы не заметили, потому как она собиралась к воскресной службе в храм.
— Иди проси прощения и помощи, Степанида! — после службы Харитина тянула девушку за руку прямиком к Сашке, которая, доковыляв с палкой до лавочки на церковном дворе, присела. — Проси прощения за брата!
— Из-за нее все. Понравилась она ему. Это она виновата!
— Твой Стешка давно палку перегнул, поделом ему! Тебя там не было, и ты не видела и не слышала ничего. Антихрист он! Ирод! Молись за него и Сашку моли помочь, дура! Его посадить могут, если Хлопов жалобу напишет. Больше того: на каторгу сошлют.
На лице ее собеседницы появился ужас.
— Именно. Если Сашка все подтвердит. Брат твой виноват, свидетелей толпа, да если б и не так даже, кому поверят: барину иль простому холопу, который за всеми юбками подряд волочится?
Девушка перестала сопротивляться, и они подошли к Сашке. Следом подошел молодой Хлопов.
— Александра Алексеевна, я сестра Стефана…
— Да, я помню. Здравствуйте!
Степанида покосилась на Хлопова:
— Я извиниться хочу за брата и… — она вдруг упала в ноги Сашке и стала целовать руки и колени. — Александра Алексеевна, милая, помогите, не губите брата, молю! Плохо ему! Фельдшер раны промыл, но плохо, я же вижу, сердцем чувствую. Пощадите! Он у нас один кормилец.
— Что вы, в самом деле, Степанида! Встаньте, немедленно! Я осмотрю его. Помогу чем смогу.
— А я отвезу вас и никаких отговорок не принимаю! Вам ходить еще рано, — отозвался Хлопов.
Сашка покрутила в руках тюбик с мазью на йоде и положила в сумочку.
— Раны я обработала, должны начать заживать. Завтра приду и повторю. Сейчас велите принести свечу, горилку, иглу острую и… Рану на лице нужно зашить, иначе будет некрасивый шрам. А так, возможно, лишь полоска останется. Александр Николаевич, шелковые нитки нужны. Пошлите к матушке за ними.
Хлопов стоял в углу комнаты, сложив руки на груди. На просьбу Сашки тихо ответил:
— Сделаем!
— А вы несите остальное, — обратилась она к Стешкиным домочадцам.
— Принесу, барышня, сей же час найду все. Только что ж он в себя не приходит никак?
— Жар у него, потому и не приходит, вероятно. Раны воспалились. Наложу швы, будем сбивать, а пока лучше ему без сознания быть. Уксус захватите.
Закончив с раной и положив Стешке на лоб компресс, Сашка сполоснула водкой руки, порылась в сумочке и выдавила незаметно три таблетки антибиотика.
— Вот, Степанида, это пилюли. Давать три дня, по одной. Сейчас же растолките, смешайте со сладкой водой и влейте ему в рот. Смесью с уксусом и водкой вытирайте локтевые сгибы, подмышки, под коленями. И компресс делайте. Жар должен спасть.
— Благодарю вас, барышня! Бога молить за вас буду! — Степанида снова бросилась целовать Сашке руки.
— Прошу вас, не надо! Это моя забота — людей лечить, не благодарите.
В дверях стояла старая мать Стешки и плакала, Сашка погладила ее по плечу:
— Все будет хорошо, он крепкий. Отлежится и поправится.
— Благодарствую, барыня, барин! — Степанида проводила гостей в сени, и Сашка с Хлоповым вышли на улицу.
— Удивительная вы, Александра Алексеевна. Обидчика своего лечите.
— Людям помогать надо. Александр Николаевич. И потом, вдруг я врач, только просто не помню про это, а врачи клятву Гиппократа дают. Получается, если я в помощи откажу, то нарушу ее. Да и не по-христиански это — отталкивать ближнего. Бог ему судия, а вовсе не я. Мне тоже нелегко это делать, но вы посмотрите на эту бедную старую женщину, на ее глаза. В них столько горечи. Для меня лечить Стефана — тоже испытание. Только это мое личное испытание.
— Женщины у нас лекарями не бывают, но все равно вы необыкновенный человек.
— Не преувеличивайте, пожалуйста.
— А матушка моя ведь нас с вами к обеду сегодня ждет.
— Видимо, во второй раз отказываться будет уже слишком неприлично.
Сашка улыбнулась, понимая, что в этот раз-таки придется отправиться к Хлоповым в гости.
— Ну, хотя бы светские приличия заставят вас согласиться погостить у нас. Пойдемте, как раз самое время!
Старый Хлопов был все еще в отъезде, потому обедать пришлось с барыней, юным Матвеем и Александром. Но если с последними двумя справиться было легко, то барыня непонятно зачем устраивала этот обед. Скучно ей, что ли.
— Желаете шампанского или бокал вина, Александра Алексеевна?
Сашка перевела взгляд в то место, куда указывала рука барыни. Бутылка с надписью «Массандра» возымела свое действие, и девушка улыбнулась. Даже спустя двести лет Сашка не находила равных Крымскому вину, а тут — грех не попробовать.
— Вина, пожалуйста. Седьмое небо князя Голицына — невероятная вещь.
— Любите сладости?
— Скорее больше виноград, моя слабость, и, соответственно, сладкое десертное белое.
— Михаил Семенович многое сделал для нашего виноделия.
— И не только. А для страны, а этот его дворец… — Сашка замолчала, глядя, как на нее уставились все сидящие за столом.
Брови барыни взлетели вверх и стали на место:
— Вы не могли быть знакомы с Воронцовым. Его уже нет с нами. Вряд ли в столь юном возрасте вы интересовались архитектурой и винами.
— Конечно же нет, — Сашка поняла, что едва не прокололась.
— Но Воронцова вы помните?
— Мама, ты смущаешь нашу гостью, разве не видно? Зачем учинять такой допрос? — пришел на помощь Александр.
— Что я такого сказала, сын? Мне просто кажется, что Александра Алексеевна хочет оставаться загадкой для нас всех и потому что-то недоговаривает.
Сашка отложила приборы и вытерла руки.
— Видите ли, Ирина Петровна, моя потеря памяти не значит, что я забыла о том, что пьют из чашки, а нужду справляют в уборной. Естественно, какие-то глобальные вещи я помню. Как то, что снег белый, а огонь горячий.
Барыня едва не подавилась куском от столь бесцеремонного и неуместного за столом заявления, а прямой взгляд Сашки заставил ее втянуть голову в плечи.
— Палец вам в рот не клади, с рукой отхватите.
— Уж простите! Кстати, память довольно занятная вещь, — продолжила та, чтобы разрядить обстановку, вызванную ее словами. — Вы читали, что, оказывается, в состоянии величайшего стресса она способна начисто отключить все отрицательные картины? Их человек не помнит, зато вся остальная жизнь полностью сохранена в воспоминаниях.
— Да, что-то такое слышала. Но не слишком верю всем этим новомодным научным предположениям. Они сродни сказкам, хотя и довольно занятным.
— Напрасно. Человеческий мозг удивительная конструкция, и люди еще долго не смогут разгадать все его тайны.
— Вы знаете, я с вами полностью согласен, — подтвердил Хлопов.
— Скучно. Давайте сменим тему, что ли? — попросил Матвей.
— Все-то тебе скучно: и вина, и культура, и наука. Довольно гонять с деревенскими холопами весь день на лошадях, мы с отцом решили, что пора тебе поехать поучиться.
Физиономия парня перекосилась. Матвей встал и поклонился:
— Прости, мама, я сыт.
— Будь добр, вернись за стол. У нас гостья, — сдержанно произнесла барыня.
— Не хочу сказать еще что-нибудь, а то вы меня совсем в ссылку отправите. А Сашка вот не такая зануда, как вы. Уверен, она меня простит.
Проказник в два шага оказался подле Сашки и без спросу взял и поцеловал ее руку.
— До встречи, Александра Алексеевна!
— Всего доброго, Матвей Николаевич! — ответила Сашка.
— Несносный мальчишка.
— Он просто молод, — встала на защиту Сашка.
— Мам, ты слишком к нему строга, — Александр вдруг тоже взял Сашку за руку. — Не обижайся, но нам тоже уже пора.
— Вам? Куда? Еще десерт не подали.
— Я прошу прощения! Все было очень вкусно, но мне действительно пора. Еще много дел до завтра, а скоро солнце сядет, — отозвалась Сашка. — Благодарю вас за приглашение!
— Что ж, спасибо, что почтили наш дом своим присутствием, Александра Алексеевна. Надеюсь, не последний раз. Вашими стараниями мое самочувствие стало значительно лучше. Вернется мой супруг, и можем устроить бал. Танцевать вы, вероятно, тоже не забыли как?
— Не забыла, Ирина Петровна. Мне будет очень приятно гостить у вас по поводу обеда или бала, а не чьей-нибудь болезни.
Хлопов помог подняться Сашке, и они скоро удалились.
— Что ж ты за фрукт такой… Александра Алексеевна... и откуда, — вслух задумалась барыня. — Груша, неси десерт и чаю!
— Не обижайтесь на матушку. Она увлеклась не на шутку вашей персоной и пытается найти загадки там, где их нет. Это ее приглашение — она вас изучала.
— Я поняла это сразу и не обижаюсь. Пусть себе тешится. Посмотрите лучше, какой вечер теплый да ясный, — Сашка улыбнулась ласковым лучам закатного солнца.
— Давайте, я вас верхом домой отвезу? — Хлопов отвязал коня, стоявшего на дворе.
— Я бы хотела прогуляться. Правда, в луг мне не дойти, нога болит еще.
— Ну, это поправимо. Тогда мы с вами поедем в луг погулять, а потом так же быстро вернемся, пока солнце не село. Что скажете?
— А давайте! Помогите мне сесть позади вас!
Они быстро поскакали навстречу садящемуся солнцу, миновали кладбище и ставок, высокие дубы вдоль дороги и пустились меж холмов вглубь оврага. Сашка обнимала Хлопова обеими руками, прислонившись щекой к его спине. Платье кремового цвета в кружевах, подаренное барыней, красиво развевалось на ветру своими многочисленными юбками, хотя и не было слишком пышным.
Пока они ехали, была возможность побыть с собой наедине. Девушка вслушивалась в волнительные удары его сердца, и ее собственное начинало стучать быстрее. Сашка невольно прижалась к Хлопову еще сильнее, чувствуя, как по телу разливается волна, не сулящая ей ничего хорошего. Под ухом громыхало, словно пленник пытался вырваться из своей темницы. Она поняла, что Хлопов чувствует то же самое, хотя она и не видела его лица.
Наконец он придержал коня, взбираясь на пологий холм, и остановился.
— Давайте здесь погуляем. Вид с высоты волшебный.
— Давайте, — согласилась Сашка.
Александр слез и подал ей руку. Она окинула взглядом простирающуюся у подножия деревеньку с разношерстными хатами, игривую ленту ручья, блестящие под лучами воды става. В церкви зазвонили к вечерней службе. Сашка вдруг подумала, что в ее времени здесь, на холме, простираются кукурузные поля, окаймленные посадками абрикос, а чуть дальше растет горох, которого они детворой набирали целые сумки, стараясь не быть пойманными сторожем.
— Александра Алексеевна!
— Да?
— Вы как будто не здесь сейчас?
— Простите, задумалась.
Сашка оперлась руками на его плечи, и он снял ее с коня.
— Что-то вспомнили?
— Возможно. Какие-то знакомые кадры мелькнули в памяти, но ничего конкретного.
— У вас такая тоска на душе, — Хлопов осторожно за подбородок поднял Сашкино лицо к себе. — Не печальтесь, все будет хорошо. Вы в чужих краях, но вы теперь не одна. Я с вами. Я всегда буду рядом.
Сашка посмотрела в его глаза: «Так вот оно как, оказывается, бывает. Все. Я тону. Здесь моя погибель! Какой ужас, неужели я не в состоянии противостоять этой чертовой романтике, этим прикосновениям, этим рукам! Чтоб его! Я же не юная глупая дурочка, меня этим не возьмешь! Боже, что я вообще несу-у-у!»
— Александра Алексеевна, вы меня совсем не слушаете?
— От чего же, слушаю. Очень даже слушаю, — вернулась в реальность Сашка. — Только не надо на меня так вот смотреть! — она высвободила подбородок и отвернулась, снова разглядывая панораму.
— Вы можете упрекать меня в чем угодно, можете обвинять в нечестных помыслах и думать обо мне плохо. Можете избегать наших встреч, как вы делаете в последнее время. Только вы не в силах запретить мне быть с вами рядом, заботиться о вас и защищать вас. Над этим вы не властны. Если вы равнодушны ко мне, я приму это со смирением, насильно мил не будешь. Значит, так Богу угодно. И я найду для этого силы, потому что люблю вас. Всем сердцем, всей душой. Я прекрасно понимаю, что можно обо мне думать как о богатом барине-ловеласе и покорителе женских сердец или обманщике, однако я слишком дорожу вами, чтобы хоть как бы то ни было вас оскорбить.
Сашка молчала и едва не глотала слезы.
— Вы молчите. Значит, я ошибся в том, что видел в ваших глазах. Ошибся в том, что вас понимаю, что чувствую вас. Так бывает.
— Господи! Да что вы такое говорите!
Сашка резко развернулась. Она занервничала и запустила руку в растрепанную от скачки косу, обошла Хлопова и посмотрела в противоположную сторону на простирающиеся вдаль луга.
— Прошу простить меня, Александра Алексеевна, за мое столь пылкое признание. Впредь я обязуюсь держать себя в руках, но молчать больше не мог. Нужно было объясниться раз и навсегда, чтобы все прояснить между нами, да и люди перестали болтать чепуху. И поверьте, во мне сейчас говорит не бокал вина, а мое сердце. Если вы передумали гулять, я отвезу вас домой. Еще раз простите меня!
Он подошел к лошади и перекинул уздечку.
— Он ее так оскорблял. Говорил такие вещи, к которым Александра Алексеевна не имеет никакого отношения. Вообще не представляю, как она это выдержала. Я бы убил его, отец Анатолий! Если бы не она…
— Бог милостив, Александр Николаевич. Молитесь, и будет вам прощение. Приходите на службу и на исповедь в воскресенье. Стефан, я надеюсь, поправится, и я с ним поговорю очень серьезно.
— Я тоже. Надеюсь.
После тяжкой ночи Сашке пришлось более усердно наложить косметику, но так, чтобы не заметили, потому как она собиралась к воскресной службе в храм.
— Иди проси прощения и помощи, Степанида! — после службы Харитина тянула девушку за руку прямиком к Сашке, которая, доковыляв с палкой до лавочки на церковном дворе, присела. — Проси прощения за брата!
— Из-за нее все. Понравилась она ему. Это она виновата!
— Твой Стешка давно палку перегнул, поделом ему! Тебя там не было, и ты не видела и не слышала ничего. Антихрист он! Ирод! Молись за него и Сашку моли помочь, дура! Его посадить могут, если Хлопов жалобу напишет. Больше того: на каторгу сошлют.
На лице ее собеседницы появился ужас.
— Именно. Если Сашка все подтвердит. Брат твой виноват, свидетелей толпа, да если б и не так даже, кому поверят: барину иль простому холопу, который за всеми юбками подряд волочится?
Девушка перестала сопротивляться, и они подошли к Сашке. Следом подошел молодой Хлопов.
— Александра Алексеевна, я сестра Стефана…
— Да, я помню. Здравствуйте!
Степанида покосилась на Хлопова:
— Я извиниться хочу за брата и… — она вдруг упала в ноги Сашке и стала целовать руки и колени. — Александра Алексеевна, милая, помогите, не губите брата, молю! Плохо ему! Фельдшер раны промыл, но плохо, я же вижу, сердцем чувствую. Пощадите! Он у нас один кормилец.
— Что вы, в самом деле, Степанида! Встаньте, немедленно! Я осмотрю его. Помогу чем смогу.
— А я отвезу вас и никаких отговорок не принимаю! Вам ходить еще рано, — отозвался Хлопов.
Сашка покрутила в руках тюбик с мазью на йоде и положила в сумочку.
— Раны я обработала, должны начать заживать. Завтра приду и повторю. Сейчас велите принести свечу, горилку, иглу острую и… Рану на лице нужно зашить, иначе будет некрасивый шрам. А так, возможно, лишь полоска останется. Александр Николаевич, шелковые нитки нужны. Пошлите к матушке за ними.
Хлопов стоял в углу комнаты, сложив руки на груди. На просьбу Сашки тихо ответил:
— Сделаем!
— А вы несите остальное, — обратилась она к Стешкиным домочадцам.
— Принесу, барышня, сей же час найду все. Только что ж он в себя не приходит никак?
— Жар у него, потому и не приходит, вероятно. Раны воспалились. Наложу швы, будем сбивать, а пока лучше ему без сознания быть. Уксус захватите.
Закончив с раной и положив Стешке на лоб компресс, Сашка сполоснула водкой руки, порылась в сумочке и выдавила незаметно три таблетки антибиотика.
— Вот, Степанида, это пилюли. Давать три дня, по одной. Сейчас же растолките, смешайте со сладкой водой и влейте ему в рот. Смесью с уксусом и водкой вытирайте локтевые сгибы, подмышки, под коленями. И компресс делайте. Жар должен спасть.
— Благодарю вас, барышня! Бога молить за вас буду! — Степанида снова бросилась целовать Сашке руки.
— Прошу вас, не надо! Это моя забота — людей лечить, не благодарите.
В дверях стояла старая мать Стешки и плакала, Сашка погладила ее по плечу:
— Все будет хорошо, он крепкий. Отлежится и поправится.
— Благодарствую, барыня, барин! — Степанида проводила гостей в сени, и Сашка с Хлоповым вышли на улицу.
— Удивительная вы, Александра Алексеевна. Обидчика своего лечите.
— Людям помогать надо. Александр Николаевич. И потом, вдруг я врач, только просто не помню про это, а врачи клятву Гиппократа дают. Получается, если я в помощи откажу, то нарушу ее. Да и не по-христиански это — отталкивать ближнего. Бог ему судия, а вовсе не я. Мне тоже нелегко это делать, но вы посмотрите на эту бедную старую женщину, на ее глаза. В них столько горечи. Для меня лечить Стефана — тоже испытание. Только это мое личное испытание.
— Женщины у нас лекарями не бывают, но все равно вы необыкновенный человек.
— Не преувеличивайте, пожалуйста.
— А матушка моя ведь нас с вами к обеду сегодня ждет.
— Видимо, во второй раз отказываться будет уже слишком неприлично.
Сашка улыбнулась, понимая, что в этот раз-таки придется отправиться к Хлоповым в гости.
— Ну, хотя бы светские приличия заставят вас согласиться погостить у нас. Пойдемте, как раз самое время!
Старый Хлопов был все еще в отъезде, потому обедать пришлось с барыней, юным Матвеем и Александром. Но если с последними двумя справиться было легко, то барыня непонятно зачем устраивала этот обед. Скучно ей, что ли.
— Желаете шампанского или бокал вина, Александра Алексеевна?
Сашка перевела взгляд в то место, куда указывала рука барыни. Бутылка с надписью «Массандра» возымела свое действие, и девушка улыбнулась. Даже спустя двести лет Сашка не находила равных Крымскому вину, а тут — грех не попробовать.
— Вина, пожалуйста. Седьмое небо князя Голицына — невероятная вещь.
— Любите сладости?
— Скорее больше виноград, моя слабость, и, соответственно, сладкое десертное белое.
— Михаил Семенович многое сделал для нашего виноделия.
— И не только. А для страны, а этот его дворец… — Сашка замолчала, глядя, как на нее уставились все сидящие за столом.
Брови барыни взлетели вверх и стали на место:
— Вы не могли быть знакомы с Воронцовым. Его уже нет с нами. Вряд ли в столь юном возрасте вы интересовались архитектурой и винами.
— Конечно же нет, — Сашка поняла, что едва не прокололась.
— Но Воронцова вы помните?
— Мама, ты смущаешь нашу гостью, разве не видно? Зачем учинять такой допрос? — пришел на помощь Александр.
— Что я такого сказала, сын? Мне просто кажется, что Александра Алексеевна хочет оставаться загадкой для нас всех и потому что-то недоговаривает.
Сашка отложила приборы и вытерла руки.
— Видите ли, Ирина Петровна, моя потеря памяти не значит, что я забыла о том, что пьют из чашки, а нужду справляют в уборной. Естественно, какие-то глобальные вещи я помню. Как то, что снег белый, а огонь горячий.
Барыня едва не подавилась куском от столь бесцеремонного и неуместного за столом заявления, а прямой взгляд Сашки заставил ее втянуть голову в плечи.
— Палец вам в рот не клади, с рукой отхватите.
— Уж простите! Кстати, память довольно занятная вещь, — продолжила та, чтобы разрядить обстановку, вызванную ее словами. — Вы читали, что, оказывается, в состоянии величайшего стресса она способна начисто отключить все отрицательные картины? Их человек не помнит, зато вся остальная жизнь полностью сохранена в воспоминаниях.
— Да, что-то такое слышала. Но не слишком верю всем этим новомодным научным предположениям. Они сродни сказкам, хотя и довольно занятным.
— Напрасно. Человеческий мозг удивительная конструкция, и люди еще долго не смогут разгадать все его тайны.
— Вы знаете, я с вами полностью согласен, — подтвердил Хлопов.
— Скучно. Давайте сменим тему, что ли? — попросил Матвей.
— Все-то тебе скучно: и вина, и культура, и наука. Довольно гонять с деревенскими холопами весь день на лошадях, мы с отцом решили, что пора тебе поехать поучиться.
Физиономия парня перекосилась. Матвей встал и поклонился:
— Прости, мама, я сыт.
— Будь добр, вернись за стол. У нас гостья, — сдержанно произнесла барыня.
— Не хочу сказать еще что-нибудь, а то вы меня совсем в ссылку отправите. А Сашка вот не такая зануда, как вы. Уверен, она меня простит.
Проказник в два шага оказался подле Сашки и без спросу взял и поцеловал ее руку.
— До встречи, Александра Алексеевна!
— Всего доброго, Матвей Николаевич! — ответила Сашка.
— Несносный мальчишка.
— Он просто молод, — встала на защиту Сашка.
— Мам, ты слишком к нему строга, — Александр вдруг тоже взял Сашку за руку. — Не обижайся, но нам тоже уже пора.
— Вам? Куда? Еще десерт не подали.
— Я прошу прощения! Все было очень вкусно, но мне действительно пора. Еще много дел до завтра, а скоро солнце сядет, — отозвалась Сашка. — Благодарю вас за приглашение!
— Что ж, спасибо, что почтили наш дом своим присутствием, Александра Алексеевна. Надеюсь, не последний раз. Вашими стараниями мое самочувствие стало значительно лучше. Вернется мой супруг, и можем устроить бал. Танцевать вы, вероятно, тоже не забыли как?
— Не забыла, Ирина Петровна. Мне будет очень приятно гостить у вас по поводу обеда или бала, а не чьей-нибудь болезни.
Хлопов помог подняться Сашке, и они скоро удалились.
— Что ж ты за фрукт такой… Александра Алексеевна... и откуда, — вслух задумалась барыня. — Груша, неси десерт и чаю!
— Не обижайтесь на матушку. Она увлеклась не на шутку вашей персоной и пытается найти загадки там, где их нет. Это ее приглашение — она вас изучала.
— Я поняла это сразу и не обижаюсь. Пусть себе тешится. Посмотрите лучше, какой вечер теплый да ясный, — Сашка улыбнулась ласковым лучам закатного солнца.
— Давайте, я вас верхом домой отвезу? — Хлопов отвязал коня, стоявшего на дворе.
— Я бы хотела прогуляться. Правда, в луг мне не дойти, нога болит еще.
— Ну, это поправимо. Тогда мы с вами поедем в луг погулять, а потом так же быстро вернемся, пока солнце не село. Что скажете?
— А давайте! Помогите мне сесть позади вас!
Они быстро поскакали навстречу садящемуся солнцу, миновали кладбище и ставок, высокие дубы вдоль дороги и пустились меж холмов вглубь оврага. Сашка обнимала Хлопова обеими руками, прислонившись щекой к его спине. Платье кремового цвета в кружевах, подаренное барыней, красиво развевалось на ветру своими многочисленными юбками, хотя и не было слишком пышным.
Пока они ехали, была возможность побыть с собой наедине. Девушка вслушивалась в волнительные удары его сердца, и ее собственное начинало стучать быстрее. Сашка невольно прижалась к Хлопову еще сильнее, чувствуя, как по телу разливается волна, не сулящая ей ничего хорошего. Под ухом громыхало, словно пленник пытался вырваться из своей темницы. Она поняла, что Хлопов чувствует то же самое, хотя она и не видела его лица.
Наконец он придержал коня, взбираясь на пологий холм, и остановился.
— Давайте здесь погуляем. Вид с высоты волшебный.
— Давайте, — согласилась Сашка.
Александр слез и подал ей руку. Она окинула взглядом простирающуюся у подножия деревеньку с разношерстными хатами, игривую ленту ручья, блестящие под лучами воды става. В церкви зазвонили к вечерней службе. Сашка вдруг подумала, что в ее времени здесь, на холме, простираются кукурузные поля, окаймленные посадками абрикос, а чуть дальше растет горох, которого они детворой набирали целые сумки, стараясь не быть пойманными сторожем.
— Александра Алексеевна!
— Да?
— Вы как будто не здесь сейчас?
— Простите, задумалась.
Сашка оперлась руками на его плечи, и он снял ее с коня.
— Что-то вспомнили?
— Возможно. Какие-то знакомые кадры мелькнули в памяти, но ничего конкретного.
— У вас такая тоска на душе, — Хлопов осторожно за подбородок поднял Сашкино лицо к себе. — Не печальтесь, все будет хорошо. Вы в чужих краях, но вы теперь не одна. Я с вами. Я всегда буду рядом.
Сашка посмотрела в его глаза: «Так вот оно как, оказывается, бывает. Все. Я тону. Здесь моя погибель! Какой ужас, неужели я не в состоянии противостоять этой чертовой романтике, этим прикосновениям, этим рукам! Чтоб его! Я же не юная глупая дурочка, меня этим не возьмешь! Боже, что я вообще несу-у-у!»
— Александра Алексеевна, вы меня совсем не слушаете?
— От чего же, слушаю. Очень даже слушаю, — вернулась в реальность Сашка. — Только не надо на меня так вот смотреть! — она высвободила подбородок и отвернулась, снова разглядывая панораму.
— Вы можете упрекать меня в чем угодно, можете обвинять в нечестных помыслах и думать обо мне плохо. Можете избегать наших встреч, как вы делаете в последнее время. Только вы не в силах запретить мне быть с вами рядом, заботиться о вас и защищать вас. Над этим вы не властны. Если вы равнодушны ко мне, я приму это со смирением, насильно мил не будешь. Значит, так Богу угодно. И я найду для этого силы, потому что люблю вас. Всем сердцем, всей душой. Я прекрасно понимаю, что можно обо мне думать как о богатом барине-ловеласе и покорителе женских сердец или обманщике, однако я слишком дорожу вами, чтобы хоть как бы то ни было вас оскорбить.
Сашка молчала и едва не глотала слезы.
— Вы молчите. Значит, я ошибся в том, что видел в ваших глазах. Ошибся в том, что вас понимаю, что чувствую вас. Так бывает.
— Господи! Да что вы такое говорите!
Сашка резко развернулась. Она занервничала и запустила руку в растрепанную от скачки косу, обошла Хлопова и посмотрела в противоположную сторону на простирающиеся вдаль луга.
— Прошу простить меня, Александра Алексеевна, за мое столь пылкое признание. Впредь я обязуюсь держать себя в руках, но молчать больше не мог. Нужно было объясниться раз и навсегда, чтобы все прояснить между нами, да и люди перестали болтать чепуху. И поверьте, во мне сейчас говорит не бокал вина, а мое сердце. Если вы передумали гулять, я отвезу вас домой. Еще раз простите меня!
Он подошел к лошади и перекинул уздечку.
