Писатель уже взял себя в руки и отрицательно покачал головой:
- Нет. Не знаю, что это. Книги к нам тоже несут отовсюду. Наверное, кто-то по ошибке вместе с ними привёз.
Он отвернулся и стремительно вышел из комнаты. Громов проводил его задумчивым взглядом и передал тетрадь другому оперу со словами:
- Изымаем. Позовите понятых.
Как все хищники Громов любил ночь - идеальное время охоты. Можно подежурить пару часов в ночных клубах и легко срубить бабла, пригрозив уголовным делом, обжимающимся с малолетками золотым мальчикам и «папикам», проявляющим нездоровый интерес к ровесницам набоковской Лолиты. Деньги, в отличие от желания разбираться с полицией, и у тех, и у других имелись, и они охотно делились с капитаном наличкой.
Впрочем, благодаря щедрому взносу Борисова, наличности ему пока хватало. Можно было бы просто расслабиться в казино или заехать в гости к Карле - владелице небольшого модельного агентства, под которое удачно маскировался элитный бордель. Серьёзный компромат, нарытый им на очаровательную хозяйку сего «сада земных наслаждений», позволял следователю не только иметь некоторый процент с прибыли, но и в любое время быть там почётным клиентом.
Вместо всего перечисленного он вынужден был снова погрузиться в работу. Обыск прошёл впустую. Отпечатки пальцев на дисках эксперты не обнаружили. Мальчишку, прицепившего конверт на дверь Файлей, нашли, но тот ничего не смог добавить к уже имевшемуся описанию потенциального похитителя.
Время шло, ФАС лютовал, журналисты во главе с Аркадием Файлем наседали, а зацепок, как и прежде, практически не было. Вот и пришлось, обложившись надоевшими бутербродами и заварив кофе покрепче, корпеть над старой тетрадью, так напугавшей Даниила Ромельского. Чутьё подсказывало, что время на неё потратить стоит, и Громов, регулярно зевая и чертыхаясь, с неохотой разбирал чей-то малопонятный почерк.
Это было похоже на дневник, только события излагались урывками: без дат и имён. Но общая последовательность улавливалась без труда.
«Как же бесят её подхалимские улыбочки! Почему никто не видит, что всё это притворство! Называют её «Солнышком», идиоты! Только я знаю правду.»
«Тошнит от её лицемерия! Так бы и стёр эту мерзкую улыбочку. И у меня почти получилось - случайно испортил тряпку, которую она вышивала почти месяц. Наконец-то наше «Солнышко» перестало сиять и кривляться.»
«Как же она достала! Подумаешь, центр вселенной! Все вокруг пляшут и чуть ли не поклоняются. Смотреть тошно! Зато, как она ревела и истерила, обнаружив, своего пуделя, всплывшим в бассейне к верху пузом!»
«Недолго же она горевала по своей псине. Купили новую собаку, и она снова светится - лицемерка!»
«Вчера попугай случайно вылетел в форточку и попал в лапы коту. Жалко, он был ручной, забавный. Но как же она рыдала над его останками! И взгляд был совсем, как на тех картинах. Кажется, у меня есть идея…»
Громов снова зевнул, решив, что от записей несёт детской, максимум подростковой ревностью и инфантильностью. Но через пару страниц они приняли какие-то уродливые, а главное знакомые очертания, и капитан стал вчитываться в анонимные письмена даже с некоторым энтузиазмом.
Автор записей почти как похититель девочек издевался над таинственным «Солнышком», не применяя физического воздействия. Подстраивал неприятные ситуации, выставлял виноватой в глазах родителей, ссорил с друзьями, портил любимые вещи. В общем, пакостил как мог, правда, в основном по мелочам. Масштаб был явно не тот, да и никакого «света» в тексте не фигурировало. Зато присутствовали частые и непонятные отсылки к загадочным картинам.
Судя по периодически упоминавшейся смене времён года, продолжалось психологическое давление долго: не месяц и не два. Заканчивались записи также внезапно, как начались на фразе:
«Она всё чаще плачет, совсем, как на тех картинах… Сегодня просила прийти вечером к бассейну, сказала, хочет серьёзно поговорить. Зря старается, на её штучки я не куплюсь, но к бассейну приду. Это даже интересно…»
Денис закрыл последнюю исписанную страницу и задумчиво побарабанил пальцами по столу, вспоминая подробности недавней встречи с Ромельским. Кажется, у великодушного покровителя нищих и бомжей имеется сестра - о ней говорилось в предисловии к его книге. Какова вероятность, что всё описанное в тетради он проделывал с ней? По тексту многое сходилось - проживание в одном доме, общие родители. Что если он начал ещё тогда, а сейчас лишь продолжает воплощать в реальность свои извращённые фантазии уже с гораздо большим размахом?
Порывшись в материалах дела, Громов нашёл записанный утром номер и набрал его. Плевать, что на часах три ночи, он ведь не спит, значит, и другим по силам оторваться от подушки в интересах следствия.
- Алло, кто это? - раздался в трубке тихий сонный голос.
- Кирилл Фадеев? Следователь Громов беспокоит. Извините, что разбудил, это важно. Вы ведь когда-то помогали прежнему администратору Ромельского, скажите, книги им тоже привозят в качестве пожертвований, как и старые вещи?
- Какие ещё книги? - Фадеев просыпался медленно и не сразу смог понять, чего от него хотят. - Нет, только мебель и одежду. Новые тетради, ежедневники, учебники привозят, а старые книги там не принимают. Кому они нужны?
Значит, писатель солгал ему. Зачем?
- Точно? А всё, что находится в библиотеке на первом этаже это…
- Личная собственность Ромельского. Он сам когда-то хвалился, что ту библиотеку ещё его дед собирать начал. Это же дом его родителей.
- А где они, кстати?
- Нету. Кажется, в аварии погибли. Уже давно, - студент беззастенчиво зевнул в трубку.
- А с его сестрой вы случайно незнакомы? - Громов сам с трудом боролся с упорно атакующей зевотой, глаза слипались, уставший организм брал своё.
- Нет. Я в этом колхозе бывал только из-за матери своей девушки, и ни Ромельским, ни его семейством не интересовался, - Фадеев снова зевнул. - А почему вы спрашиваете?
- Спокойной ночи, - вместо ответа буркнул Денис, отключил телефон и со вздохом отправил запрос в гугл.
Как известной харизматичной личности, Даниилу Ромельскому в интернете посвящалось немало страниц, форумов и даже сайтов, так что интересующая информация нашлась без труда.
У писателя действительно была сестра - Надежда. Та самая, которой он посвятил один из своих бестселлеров. А вот задать ей интересующие следователя вопросы лично не представлялось возможным. По данным информационной сети, Надя Ромельская утонула в возрасте четырнадцати лет. Дома. В бассейне.
Уже засыпая, Громов продолжал задаваться вопросом, а не случилось ли это во время той самой, упомянутой в тетради встречи, после которой записи вдруг прекратились?
- Вы посмотрите, посмотрите на это! - требовал возмущённый Аркадий Файль, потрясая флешкой над головой Громова. - Вот до чего довело ваше бездействие!
Хмурый, невыспавшийся капитан уже неоднократно пожалел, что подписал телеведущему пропуск в следственное отделение. Видео можно было передать и через дежурного.
Он неохотно взял флешку и вставил в ноутбук, хмуро проворчав:
- Присаживайтесь, Аркадий Тимофеевич и успокойтесь, пожалуйста. Поверьте, мы не бездействуем.
- Поверю, когда вернёте Нину! - рявкнул раскрасневшийся, взволнованный мужчина. - Сделайте хоть что-нибудь! Она не продержится долго!
Денис, не желая ввязываться в бессмысленные словесные перепалки, включил запись, отмотал её примерно к середине и помрачнел. На вчерашнем видео Нина держалась более-менее стойко, а теперь заходилась в рыданиях, совсем как Ульяна.
- Заткнись! Это неправда! Неправда! - кричала она сквозь слёзы, зажав уши ладонями.
А равнодушный электронный голос методично повторял:
- Правда. Ты - толстая. Мамочка тебя стыдилась. Она была моделью, красавицей. Ей нужна была симпатичная, стройная девочка похожая на неё, а не жирный пупс вроде тебя.
- Нет! Я не толстая! И мама меня любила!
- Она стеснялась показывать тебя друзьям. И, в конце концов, ушла, бросила семью. Из-за тебя.
- Ложь! - всхлипывая, кричала девочка и ещё сильнее зажимала уши, но механический голос было не заглушить.
- Да, из-за тебя. Ты стала её самым большим разочарованием. Ты всегда будешь толстой, Нина. Ни Марк, никто другой тебя никогда не полюбит. Ты никому не нужна.
- Неправда! Я похудею! Я вообще не буду больше есть! - Нина вдруг резко вскочила с кровати, метнулась к холодильнику и стала лихорадочно выбрасывать из него продукты, пиная их ногами и втаптывая в пол.
- Выключите! - взмолился Файль и отвернулся, закрыв лицо ладонями. Его пальцы подрагивали, дыхание стало частым и тяжёлым.
Денис выполни просьбу, недовольно заметив:
- Сами ведь настояли на совместном просмотре.
- Я хотел чтобы вы поняли - медлить нельзя! Она же просто умрёт от истощения!
- С чего вы взяли? - не поверил капитан. - Это просто истерика. Никто не будет голодать рядом с кучей еды.
Фпйль смерил его неприязненным взглядом и, отвернувшись к окну, тихо сказал:
- Вы не понимаете. Такое уже было в прошлом году. Заваленный работой, я не уделял дочери достаточно внимания, не замечал, что с ней происходит, а Нина почти довела себя до анорексии. Она потом три месяца восстанавливалась и проходила курс реабилитации.
Громов мысленно чертыхнулся. Это действительно могло стать проблемой. Под двойной атакой голода и морального давления Нина может сломаться быстрее Ульяны.
- А что он говорил про вашу жену? Она ушла из семьи? Я думал, извините, что её нет в живых.
Файль повернулся к нему, сердито царапнув раздражённым взглядом, и неохотно ответил:
- Ушла к одному смазливому стриптизёру, когда Нине было девять. А через полтора года умерла от... анорексии. Тоже была помешана на идеальной фигуре, постоянно морила себя диетами. Теперь понимаете, насколько всё серьёзно? Нину нужно найти немедленно! - он снова сорвался на крик.
Денис тяжело вздохнул:
- Мы ищем, Аркадий Тимофеевич, ищем.
- И где результат?! Подозреваемые есть?
- Извините, это конфиденциальная информация, - сдержанно повторил следователь.
А что он ещё мог сказать. Подозреваемый вроде бы имеется, но предъявить ему кроме старой тетради нечего, да и этого сделать пока не удалось. Громов пытался встретиться с Ромельским с самого утра, но тот был поистине неуловим: встречи, тренинги, переговоры - поймать его не получилось. Правда, сотрудники Центра заверили, что во второй половине дня он будет проводить занятие для своих подопечных, и капитан сделал пометку обязательно посетить место «духовного перерождения бомжей».
Отвлёкшись на размышления, Денис не услышал, о чём говорил ему Аркадий Файль, уловил только угрожающие нотки в низком хрипловатом голосе. А ещё капитану очень не понравился взгляд телеведущего, которым тот одарил его на прощание. В нём в равных пропорциях смешались отчаяние и решимость. Ничего хорошего такое сочетание, как правило, не сулило.
Когда Громов приехал в Центр, ему сообщили, что мероприятие уже началось и пригласили пройти в сад за домом. Оттуда доносились приглушённая музыка и голоса.
Денис, чертыхнувшись, пошёл на звуки. Он хотел застать Ромельского до основного действа, а теперь вряд ли получится оторвать его от спасения заблудших душ - ведь ордера на арест пока нет.
За зданием Центра капитан увидел небольшую, такую же белоснежную, как все остальные постройки, церквушку. Чуть поодаль, в тени густых фруктовых деревьев располагалась импровизированная деревянная сцена. Напротив в несколько рядов стояли стулья и скамьи, заполненные людьми. Между ними, раздавая какие-то листовки и блокноты, ходили волонтёры, а на сцене «священнодействовал» Ромельский.
Громов с трудом узнал в этом излучающем сияние, уверенность и благодушие человеке своего вчерашнего нервного собеседника. Его тихий обволакивающий голос успокаивал, завораживал, гипнотизировал, становился то мягче, то твёрже, подчёркивая смысловую нагрузку определённых фраз, улыбка скорбящего, всепрощающего ангела появлялась исключительно в нужных местах, а каждый жест был уместен и выразителен.
- Наверное, не один час перед зеркалом репетировал, позёр! - с неприязнью подумал следователь и неохотно прислушался к монологу благотворителя.
- В современном мире счастье возведено в ранг главной жизненной цели. О том, как его достичь пишут чуть ли не научные трактаты, снимают фильмы, или, как я, организуют тренинги. Но я не учу людей быть счастливыми, а просто напоминаю о том, что каждый из вас когда-то знал и умел.
Вспомните себя в детстве, много ли вам тогда нужно было, чтобы почувствовать себя на седьмом небе? Найденная на улице безделушка, одобрение родителей, игры с друзьями, хлюпание по лужам - всё могло привести в восторг. Спустя годы, большинство из нас утратили этот мягкий, согревающий душу свет, идущий от сердца. Слишком много проблем и ограничений встретилось на пути, слишком больно била жизнь и уже не верится, что от неё можно ждать подарков, а не тумаков. Верно?
Присутствующие одобрительно загудели. Ромельский сверкнул грустной, понимающей улыбкой и продолжил:
- Но, поверьте, всё можно вернуть: и новизну чувств, и радость каждого дня, и даже почти угасший свет. Получилось у меня, получится и у вас. Впрочем, мне повезло: рядом всегда были люди, влюблённые в жизнь, для которых счастье - не цель и не наука, а естественное состояние души. Я называю таких светляками. Один из них - мой дед Лаврентий Игнатьевич - ветеран войны. Вернулся с фронта без правой руки, но я никогда не видел его сидящим без дела, ругающим жизнь или жалеющим себя.
Он, однорукий инвалид, сам восстановил разрушенный дом, до пенсии работал в колхозе трактористом, был лидером соцсоревнований, потом занимался огородом, возился с нами - внуками, очень любил читать и виртуозно играл на баяне. Ни одна свадьба в его родном селе не обходилась без участия однорукого музыканта. И не только потому, что он хорошо играл, но и потому что был настоящей душой компании: веселил загрустивших, мирил поссорившихся, утешал отчаявшихся. Его все уважали, шли за советом и поддержкой, а я любил расспрашивать о войне. О том, как удалось выжить и не сломаться за те ужасные четыре года.
Он рассказывал, что каждый день начинал с благодарности за то, что всё ещё жив, что живы близкие товарищи, что на месте ноги и руки, а потом - за то, что есть хотя бы одна рука. Тогда для меня это звучало дико. Сокровенный смысл и силу этого простого ритуала я понял лишь спустя годы, когда дедушки уже не стало. С тех пор каждое моё утро начинается с благодарности за то, что я проснулся, в отличие от тысяч других людей, чья жизнь прервалась. А вечером я благодарю за всё хорошее, что подарил мне этот день, и тогда следующий даёт ещё больше поводов испытать позитивные эмоции и сказать спасибо.
Сегодня я предлагаю и вам попробовать в действии этот простой, но очень эффективный способ изменить жизнь к лучшему. Сейчас волонтёры раздают вам «Дневники благодарности». Начните вести их прямо сегодня. Найдите хотя бы одну вещь, за которую можете поблагодарить судьбу, Бога, вселенную или самого себя. Главное, чтобы это ощущение было искренним.
- И в чём тут смысл? - зычным басом недоверчиво уточнил крупный мужчина из второго ряда. - Как это изменит мою жизнь?
- Нет. Не знаю, что это. Книги к нам тоже несут отовсюду. Наверное, кто-то по ошибке вместе с ними привёз.
Он отвернулся и стремительно вышел из комнаты. Громов проводил его задумчивым взглядом и передал тетрадь другому оперу со словами:
- Изымаем. Позовите понятых.
Как все хищники Громов любил ночь - идеальное время охоты. Можно подежурить пару часов в ночных клубах и легко срубить бабла, пригрозив уголовным делом, обжимающимся с малолетками золотым мальчикам и «папикам», проявляющим нездоровый интерес к ровесницам набоковской Лолиты. Деньги, в отличие от желания разбираться с полицией, и у тех, и у других имелись, и они охотно делились с капитаном наличкой.
Впрочем, благодаря щедрому взносу Борисова, наличности ему пока хватало. Можно было бы просто расслабиться в казино или заехать в гости к Карле - владелице небольшого модельного агентства, под которое удачно маскировался элитный бордель. Серьёзный компромат, нарытый им на очаровательную хозяйку сего «сада земных наслаждений», позволял следователю не только иметь некоторый процент с прибыли, но и в любое время быть там почётным клиентом.
Вместо всего перечисленного он вынужден был снова погрузиться в работу. Обыск прошёл впустую. Отпечатки пальцев на дисках эксперты не обнаружили. Мальчишку, прицепившего конверт на дверь Файлей, нашли, но тот ничего не смог добавить к уже имевшемуся описанию потенциального похитителя.
Время шло, ФАС лютовал, журналисты во главе с Аркадием Файлем наседали, а зацепок, как и прежде, практически не было. Вот и пришлось, обложившись надоевшими бутербродами и заварив кофе покрепче, корпеть над старой тетрадью, так напугавшей Даниила Ромельского. Чутьё подсказывало, что время на неё потратить стоит, и Громов, регулярно зевая и чертыхаясь, с неохотой разбирал чей-то малопонятный почерк.
Это было похоже на дневник, только события излагались урывками: без дат и имён. Но общая последовательность улавливалась без труда.
«Как же бесят её подхалимские улыбочки! Почему никто не видит, что всё это притворство! Называют её «Солнышком», идиоты! Только я знаю правду.»
«Тошнит от её лицемерия! Так бы и стёр эту мерзкую улыбочку. И у меня почти получилось - случайно испортил тряпку, которую она вышивала почти месяц. Наконец-то наше «Солнышко» перестало сиять и кривляться.»
«Как же она достала! Подумаешь, центр вселенной! Все вокруг пляшут и чуть ли не поклоняются. Смотреть тошно! Зато, как она ревела и истерила, обнаружив, своего пуделя, всплывшим в бассейне к верху пузом!»
«Недолго же она горевала по своей псине. Купили новую собаку, и она снова светится - лицемерка!»
«Вчера попугай случайно вылетел в форточку и попал в лапы коту. Жалко, он был ручной, забавный. Но как же она рыдала над его останками! И взгляд был совсем, как на тех картинах. Кажется, у меня есть идея…»
Громов снова зевнул, решив, что от записей несёт детской, максимум подростковой ревностью и инфантильностью. Но через пару страниц они приняли какие-то уродливые, а главное знакомые очертания, и капитан стал вчитываться в анонимные письмена даже с некоторым энтузиазмом.
Автор записей почти как похититель девочек издевался над таинственным «Солнышком», не применяя физического воздействия. Подстраивал неприятные ситуации, выставлял виноватой в глазах родителей, ссорил с друзьями, портил любимые вещи. В общем, пакостил как мог, правда, в основном по мелочам. Масштаб был явно не тот, да и никакого «света» в тексте не фигурировало. Зато присутствовали частые и непонятные отсылки к загадочным картинам.
Судя по периодически упоминавшейся смене времён года, продолжалось психологическое давление долго: не месяц и не два. Заканчивались записи также внезапно, как начались на фразе:
«Она всё чаще плачет, совсем, как на тех картинах… Сегодня просила прийти вечером к бассейну, сказала, хочет серьёзно поговорить. Зря старается, на её штучки я не куплюсь, но к бассейну приду. Это даже интересно…»
Денис закрыл последнюю исписанную страницу и задумчиво побарабанил пальцами по столу, вспоминая подробности недавней встречи с Ромельским. Кажется, у великодушного покровителя нищих и бомжей имеется сестра - о ней говорилось в предисловии к его книге. Какова вероятность, что всё описанное в тетради он проделывал с ней? По тексту многое сходилось - проживание в одном доме, общие родители. Что если он начал ещё тогда, а сейчас лишь продолжает воплощать в реальность свои извращённые фантазии уже с гораздо большим размахом?
Порывшись в материалах дела, Громов нашёл записанный утром номер и набрал его. Плевать, что на часах три ночи, он ведь не спит, значит, и другим по силам оторваться от подушки в интересах следствия.
- Алло, кто это? - раздался в трубке тихий сонный голос.
- Кирилл Фадеев? Следователь Громов беспокоит. Извините, что разбудил, это важно. Вы ведь когда-то помогали прежнему администратору Ромельского, скажите, книги им тоже привозят в качестве пожертвований, как и старые вещи?
- Какие ещё книги? - Фадеев просыпался медленно и не сразу смог понять, чего от него хотят. - Нет, только мебель и одежду. Новые тетради, ежедневники, учебники привозят, а старые книги там не принимают. Кому они нужны?
Значит, писатель солгал ему. Зачем?
- Точно? А всё, что находится в библиотеке на первом этаже это…
- Личная собственность Ромельского. Он сам когда-то хвалился, что ту библиотеку ещё его дед собирать начал. Это же дом его родителей.
- А где они, кстати?
- Нету. Кажется, в аварии погибли. Уже давно, - студент беззастенчиво зевнул в трубку.
- А с его сестрой вы случайно незнакомы? - Громов сам с трудом боролся с упорно атакующей зевотой, глаза слипались, уставший организм брал своё.
- Нет. Я в этом колхозе бывал только из-за матери своей девушки, и ни Ромельским, ни его семейством не интересовался, - Фадеев снова зевнул. - А почему вы спрашиваете?
- Спокойной ночи, - вместо ответа буркнул Денис, отключил телефон и со вздохом отправил запрос в гугл.
Как известной харизматичной личности, Даниилу Ромельскому в интернете посвящалось немало страниц, форумов и даже сайтов, так что интересующая информация нашлась без труда.
У писателя действительно была сестра - Надежда. Та самая, которой он посвятил один из своих бестселлеров. А вот задать ей интересующие следователя вопросы лично не представлялось возможным. По данным информационной сети, Надя Ромельская утонула в возрасте четырнадцати лет. Дома. В бассейне.
Уже засыпая, Громов продолжал задаваться вопросом, а не случилось ли это во время той самой, упомянутой в тетради встречи, после которой записи вдруг прекратились?
Глава 11
- Вы посмотрите, посмотрите на это! - требовал возмущённый Аркадий Файль, потрясая флешкой над головой Громова. - Вот до чего довело ваше бездействие!
Хмурый, невыспавшийся капитан уже неоднократно пожалел, что подписал телеведущему пропуск в следственное отделение. Видео можно было передать и через дежурного.
Он неохотно взял флешку и вставил в ноутбук, хмуро проворчав:
- Присаживайтесь, Аркадий Тимофеевич и успокойтесь, пожалуйста. Поверьте, мы не бездействуем.
- Поверю, когда вернёте Нину! - рявкнул раскрасневшийся, взволнованный мужчина. - Сделайте хоть что-нибудь! Она не продержится долго!
Денис, не желая ввязываться в бессмысленные словесные перепалки, включил запись, отмотал её примерно к середине и помрачнел. На вчерашнем видео Нина держалась более-менее стойко, а теперь заходилась в рыданиях, совсем как Ульяна.
- Заткнись! Это неправда! Неправда! - кричала она сквозь слёзы, зажав уши ладонями.
А равнодушный электронный голос методично повторял:
- Правда. Ты - толстая. Мамочка тебя стыдилась. Она была моделью, красавицей. Ей нужна была симпатичная, стройная девочка похожая на неё, а не жирный пупс вроде тебя.
- Нет! Я не толстая! И мама меня любила!
- Она стеснялась показывать тебя друзьям. И, в конце концов, ушла, бросила семью. Из-за тебя.
- Ложь! - всхлипывая, кричала девочка и ещё сильнее зажимала уши, но механический голос было не заглушить.
- Да, из-за тебя. Ты стала её самым большим разочарованием. Ты всегда будешь толстой, Нина. Ни Марк, никто другой тебя никогда не полюбит. Ты никому не нужна.
- Неправда! Я похудею! Я вообще не буду больше есть! - Нина вдруг резко вскочила с кровати, метнулась к холодильнику и стала лихорадочно выбрасывать из него продукты, пиная их ногами и втаптывая в пол.
- Выключите! - взмолился Файль и отвернулся, закрыв лицо ладонями. Его пальцы подрагивали, дыхание стало частым и тяжёлым.
Денис выполни просьбу, недовольно заметив:
- Сами ведь настояли на совместном просмотре.
- Я хотел чтобы вы поняли - медлить нельзя! Она же просто умрёт от истощения!
- С чего вы взяли? - не поверил капитан. - Это просто истерика. Никто не будет голодать рядом с кучей еды.
Фпйль смерил его неприязненным взглядом и, отвернувшись к окну, тихо сказал:
- Вы не понимаете. Такое уже было в прошлом году. Заваленный работой, я не уделял дочери достаточно внимания, не замечал, что с ней происходит, а Нина почти довела себя до анорексии. Она потом три месяца восстанавливалась и проходила курс реабилитации.
Громов мысленно чертыхнулся. Это действительно могло стать проблемой. Под двойной атакой голода и морального давления Нина может сломаться быстрее Ульяны.
- А что он говорил про вашу жену? Она ушла из семьи? Я думал, извините, что её нет в живых.
Файль повернулся к нему, сердито царапнув раздражённым взглядом, и неохотно ответил:
- Ушла к одному смазливому стриптизёру, когда Нине было девять. А через полтора года умерла от... анорексии. Тоже была помешана на идеальной фигуре, постоянно морила себя диетами. Теперь понимаете, насколько всё серьёзно? Нину нужно найти немедленно! - он снова сорвался на крик.
Денис тяжело вздохнул:
- Мы ищем, Аркадий Тимофеевич, ищем.
- И где результат?! Подозреваемые есть?
- Извините, это конфиденциальная информация, - сдержанно повторил следователь.
А что он ещё мог сказать. Подозреваемый вроде бы имеется, но предъявить ему кроме старой тетради нечего, да и этого сделать пока не удалось. Громов пытался встретиться с Ромельским с самого утра, но тот был поистине неуловим: встречи, тренинги, переговоры - поймать его не получилось. Правда, сотрудники Центра заверили, что во второй половине дня он будет проводить занятие для своих подопечных, и капитан сделал пометку обязательно посетить место «духовного перерождения бомжей».
Отвлёкшись на размышления, Денис не услышал, о чём говорил ему Аркадий Файль, уловил только угрожающие нотки в низком хрипловатом голосе. А ещё капитану очень не понравился взгляд телеведущего, которым тот одарил его на прощание. В нём в равных пропорциях смешались отчаяние и решимость. Ничего хорошего такое сочетание, как правило, не сулило.
Когда Громов приехал в Центр, ему сообщили, что мероприятие уже началось и пригласили пройти в сад за домом. Оттуда доносились приглушённая музыка и голоса.
Денис, чертыхнувшись, пошёл на звуки. Он хотел застать Ромельского до основного действа, а теперь вряд ли получится оторвать его от спасения заблудших душ - ведь ордера на арест пока нет.
За зданием Центра капитан увидел небольшую, такую же белоснежную, как все остальные постройки, церквушку. Чуть поодаль, в тени густых фруктовых деревьев располагалась импровизированная деревянная сцена. Напротив в несколько рядов стояли стулья и скамьи, заполненные людьми. Между ними, раздавая какие-то листовки и блокноты, ходили волонтёры, а на сцене «священнодействовал» Ромельский.
Громов с трудом узнал в этом излучающем сияние, уверенность и благодушие человеке своего вчерашнего нервного собеседника. Его тихий обволакивающий голос успокаивал, завораживал, гипнотизировал, становился то мягче, то твёрже, подчёркивая смысловую нагрузку определённых фраз, улыбка скорбящего, всепрощающего ангела появлялась исключительно в нужных местах, а каждый жест был уместен и выразителен.
- Наверное, не один час перед зеркалом репетировал, позёр! - с неприязнью подумал следователь и неохотно прислушался к монологу благотворителя.
- В современном мире счастье возведено в ранг главной жизненной цели. О том, как его достичь пишут чуть ли не научные трактаты, снимают фильмы, или, как я, организуют тренинги. Но я не учу людей быть счастливыми, а просто напоминаю о том, что каждый из вас когда-то знал и умел.
Вспомните себя в детстве, много ли вам тогда нужно было, чтобы почувствовать себя на седьмом небе? Найденная на улице безделушка, одобрение родителей, игры с друзьями, хлюпание по лужам - всё могло привести в восторг. Спустя годы, большинство из нас утратили этот мягкий, согревающий душу свет, идущий от сердца. Слишком много проблем и ограничений встретилось на пути, слишком больно била жизнь и уже не верится, что от неё можно ждать подарков, а не тумаков. Верно?
Присутствующие одобрительно загудели. Ромельский сверкнул грустной, понимающей улыбкой и продолжил:
- Но, поверьте, всё можно вернуть: и новизну чувств, и радость каждого дня, и даже почти угасший свет. Получилось у меня, получится и у вас. Впрочем, мне повезло: рядом всегда были люди, влюблённые в жизнь, для которых счастье - не цель и не наука, а естественное состояние души. Я называю таких светляками. Один из них - мой дед Лаврентий Игнатьевич - ветеран войны. Вернулся с фронта без правой руки, но я никогда не видел его сидящим без дела, ругающим жизнь или жалеющим себя.
Он, однорукий инвалид, сам восстановил разрушенный дом, до пенсии работал в колхозе трактористом, был лидером соцсоревнований, потом занимался огородом, возился с нами - внуками, очень любил читать и виртуозно играл на баяне. Ни одна свадьба в его родном селе не обходилась без участия однорукого музыканта. И не только потому, что он хорошо играл, но и потому что был настоящей душой компании: веселил загрустивших, мирил поссорившихся, утешал отчаявшихся. Его все уважали, шли за советом и поддержкой, а я любил расспрашивать о войне. О том, как удалось выжить и не сломаться за те ужасные четыре года.
Он рассказывал, что каждый день начинал с благодарности за то, что всё ещё жив, что живы близкие товарищи, что на месте ноги и руки, а потом - за то, что есть хотя бы одна рука. Тогда для меня это звучало дико. Сокровенный смысл и силу этого простого ритуала я понял лишь спустя годы, когда дедушки уже не стало. С тех пор каждое моё утро начинается с благодарности за то, что я проснулся, в отличие от тысяч других людей, чья жизнь прервалась. А вечером я благодарю за всё хорошее, что подарил мне этот день, и тогда следующий даёт ещё больше поводов испытать позитивные эмоции и сказать спасибо.
Сегодня я предлагаю и вам попробовать в действии этот простой, но очень эффективный способ изменить жизнь к лучшему. Сейчас волонтёры раздают вам «Дневники благодарности». Начните вести их прямо сегодня. Найдите хотя бы одну вещь, за которую можете поблагодарить судьбу, Бога, вселенную или самого себя. Главное, чтобы это ощущение было искренним.
- И в чём тут смысл? - зычным басом недоверчиво уточнил крупный мужчина из второго ряда. - Как это изменит мою жизнь?
