— Ну… машина, не машина… ты нас спас и убивать тебя несправедливо.
— Я опасен, - сказал Омега. – Могу ведь и тебя сейчас убить.
Лиза помолчала, посмотрела ему в лицо и сказала:
— Нет, не можешь. Я тебе верю.
Омега помолчал, потом приложил руку к двери, где был замок. Замок хрупнул и дверь открылась.
— Держи! – Лиза протянула ему коробочку.
— Спасибо, — сказал он. И, вместо коробочки, взял её за руку.
— Ты свободен. Беги. Пока не поздно!
Он посмотрел на неё внимательно.
— А ты? Тебе грозит тюрьма, или что похуже…
— Я останусь. Я… не могу…
И тут прозвучал сигнал тревоги. Резкий, разрывающий воздух. Послышался топот ног, крики.
Омега не ждал ни секунды. Он схватил Лизу, поднял её на руки, и, не говоря ни слова, побежал вглубь подвала.
— Что ты… что ты делаешь?! — закричала она.
— Спасаю тебя, - ответил он так, будто не бежал, а гулял по парку.
Он нёс её, лавируя между труб, пробираясь по тайным ходам, а Лизе только и оставалось, что держать его за шею и пытаться не кричать. Металлические двери открывались от его прикосновений, как будто знали его.
И вот они вырвались на улицу. Дворец остался за спиной — мерцающий, тревожный, и тот же резкий сигнал звучал так, что люди на улице останавливались и спрашивали друг друга: что случилось?
Омега остановился, опустил Лизу на землю.
— Идём.
Они вышли на набережную, пошли, как на прогулке. Омега поднял руку. Подъехал экипаж. Обычный, конный.
— Садись.
— Куда мы едем?
Он повернулся к ней и впервые улыбнулся и это была такая простая улыбка, что не знай Лиза, что имеет дело с машиной, никогда бы не поверила, что перед ней андроид! У нее аж дух захватило!
— К мастеру Ермолаеву, - между тем, ответил Омега. – На его тайную квартиру. Он нас не выдаст. Он мой создатель. И теперь — наш единственный шанс.
И экипаж тронулся, а в нем – двое беглецов.
— Как они нас не чуют? – только и спросила Лиза, видя, как оживились жандармы и по улицам забегали солдаты. Ясно же, что их ищут!
— Вся прелесть в этой коробочке, - сказал Омега, подняв вещицу, которая держала его в плену. – Двойной эффект. Ее можно удержать, а можно и скрыть. Надо только знать, как…
Ничего себе, как далеко зашёл прогресс! Но озвучивать эту очевидную мысль Лиза не стала.
Солнечный свет мягко заливал комнату, скользя по кружевам на занавесях, по позолоте зеркал, по белоснежным простыням. Воздух был лёгкий, пах чистыми простынями и розовой водой.
Александра лежала, приподнятая на подушках, с ясными глазами и улыбкой на лице. Она была жива и почти здорова!
— Саша… — прошептал цесаревич Александр, наклоняясь к ней. — Ты проснулась…
Она попыталась улыбнуться при виде мужа, губы дрогнули, и улыбка получилась.
— Ты… здесь?
— Я никуда не уходил.
— Бедный мой… что ты пережил… - прошептала цесаревна.
— А ты? – сказал он. – Все тебе кланяются и шлют приветы.
— И от меня всем передай поклоны и скажи, что еще чуть-чуть и я всех жду в гости…
Александр улыбнулся жене. Такая она была… нежная, слабая, красивая… его… единственная…
Александра зажмурилась. Слёзы скатились по щекам. Но это были слёзы радости, это всякому понятно.
В комнату вошла Шаховская:
— Ваше Высочество! Ваш любимый суп с курочкой и вермичелли.
— Спасибо, дорогая, - ответила цесаревна.
— А к чаю яблоки в карамели, - прибавила фрейлина.
Александра вдруг подняла голову, как будто что-то вспомнила:
— А где… Лиза?
Возникла пауза.
Цесаревич отвёл взгляд, лицо его помрачнело.
— Александр… — тихо сказала Александра. — Где она?
Он не ответил.
— Шаховская, — сдавленно произнесла она. — Я прошу вас. Скажите. Что случилось?
Шаховская напряглась. Но взгляд цесаревны был цепкий, настойчивый — совсем не слабый, взгляд будущей императрицы.
— Её… нет, — наконец сказала фрейлина. — Она… она помогла Омеге.
— Что? — прошептала Александра. — Помогла? Вы о чём?
Цесаревна переводила взгляд с фрейлины на мужа.
— После того, как опасность с вами миновала, а она не отходила от вашей постели, - сочла нужным уточнить честная Шаховкая. – Лиза проникла в комнату жандарма Греве. Украла пульт контроля над андроидом и выпустила Омегу на свободу. А когда началась тревога — сбежала с ним вместе.
— Сбежала?
— Да. Они оба теперь в розыске.
Александра не сразу ответила. Она лишь закрыла глаза и медленно опустилась на подушки.
— Бедная Лиза, - прошептала цесаревна. – Уверена, она не желала ничего плохого.
— Да, но… - цесаревич замялся.
— Саша, пообещай мне кое-что! – твердо сказала цесаревна.
— Всё, что угодно, моя радость, - ответил цесаревич уже подозревая, о чем будет просьба.
— Что бы ни было, ты должен помочь Лизе. Я уверена, она не имела никакого дурного замысла.
—Я тоже уверен, - вздохнул цесаревич. – Но ее поступок – государственное преступление. И потому…
— Саша, просто пообещай, что сделаешь все, что от тебя зависит.
— Обещаю, - твердо ответил цесаревич.
— Спасибо, - Александра благодарно улыбнулась мужу.
Ольга стояла у окна, свет ложился на её плечи золотистыми бликами, подчеркивая и гордую осанку, и сжатые, напряжённые пальцы. Она знала — разговор будет тяжёлым. Он давно назревал.
Император Александр Николаевич отложил документы, снял очки, устало потёр переносицу и произнёс:
— Ты уже взрослая, Ольга. Самое время подумать о будущем. О семье.
— Я и так думаю, ваше величество, — мягко, но осторожно сказала она.
— Тогда вот: к тебе посватался принц Макдебург-Шверинский — Отто Фридрих Вильгельм. Мальчик ещё юн, но весьма интересен как будущий правитель.
Ольга чуть приподняла бровь. Принц Отто? Румяный, глуповатый, с торчащими ушами…
— Есть и более… весомое предложение, — продолжил император, не заметив или притворившись, что не заметил её реакции. — Штатгальтер Нидерландов Август Луи Бурбон. Ему, правда, сорок пять, и он дважды вдовец, но… он родня королю Испании и кайзеру. Такой брак мог бы существенно упрочить внешнюю политику. И вообще…
— …он желал бы породниться с нами, — механически закончила Ольга. Она слышала это не в первый раз.
— Ты умна, — отец кивнул. — Кроме того, герцог Ольденбургский тоже просил твоей руки. Он человек обстоятельный, надёжный.
— И скучный.
Император усмехнулся, но тут же посерьёзнел:
— Я тебя не неволю. Но ты должна понимать, дочь императора – это обязанности в первую очередь. И надо сделать выбор.
Император поднялся и подошел к дочери.
—Увы, но девочки рождаются для того, чтобы улететь из семьи, - сказал он грустно. – А дочери императора – чтобы крепить связи с другими странами, чтобы служить политике, - голос императора прозвучал грустно. – Тем более, ты – старшая, на тебе – обязанности. И еще… Не забывай, что то, к чему ты привыкла, может обеспечить тебе только положение супруги главы правящего дома.
Он протянул руку, хотел обнять дочь, но Ольга отстранилась:
— Я не так честолюбива, - вдруг сказала она. – И не так привержена к роскоши и почестям, как все думают.
— Дорогая, - мягко сказал император. – Ты просто не знаешь, с чем сравнивать. Если ты сейчас совершишь ошибку, то поставишь себя по положению ниже братьев и сестер. Уверен, при твоем характере тебе будет очень тяжело это пережить.
Ольга задрала подбородок, сверкнула глазами, молча поклонилась и ушла. Вот это – да… Император покачал головой. Голова гордо поднята, шаг ровный, как на церемонии. Но внутри у нее всё горело, кому, как не ему, знать родную дочь. Император посмотрел ей вслед: ох, не хлебнуть бы с ней… неожиданностей. Старшая дочь… Пример для других… Но характер…
Позже у себя в покоях Олльга встала перед зеркалом. Платье смято, щёки пылают.
Макдебург-Шверинский? Штатгальтер? Герцог?! А если я не хочу быть выданной за стратегическое преимущество?
Она вспомнила его. Григория Александровича Строганова. Как он заслонил её телом в крушении. Как шутил. Как не спрашивал разрешения, а просто… просто был рядом!
Вот если бы... он. Только он!
Но осмелится ли он? Или сочтёт её фантазию смешной? А если бы… если бы просто увидеться?
Ольга резко повернулась к двери.
— Друцкая! — позвала она.
Через минуту появилась Мария Павловна, строгая, но внимательная.
— Вы звали?
— Да. Я хотела бы… навестить графа Строганова.
— Навестить? — Мария чуть приподняла брови, но, пожалуй, не удивилась. — Он, кажется, в собственном особняке. Я слышала, он еще не поправился. Вы хотите отправиться с визитом?
— Да, — твёрдо сказала Ольга. — Как царевна, навещающая спасителя. Он пролил за меня кровь. Мне… неловко, что я даже не поблагодарила его по-настоящему.
— Разумеется. Я всё узнаю. И устрою визит, - Друцкая деловито кивнула головой.
Ольга кивнула. И только когда фрейлина скрылась за дверью, Ольга позволила себе сесть на диван и закрыть лицо руками.
Может, это безумие. Но я не отдам свою жизнь тем, кого не люблю. Не отдам себя ни герцогу, ни королю, ни … никому! И плевать на почести, на положение в свете, на то, что я потеряю в статусе. Я хочу быть счастливой! Счастливой! Разве я не имею права? По крайней мере, я попробую. Лучше пожалеть о сделанном, чем о…
На этой мысли Ольга немного успокоилась – она приняла решение. И ее решение будет неизменным. Ведь недаром она – царевна.
Дом, в котором жил мастер Георгий Матвеевич Ермолаев, находился на одной из малоприметных улиц Васильевского острова, ближе к набережной, где дома теснятся плечом к плечу и пахнет одновременно морем, дымом и железом. С первого взгляда — ничего особенного: двухэтажное здание с облупленной штукатуркой, тусклыми окнами и железным козырьком, покосившимся от времени. Но если приглядеться…
Крыльцо, хоть и скромное, выложено старинной плиткой с необычным узором — круги, вложенные в треугольники. Дверь тяжёлая, стальная, но выглядит как деревянная. Замок сложный, тройной.
Внутри — целый мир, тщательно скрытый от глаз посторонних. Лампы с мягким желтым светом. Потолки низкие, полы скрипят, но всё удобно, всё продумано. Обычная передняя переходила тут в мастерскую с громадным столом, уставленным схемами, кристаллами памяти и ещё бог знает чем! Тут же — шкаф с книгами на русском, немецком и латыни, и целый угол, занятый старыми ящиками из-под военного оборудования.
В доме было три комнаты: огромная мастерская, спальня мастера с узкой железной кроватью и комнатка для гостей, где и провела ночь Лиза. Ещё были кухня, чердак, на который вела стремянка, и ходили слухи, что именно там мастер прятал свои самые опасные изобретения.
Дом был тихий, пахнущий маслом, пылью и... временем. Тут жил не просто мастер, тут жил настоящий отшельник, человек, отказавшийся от мира, чтобы построить свой мир.
Сам мастер Ермолаев среди тех, кто его знал, был фигурой почти мифической. Инженерная Академия не имела в списке своих сотрудников Ермолаева, но все знали, что именно он работал над созданием андроидов, а создание последнего из них, Омеги, и вовсе было окутано тайной. Все молодые инженеры и мастера непременно знакомились с его работами, да и с самим Ермолаевым и страшно удивлялись, когда видели перед собою мужчину лет пятидесяти с мощными руками и короткими, но ловкими пальцами, упрямым подбородком, высоким лбом, пронизанным морщинами, с темно-серыми внимательными глазами. Говорил Ермолаев мало, одевался просто и всегда носил с собою на поясе связку инструментов. О жизни мастера почти никто ничего не знал, ходили разные слухи, а среди прочих такие: что была у него жена, прекрасная гречанка, что умерла она давно и загадочною смертью, что детей у мастера нет и будто бы был у него сын, но и этот факт его биографии был окутан тайной.
Лиза проснулась от тихого, едва уловимого шума — будто кто-то двигался в соседней комнате, осторожно переставляя что-то тяжёлое. Несколько секунд она лежала, не открывая глаз. Постель, да и сама комната, была незнакомой, так показалось спросонок. Потолок — тёмный, деревянный, со старинной лепниной и трещиной в левом углу.
Где я?..
И вдруг, как в щёлку, проскользнула мысль — Омега. Побег. Крушение. Пульт. Ермолаев.
Лиза резко села. Одеяло соскользнула на пол. В груди заколотилось.
Она вспомнила всё. И как вчера они бежали, и как куда-то ехали, и этот дом… Дом мастера Ермолаева. Вчера она так устала, так испугалась, что вечер смазался у нее в памяти. Она помнила только, как они вошли, потом как Ермолаев поил ее чаем, а потом – эта комната, где она уснула не раздеваясь.
Из-за тонкой перегородки доносились голоса. Глухой, усталый — мастера Ермолаева. Второй — ровный, глубокий — Омеги. Они говорили негромко, будто не хотели её разбудить.
Лиза встала. Ноги дрожали, но она первым делом подошла к зеркалу. Тёмные круги под глазами, волосы растрёпаны. Лиза потерла щеки, глаза…
— Вот заварила я кашу!... – пробормотала она.
Вопросы закружились в голове: Что теперь будет? Где она? Кто она теперь? Изгнанница? Преступница?
Фрейлина цесаревны, а теперь — беглянка. Девушка, сбежавшая с андроидом. Не просто сбежавшая, а спасшая машину, предназначенную к уничтожению!
Моя репутация погибла навеки, подумала Лиза. И — внезапно, с почти улыбкой — добавила про себя: и пусть.
Сердце билось ровно. Не было ни паники, ни ужаса.
Было ощущение свободы. И пусть! Там, во дворце, теперь кто-то другой станет исполнять ее обязанности. При всей симпатии к цесаревне, ей не очень-то и нравилось там быть. Глупая служба. Правда, одно дело было просто уйти, а другое – вот так, как она, быть вне закона…
Из-за перегородки опять послышался глухой голос Омеги, объяснявший что-то Ермолаеву, Лиза стояла босая на деревянном полу,
смотрела в зеркало и впервые за много дней ощущала себя свободной и счастливой. Вот странность-то!
Окно было открыто, с улицы доносились отдалённые звуки экипажей, крики газетчиков, стук лошадиных копыт. Но в кабинете императора всё одно было жарко — от разговора, который там происходил в этот самый момент.
Император Александр Николаевич сидел у письменного стола, в простом суконном мундире, с раскрытым письмом в руках. Он был спокоен, даже вежливо отстранён, как человек, привыкший к неожиданностям и взрывам страстей вокруг себя.
Напротив него стоял профессор Острожский. Лицо его пылало. Пальцы подрагивали. Он держался, но было видно — едва.
— Вы хотите сказать… — выдавил, наконец, Острожский, — что Омега сбежал? Сбежал?! Из-под стражи, из дворца, под носом у жандармерии, у гвардии?!
— Не сам, — спокойно ответил император, закладывая письмо в кожаную папку. — Ему помогли. Девушка. Фрейлина Воронцова. Та, которую он спас в крушении. Кажется, она считает себя ему чем-то обязанной.
— Обязанной?! — Острожский сжал кулаки. — Он — машина! Он – протокол! Он не человек! Как она могла считать, что чем-то ему обязана? Что его надо спасать?
— Уважаемый профессор, — прервал император, — что творится в сердцах и умах юных дев – мне неведомо. Но, полагаю, что-то особенное, коли они так поступают, - государь позволил себе улыбнуться. – Мы не знаем всей картины случившегося. Ясно одно — Омега ушёл. А девушка исчезла в одно время с ним.
Профессор тяжело дышал. В его глазах вспыхивали и гасли искры гнева.
— Кто теперь несёт ответственность за то, что он может сделать? Вы?! Вы, государь?!
Император изменил выражение лица. Теперь перед Острожским сидел не добрый, улыбающийся человек, а скала, человек, с твердым и даже жестоким выражением лица.
— Я опасен, - сказал Омега. – Могу ведь и тебя сейчас убить.
Лиза помолчала, посмотрела ему в лицо и сказала:
— Нет, не можешь. Я тебе верю.
Омега помолчал, потом приложил руку к двери, где был замок. Замок хрупнул и дверь открылась.
— Держи! – Лиза протянула ему коробочку.
— Спасибо, — сказал он. И, вместо коробочки, взял её за руку.
— Ты свободен. Беги. Пока не поздно!
Он посмотрел на неё внимательно.
— А ты? Тебе грозит тюрьма, или что похуже…
— Я останусь. Я… не могу…
И тут прозвучал сигнал тревоги. Резкий, разрывающий воздух. Послышался топот ног, крики.
Омега не ждал ни секунды. Он схватил Лизу, поднял её на руки, и, не говоря ни слова, побежал вглубь подвала.
— Что ты… что ты делаешь?! — закричала она.
— Спасаю тебя, - ответил он так, будто не бежал, а гулял по парку.
Он нёс её, лавируя между труб, пробираясь по тайным ходам, а Лизе только и оставалось, что держать его за шею и пытаться не кричать. Металлические двери открывались от его прикосновений, как будто знали его.
И вот они вырвались на улицу. Дворец остался за спиной — мерцающий, тревожный, и тот же резкий сигнал звучал так, что люди на улице останавливались и спрашивали друг друга: что случилось?
Омега остановился, опустил Лизу на землю.
— Идём.
Они вышли на набережную, пошли, как на прогулке. Омега поднял руку. Подъехал экипаж. Обычный, конный.
— Садись.
— Куда мы едем?
Он повернулся к ней и впервые улыбнулся и это была такая простая улыбка, что не знай Лиза, что имеет дело с машиной, никогда бы не поверила, что перед ней андроид! У нее аж дух захватило!
— К мастеру Ермолаеву, - между тем, ответил Омега. – На его тайную квартиру. Он нас не выдаст. Он мой создатель. И теперь — наш единственный шанс.
И экипаж тронулся, а в нем – двое беглецов.
— Как они нас не чуют? – только и спросила Лиза, видя, как оживились жандармы и по улицам забегали солдаты. Ясно же, что их ищут!
— Вся прелесть в этой коробочке, - сказал Омега, подняв вещицу, которая держала его в плену. – Двойной эффект. Ее можно удержать, а можно и скрыть. Надо только знать, как…
Ничего себе, как далеко зашёл прогресс! Но озвучивать эту очевидную мысль Лиза не стала.
Солнечный свет мягко заливал комнату, скользя по кружевам на занавесях, по позолоте зеркал, по белоснежным простыням. Воздух был лёгкий, пах чистыми простынями и розовой водой.
Александра лежала, приподнятая на подушках, с ясными глазами и улыбкой на лице. Она была жива и почти здорова!
— Саша… — прошептал цесаревич Александр, наклоняясь к ней. — Ты проснулась…
Она попыталась улыбнуться при виде мужа, губы дрогнули, и улыбка получилась.
— Ты… здесь?
— Я никуда не уходил.
— Бедный мой… что ты пережил… - прошептала цесаревна.
— А ты? – сказал он. – Все тебе кланяются и шлют приветы.
— И от меня всем передай поклоны и скажи, что еще чуть-чуть и я всех жду в гости…
Александр улыбнулся жене. Такая она была… нежная, слабая, красивая… его… единственная…
Александра зажмурилась. Слёзы скатились по щекам. Но это были слёзы радости, это всякому понятно.
В комнату вошла Шаховская:
— Ваше Высочество! Ваш любимый суп с курочкой и вермичелли.
— Спасибо, дорогая, - ответила цесаревна.
— А к чаю яблоки в карамели, - прибавила фрейлина.
Александра вдруг подняла голову, как будто что-то вспомнила:
— А где… Лиза?
Возникла пауза.
Цесаревич отвёл взгляд, лицо его помрачнело.
— Александр… — тихо сказала Александра. — Где она?
Он не ответил.
— Шаховская, — сдавленно произнесла она. — Я прошу вас. Скажите. Что случилось?
Шаховская напряглась. Но взгляд цесаревны был цепкий, настойчивый — совсем не слабый, взгляд будущей императрицы.
— Её… нет, — наконец сказала фрейлина. — Она… она помогла Омеге.
— Что? — прошептала Александра. — Помогла? Вы о чём?
Цесаревна переводила взгляд с фрейлины на мужа.
— После того, как опасность с вами миновала, а она не отходила от вашей постели, - сочла нужным уточнить честная Шаховкая. – Лиза проникла в комнату жандарма Греве. Украла пульт контроля над андроидом и выпустила Омегу на свободу. А когда началась тревога — сбежала с ним вместе.
— Сбежала?
— Да. Они оба теперь в розыске.
Александра не сразу ответила. Она лишь закрыла глаза и медленно опустилась на подушки.
— Бедная Лиза, - прошептала цесаревна. – Уверена, она не желала ничего плохого.
— Да, но… - цесаревич замялся.
— Саша, пообещай мне кое-что! – твердо сказала цесаревна.
— Всё, что угодно, моя радость, - ответил цесаревич уже подозревая, о чем будет просьба.
— Что бы ни было, ты должен помочь Лизе. Я уверена, она не имела никакого дурного замысла.
—Я тоже уверен, - вздохнул цесаревич. – Но ее поступок – государственное преступление. И потому…
— Саша, просто пообещай, что сделаешь все, что от тебя зависит.
— Обещаю, - твердо ответил цесаревич.
— Спасибо, - Александра благодарно улыбнулась мужу.
Ольга стояла у окна, свет ложился на её плечи золотистыми бликами, подчеркивая и гордую осанку, и сжатые, напряжённые пальцы. Она знала — разговор будет тяжёлым. Он давно назревал.
Император Александр Николаевич отложил документы, снял очки, устало потёр переносицу и произнёс:
— Ты уже взрослая, Ольга. Самое время подумать о будущем. О семье.
— Я и так думаю, ваше величество, — мягко, но осторожно сказала она.
— Тогда вот: к тебе посватался принц Макдебург-Шверинский — Отто Фридрих Вильгельм. Мальчик ещё юн, но весьма интересен как будущий правитель.
Ольга чуть приподняла бровь. Принц Отто? Румяный, глуповатый, с торчащими ушами…
— Есть и более… весомое предложение, — продолжил император, не заметив или притворившись, что не заметил её реакции. — Штатгальтер Нидерландов Август Луи Бурбон. Ему, правда, сорок пять, и он дважды вдовец, но… он родня королю Испании и кайзеру. Такой брак мог бы существенно упрочить внешнюю политику. И вообще…
— …он желал бы породниться с нами, — механически закончила Ольга. Она слышала это не в первый раз.
— Ты умна, — отец кивнул. — Кроме того, герцог Ольденбургский тоже просил твоей руки. Он человек обстоятельный, надёжный.
— И скучный.
Император усмехнулся, но тут же посерьёзнел:
— Я тебя не неволю. Но ты должна понимать, дочь императора – это обязанности в первую очередь. И надо сделать выбор.
Император поднялся и подошел к дочери.
—Увы, но девочки рождаются для того, чтобы улететь из семьи, - сказал он грустно. – А дочери императора – чтобы крепить связи с другими странами, чтобы служить политике, - голос императора прозвучал грустно. – Тем более, ты – старшая, на тебе – обязанности. И еще… Не забывай, что то, к чему ты привыкла, может обеспечить тебе только положение супруги главы правящего дома.
Он протянул руку, хотел обнять дочь, но Ольга отстранилась:
— Я не так честолюбива, - вдруг сказала она. – И не так привержена к роскоши и почестям, как все думают.
— Дорогая, - мягко сказал император. – Ты просто не знаешь, с чем сравнивать. Если ты сейчас совершишь ошибку, то поставишь себя по положению ниже братьев и сестер. Уверен, при твоем характере тебе будет очень тяжело это пережить.
Ольга задрала подбородок, сверкнула глазами, молча поклонилась и ушла. Вот это – да… Император покачал головой. Голова гордо поднята, шаг ровный, как на церемонии. Но внутри у нее всё горело, кому, как не ему, знать родную дочь. Император посмотрел ей вслед: ох, не хлебнуть бы с ней… неожиданностей. Старшая дочь… Пример для других… Но характер…
Позже у себя в покоях Олльга встала перед зеркалом. Платье смято, щёки пылают.
Макдебург-Шверинский? Штатгальтер? Герцог?! А если я не хочу быть выданной за стратегическое преимущество?
Она вспомнила его. Григория Александровича Строганова. Как он заслонил её телом в крушении. Как шутил. Как не спрашивал разрешения, а просто… просто был рядом!
Вот если бы... он. Только он!
Но осмелится ли он? Или сочтёт её фантазию смешной? А если бы… если бы просто увидеться?
Ольга резко повернулась к двери.
— Друцкая! — позвала она.
Через минуту появилась Мария Павловна, строгая, но внимательная.
— Вы звали?
— Да. Я хотела бы… навестить графа Строганова.
— Навестить? — Мария чуть приподняла брови, но, пожалуй, не удивилась. — Он, кажется, в собственном особняке. Я слышала, он еще не поправился. Вы хотите отправиться с визитом?
— Да, — твёрдо сказала Ольга. — Как царевна, навещающая спасителя. Он пролил за меня кровь. Мне… неловко, что я даже не поблагодарила его по-настоящему.
— Разумеется. Я всё узнаю. И устрою визит, - Друцкая деловито кивнула головой.
Ольга кивнула. И только когда фрейлина скрылась за дверью, Ольга позволила себе сесть на диван и закрыть лицо руками.
Может, это безумие. Но я не отдам свою жизнь тем, кого не люблю. Не отдам себя ни герцогу, ни королю, ни … никому! И плевать на почести, на положение в свете, на то, что я потеряю в статусе. Я хочу быть счастливой! Счастливой! Разве я не имею права? По крайней мере, я попробую. Лучше пожалеть о сделанном, чем о…
На этой мысли Ольга немного успокоилась – она приняла решение. И ее решение будет неизменным. Ведь недаром она – царевна.
Глава 10
Дом, в котором жил мастер Георгий Матвеевич Ермолаев, находился на одной из малоприметных улиц Васильевского острова, ближе к набережной, где дома теснятся плечом к плечу и пахнет одновременно морем, дымом и железом. С первого взгляда — ничего особенного: двухэтажное здание с облупленной штукатуркой, тусклыми окнами и железным козырьком, покосившимся от времени. Но если приглядеться…
Крыльцо, хоть и скромное, выложено старинной плиткой с необычным узором — круги, вложенные в треугольники. Дверь тяжёлая, стальная, но выглядит как деревянная. Замок сложный, тройной.
Внутри — целый мир, тщательно скрытый от глаз посторонних. Лампы с мягким желтым светом. Потолки низкие, полы скрипят, но всё удобно, всё продумано. Обычная передняя переходила тут в мастерскую с громадным столом, уставленным схемами, кристаллами памяти и ещё бог знает чем! Тут же — шкаф с книгами на русском, немецком и латыни, и целый угол, занятый старыми ящиками из-под военного оборудования.
В доме было три комнаты: огромная мастерская, спальня мастера с узкой железной кроватью и комнатка для гостей, где и провела ночь Лиза. Ещё были кухня, чердак, на который вела стремянка, и ходили слухи, что именно там мастер прятал свои самые опасные изобретения.
Дом был тихий, пахнущий маслом, пылью и... временем. Тут жил не просто мастер, тут жил настоящий отшельник, человек, отказавшийся от мира, чтобы построить свой мир.
Сам мастер Ермолаев среди тех, кто его знал, был фигурой почти мифической. Инженерная Академия не имела в списке своих сотрудников Ермолаева, но все знали, что именно он работал над созданием андроидов, а создание последнего из них, Омеги, и вовсе было окутано тайной. Все молодые инженеры и мастера непременно знакомились с его работами, да и с самим Ермолаевым и страшно удивлялись, когда видели перед собою мужчину лет пятидесяти с мощными руками и короткими, но ловкими пальцами, упрямым подбородком, высоким лбом, пронизанным морщинами, с темно-серыми внимательными глазами. Говорил Ермолаев мало, одевался просто и всегда носил с собою на поясе связку инструментов. О жизни мастера почти никто ничего не знал, ходили разные слухи, а среди прочих такие: что была у него жена, прекрасная гречанка, что умерла она давно и загадочною смертью, что детей у мастера нет и будто бы был у него сын, но и этот факт его биографии был окутан тайной.
Лиза проснулась от тихого, едва уловимого шума — будто кто-то двигался в соседней комнате, осторожно переставляя что-то тяжёлое. Несколько секунд она лежала, не открывая глаз. Постель, да и сама комната, была незнакомой, так показалось спросонок. Потолок — тёмный, деревянный, со старинной лепниной и трещиной в левом углу.
Где я?..
И вдруг, как в щёлку, проскользнула мысль — Омега. Побег. Крушение. Пульт. Ермолаев.
Лиза резко села. Одеяло соскользнула на пол. В груди заколотилось.
Она вспомнила всё. И как вчера они бежали, и как куда-то ехали, и этот дом… Дом мастера Ермолаева. Вчера она так устала, так испугалась, что вечер смазался у нее в памяти. Она помнила только, как они вошли, потом как Ермолаев поил ее чаем, а потом – эта комната, где она уснула не раздеваясь.
Из-за тонкой перегородки доносились голоса. Глухой, усталый — мастера Ермолаева. Второй — ровный, глубокий — Омеги. Они говорили негромко, будто не хотели её разбудить.
Лиза встала. Ноги дрожали, но она первым делом подошла к зеркалу. Тёмные круги под глазами, волосы растрёпаны. Лиза потерла щеки, глаза…
— Вот заварила я кашу!... – пробормотала она.
Вопросы закружились в голове: Что теперь будет? Где она? Кто она теперь? Изгнанница? Преступница?
Фрейлина цесаревны, а теперь — беглянка. Девушка, сбежавшая с андроидом. Не просто сбежавшая, а спасшая машину, предназначенную к уничтожению!
Моя репутация погибла навеки, подумала Лиза. И — внезапно, с почти улыбкой — добавила про себя: и пусть.
Сердце билось ровно. Не было ни паники, ни ужаса.
Было ощущение свободы. И пусть! Там, во дворце, теперь кто-то другой станет исполнять ее обязанности. При всей симпатии к цесаревне, ей не очень-то и нравилось там быть. Глупая служба. Правда, одно дело было просто уйти, а другое – вот так, как она, быть вне закона…
Из-за перегородки опять послышался глухой голос Омеги, объяснявший что-то Ермолаеву, Лиза стояла босая на деревянном полу,
смотрела в зеркало и впервые за много дней ощущала себя свободной и счастливой. Вот странность-то!
Окно было открыто, с улицы доносились отдалённые звуки экипажей, крики газетчиков, стук лошадиных копыт. Но в кабинете императора всё одно было жарко — от разговора, который там происходил в этот самый момент.
Император Александр Николаевич сидел у письменного стола, в простом суконном мундире, с раскрытым письмом в руках. Он был спокоен, даже вежливо отстранён, как человек, привыкший к неожиданностям и взрывам страстей вокруг себя.
Напротив него стоял профессор Острожский. Лицо его пылало. Пальцы подрагивали. Он держался, но было видно — едва.
— Вы хотите сказать… — выдавил, наконец, Острожский, — что Омега сбежал? Сбежал?! Из-под стражи, из дворца, под носом у жандармерии, у гвардии?!
— Не сам, — спокойно ответил император, закладывая письмо в кожаную папку. — Ему помогли. Девушка. Фрейлина Воронцова. Та, которую он спас в крушении. Кажется, она считает себя ему чем-то обязанной.
— Обязанной?! — Острожский сжал кулаки. — Он — машина! Он – протокол! Он не человек! Как она могла считать, что чем-то ему обязана? Что его надо спасать?
— Уважаемый профессор, — прервал император, — что творится в сердцах и умах юных дев – мне неведомо. Но, полагаю, что-то особенное, коли они так поступают, - государь позволил себе улыбнуться. – Мы не знаем всей картины случившегося. Ясно одно — Омега ушёл. А девушка исчезла в одно время с ним.
Профессор тяжело дышал. В его глазах вспыхивали и гасли искры гнева.
— Кто теперь несёт ответственность за то, что он может сделать? Вы?! Вы, государь?!
Император изменил выражение лица. Теперь перед Острожским сидел не добрый, улыбающийся человек, а скала, человек, с твердым и даже жестоким выражением лица.
