— Вы танцуете восхитительно, - объявил царевич во время очередного вращения.
Лиза открыто рассмеялась.
Потом опять круг, опять вращение, опять рука Лизы соприкоснулась с рукой царевича… Вокруг мелькали завистливые лица девиц, дам, вот либо мамы… И промежду всего – царевна Елена и цесаревна Александра что-то говорят императору, а тот слушает внимательно и кивает.
И Лиза вдруг поняла: её жизнь больше не будет прежней. Ура!
Лиза проснулась рано — слишком рано для обычного утра. Но это было не обычное утро. Это было утро После Бала. Да, именно так. Утро После Бала – это особенное утро, кто бы что ни говорил… Лизе казалось, она может лежать так вечность, смотреть в окошко и перебирать в памяти упоительный вчерашний день… И бал, и танцы, и это необыкновенное кружение, и всеобщее внимание, и великолепное платье, в котором она была вчера, как королева. Ее мир изменился и больше уже не будет прежним, это точно!
Из кухни доносился весёлый голос Анны Павловны:
— Глаша, ты только посмотри, какая красота получилась! Не пирог – мечта! Пусть остынет и будем чай пить! Ох, хотя пирог с утра…
— Пирог не для еды, а чтоб настроение задать, — важно откликнулась Глаша. — Такой день, Анна Павловна, такой день!
Лиза улыбнулась. Она закрыла глаза, и у нее в голове вновь закружились воспоминания. Бал. Белый зал. Царевна Елена. Цесаревна Александра. Царевич Алексей… Омега.
При мысли о нём сердце внезапно сжалось. Нет, она не могла понять, что именно тревожило её — взгляд ли его, такой живой, такой человеческий… или странное чувство, что он знает её лучше, чем кто бы то ни было? Это был миг, только миг там, на балу, но она так ясно это почувствовала…
Полно, однако, как машина может что-то знать о ней? Как он вообще может что-то чувствовать? Тем более, про незнакомку, которую впервые увидел? И опять мысли пришли в нервное кружение: машина, да, машина, но Омега был такой… такой…. Такой настоящий, что ли? Значительно более настоящий, чем большая часть кавалеров на том бале! И хотя между ними был только один танец и она почти не помнила его, потому что сильно волновалась, всё же… Лиза потёрла виски – что за странное чувство? Тут ее мысли соскочили на царевича Алексея.
Кстати, после цесаревича, который танцевал с ней мазурку, а потом сразу вальс, ее стали приглашать наперебой все. Она ни одного танца не стояла у стены, как, откровенно говоря, намеревалась, ибо не верила в свой успех. И среди всего этого вихря она каждый раз видела Омегу. Он почти не танцевал, ибо девицы предпочитали живых кавалеров. И иногда его взгляд следил за нею – за Лизой. И это было удивительно и тревожно. Заключительным танцем бала была кадриль и Лиза подумала было опять пригласить Омегу, - как она поняла, тут требовалась ее инициатива, в прочих же случаях должен был приглашать кавалер, - но (и это был ее личный триумф) на кадриль ее пригласил цесаревич… Как отказаться? Тщеславие было Лизе не чуждо, да и этикет не позволил бы сказать «нет». Вот уж лицо было у Евдоксии Ардалионовны и Варвары Николаевны, ее новых бальных знакомок! Лиза тихо рассмеялась – было лестно.
И тут прозвучал звонок в дверь. Кто бы так рано? Лиза резко села в кровати, услышала, как Глаша пошла открывать. А потом, после пары минут потрясенной тишины, зазвучал голос матери, торжествующий, звенящий:
— Приглашение! Из дворца! От цесаревны Александры! На чай! Сегодня, к пяти! Лиза! Лиза! Ты слышишь?
Анна Павловна буквально влетела в комнату дочери:
— Вставай! Сейчас же! Срочно! Нам нужно новое платье!
— Мама… — Лиза села на край кровати и потёрла лоб. — У нас нет на это денег.
— Что? — ужаснулась мать. — Нет, нет, нет, только не это. Такой шанс — и ты в старом? Деньги найдутся!
— У меня есть же платья, давай выберем!
— С ума сойти… — прошептала Анна Павловна. — Такое легкомыслие…
Но спорить Анна Павловна не стала, а кинулась к шкафу. В комнату заглянула Глаша.
—Глаша! – запричитала Анна Павловна. – Ты слышишь? Она не хочет новое, она говорит, у нее есть!
—Так сейчас платья не достать… - рассудительно ответила Глаша. – За час никто новое не пошьет.
—Я знала… знала, что так будет… Надо было думать с запасом! – бормотала Анна Павловна, перебирая платья Лизы.
—Вон то возьмите, - сказала Глаша, - цветочное. Которое желтое.
—Желтое! – воскликнула Анна Павловна. – Не желтое, топленого молока!
—Ну, молока… Оно, вон, в мелкий цветочек. Я слыхала от барыни Кольцовой, что нынче в моде чайные платья, и что они непременно с цветами и их именно к чаю надевают, который «фаф клок», - с трудом произнесла Глаша, коверкая английские слова.
Анна Павловна вылезла из шкафа и они с Лизой, как суслики, уставились на Глашу.
—Это которая Кольцова? – спросила Анна Павловна.
—Five o’clock? – улыбаясь, произнесла Лиза.
—Клок, клок, - важно кивнула Глаша. – Точно так-с! А Кольцова, это статского советника супруга, Феопемпта Петровича, я с ихней личной горничной Аксиньей дружу, - невозмутимо ответила Глаша. – Надысь была у ней в гостях, так слыхала, как они, Кольцовы то бишь, с мужем ссорились и аккурат насчет чайного платья. Феопемпт Петрович попрекал супругу, что двести рублей за платье расточительство и ругательски ругался. Я еще у Аксиньи спрашиваю, что за чайное такое…
—Ай, Глаша! Как ты скучна со своими вечными подробностями! – заторопила ее Анна Павловна.
—Я у ихней горничной спрашиваю – что за чайное такое, - упрямо продолжила Глаша. – А она и говорит, что это нынче мода такая, и что платье непременно в цветочек, длина до щиколотки, и чтоб соломенную к нему шляпу и перчатки короткие, лучше ажурные или в сетку.
—Вот… а я и журнала не выписываю… Я как Петру Васильевичу про «Дамский магазин» сказала, так он мне целую лекцию прочел о ярмарке тщеславия… Вот, мужчины! – досадливо воскликнула Анна Павловна. – Что бы они понимали в жизни! Всё у них ярмарка! А я нас – жизнь рушится, можно сказать!
—Да ничего не рушится, - пробормотала ошарашенная Лиза.
—И верно, - отозвалась Глаша. – Берите то, в цветочек. К нему шляпу, а за перчатками я сбегаю в лавку.
— Тут только пуговица на спинке болтается… - констатировала Анна Павловна, крутя платье перед собою и пристально его рассматривая.
— Я пришью, — отозвалась Лиза.
—Ну, ещё чего! Я пришью, - постановила Глаша. – Давайте деньги, пойду в лавку.
Анна Павловна достала денег, Глаша побежала в лавку и через полчаса вернулась с прекрасными перчатками в сеточку. И началась суета — счастливое женское колдовство над зеркалами, булавками, расчёсками, пудрой и духами. Когда платье, сшитое из лёгкой ткани с узором в мелкий цветочек, оказалось на Лизе, когда соломенная шляпка с лентой была надета и закреплена, а локоны — уложены так, как того требовал новый стиль, а руки затянуты в перчатки, Глаша первой сказала:
— Она как с картинки.
Анна Павловна с трудом проглотила комок в горле и только кивнула:
— Просто… фрейлина. Да, именно так! Ты же говорила, детка, что царевна Елена говорила про это, да? – чуть искательно спросила она Лизу.
—Да, мама… Но вы лучше не надейтесь на это понапрасну, а то мало ли… - добавила Лиза, не очень-то веря в царские милости.
—Ах, дорогая… - Анна Павловна утерла слезинку в уголке глаза.
Лиза улыбнулась и вдруг поняла: да, она хочет туда. Хочет во дворец. Хочет увидеть царевну. А вдруг удастся… увидеть Омегу? Ничего себе, какая мысль!
В половине пятого у ворот их дома замер аэромобиль с гербом Императорского дома. Дамы в сопровождении Глаши вышли на крыльцо. Лакей в ливрее императорского дома открыл дверцу:
— Для мадемуазель Воронцовой.
Анна Павловна всплеснула руками. Глаша схватилась за подол фартука. Лиза подошла, сдерживая волнение, повернулась, посмотрела на мать.
—Удачи, - шепнула та одними губами.
Лакей помог Лизе усесться, и машина мягко оторвалась от земли.
Город сиял, ветер из открытых окон касался щёк — и в этот момент Лиза была абсолютно счастлива.
Во дворце Лизу встретили и провели в Готическую гостиную, которую придумал для одной из своих дочерей покойный император, большой любитель рыцарственного стиля.
Готическая гостиная напоминала средневековый храм, в котором торжественность и тишина будто бы пропитали сам воздух. Своды арок поддерживались многочисленными колоннами, капители которых все были разными — одни украшали листья аканта, другие — химерические головы, третьи — переплетающиеся ветви, как в настоящих готических храмах, где каждая капитель рассказывала свою историю.
В одной из центральных колонн находились две неглубокие ниши, в которых стояли алебастровые статуи юных девушек с венками в руках. Белый полупрозрачный камень мерцал в мягком свете, придавая фигурам видимость мистического существования.
Окна в гостиной были высокими и узкими. В каждом — вставки из цветного стекла, с виноградными лозами по периметру. Лучи заходящего солнца освещали витражи, рассыпая на полу алые и золотистые пятна. По стенам стояли высокие кресла, обтянутые красным бархатом, с резными спинками в виде готических арок. Лизе показалось, что она попала в иное измерение, но около одного из окон располагался чайный стол, накрытый в английском стиле, с тончайшим фарфором, серебряными приборами, сендвичами и пирожными на прелестных расписных горках и фруктами во фруктовницах, по комнате плыл нежный аромат сливок и ванили. Стало быть, измерение всё ещё это, коли так упоительно пахнет лакомствами.
Царевна Елена сидела у окна, держа в ладонях чашку с чаем. Её простое платье (тоже цветочное, Глаша оказалась права!) словно сливалось с витражным светом, и казалось, что она сама соткана из солнечных бликов. Цесаревна Александра, спокойная и мягкая, устроилась напротив, перекладывая изящными щипцами тонкие ломтики лимона в хрустальный бокал с водой.
Лиза присела в реверансе перед хозяйками. Александра улыбнулась, а Елена встала и подошла к Лизе, протянув руку для пожатия.
—Александра дурно себя чувствует, - сказала Елена.
—Да, - смущенно улыбнувшись, подтвердила цесаревна. – Вот, вода с лимоном моё спасение.
Лиза сначала не поняла, а потом сообразила о чём речь и тут же порозовела щеками.
—Ваше высочество… - сказала она.
—Да полно, - рассмеялась Елена. – Мы все надеемся на прибавление в семействе! Чувствуйте себя, как дома, дорогая, - прибавила она.
Лизу усадили за стол, налили ей чаю, и она поначалу чувствовала себя скованно, стараясь держать осанку. Но комната так заворожила ее, что она не могла не вглядываться в ее пространство, в каждую линию колонн, в игру света на статуях — всё казалось невероятно прекрасным и не совсем реальным. И эта красота, как ни странно, позволила Лизе освоиться.
— Я люблю эту комнату, — сказала вдруг Елена. — Здесь, кажется, слышны голоса прошлого. Иногда мне кажется, что эти девушки в нишах сейчас оживут и начнут кружиться в танце.
— Или возьмут нас за руки и поведут куда-нибудь… — откликнулась Лиза, сама удивившись собственной смелости.
Елена улыбнулась.
— Именно.
В этот момент в комнату вошли царевна Ольга и младшая — Анна. Ольга, как всегда, строгая, сдержанная, с налётом почти аскетического величия. Анна — яркая, словно весенний луч, с шаловливой улыбкой и пухлыми щеками. Обе на секунду замерли в проходе, давая собой полюбоваться.
Лиза начала было вставать, но Елена удержала ее, несмотря на укоризненный взгляд Ольги, шокированной таким нарушением этикета.
— Нам сказали, у вас здесь чай, — сказала Анна и подмигнула Лизе. — А у нас учитель по риторике сбежал — видите ли, заболел.
— Бедняга, — заметила Александра с лёгкой усмешкой. — И как только вы его «заболели»?
— Я ни при чём! — воскликнула Анна.
— Конечно, ни при чём, — хмыкнула Ольга, усаживаясь в кресло с видом законной хозяйки.
Ее фраза, кажется, означала следующее: как кто-то может быть «при чём», если всё происходило в моём присутствии? Стало быть «при чём» только я, я – причина всего, не так ли?
Появление царевен внесло лёгкое оживление, и в это мгновение распахнулась резная дверь, и в комнату с радостным визгом вбежали мальчик и девочка лет десяти. Мальчик нёсся чуть впереди, размахивая деревянным мечом, девочка бежала за ним.
— Аликс! Аликс! — закричали близнецы. — Мы нашли рыцаря в коридоре! Он не пускал нас! Но мы прошли!
— Федя, Ася, тише! — велела Александра, но без строгости. — Что за рыцарь?
— Андроид! — гордо сообщил Фёдор, потрясая мечом. — Он стоял у двери, но я сделал финт! А Ася его отвлекла!
— У него такие грустные глаза, — громко сказала Ася. — Как будто он кого-то потерял. Как у собачки!
Лиза вздрогнула. Её взгляд скользнул к витражу, на котором золотилась гроздь винограда, — и ей вдруг показалось, что в этом тихом, готическом пространстве, в этих солнечных отсветах и капителях скрыта страшная тайна о том, кем на самом деле является Омега.
Лиза потрясла головой, и Ася с интересом посмотрела на нее.
—Ну, и долго вы будете тянуть? – спросила вдруг Ольга. – Уверена, ваша гостья изнемогает от любопытства, - голос старшей царевны был уверенный, хорошо поставленный и говорила она с выражением властным и немного высокомерным.
Лиза вскинула удивленные глаза и увидела, что Елена нахмурилась, да и цесаревна не очень довольна происходящим.
— Елизавета Петровна, — официально начала Александра, — мы очень рады, что вы пришли, - голос ее был строг, но Лиза чувствовала, что эта строгость направлена на Ольгу, а не на нее, и ей не стоит опасаться.
— И очень надеемся, что вы согласитесь помочь нам в одном деле, — добавила Елена, сияя глазами.
Цесаревна посмотрела на Елену, и та стушевалась. Примолкли и дети, и Анна, и даже Ольга, кажется, стала занимать меньшее пространство в комнате. Цесаревна продолжила:
— Я бы хотела предложить вам войти в штат моих фрейлин. Я говорила о вас с их величествами, они не против вашей кандидатуры. Император счел, что вы достаточно умны и смелы, а также привлекательны. Вы украсите своей персоной дворцовый уклад и дополните собою сонм императорских фрейлин. Вы знаете, - цесаревна склонила голову набок, - что служба фрейлины предполагает проживание во дворце, жалование, полностью казенное обеспечение и строгое соблюдение установленного распорядка. Готовы ли вы пожертвовать своим временем ради нас?
Глаза цесаревны строго и испытующе посмотрели на Лизу.
—Разве я достойна такой чести? – спросила Лиза.
—Достойны. Как человек, умеющий видеть не глазами, а сердцем, — серьёзно ответила цесаревна Александра. — Нам нужен именно такой человек.
—Тогда нет такой причины, по которой я могла бы сказать «нет», - так же серьезно ответила Лиза. – Я благодарю вас за оказанную честь, ваше высочество, - с этими словами Лиза поднялась и сделала глубокий поклон.
Когда Лиза вернулась домой, на щеках у неё еще горел румянец. Она сняла шляпку и, не раздеваясь, вошла в кухню, где мать с Глашей хлопотали над какой-то стряпнёй.
— Мама… — начала она и замолчала.
Анна Павловна подняла голову и всё поняла.
— Назначили?
Лиза кивнула.
— Во дворце сказали, что через три дня я должна ехать… к службе.
— Фрейлина императрицы… — прошептала мать и, не выдержав, села. — Господи… Господи, да это же…
— Мама, я фрейлина цесаревны, — сказала Лиза.
— Не это важно, — пробормотала мать. — Я просто… я в восторге! – воскликнула она. – Ты будешь во дворце! Ты будешь… около их величеств и их высочеств! Вот это счастье…
Лиза открыто рассмеялась.
Потом опять круг, опять вращение, опять рука Лизы соприкоснулась с рукой царевича… Вокруг мелькали завистливые лица девиц, дам, вот либо мамы… И промежду всего – царевна Елена и цесаревна Александра что-то говорят императору, а тот слушает внимательно и кивает.
И Лиза вдруг поняла: её жизнь больше не будет прежней. Ура!
Глава 4
Лиза проснулась рано — слишком рано для обычного утра. Но это было не обычное утро. Это было утро После Бала. Да, именно так. Утро После Бала – это особенное утро, кто бы что ни говорил… Лизе казалось, она может лежать так вечность, смотреть в окошко и перебирать в памяти упоительный вчерашний день… И бал, и танцы, и это необыкновенное кружение, и всеобщее внимание, и великолепное платье, в котором она была вчера, как королева. Ее мир изменился и больше уже не будет прежним, это точно!
Из кухни доносился весёлый голос Анны Павловны:
— Глаша, ты только посмотри, какая красота получилась! Не пирог – мечта! Пусть остынет и будем чай пить! Ох, хотя пирог с утра…
— Пирог не для еды, а чтоб настроение задать, — важно откликнулась Глаша. — Такой день, Анна Павловна, такой день!
Лиза улыбнулась. Она закрыла глаза, и у нее в голове вновь закружились воспоминания. Бал. Белый зал. Царевна Елена. Цесаревна Александра. Царевич Алексей… Омега.
При мысли о нём сердце внезапно сжалось. Нет, она не могла понять, что именно тревожило её — взгляд ли его, такой живой, такой человеческий… или странное чувство, что он знает её лучше, чем кто бы то ни было? Это был миг, только миг там, на балу, но она так ясно это почувствовала…
Полно, однако, как машина может что-то знать о ней? Как он вообще может что-то чувствовать? Тем более, про незнакомку, которую впервые увидел? И опять мысли пришли в нервное кружение: машина, да, машина, но Омега был такой… такой…. Такой настоящий, что ли? Значительно более настоящий, чем большая часть кавалеров на том бале! И хотя между ними был только один танец и она почти не помнила его, потому что сильно волновалась, всё же… Лиза потёрла виски – что за странное чувство? Тут ее мысли соскочили на царевича Алексея.
Кстати, после цесаревича, который танцевал с ней мазурку, а потом сразу вальс, ее стали приглашать наперебой все. Она ни одного танца не стояла у стены, как, откровенно говоря, намеревалась, ибо не верила в свой успех. И среди всего этого вихря она каждый раз видела Омегу. Он почти не танцевал, ибо девицы предпочитали живых кавалеров. И иногда его взгляд следил за нею – за Лизой. И это было удивительно и тревожно. Заключительным танцем бала была кадриль и Лиза подумала было опять пригласить Омегу, - как она поняла, тут требовалась ее инициатива, в прочих же случаях должен был приглашать кавалер, - но (и это был ее личный триумф) на кадриль ее пригласил цесаревич… Как отказаться? Тщеславие было Лизе не чуждо, да и этикет не позволил бы сказать «нет». Вот уж лицо было у Евдоксии Ардалионовны и Варвары Николаевны, ее новых бальных знакомок! Лиза тихо рассмеялась – было лестно.
И тут прозвучал звонок в дверь. Кто бы так рано? Лиза резко села в кровати, услышала, как Глаша пошла открывать. А потом, после пары минут потрясенной тишины, зазвучал голос матери, торжествующий, звенящий:
— Приглашение! Из дворца! От цесаревны Александры! На чай! Сегодня, к пяти! Лиза! Лиза! Ты слышишь?
Анна Павловна буквально влетела в комнату дочери:
— Вставай! Сейчас же! Срочно! Нам нужно новое платье!
— Мама… — Лиза села на край кровати и потёрла лоб. — У нас нет на это денег.
— Что? — ужаснулась мать. — Нет, нет, нет, только не это. Такой шанс — и ты в старом? Деньги найдутся!
— У меня есть же платья, давай выберем!
— С ума сойти… — прошептала Анна Павловна. — Такое легкомыслие…
Но спорить Анна Павловна не стала, а кинулась к шкафу. В комнату заглянула Глаша.
—Глаша! – запричитала Анна Павловна. – Ты слышишь? Она не хочет новое, она говорит, у нее есть!
—Так сейчас платья не достать… - рассудительно ответила Глаша. – За час никто новое не пошьет.
—Я знала… знала, что так будет… Надо было думать с запасом! – бормотала Анна Павловна, перебирая платья Лизы.
—Вон то возьмите, - сказала Глаша, - цветочное. Которое желтое.
—Желтое! – воскликнула Анна Павловна. – Не желтое, топленого молока!
—Ну, молока… Оно, вон, в мелкий цветочек. Я слыхала от барыни Кольцовой, что нынче в моде чайные платья, и что они непременно с цветами и их именно к чаю надевают, который «фаф клок», - с трудом произнесла Глаша, коверкая английские слова.
Анна Павловна вылезла из шкафа и они с Лизой, как суслики, уставились на Глашу.
—Это которая Кольцова? – спросила Анна Павловна.
—Five o’clock? – улыбаясь, произнесла Лиза.
—Клок, клок, - важно кивнула Глаша. – Точно так-с! А Кольцова, это статского советника супруга, Феопемпта Петровича, я с ихней личной горничной Аксиньей дружу, - невозмутимо ответила Глаша. – Надысь была у ней в гостях, так слыхала, как они, Кольцовы то бишь, с мужем ссорились и аккурат насчет чайного платья. Феопемпт Петрович попрекал супругу, что двести рублей за платье расточительство и ругательски ругался. Я еще у Аксиньи спрашиваю, что за чайное такое…
—Ай, Глаша! Как ты скучна со своими вечными подробностями! – заторопила ее Анна Павловна.
—Я у ихней горничной спрашиваю – что за чайное такое, - упрямо продолжила Глаша. – А она и говорит, что это нынче мода такая, и что платье непременно в цветочек, длина до щиколотки, и чтоб соломенную к нему шляпу и перчатки короткие, лучше ажурные или в сетку.
—Вот… а я и журнала не выписываю… Я как Петру Васильевичу про «Дамский магазин» сказала, так он мне целую лекцию прочел о ярмарке тщеславия… Вот, мужчины! – досадливо воскликнула Анна Павловна. – Что бы они понимали в жизни! Всё у них ярмарка! А я нас – жизнь рушится, можно сказать!
—Да ничего не рушится, - пробормотала ошарашенная Лиза.
—И верно, - отозвалась Глаша. – Берите то, в цветочек. К нему шляпу, а за перчатками я сбегаю в лавку.
— Тут только пуговица на спинке болтается… - констатировала Анна Павловна, крутя платье перед собою и пристально его рассматривая.
— Я пришью, — отозвалась Лиза.
—Ну, ещё чего! Я пришью, - постановила Глаша. – Давайте деньги, пойду в лавку.
Анна Павловна достала денег, Глаша побежала в лавку и через полчаса вернулась с прекрасными перчатками в сеточку. И началась суета — счастливое женское колдовство над зеркалами, булавками, расчёсками, пудрой и духами. Когда платье, сшитое из лёгкой ткани с узором в мелкий цветочек, оказалось на Лизе, когда соломенная шляпка с лентой была надета и закреплена, а локоны — уложены так, как того требовал новый стиль, а руки затянуты в перчатки, Глаша первой сказала:
— Она как с картинки.
Анна Павловна с трудом проглотила комок в горле и только кивнула:
— Просто… фрейлина. Да, именно так! Ты же говорила, детка, что царевна Елена говорила про это, да? – чуть искательно спросила она Лизу.
—Да, мама… Но вы лучше не надейтесь на это понапрасну, а то мало ли… - добавила Лиза, не очень-то веря в царские милости.
—Ах, дорогая… - Анна Павловна утерла слезинку в уголке глаза.
Лиза улыбнулась и вдруг поняла: да, она хочет туда. Хочет во дворец. Хочет увидеть царевну. А вдруг удастся… увидеть Омегу? Ничего себе, какая мысль!
В половине пятого у ворот их дома замер аэромобиль с гербом Императорского дома. Дамы в сопровождении Глаши вышли на крыльцо. Лакей в ливрее императорского дома открыл дверцу:
— Для мадемуазель Воронцовой.
Анна Павловна всплеснула руками. Глаша схватилась за подол фартука. Лиза подошла, сдерживая волнение, повернулась, посмотрела на мать.
—Удачи, - шепнула та одними губами.
Лакей помог Лизе усесться, и машина мягко оторвалась от земли.
Город сиял, ветер из открытых окон касался щёк — и в этот момент Лиза была абсолютно счастлива.
Во дворце Лизу встретили и провели в Готическую гостиную, которую придумал для одной из своих дочерей покойный император, большой любитель рыцарственного стиля.
Готическая гостиная напоминала средневековый храм, в котором торжественность и тишина будто бы пропитали сам воздух. Своды арок поддерживались многочисленными колоннами, капители которых все были разными — одни украшали листья аканта, другие — химерические головы, третьи — переплетающиеся ветви, как в настоящих готических храмах, где каждая капитель рассказывала свою историю.
В одной из центральных колонн находились две неглубокие ниши, в которых стояли алебастровые статуи юных девушек с венками в руках. Белый полупрозрачный камень мерцал в мягком свете, придавая фигурам видимость мистического существования.
Окна в гостиной были высокими и узкими. В каждом — вставки из цветного стекла, с виноградными лозами по периметру. Лучи заходящего солнца освещали витражи, рассыпая на полу алые и золотистые пятна. По стенам стояли высокие кресла, обтянутые красным бархатом, с резными спинками в виде готических арок. Лизе показалось, что она попала в иное измерение, но около одного из окон располагался чайный стол, накрытый в английском стиле, с тончайшим фарфором, серебряными приборами, сендвичами и пирожными на прелестных расписных горках и фруктами во фруктовницах, по комнате плыл нежный аромат сливок и ванили. Стало быть, измерение всё ещё это, коли так упоительно пахнет лакомствами.
Царевна Елена сидела у окна, держа в ладонях чашку с чаем. Её простое платье (тоже цветочное, Глаша оказалась права!) словно сливалось с витражным светом, и казалось, что она сама соткана из солнечных бликов. Цесаревна Александра, спокойная и мягкая, устроилась напротив, перекладывая изящными щипцами тонкие ломтики лимона в хрустальный бокал с водой.
Лиза присела в реверансе перед хозяйками. Александра улыбнулась, а Елена встала и подошла к Лизе, протянув руку для пожатия.
—Александра дурно себя чувствует, - сказала Елена.
—Да, - смущенно улыбнувшись, подтвердила цесаревна. – Вот, вода с лимоном моё спасение.
Лиза сначала не поняла, а потом сообразила о чём речь и тут же порозовела щеками.
—Ваше высочество… - сказала она.
—Да полно, - рассмеялась Елена. – Мы все надеемся на прибавление в семействе! Чувствуйте себя, как дома, дорогая, - прибавила она.
Лизу усадили за стол, налили ей чаю, и она поначалу чувствовала себя скованно, стараясь держать осанку. Но комната так заворожила ее, что она не могла не вглядываться в ее пространство, в каждую линию колонн, в игру света на статуях — всё казалось невероятно прекрасным и не совсем реальным. И эта красота, как ни странно, позволила Лизе освоиться.
— Я люблю эту комнату, — сказала вдруг Елена. — Здесь, кажется, слышны голоса прошлого. Иногда мне кажется, что эти девушки в нишах сейчас оживут и начнут кружиться в танце.
— Или возьмут нас за руки и поведут куда-нибудь… — откликнулась Лиза, сама удивившись собственной смелости.
Елена улыбнулась.
— Именно.
В этот момент в комнату вошли царевна Ольга и младшая — Анна. Ольга, как всегда, строгая, сдержанная, с налётом почти аскетического величия. Анна — яркая, словно весенний луч, с шаловливой улыбкой и пухлыми щеками. Обе на секунду замерли в проходе, давая собой полюбоваться.
Лиза начала было вставать, но Елена удержала ее, несмотря на укоризненный взгляд Ольги, шокированной таким нарушением этикета.
— Нам сказали, у вас здесь чай, — сказала Анна и подмигнула Лизе. — А у нас учитель по риторике сбежал — видите ли, заболел.
— Бедняга, — заметила Александра с лёгкой усмешкой. — И как только вы его «заболели»?
— Я ни при чём! — воскликнула Анна.
— Конечно, ни при чём, — хмыкнула Ольга, усаживаясь в кресло с видом законной хозяйки.
Ее фраза, кажется, означала следующее: как кто-то может быть «при чём», если всё происходило в моём присутствии? Стало быть «при чём» только я, я – причина всего, не так ли?
Появление царевен внесло лёгкое оживление, и в это мгновение распахнулась резная дверь, и в комнату с радостным визгом вбежали мальчик и девочка лет десяти. Мальчик нёсся чуть впереди, размахивая деревянным мечом, девочка бежала за ним.
— Аликс! Аликс! — закричали близнецы. — Мы нашли рыцаря в коридоре! Он не пускал нас! Но мы прошли!
— Федя, Ася, тише! — велела Александра, но без строгости. — Что за рыцарь?
— Андроид! — гордо сообщил Фёдор, потрясая мечом. — Он стоял у двери, но я сделал финт! А Ася его отвлекла!
— У него такие грустные глаза, — громко сказала Ася. — Как будто он кого-то потерял. Как у собачки!
Лиза вздрогнула. Её взгляд скользнул к витражу, на котором золотилась гроздь винограда, — и ей вдруг показалось, что в этом тихом, готическом пространстве, в этих солнечных отсветах и капителях скрыта страшная тайна о том, кем на самом деле является Омега.
Лиза потрясла головой, и Ася с интересом посмотрела на нее.
—Ну, и долго вы будете тянуть? – спросила вдруг Ольга. – Уверена, ваша гостья изнемогает от любопытства, - голос старшей царевны был уверенный, хорошо поставленный и говорила она с выражением властным и немного высокомерным.
Лиза вскинула удивленные глаза и увидела, что Елена нахмурилась, да и цесаревна не очень довольна происходящим.
— Елизавета Петровна, — официально начала Александра, — мы очень рады, что вы пришли, - голос ее был строг, но Лиза чувствовала, что эта строгость направлена на Ольгу, а не на нее, и ей не стоит опасаться.
— И очень надеемся, что вы согласитесь помочь нам в одном деле, — добавила Елена, сияя глазами.
Цесаревна посмотрела на Елену, и та стушевалась. Примолкли и дети, и Анна, и даже Ольга, кажется, стала занимать меньшее пространство в комнате. Цесаревна продолжила:
— Я бы хотела предложить вам войти в штат моих фрейлин. Я говорила о вас с их величествами, они не против вашей кандидатуры. Император счел, что вы достаточно умны и смелы, а также привлекательны. Вы украсите своей персоной дворцовый уклад и дополните собою сонм императорских фрейлин. Вы знаете, - цесаревна склонила голову набок, - что служба фрейлины предполагает проживание во дворце, жалование, полностью казенное обеспечение и строгое соблюдение установленного распорядка. Готовы ли вы пожертвовать своим временем ради нас?
Глаза цесаревны строго и испытующе посмотрели на Лизу.
—Разве я достойна такой чести? – спросила Лиза.
—Достойны. Как человек, умеющий видеть не глазами, а сердцем, — серьёзно ответила цесаревна Александра. — Нам нужен именно такой человек.
—Тогда нет такой причины, по которой я могла бы сказать «нет», - так же серьезно ответила Лиза. – Я благодарю вас за оказанную честь, ваше высочество, - с этими словами Лиза поднялась и сделала глубокий поклон.
Когда Лиза вернулась домой, на щеках у неё еще горел румянец. Она сняла шляпку и, не раздеваясь, вошла в кухню, где мать с Глашей хлопотали над какой-то стряпнёй.
— Мама… — начала она и замолчала.
Анна Павловна подняла голову и всё поняла.
— Назначили?
Лиза кивнула.
— Во дворце сказали, что через три дня я должна ехать… к службе.
— Фрейлина императрицы… — прошептала мать и, не выдержав, села. — Господи… Господи, да это же…
— Мама, я фрейлина цесаревны, — сказала Лиза.
— Не это важно, — пробормотала мать. — Я просто… я в восторге! – воскликнула она. – Ты будешь во дворце! Ты будешь… около их величеств и их высочеств! Вот это счастье…
