Огонь трещал в камине, разгоняя вечернюю тьму, и мне не терпелось услышать продолжение истории.
-Парсифаль… - произнес Матео, поскольку отец Амброзио сидел молча. – Искатель Грааля.
-Да, я нарочно дал ему такое имя, - медленно ответил монах. – Можно сказать, что он был искателем Грааля… В каком-то смысле…
-Все мы в каком-то смысле ищем его, - ответил ему Матео.
-Но я продолжу, - отец Амброзио вскинул голову и улыбнулся.
Его рука опустилась на голову Виттории, которая была на редкость задумчива. Она вздрогнула и с тихой улыбкой благодарно посмотрела на него, подставляя голову под ласку, как кошка.
-Итак, Парсифаль увлёкся доказательствами своей учёной теории и не заметил, как полюбил сам. И получил любовь в ответ. Дядя девушки – учёный каноник – не препятствовал им частым занятиям наедине. А потому Парсифаль не раз и не два осмеливался срывать поцелуи с уст Белль. И та охотно отвечала ему. Их безнаказанность дошла до того, что в один из дней Парсифаль овладел девой, не в силах сдержать своих плотских страстей. Ему казалось, что любовь оправдывает его, что страсть его законна. И он не замечал, что Белль думала иначе и желала иного. О, она вовсе не обвиняла Парсифаля, - монах усмехнулся, - она… снисходила к его страсти и позволяла ему наслаждаться удовлетворением своих похотей… Белль была много выше его, мужчины, который считал себя свободным от всего мирского и жаждал жизни лишь чистого разума. Он смог отказаться от рыцарства, от земель и от денег… Но желания тела взяли в ту пору в нём верх над страстью разума, - отец Амброзио опять замолчал.
-А что же Белль? Она не любила его? – воскликнула Сирина, которая была безмерно возбуждена рассказом. – Ведь тогда он нечестно поступал с ней, если брал её силой!
Монах вскинул на Сирину глаза и взор его потемнел, а лицо переменило выражение, став жёстким, угловатым. Сирина охнула, закрыв рот руками, но монах овладел собою и ответил:
-О насилии не было и речи, девушка!
Это замечание задело меня, и я невольно вступила в их спор:
-Но вы же, отец, сами сказали, что Белль желала иного. Потому Сирина так и подумала. Да и я, признаться, подумала так же…
-Насилие! – голос монаха переменился, утратив свои мягкие интонации. – Что есть насилие в отношениях мужчины и женщины? Если муж требует у жены супружеского долга, совершает ли он насилие?
-Но ведь они не были женаты, - сказала я.
-Белль и Парсифаль любили друг друга! – яростно возразил он. – Что с того, что плотская страсть мужчины сильнее страсти юной девы? Всякая девственница проходит через это! Тут и страх, и масса опасений! Но только так дева становится женой и матерью. И разве не в этом её назначение?
-Да ведь Белль была не как все, - дух противоречия гнал меня вперёд, и я не могла остановиться, а, может, это сила Матео сделала меня такой смелой. – И она не была женой Парсифаля.
-Женщина создана слабее по природе своей! И что с того, что иногда мужчина против ее желания принуждает ее к соитию? Ведь она отвечала ему в любовной страсти и никогда не отталкивала его. Она соблазняла его своей мягкостью! – при этих словах монаха Виттория чуть охнула, ибо тот, увлекшись, слишком сильно сжал ее волосы, причинив ей боль.
-Прости меня, дитя моё, - отец Амброзио наклонился к девушке. – Ведь ты не станешь держать на меня зла? – он сопроводил свои слова такой улыбкой, что на лице Виттории гримаса боли и страха сменилась выражением любви и покорности.
-Нет, отец мой, - прошептала она.
-Ну и славно… А вы, госпожа Оливи, - тут монах повернулся ко мне, - позволите ли докончить?
-Прошу меня простить, отец мой, - ответила я, склонив голову.
-Что же… Дальше природа взяла своё и Белль понесла. Каноник – её дядя – требовал брака. Парсифаль же был согласен, но желал сохранить это в тайне, ибо положение женатого человека поневоле ограничило бы его научные занятия и нанесло бы непоправимый удар по его репутации и надеждам на будущее. Что же до Белль… То Белль и вовсе не желала брака. Она говорила Парсифалю, что не желает удела почтенной жены, и ежели и соединится с ним брачным союзом, то только для его – Парсифаля – удобства, но никак не для себя. И Парсифаль, видя такое ее спокойствие, поражался стойкости и свободе её духа. Ибо Белль не пугало осуждение, не пугал её и грех, не пугали и адские муки. Она будто прозрела суть вещей и знала, что всё это – мелочи, тревожащие земных созданий… В положенный срок она родила ребёнка и вступила в брак с Парсифалем. Что же, и тут ему пришлось вынудить её совершить шаг, коего она не желала. Белль и Парсифаль умоляли каноника сохранять тайну их союза. Дядя же Белль желал огласки, дабы очистить честь своей семьи, и тут его интересы вступали в противоречие с интересами Парсифаля. Разум каноника туманил гнев, он желал мести. Он желал мести Парсифалю. Белль же, как его жена и как та, что уступила ему, тоже должна была понести наказание, ведь благодаря ей часть семьи была замарана. Но он слишком хорошо знал обоих. Он знал, что то, что нанесёт сильный удар Парсифалю, не слишком затронет Белль. Ибо как наказать человека, не связанного страстями? И тогда каноник нанял людей, послал их в дом, где Парсифаль жил один, ибо Белль с младенцем он поселил тогда у своего отца в Бретани, и велел им оскопить своего врага. Что они и свершили…
Сирина ахнула, а Виттория прошептала, во все глаза глядя на монаха:
-Какой ужас…
Тот улыбнулся ей:
-Что же, это было горькое лекарство. Коль взялся искать Грааль, умей не сворачивать с дороги. А свернул – плати.
-Что ж было дальше? – чуть не плача, произнесла Сирина.
-Дальше, добрая девушка? – отец Амброзио ещё раз улыбнулся. – После свершившегося Парсифаль не умер, как можно было подумать. Но дух его был потрясён. Он жаждал смерти. И вовсе не от того, что лишился возможностей удовлетворять плотские страсти, хотя и об этом он тоже скорбел. Но больше он сожалел о том, что никогда более не смог бы он занять того высокого положения, на которое метил. Ему оставалось только принять постриг и удалиться в одну из отдалённых обителей. То же сделала и Белль. По доброй воле, не по принуждению, хотя она и не имела призвания к монашеству. Казалось, это принесло ей мир и успокоение. Но в душе Парсифаля любовь к жене не погасла. Он писал ей письма, в которых говорил, что случившееся с ними – небесная благодать, исцелившая их обоих от греха. Белль же писала ему, что скорбит о его участи, о том, что брак с нею погубил его и сделал его несчастным. Вот о чём скорбела благородная Белль… Ну, вот и вся история!
-Бедняжка Белль, мне так жаль её! – воскликнула Сирина. – В юном возрасте лишиться мужа столько варварским образом. Но разве не могла бы она выйти замуж вновь?
Замечание её было так наивно и просто, что отец настоятель рассмеялся:
-Дитя! Этой женщине не нужно было замужество. Она жила жизнью духа!
-Мне тоже жаль Белль! – присоединилась к Сирине Виттория.
-Если она имела призвание к монастырской жизни, то, верно, всё повернулось к ее удовлетворению, - пробормотала я. – Впрочем, Белль тут жертва, с какой стороны ни посмотри.
-Жертва? – отец Амброзио нахмурил брови. – Почему?
-Мир жесток к женщинам. Она была умна, но не имела возможности свободно распоряжаться своим умом. Она была свободна, но и свободой своей распоряжаться не могла. Сначала её принудили к связи, потом к браку, а потом к монастырю. Мне жаль её, - ответила я.
-Что за глупость ты говоришь, дочь моя, - настоятель подался вперёд и вперился в меня своим горящим взглядом. – Она познала любовь и была счастлива, служа ей!
-Служение разве делает человека счастливым?
-Кого-то – вероятно делает, - вступил в разговор Матео.
-Человека делает счастливым свобода, - неожиданно для самой себя пылко возразила я, повернувшись к Матео. – А служение – только если человек сам себе избрал его.
Матео ободряюще улыбнулся мне и подмигнул. Я обернулась к монаху.
-А сила судьбы? Рок? Обстоятельства? Воля Провидения? Господня воля? – настоятель не сводил с меня глаз.
Я пожала плечами:
-Сколь я помню, каноник в моём родном городке говорил, что и Господь дал человеку свободную волю…
-Еретик! – отрезал монах.
-Ты сейчас говоришь, как реформист, Амброзио, - сказал Матео. – Будто тебе в голову залез Кальвин или Лютер. Тебя ли я слышу, мой старый друг?
Настоятель натужно рассмеялся.
-Матео, Матео… Что ты говоришь… Кальвин и Лютер сжигают таких, как мы…
-Я помню об этом, - ответил Матео.
-А вы? Я не переубедил вас, верно? – настоятель пронзительно смотрел на меня.
-Я слишком хорошо знаю, что значит жить, покоряясь чужой воле, - ответила я. – Белль я могу только сочувствовать.
Настоятель улыбнулся и откинулся назад. Его лицо скрылось в тени.
-Что же, коли мы насладились спором, настало время насладиться и отдыхом, - тихо сказал монах и его рука, покоившаяся на голове Виттории, потянулась к колокольчику.
Отец Амброзио позвонил и на пороге явился брат Иаков.
-Проводи наших гостей в их комнаты, - тихо произнес он.
-Благодарю тебя за гостеприимство, Амброзио, - сказал Матео, поднимаясь, - но нынче прекрасная ночь. И мы с Оливи покидаем гостеприимные стены твоей обители. Что же до Виттории, полагаю, я могу доверить ее судьбу тебе. Ведь так?
-Вот как? Ты хочешь ехать сейчас? Ночью? – монах встревоженно посмотрел на Матео.
-Да, - твердо ответил Матео, взяв меня за руку.
-А как же я? – пискнула Виттория.
-Ты достигла цели, - ответил ей Матео. – Отец настоятель глава местного ковена, он займётся тобой.
Виттория тихо охнула и осела на полу, в растерянности взирая на нас.
-Нас ждут, Амброзио. Прощай, - с этими словами Матео стремительно направился к выходу, одной рукой держа меня, а другой – испуганную Сирину.
Внизу нас и впрямь ждали Амато и Эрнандо. Нас никто не стал задерживать. Монахи живо отворили ворота, и мы покинули двор обители норбертинцев.
-Он рассказал свою историю? – спросила я у Матео, как только представилась возможность.
-Бедный Амброзио, - лицо Матео исказила злая ухмылка. – Сколько лет прошло, а он всё не может смириться.
Мы неслись вскачь по темной улице всё дальше и дальше, пока не покинули город, из которого стражи выпустили нас беспрепятственно. Затем мы пересекли перелесок, поле и остановились возле добротного каменного дома.
-Здесь мы заночуем, - сказал Матео, снимая меня с лошади. – Бог знает, как я соскучился по тебе! – он поцеловал мои волосы, одновременно вдыхая их аромат.
-А чей это дом? – спросила я.
-Моего старого друга.
Тут дверь перед нами отворилась и на пороге появилось самое великолепное существо из тех, что я видела в жизни. Это была самая красивая, самая яркая женщина на свете! Я не могла оторвать от неё глаз! И эта женщина была вампиром.
Туата де Дананн
Мы сидели у камелька, весело потрескивал огонь, у которого мы с Эрнандо с удовольствием грелись, а хозяйка дома, Матео и Амато вели неспешный разговор.
-Что же, - говорила Аурелия Спагато. – Не думала, что судьба так скоро сведёт нас вновь с тобой, Матео.
-Прости, но тебе, как видно, на роду написано быть со мной связанной.
-Да… Как давно это было… - задумчиво примолвила она.
Я во все глаза рассматривала её, она же видела это и одобрительно улыбалась и подмигивала мне.
Как же она была хороша! Алебастровая кожа, будто сияющая изнутри, иссиня-черные кудри, синие глаза. Я впервые видела столь совершенную красоту и искренне любовалась ею.
На какое-то время я упустила нить общего разговора, а когда прислушалась, то насторожилась.
-…И всё-таки я настаиваю… Будь осторожнее, Матео, - говорила Аурелия. – Слишком многим не нравится то, что ты обладаешь таким влиянием. Они думают: «он существо, он вампир, а к тому же он и сильный ведун – не слишком ли много для одного?» Многие задаются вопросом: как так вышло? Что ты сделал, чтобы получить всё это? Поверь мне, появление Оливи многим на руку. Ты дал им оружие против себя…
-Что поделаешь, - ответил ей Матео. – Иначе я не могу поступить, - он повернул голову и, поймав мой взгляд, улыбнулся. – Ты боишься, Оливи? – спросил он.
-Ничуть, - ответила я.
-Тебя могут убить, - сказала Аурелия, - похитить, сделать с тобой всё, что угодно. Только для того, чтобы повлиять на Матео. Неужели тебе не страшно?
-Перестань, Аурелия! – оборвал ее Матео. – Всё равно, иначе мне поступить было нельзя, да и Оливи… Ты не видела её такой, какой её видел я… – его взгляд не отрывался от моего лица, а я смотрела на него и улыбалась.
-Если бы не ты, мне бы не жить, Матео. Я уверена, ты сможешь защитить меня, - сказала я под аккомпанемент тихого смеха Аурелии.
-Ты так веришь Матео, детка! – смеялась она. – А между тем ведь он даже не человек! Я больше тебе скажу, он – чудовище.
Я повернулась к ней и взглянула ей прямо в глаза:
-Я видела, каким он может быть. Но я ни на секунду не поверю, что он станет таким со мной.
-Вечное женское заблуждение, - небрежно отмахнулась Аурелия.
-Нет, - я покачала головой, отмечая помрачневшее лицо Матео. – Если б речь шла просто о любовной связи, тут бы я с вами согласилась.
-А у вас не обычная связь?
Я повернулась к Матео, наши взгляды встретились. Что было в тёмной глубине его глаз? Что все эти дни я видела там? С самого первого момента, с нашей самой первой встречи? Я не смогла бы определить увиденное словами, но я твёрдо знала, что от Матео для меня зла не последует. И это не была уверенность любви, вовсе нет. Да и любила ли я? Любил ли он? Разве любовь – она такая? Мы были вместе, спали в одной постели, теперь вот приехали в эти земли и меня не покидало ощущение, что так и должно было быть, что я знаю Матео сотню лет. Но любовь… Любовь мне всегда представлялась несколько иной. Не то, чтобы я в своей жизни много думала о любви, но когда-то ведь и я надеялась на счастье. Да и в замке над мареммой я видела служанок, которые утверждали, что влюблены. Они всё время были веселы, пели, болтали без умолку и их глаза сияли. Но я смотрела на себя в зеркало, и я видела Матео: наши лица были совсем иными. Я бы долго ещё предавалась размышлениям, но меня вызвал в реальность голос Амато.
-Вам, госпожа, следует верить в себя, - его голос звучал спокойно, говорил он медленно и пристально смотрел в огонь очага. - Вы сами себя спасёте, коль приведётся, - докончил он.
-Амато говорит то, что должен был сказать тебе я, - тихо произнёс Матео.
-Но чем же госпожа поможет себе? Ведь она просто слабая женщина! – воскликнул Эрнандо. – Что она может противопоставить тем, кто нападёт на неё?
Амато скривил губы в ироничной улыбке, а Матео отвернулся, и я не могла увидеть выражение его лица.
А Аурелия рассмеялась:
-Коли Амато говорит, что это так – то это так!
Она живо поднялась и поворошила угли, отчего огонь разгорелся ещё сильнее.
-Что же, нашим друзьям, кажется, пора на покой, - Аурелия взглянула в нашу с Эрнандо сторону. – А мы, полагаю, ещё повечеряем…
Всю ту ночь я проспала спокойно, зная, что Матео рядом. Хотя он так и не пришёл ко мне. А утром я узнала, что мужчины уехали в Хофбург и мы с Аурелией остались вдвоём. Хозяйка ждала меня внизу у накрытого стола.
-Я не люблю прислугу, - сказала она, когда я спустилась вниз и прозвучали первые приветствия с добрым утром. – Ты же не станешь возражать, если я предложу тебе взять самой свой завтрак и отнести его на улицу? Там, в саду, приятно проводить утренние часы.
-Парсифаль… - произнес Матео, поскольку отец Амброзио сидел молча. – Искатель Грааля.
-Да, я нарочно дал ему такое имя, - медленно ответил монах. – Можно сказать, что он был искателем Грааля… В каком-то смысле…
-Все мы в каком-то смысле ищем его, - ответил ему Матео.
-Но я продолжу, - отец Амброзио вскинул голову и улыбнулся.
Его рука опустилась на голову Виттории, которая была на редкость задумчива. Она вздрогнула и с тихой улыбкой благодарно посмотрела на него, подставляя голову под ласку, как кошка.
-Итак, Парсифаль увлёкся доказательствами своей учёной теории и не заметил, как полюбил сам. И получил любовь в ответ. Дядя девушки – учёный каноник – не препятствовал им частым занятиям наедине. А потому Парсифаль не раз и не два осмеливался срывать поцелуи с уст Белль. И та охотно отвечала ему. Их безнаказанность дошла до того, что в один из дней Парсифаль овладел девой, не в силах сдержать своих плотских страстей. Ему казалось, что любовь оправдывает его, что страсть его законна. И он не замечал, что Белль думала иначе и желала иного. О, она вовсе не обвиняла Парсифаля, - монах усмехнулся, - она… снисходила к его страсти и позволяла ему наслаждаться удовлетворением своих похотей… Белль была много выше его, мужчины, который считал себя свободным от всего мирского и жаждал жизни лишь чистого разума. Он смог отказаться от рыцарства, от земель и от денег… Но желания тела взяли в ту пору в нём верх над страстью разума, - отец Амброзио опять замолчал.
-А что же Белль? Она не любила его? – воскликнула Сирина, которая была безмерно возбуждена рассказом. – Ведь тогда он нечестно поступал с ней, если брал её силой!
Монах вскинул на Сирину глаза и взор его потемнел, а лицо переменило выражение, став жёстким, угловатым. Сирина охнула, закрыв рот руками, но монах овладел собою и ответил:
-О насилии не было и речи, девушка!
Это замечание задело меня, и я невольно вступила в их спор:
-Но вы же, отец, сами сказали, что Белль желала иного. Потому Сирина так и подумала. Да и я, признаться, подумала так же…
-Насилие! – голос монаха переменился, утратив свои мягкие интонации. – Что есть насилие в отношениях мужчины и женщины? Если муж требует у жены супружеского долга, совершает ли он насилие?
-Но ведь они не были женаты, - сказала я.
-Белль и Парсифаль любили друг друга! – яростно возразил он. – Что с того, что плотская страсть мужчины сильнее страсти юной девы? Всякая девственница проходит через это! Тут и страх, и масса опасений! Но только так дева становится женой и матерью. И разве не в этом её назначение?
-Да ведь Белль была не как все, - дух противоречия гнал меня вперёд, и я не могла остановиться, а, может, это сила Матео сделала меня такой смелой. – И она не была женой Парсифаля.
-Женщина создана слабее по природе своей! И что с того, что иногда мужчина против ее желания принуждает ее к соитию? Ведь она отвечала ему в любовной страсти и никогда не отталкивала его. Она соблазняла его своей мягкостью! – при этих словах монаха Виттория чуть охнула, ибо тот, увлекшись, слишком сильно сжал ее волосы, причинив ей боль.
-Прости меня, дитя моё, - отец Амброзио наклонился к девушке. – Ведь ты не станешь держать на меня зла? – он сопроводил свои слова такой улыбкой, что на лице Виттории гримаса боли и страха сменилась выражением любви и покорности.
-Нет, отец мой, - прошептала она.
-Ну и славно… А вы, госпожа Оливи, - тут монах повернулся ко мне, - позволите ли докончить?
-Прошу меня простить, отец мой, - ответила я, склонив голову.
-Что же… Дальше природа взяла своё и Белль понесла. Каноник – её дядя – требовал брака. Парсифаль же был согласен, но желал сохранить это в тайне, ибо положение женатого человека поневоле ограничило бы его научные занятия и нанесло бы непоправимый удар по его репутации и надеждам на будущее. Что же до Белль… То Белль и вовсе не желала брака. Она говорила Парсифалю, что не желает удела почтенной жены, и ежели и соединится с ним брачным союзом, то только для его – Парсифаля – удобства, но никак не для себя. И Парсифаль, видя такое ее спокойствие, поражался стойкости и свободе её духа. Ибо Белль не пугало осуждение, не пугал её и грех, не пугали и адские муки. Она будто прозрела суть вещей и знала, что всё это – мелочи, тревожащие земных созданий… В положенный срок она родила ребёнка и вступила в брак с Парсифалем. Что же, и тут ему пришлось вынудить её совершить шаг, коего она не желала. Белль и Парсифаль умоляли каноника сохранять тайну их союза. Дядя же Белль желал огласки, дабы очистить честь своей семьи, и тут его интересы вступали в противоречие с интересами Парсифаля. Разум каноника туманил гнев, он желал мести. Он желал мести Парсифалю. Белль же, как его жена и как та, что уступила ему, тоже должна была понести наказание, ведь благодаря ей часть семьи была замарана. Но он слишком хорошо знал обоих. Он знал, что то, что нанесёт сильный удар Парсифалю, не слишком затронет Белль. Ибо как наказать человека, не связанного страстями? И тогда каноник нанял людей, послал их в дом, где Парсифаль жил один, ибо Белль с младенцем он поселил тогда у своего отца в Бретани, и велел им оскопить своего врага. Что они и свершили…
Сирина ахнула, а Виттория прошептала, во все глаза глядя на монаха:
-Какой ужас…
Тот улыбнулся ей:
-Что же, это было горькое лекарство. Коль взялся искать Грааль, умей не сворачивать с дороги. А свернул – плати.
-Что ж было дальше? – чуть не плача, произнесла Сирина.
-Дальше, добрая девушка? – отец Амброзио ещё раз улыбнулся. – После свершившегося Парсифаль не умер, как можно было подумать. Но дух его был потрясён. Он жаждал смерти. И вовсе не от того, что лишился возможностей удовлетворять плотские страсти, хотя и об этом он тоже скорбел. Но больше он сожалел о том, что никогда более не смог бы он занять того высокого положения, на которое метил. Ему оставалось только принять постриг и удалиться в одну из отдалённых обителей. То же сделала и Белль. По доброй воле, не по принуждению, хотя она и не имела призвания к монашеству. Казалось, это принесло ей мир и успокоение. Но в душе Парсифаля любовь к жене не погасла. Он писал ей письма, в которых говорил, что случившееся с ними – небесная благодать, исцелившая их обоих от греха. Белль же писала ему, что скорбит о его участи, о том, что брак с нею погубил его и сделал его несчастным. Вот о чём скорбела благородная Белль… Ну, вот и вся история!
-Бедняжка Белль, мне так жаль её! – воскликнула Сирина. – В юном возрасте лишиться мужа столько варварским образом. Но разве не могла бы она выйти замуж вновь?
Замечание её было так наивно и просто, что отец настоятель рассмеялся:
-Дитя! Этой женщине не нужно было замужество. Она жила жизнью духа!
-Мне тоже жаль Белль! – присоединилась к Сирине Виттория.
-Если она имела призвание к монастырской жизни, то, верно, всё повернулось к ее удовлетворению, - пробормотала я. – Впрочем, Белль тут жертва, с какой стороны ни посмотри.
-Жертва? – отец Амброзио нахмурил брови. – Почему?
-Мир жесток к женщинам. Она была умна, но не имела возможности свободно распоряжаться своим умом. Она была свободна, но и свободой своей распоряжаться не могла. Сначала её принудили к связи, потом к браку, а потом к монастырю. Мне жаль её, - ответила я.
-Что за глупость ты говоришь, дочь моя, - настоятель подался вперёд и вперился в меня своим горящим взглядом. – Она познала любовь и была счастлива, служа ей!
-Служение разве делает человека счастливым?
-Кого-то – вероятно делает, - вступил в разговор Матео.
-Человека делает счастливым свобода, - неожиданно для самой себя пылко возразила я, повернувшись к Матео. – А служение – только если человек сам себе избрал его.
Матео ободряюще улыбнулся мне и подмигнул. Я обернулась к монаху.
-А сила судьбы? Рок? Обстоятельства? Воля Провидения? Господня воля? – настоятель не сводил с меня глаз.
Я пожала плечами:
-Сколь я помню, каноник в моём родном городке говорил, что и Господь дал человеку свободную волю…
-Еретик! – отрезал монах.
-Ты сейчас говоришь, как реформист, Амброзио, - сказал Матео. – Будто тебе в голову залез Кальвин или Лютер. Тебя ли я слышу, мой старый друг?
Настоятель натужно рассмеялся.
-Матео, Матео… Что ты говоришь… Кальвин и Лютер сжигают таких, как мы…
-Я помню об этом, - ответил Матео.
-А вы? Я не переубедил вас, верно? – настоятель пронзительно смотрел на меня.
-Я слишком хорошо знаю, что значит жить, покоряясь чужой воле, - ответила я. – Белль я могу только сочувствовать.
Настоятель улыбнулся и откинулся назад. Его лицо скрылось в тени.
-Что же, коли мы насладились спором, настало время насладиться и отдыхом, - тихо сказал монах и его рука, покоившаяся на голове Виттории, потянулась к колокольчику.
Отец Амброзио позвонил и на пороге явился брат Иаков.
-Проводи наших гостей в их комнаты, - тихо произнес он.
-Благодарю тебя за гостеприимство, Амброзио, - сказал Матео, поднимаясь, - но нынче прекрасная ночь. И мы с Оливи покидаем гостеприимные стены твоей обители. Что же до Виттории, полагаю, я могу доверить ее судьбу тебе. Ведь так?
-Вот как? Ты хочешь ехать сейчас? Ночью? – монах встревоженно посмотрел на Матео.
-Да, - твердо ответил Матео, взяв меня за руку.
-А как же я? – пискнула Виттория.
-Ты достигла цели, - ответил ей Матео. – Отец настоятель глава местного ковена, он займётся тобой.
Виттория тихо охнула и осела на полу, в растерянности взирая на нас.
-Нас ждут, Амброзио. Прощай, - с этими словами Матео стремительно направился к выходу, одной рукой держа меня, а другой – испуганную Сирину.
Внизу нас и впрямь ждали Амато и Эрнандо. Нас никто не стал задерживать. Монахи живо отворили ворота, и мы покинули двор обители норбертинцев.
-Он рассказал свою историю? – спросила я у Матео, как только представилась возможность.
-Бедный Амброзио, - лицо Матео исказила злая ухмылка. – Сколько лет прошло, а он всё не может смириться.
Мы неслись вскачь по темной улице всё дальше и дальше, пока не покинули город, из которого стражи выпустили нас беспрепятственно. Затем мы пересекли перелесок, поле и остановились возле добротного каменного дома.
-Здесь мы заночуем, - сказал Матео, снимая меня с лошади. – Бог знает, как я соскучился по тебе! – он поцеловал мои волосы, одновременно вдыхая их аромат.
-А чей это дом? – спросила я.
-Моего старого друга.
Тут дверь перед нами отворилась и на пороге появилось самое великолепное существо из тех, что я видела в жизни. Это была самая красивая, самая яркая женщина на свете! Я не могла оторвать от неё глаз! И эта женщина была вампиром.
Глава 10
Туата де Дананн
Мы сидели у камелька, весело потрескивал огонь, у которого мы с Эрнандо с удовольствием грелись, а хозяйка дома, Матео и Амато вели неспешный разговор.
-Что же, - говорила Аурелия Спагато. – Не думала, что судьба так скоро сведёт нас вновь с тобой, Матео.
-Прости, но тебе, как видно, на роду написано быть со мной связанной.
-Да… Как давно это было… - задумчиво примолвила она.
Я во все глаза рассматривала её, она же видела это и одобрительно улыбалась и подмигивала мне.
Как же она была хороша! Алебастровая кожа, будто сияющая изнутри, иссиня-черные кудри, синие глаза. Я впервые видела столь совершенную красоту и искренне любовалась ею.
На какое-то время я упустила нить общего разговора, а когда прислушалась, то насторожилась.
-…И всё-таки я настаиваю… Будь осторожнее, Матео, - говорила Аурелия. – Слишком многим не нравится то, что ты обладаешь таким влиянием. Они думают: «он существо, он вампир, а к тому же он и сильный ведун – не слишком ли много для одного?» Многие задаются вопросом: как так вышло? Что ты сделал, чтобы получить всё это? Поверь мне, появление Оливи многим на руку. Ты дал им оружие против себя…
-Что поделаешь, - ответил ей Матео. – Иначе я не могу поступить, - он повернул голову и, поймав мой взгляд, улыбнулся. – Ты боишься, Оливи? – спросил он.
-Ничуть, - ответила я.
-Тебя могут убить, - сказала Аурелия, - похитить, сделать с тобой всё, что угодно. Только для того, чтобы повлиять на Матео. Неужели тебе не страшно?
-Перестань, Аурелия! – оборвал ее Матео. – Всё равно, иначе мне поступить было нельзя, да и Оливи… Ты не видела её такой, какой её видел я… – его взгляд не отрывался от моего лица, а я смотрела на него и улыбалась.
-Если бы не ты, мне бы не жить, Матео. Я уверена, ты сможешь защитить меня, - сказала я под аккомпанемент тихого смеха Аурелии.
-Ты так веришь Матео, детка! – смеялась она. – А между тем ведь он даже не человек! Я больше тебе скажу, он – чудовище.
Я повернулась к ней и взглянула ей прямо в глаза:
-Я видела, каким он может быть. Но я ни на секунду не поверю, что он станет таким со мной.
-Вечное женское заблуждение, - небрежно отмахнулась Аурелия.
-Нет, - я покачала головой, отмечая помрачневшее лицо Матео. – Если б речь шла просто о любовной связи, тут бы я с вами согласилась.
-А у вас не обычная связь?
Я повернулась к Матео, наши взгляды встретились. Что было в тёмной глубине его глаз? Что все эти дни я видела там? С самого первого момента, с нашей самой первой встречи? Я не смогла бы определить увиденное словами, но я твёрдо знала, что от Матео для меня зла не последует. И это не была уверенность любви, вовсе нет. Да и любила ли я? Любил ли он? Разве любовь – она такая? Мы были вместе, спали в одной постели, теперь вот приехали в эти земли и меня не покидало ощущение, что так и должно было быть, что я знаю Матео сотню лет. Но любовь… Любовь мне всегда представлялась несколько иной. Не то, чтобы я в своей жизни много думала о любви, но когда-то ведь и я надеялась на счастье. Да и в замке над мареммой я видела служанок, которые утверждали, что влюблены. Они всё время были веселы, пели, болтали без умолку и их глаза сияли. Но я смотрела на себя в зеркало, и я видела Матео: наши лица были совсем иными. Я бы долго ещё предавалась размышлениям, но меня вызвал в реальность голос Амато.
-Вам, госпожа, следует верить в себя, - его голос звучал спокойно, говорил он медленно и пристально смотрел в огонь очага. - Вы сами себя спасёте, коль приведётся, - докончил он.
-Амато говорит то, что должен был сказать тебе я, - тихо произнёс Матео.
-Но чем же госпожа поможет себе? Ведь она просто слабая женщина! – воскликнул Эрнандо. – Что она может противопоставить тем, кто нападёт на неё?
Амато скривил губы в ироничной улыбке, а Матео отвернулся, и я не могла увидеть выражение его лица.
А Аурелия рассмеялась:
-Коли Амато говорит, что это так – то это так!
Она живо поднялась и поворошила угли, отчего огонь разгорелся ещё сильнее.
-Что же, нашим друзьям, кажется, пора на покой, - Аурелия взглянула в нашу с Эрнандо сторону. – А мы, полагаю, ещё повечеряем…
Всю ту ночь я проспала спокойно, зная, что Матео рядом. Хотя он так и не пришёл ко мне. А утром я узнала, что мужчины уехали в Хофбург и мы с Аурелией остались вдвоём. Хозяйка ждала меня внизу у накрытого стола.
-Я не люблю прислугу, - сказала она, когда я спустилась вниз и прозвучали первые приветствия с добрым утром. – Ты же не станешь возражать, если я предложу тебе взять самой свой завтрак и отнести его на улицу? Там, в саду, приятно проводить утренние часы.
