Бог ты мой, неужто это я? О, нет, я не стала моложе и не стала красивее, но мои глаза блестели, лицо уже не выглядело таким изможденным и против всяких ожиданий я себе понравилась.
-Помоги мне умыться, - попросила я служанку.
Та принялась поливать мне из кувшина, а я довольно умывалась, с радостью ощущая на своей коже влагу.
-Госпожа, хозяин просил вам кое-что передать и, думаю, вам это понравится, – между тем щебетала Сирина.
-Что же это? – спросила я рассеянно, вытирая лицо полотенцем и между делом рассматривая себя в зеркале, поворачиваясь к нему то одной стороной, то другой.
Я себе определенно нравилась!
-Сейчас слуги всё принесут, - голос Сирины звучал возбужденно, радостно и ее предвкушение невольно передалось и мне.
Каково же было моё удивление, когда через несколько минут четверо здоровых слуг внесли в мою комнату два больших сундука. Поклонившись, они вышли, а Сирина, возбужденно приплясывая, спросила:
-Ну как, госпожа? Открывать?
-Открывай, - растерянно сказала я.
Сирина откинула крышку с одного сундука и с другого, а я в изумлении замерла.
-Это что же такое? – пробормотала я.
-Подарки, госпожа! Хозяин уж давно всё приготовил, ещё когда ждал вас! – в возбуждении сказала Сирина. – Ну как, вам нравится?
Нравится ли мне? Подарки? Да я не помнила в своей жизни случая, когда бы мне дарили подарки! И уж с чего бы моему хозяину делать их мне, если уж мой муж никогда ничем меня не одаривал? А, впрочем… стоит ли задумываться о причинах?
Я опустилась на колени перед одним из сундуком и запустила в него руки. Да… Вся моя одежда, какую я носила до сей поры, была извлечена мною из старых сундуков и некогда принадлежала женщинам из семьи Таон ди Ревель. У меня ничего не было моего с тех пор, как я стала замужней женщиной, а тут… Белые тонкого полотна рубашки, отороченные по вороту кружевами и украшенные вышивкой, тонкие чулки, атласные подвязки. Меня бросила в краску, когда я всё это увидела.
-Но как же так?... – растерянно спросила я, подняв голову и уставившись на Сирину.
-Но, госпожа, - с поистине крестьянским здравомыслием сказала мне она. – А как бы вы стали наряжаться без всего этого? Неужто вы думаете, что господин Матео не знает, что у женщин под платьем?
-Знает, наверное, - пробормотала я. – Но ведь я ему не жена, чтобы дарить мне такое…
«Дурочка!» - мелькнула у меня вслед за тем мысль. – «Кто бы ты ни была, радуйся, что получила всё это! Тебе теперь не до чести и не до гонору, хозяйская ты собственность!»
И всё же что-то подсказывало мне, что, хотя муж мой и продал меня, но в этом доме жизнь моя будет получше, чем в доме Цезарио. И эти подарки вовсе не намёк или оскорбление.
Я продолжила копаться в сундуке. Что это? Платье винного цвета в точности такое, как было у сеньоры Джеммы Боло, с корсажем и широкой юбкой. А это что? Нижние платья с пышными рукавами, украшенными драгоценными камнями. Я поднимала каждую вещь и внимательно ее рассматривала, и гладила пальцами: такой приятной была на ощупь богатая ткань.
Я нашла ещё несколько платьев и каких-то странных головных уборов, которые Сирина назвала словом «ток». Это были небольшие квадратные бархатные шапочки разных цветов, украшенные которая вышивкой, которая жемчугами, а которая и перьями. А кроме всего прочего там была обувь, пара плащей, подбитых мехом и домашние платья, в том числе два халата (я уже смогла их узнать) и странные туфли без задников (Сирина пояснила, что они для дома).
-А вот самое главное, - прошептала Сирина, доставая резную деревянную шкатулку с самого низа второго сундука.
Она откинула крышку, а я уставилась на жемчужные нити, и драгоценные серьги, и разного рода украшения, которые лежали в ней.
-Ну уж это, кажется, совершенно невозможно, - пробормотала я.
-Что вы оденете сегодня? – между тем спросила служанка.
Я достала платье из черного бархата с закрытым воротом и бриллиантовыми пуговицами.
-Вот это.
-Чёрное? Но, госпожа, к чему вам чёрное? Хотя… Если одеть вот это и вот это… - Сирина достала нижнее платье жемчужного цвета с белыми кружевами, - то тогда…
Через полчаса я рассматривала себя в новом наряде в зеркале: пышные рукава, широкая юбка, открывающая нижнее платье, блестящие пуговки, золотая вышивка у ворота, белые кружева, кокетливо выглядывавшие их-под платья у шеи и у запястий. Сирина уложила мне волосы в высокую причёску, перевила мои волосы жемчужными нитями, а к корсажу пришпилила драгоценный аграф из большой грушевидной жемчужины с тремя брильянтовыми каплями, а мою талию обхватил золотой ажурный пояс.
-Вот, - удовлетворенно сказала она, отходя в сторону и оглядывая меня с ног до головы. – Теперь вы настоящая дама и одеты по последней моде. Не то что было, когда вы приехали, уж простите меня, госпожа!
-Я не сержусь, Сирина, ведь ты совершенно права, - ответила я.
-Вы спуститесь вниз к завтраку? – спросила меня Сирина.
-К завтраку?
-Да, к завтраку, - Сирина хлопотливо сновала по комнате. – Господин Матео, правда, никогда не ест. Но держит большой стол и здесь всегда полно народу.
Я глубоко вздохнула. Что же, мне следует спуститься вниз, не могу же я всё время просидеть в этой комнате? Правда, мне не привыкать вести такой образ жизни, но мне внезапно захотелось объявить о своём присутствии. Как будто те жизненные силы, которые я почувствовала в себе сегодня, взяли надо мной верх. И я решительно вышла из комнаты.
Я спускалась вниз по лестнице, а Сирина шла за мной. Потом она обогнала меня и стала указывать мне дорогу. И вот, наконец, я оказалась в обеденной зале. Здесь во главе огромного стола небрежно восседал Матео. Он откинулся на спинку своего стула, оперся о нее локтем, а одну ногу поставил на низкую скамеечку, что стояла слева от него. Его поза была весьма свободной, ни это никого не задевало. По правую руку от Матео за столом сидел Бернардино Амато. А кроме него из знакомых лиц за столом я увидела Линуччу и Далию. Все прочие – мужчины и женщины – были мне не знакомы.
Матео вскинул голову и увидел меня. А вслед за ним меня заметили и прочие. Венецианец легко поднялся и пошел ко мне. Бернардино тоже встал и приветливо кивнул мне. На лицах прочих мужчин я увидела любопытство, а на лице Линуччи читалась столь явная неприязнь ко мне, что я отвела взгляд: так неприятно было мне это видеть.
Между тем Матео взял меня за руку и подвел к столу. Он усадил меня на место Амато. Мне стало неловко, и я посмотрела на Бернардино, но тот только улыбнулся и ещё раз мне кивнул, а сам прошел к другому концу стола и опустился на стул, оказавшись прямо напротив Матео.
Стол был богато уставлен кушаньями. Тут были сыр, хлеб, фрукты, жареное мясо и пироги с дичиной. Слуга уже проворно наливал мне вино и предлагал отведать пирога, но все смотрели на меня и у меня задрожали руки. Я побоялась, что пролью вино, потому я сидела, сложив руки на коленях.
-Господа, - между тем произнес венецианец, - я должен вам представить сиятельную госпожу Оливи Таон ди Ревель. Она не гостья, а хозяйка этого дома наравне со мной. Все ли меня услышали? – с последней фразой Матео обвёл взглядом всех, кто присутствовал в тот момент в зале.
Хозяйка! Я – хозяйка?
Я повернула голову и посмотрела на Матео, который поначалу обвел всех присутствующих тяжелый, пришпиливающим к земле взглядом, от которого все замирали и склоняли головы, а потом взглянул на меня и хитро улыбнулся. Я с изумлением смотрела на него. А потом перевела взгляд на присутствующих: все сидели, опустив глаза, кроме одной незнакомой мне молодой дамы, которая с улыбкой смотрела на нас с Матео.
-Таон ди Ревель – хозяйка? – услышала я вдруг голос Линуччи.
Девушка поднялась из-за стола и, дрожа от ярости, смотрела на меня.
-Эта… эта… которую ты взял, как добычу, Матео? Которую ее муж-ведьмак отдал потому, что она способна была рожать только девочек?
При этих словах все замерли, а Матео, посмотрев на Линуччу, взял мою руку, поднёс её к своим губам и поцеловал.
-Девочки ценный дар, - мягко сказал он, отпуская мою ладонь. – Его нельзя недооценивать, - а затем Матео поднял руку, выбросил ее вперед и Линуччу будто вихрь подхватил и вынес из залы, пронес по всей анфиладе и бросил на пол у огромной дубовой двери, за которой был, как мне показалось, выход на двор. Затем Матео обвел всех взглядом, и произнес:
-Я бы хотел, чтобы ни у кого больше не оставалось сомнений относительно сиятельной.
Все молча склонили головы, опять же кроме одной единственной красивой молодой дамы. И я вдруг заметила, что Далия, которая опустила голову ниже всех, глотает слёзы. Матео повернулся ко мне.
-А теперь, сиятельная, позволь, я представлю тебе тех, кто сидит за этим столом. Бернардино Амато ты знаешь, он моя правая рука. Граф Гаэтано Ферранте, - Матео небрежно указал на красивого молодого человека в пурпурных одеждах и граф Ферранте кивнул мне, а я кивнула ему в ответ. – Клаудио Кончини, Пьетро Банденеро и, - тут венецианец поднял голову и с улыбкой посмотрел на ту самую красивую молодую даму, которая совсем его не боялась, - графиня Пеллегрина Бонавентури, мой близкий и верный друг.
-Мы рады приветствовать новую хозяйку этого дома, - сказала в ответ Пеллегрина, - но позволь задать тебе вопрос, Матео. Ведь госпожа Оливи, кажется, состоит в супружеских отношениях с Таон ди Ревелем.
-Пеллегрина, ты рассуждаешь, как человек, - ответил ей венецианец с улыбкой. – И всё время забываешь, что многие из нас – не люди. Мы верно служим герцогу и верно служим папе. Но есть вопросы, в которых существа, подобные нам, не подчиняются установленным им законам. Это вопросы нашей личной жизни. Человеческое брачное установление законно для людей и их жизни, но не для нас.
-Но госпожа Оливи человек, - Пеллегрина лукаво улыбнулась и кокетливо склонила голову на бок. – Что ты на это скажешь?
-Только то, что я не человек, - с улыбкой ответил ей Матео.
Я слушала их диалог, дрожа от возбуждения. Вот, значит, как! Я тут теперь (подумать только!) госпожа и все эти блистательные, красивые и хорошо одетые господа кланяются мне и смотрят на меня так, будто я им ровня. А ещё венецианец сказал, что он не человек… Так кто он? Ведьмак, как и мой муж? Нет, он не ведьмак… Это я поняла бы сразу! Я перевела взгляд на пустое блюдо, стоявшее перед ним, и на пустой бокал. Всё это время все так или иначе ели или пили, кроме него и Бернардино Амато. Неужто он… Неужто…
Я уставилась во все глаза на Матео. Бог ты мой! Куда и для чего занесла меня моя судьба? Матео, почуяв мой взгляд, повернулся ко мне и улыбнулся.
-Да, ты всё верно поняла, - тихо одними губами произнёс он.
Я поднесла к губам бокал и выпила вина. Он не ведьмак. Он – вампир.
Сны и явь
-Но скажи, Матео, скоро ли ты едешь в Вену?
-Ему не стоит торопиться! Молодой герцог слишком увлечен своей новой пассией и ему не до женитьбы.
-Оно, может, и так, но жениться-то придётся и тянуть с этим не следует. Глядишь, он и выбросит из головы эту рыжеволосую венецианку, если принцесса окажется достаточно красивой.
-И умной! Красоты слишком мало…
Весь этот разговор доносился до меня, как сквозь вату. О чем они говорили? Куда и зачем Матео должен был ехать? Герцог? Невеста?
Пеллегрина поднялась со своего места и, подойдя ко мне, села рядом.
-Вы, кажется, совсем не понимаете, о чем идет речь? Это немудрено. Вы жили далеко от Флоренции и, насколько мне известно, вовсе не покидали своего замка, - сказала она мне.
-Да, это так, - довольно неловко ответила ей я.
-Ну, это дело поправимое. Вы быстро обзаведётесь новыми знакомыми и вредными привычками. А я вам пока поведаю, о чем тут идет речь. Старый герцог Козимо отошел от дел и теперь всем заправляет его старший сын Франческо. Молодой герцог красавчик, каких поискать, - Пеллегрина мечтательно зажмурилась. – Однако, у него угрюмый нрав, он увлечен науками, а не дамами. И вот не так давно он избрал предметом своей любви венецианку Бьянку Каппелли. Она жена моего кузена Пьетро Бонавентури. Здесь многие, - тут Пеллегрина кинула взгляд на венецианца, - недолюбливают Бьянку. Все слишком хорошо осведомлены о том, как она покинула родную Венецию… Вы же, верно, ничего не знаете?
-Да, я не слышала об этом ровным счетом ничего. Но, полагаю, она уехала вслед за мужем? – пробормотала я.
Пеллегрина рассмеялась.
-Ну, можно и так сказать при большом желании. Мой кузен слишком большой авантюрист, к тому же он не обременен понятиями о добре и зле. Впрочем, как и большинство из нас, - при этих словах Пеллегрина хмыкнула. – Но Пьетро переплюнул многих из нас, а Бьянка оказалась ему под стать. Она обокрала своего отца и бежала с Пьетро невенчанной. Во Флоренции, когда она увидела ту нищету, в которой прозябал мой беспутный братец, она опомнилась, да было поздно. Пьетро, конечно, венчался с ней, но украденное быстро промотал. А новой службы не нашел, ибо Сальвиати, у которых он служил в Венеции, были оскорблены его поступком. Но мой кузен решил поправить свое положение и познакомил супругу с молодым герцогом.
-Я смотрю, здесь у сеньоров в обычаях делиться с жёнами, - не удержалась я.
Пеллегрина опять рассмеялась.
-Ну-ну, вам, Оливи (вы же не против, что я зову вас по имени) не на что пенять. Что вы потеряли? Заточение в доме мужа на жизнь в богатом флорентийском палаццо с щедрым мужчиной. Которому вы, к тому же, зачем-то очень сильно нужны… - задумчиво прибавила она.
-Синьора Бонавентури, - начал было я.
-О, нет! – перебила меня Пеллегрина. – Зовите меня по имени! Пеллегриной!
Ее живость вызвала у меня улыбку. Вообще, этот разговор, большая компания мужчин, которые были хорошо одеты и не сквернословили, и вовсе не походили на кондотьеров – всё это было так диковинно для меня! Я видела, как то один, то другой украдкой смотрят на меня, но в их взглядах не было ни похоти, ни насмешки, ни злости, а только лёгкое любопытство. А уж непринужденный разговор Пеллегрины и вовсе был в новинку. Раньше у меня не было собеседницы, равной мне по положению, ибо Пеппа и Уррака хотя и были ко мне добры, и я любила их, но всё же одна была служанкой, а другая – ведьмой из деревни. А ещё мне очень нравилось, что Пеллегрина так хороша собой и так нарядно одета: у нее было платье пурпурного цвета, с бархатными богато расшитыми рукавами, с белыми венецианскими кружевами по вороту и вокруг запястий, а на груди висело несколько ниток крупного жемчуга. Я с удовольствием любовалась ей.
-Пеллегрина, - произнесла я с улыбкой. – Думаю, что я вовсе ничего не потеряла. Но всё же… всё же… - я не знала, как продолжить, и почувствовала, как лицо моё приобрело обычное свое печальное выражение.
-Ну-ну, дорогая, не стоит так печалиться! Уверяю вас, когда Матео возьмет вас с собой ко двору герцогини Изабеллы и познакомит вас с ней, когда вы услышите игру и пение Маддалены Казуланы, когда купите себе ещё жемчуга и новые наряды – вы тут же повеселеете.
-А кто такая Маддалена Казулана? - Пеллегрина не уставала меня удивлять. – Женщина, которое играет и поёт при скоплении народа. Неужели такое возможно?
-Ах, как вы простодушны! Маддалена поистине великая женщина! Она сочиняет музыку и великолепно играет на лютне! Ее пение ласкает слух, а стихи, которые она пишет, услада для женщины и кошмар для мужчины! – смеялась Пеллегрина.
-Помоги мне умыться, - попросила я служанку.
Та принялась поливать мне из кувшина, а я довольно умывалась, с радостью ощущая на своей коже влагу.
-Госпожа, хозяин просил вам кое-что передать и, думаю, вам это понравится, – между тем щебетала Сирина.
-Что же это? – спросила я рассеянно, вытирая лицо полотенцем и между делом рассматривая себя в зеркале, поворачиваясь к нему то одной стороной, то другой.
Я себе определенно нравилась!
-Сейчас слуги всё принесут, - голос Сирины звучал возбужденно, радостно и ее предвкушение невольно передалось и мне.
Каково же было моё удивление, когда через несколько минут четверо здоровых слуг внесли в мою комнату два больших сундука. Поклонившись, они вышли, а Сирина, возбужденно приплясывая, спросила:
-Ну как, госпожа? Открывать?
-Открывай, - растерянно сказала я.
Сирина откинула крышку с одного сундука и с другого, а я в изумлении замерла.
-Это что же такое? – пробормотала я.
-Подарки, госпожа! Хозяин уж давно всё приготовил, ещё когда ждал вас! – в возбуждении сказала Сирина. – Ну как, вам нравится?
Нравится ли мне? Подарки? Да я не помнила в своей жизни случая, когда бы мне дарили подарки! И уж с чего бы моему хозяину делать их мне, если уж мой муж никогда ничем меня не одаривал? А, впрочем… стоит ли задумываться о причинах?
Я опустилась на колени перед одним из сундуком и запустила в него руки. Да… Вся моя одежда, какую я носила до сей поры, была извлечена мною из старых сундуков и некогда принадлежала женщинам из семьи Таон ди Ревель. У меня ничего не было моего с тех пор, как я стала замужней женщиной, а тут… Белые тонкого полотна рубашки, отороченные по вороту кружевами и украшенные вышивкой, тонкие чулки, атласные подвязки. Меня бросила в краску, когда я всё это увидела.
-Но как же так?... – растерянно спросила я, подняв голову и уставившись на Сирину.
-Но, госпожа, - с поистине крестьянским здравомыслием сказала мне она. – А как бы вы стали наряжаться без всего этого? Неужто вы думаете, что господин Матео не знает, что у женщин под платьем?
-Знает, наверное, - пробормотала я. – Но ведь я ему не жена, чтобы дарить мне такое…
«Дурочка!» - мелькнула у меня вслед за тем мысль. – «Кто бы ты ни была, радуйся, что получила всё это! Тебе теперь не до чести и не до гонору, хозяйская ты собственность!»
И всё же что-то подсказывало мне, что, хотя муж мой и продал меня, но в этом доме жизнь моя будет получше, чем в доме Цезарио. И эти подарки вовсе не намёк или оскорбление.
Я продолжила копаться в сундуке. Что это? Платье винного цвета в точности такое, как было у сеньоры Джеммы Боло, с корсажем и широкой юбкой. А это что? Нижние платья с пышными рукавами, украшенными драгоценными камнями. Я поднимала каждую вещь и внимательно ее рассматривала, и гладила пальцами: такой приятной была на ощупь богатая ткань.
Я нашла ещё несколько платьев и каких-то странных головных уборов, которые Сирина назвала словом «ток». Это были небольшие квадратные бархатные шапочки разных цветов, украшенные которая вышивкой, которая жемчугами, а которая и перьями. А кроме всего прочего там была обувь, пара плащей, подбитых мехом и домашние платья, в том числе два халата (я уже смогла их узнать) и странные туфли без задников (Сирина пояснила, что они для дома).
-А вот самое главное, - прошептала Сирина, доставая резную деревянную шкатулку с самого низа второго сундука.
Она откинула крышку, а я уставилась на жемчужные нити, и драгоценные серьги, и разного рода украшения, которые лежали в ней.
-Ну уж это, кажется, совершенно невозможно, - пробормотала я.
-Что вы оденете сегодня? – между тем спросила служанка.
Я достала платье из черного бархата с закрытым воротом и бриллиантовыми пуговицами.
-Вот это.
-Чёрное? Но, госпожа, к чему вам чёрное? Хотя… Если одеть вот это и вот это… - Сирина достала нижнее платье жемчужного цвета с белыми кружевами, - то тогда…
Через полчаса я рассматривала себя в новом наряде в зеркале: пышные рукава, широкая юбка, открывающая нижнее платье, блестящие пуговки, золотая вышивка у ворота, белые кружева, кокетливо выглядывавшие их-под платья у шеи и у запястий. Сирина уложила мне волосы в высокую причёску, перевила мои волосы жемчужными нитями, а к корсажу пришпилила драгоценный аграф из большой грушевидной жемчужины с тремя брильянтовыми каплями, а мою талию обхватил золотой ажурный пояс.
-Вот, - удовлетворенно сказала она, отходя в сторону и оглядывая меня с ног до головы. – Теперь вы настоящая дама и одеты по последней моде. Не то что было, когда вы приехали, уж простите меня, госпожа!
-Я не сержусь, Сирина, ведь ты совершенно права, - ответила я.
-Вы спуститесь вниз к завтраку? – спросила меня Сирина.
-К завтраку?
-Да, к завтраку, - Сирина хлопотливо сновала по комнате. – Господин Матео, правда, никогда не ест. Но держит большой стол и здесь всегда полно народу.
Я глубоко вздохнула. Что же, мне следует спуститься вниз, не могу же я всё время просидеть в этой комнате? Правда, мне не привыкать вести такой образ жизни, но мне внезапно захотелось объявить о своём присутствии. Как будто те жизненные силы, которые я почувствовала в себе сегодня, взяли надо мной верх. И я решительно вышла из комнаты.
Я спускалась вниз по лестнице, а Сирина шла за мной. Потом она обогнала меня и стала указывать мне дорогу. И вот, наконец, я оказалась в обеденной зале. Здесь во главе огромного стола небрежно восседал Матео. Он откинулся на спинку своего стула, оперся о нее локтем, а одну ногу поставил на низкую скамеечку, что стояла слева от него. Его поза была весьма свободной, ни это никого не задевало. По правую руку от Матео за столом сидел Бернардино Амато. А кроме него из знакомых лиц за столом я увидела Линуччу и Далию. Все прочие – мужчины и женщины – были мне не знакомы.
Матео вскинул голову и увидел меня. А вслед за ним меня заметили и прочие. Венецианец легко поднялся и пошел ко мне. Бернардино тоже встал и приветливо кивнул мне. На лицах прочих мужчин я увидела любопытство, а на лице Линуччи читалась столь явная неприязнь ко мне, что я отвела взгляд: так неприятно было мне это видеть.
Между тем Матео взял меня за руку и подвел к столу. Он усадил меня на место Амато. Мне стало неловко, и я посмотрела на Бернардино, но тот только улыбнулся и ещё раз мне кивнул, а сам прошел к другому концу стола и опустился на стул, оказавшись прямо напротив Матео.
Стол был богато уставлен кушаньями. Тут были сыр, хлеб, фрукты, жареное мясо и пироги с дичиной. Слуга уже проворно наливал мне вино и предлагал отведать пирога, но все смотрели на меня и у меня задрожали руки. Я побоялась, что пролью вино, потому я сидела, сложив руки на коленях.
-Господа, - между тем произнес венецианец, - я должен вам представить сиятельную госпожу Оливи Таон ди Ревель. Она не гостья, а хозяйка этого дома наравне со мной. Все ли меня услышали? – с последней фразой Матео обвёл взглядом всех, кто присутствовал в тот момент в зале.
Хозяйка! Я – хозяйка?
Я повернула голову и посмотрела на Матео, который поначалу обвел всех присутствующих тяжелый, пришпиливающим к земле взглядом, от которого все замирали и склоняли головы, а потом взглянул на меня и хитро улыбнулся. Я с изумлением смотрела на него. А потом перевела взгляд на присутствующих: все сидели, опустив глаза, кроме одной незнакомой мне молодой дамы, которая с улыбкой смотрела на нас с Матео.
-Таон ди Ревель – хозяйка? – услышала я вдруг голос Линуччи.
Девушка поднялась из-за стола и, дрожа от ярости, смотрела на меня.
-Эта… эта… которую ты взял, как добычу, Матео? Которую ее муж-ведьмак отдал потому, что она способна была рожать только девочек?
При этих словах все замерли, а Матео, посмотрев на Линуччу, взял мою руку, поднёс её к своим губам и поцеловал.
-Девочки ценный дар, - мягко сказал он, отпуская мою ладонь. – Его нельзя недооценивать, - а затем Матео поднял руку, выбросил ее вперед и Линуччу будто вихрь подхватил и вынес из залы, пронес по всей анфиладе и бросил на пол у огромной дубовой двери, за которой был, как мне показалось, выход на двор. Затем Матео обвел всех взглядом, и произнес:
-Я бы хотел, чтобы ни у кого больше не оставалось сомнений относительно сиятельной.
Все молча склонили головы, опять же кроме одной единственной красивой молодой дамы. И я вдруг заметила, что Далия, которая опустила голову ниже всех, глотает слёзы. Матео повернулся ко мне.
-А теперь, сиятельная, позволь, я представлю тебе тех, кто сидит за этим столом. Бернардино Амато ты знаешь, он моя правая рука. Граф Гаэтано Ферранте, - Матео небрежно указал на красивого молодого человека в пурпурных одеждах и граф Ферранте кивнул мне, а я кивнула ему в ответ. – Клаудио Кончини, Пьетро Банденеро и, - тут венецианец поднял голову и с улыбкой посмотрел на ту самую красивую молодую даму, которая совсем его не боялась, - графиня Пеллегрина Бонавентури, мой близкий и верный друг.
-Мы рады приветствовать новую хозяйку этого дома, - сказала в ответ Пеллегрина, - но позволь задать тебе вопрос, Матео. Ведь госпожа Оливи, кажется, состоит в супружеских отношениях с Таон ди Ревелем.
-Пеллегрина, ты рассуждаешь, как человек, - ответил ей венецианец с улыбкой. – И всё время забываешь, что многие из нас – не люди. Мы верно служим герцогу и верно служим папе. Но есть вопросы, в которых существа, подобные нам, не подчиняются установленным им законам. Это вопросы нашей личной жизни. Человеческое брачное установление законно для людей и их жизни, но не для нас.
-Но госпожа Оливи человек, - Пеллегрина лукаво улыбнулась и кокетливо склонила голову на бок. – Что ты на это скажешь?
-Только то, что я не человек, - с улыбкой ответил ей Матео.
Я слушала их диалог, дрожа от возбуждения. Вот, значит, как! Я тут теперь (подумать только!) госпожа и все эти блистательные, красивые и хорошо одетые господа кланяются мне и смотрят на меня так, будто я им ровня. А ещё венецианец сказал, что он не человек… Так кто он? Ведьмак, как и мой муж? Нет, он не ведьмак… Это я поняла бы сразу! Я перевела взгляд на пустое блюдо, стоявшее перед ним, и на пустой бокал. Всё это время все так или иначе ели или пили, кроме него и Бернардино Амато. Неужто он… Неужто…
Я уставилась во все глаза на Матео. Бог ты мой! Куда и для чего занесла меня моя судьба? Матео, почуяв мой взгляд, повернулся ко мне и улыбнулся.
-Да, ты всё верно поняла, - тихо одними губами произнёс он.
Я поднесла к губам бокал и выпила вина. Он не ведьмак. Он – вампир.
Глава 4
Сны и явь
-Но скажи, Матео, скоро ли ты едешь в Вену?
-Ему не стоит торопиться! Молодой герцог слишком увлечен своей новой пассией и ему не до женитьбы.
-Оно, может, и так, но жениться-то придётся и тянуть с этим не следует. Глядишь, он и выбросит из головы эту рыжеволосую венецианку, если принцесса окажется достаточно красивой.
-И умной! Красоты слишком мало…
Весь этот разговор доносился до меня, как сквозь вату. О чем они говорили? Куда и зачем Матео должен был ехать? Герцог? Невеста?
Пеллегрина поднялась со своего места и, подойдя ко мне, села рядом.
-Вы, кажется, совсем не понимаете, о чем идет речь? Это немудрено. Вы жили далеко от Флоренции и, насколько мне известно, вовсе не покидали своего замка, - сказала она мне.
-Да, это так, - довольно неловко ответила ей я.
-Ну, это дело поправимое. Вы быстро обзаведётесь новыми знакомыми и вредными привычками. А я вам пока поведаю, о чем тут идет речь. Старый герцог Козимо отошел от дел и теперь всем заправляет его старший сын Франческо. Молодой герцог красавчик, каких поискать, - Пеллегрина мечтательно зажмурилась. – Однако, у него угрюмый нрав, он увлечен науками, а не дамами. И вот не так давно он избрал предметом своей любви венецианку Бьянку Каппелли. Она жена моего кузена Пьетро Бонавентури. Здесь многие, - тут Пеллегрина кинула взгляд на венецианца, - недолюбливают Бьянку. Все слишком хорошо осведомлены о том, как она покинула родную Венецию… Вы же, верно, ничего не знаете?
-Да, я не слышала об этом ровным счетом ничего. Но, полагаю, она уехала вслед за мужем? – пробормотала я.
Пеллегрина рассмеялась.
-Ну, можно и так сказать при большом желании. Мой кузен слишком большой авантюрист, к тому же он не обременен понятиями о добре и зле. Впрочем, как и большинство из нас, - при этих словах Пеллегрина хмыкнула. – Но Пьетро переплюнул многих из нас, а Бьянка оказалась ему под стать. Она обокрала своего отца и бежала с Пьетро невенчанной. Во Флоренции, когда она увидела ту нищету, в которой прозябал мой беспутный братец, она опомнилась, да было поздно. Пьетро, конечно, венчался с ней, но украденное быстро промотал. А новой службы не нашел, ибо Сальвиати, у которых он служил в Венеции, были оскорблены его поступком. Но мой кузен решил поправить свое положение и познакомил супругу с молодым герцогом.
-Я смотрю, здесь у сеньоров в обычаях делиться с жёнами, - не удержалась я.
Пеллегрина опять рассмеялась.
-Ну-ну, вам, Оливи (вы же не против, что я зову вас по имени) не на что пенять. Что вы потеряли? Заточение в доме мужа на жизнь в богатом флорентийском палаццо с щедрым мужчиной. Которому вы, к тому же, зачем-то очень сильно нужны… - задумчиво прибавила она.
-Синьора Бонавентури, - начал было я.
-О, нет! – перебила меня Пеллегрина. – Зовите меня по имени! Пеллегриной!
Ее живость вызвала у меня улыбку. Вообще, этот разговор, большая компания мужчин, которые были хорошо одеты и не сквернословили, и вовсе не походили на кондотьеров – всё это было так диковинно для меня! Я видела, как то один, то другой украдкой смотрят на меня, но в их взглядах не было ни похоти, ни насмешки, ни злости, а только лёгкое любопытство. А уж непринужденный разговор Пеллегрины и вовсе был в новинку. Раньше у меня не было собеседницы, равной мне по положению, ибо Пеппа и Уррака хотя и были ко мне добры, и я любила их, но всё же одна была служанкой, а другая – ведьмой из деревни. А ещё мне очень нравилось, что Пеллегрина так хороша собой и так нарядно одета: у нее было платье пурпурного цвета, с бархатными богато расшитыми рукавами, с белыми венецианскими кружевами по вороту и вокруг запястий, а на груди висело несколько ниток крупного жемчуга. Я с удовольствием любовалась ей.
-Пеллегрина, - произнесла я с улыбкой. – Думаю, что я вовсе ничего не потеряла. Но всё же… всё же… - я не знала, как продолжить, и почувствовала, как лицо моё приобрело обычное свое печальное выражение.
-Ну-ну, дорогая, не стоит так печалиться! Уверяю вас, когда Матео возьмет вас с собой ко двору герцогини Изабеллы и познакомит вас с ней, когда вы услышите игру и пение Маддалены Казуланы, когда купите себе ещё жемчуга и новые наряды – вы тут же повеселеете.
-А кто такая Маддалена Казулана? - Пеллегрина не уставала меня удивлять. – Женщина, которое играет и поёт при скоплении народа. Неужели такое возможно?
-Ах, как вы простодушны! Маддалена поистине великая женщина! Она сочиняет музыку и великолепно играет на лютне! Ее пение ласкает слух, а стихи, которые она пишет, услада для женщины и кошмар для мужчины! – смеялась Пеллегрина.
