Я смотрела на Матео до тех пор, пока он не скрылся за дверью, которую не потрудился даже прикрыть, а Сирина, между тем, подошла к постели, держа в руках халат.
-Умываться, госпожа? Может, вы снимете жемчуг? – лукаво спросила она. – А то вам неудобно будет.
Я улыбнулась и сняла жемчужную нить. И, встав и накинув халат, спросила:
-Я помню, там было платье винного цвета?
-Да, госпожа. Этот цвет ничуть не меньше в моде, чем черный. Испанки обожают черный, но у нас тут в ходу яркие цвета. К тому же, бархат, шитый шелком очень дорог. Господин не пожалел денег на ваши наряды.
Пока я умывалась, Матео уже оделся и вошел ко мне. Он, несмотря ни на что, был одет в черное.
-Сирина, принеси госпоже завтрак сюда, - сказал он, и девушка тут же убежала, торопясь исполнить его распоряжение.
А Матео привлек меня к себе, поцеловал и я с радостью и желанием отвечала ему на поцелуи.
-Посмотри-ка на себя в зеркало, - сказал он, оторвавшись от моих губ и рассматривая внимательно моё лицо.
Я слегка встревожилась и бросилась к огромному венецианскому стеклу, которое так привлекало моё внимание. О, небо! Неужто это была я? Я проводила руками по лицу и не верила: вот теперь можно было сказать, что мне не более двадцати пяти лет! Куда делись следы обреченности и преждевременного увядания? Теперь я была не уставшей от жизни старухой, а молодой женщиной. Да, не юницей, ибо юности не вернешь. Да и нужно ли это? Я была хороша собой и теперь никто, глядя на меня, не удивился бы и не задал бы вопроса: что в этой женщине такого, что на нее обратил свое внимание Матео д’Эсте? Клянусь, именно так я и подумала!
Хмыканье Матео сказало мне, что он вполне понял мои мысли. Я обернулась к нему и, не в силах удержать восторга и изумление, воскликнула:
-Так не бывает!
-Я кое-что могу сделать для тебя. Ведь я не просто вампир, но обладаю ещё и иными силами. Но дело не только во мне.
Он убрал пальцами прядь волос с моей щеки и прибавил:
-Когда ты это поймёшь, всё изменится в твоей жизни.
-А что я должна понять?
Он рассмеялся:
-Нет, я ничего не могу тебе сказать.
Потом я завтракала, а Матео сидел напротив меня и давал указания Сирине насчет наряда. Он одобрил винного цвета платье, шитое шелком золотыми узорами, и белые к нему рукава с жемчугом. Велел кроме подаренной жемчужной нити одеть еще и тот защитный медальон, что он оставил мне вчера. Когда Матео ушел, я взяла медальон и стала его рассматривать. Это была весьма искусная резьба по камню. Полупрозрачный аметист был оправлен в золото, но что на нем было изображено – я так и не разобрала.
Двор герцогини Изабеллы
Признаться честно, визит к герцогине Изабелле меня страшил. Если б необходимость представиться ей случилась бы вчера, или неделю назад, или год назад – я бы, наверное, умерла от страха и волнения. Но после вчерашней ночи у меня в душе родилась необыкновенная уверенность в собственных силах. Перед тем, как покинуть мои покои, я внимательно посмотрела на себя в зеркало и убедилась, что моя новая красота мне не померещилась.
Несколько крепких слуг несли меня по улицам в паланкине, Матео же ехал рядом, верхом на огромном чёрном жеребце. Люди почтительно расступались перед нами, а я с жадностью смотрела по сторонам, изредка ловя на себе весёлые взгляды Матео. Кажется, ему доставляло удовольствие моё любопытство. В какой-то момент он приблизился ко мне и сказал:
-Спрашивай меня, если желаешь.
-Куда мы едем? Далеко ли дворец герцогини?
-На другой стороне реки, довольно далеко от главной резиденции.
-А чей палаццо мы проезжаем теперь? – я проводила взглядом каменную громадину, возвышавшуюся по правой стороне улицы.
-Это палаццо синьоров Питти. Некогда они спорили в богатстве и власти с Медичи, но… - Матео пожал плечами. – Люди так нелепы в своих чаяниях… Покойная герцогиня Элеонора, супруга герцога Козимо, выкупила этот палаццо и населила его картинами и статуями из коллекции Медичи.
-А покойная герцогиня Элеонора… - начала было я.
-Это мать Изабеллы и герцога Франческо. Красивая была женщина… - задумчиво прибавил он.
-Ты знал её?
-Конечно. Хотя она вела довольно замкнутый образ жизни, но я не смог бы не воздать должное ее красоте, - лукаво прибавил Матео.
-Что ты хочешь этим сказать? – я понизила голос до шёпота.
-Да ничего особенно, моя дорогая, - рассмеялся он. – Тут я мог и хотел быть только созерцателем!
Между тем, мы двигались в перед и уже достигли реки.
-Это Арно, главная река здешних мест, - пояснил мне Матео. – А это – старый мост, - и он указал мне на странное сооружение, которые было чем угодно, но только не просто мостом.
Мост – если только это был он – был весь застроен домами. А уж запах, который доносился до меня. Был на редкость отвратителен. Я невольно зажала нос.
-Не нравится? – спросил Матео. – Но от этого никуда не деться. Мясники и кожевники, чёрт бы их подрал!
Мы стали пробираться на ту сторону и, право, это было серьёзное испытание. Но странно… Мне было весело слышать крики, чувствовать энергию, кипевшую вокруг, и даже обонять этот запах. Ведь всё это было жизнью, а не тем медленным умиранием в замке над мареммой, к которому я уже привыкла. Над нами нещадно палило солнце, ремесленники горланили во всё горло, перекрикивались женщины. Я увидела нескольких благородных синьоров, которые пытались как можно быстрее перебраться на своих конях на другую сторону реки, и видела ещё одну даму в паланкине, которая, как и я, сидела, закрыв нос вышитым платком.
На другой стороне реки я увидела еще один палаццо с башней.
-Вот резиденция герцогов Медичи, - сказал Матео, нагнувшись ко мне. – Когда-нибудь мы там побываем.
Сначала я долго рассматривала дворец, пока он не скрылся из виду, а потом моё внимание привлекла лавка ювелира с необыкновенно большими стеклянными окнами, в которые были видны украшения, сделанные из жемчуга.
-Ну, а это приют венецианца. Море в изобилии дарит жемчуг Серениссиме, чем мои ушлые сограждане с успехом пользуются.
И вот, наконец, мы подъехали ко дворцу герцогини. И мы вошли внутрь совсем не по парадной лестнице. Матео провел меня по саду, а оттуда, пройдя по террасе, через сокрытую от взоров потайную дверь, мы вступили в большую залу, всю расписанную удивительной красоты фресками. Здесь были и женщины, среди которых я узнала Пеллегрину, и мужчины. Герцогиня – ее невозможно было не признать – была самой красивой и самой нарядной из всех. Она восседала на небольшом возвышении, опершись рукой о подлокотник своего кресла. Подле нее сидела лютнистка в небесно-голубом наряде, с распущенными темными длинными, вьющимися волосами. Лютнистка не была красива, как герцогиня, но ее лицо было необыкновенно одухотворенным. Она играла и пела. Я замерла, слушая слова ее песни. Женщина пела высоким, красивым, чистым голосом, очень выразительно и страстно…
Влюбленное сердечко слишком живо
И бьётся часто. Знаю только,
Что если истерзаю я его,
То только так доставлю наслаждение тебе, мой милый!
Терзаю сотней разных способов его,
Чтобы понравиться тебе, заклятый враг мой.
Но знаю точно, счастлива лишь я –
Пока ты жив.
Грудь холодна твоя. Уста так лживы,
Так изменчивы – как моря неспокойна гладь.
Бежать хочу я прочь, но если вдруг умрёшь ты,
Умру вослед и я.
В конце песни я чуть не заплакала и ощутила, как Матео положил руку мне на плечо.
-Браво… Маддалена! Ты услада для моего сердца! - герцогиня наклонилась к певице и погладила ее по щеке. – Я едва сдержалась от слёз…
Лютнистка поцеловала руку, гладившую её.
-Стоит ли плакать над словами глупой женщины, что почитает счастьем любовь к презирающему ее мужчине? – произнесла она.
-О, в твоем изложении эти страдания кажутся не глупыми, а поэтичными, - ответила ей герцогиня с улыбкой. – Кажутся подвигом не менее серьёзным, чем подвиг мужчины на поле брани.
-Стихи и музыка – обман, и мой дар – проклятие, - лицо лютнистки помрачнело. – Я смущаю души и заставляю людей верить в то, во что верить не должно!
-Если б не было музыки и стихов, что вы утешало нас в сей юдоли скорбей? – нежно ответила ей герцогиня.
Гости принялись переговариваться, а та, которую назвали Маддаленой, грустно смотрела на свою лютню и перебирала струны.
Вдруг герцогиня подняла голову и посмотрела прямо на нас.
-Ах! Д’Эсте! Я ждала тебя.
Матео сделал шаг вперёд и поклонился герцогине. Я робко последовала за ним. Он склонился к ее руке и запечатлел на ней долгий поцелуй.
Изабелла проказливо рассмеялась, склонив голову на бок, и посмотрела на меня:
-Вот, значит, та дама, о которой говорит вся Флоренция?
Я глубоко ей поклонилась.
-Оливи Таон ди Ревель, не так ли?
-Да, ваша светлость, меня так зовут, - ответила я.
-Неужели вся Флоренция? – между тем, заметил Матео. – Уверен, вы преувеличиваете.
-Нет, нисколько, мой дорогой д’Эсте, - Изабелла подошла ко мне и, взяв меня за руку, подвела к одному из кресел, что были подле ее места.
-Матео, я знаю, ты слишком занят, - герцогиня посмотрела на него через плечо. – Ежели не боишься, ступай. Мне достаточно одной Оливи. Полагаю, она сполна удовлетворит моё любопытство. Ты же не боишься остаться тут одна? – Изабелла смотрела уже на меня.
-Нет, я не боюсь, - ответила я довольно смело.
-Она здесь будет не одна, а под моим покровительством, - я с удовольствием увидела Пеллегрину, которая подошла к нам.
-Вот, стало быть, нам нечего бояться, - улыбнулась Изабелла.
-Что же, - ответил с поклоном Матео. – Коли я так не мил вашему обществу, я удалюсь.
-О, нет! – воскликнула Изабелла, резко обернувшись. – Ты неправильно меня понял! Но я бы хотела, - тут она понизила голос, - говорить с тобой с глазу на глаз. Сейчас же, знаю, тебя ждет Франческо. Да и отец хотел говорить с тобой. Ведь до отъезда осталось совсем мало времени.
-Я понял вас, моя повелительница. Я вернусь после беседы с вашим братом и отцом.
Матео вышел так быстро, что я не успела и сообразить, а меня Изабелла уже усадила подле себя и принялась называть мне имена своих гостей, а меня рекомендовать им. Я видела, как лица некоторых кривились при взгляде на меня, а некоторые мне улыбались довольно искренно, но в глазах абсолютно всех читалось изумление. Как при живом муже я оказалась в доме постороннего мужчины? Вот что интересовало всех без исключения! Выходит, здесь все знали мою подноготную. И это несколько покоробило меня.
-Хотя мы и знаем, что д’Эсте нанес вашему супругу сокрушительное поражение и мог требовать от него всего, но мы полагали, он ограничится землями и замком над мареммой – оплотом всего рода, - сказал граф Арнольфини, красивый молодой человек, которого назвали мне одним из первых.
При этих словах герцогиня внимательно и с ожиданием посмотрела на меня.
-Да ведь он это и так взял, - бросила красавица в красном с ослепительно рыжими волосами. – В его воле было всё вернуть в обмен на самое ценное.
-Д’Эсте оказал большую услугу Флоренции, заставив род Таон ди Ревель и примыкавших к нему склонить голову перед герцогами флорентийскими и забыть о собственном превосходстве. И если б Матео заполучил замок – это было бы совершенной победой. Но он отказался от него, несмотря на гнев моего брата, и счел самым ценным жену своего врага, – Изабелла обвела всех сияющим взором. – Что же, римский папа будет недоволен, но он ничего не сможет сделать. В конце концов, д’Эсте не подчиняется нашим законам.
-Но жена Цезарио Таон ди Ревель им подчиняется, - прозвучал вдруг низкий, глубокий голос одного из мужчин.
Это был совсем молодой человек в кардинальском наряде.
-Эрнандо, - герцогиня посмотрела на говорящего. – Ты лишь год, как носишь мантию, а уже почувствовал себя вправе считать, кому и что надлежит делать?
-Я лишь сказал, что наша гостья – такой же человек, как и мы. И у нее есть муж. И перед мужем у нее есть обязанности. Разве это не так? – молодой человек смотрел на меня.
-Мой муж продал меня за свой замок и земли, – резко ответила я, почувствовав, как меня возмутили его слова. – Какие же у меня перед ним остались обязанности? Только одна: скрыться с его глаз, как оно это и хотел! И разве я не выполнила всё, как покорная жена?
К моему удовлетворению, кардинал покраснел и опустил глаза, а я наслаждалась чувствами возмущения и гнева, охватившими меня. В жизни я не испытывала такого! Неужели одна ночь с Матео наделила меня столь сильными и яркими ощущениями?
-Но разве не было вашим долгом… - начал было мой собеседник, но его слова прервал резкий громкий смех.
Все с удивлением обернулись и увидели, что это смеется Маддалена.
-О, ваше преосвященство, наш милый Эрнендо, - сквозь смех, произнесла она. – Разве все эти годы не видели мы здесь Цезарио Таон ди Ревель? Разве не спрашивали его и себя: где же его супруга, с которой он обвенчался много лет назад? Разве не отвечал он, что жены рода ди Ревель покидают замок над мареммой только в гробу? Разве не слышали мы его желания поскорее похоронить старую жену и найти новую? О, милая Оливи, ведь вы же и сами это знаете, - Маддалена перевела на меня свой слегка безумный взгляд. – Ведь вас не оскорбляют мои слова?
-Что же может быть оскорбительного в правде… - смешавшись, ответила я.
А что бы я могла ещё сказать?
-И вот, - продолжила Маддалена, - Цезарио в честном бою лишается всего. Он мог бы стать нищим, но сохранить жену. Однако ему предлагается обмен: всё его состояние в обмен на женщину. И он соглашается с восторгом, не раздумывая! А что же ждёт его жену? Ведь он отдавал её мужчине, и не просто мужчине – а своему врагу. Но Цезарио всё равно. А ведь он не может не понимать, что жена его неминуемо окажется в чужой постели. И хорошо, если не хуже того… - голос ее чуть не сорвался на крик. - Ведь насколько мне известно, он не послал даже служанку со своей женой, а доверил ее Амато и наёмникам. Оливи, вы будете совершенно правы, если забудете о своем супруге, как о страшном кошмаре. А вы, ваше преосвященство, проживите ещё хотя бы половину от того, что прожили, прежде чем выносить сужденья. Полагаю, пятнадцать лет возраст ещё недостаточно зрелый.
Молодой человек в кардинальской мантии покраснел ещё гуще, ярко вспыхнув щеками, Изабелла мелодично рассмеялась, Арнольфини согласно покачал головой, а Пеллегрина громко фыркнула. Все разом заговорили, и я не могла разобрать, кто и что говорит. Я заметила только, что Изабелла погладила молодого кардинала по руке и с сочувствием что-то ему прошептала.
-Оливи, этот юный кардинал – младший брат Изабеллы. Он милый мальчик, но слишком рьяно взялся исполнять наложенные на него обязанности. Не сердись на него! – Пеллегрина пылко прошептала мне на ухо эти слова.
-Как я могу сердиться? – ответила я ей так же шёпотом. – Тем более, он ужасно мне понравился и мне так жаль огорчать его.
-Ага! – воскликнула вдруг Пеллегрина во весь голос, и все обернулись, глядя на нас.
-Милый Эрнандо! Вы пронзили нашу Оливи в самое сердце своим милым личиком и своими словами! Бедняжка так страдает, что огорчила вас!
-Ох, - юный кардинал поднял на меня глаза и его глаза блеснули милым лукавством. – Госпожа моя, я вовсе не хотел… После слов Маддалены мне кажется, что я и впрямь сказал что-то не то… Я посмел вас обвинять…
-Умываться, госпожа? Может, вы снимете жемчуг? – лукаво спросила она. – А то вам неудобно будет.
Я улыбнулась и сняла жемчужную нить. И, встав и накинув халат, спросила:
-Я помню, там было платье винного цвета?
-Да, госпожа. Этот цвет ничуть не меньше в моде, чем черный. Испанки обожают черный, но у нас тут в ходу яркие цвета. К тому же, бархат, шитый шелком очень дорог. Господин не пожалел денег на ваши наряды.
Пока я умывалась, Матео уже оделся и вошел ко мне. Он, несмотря ни на что, был одет в черное.
-Сирина, принеси госпоже завтрак сюда, - сказал он, и девушка тут же убежала, торопясь исполнить его распоряжение.
А Матео привлек меня к себе, поцеловал и я с радостью и желанием отвечала ему на поцелуи.
-Посмотри-ка на себя в зеркало, - сказал он, оторвавшись от моих губ и рассматривая внимательно моё лицо.
Я слегка встревожилась и бросилась к огромному венецианскому стеклу, которое так привлекало моё внимание. О, небо! Неужто это была я? Я проводила руками по лицу и не верила: вот теперь можно было сказать, что мне не более двадцати пяти лет! Куда делись следы обреченности и преждевременного увядания? Теперь я была не уставшей от жизни старухой, а молодой женщиной. Да, не юницей, ибо юности не вернешь. Да и нужно ли это? Я была хороша собой и теперь никто, глядя на меня, не удивился бы и не задал бы вопроса: что в этой женщине такого, что на нее обратил свое внимание Матео д’Эсте? Клянусь, именно так я и подумала!
Хмыканье Матео сказало мне, что он вполне понял мои мысли. Я обернулась к нему и, не в силах удержать восторга и изумление, воскликнула:
-Так не бывает!
-Я кое-что могу сделать для тебя. Ведь я не просто вампир, но обладаю ещё и иными силами. Но дело не только во мне.
Он убрал пальцами прядь волос с моей щеки и прибавил:
-Когда ты это поймёшь, всё изменится в твоей жизни.
-А что я должна понять?
Он рассмеялся:
-Нет, я ничего не могу тебе сказать.
Потом я завтракала, а Матео сидел напротив меня и давал указания Сирине насчет наряда. Он одобрил винного цвета платье, шитое шелком золотыми узорами, и белые к нему рукава с жемчугом. Велел кроме подаренной жемчужной нити одеть еще и тот защитный медальон, что он оставил мне вчера. Когда Матео ушел, я взяла медальон и стала его рассматривать. Это была весьма искусная резьба по камню. Полупрозрачный аметист был оправлен в золото, но что на нем было изображено – я так и не разобрала.
Глава 5
Двор герцогини Изабеллы
Признаться честно, визит к герцогине Изабелле меня страшил. Если б необходимость представиться ей случилась бы вчера, или неделю назад, или год назад – я бы, наверное, умерла от страха и волнения. Но после вчерашней ночи у меня в душе родилась необыкновенная уверенность в собственных силах. Перед тем, как покинуть мои покои, я внимательно посмотрела на себя в зеркало и убедилась, что моя новая красота мне не померещилась.
Несколько крепких слуг несли меня по улицам в паланкине, Матео же ехал рядом, верхом на огромном чёрном жеребце. Люди почтительно расступались перед нами, а я с жадностью смотрела по сторонам, изредка ловя на себе весёлые взгляды Матео. Кажется, ему доставляло удовольствие моё любопытство. В какой-то момент он приблизился ко мне и сказал:
-Спрашивай меня, если желаешь.
-Куда мы едем? Далеко ли дворец герцогини?
-На другой стороне реки, довольно далеко от главной резиденции.
-А чей палаццо мы проезжаем теперь? – я проводила взглядом каменную громадину, возвышавшуюся по правой стороне улицы.
-Это палаццо синьоров Питти. Некогда они спорили в богатстве и власти с Медичи, но… - Матео пожал плечами. – Люди так нелепы в своих чаяниях… Покойная герцогиня Элеонора, супруга герцога Козимо, выкупила этот палаццо и населила его картинами и статуями из коллекции Медичи.
-А покойная герцогиня Элеонора… - начала было я.
-Это мать Изабеллы и герцога Франческо. Красивая была женщина… - задумчиво прибавил он.
-Ты знал её?
-Конечно. Хотя она вела довольно замкнутый образ жизни, но я не смог бы не воздать должное ее красоте, - лукаво прибавил Матео.
-Что ты хочешь этим сказать? – я понизила голос до шёпота.
-Да ничего особенно, моя дорогая, - рассмеялся он. – Тут я мог и хотел быть только созерцателем!
Между тем, мы двигались в перед и уже достигли реки.
-Это Арно, главная река здешних мест, - пояснил мне Матео. – А это – старый мост, - и он указал мне на странное сооружение, которые было чем угодно, но только не просто мостом.
Мост – если только это был он – был весь застроен домами. А уж запах, который доносился до меня. Был на редкость отвратителен. Я невольно зажала нос.
-Не нравится? – спросил Матео. – Но от этого никуда не деться. Мясники и кожевники, чёрт бы их подрал!
Мы стали пробираться на ту сторону и, право, это было серьёзное испытание. Но странно… Мне было весело слышать крики, чувствовать энергию, кипевшую вокруг, и даже обонять этот запах. Ведь всё это было жизнью, а не тем медленным умиранием в замке над мареммой, к которому я уже привыкла. Над нами нещадно палило солнце, ремесленники горланили во всё горло, перекрикивались женщины. Я увидела нескольких благородных синьоров, которые пытались как можно быстрее перебраться на своих конях на другую сторону реки, и видела ещё одну даму в паланкине, которая, как и я, сидела, закрыв нос вышитым платком.
На другой стороне реки я увидела еще один палаццо с башней.
-Вот резиденция герцогов Медичи, - сказал Матео, нагнувшись ко мне. – Когда-нибудь мы там побываем.
Сначала я долго рассматривала дворец, пока он не скрылся из виду, а потом моё внимание привлекла лавка ювелира с необыкновенно большими стеклянными окнами, в которые были видны украшения, сделанные из жемчуга.
-Ну, а это приют венецианца. Море в изобилии дарит жемчуг Серениссиме, чем мои ушлые сограждане с успехом пользуются.
И вот, наконец, мы подъехали ко дворцу герцогини. И мы вошли внутрь совсем не по парадной лестнице. Матео провел меня по саду, а оттуда, пройдя по террасе, через сокрытую от взоров потайную дверь, мы вступили в большую залу, всю расписанную удивительной красоты фресками. Здесь были и женщины, среди которых я узнала Пеллегрину, и мужчины. Герцогиня – ее невозможно было не признать – была самой красивой и самой нарядной из всех. Она восседала на небольшом возвышении, опершись рукой о подлокотник своего кресла. Подле нее сидела лютнистка в небесно-голубом наряде, с распущенными темными длинными, вьющимися волосами. Лютнистка не была красива, как герцогиня, но ее лицо было необыкновенно одухотворенным. Она играла и пела. Я замерла, слушая слова ее песни. Женщина пела высоким, красивым, чистым голосом, очень выразительно и страстно…
Влюбленное сердечко слишком живо
И бьётся часто. Знаю только,
Что если истерзаю я его,
То только так доставлю наслаждение тебе, мой милый!
Терзаю сотней разных способов его,
Чтобы понравиться тебе, заклятый враг мой.
Но знаю точно, счастлива лишь я –
Пока ты жив.
Грудь холодна твоя. Уста так лживы,
Так изменчивы – как моря неспокойна гладь.
Бежать хочу я прочь, но если вдруг умрёшь ты,
Умру вослед и я.
В конце песни я чуть не заплакала и ощутила, как Матео положил руку мне на плечо.
-Браво… Маддалена! Ты услада для моего сердца! - герцогиня наклонилась к певице и погладила ее по щеке. – Я едва сдержалась от слёз…
Лютнистка поцеловала руку, гладившую её.
-Стоит ли плакать над словами глупой женщины, что почитает счастьем любовь к презирающему ее мужчине? – произнесла она.
-О, в твоем изложении эти страдания кажутся не глупыми, а поэтичными, - ответила ей герцогиня с улыбкой. – Кажутся подвигом не менее серьёзным, чем подвиг мужчины на поле брани.
-Стихи и музыка – обман, и мой дар – проклятие, - лицо лютнистки помрачнело. – Я смущаю души и заставляю людей верить в то, во что верить не должно!
-Если б не было музыки и стихов, что вы утешало нас в сей юдоли скорбей? – нежно ответила ей герцогиня.
Гости принялись переговариваться, а та, которую назвали Маддаленой, грустно смотрела на свою лютню и перебирала струны.
Вдруг герцогиня подняла голову и посмотрела прямо на нас.
-Ах! Д’Эсте! Я ждала тебя.
Матео сделал шаг вперёд и поклонился герцогине. Я робко последовала за ним. Он склонился к ее руке и запечатлел на ней долгий поцелуй.
Изабелла проказливо рассмеялась, склонив голову на бок, и посмотрела на меня:
-Вот, значит, та дама, о которой говорит вся Флоренция?
Я глубоко ей поклонилась.
-Оливи Таон ди Ревель, не так ли?
-Да, ваша светлость, меня так зовут, - ответила я.
-Неужели вся Флоренция? – между тем, заметил Матео. – Уверен, вы преувеличиваете.
-Нет, нисколько, мой дорогой д’Эсте, - Изабелла подошла ко мне и, взяв меня за руку, подвела к одному из кресел, что были подле ее места.
-Матео, я знаю, ты слишком занят, - герцогиня посмотрела на него через плечо. – Ежели не боишься, ступай. Мне достаточно одной Оливи. Полагаю, она сполна удовлетворит моё любопытство. Ты же не боишься остаться тут одна? – Изабелла смотрела уже на меня.
-Нет, я не боюсь, - ответила я довольно смело.
-Она здесь будет не одна, а под моим покровительством, - я с удовольствием увидела Пеллегрину, которая подошла к нам.
-Вот, стало быть, нам нечего бояться, - улыбнулась Изабелла.
-Что же, - ответил с поклоном Матео. – Коли я так не мил вашему обществу, я удалюсь.
-О, нет! – воскликнула Изабелла, резко обернувшись. – Ты неправильно меня понял! Но я бы хотела, - тут она понизила голос, - говорить с тобой с глазу на глаз. Сейчас же, знаю, тебя ждет Франческо. Да и отец хотел говорить с тобой. Ведь до отъезда осталось совсем мало времени.
-Я понял вас, моя повелительница. Я вернусь после беседы с вашим братом и отцом.
Матео вышел так быстро, что я не успела и сообразить, а меня Изабелла уже усадила подле себя и принялась называть мне имена своих гостей, а меня рекомендовать им. Я видела, как лица некоторых кривились при взгляде на меня, а некоторые мне улыбались довольно искренно, но в глазах абсолютно всех читалось изумление. Как при живом муже я оказалась в доме постороннего мужчины? Вот что интересовало всех без исключения! Выходит, здесь все знали мою подноготную. И это несколько покоробило меня.
-Хотя мы и знаем, что д’Эсте нанес вашему супругу сокрушительное поражение и мог требовать от него всего, но мы полагали, он ограничится землями и замком над мареммой – оплотом всего рода, - сказал граф Арнольфини, красивый молодой человек, которого назвали мне одним из первых.
При этих словах герцогиня внимательно и с ожиданием посмотрела на меня.
-Да ведь он это и так взял, - бросила красавица в красном с ослепительно рыжими волосами. – В его воле было всё вернуть в обмен на самое ценное.
-Д’Эсте оказал большую услугу Флоренции, заставив род Таон ди Ревель и примыкавших к нему склонить голову перед герцогами флорентийскими и забыть о собственном превосходстве. И если б Матео заполучил замок – это было бы совершенной победой. Но он отказался от него, несмотря на гнев моего брата, и счел самым ценным жену своего врага, – Изабелла обвела всех сияющим взором. – Что же, римский папа будет недоволен, но он ничего не сможет сделать. В конце концов, д’Эсте не подчиняется нашим законам.
-Но жена Цезарио Таон ди Ревель им подчиняется, - прозвучал вдруг низкий, глубокий голос одного из мужчин.
Это был совсем молодой человек в кардинальском наряде.
-Эрнандо, - герцогиня посмотрела на говорящего. – Ты лишь год, как носишь мантию, а уже почувствовал себя вправе считать, кому и что надлежит делать?
-Я лишь сказал, что наша гостья – такой же человек, как и мы. И у нее есть муж. И перед мужем у нее есть обязанности. Разве это не так? – молодой человек смотрел на меня.
-Мой муж продал меня за свой замок и земли, – резко ответила я, почувствовав, как меня возмутили его слова. – Какие же у меня перед ним остались обязанности? Только одна: скрыться с его глаз, как оно это и хотел! И разве я не выполнила всё, как покорная жена?
К моему удовлетворению, кардинал покраснел и опустил глаза, а я наслаждалась чувствами возмущения и гнева, охватившими меня. В жизни я не испытывала такого! Неужели одна ночь с Матео наделила меня столь сильными и яркими ощущениями?
-Но разве не было вашим долгом… - начал было мой собеседник, но его слова прервал резкий громкий смех.
Все с удивлением обернулись и увидели, что это смеется Маддалена.
-О, ваше преосвященство, наш милый Эрнендо, - сквозь смех, произнесла она. – Разве все эти годы не видели мы здесь Цезарио Таон ди Ревель? Разве не спрашивали его и себя: где же его супруга, с которой он обвенчался много лет назад? Разве не отвечал он, что жены рода ди Ревель покидают замок над мареммой только в гробу? Разве не слышали мы его желания поскорее похоронить старую жену и найти новую? О, милая Оливи, ведь вы же и сами это знаете, - Маддалена перевела на меня свой слегка безумный взгляд. – Ведь вас не оскорбляют мои слова?
-Что же может быть оскорбительного в правде… - смешавшись, ответила я.
А что бы я могла ещё сказать?
-И вот, - продолжила Маддалена, - Цезарио в честном бою лишается всего. Он мог бы стать нищим, но сохранить жену. Однако ему предлагается обмен: всё его состояние в обмен на женщину. И он соглашается с восторгом, не раздумывая! А что же ждёт его жену? Ведь он отдавал её мужчине, и не просто мужчине – а своему врагу. Но Цезарио всё равно. А ведь он не может не понимать, что жена его неминуемо окажется в чужой постели. И хорошо, если не хуже того… - голос ее чуть не сорвался на крик. - Ведь насколько мне известно, он не послал даже служанку со своей женой, а доверил ее Амато и наёмникам. Оливи, вы будете совершенно правы, если забудете о своем супруге, как о страшном кошмаре. А вы, ваше преосвященство, проживите ещё хотя бы половину от того, что прожили, прежде чем выносить сужденья. Полагаю, пятнадцать лет возраст ещё недостаточно зрелый.
Молодой человек в кардинальской мантии покраснел ещё гуще, ярко вспыхнув щеками, Изабелла мелодично рассмеялась, Арнольфини согласно покачал головой, а Пеллегрина громко фыркнула. Все разом заговорили, и я не могла разобрать, кто и что говорит. Я заметила только, что Изабелла погладила молодого кардинала по руке и с сочувствием что-то ему прошептала.
-Оливи, этот юный кардинал – младший брат Изабеллы. Он милый мальчик, но слишком рьяно взялся исполнять наложенные на него обязанности. Не сердись на него! – Пеллегрина пылко прошептала мне на ухо эти слова.
-Как я могу сердиться? – ответила я ей так же шёпотом. – Тем более, он ужасно мне понравился и мне так жаль огорчать его.
-Ага! – воскликнула вдруг Пеллегрина во весь голос, и все обернулись, глядя на нас.
-Милый Эрнандо! Вы пронзили нашу Оливи в самое сердце своим милым личиком и своими словами! Бедняжка так страдает, что огорчила вас!
-Ох, - юный кардинал поднял на меня глаза и его глаза блеснули милым лукавством. – Госпожа моя, я вовсе не хотел… После слов Маддалены мне кажется, что я и впрямь сказал что-то не то… Я посмел вас обвинять…
