ПРОЛОГ
— Вот здесь я стоял.
— Где находилась потерпевшая в момент удара?
— Вот тут.
— Дальше что происходило?
— Она отлетела вот туда.
— Что вы в этот момент делали?
— Я уже говорил…
— Что вы делали?
— Ну… я подбежал к ней, чтобы проверить… Она без сознания была… Я ее взял на руки и на кровать положил.
— Покажите на манекене, как все это происходило. Так, дальше что делали?
— Я побежал за телефоном, он в машине оставался. И там уже началась драка.
— Опустим момент драки. Через какое время вы вернулись в дом?
— Не помню точно… Минут через пятнадцать, наверное.
— На допросе вы говорили, что через двадцать.
— Говорю же, что не помню, не смотрел на часы, знаете ли!
— Вы вошли в комнату и что увидели?
— Ничего не увидел!
ГЛАВА 1. Дом с зеркалом
Автобус фыркнул не прощание и окутал Машу Полякову облаком сизого выхлопа. Откашлявшись, девушка достала из кармана сотовый и забила в поисковике: «Расписание маршруток до города Калиновска», но результаты запроса не обрадовали. Не было расписания и, судя по его отсутствию, самих маршруток. Маша беспомощно оглянулась по сторонам, но на крошечном островке цивилизации — автобусной остановке, не было никаких объявлений, указателей и вообще признаков справочной информации. Решив, что негоже сдаваться при первой неприятности, Мария решительно схватила за телескопическую ручку новенький чемодан и пошла навстречу спонтанному, но необходимому для реабилитации разбитого сердца, отпуску у любимой тётушки Нины Васильевны.
Калиновск располагался в очень живописном месте – на высоком берегу Оки, так что вся красота окружающего пейзажа была как на ладони, а полюбоваться было на что. Река в этом месте поворачивала и расширялась, превращаясь в маленькое море. На противоположном пологом берегу белел чистейший светлый песок, по которому важно расхаживали непуганые чайки и рос густой ракитник, а дальше расстилались потрясающие своей первозданной красотой заливные луга, невысокие холмы и перелески.
В самом поселке, который три века до пятидесятых годов двадцатого столетия считался обыкновенной деревушкой, какое-то время назад оставались лишь одни старики, но лет десять назад молодежь начала возвращаться, строить дома и коттеджи, обживаться, открывать магазины и безвозвратно менять старинный облик Калиновска, превращая его в унифицированный населенный пункт. Очарование простоты и ясности пропадало, уступая место рычащим джипам и мусору, который раньше увидеть было невозможно – любая бабушка дала бы крепкий подзатыльник внуку, если бы он посмел бросить фантик от конфеты на землю. В те времена, и Маша их застала, все детишки бегали босиком, и никто не напарывался на бутылочные осколки или жестяные крышки от лимонада или пива.
Приезжать сюда, когда становилось совсем плохо, Маша начала почти сразу после смерти мамы. Нина Васильевна, помогавшая хоронить сестру и взявшая на себя практически все хлопоты и соблюдение традиций, гладила племянницу по спине и зазывала к себе, как только выпадет возможность. Тёткины дети давно выросли, разъехались по столицам, а со внуками не спешили, присылая матери лишь фотографии с корпоративов и заграничного отдыха.
И сейчас Маша ехала в Калиновск зализывать кровоточащие сердечные раны и неудовлетворённость карьерой. Колесики чемодана подпрыгивали на неровностях дороги, грозя отломиться, но Маруся упрямо двигалась вперёд, получая от преодоления трудностей странное удовольствие.
— Эй, девушка, давайте подвезу! Вам куда? — молодой мужчина с приятной внешностью чуть нагнулся в Машину сторону с водительского сиденья белоснежного паркетника.
— Спасибо, я сама!
— Да вы не бойтесь, я не маньяк! Я в Калиновск еду, дом там строю. Если нам по пути, то садитесь, пожалуйста, в сон клонит, сил нет, а так хоть поболтаю с живым человеком. Ну?
— Ладно. Вас как звать?
— Коля. Николай! — сообщил молодой человек, выскакивая на дорогу и подхватывая Машин чемодан. — Доставлю в лучшем виде!
***
Слуги возились во дворе, переговаривались, даже смеялись. Хмурый рассвет обещал непогоду, но и без того Теодоро мучили тревожные предчувствия. Люция легко запрыгнула на стол, с него на каменный подоконник, потерлась о руку хозяина, успокаивая.
— Это ловушка. Они хотят привязать меня к правящему клану, но становиться зятем верховного мага я не хочу. Но кто меня спросит, ты права…
Кошка поставила передние лапки на оконное стекло, разглядывая людей во дворе.
— Да, гости уезжают, Люция. Наконец-то установится тишина в моем доме! — погладив любимицу по голове, Теодоро вздохнул устало, словно было не утро, а вечер трудного, наполненного заботами дня. — И прошу тебя, не царапай больше Асунту, я ведь не гоняю твоих котов!
Люция повернула голову, всматриваясь в лицо человека, которого обожала всем своим кошачьим сердцем и делить ни с кем не желала.
— Мне придётся взять в жёны Мирену, иначе они не оставят нас в покое. Если судить непредвзято, то она красива, умна и не стремится верховодить. После свадьбы я куплю ей отдельный дом, а мы с тобой останемся тут и будем продолжать жить как жили, — де Карилья отошёл от окна и опустился в любимое кресло. — Я совсем запутался, Люция! Что мне делать? Что?
На противоположной от кресла стене висело или, точнее, высилось от пола до потолка потускневшее от времени большое зеркало в роскошной золочёной раме. По его серебристой глади раскиданы были темные пятна подпорченной амальгамы, выдающие почтенный возраст сего предмета. Кошка проследила за взглядом хозяина и протестующе замяукала. Он прекрасно знала, чем кончаются для него путешествия в зазеркалье.
— Не бойся, у меня больше нет сил испытывать судьбу. Старею, Люция! Отныне я буду только смотреть, и шагу не сделаю вперёд. Только смотреть! Должно же у меня остаться хоть что-нибудь для развлечения, м-м?
Со стуком распахнулись массивные двери, и в кабинет, распространяя вокруг себя легкий аромат лилий, стремительно влетела молодая женщина в дорогом платье, расшитом серебряным позументом по лифу и подолу. Не здороваясь, она уселась на колени Теодоро и порывисто его поцеловала.
— Я еле дождалась, когда они уберутся из твоего дома, Тео! — гостья поправила русые локоны и ослепительно улыбнулась, обняв де Карилью за шею. — Никому тебя не отдам, запомни! Зарежу эту несносную Мирену, клянусь! Идём же скорее в постель, у меня сводит скулы от желания зацеловать тебя всего!
— Асунта, давай просто поболтаем?
— Как? Ты мне отказываешь? Сейчас?! Когда я раздавлена известием о твоей возможной женитьбе?! Не станешь меня убеждать в своей любви? Брось, Тео! Я знаю, какой огонь загорается в твоих глазах, едва мне стоит скинуть одежду. Идем, любимый! Идём!
Послушно встав, Теодоро покачал головой и последовал за своей молодой любовницей к узкой двери, ведущей в спальню. Кошка выгнула спину, ощерилась и гневно заурчала.
***
— Не знаю такого. Коля на белом джипе, хм… Москвичей в последнее время много стало. У бабушек избушки скупают. Вон у Кузьминых прабабка преставилась, так они и глазом моргнуть не успели, как покупатели набежали. Продали вмиг. Эх… А москвичи эти взяли и наличники, что ещё прапрадед Егор сам вытачивал, на свалку выбросили! А какая резьба была, какая резьба! Все порубили, ироды!
— Тёть, ну хватит, а? Я сейчас выть начну!
— Слушай-ка, Мария! Тут такое дело… — тётушка мяла в руках полотенце, не решаясь начать, и у Маруси заныло сердце от нехорошего предчувствия.
— Мы тут с дядькой твоим домик прикупили, с участком. Пантелеевны сын недорого взял, ему некогда было торговаться. Вот.
— Поздравляю! Купили и купили. Лёшка решит строиться, так ему как раз. Пантелеевна, эта та, что у леса жила? На отшибе?
— Она самая. С клюкой ходила, ягоду лесную продавала, травки всякие.
— Помню. Мы с Лёшкой и Галькой её ведьмой звали и боялись – жуть как! А дом у нее был такой солидный, да. Крепкий. Во дворе ещё качели стояли.
— Ну да, ну да. Ты ж вот городская, сходи туда, посмотри, что продать можно. Там антиквариат какой, может быть. Мы глянули с Сережкой, по нам так все одно старьё. А дом топить этой зимой не будем, так вещи попортятся, у леса сыро же.
— У Пантелеевны? Антиквариат? Ну ты даёшь!
— Сходи, Марусь. А то смотри, мы этот дом тебе отдадим, рядышком будешь жить, а? Сердце у меня не на месте, племяшка, одна ты в городе мыкаешься! Люди у вас там злые, алчные!
— И что я тут делать буду?
— Ну, знаешь, «Золотая нивушка» бывшие колхозные земли скупила, поселок строит для работников, Людка-соседка ездила смотреть, говорит, красота — газ, свет, водопровод, есть коттеджи на две семьи с отдельными входами и гаражами. У них народу много работает в агрохолдинге. Школу собираются открывать, садик уже заканчивают, фирма богатая, на совесть строят. У тебя же педагогическое образование, уж всегда место себе найдёшь. Мы рядом, если что, поможем! А хочешь, так у нас живи, мы с дядей Сережей только рады будем! Машунь? Подумай, девочка!
Маша замотала головой:
— Не сейчас! Обещаю подумать, но не сейчас, ладно? Пойду и правда посмотрю на антиквариат Пантелеевны!
Прогулка по поселку взбодрила девушку, смешные наглючие коты внимательно следили за ней с заборов и сарайных крыш, заполошно разбегались в стороны самовыгульные курицы, кто-то топил баню, и вкусный древесный дым будил приятные воспоминания. Дом покойной Пантелеевны выглядел грустно. Именно это слово пришло Маше в голову, когда она увидела покинутое всеми добротное строение. Тетка дала ключ, но все равно было немного боязно отпирать чужую дверь, словно обворовывать собралась. Оглядевшись, Маша заметила в коридоре старый, распахнутый настежь трёхстворчатый шифоньер, на полке которого остались лежать шерстяные штопанные носки. Нежилой дух быстро перестал раздражать, девушка провела пальцем по корешкам пыльных книг, отмечая необычное содержание небольшой библиотеки, увидела кувшин в виде кукарекавшего разноцветного петуха. Кич советского периода был безжалостно брошен потомками хозяев. В доме были четыре комнаты и кухня – роскошь для тех времен, когда он строился. Огромная истопная печь обогревала гостиную и две спальни, а печка-плита – кухню и самую маленькую из комнат. Литые чугунные задвижки были покрыты несколькими слоями кое-где облупившейся краски, но даже под ними угадывались клеймо завода и цифры – 1910 год.
Чем-то неуловимым дом подкупал Марусю. Он был одинок, как и она, и не надеялся на любовь, в которой отчаянно, так же, как и Маша, нуждался. Дойдя до последней комнаты, девушка уже примерно представляла, что из вещей обязательно выпросит для себя, но в небольшой спаленке вдруг замерла перед непомерно большим для этого маленького помещения, чуть не во всю стену зеркалом в вычурной безвкусной раме, с которой местами уже сошла позолота. Оно как-то непривычно отражало реальность – то ли сгущая краски, то ли приукрашивая её. Рядом скромно стоял шкаф из тёмного дерева, открыв его скрипучую дверь, Маша ахнула: на старомодных массивных плечиках висели какие-то театральные платья, и вкусно пахло травами или сухими цветами. Аккуратно извлекая на свет наряды, девушка удивлялась всё больше и больше. Это не современные костюмы – это настоящие старинные платья! Вывернув одно наизнанку, Маруся, сама любившая рукодельничать и сшившая немало нарядов, рассмотрела ручные швы – стежок за стежком неизвестная мастерица стачивала рукава и лиф, подшивала подол.
Быстро скинув футболку и джинсы, Маша взяла в руки бежевое платье из тяжелых, чуть пожелтевших от времени кордовых кружев. Шёлковый чехол скользнул по коже приятной прохладой. Девушка приподняла волосы и посмотрела на себя в зеркало, чуть потерев ладошкой в середине, стирая пыль.
***
Утомленная любовными играми Асунта спала, вольготно разметавшись на постели. Теодоро полюбовался на её роскошную грудь и потянулся за бокалом. Вино кончилось, и мужчина со вздохом направился в кабинет пополнять запасы. Люции не было видно, значит, обиделась. Вот упрямица! Ни одну из любовниц не переносит на дух, а будущей жене даже на глаза не показалась. Ревнует.
Налив прозрачный янтарный напиток, Тео посмотрел в зеркало и поперхнулся: поверхность его светилась — кто-то с другой стороны привел в действие магическое окно! А ведь он сам открыл портал, пока болтал с Люцией, и не закрыл — пришла Асунта.
***
Луч света, затерявшийся было в листве растущих в палисаднике яблонь, прорвался в окно и упал на зеркальную поверхность золотым отблеском. Маша никогда не видела себя такой… необыкновенной что ли. Несколько прядей выбились из копны темно-русых, с шоколадным оттенком волос, мягкими волнами обрамляя лицо. Серо-зеленые глаза, поймавшие отражение света, сияли, платье, в котором не было ничего сексуального или вызывающего, подчеркивало изгибы тела и будило вольные мысли. Девушка отпустила волосы, стянула платье с плеч и сняла бюстгальтер, бретельки которого уродовали декольте. Потом выпрямила спину и подняла подбородок. В этот самый миг из зеркала на Марусю посмотрела дерзкая и неприступная красавица с полным огня взором, её груди теснились в фигурном вырезе, и никогда еще так не нравились своей обладательнице.
— Круто-о-о! — восхищенно протянула Мария и ещё раз провела ладонью по зеркальной поверхности – пыли было слишком много, а хотелось рассмотреть детали. — Ой, это что?
Из темной глубины зазеркалья на неё смотрел голый по пояс мужчина, держащий в руке вычурный металлический бокал.
***
Он бывал в разных эпохах и мирах, видел множество женщин, говорил им слова любви на сложных и простых наречиях, но сейчас острая сладкая боль пронзила сердце так сильно, что Теодоро покачнулся. Девушка стояла в золотом солнечном свете и была не красива, нет – пленительна! Вот она стянула платье с плеч, и мужское естество оглушающе мощно отозвалось на обнажившуюся идеальную грудь.
— Проклятье! — тихо выругался де Карилья, шагая вперёд и уже зная, что через миг незнакомка его увидит.
— Ой, что это? — воскликнула девушка по-русски. Значит, она в России, где Тео бывал много раз.
— Как тебя зовут?
— М-м-мария… А как это? Как это возможно? Это какой-то фокус? Вы кто вообще? Там ещё комната? — она тараторила без умолку, и Тео улыбнулся.
***
Мужчина подходил ближе, и у Маши как будто перестало биться сердце. Незнакомцу было лет сорок, не больше, его сильно старили седые пряди в волнистых чёрных волосах и взгляд, каким на своих учеников, наверное, смотрели античные философы. Он был силён и прекрасно сложён, хотя и не массивен, скорее сухощав. Довольно узкое или просто худое лицо, глубоко посаженные глаза, прямые выразительные брови невероятно чувственные губы, усы и аккуратная бородка-эспаньолка. Такими Маруся представляла себе испанских грандов или благородных разбойников, преисполненных собственного достоинства.
— Как тебя зовут? — спросил мужчина, а когда она назвала свое имя и начала сыпать вопросами, улыбнулся.
Ноги дрогнули и затряслись. Если это сублимация её мечтаний об идеальном парне, то зря. Теперь не будет никакого покоя от воспоминаний. Это всё травка, которой так приятно пахнет в шкафу. Конечно! А что же ещё? Пантелеевна, наверное, так воров отваживала или не в меру любопытных внуков. Воздушно-капельный наркотик! Точно!
