Дело оказалось грязным. На самом деле любое дело, к которому хоть какое-нибудь отношение имеет ведьма, будет грязным. Ведьмы – это зло, мерзость, антисанитария и вообще… травить их надо еще во младенчестве, чтобы не вырастали и не губили народ по чем зря.
Вот и в том городке окопалась старая сильная колдовка, промышляющая приворотами, наговорами, порчами и прочей гадостью. Зелья она еще готовила. Для них-то и использовала в основном кровь новорожденных, глаза, сердца… да и вообще, младенцы для таких вот колдуний – это как живой источник силы и молодости. А местные дамы, прознавшие о том, что живет неподалеку (а тварь эта была не простая, в трущробах да среди черни селиться даже не подумала, приобрела себе небольшой особнячок на приличной тихой улочке) ведьма, способная сварить эликсир молодости, приворотное зелье, отравы вот еще у дамочек этих в чести были. Этак подсыплешь сопернице в вино порошочек и, глядишь, через некоторое время, нет уже соперницы или же она струпьями покрылась, облысела, растолстела, еще какая напасть с ней приключилась. От мужей неугодных или падчериц-пасынков так же избавлялись, любовников неверных отправляли в царство Шарха… Много чего наворотили господа и дамы в том городишке, но как-то без огонька, не привлекая к себе особого внимания. Даже градоправитель и городской маг не забеспокоились, что мрут люди по чем зря.
А вот поди ж ты, пропажа детей всполошила всех.
Ведьму Алан вычислил быстро и уничтожил, не задумываясь, благо было у него разрешение на вынесение приговора и приведение его в исполнение. А занятия черной магией в Леоринии давно уж вне закона обретаются и все, кто к ним прибегает, так же попадают под закон о немедленном уничтожении без суда и следствия.
Правда разбираться с местными аристократами, судить их да выслушивать стоны и жалобы не захотел и вызвал для этой целей инквизиторов. А те, как известно, неподсудны, неподкупны и вообще ничего на своем пути не замечают, когда движутся к цели. Идеальные палачи – уничтожают всех, кто хоть как-то соприкасался с ведьмой, не разбираясь насколько глубока вина. Для них не существует невиновных или виновных в недостаточной мере. Контактировал с колдовкой? На костер! Вот и все разговоры.
Эх, как горели костры в том городишке, сколько знатных господ и родовитых дворян сгорело в очистительном пламени, сколько книг, магических амулетов и других ведьминских атрибутов было уничтожено. Алан и по сей день едва сдерживался от стона, вспоминая, сколько всего интересного отыскал у той ведьмы при обыске, сколько древних книг, сколько редких ингредиентов, сколько… эх, да что душу травить, все одно сейчас уже ничего из этого не достать.
А вот ларчик этот он-таки умудрился припрятать и вывезти из городишки того. Себе оставил. Уж больно древняя магия была использована при его изготовлении. А еще, Алан точно был уверен, что ведьма та не имела никакого отношения к изготовлению этакого сокровища. Видно купила у кого-то или получила в оплату своих услуг.
Сам по себе, ларец не представлял ничего необычного. Вместительный, увесистый, но заклинания… заклинания, наложенные на его стенки древним магом, защищали его ото всего: от влаги, от разрушения, от любопытных, которые так и норовили сунуть свой нос куда не положено, даже от воров. Стоило только кому-нибудь, не являющемуся законным владельцем, обратить на этот сундучок внимание, как тут же срабатывало заклинание и про ларчик забывали и переставали обращать на него внимание. Что удивительно, ведьма та, у которой этот ларчик пылился по чем зря, определенно понятия не имела, что это за чудесная вещица, поскольку в права владения так и не вступила. А вот Алан тянуть не стал, как только понял, что за подарочек ему сам в руки приплыл, тут же активировал древнее заклинание. Сомнений о том, почему сам Алан смог взять это сокровище, не возникало. Наследие. Кровь. Древнее проклятие, довлеющее над его родом. Впрочем, нет, как раз-то род и предки не имели к этому никакого отношения, ну да ладно, не время сейчас.
Граф Фарли улыбнулся, погладил деревянный бок ларца и оттащил его к столу подле окна. Провел пальцами по завиткам на крышке, нажал на несколько выпуклостей и крышка с тихим щелчком отскочила.
Из ларца Алан извлек круглое зеркало, завернутое в мягкую темную тряпицу, стеклянный цилиндр с поршнем и приделанной полой иглой, несколько колбочек, сургуч, еще какие-то штуки. Разложил все это на столе рядом с ларцом и огляделся.
Не мешало бы помыться, но времени на это почти не оставалось. Зелье, которым его опоила Матильда, стремительно выветривалось, Алан это чувствовал, даже сердце у него стало биться ровнее, а дыхание так и вовсе в норму пришло, и в глазах уже не двоилось, как по дороге домой. На прикроватном столике обнаружилась початая бутылка белого леоринийского вина. Граф скривился, вспоминая вкус напитка. Мерзость та еще, отвратительное пойло, но для его целей вполне сгодится.
Прихватив бутылку, он снова вернулся к окну, на этот раз все же зажег свечи, смочил в вине полотенце, любезно выстиранное и даже накрахмаленное квартирной хозяйкой, заботившейся об удобстве своего постояльца, протер сначала собственное предплечье, затем иглу и, задержав дыхание, вогнал ее себе в вену. Потянул за поршень, наполняя стеклянный цилиндр собственной кровью. Когда алой жидкости оказалось достаточное количество, Алан вытащил иглу и прижал скомканное полотенце к ране. Он терпеть не мог такие процедуры, чувствовал головокружение, тошнота подступала к горлу, и требовалось время, чтобы собрать волю в кулак и прийти в себя.
И ведь, вот что странно, изнеженным аристократишкой Алан себя не считал, дрался иной раз не на жизнь, а на смерть, бывал ранен не единожды и даже принимал участие в схватках с разбойниками. Воевать, правда, не воевал, но иной раз и на дороге можно попасть в такую переделку, что куда там настоящим воинам. И ведь всегда сносил все ранения стоически, не скулили и в обморок при виде крови, как собственной, так и чужой, не падал. А вот стоило только по неосторожности ранить самого себя, палец там порезать или вот как сейчас, крови на магический анализ нацедить, как превращался в сомлевшую институтку. Удивительно.
Тошнота и слабость все не отпускали, и Алан основательно приложился к бутылке с вином. Пил жадно, крупными глотками, морщился от мерзкого вкуса, но пока не выпил все, бутылку не отставил. Алкоголь подействовал слабо, но граф Фарли, сжав зубы, продолжил свое занятие.
Взял два тонких стеклышка, на одно капнул каплю собственной крови из цилиндра, вторым прижал сверху. Подержал так немного, а затем установил стеклышки особым способом на зеркале. Сверху приладил хитрый аппарат, в котором был вставлен специальный артефакт.
Выдохнул и склонился над зеркалом, разглядывая собственную кровь через кристаллы артефакта. Крутил его и так и этак, вертел, шипел себе под нос что-то неразборчивое и в результате выругался вслух:
- Шарх побери! Поздно! И что теперь делать? Состав зелья не определить, кровь выжгла большую часть компонентов. Вот же маменька, удружила! Наградила на мою голову.
Алан ругнулся еще раз, потянулся к бутылке, но оказалось, что вина там уже не осталось, что еще сильнее его разозлило.
- Не ночь, а катастрофа какая-то! – буркнул себе под нос граф, отставляя пустую бутылку на пол.
Пришлось на время оставить стеклышки, вымазанные кровью в покое и разобраться с цилиндром. Из сундучка Алана вытащил два небольших флакончика: один из темного стекла, второй на удивление, прозрачный. Распределил собственную кровь из цилиндра по флакончикам, тщательно завазюкал пробки расплавленным сургучом, приложился к каждой печаткой, которую вот уже несколько лет, не снимая, носил на мизинце левой руки. Печать эта была хитрая, с подковыкой. Вот если на нее смотреть прямо без каких-либо ухищрений, то виден герб рода Фарли: роза без шипов и две капли крови, падающие с лепестков. А вот если посмотреть на изображение под углом, да поднести оттиск поближе к горящей свече, то можно увидеть, что вовсе не роза это, а самая, что ни на есть рапира, в навершии которой горит яркое пламя, и скрещена она с секирой, которой в стародавние времена колдунам и ведьмам головы рубили. Ее, секиру эту, так и называли – «Ведьмина смерть» и использовали только на благое дело – казнь тех, кто использовал свой магический дар не на благо людей, а им во вред. Правда, последние лет пятьдесят, такой секирой не использовалтиь вовсе, поскольку магия стала медленно уходить из мира, маги рождались по большей части слабыми, едва способными на то, чтобы свечку зажечь. А ведьмы… эту погань почти всю извели инквизиторы, а если когда и попадалась какая колдовка, то ее на костер отправляли, а головы теперь все больше дворянам-заговорщикам рубили, вроде как почести «голубой крови» оказывали. Если на плаху простолюдин попадал или торговец - тех просто вешали.
Запечатав флаконы, Алан еще какое-то время любовался на оттиск печатки. Крутил его и так и этак, удивляясь в который раз, как хитро придумано. Эмблема тайной организации, созданной еще под покровительством батюшки теперешнего короля, так удивительно вписалась в его родовой герб, что просто диву даешься. Нет, Алан, конечно же, слышал истории о том, что его отец в свое время много сил положил на то, чтобы очистить Леоринию от ведьм и всякой погани, так что удивляться особо было нечему. Глядя на эмблему тайной организации, членом которой сам Алан стал всего шесть лет назад, когда не стало родителей, можно было предположить, кто именно приложил руку к ее созданию.
Тайное общество, созданное единственно на благо Леоринии и в поддержку существующей королевской власти, действовало тихо, но быстро. Таких специалистов, как Алан, там набиралось с десяток или около того (на самом деле, граф Валентайн понятия не имел, кто еще имеет отношения к этой конторе, поскольку деятельность их была тайной и сами по себе, «Очистители» друг с другом почти не встречались). Все они были дворянами из древних родов, находились на особом счету у его величества и являлись непосредственными потомками тех, кто это самое общество и создавал.
- Традиции должны сохраняться в наших детях! – частенько повторял отец Алана и сильно сокрушался при этом, что боги послали ему только одного сына, наследника и хранителя всех тайн, и дочь. – Сын должен следовать делу отца!
Дочь же, в понимании прежнего графа Валентайна, обязана была радовать родителей, быть послушной и милой и в свое время выйти замуж и нарожать кучу отпрысков.
- Да, отец, - фыркнул себе под нос Алан, укладывая фиалы в сундучок, - промахнулся ты со своими отпрысками. Ой, промахнулся. Ни из меня наследника не получилось, ни Эльвира твои надежды не оправдала.
Младшей сестре графа Фарли недавно исполнилось шестнадцать лет. С тех пор, как шесть лет назад погибли родители, Эльвира воспитывалась при храме Сиятельной богини Шинаи в северной провинции Леоринии. Сам Алан виделся с сестрой раза три-четыре в год. Он бы и вовсе не появлялся при монастыре, где воспитывались девицы, да игнорировать возмущенные письма настоятельницы не получалось. Эльвира росла… отъявленной негодяйкой. Не желала следовать наставлениям жриц, часто устраивала бунты и вообще «волновала неокрепшие умы воспитанниц своими дерзкими речами и отвратительными поступками, недостойными девицы ее возраста и положения». Это не Алан придумал, это настоятельница монастыря при храме так выражалась всякий раз, когда граф Валентайн появлялся на пороге.
Нет, сестру Алан любил. И баловал. И в принципе, прощал ей все ее выкрутасы, но денег храм требовал прорву. За последние шесть лет, Алан уже заплатил жрицам за воспитание сестры столько, что хватило бы не одну девицу из знатного рода обучить, а с десяток. Но и забрать Эльвиру в родовое поместье не представлялось возможным. Алан почти все время был в разъездах, по делам братства, частенько вообще пропадал без вести на несколько месяцев, гоняясь за очередной колдовкой или магом-отступником. За сестрой при таком раскладе следить было некогда, а оставить ее без присмотра (а всякие там гувернантки и компаньонки, по мнению графа, толка особого не представляли, и с его сестричкой точно не справились бы, учитывая, что целый монастырь жриц этого сделать так и не сумел за шесть лет) было и вовсе делом безнадежным.
Впрочем, вопрос с сестрой Алан отложил на потом, как делал всегда. В крайнем случае, он всегда сможет заплатить жрицам или снова пожертвовать внушительную сумму на строительство очередного храма. Хотя, если так посмотреть, то за шесть лет он уже столько денег на это благое дело пожертвовал, что в Леоринии храмы Сиятельной должны были возводиться на каждом углу.
Тяжело вздохнув, Алан уложил все свои приспособления обратно в сундук, запечатал его тем же хитрим способом, и спрятал в гардероб. Сам же направился к кровати, на ходу снимая сюртук и отстегивая перевязь с оружием. Хотелось помыться, но короткий взгляд на окно подтвердил то, что граф знал и так: пока хозяйка не проснется ванны ему не видать. А потому оставалось только одно – лечь спать.
Алан сбросил сапоги, распустил шнуровку рубашки и завалился на кровать прямо поверх домотканого покрывала. Повертелся, устраиваясь поудобнее, поежился, раздумывая, стоит ли укрыться или и так сойдет. И обретя, наконец, душевное спокойствие и отыскав самое приемлемое положение, вознамерился уснуть крепким сном и проспать, как минимум, несколько часов. Но стоило ему смежить веки, как в голове родилась мысль, от которой граф подскочил на месте как ужаленный.
- Нет, это уже ни в какие рамки не лезет! – возмущенно выругался Алан, с кряхтением сползая с кровати и снова направляясь к гардеробу. – Что же это за гадость, которая не только мозг туманит, а еще и память отшибает напрочь. И вот как можно было забыть о том, что герцог Бельдериз пригрел у себя на груди ламию?
Для Шинар последующие несколько дней прошли, словно в тумане. Герцогиня будто бы и не жила вовсе – плыла по течению и плохо представляла себе, куда именно ее вынесет.
Днями она слонялась по особняку, много гуляла в саду, но выходить за пределы поместья не рисковала. Герцог, воспрявший духом и почувствовавший себя намного лучше (что было тому причиной: свежий воздух Бъйори, наполненный солью моря, или же кровь ламии, которая придавала ему сил и возвращала молодость?), погрузился в дела и с утра до поздней ночи проводил в своем кабинете. Шинар это злило.
Капитан Рауз избегал свою госпожу и не показывался ей на глаза, что еще больше приводило молодую герцогиню в неистовство. Ей надоели эти игры в прятки, но поделать ничего не получалось. Отправиться к мужу и пожаловаться на то, что капитан стражи избегает ее? И что сказать? Чем объяснить причину? И что скажет сам капитан, если Антуан спросит? Шинар не знала, и рисковать не собиралась. Надежда, что герцог все еще не прознал о том, что произошло между ней и Раузом, слабо теплилась в груди и подливать масла в огонь не хотелось. А вот узнать у капитана, как обстоят поиски того леора, который так вовремя появился на пути молодой герцогини той страшной ночью, хотелось.
Вот и в том городке окопалась старая сильная колдовка, промышляющая приворотами, наговорами, порчами и прочей гадостью. Зелья она еще готовила. Для них-то и использовала в основном кровь новорожденных, глаза, сердца… да и вообще, младенцы для таких вот колдуний – это как живой источник силы и молодости. А местные дамы, прознавшие о том, что живет неподалеку (а тварь эта была не простая, в трущробах да среди черни селиться даже не подумала, приобрела себе небольшой особнячок на приличной тихой улочке) ведьма, способная сварить эликсир молодости, приворотное зелье, отравы вот еще у дамочек этих в чести были. Этак подсыплешь сопернице в вино порошочек и, глядишь, через некоторое время, нет уже соперницы или же она струпьями покрылась, облысела, растолстела, еще какая напасть с ней приключилась. От мужей неугодных или падчериц-пасынков так же избавлялись, любовников неверных отправляли в царство Шарха… Много чего наворотили господа и дамы в том городишке, но как-то без огонька, не привлекая к себе особого внимания. Даже градоправитель и городской маг не забеспокоились, что мрут люди по чем зря.
А вот поди ж ты, пропажа детей всполошила всех.
Ведьму Алан вычислил быстро и уничтожил, не задумываясь, благо было у него разрешение на вынесение приговора и приведение его в исполнение. А занятия черной магией в Леоринии давно уж вне закона обретаются и все, кто к ним прибегает, так же попадают под закон о немедленном уничтожении без суда и следствия.
Правда разбираться с местными аристократами, судить их да выслушивать стоны и жалобы не захотел и вызвал для этой целей инквизиторов. А те, как известно, неподсудны, неподкупны и вообще ничего на своем пути не замечают, когда движутся к цели. Идеальные палачи – уничтожают всех, кто хоть как-то соприкасался с ведьмой, не разбираясь насколько глубока вина. Для них не существует невиновных или виновных в недостаточной мере. Контактировал с колдовкой? На костер! Вот и все разговоры.
Эх, как горели костры в том городишке, сколько знатных господ и родовитых дворян сгорело в очистительном пламени, сколько книг, магических амулетов и других ведьминских атрибутов было уничтожено. Алан и по сей день едва сдерживался от стона, вспоминая, сколько всего интересного отыскал у той ведьмы при обыске, сколько древних книг, сколько редких ингредиентов, сколько… эх, да что душу травить, все одно сейчас уже ничего из этого не достать.
А вот ларчик этот он-таки умудрился припрятать и вывезти из городишки того. Себе оставил. Уж больно древняя магия была использована при его изготовлении. А еще, Алан точно был уверен, что ведьма та не имела никакого отношения к изготовлению этакого сокровища. Видно купила у кого-то или получила в оплату своих услуг.
Сам по себе, ларец не представлял ничего необычного. Вместительный, увесистый, но заклинания… заклинания, наложенные на его стенки древним магом, защищали его ото всего: от влаги, от разрушения, от любопытных, которые так и норовили сунуть свой нос куда не положено, даже от воров. Стоило только кому-нибудь, не являющемуся законным владельцем, обратить на этот сундучок внимание, как тут же срабатывало заклинание и про ларчик забывали и переставали обращать на него внимание. Что удивительно, ведьма та, у которой этот ларчик пылился по чем зря, определенно понятия не имела, что это за чудесная вещица, поскольку в права владения так и не вступила. А вот Алан тянуть не стал, как только понял, что за подарочек ему сам в руки приплыл, тут же активировал древнее заклинание. Сомнений о том, почему сам Алан смог взять это сокровище, не возникало. Наследие. Кровь. Древнее проклятие, довлеющее над его родом. Впрочем, нет, как раз-то род и предки не имели к этому никакого отношения, ну да ладно, не время сейчас.
Граф Фарли улыбнулся, погладил деревянный бок ларца и оттащил его к столу подле окна. Провел пальцами по завиткам на крышке, нажал на несколько выпуклостей и крышка с тихим щелчком отскочила.
Из ларца Алан извлек круглое зеркало, завернутое в мягкую темную тряпицу, стеклянный цилиндр с поршнем и приделанной полой иглой, несколько колбочек, сургуч, еще какие-то штуки. Разложил все это на столе рядом с ларцом и огляделся.
Не мешало бы помыться, но времени на это почти не оставалось. Зелье, которым его опоила Матильда, стремительно выветривалось, Алан это чувствовал, даже сердце у него стало биться ровнее, а дыхание так и вовсе в норму пришло, и в глазах уже не двоилось, как по дороге домой. На прикроватном столике обнаружилась початая бутылка белого леоринийского вина. Граф скривился, вспоминая вкус напитка. Мерзость та еще, отвратительное пойло, но для его целей вполне сгодится.
Прихватив бутылку, он снова вернулся к окну, на этот раз все же зажег свечи, смочил в вине полотенце, любезно выстиранное и даже накрахмаленное квартирной хозяйкой, заботившейся об удобстве своего постояльца, протер сначала собственное предплечье, затем иглу и, задержав дыхание, вогнал ее себе в вену. Потянул за поршень, наполняя стеклянный цилиндр собственной кровью. Когда алой жидкости оказалось достаточное количество, Алан вытащил иглу и прижал скомканное полотенце к ране. Он терпеть не мог такие процедуры, чувствовал головокружение, тошнота подступала к горлу, и требовалось время, чтобы собрать волю в кулак и прийти в себя.
И ведь, вот что странно, изнеженным аристократишкой Алан себя не считал, дрался иной раз не на жизнь, а на смерть, бывал ранен не единожды и даже принимал участие в схватках с разбойниками. Воевать, правда, не воевал, но иной раз и на дороге можно попасть в такую переделку, что куда там настоящим воинам. И ведь всегда сносил все ранения стоически, не скулили и в обморок при виде крови, как собственной, так и чужой, не падал. А вот стоило только по неосторожности ранить самого себя, палец там порезать или вот как сейчас, крови на магический анализ нацедить, как превращался в сомлевшую институтку. Удивительно.
Прода от 26.01.2021, 22:10
Тошнота и слабость все не отпускали, и Алан основательно приложился к бутылке с вином. Пил жадно, крупными глотками, морщился от мерзкого вкуса, но пока не выпил все, бутылку не отставил. Алкоголь подействовал слабо, но граф Фарли, сжав зубы, продолжил свое занятие.
Взял два тонких стеклышка, на одно капнул каплю собственной крови из цилиндра, вторым прижал сверху. Подержал так немного, а затем установил стеклышки особым способом на зеркале. Сверху приладил хитрый аппарат, в котором был вставлен специальный артефакт.
Выдохнул и склонился над зеркалом, разглядывая собственную кровь через кристаллы артефакта. Крутил его и так и этак, вертел, шипел себе под нос что-то неразборчивое и в результате выругался вслух:
- Шарх побери! Поздно! И что теперь делать? Состав зелья не определить, кровь выжгла большую часть компонентов. Вот же маменька, удружила! Наградила на мою голову.
Алан ругнулся еще раз, потянулся к бутылке, но оказалось, что вина там уже не осталось, что еще сильнее его разозлило.
- Не ночь, а катастрофа какая-то! – буркнул себе под нос граф, отставляя пустую бутылку на пол.
Пришлось на время оставить стеклышки, вымазанные кровью в покое и разобраться с цилиндром. Из сундучка Алана вытащил два небольших флакончика: один из темного стекла, второй на удивление, прозрачный. Распределил собственную кровь из цилиндра по флакончикам, тщательно завазюкал пробки расплавленным сургучом, приложился к каждой печаткой, которую вот уже несколько лет, не снимая, носил на мизинце левой руки. Печать эта была хитрая, с подковыкой. Вот если на нее смотреть прямо без каких-либо ухищрений, то виден герб рода Фарли: роза без шипов и две капли крови, падающие с лепестков. А вот если посмотреть на изображение под углом, да поднести оттиск поближе к горящей свече, то можно увидеть, что вовсе не роза это, а самая, что ни на есть рапира, в навершии которой горит яркое пламя, и скрещена она с секирой, которой в стародавние времена колдунам и ведьмам головы рубили. Ее, секиру эту, так и называли – «Ведьмина смерть» и использовали только на благое дело – казнь тех, кто использовал свой магический дар не на благо людей, а им во вред. Правда, последние лет пятьдесят, такой секирой не использовалтиь вовсе, поскольку магия стала медленно уходить из мира, маги рождались по большей части слабыми, едва способными на то, чтобы свечку зажечь. А ведьмы… эту погань почти всю извели инквизиторы, а если когда и попадалась какая колдовка, то ее на костер отправляли, а головы теперь все больше дворянам-заговорщикам рубили, вроде как почести «голубой крови» оказывали. Если на плаху простолюдин попадал или торговец - тех просто вешали.
Запечатав флаконы, Алан еще какое-то время любовался на оттиск печатки. Крутил его и так и этак, удивляясь в который раз, как хитро придумано. Эмблема тайной организации, созданной еще под покровительством батюшки теперешнего короля, так удивительно вписалась в его родовой герб, что просто диву даешься. Нет, Алан, конечно же, слышал истории о том, что его отец в свое время много сил положил на то, чтобы очистить Леоринию от ведьм и всякой погани, так что удивляться особо было нечему. Глядя на эмблему тайной организации, членом которой сам Алан стал всего шесть лет назад, когда не стало родителей, можно было предположить, кто именно приложил руку к ее созданию.
Тайное общество, созданное единственно на благо Леоринии и в поддержку существующей королевской власти, действовало тихо, но быстро. Таких специалистов, как Алан, там набиралось с десяток или около того (на самом деле, граф Валентайн понятия не имел, кто еще имеет отношения к этой конторе, поскольку деятельность их была тайной и сами по себе, «Очистители» друг с другом почти не встречались). Все они были дворянами из древних родов, находились на особом счету у его величества и являлись непосредственными потомками тех, кто это самое общество и создавал.
- Традиции должны сохраняться в наших детях! – частенько повторял отец Алана и сильно сокрушался при этом, что боги послали ему только одного сына, наследника и хранителя всех тайн, и дочь. – Сын должен следовать делу отца!
Дочь же, в понимании прежнего графа Валентайна, обязана была радовать родителей, быть послушной и милой и в свое время выйти замуж и нарожать кучу отпрысков.
- Да, отец, - фыркнул себе под нос Алан, укладывая фиалы в сундучок, - промахнулся ты со своими отпрысками. Ой, промахнулся. Ни из меня наследника не получилось, ни Эльвира твои надежды не оправдала.
Младшей сестре графа Фарли недавно исполнилось шестнадцать лет. С тех пор, как шесть лет назад погибли родители, Эльвира воспитывалась при храме Сиятельной богини Шинаи в северной провинции Леоринии. Сам Алан виделся с сестрой раза три-четыре в год. Он бы и вовсе не появлялся при монастыре, где воспитывались девицы, да игнорировать возмущенные письма настоятельницы не получалось. Эльвира росла… отъявленной негодяйкой. Не желала следовать наставлениям жриц, часто устраивала бунты и вообще «волновала неокрепшие умы воспитанниц своими дерзкими речами и отвратительными поступками, недостойными девицы ее возраста и положения». Это не Алан придумал, это настоятельница монастыря при храме так выражалась всякий раз, когда граф Валентайн появлялся на пороге.
Нет, сестру Алан любил. И баловал. И в принципе, прощал ей все ее выкрутасы, но денег храм требовал прорву. За последние шесть лет, Алан уже заплатил жрицам за воспитание сестры столько, что хватило бы не одну девицу из знатного рода обучить, а с десяток. Но и забрать Эльвиру в родовое поместье не представлялось возможным. Алан почти все время был в разъездах, по делам братства, частенько вообще пропадал без вести на несколько месяцев, гоняясь за очередной колдовкой или магом-отступником. За сестрой при таком раскладе следить было некогда, а оставить ее без присмотра (а всякие там гувернантки и компаньонки, по мнению графа, толка особого не представляли, и с его сестричкой точно не справились бы, учитывая, что целый монастырь жриц этого сделать так и не сумел за шесть лет) было и вовсе делом безнадежным.
Впрочем, вопрос с сестрой Алан отложил на потом, как делал всегда. В крайнем случае, он всегда сможет заплатить жрицам или снова пожертвовать внушительную сумму на строительство очередного храма. Хотя, если так посмотреть, то за шесть лет он уже столько денег на это благое дело пожертвовал, что в Леоринии храмы Сиятельной должны были возводиться на каждом углу.
Тяжело вздохнув, Алан уложил все свои приспособления обратно в сундук, запечатал его тем же хитрим способом, и спрятал в гардероб. Сам же направился к кровати, на ходу снимая сюртук и отстегивая перевязь с оружием. Хотелось помыться, но короткий взгляд на окно подтвердил то, что граф знал и так: пока хозяйка не проснется ванны ему не видать. А потому оставалось только одно – лечь спать.
Алан сбросил сапоги, распустил шнуровку рубашки и завалился на кровать прямо поверх домотканого покрывала. Повертелся, устраиваясь поудобнее, поежился, раздумывая, стоит ли укрыться или и так сойдет. И обретя, наконец, душевное спокойствие и отыскав самое приемлемое положение, вознамерился уснуть крепким сном и проспать, как минимум, несколько часов. Но стоило ему смежить веки, как в голове родилась мысль, от которой граф подскочил на месте как ужаленный.
- Нет, это уже ни в какие рамки не лезет! – возмущенно выругался Алан, с кряхтением сползая с кровати и снова направляясь к гардеробу. – Что же это за гадость, которая не только мозг туманит, а еще и память отшибает напрочь. И вот как можно было забыть о том, что герцог Бельдериз пригрел у себя на груди ламию?
Прода от 07.02.2021, 20:21
Глава 14
Для Шинар последующие несколько дней прошли, словно в тумане. Герцогиня будто бы и не жила вовсе – плыла по течению и плохо представляла себе, куда именно ее вынесет.
Днями она слонялась по особняку, много гуляла в саду, но выходить за пределы поместья не рисковала. Герцог, воспрявший духом и почувствовавший себя намного лучше (что было тому причиной: свежий воздух Бъйори, наполненный солью моря, или же кровь ламии, которая придавала ему сил и возвращала молодость?), погрузился в дела и с утра до поздней ночи проводил в своем кабинете. Шинар это злило.
Капитан Рауз избегал свою госпожу и не показывался ей на глаза, что еще больше приводило молодую герцогиню в неистовство. Ей надоели эти игры в прятки, но поделать ничего не получалось. Отправиться к мужу и пожаловаться на то, что капитан стражи избегает ее? И что сказать? Чем объяснить причину? И что скажет сам капитан, если Антуан спросит? Шинар не знала, и рисковать не собиралась. Надежда, что герцог все еще не прознал о том, что произошло между ней и Раузом, слабо теплилась в груди и подливать масла в огонь не хотелось. А вот узнать у капитана, как обстоят поиски того леора, который так вовремя появился на пути молодой герцогини той страшной ночью, хотелось.
