Маора знала, что герцогиня была не одна, когда ее позвали к ложу умирающего супруга. Знала она, что мужчина так и остался в покоях ее светлости. И вот теперь у нее была возможность… маленькая, правда, и совсем уж хлипкая какая-то, но все же.
Набрав в грудь воздуха как перед прыжком, служанка приоткрыла дверь. Проскользнула в будуар и почти бегом приблизилась к двери в спальню. Приложила ухо, прислушиваясь к тому, что происходило. Тихо. Ни единого шороха.
Дверь приоткрылась без скрипа.
Маора высунула нос в образовавшуюся щель и принялась оглядываться. Спальня герцогини утопала в красноватом свете магических светильников. Аромат духов, так любимых герцогиней Бельдериз, здесь был особенно силен.
На полу была разбросана одежда. Служанка неодобрительно поджала губы, разглядывая вопреки всему совсем не постель, на которой явно кто-то спал, а тонкий шелковый чулок, белоснежной змеей свернувшийся на красном ковре. И как можно вот так беспечно относиться к вещам? Она, Маора, многое бы отдала за такие чулки. Но стоили они недешево, как месячное жалование горничной, а то и больше. А герцогиня таких имела дюжины две или даже три, и никогда-то не заботилась о своих вещах. Конечно, к чему герцогине про чулочки шелковые переживать, когда у нее денег на эти самые чулочки и на рубашки кружевные, и на наряды, и на драгоценности, и на все остальное столько, сколько Маоре за всю ее жизнь не заработать. А ведь эти самые чулочки так бы замечательно смотрелись на ней. Нет, вот просто чудо до чего хороша была бы Маора Паоли в таких вот чулочках.
Или духи. Горничная втянула носом воздух и вздохнула. Духи у ее светлости были отменные. И ведь аромат не тяжелый и не цветочный – особенный совершенно. Легкий, нежный и в то же время чувственный. Даже у нее, Маоры, от этого аромата мурашки по коже побежали и внутри странное тепло разлилось. Так бы и стояла и нюхала, забыв обо всем на свете.
Несправедливость заставила Маору еще больше увериться в том, что она поступает правильно. Вот узнает она, кто является таинственным любовником герцогини Бельдериз, расскажет обо всем леру Лейрину, а за вырученное золото пойдет и купит себе такие вот чулочки. Две пары. Или вот духи приобретет. Не те, дешевые, что в аптекарской лавке продаются и стоят пару серебряных, а у самого мастера Витуччи закажет. Он, говорят, для самой принцессы духи изготовляет, специальные, только ей одной подходящие. От мысли, что у нее, Маоры, духи будут такие же как и у принцессы Габриэллы, сладостная дрожь пробежала по всему телу, а уверенность в правильности происходящего стала еще крепче.
Маора наклонилась и подняла чулок с ковра. Провела пальчиками по гладкому шелку, вздохнула. И сунула чулок к себе в карман. А что? У герцогини таких достаточно, она и не заметит пропажу. А несчастной служанке денег на чулочки может и не хватить, если она духи у самого мастера Витуччи закажет. Только бы второй отыскать в этом бардаке.
Выпрямившись, Маора принялась осматриваться в поисках второго чулка. Очень уж ей хотелось заиметь себе такую роскошь. Вот просто дух захватывало от мысли, как она натянет на ноги эти вот самые чулочки шелковые, как закинет ножки свои на спинку кровати и будет любоваться. Тут же пришла мысль, что в таком уж случае и башмаки новые придется покупать. А то негоже ноги в дорогущих чулках в грубые башмаки совать. Нет-нет, башмаки определенно Маоре тоже требовались новые, из мягкой кожи, с пряжками. А то и туфельки не мешало бы приобрести. Как у герцогини. Чтоб с бантами, и шелковыми лентами к ноге крепились. Про драгоценные камни на башмаках, Маора даже и мечтать не смела, на такое расточительство ей денег определенно за всю жизнь не заработать.
Второй чулок все никак не желал отыскиваться и Маора разозлилась. Стала, руки в бока уперла, и как-то так получилось, что взгляд ее упал на кровать.
Горничная тут же сама себе отвесила мысленную затрещину. Это ж она совершенно забыла, где находится. И про любовника госпожи своей тоже забыла. А ведь, если не узнает о том, кто это, то не видать ей ни башмаков ни туфелек и с мечтой о духах, лично мастером Витуччи изготовленных, придется распрощаться.
Горничная закусила нижнюю губу и вытянула шею, пытаясь рассмотреть, лицо спящего человека. Не получалось. Мужчина лежал поверх смятых простыней, раскинув руки в стороны, уткнувшись лицом в подушку и, кажется, спал. По крайней мере, ни разу за все время пребывания Маоры в спальне никаких звуков с его стороны не поступало.
Горничная даже восхитилась немного. Вот что значит дворянин – даже спит тихонько, не храпит, не сопит, не то, что простые мужики. Как начнут рулады выводить, не то что спать, мыслей своих собрать невозможно. Про это она точно знала, помнила еще, как ее первый любовник храпел, что ему даже собаки соседские подвывали. Давно это было. Ох, давно. И закончилось, не сказать, чтобы хорошо.
С Микошем все серьезно было. Даже слишком. Маора по наивности своей замуж за него собиралась. Планы строила, мечтала. А что? Сын булочника, чем не партия? По крайней мере, сыта всегда была бы, да одета.
А Микош, когда ухаживал, и подарки дарил. Все больше, конечно, пироги да пряники носил, но и брошки там, цветы тоже иной раз перепадали. Не дорогие, конечно, но и то хлеб. И Маора сдалась. Пустила его в свою постель. А он, гад такой, месяц к ней по ночам шастал, а замуж соседскую дочку позвал. И не посмотрел даже, что Нинелия та страшная была, да его самого шире раза в полтора. Зато приданое за ней давали неплохое, вот он и позарился. На лавку папеньки Нинельки этой, да на золото, что тот пообещал за дочкой единственной отдать.
И ведь хватило наглости к ней прийти и после ласк о том рассказать. А потом еще и возмущался, что Маора недовольна. Уговаривать даже пытался, говорил, что между ними ничего и не изменится. Он к ней по ночам ходить будет, подарки дарить. Даже деньги предлагал. Но Маора не взяла. Сразу хотела, и даже подумывала было согласиться на предложение Микоша, да маменька совсем плоха стала и перед смертью призналась, кто отец Маоры. А графская дочка, пусть даже и незаконная, с каким-то булочником связываться права не имеет. Вот она и погнала Микоша. Да потом еще к местной знахарке сходила и выторговала у той зелье специальное, для выпадения волос, чтоб Нинельке в суп подлить. Сама Маора, конечно, этого не делала, служанку подговорила. Брошку, ту самую, что Микош ей дарил, посулила. Нинелька после того слегла. Волосы у нее не повылазили, конечно, а вот что-то там внутри нехорошо стало.
Но свадьбу они все равно сыграли, только на свадьбе этой невеста на умертвие была похожа. Да так она и не очухалась до конца. Лет пять уже как болеет.
Но все это было и быльем поросло. Главное что? Что Микош храпел так, что уши закладывало. А этот вон спит и даже не пошевельнулся ни разу.
Маора осторожно сделала шаг вперед. Замерла, прислушиваясь. В тишине спальни даже дыхания спящего слышно не было.
Сердце горничной замерло на миг, а затем зашлось в бешеном темпе. Это сейчас она вполне может узнать личность таинственного любовника герцогини. Вот сейчас, только сделает еще шаг и еще один шажочек и еще… только бы он не проснулся… только бы…
Маора скривилась, осторожно приближаясь к кровати. В руках она все еще сжимала шелковый чулок – если любовник герцогини проснется, то скажет, что уборкой занималась. За такое, конечно, ее никто не похвалит, а за нахождение в спальне ее светлости еще и уволить могут, да не беда. За информацию о любовнике герцогини Бельдериз она столько денег стребует, что и работать будет не обязательно. Правда, лер Лейрин жмется всегда, да не беда. Маора к самому виконту Ардо пойдет. А уж тот точно не поскупится.
Горничная осторожно приблизилась к возвышению, на котором стояла огромная кровать. Мужчина, в пене белоснежных простыней по-прежнему не шевелился. Лежал на животе, лицом вниз, раскинув руки в стороны. Рассмотреть лицо его не получалось и Маора склонилась ниже. Еще ниже…
Тихий вскрик сорвался с губ горничной и слился со звуком распахнувшейся двери. Служанка испуганно отшатнулась от кровати, не заметила ступеньку, ведущую на возвышение и, оступившись, полетела на пол.
- Это еще что такое? – капитан Рауз удивленно взирал на распластанную на полу девушку. – Кто пустил?
- Я…я… - сердце Маоры колотилось так сильно, что девушке казалось, еще немного, и оно выскочит из груди. – Т-там… там… - дрожащей рукой она указала на кровать, где в пене белого шелка и кружев лежал мертвый мужчина. Точно мертвый, Маора прекрасно рассмотрела и бурые потеки на его шее и остекленевший взгляд и даже две маленькие дырочки рассмотреть смогла прежде, чем свалиться с постамента. – он… он мертв…
Капитан Рауз скривился. Он не ожидал помехи в виде горничной. И понятия не имел, что она тут делает – в покои герцогини не допускались посторонние, об этом все знали. А тут, поди ж ты, девчонка. И любопытная, ко всему прочему. Рауз прищурился, рассматривая горничную, она была ему смутно знакома, значит, из новеньких. Всех слуг, кто более-менее долго работал на герцога Бельдериза, он знал в лицо. А вот эта… мутная она какая-то, попалась на горячем.
И вот что делать?
- Девку убрать, - приказал он своему сопровождающему. – По-тихому.
- Совсем или… - стражник ухмыльнулся, не отказывая себе в удовольствии пройтись взглядом по лежащей на полу горничной. Не упустил он ни вздымающейся груди, скрытой плотной тканью корсажа, ни неприлично задранных юбок, из-под которых виднелись ноги до самых колен.
Маора сразу поняла, что ничего хорошего ей ожидать не стоит. Вот как-то даже на мгновение не поверила, что ее отпустят. Да еще и взгляд этот, которым стражник ее окинул, ничего хорошего в себе не сулил. Маора знала его, стража этого. Дарвиш Файлини, у герцога Бельдериза давненько уж служит. На хорошем счету и пользуется почти безграничным доверием капитана Рауза. Но… гад тот еще. И с горничными он обычно не церемонится. Не одна уж плакала втихаря после того, как Файлини ее особым вниманием одарил. Он и Маоре пытался знаки внимания оказывать, но она изо всех сил старалась держаться подальше, на глаза особо не попадалась.
Маора даже пожалела, что в свое время не приласкала стражника. На этот раз избежать «близкого» общения, видно не получится. Вон как смотрит. Глаза его темные, блестят похотливо, и губы в ухмылке растягиваются. Небось, предвкушает уже…
Маора поежилась. Файлини не то чтобы ей не нравился. Да только раньше графской дочке с таким связываться было не с руки. А теперь… теперь-то у нее никто и не спросит.
- Не мне тебя учить, - бросил Рауз через плечо. – Но только, чтобы тихо.
Файлини кивнул. Посуровел, улыбку спрятал. Только вот глаза его по-прежнему блестели предвкушением. И смотрел он на Маору, как кот на миску со свежими сливками, только что не облизывался.
- Будешь кричать, - произнес Дарвиш, подходя к ней, - будет больно. А так… лучше молчи.
Он подхватил девушку подмышки и поставил на ноги.
- Иди за мной, - короткий приказ и она послушалась. Возмущаться при капитане не решилась. Да и не было в том никакого толка. Рауз герцогу и герцогине предан до последнего волоска, ни за что против не пойдет. А если уж оказался в спальне ее светлости, то точно знал, что увидит здесь.
Когда за спиной несчастной служанки захлопнулась тяжелая металлическая дверь, Маора обхватила себя руками за плечи и судорожно всхлипнула. Огляделась по сторонам. Камера. Низкая, холодная, с нависшим почти над самой головой каменным потолком, без окон, кроме небольшого, забранного решеткой отверстия на этой самой двери. Через него в камеру и проникал тусклый неровный свет от факела, что висел на стене, аккурат напротив. Справа, у стены была прилажена узкая деревянная полка.
Туда-то Маора и направилась. Уселась на полку и закрыла глаза, съежившись. Особых надежд она не питала. И так удивительно было, что Дарвиш привел ее сюда, а не отправил в царство Шарха, как то было ему приказано капитаном Раузом. Неужто ее тут оставят навсегда? Забудут, как забывают об узниках в королевских тюрьмах, оставляя их там гнить заживо и умирать голодной смертью?
Девушка огляделась по сторонам. Поежилась. В камере было холодно и сыро. И лавка эта, даже без тюфяка соломенного донельзя жесткой казалась. Маора потерла себя руками за плечи, подняла ноги на лавку, обхватив колени руками, и лицо в складках платья спрятала. Ждать. Теперь это единственное, что она могла. Ждать, что будет, и жалеть себя.
Ждать пришлось долго. Или это ей так показалось? Маора потеряла счет времени. Сидела на лавке, думала. Вспоминала. Жалела. Сразу себя, а потом вспомнила о мужчине, которого в постели герцогини увидела, и мысли ее перекинулись на другое. Нет, неизвестного мужчину она точно не жалела – тот-то умер, ему уже все равно.
Он точно был мертв – в этом Маора не сомневалась. Вспомнились его распахнутые глаза, уже неподвижные, помутневшие. И ранки на шее. Маленькие, аккуратные даже ранки, из которых тонкими струйками кровь вытекала. Нет, когда Маора его обнаружила, то кровь уже не текла, запеклась, подсохла, оставив побуревшие темные следы на загорелой гладкой коже и белоснежных простынях. И картинка эта все никак не хотела развеиваться. Снова и снова перед глазами всплывала. Раньше Маоре не приходилось покойников вот так близко видеть. Разве, что матушку, но там не так страшно было. Матушка умерла тихо, во сне, и Маора ее только утром обнаружила. Даже не поняла сразу, что произошло, думала, что лера Гертруда спит еще. Кажется, даже ругаться начала, что день уж за окном, а она все еще спит. Потом только, когда поближе подошла, поняла, в чем дело. Но то не страшно совсем было.
А вот мужчина, в спальне герцогини обнаруженный, пугал. Еще и ранки эти.
И вспомнилась тут вдруг Маоре о чем в родном ее квартале говорили. Давно уже слухи ходили, что в городе завелась тварь неведомая. Ловит тварь эта людей и кровь из шеи у них высасывает, а потом сбрасывает тела убиенных прямо в реку. А власти городские ничего-то не делают, чтоб найти душегубца.
Говорили об этом давно. Сейчас-то Маора даже и не вспомнит, когда-то впервые разговоры эти услышала. Но в ее родном квартале шепотки и по сей день ходят. Первого-то несчастного как раз в реке местные мальчишки обнаружили. Когда рыбу удить отправились. А потом еще один труп нашли. Но уже не мальчишки – кто-то из местных девиц топиться решил. Было неподалеку место одно, как раз удобное для того, чтобы с моста в реку сигануть. Вот дура эта туда и сунулась. Постояла-постояла, да и прыгнула в реку. А потом выскочила из нее с криками и воплями, когда нос к носу с покойником столкнулась. Девица эта потом всем и каждому донести пыталась, что ее дух речной самолично из воды вытолкнул. Что, стало быть, рано ей еще к Шарху в гости собираться.
Дурость, как Маора считала. И в духов она не верила. Вот в ведьм…
Ведьмы – это другое. Ведьмы есть. И они сильными бывают. А духи – это ерунда. Сказка.
Но вот что было, так это тела покойников, которые с завидным постоянством всплывали то тут, то там. И находили их чаще всего без одежды и с двумя ранками на шее. Как у того, который в постели герцогини обретался. И что же это получается? Если ее светлость своего любовника порешила, то и остальных… тоже она?
Набрав в грудь воздуха как перед прыжком, служанка приоткрыла дверь. Проскользнула в будуар и почти бегом приблизилась к двери в спальню. Приложила ухо, прислушиваясь к тому, что происходило. Тихо. Ни единого шороха.
Дверь приоткрылась без скрипа.
Маора высунула нос в образовавшуюся щель и принялась оглядываться. Спальня герцогини утопала в красноватом свете магических светильников. Аромат духов, так любимых герцогиней Бельдериз, здесь был особенно силен.
На полу была разбросана одежда. Служанка неодобрительно поджала губы, разглядывая вопреки всему совсем не постель, на которой явно кто-то спал, а тонкий шелковый чулок, белоснежной змеей свернувшийся на красном ковре. И как можно вот так беспечно относиться к вещам? Она, Маора, многое бы отдала за такие чулки. Но стоили они недешево, как месячное жалование горничной, а то и больше. А герцогиня таких имела дюжины две или даже три, и никогда-то не заботилась о своих вещах. Конечно, к чему герцогине про чулочки шелковые переживать, когда у нее денег на эти самые чулочки и на рубашки кружевные, и на наряды, и на драгоценности, и на все остальное столько, сколько Маоре за всю ее жизнь не заработать. А ведь эти самые чулочки так бы замечательно смотрелись на ней. Нет, вот просто чудо до чего хороша была бы Маора Паоли в таких вот чулочках.
Или духи. Горничная втянула носом воздух и вздохнула. Духи у ее светлости были отменные. И ведь аромат не тяжелый и не цветочный – особенный совершенно. Легкий, нежный и в то же время чувственный. Даже у нее, Маоры, от этого аромата мурашки по коже побежали и внутри странное тепло разлилось. Так бы и стояла и нюхала, забыв обо всем на свете.
Несправедливость заставила Маору еще больше увериться в том, что она поступает правильно. Вот узнает она, кто является таинственным любовником герцогини Бельдериз, расскажет обо всем леру Лейрину, а за вырученное золото пойдет и купит себе такие вот чулочки. Две пары. Или вот духи приобретет. Не те, дешевые, что в аптекарской лавке продаются и стоят пару серебряных, а у самого мастера Витуччи закажет. Он, говорят, для самой принцессы духи изготовляет, специальные, только ей одной подходящие. От мысли, что у нее, Маоры, духи будут такие же как и у принцессы Габриэллы, сладостная дрожь пробежала по всему телу, а уверенность в правильности происходящего стала еще крепче.
Маора наклонилась и подняла чулок с ковра. Провела пальчиками по гладкому шелку, вздохнула. И сунула чулок к себе в карман. А что? У герцогини таких достаточно, она и не заметит пропажу. А несчастной служанке денег на чулочки может и не хватить, если она духи у самого мастера Витуччи закажет. Только бы второй отыскать в этом бардаке.
Выпрямившись, Маора принялась осматриваться в поисках второго чулка. Очень уж ей хотелось заиметь себе такую роскошь. Вот просто дух захватывало от мысли, как она натянет на ноги эти вот самые чулочки шелковые, как закинет ножки свои на спинку кровати и будет любоваться. Тут же пришла мысль, что в таком уж случае и башмаки новые придется покупать. А то негоже ноги в дорогущих чулках в грубые башмаки совать. Нет-нет, башмаки определенно Маоре тоже требовались новые, из мягкой кожи, с пряжками. А то и туфельки не мешало бы приобрести. Как у герцогини. Чтоб с бантами, и шелковыми лентами к ноге крепились. Про драгоценные камни на башмаках, Маора даже и мечтать не смела, на такое расточительство ей денег определенно за всю жизнь не заработать.
Второй чулок все никак не желал отыскиваться и Маора разозлилась. Стала, руки в бока уперла, и как-то так получилось, что взгляд ее упал на кровать.
Горничная тут же сама себе отвесила мысленную затрещину. Это ж она совершенно забыла, где находится. И про любовника госпожи своей тоже забыла. А ведь, если не узнает о том, кто это, то не видать ей ни башмаков ни туфелек и с мечтой о духах, лично мастером Витуччи изготовленных, придется распрощаться.
Горничная закусила нижнюю губу и вытянула шею, пытаясь рассмотреть, лицо спящего человека. Не получалось. Мужчина лежал поверх смятых простыней, раскинув руки в стороны, уткнувшись лицом в подушку и, кажется, спал. По крайней мере, ни разу за все время пребывания Маоры в спальне никаких звуков с его стороны не поступало.
Горничная даже восхитилась немного. Вот что значит дворянин – даже спит тихонько, не храпит, не сопит, не то, что простые мужики. Как начнут рулады выводить, не то что спать, мыслей своих собрать невозможно. Про это она точно знала, помнила еще, как ее первый любовник храпел, что ему даже собаки соседские подвывали. Давно это было. Ох, давно. И закончилось, не сказать, чтобы хорошо.
С Микошем все серьезно было. Даже слишком. Маора по наивности своей замуж за него собиралась. Планы строила, мечтала. А что? Сын булочника, чем не партия? По крайней мере, сыта всегда была бы, да одета.
А Микош, когда ухаживал, и подарки дарил. Все больше, конечно, пироги да пряники носил, но и брошки там, цветы тоже иной раз перепадали. Не дорогие, конечно, но и то хлеб. И Маора сдалась. Пустила его в свою постель. А он, гад такой, месяц к ней по ночам шастал, а замуж соседскую дочку позвал. И не посмотрел даже, что Нинелия та страшная была, да его самого шире раза в полтора. Зато приданое за ней давали неплохое, вот он и позарился. На лавку папеньки Нинельки этой, да на золото, что тот пообещал за дочкой единственной отдать.
И ведь хватило наглости к ней прийти и после ласк о том рассказать. А потом еще и возмущался, что Маора недовольна. Уговаривать даже пытался, говорил, что между ними ничего и не изменится. Он к ней по ночам ходить будет, подарки дарить. Даже деньги предлагал. Но Маора не взяла. Сразу хотела, и даже подумывала было согласиться на предложение Микоша, да маменька совсем плоха стала и перед смертью призналась, кто отец Маоры. А графская дочка, пусть даже и незаконная, с каким-то булочником связываться права не имеет. Вот она и погнала Микоша. Да потом еще к местной знахарке сходила и выторговала у той зелье специальное, для выпадения волос, чтоб Нинельке в суп подлить. Сама Маора, конечно, этого не делала, служанку подговорила. Брошку, ту самую, что Микош ей дарил, посулила. Нинелька после того слегла. Волосы у нее не повылазили, конечно, а вот что-то там внутри нехорошо стало.
Но свадьбу они все равно сыграли, только на свадьбе этой невеста на умертвие была похожа. Да так она и не очухалась до конца. Лет пять уже как болеет.
Но все это было и быльем поросло. Главное что? Что Микош храпел так, что уши закладывало. А этот вон спит и даже не пошевельнулся ни разу.
Маора осторожно сделала шаг вперед. Замерла, прислушиваясь. В тишине спальни даже дыхания спящего слышно не было.
Сердце горничной замерло на миг, а затем зашлось в бешеном темпе. Это сейчас она вполне может узнать личность таинственного любовника герцогини. Вот сейчас, только сделает еще шаг и еще один шажочек и еще… только бы он не проснулся… только бы…
Маора скривилась, осторожно приближаясь к кровати. В руках она все еще сжимала шелковый чулок – если любовник герцогини проснется, то скажет, что уборкой занималась. За такое, конечно, ее никто не похвалит, а за нахождение в спальне ее светлости еще и уволить могут, да не беда. За информацию о любовнике герцогини Бельдериз она столько денег стребует, что и работать будет не обязательно. Правда, лер Лейрин жмется всегда, да не беда. Маора к самому виконту Ардо пойдет. А уж тот точно не поскупится.
Горничная осторожно приблизилась к возвышению, на котором стояла огромная кровать. Мужчина, в пене белоснежных простыней по-прежнему не шевелился. Лежал на животе, лицом вниз, раскинув руки в стороны. Рассмотреть лицо его не получалось и Маора склонилась ниже. Еще ниже…
Тихий вскрик сорвался с губ горничной и слился со звуком распахнувшейся двери. Служанка испуганно отшатнулась от кровати, не заметила ступеньку, ведущую на возвышение и, оступившись, полетела на пол.
Прода от 03.12.2020, 15:57
ГЛАВА 5
- Это еще что такое? – капитан Рауз удивленно взирал на распластанную на полу девушку. – Кто пустил?
- Я…я… - сердце Маоры колотилось так сильно, что девушке казалось, еще немного, и оно выскочит из груди. – Т-там… там… - дрожащей рукой она указала на кровать, где в пене белого шелка и кружев лежал мертвый мужчина. Точно мертвый, Маора прекрасно рассмотрела и бурые потеки на его шее и остекленевший взгляд и даже две маленькие дырочки рассмотреть смогла прежде, чем свалиться с постамента. – он… он мертв…
Капитан Рауз скривился. Он не ожидал помехи в виде горничной. И понятия не имел, что она тут делает – в покои герцогини не допускались посторонние, об этом все знали. А тут, поди ж ты, девчонка. И любопытная, ко всему прочему. Рауз прищурился, рассматривая горничную, она была ему смутно знакома, значит, из новеньких. Всех слуг, кто более-менее долго работал на герцога Бельдериза, он знал в лицо. А вот эта… мутная она какая-то, попалась на горячем.
И вот что делать?
- Девку убрать, - приказал он своему сопровождающему. – По-тихому.
- Совсем или… - стражник ухмыльнулся, не отказывая себе в удовольствии пройтись взглядом по лежащей на полу горничной. Не упустил он ни вздымающейся груди, скрытой плотной тканью корсажа, ни неприлично задранных юбок, из-под которых виднелись ноги до самых колен.
Маора сразу поняла, что ничего хорошего ей ожидать не стоит. Вот как-то даже на мгновение не поверила, что ее отпустят. Да еще и взгляд этот, которым стражник ее окинул, ничего хорошего в себе не сулил. Маора знала его, стража этого. Дарвиш Файлини, у герцога Бельдериза давненько уж служит. На хорошем счету и пользуется почти безграничным доверием капитана Рауза. Но… гад тот еще. И с горничными он обычно не церемонится. Не одна уж плакала втихаря после того, как Файлини ее особым вниманием одарил. Он и Маоре пытался знаки внимания оказывать, но она изо всех сил старалась держаться подальше, на глаза особо не попадалась.
Маора даже пожалела, что в свое время не приласкала стражника. На этот раз избежать «близкого» общения, видно не получится. Вон как смотрит. Глаза его темные, блестят похотливо, и губы в ухмылке растягиваются. Небось, предвкушает уже…
Маора поежилась. Файлини не то чтобы ей не нравился. Да только раньше графской дочке с таким связываться было не с руки. А теперь… теперь-то у нее никто и не спросит.
- Не мне тебя учить, - бросил Рауз через плечо. – Но только, чтобы тихо.
Файлини кивнул. Посуровел, улыбку спрятал. Только вот глаза его по-прежнему блестели предвкушением. И смотрел он на Маору, как кот на миску со свежими сливками, только что не облизывался.
- Будешь кричать, - произнес Дарвиш, подходя к ней, - будет больно. А так… лучше молчи.
Он подхватил девушку подмышки и поставил на ноги.
- Иди за мной, - короткий приказ и она послушалась. Возмущаться при капитане не решилась. Да и не было в том никакого толка. Рауз герцогу и герцогине предан до последнего волоска, ни за что против не пойдет. А если уж оказался в спальне ее светлости, то точно знал, что увидит здесь.
Когда за спиной несчастной служанки захлопнулась тяжелая металлическая дверь, Маора обхватила себя руками за плечи и судорожно всхлипнула. Огляделась по сторонам. Камера. Низкая, холодная, с нависшим почти над самой головой каменным потолком, без окон, кроме небольшого, забранного решеткой отверстия на этой самой двери. Через него в камеру и проникал тусклый неровный свет от факела, что висел на стене, аккурат напротив. Справа, у стены была прилажена узкая деревянная полка.
Туда-то Маора и направилась. Уселась на полку и закрыла глаза, съежившись. Особых надежд она не питала. И так удивительно было, что Дарвиш привел ее сюда, а не отправил в царство Шарха, как то было ему приказано капитаном Раузом. Неужто ее тут оставят навсегда? Забудут, как забывают об узниках в королевских тюрьмах, оставляя их там гнить заживо и умирать голодной смертью?
Девушка огляделась по сторонам. Поежилась. В камере было холодно и сыро. И лавка эта, даже без тюфяка соломенного донельзя жесткой казалась. Маора потерла себя руками за плечи, подняла ноги на лавку, обхватив колени руками, и лицо в складках платья спрятала. Ждать. Теперь это единственное, что она могла. Ждать, что будет, и жалеть себя.
Ждать пришлось долго. Или это ей так показалось? Маора потеряла счет времени. Сидела на лавке, думала. Вспоминала. Жалела. Сразу себя, а потом вспомнила о мужчине, которого в постели герцогини увидела, и мысли ее перекинулись на другое. Нет, неизвестного мужчину она точно не жалела – тот-то умер, ему уже все равно.
Он точно был мертв – в этом Маора не сомневалась. Вспомнились его распахнутые глаза, уже неподвижные, помутневшие. И ранки на шее. Маленькие, аккуратные даже ранки, из которых тонкими струйками кровь вытекала. Нет, когда Маора его обнаружила, то кровь уже не текла, запеклась, подсохла, оставив побуревшие темные следы на загорелой гладкой коже и белоснежных простынях. И картинка эта все никак не хотела развеиваться. Снова и снова перед глазами всплывала. Раньше Маоре не приходилось покойников вот так близко видеть. Разве, что матушку, но там не так страшно было. Матушка умерла тихо, во сне, и Маора ее только утром обнаружила. Даже не поняла сразу, что произошло, думала, что лера Гертруда спит еще. Кажется, даже ругаться начала, что день уж за окном, а она все еще спит. Потом только, когда поближе подошла, поняла, в чем дело. Но то не страшно совсем было.
А вот мужчина, в спальне герцогини обнаруженный, пугал. Еще и ранки эти.
И вспомнилась тут вдруг Маоре о чем в родном ее квартале говорили. Давно уже слухи ходили, что в городе завелась тварь неведомая. Ловит тварь эта людей и кровь из шеи у них высасывает, а потом сбрасывает тела убиенных прямо в реку. А власти городские ничего-то не делают, чтоб найти душегубца.
Говорили об этом давно. Сейчас-то Маора даже и не вспомнит, когда-то впервые разговоры эти услышала. Но в ее родном квартале шепотки и по сей день ходят. Первого-то несчастного как раз в реке местные мальчишки обнаружили. Когда рыбу удить отправились. А потом еще один труп нашли. Но уже не мальчишки – кто-то из местных девиц топиться решил. Было неподалеку место одно, как раз удобное для того, чтобы с моста в реку сигануть. Вот дура эта туда и сунулась. Постояла-постояла, да и прыгнула в реку. А потом выскочила из нее с криками и воплями, когда нос к носу с покойником столкнулась. Девица эта потом всем и каждому донести пыталась, что ее дух речной самолично из воды вытолкнул. Что, стало быть, рано ей еще к Шарху в гости собираться.
Дурость, как Маора считала. И в духов она не верила. Вот в ведьм…
Ведьмы – это другое. Ведьмы есть. И они сильными бывают. А духи – это ерунда. Сказка.
Но вот что было, так это тела покойников, которые с завидным постоянством всплывали то тут, то там. И находили их чаще всего без одежды и с двумя ранками на шее. Как у того, который в постели герцогини обретался. И что же это получается? Если ее светлость своего любовника порешила, то и остальных… тоже она?
