Глава 1. Многоженец
До этого дня София не знала, что способна ненавидеть так сильно.
Она видела, как укутанная в мужскую рубашку Тами вошла в спальню и прикрыла за собой дверь. Это был торжественный день, но только для двоих. Софии оставалось только принять случившееся и не пытаться представить, что происходит за стеной.
Миро опустил грубые ладони на талию худой брюнетки и притянул к себе, словно присваивая, как делают с котятами на улице, когда они кому-то западают в душу. Молодые девушки в Онштадте, а тем более те, кто приходил в город с северных пустошей, в правах мало чем отличались от котят.
— Не бойся. Я не садист, — Новак перекинул мокрые пряди через худое и почти белое плечо девушки.
Её ладони уже не упирались в его грудь слабым барьером, а спускались вниз, к ремню брюк. Пальцы крючками повисли на нём, как будто Тами искала, за что ей зацепиться, чтобы не упасть. Боец прильнул носом к её шее и втянул запах холодной кожи. От Тами пахло морской солью и хлопком.
— Такая свежая…
София до последнего верила, что отбор пройдёт кто-нибудь другой — например, любой из напарников её мужа, или же тот парень из агрокомплекса, который смог спасти десяток теплиц с томатами, когда целую неделю стояла ужасная жара. Но зелёный паспорт получил именно Миро.
В голове крутились самые острые фразы из разговора её мужа с городским Головой. Подслушивать нехорошо, но кому важны правила хорошего тона, когда общество едва не скатилось до первобытного?
«Мир, рано или поздно я тебе и так выписал бы зелёный паспорт. У твоей жены до сих пор нет детей».
Но выписывать ничего не пришлось — Миро в очередной раз показал себя в последней стычке с Жёлтыми, когда вернулся с трофейным пулемётом. Теперь он командир оборонного блока, элита Онштадтской республики.
У работницы швейной мастерской Софии — оранжевый паспорт. Это значит, что она может менять род занятий по согласованию с Головой, имеет право голоса на выборах и освобождена от «чёрной» работы. Жёлтый паспорт давал женщинам возможность расторгать брак по их решению, зелёный позволял вовсе не вступать в брак и отказываться от рождения или воспитания детей. Собственно, брак в республике имел одну цель — продолжение рода.
Теперь Миро Новак получил право содержать трёх жён, и его выбор пал на скромницу Тами. Впрочем, и перед Тами, и перед пока ещё неизвестной третьей женой у Софии будет преимущество. Последующие жёны почти всегда выбирались из «краснопаспортисток» — недавно прибывших в Республику молодых девушек. Минимум прав, принудительное замужество, беременность — с таким набором им не стоило рассчитывать на повышение своего статуса в ближайшие пару лет.
Когда из спальни донёсся стон (удовольствия или боли — понять не удалось), София схватила дождевик и выбежала на улицу. Моросил противный дождь, и больше всего девушка хотела сейчас был на месте Тами, в тёплой супружеской постели. Хотя, как можно ассоциировать семейное ложе с чем-то чистым, когда там сейчас лежит с раздвинутыми ногами совершенно посторонняя девушка?
Как только Тами прошла карантин, ей дали красный паспорт. Затем она устроилась в прачечную. С утра и до позднего вечера ей приходилось стирать одежду детсадовцев, их постельное бельё, а иногда и солдатскую форму. Через полгода после того, как Республика позволила ей присоединиться к своим гражданам, Тами осмотрела женщина-врач и поставила странную галочку в паспорте. Это означало скорый брак с одним из тех, кому дали право на многоженство. Брак с Миро Новаком.
У его новой молодой жены был лишь один недостаток — слабый слух. Как объяснили Миро в клинике, сделать с этим ничего нельзя — это отголоски короткой, но жестокой гражданской войны. Тогда семилетняя Тами оказалась рядом с эпицентром взрыва, и теперь практически не различает шёпот и слабые звуки. Их было много в Онштадте — тех, кого травмировала война, вспыхнувшая через полгода после начала эпидемии. Когда вокруг городов, которым была отведена роль гигантских хосписов, начали возводить стены, никто ещё не знал, что треть запертых там людей выживет и получит иммунитет от заразы. А вместе с ним — устойчивость к холоду, голоду и большей части болезней. Те, кого вся страна спешила похоронить, мстили по-особому изощренно. Для победы в конфликте им даже не нужно было стрелять — одно их присутствие лишало шансов противника. Понадобилось всего четыре месяца, чтобы те, кто брезговал протягивать руку помощи заражённым, сами оказались заперты в бункерах, закрытых городах, монастырях и немногочисленных крепостях по всей России.
Впрочем, та Россия, что существовала ранее, тогда умерла. Вместе с ней в могилу отправились и другие государства, а на смену им пришёл повсеместный хаос. Города опустели и начали разрушаться, заводы остановились, транспорт стремительно превращался в бесполезный ржавый металл, а кучки выживших изолировались от впавших в безумие заражённых и пытались остановить контрнаступление природы на ослабленное человечество.
Онштадту повезло — жить на острове, куда можно попасть лишь с двух сторон по огромной дамбе, безопаснее, чем в любой из деревень или даже небольшом городке. Мегаполисы стали братскими могилами. Могилами, где вместо смертных почестей громоздились ресурсы с постепенно сгорающей ценностью.
Но ценнее всего были люди. Мужчины, способные сражаться и работать. Женщины, способные превращать коренья в пищу и рожающие детей. Последнее было тесно связано с тем, что в Онштадте допускалось многоженство.
Складская улица, по которой бежала от своего позора София, вела прямо к центру города. Как она называлась раньше, София не знала. Переименование улиц происходило вместе с перестройкой города, когда тут и там сооружались склады, дома для прошедших карантин и многоуровневые защитные стены.
Софи шлёпала по лужам, глядя себе под ноги. Она боялась поднимать взгляд, иначе прохожие могли увидеть её заплаканное лицо. Впрочем, многие в Республике знали, что теперь София Новак — не единственная жена Миро. Церемония вручения зелёных паспортов проходит на главной площади Онштадта, прямо перед собором, в котором теперь была школа. Девушка не знала, куда ей бежать, какое место избавит её от ядовитых мыслей. Миро предал её. По крайней мере, для неё это выглядело именно так.
Облако едкого чёрного дыма накрыло Софию, когда она свернула в сторону бывшего Петровского парка. Теперь там находились производственные цеха, а возле них, под открытым небом, стояли самодельные коптильни, сооруженные из вышедшей из строя бытовой техники. Запах копчёного мяса защекотал ноздри, но есть Софии не хотелось. Напротив, если бы её попытались накормить, кусок застрял бы в горле, встал поперёк и уже через пару мгновений выстрелил бы обратно.
Жизнь, нормы которой с годами таяли в памяти Софии, была совершенно иной. В ней семьи могли быть только моногамными, соседние города не нападали друг на друга, а любая еда продавалась в больших зданиях со светящимися вывесками. Выцветшие воспоминания прервал удар о что-то тёмное, а затем падение в лужу.
— София? Что же ты не смотришь, куда бежишь? Давай руку!
Девушка подняла голову и вздрогнула: перед ней стоял сам Голова. Словом «Голова» в республике заменяли «главу города», хотя никто уже не помнил, откуда это пошло и в чём принципиальная разница. Яков Черных только что спустился с крыльца здания склада. Голова был вторым человеком в республике после Президента. Люди считали, что он выполняет роль некой прокладки между самим Егоровым и жителями Онштадта. Голова мелькал на всех городских событиях, в то время как Президент появлялся на людях нечасто, и все свои решения транслировал через Якова.
— Простите! Я просто…
Мужчина взял девушку за руку и потянул её вверх. София неуверенно встала на ноги и отряхнулась, испачкав при этом ладони, но смотреть на Якова не решалась. Она боялась, что тот начнёт ругать её за невнимательность, но Голова лишь снисходительно улыбнулся. Он сразу разглядел слёзы на её щеках.
— Знаю, ты ушла из-за Тами.
— Господин Яков, почему всё так? Как мне принять это? — переходила на рёв София. — Неужели можно с кем-то делить человека, который тебе дорог!?
— София, милая, я понимаю, на что ты обижаешься. Что ж, ты почти всю сознательную жизнь провела здесь, на этом небольшом острове, и совершенно не представляешь, насколько он ничтожен в сравнении с остальным миром. Не осознаёшь, насколько нас мало. То, что мы сделали — это вынужденная мера. Я имею в виду второй брак Миро.
— Господин Яков, вам легко говорить. Вы мужчина, — вдруг бросила Софи, почувствовав обиду.
— Вот именно, я мужчина. Именно поэтому я не могу рожать детей. Мать-природа не наградила меня этой особенностью.
Голова вдруг осёкся, и Софии показалось, что сейчас он продолжит словами: «и тебя тоже». Но Яков не произнёс этого. Вместо этого он продолжил успокаивать девушку.
— Девочка моя, я уверен, что твой муж будет любить и ценить тебя, как и прежде. Просто… та девушка, из новеньких… она прошла карантин, и доктор Рубинштейн нашла её абсолютно здоровой и пригодной к деторождению. Её призвание — материнство. Миро просто позволит пазлам сложиться. Не зря зелёный паспорт даётся только лучшим из нас. Вместо рёва возьми да порадуйся, что у тебя такой защитник. Просто порадуйся.
Яков положил руку на плечо девушки и легонько похлопал, почти по-отечески. Должность предписывала Голове ходить в серой рясе и чёрных кожаных ботинках. Если учесть, что Голова носил бороду, то его можно было сравнить с волшебником, правда, скорее вредным, чем добрым. София помнила, как в далёком детстве смотрела мультфильм про волшебника, и главный герой там был очень похож на нынешнего главу Онштадта.
Голове доверяют в первую очередь потому, что он хорошо помнит, какой была жизнь до эпидемии. Она началась, когда Якову было всего сорок, и с тех пор прошло двенадцать лет. София на тот момент заканчивала шестой класс. В день, когда город Кронштадт был отрезан от большой земли, она находилась на экскурсии в Морском соборе с одноклассниками и напуганным учителем. А Миро, на тот момент пятнадцатилетний подросток, приехал сюда с друзьями, чтобы на лодке отправиться в один из фортов.
Первые два года пандемии вируса Морта София почти не помнила. Все знали, что в самом начале Кронштадт закрыли на въезд и выезд, благодаря чему болезнь не добралась до тех, кто оказался здесь заперт. Начался карантин, который позволил кучке людей выжить, пока постепенно умирал Санкт-Петербург: сначала власти перестали снабжать пленников острова продовольствием, потом погасло зарево над мегаполисом, а зимой Кронштадт начали штурмовать отряды людей с подозрительно жёлтой кожей и острыми чертами лица.
Усугубила ситуацию стычка между военными и гражданскими — первые никак не хотели сдавать оружие в общий котёл и пытались контролировать остров, а вторые вовремя заблокировали топливные хранилища и взяли контроль над доступными генераторами. Военные, по большей части моряки, в конце концов примкнули к народу, когда поняли, что никто извне им уже не поможет. На второй год начали собирать отряды для вылазок на большую землю.
С первой такой вылазки вернулась только половина отряда. Доложили: там, ближе к центру Петербурга, настоящий хаос, дома и магазины разграблены, а кучки выживших сошли с ума в поисках пищи. Поскольку Кронштадт стал относительно безопасным местом, в него пытались попасть и по дороге, и по воде. Поэтому на берегу постоянно дежурили солдаты, а на въезде в город создали карантинную зону — рядом с ней круглосуточно отдувались медики.
По слухам, Петербург адекватнее других городов отреагировал на теракт, устроенный Семилучниками. Поскольку всё случилось в метро, входы и выходы на станциях
стали экстренно закрывать. К сожалению, не все сразу — кое-где вирус поднялся вместе с людьми по эскалаторам и выкосил две трети северной столицы за две недели. Поговаривали, что в Москве выходке человека в белом балахоне сразу не придали значение, в Казани его в страхе столкнули на рельсы а в Нижнем Новгороде просто не заметили. Кто и как сообщил об этом, если из перечисленных городов с начала эпидемии нет вестей — непонятно.
По одной из версий, когда жизнь на острове Котлин более-менее нормализовалась, тогдашний руководитель решил подкрасить буквы на стеле, расположенной на въезде в город. Красить начали снизу, но успели обновить все буквы, кроме двух верхних. Так появился Онштадт, а за ним и Онштадтская республика, включающая в себя помимо острова ещё и несколько подконтрольных выжившим земель в районе Сестрорецка и Ломоносова. Был утверждён пост Президента, а занял его Владимир Егоров — бывший военный и приверженец патриархальных взглядов. Это он настоял на многоженстве и введении системы паспортов. Когда островитяне голосовали по этим двум вопросам, мужчин в Онштадте было почти вдвое меньше, чем женщин — вот бабы и согласились, решив, что лучше поделиться, чем торчать на холодном куске земли без мужской поддержки.
Когда София вернулась домой, на крыльце чувствовался запах горячей еды. Тами крутилась на кухне, постоянно открывая шкафчики в поисках нужных приборов, и почти всегда ей приходилось искать их по несколько минут.
— Соф, — от тёмной стены отделилась фигура Миро. После принятия душа он даже не успел надеть футболку. София увернулась от его объятий.
Ему совершенно не шло быть подонком. Мучителем бабских сердец — да, но не таким образом. Миро был выше супруги на целую голову, и когда он подходил к ней вплотную, его сильные плечи закрывали девушке весь обзор. София вдруг вспомнила, как смотрится на нём чёрная форма офицеров оборонного блока, и нервно сглотнула. Его не хотелось никому уступать. Неужели её харизматичный и бесстрашный Миро будет принадлежать кому-то ещё?
— Ты плакала? — удивился Новак, когда все-таки повернул к себе лицо жены.
— А ты как думаешь? — прошипела девушка и покосилась на свою конкурентку. Тами обеспокоенно смотрела на неё, сжимая в руке сковородку. София знала, что бедная девчонка воспитана таким образом, что не видит в происходящем чего-то неправильного. Она даже способна искренне сопереживать Софии, но той от этого не становилось легче.
Миро повёл первую жену к выходу из квартиры. Они остановились на крыльце, и он спросил:
— Ты настолько обижена?
— Да, Миро. Я верила, что ты не станешь этого делать. Даже когда получишь зелёный паспорт.
Рыжие волосы Софии прилипли к её раскрасневшемуся лицу. Едва прохладный ветерок подсушил мокрые щеки, как из глаз брызнули слёзы.
— Соф, я делаю это только потому, что так заведено. Голова лично настаивал на этом браке. Он говорит, что…
— Да, так мы возродим великое человечество! — агрессивно продолжила девушка. — Только у нас нет никакой гарантии, что уже завтра не придёт новый вирус и не убьет нас всех. Если Егоров и Голова так сильно хотят вернуться к тому, что мы потеряли, то пусть вспомнят, что до наступления пандемии семьи состояли из одного мужа и одной жены.
— В конце концов, я не стал к тебе хуже относиться и ты у меня до сих пор на первом месте. Ты думаешь я смогу любить её также, как и тебя? Не думаю. Я просто взял её под свое крыло. Все равно деньги на содержание Тами выделяет Совет.
