Глава 1. Знакомство
Он ужасно не любил рано вставать. Младшая сестра Настя это знала и будила его из вредности. Вот и сегодня он проснулся оттого, что ему щекотали нос одуванчиком.
— Вить! Вставай.
«Апчхи!» — он сел в постели. Настька залилась смехом.
— Чеши к себе, а то сейчас родители проснутся, — вместо «доброго утра» сердито сказал ей Витька.
Девочка проворно скатала свою постель и ускакала, шлёпая босыми пятками по грязному полу. Она боялась темноты, боялась до крика, но родители не разрешали детям спать в одной комнате, потому что это неприлично, и Настька каждую ночь, дождавшись, пока мама с папой уснут, на цыпочках пробиралась в комнату брата и дрыхла на диванчике. Пару раз её застукали и оба раза долго ругали, но упрямая, точнее, трусливая Настька продолжала делать по-своему — даже научилась просыпаться раньше всех, чтобы вовремя удрать.
Он снова улёгся и попытался вспомнить, что снилось, но сон исчез без следа. Помнил, что про воду. И всё. Скорчил рожу Настькиной двери, встал, оделся и вылез в сад через окно. Соловьи ещё пели, и солнце блестело на мокрой листве. Он прошёлся по каменным дорожкам, глядя, как за кустами сверкает река, и решил искупаться, пока родители спят. Купаться одному, ясное дело, тоже было нельзя, и он торопливо перемахнул через забор. До реки было две минуты пути. Наплававшись, он вернулся домой — через забор же, и чуть не оглох от Настькиного вопля:
— Ви-ить!
Она выскочила из-за кустарника и показала ему что-то на вытянутых руках. Он посмотрел и поморщился: на её ладонях в пучке травы сидела чёрная птица, покрытая вшами, явно больная, а может, и издыхающая.
— Я его нашла, — шёпотом сообщила Настька. — У нас будет ручной дрозд.
— Не дрозд, — задумчиво сказал Витька. — Скорее, скворчонок... И не будет. Ты же видишь, он на ладан дышит.
— На что дышит? — не поняла сестра.
— Он больной совсем. Лучше отнеси туда, где нашла.
— Нет, я его буду лечить. Я спрошу у мамы лекарство. Мама! — и наивная Настька побежала в дом.
Ровно через пять секунд она вышла расстроенная в сопровождении матери. Мать кричала, срываясь на визг. Трепыхающегося птенца она держала за крыло.
— Хочешь заразу от него подцепить?
— Мама, ему же больно! — ревела Настька.
— Это мне больно, что у меня такие дети! А ты куда смотришь, большой дурак? Хочешь, чтобы твоя сестра умерла?
Мать бросила птенца в мусорное ведро и пошла к рукомойнику. Вымыв руки, заставила то же самое сделать Настьку и Витьку, хотя он птенца не трогал, и, ворча, ушла в дом. Витька заглянул в мусорницу. Птенец пошевелился и посмотрел на него чёрным глазом. Сестра, сопя, стояла рядом. Витька молча взял свежую газету из почтового ящика, свернул кулёк, посадил туда птенца и направился к калитке.
— Ты куда его? — спросила сестра.
— К реке. Отнесу под ивы, пусть хоть помрёт по-человечески.
«Все лучше, чем в помойном ведре», — добавил он про себя. Взрослым не понять, чем отличается ещё живой птенец от уже дохлого.
— Я с тобой.
— Валяй.
Дети шли по берегу, обходя крупные розовые камни. Они нашли уютное место у старого бревна, вынули птенца из газеты и усадили в траву. Настька сбегала к реке и принесла воды в большом лопухе, но птенец не захотел пить. Его головка склонилась набок, и глаза закрылись.
— Я хотела его вылечить...
— Лучше оставить в покое, — сказал Витька. — Пойдём искупаемся?
— Не хочу, — буркнула Настька и, заложив руки за спину, потопала домой.
А Витька посмотрел ещё раз на птенца, махнул рукой и побежал к воде. Жара стояла ужасная. На обратном пути он прихватил с собой газету и, сложив поровнее, запихнул обратно в почтовый ящик. К обеду он, разумеется, опоздал, за что и получил от мамы выговор. «Пожалей мать!» — кричала она каждый раз, когда еда остывала, и вот он сидел и хлебал холодные щи, Настька в прихожей смотрела мультики, почти касаясь носом телевизора, а родители пили чай и обсуждали какого-то дипломата, который припёрся сюда с семьей на всё лето.
Этот негодяй привез три контейнера барахла, его негодяйка-жена разгуливает вся в золоте, а в магазин за жратвой они ездят на негодяйском чёрном мерседесе. Папа, как истинный работник автосервиса, начал ругать мерседесы. «Если имеешь такие деньги — купи что-нибудь японское!» А мама, поджав губы, сказала, что лучше быть бедными, но честными. Папа воспринял это на свой счет и гневно воскликнул: «А где теперь, чёрт возьми, заработаешь?» Они поругались, мама с грохотом собрала посуду и унесла мыть во двор. Обед закончился.
После обеда Витька должен был переделать массу важных вещей: починить звёздочку на велосипеде, прикрутить новый шланг к насосу и съездить в соседнюю деревню вниз по реке, где жили Ромка и Славка. Но со звёздочкой он провозился дотемна, поэтому остальные дела пришлось перенести на завтра. О несчастном птенчике он вспомнил, уже лежа в постели. «С утра схожу, посмотрю», — засыпая, подумал он. Ему снилось море, и опять ему не дали запомнить сон. Витька стоял на палубе корабля и зачарованно смотрел на огромное морское животное, и на этом сон закончился, потому что животное вдруг оглушительно закричало маминым голосом:
— Ты мне назло это делаешь? Назло? Хочешь меня в гроб загнать?
Ещё не проснувшись окончательно, он сел в кровати. Сердце колотилось как бешеное, голова кружилась. У него до сих пор всё внутри сжималось от криков матери, хотя он был уже большой. Через секунду он понял, что случилось, и успокоился. Ничего страшного. Просто сестра проспала, и мама застукала её в Витькиной комнате. Мама кричала, а зарёванная Настя торопливо скатывала постель. Скатав, взяла в охапку и неуклюже зашлёпала к себе.
— Бессовестная!
— Она темноты боится, — зевая, сказал Витька.
— Ничего она не боится! — рассерженно возразила мать. — Она мне назло делает!
— Боится, вот и приходит.
— А у тебя что, светлее?
— Здесь она не одна.
— А какая разница? Она мне назло делает. А ты её защищаешь. Оба моей смерти хотите.
— Мам, купи ей ночник, и она перестанет тебе назло делать. Вот посмотришь.
Мама задержала на нём взгляд. Такое простое решение ей в голову не приходило. Она резко открыла занавески в его комнате, проворчала: «Мне деньги девать некуда, только вам ночники покупать», — и вышла.
До того бревна было пять минут ходу. Витька не спешил. Он знал, что застать птенчика в живых шансов почти нет. Он посмотрел на небо. Ветер гнал редкие облака. Над горизонтом летел самолёт, оглашая землю далёким гулом. Вот и ивы. Витька быстро нашёл бревно и тщательно осмотрел траву вокруг, но птенчика не увидел. Ни живого, ни мёртвого. Значит, одно из двух: либо улетел, либо съели, причем первое навряд ли. Витька начал ворошить траву в поисках следов и пристально изучать землю.
На его руку легла тень. Он поднял глаза и увидел, что по бревну идёт девочка в длинном голубом платье. Длинном в смысле чуть ниже колен. И откуда успела взяться?
— Вы что-то потеряли? — спросила она.
Голос у неё был... такой голос, с хрипотцой, обычный девчоночий фальцет, но некая неуловимая нотка придавала ему такое очарование, что Витька замер. Она смотрела на него серьёзно и ждала ответа, балансируя на бревне. Витька поднялся с земли и отряхнул штаны, чувствуя себя дураком.
— Мы с сестрой вчера оставили здесь больного птенца. А он пропал.
— Как жалко! — сказала девочка. — Вы любите животных — значит, вы добрый.
«Значит — ворона крачет» — обычно говорили друг другу дома в таких случаях, но он не рискнул нагрубить незнакомке и пробормотал что-то несуразное, и девочка тихо засмеялась. Он поймал себя на том, что рассматривает её. У неё были белокурые локоны, распущенные по плечам, и тёмно-голубые глаза. Платье на ней было из простого марлевого хлопка, но всё в голубых кружевах, отчего казалось пышным и дорогим. Тогда в моду только начали входить длинные платья для детей, и оттого оно смотрелось ещё необычней. Наряд девочки довершали белые сандалии на низком каблуке и белые носочки. Это летом-то в белых носках! В руке она держала голубую шляпку с лентой — Витька сначала подумал, что это корзина.
— Как вас зовут? — спросила девочка, и до Витьки наконец дошло, что она обращается к нему на «вы».
— Виктор, — сказал он. Представиться такой особе «Витька» или «Витёк» показалось ему неуважительным. — А... вас?
— Луиза, — ответила она.
Витька вытаращился. Это вместо того, чтобы сказать «очень приятно». Впрочем, на его месте любой бы остолбенел.
— Вообще-то полное имя Луизиана, — скромно пояснила девочка, — но я не люблю официоза. Можно я буду звать вас Витей?
— Ага, — кивнул он.
Она прошлась по бревну туда-сюда, ни разу не сорвавшись и помахивая шляпкой для баланса.
— Витя, сколько вам лет?
— Одиннадцать, — ответил он и подумал: «Надо было соврать, что двенадцать».
— И мне тоже! — обрадовалась Луиза. — Мы ровесники. А здесь ещё ребята есть? Я тут недавно и никого не знаю.
— Только мальчики, — сказал он, вспомнив Ромку и Славку. — Да и те далеко. Из девочек только моя сестра.
— Вы нас познакомите? У меня совсем нет подруг.
— Она малявка, — предупредил он.
— Это же славно! Мы будем гулять втроём.
Так и сказала: гулять, а не играть.
— Познакомлю, конечно, — согласился Витька, обдумывая, как бы это получше устроить. Приглашать домой Луизу опасно: мать, чего доброго, устроит при ней скандал, и тогда позора не оберёшься. — Приходите сюда после обеда, в три, например. И мы с Настей придём.
— Хорошо, в три! — улыбнулась Луиза и спрыгнула с бревна, и Витька увидел, что она все-таки пониже его ростом.
— Скажите, Луиза, — Витька запнулся, — а в школе вы одноклассников тоже на «вы» называете?
— Я на домашнем обучении, — сказала она, кивнула на прощанье и пошла вдоль берега вверх по реке. Её белые носочки запачкались, но она не обратила внимания. «Навряд ли сама стирает», — подумал Витька, сел на бревно и почесал затылок, силясь понять, приснилось ему это существо или нет.
Луиза. С ума сойти! Не Настя, как сейчас зовут почти всех девчонок, и не Пелагея какая-нибудь, что тоже модно, а Луиза. Да ещё в кружевах. Луизы в России лет двести назад вымерли, если верить литературе. Попадись эта Луиза Ромке и Славке, они не стали бы долго думать, а отлупили бы её, в песке бы всю извозили вместе с кружевами, чтобы знала. Правильно она сделала, что пошла вверх по реке, а не вниз. Надо её предостеречь, чтобы не шаталась тут одна.
— Лу-и-зи-а-на, — повторил он, скривившись, сбросил одежду и полез купаться. Нырять не стал, чтобы мать не вычислила его по мокрым волосам.
Витькина мама пребывала в счастливой уверенности, что её сын до сих пор ни разу в жизни не купался в реке и вообще не умеет плавать. Славкина мама пребывала в такой же уверенности, потому что Славка нарочно постригся налысо и теперь мог даже нырять. Витька ему завидовал и тоже собирался постричься, но после встречи с Луизой раздумал.
Глава 2. Светильник
Ещё с порога он услышал мамин голос и машинально сжался, но, вопреки ожиданию, мама не кричала на Настю и не ругалась с папой — она разговаривала по телефону с какой-то тёткой, и речь шла о сестре. Витька навострил уши.
— А ведь большая уже, через два года в школу — их теперь с шести берут... Да ты что? В девятом классе — и с ночником? Это ж сколько вы за свет платите? Ага, ага... Спасибо, Тань. Витьку пришлю.
Далее разговор перешёл на любимую тему деревенских женщин — помидоры. Ни картошка, ни перцы, ни цветы не пользуются таким трепетным вниманием, как помидоры, и разговор обещал быть долгим. Даже не разувшись, Витька повернулся обратно и пошёл в сарай за велосипедом. За чем придется ехать и куда, он ещё не знал, но колеса подкачать не мешало. Тут из дома выбежала Настька. Об утренних слезах она уже напрочь забыла, а о птенчике помнила.
— Ты куда ходил? К птенчику? — выпалила она.
Он кивнул, не зная, что соврать.
— Он там? В траве?
— Улетел, — ответил Витька, честно глядя ей в глаза.
— Куда улетел?
— На юг. Тут одна девочка хочет с тобой подружиться — после обеда буду вас знакомить.
Настька молча хлопала глазами.
— Ногти почисти.
— Я вчера чистила. А почему без меня ходил?
— Потому, что кончается на у, — машинально ответил он и впервые задумался, что сестре, может быть, тоже обидно слышать от всех одни грубости. — Платье одень.
— Зачем?
— Малявка ты, вот ты кто, — сказал он беззлобно и взлохматил ей волосы.
— Ничего я не малявка, — надулась она. — Сам ты маляв.
Потом он помогал маме полоть помидоры, а Настька крутилась рядом. Мама сообщила детям, что тётя Таня (не родная их тётя, а просто знакомая тётка с другого конца деревни) отдаёт им свой старый светильник, и новый покупать не нужно.
— Это чтобы ты не куролесила по ночам, — объяснила мама Настьке. — Со светом-то не будешь куролесить?
— Не буду! Вот здорово! — завопила Настька и запрыгала по грядке.
— Вить, привезёшь? Дом 24.
— Угу, — отозвался он. Как будто можно было сказать «нет».
— Отец с работы придёт, на смех вас поднимет. Удумали тоже — с фонарём спать.
— Мам, а ты в детстве темноты не боялась? — спросил Витька.
— Нет, — жёстко сказала мама. — Единственное, чего я боялась — это огорчить родителей.
После этого разговаривать стало неинтересно, и Витька закончил свою часть работы молча. Стояла жара, кусали мошки, и после прополки ему хотелось хоть немного отдохнуть в прохладной комнате, но надо было ехать за светильником. Он мог, конечно, отдохнуть и съездить после обеда, но тогда накрылась бы встреча с Луизой.
Тётя Таня жила за три километра, и поездка туда-обратно заняла минут сорок: он по дороге купил хлеб и два раза останавливался пить у колонки. Чумазый и жёваный целлофановый пакет, который ему торжественно вручила тётя Таня со словами: «Сумочку верните», он повесил на руль поверх пакета с хлебом, чтобы не разбить содержимое. Говорливая тётя Таня успела рассказать ему, что её дочка, здоровенная дылда, у которой уже есть жених, тоже боится темноты. «Эта лампочка ей не нравится, я ей купила другую. Вот и подумала, что вещь пропадает!» — так тётя Таня объяснила свою щедрость.
Витька поблагодарил её, даже не задумавшись, с чего бы это дочка-дылда отбраковала хороший новый светильник, ему и в голову не пришло развернуть и посмотреть, что там такое. Ночник он и есть ночник, пусть женщины разбираются. Ехал и радовался за сестру. Сегодня она распрощается с ночными страхами!
Пока он ездил, вернулся отец с работы — значит, сегодня опять короткий день. В последнее время короткие дни в автосервисе стали чаще, а настроение у папы — мрачнее. Мама хлопотала на кухне. Витька отдал ей пакеты и побежал в душ. До встречи оставалось чуть больше часа.
Первое, что он услышал, выйдя из душа, был громкий Настин рев.
— Бессовестная! — донёсся голос мамы. — Ты хотела ночник — вот тебе ночник! Чем ты недовольна?
— Она страшная! — проныла Настька.
Витька догадался, что что-то опять пошло наперекосяк, и со вздохом потащился в Настину комнату. Завидев брата, Настька замолчала.
— Витя, хоть ты ей скажи, — обиженно попросила мама. — Ведь правда, хороший детский светильник? — и пальцем показала на прикроватную тумбочку, куда поместили это чудо.
Одного взгляда Витьке хватило, чтобы понять, почему светильник «она» и почему тёть-Танина дочка от него отказалась. И он, против воли, начал хохотать.