Луиза осталась ждать на брёвнышке, а он, вернувшись домой, вытащил заветную коробку и машинально положил свои сбережения в ту самую Книгу с ятями. Так спешил, что не догадался взять прошлогодний учебник или какую-нибудь чепуху.
— Через пять минут обедать! — объявила мама. — Щи готовы.
— Ага! — крикнул Витька и выскочил из дома.
Луиза сидела на бревне и плела венок из луговых цветов.
— Держи, — сказал Витька протягивая ей Книгу.
— Спасибо! Та самая... — Она положила Книгу на колени и примерила венок. — Мне идёт?
Витька засмеялся. Ей шло.
— Жарко, — пожаловалась Луиза. — Жаль, нельзя теперь надевать сарафан.
— Почему нельзя?
— Ты же мне синяков наставил, — скромно объяснила она, потирая плечо, и он покраснел от стыда за свою грубость. — Знаешь, Витя, я тут подумала... Спасибо большое, но возьми деньги обратно. Я не поеду.
— Но ты же хотела покататься на «Интерпрайз».
— Хотела. И в кегельбан поиграть. И в пещере страха проехаться. И в тире пострелять. Там есть даже тир! Но... не в этот раз.
— Почему?
— Что я там буду делать одна? Одной ехать в вагончике по пещере страха? В одиночку есть мороженое? Знаешь, это так грустно, — и она протянула ему Книгу.
У Витьки зашумело в ушах.
— Хочешь, я откажусь от путешествия? И мы в субботу поедем в Луна-парк, — услышал он свой голос словно со стороны. Как будто кто-то сказал это за него.
Глаза Луизы стали огромными.
— Нет, что ты, Витя! Не нужно ради меня отказываться. Это так важно для тебя. А Луна-парк через год приедет опять... Правда, мы станем старше, и нам будет уже не так интересно. И неизвестно, буду ли я здесь.
— Да шут с ней, с речкой. Я тоже никогда не был в пещере страха. Хочу послушать, как ты визжишь, — сказал Витька и подмигнул ей.
Луиза просияла и прижала Книгу к груди.
— Вот здорово, — прошептала она. — Во сколько мы встретимся в субботу?
— Давай в десять.
— В десять, — повторила Луиза. — На автобусной остановке. Витя, ты не представляешь, как я рада!
Она вскочила с бревна и чмокнула его в щёку.
— Отдай это Насте, — сказала она на прощанье, вручив ему венок, схватила шляпку и убежала.
Витька задумчиво потер щёку. Было сущим безумием отказаться от экспедиции, но ему хотелось петь, и он дал несколько кругов на велосипеде, прежде чем поехал домой. Сколько мучительных часов он провёл в раздумьях о том, что никогда больше её не увидит, что они расстались врагами, но теперь всё позади. Наверно, она и вправду не виновата, а просто растерялась, ведь она всего лишь девчонка. Только сейчас он понял, что злиться на кого-то — очень тяжкий труд.
— Щи остывают, смерти моей хочешь? — сказала мама по привычке, но без злобы, и поставила перед Витькой дымящуюся тарелку. — Вот так. Вот так. Умница. — Это уже Настьке.
Папа снова был в отъезде, и обедали втроём. Синяя от натуги Настька поедала манную кашу зажмурившись, и мама хвалила её за каждый проглоченный кусок. Щи были слишком горячие, чтобы сразу есть, и Витька крутил ложкой в тарелке.
— Ешь, ешь, — понукнула мама. — Не кочевряжься. В вашем походе домашнего не будет.
— Мам, я, наверно, не поеду. Передумал.
— И слава богу. Я только рада буду. А то выдумали — в поход. За папу — ам! Вот так.
После обеда дети вышли из кухни, и Витька отдал Настьке венок. Она его мигом надела и сказала:
— Витька, это Луиза сплела?
— Какая разница. Носи.
— Вить, не женись на Луизе, она плохая.
— Чего это она плохая? — насторожился он.
—Она наврала про лодку. Это же она украла, а не ты.
— А ты почему промолчала, когда меня ругали? — запоздало поинтересовался Витька.
— Потому что мама сказала, что это ты, — объяснила сестра, глядя ему в глаза.
— Но ты же сама видела, что не я. Почему не рассказала?
— Потому что папа тоже сказал, что ты.
— Ты же видела. Почему промолчала?
— Я тоже подумала, что это ты, раз все на тебя говорят.
— Малявка сопливая.
— Я уже не сопливая! У меня прошло.
Витька ничего не забыл. Он радовался, что помирился с подружкой, радовался, что родители снова любят его, но лживое обвинение осталось висеть камнем на шее. Весь день его раздирали сомнения, не совершил ли он ошибку, отказавшись от путешествия, и ему захотелось прояснить одну мелочь. Вечером он подошёл к папе и попросил сделать потише телевизор.
— Пап, я спросить хочу. Ты по-прежнему мне не веришь?
— Насчёт чего? — не понял папа.
— Ты по-прежнему считаешь, что лодку украсть придумал я, а не Луиза?
— Не начинай, — скривился папа. — Еле замяли.
— Это вы замяли. А я нет. Меня до сих пор вором считают.
— А ты не вор?
— Она сама прыгнула в лодку и отказалась вылезать, если я её не покатаю, а потом меня же и подставила.
— Сын, прекрати. Это ты её пытаешься подставить, и тебя это, между прочим, не красит.
— Значит, не веришь? — насупился Витька.
— Не верю. Не мешай смотреть новости, — и папа нажал кнопку громкости.
Витька развернулся и молча ушёл в свою спальню. Больше у него сомнений не было.
Наступил день отъезда. Мама подняла всех ни свет ни заря окриком: «Вставайте! Лёша приедет, а вы спите, позора не оберёшься!» Она быстро ходила по дому, со скрежетом дёргала занавески на старых карнизах и каждые две минуты понукала папу: «Собирайся. Собирайся. Собирайся».
Она и сама уже несколько дней собирала его, укладывала в рюкзак носки и прочее, приговаривая, что экспедиция — это плохая затея. По маминому мнению, лучше бы никто никуда никогда не ездил.
— Ищешь себе неприятности на старости лет, — сказала мама, высыпая всё из папиного рюкзака и укладывая по-своему. Дело было в прихожей на диване.
— Милослава! — рассерженно сказал папа. — На какой на старости лет? Мне едва за тридцать перевалило.
— Я и говорю, четвёртый десяток разменял, скоро полвека будет, а ты всё никак не успокоишься. Слава богу, хоть сын умнее тебя и решил остаться дома.
— А это что за новости? Виктор! Как это понимать.
— Пап, я не поеду, — спокойно сказал Витька. — К нам на неделю Луна-парк приезжает, я лучше туда махну.
Папа аж сел.
— Тебе что, сынок, голову напекло? Да я еле упросил Лёху тебя взять! Какого чёрта я тебе рюкзак купил?
— На лодке можно всю жизнь кататься, — рассудительно ответил Витька, — а в Луна-парк через год будет неинтересно. Я же вырасту.
Папа встал и начал ходить кругами по комнате.
— Ты рассуждаешь, как старикан! — крикнул он, потрясая кулаками. — Я в твои годы голубей гонял!
— Ну и садист, — хмыкнул Витька и тут же схлопотал от мамы затрещину.
Заспанная Настька сидела тут же на диванчике и клевала носом, но, как только осознала, что брат не поедет, хриплым со сна голосом зашумела:
— Ура! Витька остается со мной!
— На самом деле я никаких птиц не гонял, — сказал папа тоном ниже, — это просто выражение такое. Но у меня не укладывается в голове, как можно променять турпоход на какой-то Луна-парк.
— Пап, у тебя своя жизнь, у меня своя. Мне хочется на каруселях покататься. Все ребята поедут, так что я буду не один.
— Ну, как знаешь, — сдался папа. — Только учти: второго шанса на такую экспедицию у тебя в жизни не будет.
Витька пожал плечами.
Мама перестаралась, разбудив всю семью затемно и не дав никому выспаться. Дядя Лёша с помощником подъехали только к одиннадцати утра, и ещё час провозились с погрузкой, чаепитием и сидением «на дорожку». Эти шумные и весёлые проводы казались Витьке сном.
Дядя Лёша выразил удивление, что Витька не едет, и с сожалением покачал головой, но в глазах его блеснула радость. Плохо скрываемая. Наверно, трое взрослых дядек собираются плавать по таким местам, где дети будут только мешать.
Витька помогал носить продукты. При первом же взгляде на дяди Лёшину лодку он впал в ступор от восхищения и едва не передумал обратно. Это была не лодка, а целый корабль с домиком на палубе. Все деревенские малыши собрались на неё поглазеть. Витька представил, как можно было бы ночевать в этом домике, а в непогоду прятаться от дождя, и закусил губу.
— Ну, всем пока! — дядя Лёша помахал рукой.
— Мила, я буду звонить с двенадцати до часу! — пообещал папа.
Помощник дяди Лёши запустил двигатель, и корабль уплыл. Мама смахнула слезу, трижды перекрестила воздух им вслед и вздохнула.
— Идёмте подвязывать помидоры, — сказала она детям.
Вот и всё. Сказка растаяла, как дым, а впереди был только Луна-парк да Луиза.
Стоял тихий летний день. Они подвязали помидоры — на священных растениях уже начали краснеть плоды, — потом стали собирать малину. Малины было много, и Витька тайком ел её с куста, хотя мама не разрешала.
Каждый год абсолютно вся ягода шла на варенье, попадала в банки и навсегда исчезала в подвале. Витька не помнил, чтобы они хоть когда-нибудь ели варенье, на сладкое были только конфеты. Та же ситуация царила и в остальных дворах: варенье варили, прятали и не ели.
Настька к малине не подходила, она боялась клопов. Из-под яблони доносился её голосок — она играла с куклами. До чего же тихо может быть на свете...
— Витя, куда ты потратил свои деньги? — спросила мама. — Я их сегодня не нашла в твоей коробке.
Витька чуть не выронил бидон.
— Мам, а чего ты в ней вообще делала?
— Разбирала. А денег не увидела. У тебя вроде много было!
— Перепрятал, — сказал Витька сквозь зубы, поставил бидон на лавку и ушёл в дом.
— Ты куда? — окрикнула его мама. — Малина не обобрана!
В комнате было прохладно и чисто. Виноград затенял окно. Резким движением Витька выдернул из ящика стола коробку и вытряхнул её содержимое на кровать. Взял клочок шерсти, сжал в кулаке и подержал несколько секунд, закрыв глаза. Прижал к груди, вспомнил, как обнимал Чапу. Выдохнул. Интересно, дожил бы Чапа до сегодняшнего дня? Потом сунул в карман блестящий Форд и вышел во двор.
— Держи подарок, — сказал он Настьке и протянул машинку.
— Ой, блестященькая! — взвизгнула Настька и схватила сувенир.
— Это Форд.
— Фордик...
Витька взял с крыльца садовый совок и направился к калитке.
— Ты куда? — крикнула мама.
— На пять минут, — откликнулся Витька.
— Не купайся!
— Не собираюсь, — сказал Витька и вышел на улицу.
Ноги сами принесли его к тем кустам возле бревна, где он когда-то оставил умирать больного птенчика. Вырыл яму, положил шерсть, посмотрел немного...
— Прощай, Чапа.
Зарыл, замаскировал травой и пошёл обратно. Швырнул совок на крыльцо, не разуваясь прошёл в дом. Мама прикрикнула на него, но он не отреагировал. На койке валялись пустая коробка, галстук и ручка.
Первым побуждением у Витьки было сломать ручку пополам и бросить в ведро, но злость уже пошла на спад, и он положил её на стол к другим карандашам: пусть будет просто ручкой.
Коробку отнёс на крыльцо, где мама приспособит её для лука. Самое оно. Что делать с галстуком, он не знал, поэтому свернул его в плотный треугольник и спрятал в карман штанов. Прощайте, детские сокровища. Больше никто не будет в вас копаться.
Он лёг на пустую кровать и начал думать о Луизе, какая она красивая, вредная и умная. Вспомнил, как со всей дури хватал её за плечи, а она хныкала. Завтра они увидятся, и им предстоит целый день в Луна-парке. Луиза будет бояться высоты, а он возьмет её за руку и скажет: «Я с тобой!» Он впервые поедет в парк аттракционов без мамы и папы, как взрослый. С девчонкой.
Но стоило подумать о папе, уехавшем с друзьями навстречу приключениям, как становилось тоскливо. Не упустил ли он что-то более интересное, чем Луиза? Прогулки по чужим городам, рыбалка, костры по вечерам, а вместо щей уха из пойманной рыбы. Две недели на природе, обалдеть можно! Но сожалеть было поздно. К тому же, Луиза так хотела поехать в парк именно с ним.
— Витя, иди есть щи! — позвала мама.
Вечером Витька тщательно выбрал одежду для завтрашнего дня — ему хотелось не ударить в грязь лицом перед Луизой. Может, он и деревенщина, но у него тоже есть модные вещи. Интересно, что наденет она? Хоть бы платье, а не то, в чём явилась на злополучный пикник.
Утром в субботу он встал пораньше, оделся и начал причёсываться перед зеркалом.
— Это ты куда вырядился? — подозрительно спросила мама.
— Мы с друзьями в Луна-парк поедем, я же говорил.
— Разворачивайся. Завтра съездишь. Мне сегодня к Тане за помидорами.
— Мам, я же договорился! Меня ждут! — вспылил Витька.
— Подождут, не помрут. С кем мне ребёнка оставить?
— А ты ребёнка возьми с собой за помидорами. Или вообще не ходи, у нас своих помидоров целое стадо, — посоветовал Витька.
— Ты что, смерти моей хочешь? У Тани помидоры созрели раньше, она поделиться решила, а я ей от ворот поворот?
— Мам, я с Настькой сидеть не буду. Могу её с собой взять, если хочешь, — предложил Витька.
— Тебе друзья дороже сестры?
— Мне друзья дороже помидоров.
— Совсем от рук отбился, — посетовала мама. — Отец приедет, выпорет.
— Ладно, — кивнул Витька и собрался уходить.
— Съешь хоть бутерброд!
— Некогда.
— С собой возьми!
— Давай.
Он сжевал бутерброд по дороге. К счастью, автостанция находилась далеко от тёти Тани, и мама не увидит, что он с Луизой. В бетонном скворечнике под старыми тополями стояло человек пять, но Луизы среди них не было.
«Рано ещё, — сказал себе Витька, — до десяти полчаса». Он сел на лавочку и посидел несколько секунд, потом встал, нашёл палку и стал чертить на земле. Нарисовал лошадь, надоело. Пошёл гулять туда-сюда, пиная бутылку.
Подъехал десятичасовой автобус, постоял пять минут и ушёл. Витька остался один. «Проспала», — подумал он, подобрал палку, написал: «Луиза дура», стёр. Начали собираться пассажиры на одиннадцатичасовой рейс, и Витька забеспокоился: не случилось ли чего?
Когда подъехал следующий автобус, Витька понял, что дело неладно. Он решил съездить к Луизе на велосипеде и вернулся домой. Мама с Настькой уже ушли, оставив ключ под дверью.
Витька потерял ещё кучу минут, накачивая колёса, будь они неладны, закатал штанину, спрятал ключ и помчался к коттеджу дипломата.
Не очень-то ему хотелось общаться с охраной в чёрном, но другого выбора не было. Может быть, Луиза заболела? Может, её увезли на скорой? Только бы не это, ведь все едва начало налаживаться! Он мчался на своём старом скрипучем велике мимо домов, тополей и водяных колонок, объезжая глупых кур, и не замечал полуденной жары из-за встречного ветра.
Когда он затормозил у Луизиного коттеджа, жара навалилась на него, и он стал дышать через рот. Охранники не вышли, и весь коттедж казался опустевшим, ни звука не доносилось из-за забора.
На воротах висел здоровенный замок — Луиза бы назвала его «антиквариат». Несовременный замок, вещь из советской эпохи. Витька рассматривал его с минуту, потом опомнился: «Что это я, как баран на новые ворота», — и побежал к ближайшему двору спрашивать.
Маленький палисадник зарос двухметровой травой. Витьку облаяла пушистая моська, и из микроскопического окна, укрытого виноградной завесой, выглянула бабулька.
— Тебе чего, малый?
— Извините, я спросить хотел. Вы не знаете, где ваши соседи из большого дома?
— Эти-то? Уехали, наверно. Они вчера весь день вещи вывозили. Хоть бы и не приезжали больше. Шуму было! Баба его ох и горластая.
Витьку шатнуло.
— Спасибо, тётенька, — сказал он, потрепал моську за ушами и вышел из палисадника.
Он шёл, как оглушённый, и не знал, что делать. Наверняка у них что-то случилось. Может, кто-нибудь умер. Может, Луизе нужна его помощь.
— Через пять минут обедать! — объявила мама. — Щи готовы.
— Ага! — крикнул Витька и выскочил из дома.
Луиза сидела на бревне и плела венок из луговых цветов.
— Держи, — сказал Витька протягивая ей Книгу.
— Спасибо! Та самая... — Она положила Книгу на колени и примерила венок. — Мне идёт?
Витька засмеялся. Ей шло.
— Жарко, — пожаловалась Луиза. — Жаль, нельзя теперь надевать сарафан.
— Почему нельзя?
— Ты же мне синяков наставил, — скромно объяснила она, потирая плечо, и он покраснел от стыда за свою грубость. — Знаешь, Витя, я тут подумала... Спасибо большое, но возьми деньги обратно. Я не поеду.
— Но ты же хотела покататься на «Интерпрайз».
— Хотела. И в кегельбан поиграть. И в пещере страха проехаться. И в тире пострелять. Там есть даже тир! Но... не в этот раз.
— Почему?
— Что я там буду делать одна? Одной ехать в вагончике по пещере страха? В одиночку есть мороженое? Знаешь, это так грустно, — и она протянула ему Книгу.
У Витьки зашумело в ушах.
— Хочешь, я откажусь от путешествия? И мы в субботу поедем в Луна-парк, — услышал он свой голос словно со стороны. Как будто кто-то сказал это за него.
Глаза Луизы стали огромными.
— Нет, что ты, Витя! Не нужно ради меня отказываться. Это так важно для тебя. А Луна-парк через год приедет опять... Правда, мы станем старше, и нам будет уже не так интересно. И неизвестно, буду ли я здесь.
— Да шут с ней, с речкой. Я тоже никогда не был в пещере страха. Хочу послушать, как ты визжишь, — сказал Витька и подмигнул ей.
Луиза просияла и прижала Книгу к груди.
— Вот здорово, — прошептала она. — Во сколько мы встретимся в субботу?
— Давай в десять.
— В десять, — повторила Луиза. — На автобусной остановке. Витя, ты не представляешь, как я рада!
Она вскочила с бревна и чмокнула его в щёку.
— Отдай это Насте, — сказала она на прощанье, вручив ему венок, схватила шляпку и убежала.
Витька задумчиво потер щёку. Было сущим безумием отказаться от экспедиции, но ему хотелось петь, и он дал несколько кругов на велосипеде, прежде чем поехал домой. Сколько мучительных часов он провёл в раздумьях о том, что никогда больше её не увидит, что они расстались врагами, но теперь всё позади. Наверно, она и вправду не виновата, а просто растерялась, ведь она всего лишь девчонка. Только сейчас он понял, что злиться на кого-то — очень тяжкий труд.
Глава 12. Отъезд
— Щи остывают, смерти моей хочешь? — сказала мама по привычке, но без злобы, и поставила перед Витькой дымящуюся тарелку. — Вот так. Вот так. Умница. — Это уже Настьке.
Папа снова был в отъезде, и обедали втроём. Синяя от натуги Настька поедала манную кашу зажмурившись, и мама хвалила её за каждый проглоченный кусок. Щи были слишком горячие, чтобы сразу есть, и Витька крутил ложкой в тарелке.
— Ешь, ешь, — понукнула мама. — Не кочевряжься. В вашем походе домашнего не будет.
— Мам, я, наверно, не поеду. Передумал.
— И слава богу. Я только рада буду. А то выдумали — в поход. За папу — ам! Вот так.
После обеда дети вышли из кухни, и Витька отдал Настьке венок. Она его мигом надела и сказала:
— Витька, это Луиза сплела?
— Какая разница. Носи.
— Вить, не женись на Луизе, она плохая.
— Чего это она плохая? — насторожился он.
—Она наврала про лодку. Это же она украла, а не ты.
— А ты почему промолчала, когда меня ругали? — запоздало поинтересовался Витька.
— Потому что мама сказала, что это ты, — объяснила сестра, глядя ему в глаза.
— Но ты же сама видела, что не я. Почему не рассказала?
— Потому что папа тоже сказал, что ты.
— Ты же видела. Почему промолчала?
— Я тоже подумала, что это ты, раз все на тебя говорят.
— Малявка сопливая.
— Я уже не сопливая! У меня прошло.
Витька ничего не забыл. Он радовался, что помирился с подружкой, радовался, что родители снова любят его, но лживое обвинение осталось висеть камнем на шее. Весь день его раздирали сомнения, не совершил ли он ошибку, отказавшись от путешествия, и ему захотелось прояснить одну мелочь. Вечером он подошёл к папе и попросил сделать потише телевизор.
— Пап, я спросить хочу. Ты по-прежнему мне не веришь?
— Насчёт чего? — не понял папа.
— Ты по-прежнему считаешь, что лодку украсть придумал я, а не Луиза?
— Не начинай, — скривился папа. — Еле замяли.
— Это вы замяли. А я нет. Меня до сих пор вором считают.
— А ты не вор?
— Она сама прыгнула в лодку и отказалась вылезать, если я её не покатаю, а потом меня же и подставила.
— Сын, прекрати. Это ты её пытаешься подставить, и тебя это, между прочим, не красит.
— Значит, не веришь? — насупился Витька.
— Не верю. Не мешай смотреть новости, — и папа нажал кнопку громкости.
Витька развернулся и молча ушёл в свою спальню. Больше у него сомнений не было.
Наступил день отъезда. Мама подняла всех ни свет ни заря окриком: «Вставайте! Лёша приедет, а вы спите, позора не оберёшься!» Она быстро ходила по дому, со скрежетом дёргала занавески на старых карнизах и каждые две минуты понукала папу: «Собирайся. Собирайся. Собирайся».
Она и сама уже несколько дней собирала его, укладывала в рюкзак носки и прочее, приговаривая, что экспедиция — это плохая затея. По маминому мнению, лучше бы никто никуда никогда не ездил.
— Ищешь себе неприятности на старости лет, — сказала мама, высыпая всё из папиного рюкзака и укладывая по-своему. Дело было в прихожей на диване.
— Милослава! — рассерженно сказал папа. — На какой на старости лет? Мне едва за тридцать перевалило.
— Я и говорю, четвёртый десяток разменял, скоро полвека будет, а ты всё никак не успокоишься. Слава богу, хоть сын умнее тебя и решил остаться дома.
— А это что за новости? Виктор! Как это понимать.
— Пап, я не поеду, — спокойно сказал Витька. — К нам на неделю Луна-парк приезжает, я лучше туда махну.
Папа аж сел.
— Тебе что, сынок, голову напекло? Да я еле упросил Лёху тебя взять! Какого чёрта я тебе рюкзак купил?
— На лодке можно всю жизнь кататься, — рассудительно ответил Витька, — а в Луна-парк через год будет неинтересно. Я же вырасту.
Папа встал и начал ходить кругами по комнате.
— Ты рассуждаешь, как старикан! — крикнул он, потрясая кулаками. — Я в твои годы голубей гонял!
— Ну и садист, — хмыкнул Витька и тут же схлопотал от мамы затрещину.
Заспанная Настька сидела тут же на диванчике и клевала носом, но, как только осознала, что брат не поедет, хриплым со сна голосом зашумела:
— Ура! Витька остается со мной!
— На самом деле я никаких птиц не гонял, — сказал папа тоном ниже, — это просто выражение такое. Но у меня не укладывается в голове, как можно променять турпоход на какой-то Луна-парк.
— Пап, у тебя своя жизнь, у меня своя. Мне хочется на каруселях покататься. Все ребята поедут, так что я буду не один.
— Ну, как знаешь, — сдался папа. — Только учти: второго шанса на такую экспедицию у тебя в жизни не будет.
Витька пожал плечами.
Мама перестаралась, разбудив всю семью затемно и не дав никому выспаться. Дядя Лёша с помощником подъехали только к одиннадцати утра, и ещё час провозились с погрузкой, чаепитием и сидением «на дорожку». Эти шумные и весёлые проводы казались Витьке сном.
Дядя Лёша выразил удивление, что Витька не едет, и с сожалением покачал головой, но в глазах его блеснула радость. Плохо скрываемая. Наверно, трое взрослых дядек собираются плавать по таким местам, где дети будут только мешать.
Витька помогал носить продукты. При первом же взгляде на дяди Лёшину лодку он впал в ступор от восхищения и едва не передумал обратно. Это была не лодка, а целый корабль с домиком на палубе. Все деревенские малыши собрались на неё поглазеть. Витька представил, как можно было бы ночевать в этом домике, а в непогоду прятаться от дождя, и закусил губу.
— Ну, всем пока! — дядя Лёша помахал рукой.
— Мила, я буду звонить с двенадцати до часу! — пообещал папа.
Помощник дяди Лёши запустил двигатель, и корабль уплыл. Мама смахнула слезу, трижды перекрестила воздух им вслед и вздохнула.
— Идёмте подвязывать помидоры, — сказала она детям.
Вот и всё. Сказка растаяла, как дым, а впереди был только Луна-парк да Луиза.
Глава 13. Гонка на велосипеде
Стоял тихий летний день. Они подвязали помидоры — на священных растениях уже начали краснеть плоды, — потом стали собирать малину. Малины было много, и Витька тайком ел её с куста, хотя мама не разрешала.
Каждый год абсолютно вся ягода шла на варенье, попадала в банки и навсегда исчезала в подвале. Витька не помнил, чтобы они хоть когда-нибудь ели варенье, на сладкое были только конфеты. Та же ситуация царила и в остальных дворах: варенье варили, прятали и не ели.
Настька к малине не подходила, она боялась клопов. Из-под яблони доносился её голосок — она играла с куклами. До чего же тихо может быть на свете...
— Витя, куда ты потратил свои деньги? — спросила мама. — Я их сегодня не нашла в твоей коробке.
Витька чуть не выронил бидон.
— Мам, а чего ты в ней вообще делала?
— Разбирала. А денег не увидела. У тебя вроде много было!
— Перепрятал, — сказал Витька сквозь зубы, поставил бидон на лавку и ушёл в дом.
— Ты куда? — окрикнула его мама. — Малина не обобрана!
В комнате было прохладно и чисто. Виноград затенял окно. Резким движением Витька выдернул из ящика стола коробку и вытряхнул её содержимое на кровать. Взял клочок шерсти, сжал в кулаке и подержал несколько секунд, закрыв глаза. Прижал к груди, вспомнил, как обнимал Чапу. Выдохнул. Интересно, дожил бы Чапа до сегодняшнего дня? Потом сунул в карман блестящий Форд и вышел во двор.
— Держи подарок, — сказал он Настьке и протянул машинку.
— Ой, блестященькая! — взвизгнула Настька и схватила сувенир.
— Это Форд.
— Фордик...
Витька взял с крыльца садовый совок и направился к калитке.
— Ты куда? — крикнула мама.
— На пять минут, — откликнулся Витька.
— Не купайся!
— Не собираюсь, — сказал Витька и вышел на улицу.
Ноги сами принесли его к тем кустам возле бревна, где он когда-то оставил умирать больного птенчика. Вырыл яму, положил шерсть, посмотрел немного...
— Прощай, Чапа.
Зарыл, замаскировал травой и пошёл обратно. Швырнул совок на крыльцо, не разуваясь прошёл в дом. Мама прикрикнула на него, но он не отреагировал. На койке валялись пустая коробка, галстук и ручка.
Первым побуждением у Витьки было сломать ручку пополам и бросить в ведро, но злость уже пошла на спад, и он положил её на стол к другим карандашам: пусть будет просто ручкой.
Коробку отнёс на крыльцо, где мама приспособит её для лука. Самое оно. Что делать с галстуком, он не знал, поэтому свернул его в плотный треугольник и спрятал в карман штанов. Прощайте, детские сокровища. Больше никто не будет в вас копаться.
Он лёг на пустую кровать и начал думать о Луизе, какая она красивая, вредная и умная. Вспомнил, как со всей дури хватал её за плечи, а она хныкала. Завтра они увидятся, и им предстоит целый день в Луна-парке. Луиза будет бояться высоты, а он возьмет её за руку и скажет: «Я с тобой!» Он впервые поедет в парк аттракционов без мамы и папы, как взрослый. С девчонкой.
Но стоило подумать о папе, уехавшем с друзьями навстречу приключениям, как становилось тоскливо. Не упустил ли он что-то более интересное, чем Луиза? Прогулки по чужим городам, рыбалка, костры по вечерам, а вместо щей уха из пойманной рыбы. Две недели на природе, обалдеть можно! Но сожалеть было поздно. К тому же, Луиза так хотела поехать в парк именно с ним.
— Витя, иди есть щи! — позвала мама.
Вечером Витька тщательно выбрал одежду для завтрашнего дня — ему хотелось не ударить в грязь лицом перед Луизой. Может, он и деревенщина, но у него тоже есть модные вещи. Интересно, что наденет она? Хоть бы платье, а не то, в чём явилась на злополучный пикник.
Утром в субботу он встал пораньше, оделся и начал причёсываться перед зеркалом.
— Это ты куда вырядился? — подозрительно спросила мама.
— Мы с друзьями в Луна-парк поедем, я же говорил.
— Разворачивайся. Завтра съездишь. Мне сегодня к Тане за помидорами.
— Мам, я же договорился! Меня ждут! — вспылил Витька.
— Подождут, не помрут. С кем мне ребёнка оставить?
— А ты ребёнка возьми с собой за помидорами. Или вообще не ходи, у нас своих помидоров целое стадо, — посоветовал Витька.
— Ты что, смерти моей хочешь? У Тани помидоры созрели раньше, она поделиться решила, а я ей от ворот поворот?
— Мам, я с Настькой сидеть не буду. Могу её с собой взять, если хочешь, — предложил Витька.
— Тебе друзья дороже сестры?
— Мне друзья дороже помидоров.
— Совсем от рук отбился, — посетовала мама. — Отец приедет, выпорет.
— Ладно, — кивнул Витька и собрался уходить.
— Съешь хоть бутерброд!
— Некогда.
— С собой возьми!
— Давай.
Он сжевал бутерброд по дороге. К счастью, автостанция находилась далеко от тёти Тани, и мама не увидит, что он с Луизой. В бетонном скворечнике под старыми тополями стояло человек пять, но Луизы среди них не было.
«Рано ещё, — сказал себе Витька, — до десяти полчаса». Он сел на лавочку и посидел несколько секунд, потом встал, нашёл палку и стал чертить на земле. Нарисовал лошадь, надоело. Пошёл гулять туда-сюда, пиная бутылку.
Подъехал десятичасовой автобус, постоял пять минут и ушёл. Витька остался один. «Проспала», — подумал он, подобрал палку, написал: «Луиза дура», стёр. Начали собираться пассажиры на одиннадцатичасовой рейс, и Витька забеспокоился: не случилось ли чего?
Когда подъехал следующий автобус, Витька понял, что дело неладно. Он решил съездить к Луизе на велосипеде и вернулся домой. Мама с Настькой уже ушли, оставив ключ под дверью.
Витька потерял ещё кучу минут, накачивая колёса, будь они неладны, закатал штанину, спрятал ключ и помчался к коттеджу дипломата.
Не очень-то ему хотелось общаться с охраной в чёрном, но другого выбора не было. Может быть, Луиза заболела? Может, её увезли на скорой? Только бы не это, ведь все едва начало налаживаться! Он мчался на своём старом скрипучем велике мимо домов, тополей и водяных колонок, объезжая глупых кур, и не замечал полуденной жары из-за встречного ветра.
Когда он затормозил у Луизиного коттеджа, жара навалилась на него, и он стал дышать через рот. Охранники не вышли, и весь коттедж казался опустевшим, ни звука не доносилось из-за забора.
На воротах висел здоровенный замок — Луиза бы назвала его «антиквариат». Несовременный замок, вещь из советской эпохи. Витька рассматривал его с минуту, потом опомнился: «Что это я, как баран на новые ворота», — и побежал к ближайшему двору спрашивать.
Маленький палисадник зарос двухметровой травой. Витьку облаяла пушистая моська, и из микроскопического окна, укрытого виноградной завесой, выглянула бабулька.
— Тебе чего, малый?
— Извините, я спросить хотел. Вы не знаете, где ваши соседи из большого дома?
— Эти-то? Уехали, наверно. Они вчера весь день вещи вывозили. Хоть бы и не приезжали больше. Шуму было! Баба его ох и горластая.
Витьку шатнуло.
— Спасибо, тётенька, — сказал он, потрепал моську за ушами и вышел из палисадника.
Он шёл, как оглушённый, и не знал, что делать. Наверняка у них что-то случилось. Может, кто-нибудь умер. Может, Луизе нужна его помощь.
